CC BY
36
УДК 141.3(430) ББК 87.3(41ём)4-361
ВОЗВРАЩАЯСЬ К ИСТОКАМ НЕМЕЦКОГО ИДЕАЛИЗМА (о книге И.Л. Фокина «Philosophus Teutonicus Якоб Бёме: возвещение и путь немецкого идеализма» (СПб., 2014. 640 с.))
Р.В. САВИНОВ
Санкт-Петербургская государственная академия ветеринарной медицины ул. Черниговская, д. 5, г. Санкт-Петербург, 196084, Российская Федерация E-mail: savrodion@yandex.ru
Рассматривается исследование И.Л. Фокина «Philosophus Teutonicus Якоб Бёме: возвещение и путь немецкого идеализма» (СПб., 2014. 640 с.), посвященное учению Якоба Бёме. Прослеживается внутренняя логика этого исследования, выявляются основные подходы, позволяющие раскрыть тему, характер издания и его применение.
В соответствии с делением монографии на две части, прослеживаются особенности каждой части исследования И.Л. Фокина и устанавливается их внутренняя взаимосвязь. Выявляется, как данное исследование переходит от вопроса о языке, на котором написаны сочинения Бёме, к фундаментальной религиозной проблематике. В то же время показывается определенная проблематичность предложенной И.Л. Фокиным модели соотнесения религиозного опыта Бёме с религиозным опытом зачинателя Реформации Мартина Лютера: установление этого подобия выясняется в рамках не столько исторической, сколько психологической морфологии. Для этого привлекается анализ религиозного опыта М. Лютера, предложенный основателем феноменологии религии Р. Отто. Отмечается важность соотнесения И.Л. Фокиным Бёме с романтическим движением в немецкой литературе и философии начала XIX в.
Вторая часть монографии И.Л. Фокина, содержащая Приложения, рассматривается как неотъемлемая часть основного массива исследования, представленного в первой части. Кроме общей характеристики представленных в Приложениях текстов Бёме, Ф. Шеллинга и Н.А.Бердяева как иллюстраций некоторых выводов И.Л. Фокина, отмечается, что данные материалы имеют также и самостоятельное значение. Делается вывод о том, что издание исследования И.Л. Фокина является значительным событием в российской гуманитарной науке. Вместе с тем обозначаются некоторые темы, которые лишь отчасти раскрыты в монографии и требуют дальнейшей разработки.
Ключевые слова: теософия Якоба Бёме, Реформация, Мартин Лютер, протестантизм, мистика, пиетизм, немецкий идеализм, немецкая классическая философия, романтизм.
ON RETURNING TO SOURCES OF GERMAN IDEALISM (in relation to Iwan Phokin's book «Philosophus Teutonicus Jacob Boehme: Proclamation and Way of German Idealism» (St. Petersburg, 2014))
R.V SAVINOV The St. Petersburg State Academy of Veterinary Medicine 5, Chernigovskaya st., St. Petersburg, 196084, Russian Federation E-mail: savrodion@yandex.ru
The review examines a research on Jacob Boehme's doctrine. The internal logic of this research is observed, the main approaches that allow the author to reveal this theme, features of the publication and its application.
In accordance with the division of the Fokin's monograph into two parts, reviewer traces the features of each part of Fokin's study and sets its internal relationship. The study proceeds from the issue of Boehme's language at a fundamental religious questions: about the sense of religious experience, on the truth of believers' association and the sense of this interconnection. It is declared the problematical relation of Boehme's religious experience, with Martin Luther's religious experience proposed in Fokin's monograph: the similarity of their experience more than usually considered, and turns out not under the historical, but as psychological view. The analysis found in study of Luther's religious experience proposed by Rudolph Otto is offered for that. Reviewer, after Fokin, notes the importance of correlating Boehme's thought with the German Romantic literature and philosophy of the beginning of the XIX century.
The second part of Fokin's monograph containing Supplements, is considered as an integral part of the main body of the research presented in the first part of monograph. Except general characteristics presented in the supplements of Boehme, Shelling and Berdyaev as illustrations of some Fokin's conclusions it is stated that these materials have independent scientific significance.
As a result, the author concludes that the publication of Fokin's study of Boehme's philosophy is a significant event in the Russian humanities. However, some topics have only been partially revealed in this research, and require further elaboration in Russian humanities.
Key words: Jacob Boehme's theosophy, the Reformation of Martin Luther, Protestantism , mysticism, Pietism, German idealism, German Classical Philosophy, Romantism.
В 2014 г. в Санкт-Петербурге в издательстве Государственного политехнического университета вышла в свет русская книга о Якобе Бёме (ум. в 1624) -мыслителе, оказавшем значительное влияние на европейскую культуру последующих трех столетий. Монография стала итогом многолетних исследований И.Л. Фокина - доктора философских наук, специалиста в области истории философии и культуры XVI-XX вв., переводчика сочинений Лютера, Бёме и Шеллинга, составителя ряда сборников по европейской философии и теологии, в которых систематически представлены основные источники и наиболее значимые исследования по истории немецкой Реформации и христианства Нового времени.
Объем книги - 640 страниц убористого текста, изданного по весьма высоким полиграфическим стандартам: твердая обложка, качественный переплет и хорошая бумага позволят многократно обращаться к этому труду без опасения за сохранность книги. Как по своим внешним характеристикам, так и по своему содержанию книга рассчитана на неоднократное чтение и долгую работу. Она состоит из двух главных разделов: 1) исследование учения Бёме и 2) Приложение, включающее в себя разнообразные дополнительные материалы.
Первая часть - исследование учения Бёме - охватывает почти необъятное проблемное поле: исторический и рефлексивный генезис мистического опыта, ставшего источником теософии Бёме. Решение этой задачи обеспечивает тот специфический подход, который предлагает автор: опираться не только на историко-философскую литературу, но и на интерпретацию учения Бёме крупнейшими мыслителями (Гегелем, Шеллингом, Баадером, Н.А. Бердяевым и другими), включающими Бёме не только в «историю философии», но и в самую философию.
К числу важных особенностей исследования И.Л. Фокина относятся также включение в него пространных цитат из различных сочинений Бёме и его
мозаичное строение. Автор ведет с Бёме непрерывный, насыщенный диалог, с готовностью приводит его разъяснения, превращая свой текст в часть той речи, которая берет свое начало в сочинениях Бёме. Отсюда нередко встречающиеся повторения некоторых тем: следуя за Бёме, И.Л. Фокин усваивает темп его текста, а тот обычно неспешно и с разных сторон развивает свою мысль, возвращается к уже высказанным идеям, постоянно подчеркивая цельность и универсальность своего опыта.
Структура изложения учения Бёме раскрывает его как немецкого мыслителя эпохи, еще близкой к Реформации, оказавшего влияние на дальнейшее развитие немецкой протестантской культуры. Поэтому изложение материала движется от вопросов, связанных со спецификой учения Бёме, к общему теологическому (протестантскому) контексту его мысли, и далее - к философской и литературной рецепции его учения в культуре Германии первой пол. XIX в.
Реформация ознаменовала прорыв в новую культурную ситуацию именно потому, что переводом Библии с латыни признала ценность национального языка. «Впервые германский мир решается заговорить в делах религии и науки на своем родном языке, в котором уже явственно узнается голос человека Нового времени, могучими и ясными звуками родной речи пробуждающего великие силы оцепеневшей народной души» [1, с. 14]. На этом водоразделе стоит Бёме, получивший латинское имя «рЫ^орИш 1еи1юшсш», немецкого философа. Первые главы исследования посвящены прояснению этого его уникального положения. Мысль оправдать немецкий язык, указав на его способность выражать суть вещей, является одной из задач Бёме. Он пытается, исходя из данных своего языка, на котором оказалось возможным выразить Слово Бога, познать замысел Бога и то, что можно познать о Боге исходя из этого. Если бы Бёме усилил этот момент своего учения, мы могли бы поставить его в ряд предшественников витгенштейновского антиреализма, однако Бёме - строжайший реалист: язык существует ради мира, мир существует ради Бога.
Как язык раскрывает эти реалии? Через свою динамику, особенности произнесения, связь составных частей слова. И.Л. Фокин пишет: «Спекулятивное мышление Бёме делается самостоятельным в поиске духовно-метафизического значения звуков, букв и слов языка» [1, с. 64]. Не так важно, были или не были ему знакомы каббала и платонов «Кратил»: Бёме является «немецким философом» именно по языку и стремлению наполнить этот язык новым смыслом. Конечно, в соответствии с характером эпохи, этот новый смысл должен был принять теологическую форму, поэтому Бёме немецкому языку приписывает характер изначального, адамического языка человечества (что позднее станет общим местом в так называемых «националистических гипотезах» происхождения языка, например, у Г. Харсдорфера или Г. Шоттеля1). Поэтому требует особых пояснений ключевое понятие, которым Бёме называет боже-
1 См.: Эко У. Поиски совершенного языка в европейской культуре / пер. с итал. и прим. А. Миролюбовой. СПб.: Александрия, 2009. С. 106-107 [2].
ственную сущность, - Ungrund, Бездна. Анализу этого понятия посвящена отдельная глава в книге И.Л. Фокина.
Здесь в толкование И.Л. Фокина вплетается то спекулятивное понимание Бёме, которое было дано Шеллингом в трактате «Философские исследования о сущности человеческой свободы», - оно оказывается тем мостом, который соединяет различные перспективы понимания Бёме: теософскую и философскую, позволяя переводить образы («сигнатуры»), используемые Бёме, в понятия. Точкой приложения этой связи и становится понятие Бездны, которое И.Л. Фокин разворачивает сразу в обоих контекстах. Шеллинг позволяет выделить в многообразии бёмевских рассуждений то ядро, которое затем было усвоено философией2. Прояснению философского содержания слов Бёме служит также толкование его учения, данное Н.А. Бердяевым, - цикл его статей в журнале «Путь» (1930), представляющий первую систематическую попытку осмыслить труды «немецкого философа».
Итак, выделение особой интуиции языка, служащей выражению движения мысли, имеющей колоссальную философскую перспективу, является направляющей идеей, вводящей в мир Бёме. Дальнейшее изложение И.Л. Фокиным его учения основывается на раскрытии связи этих трех составляющих в бёмевском учении о Боге, мире и человеке. Охарактеризовав первое как тео-софию, автор вводит ряд новых понятий, отражающих специфику этого мировоззрения: учение о природе получает имя натур-тео-софии, а учение о человеке - антропо-тео-софии. При некоторой искусственности терминов, введение этих рубрик оправдано самим смыслом учения Бёме: структура божественной природы отражается в творениях, их внутренней жизни и отношении к своему Источнику.
Кроме раскрытия учения Бёме, в намерение автора входит и прояснение его религиозной природы: возникает вопрос о протестантском начале в философии Бёме. Самый «протестантский принцип» И.Л. Фокин вслед за Гегелем определяет так: «все знание помещается в собственную душу, чтобы ВСЕ... созерцать, знать и чувствовать в своем собственном Я, в собственном самосознании постигать то, что прежде считалось потусторонним» [1, с. 301]. Поскольку же Бёме является человеком религиозным, оказывается возможным говорить о его «теософии, т.е. философской теологии»3.
Особое место занимает вопрос о соотношении религиозного опыта Бёме и зачинателя Реформации Лютера, а также проблема оценки учения Бёме той конфессией, к которой он исторически принадлежал (лютеранство). Второй вопрос находит достаточно простое решение: современная Бёме лютеранская церковь, проходящая период «высокой ортодоксии»4, отвергла его опыт, наложив запрет на его сочинения и заподозрив его в одержимости.
Вопрос о конгруэнтности религиозного опыта Лютера и Бёме неизмеримо сложнее. Ставя этот вопрос, И.Л. Фокин приводит ряд оценок, данных Бёме
2 См.: Фокин И.Л. РЬНоБорЬш ТеиШшсш Якоб Бёме: возвещение и путь немецкого идеализма. СПб.: Изд-во Политехн. ун-та, 2014. С. 187 [1].
3 Там же. С. 303.
4 Там же. С. 307
Лютеру, и отмечает «влияние языка Лютера на бёмевский стиль»5. Констатация развития у Бёме заложенной в лютеровском опыте субъективации переживания мира и мистического характера этого опыта ограничивается замечанием, что «в теологическом отношении Бёме и Лютера неправомерно "сравнивать" друг с другом с точки зрения одних лишь результатов религиозных воззрений по вопросам Всемогущества и Предопределения Божьих» [1, с. 306]6.
На наш взгляд, для прояснения этой темы потребуется рассмотреть морфологию их опыта, и без «результатов религиозных воззрений» не обойтись. Очевидно психологическое сродство Лютера и Бёме - склонность к глубоким депрессивным переживаниям, озабоченность вопросами жизни и смерти, специфическое религиозное возбуждение, преодолеваемое погружением в обыденность. В результате кризиса для обоих происходит открытие мира, его загадки в отношении человека и Бога: понимание Бёме, что «во всех вещах есть добро и зло и что безбожным приходится в этом мире совсем не хуже, чем набожным»7, аналогично видению Лютера, согласно которому, «благо наше сокрыто от нас, и настолько глубоко, что сокрыто оно под личиной своей про-тивоположности»8. Разве не напоминают соответствующие страницы Бёме рассуждения Лютера о Боге - «поядающем огне»9? Не связана ли оригинальная, бёмевская идея Бездны с лютеровским «возбужденным переживанием глубоко иррационального трансцендентного объекта, который иной раз даже трудно назвать "Богом"»10?
Религиозная проблематика протестантизма в итоге сводится к вопросу о Церкви. Что такое истинная Церковь? Вопрос, общий для Бёме и Лютера. Она там, где находится место для Христа как воплощенной индивидуальности. В философский контекст этот ответ модулируется И.Л. Фокиным через обращение к Гегелю: то сообщество (религиозное или гражданское) истинно, в котором сохраняется личное начало, где, согласно гегелевской «Философии права», «всеобщее должно деятельно осуществляться, но вместе с тем Субъективность должна обрести полное и жизненное развитие»11. Религиозность, согласно этой интерпретации, зиждется на свободном общении, не связанном ограничениями и угрозой насилия: только живое самосознание (в том числе, и народное) способно поклоняться истине в истинном духе12.
5 См.: Фокин И.Л. Philosophus Teutonicus Якоб Бёме: возвещение и путь немецкого идеализма. С. 305.
6 Вероятно, это замечено против мнения Н.А. Бердяева, считавшего, что Бёме «ненавидел идею предопределения» и в этом «не был человеком протестантского духа» [Цит. по: 1, с. 581].
7 См.: Фокин И.Л. Philosophus Teutonicus Якоб Бёме: возвещение и путь немецкого идеализма. С. 20.
8 См.: Отто Р. Священное. Об иррациональном в идее божественного и его соотношении с рациональным / пер. с нем. А.М. Руткевич. СПб.: Изд-во СПбГУ 2007. С. 158 [3].
9 Там же.
10 Там же. С. 164.
11 См.: Фокин И.Л. Philosophus Teutonicus Якоб Бёме: возвещение и путь немецкого идеализма. С. 316-317.
12 Там же. С. 338-344.
Кто был способен усвоить эти мысли? Религиозный вопрос естественным образом переходит в исторический - о рецепции учения Бёме и его вариациях. Данной теме посвящены заключительные главы монографии о Бёме. И.Л. Фокин выделяет ряд этапных личностей, усвоивших бёмеанское мировоззрение. Их деятельность предшествовала философской и литературной рецепции учения Бёме в XIX в. - Кульман и Гихтель, Отингер и Юнг-Штиллинг относились к Бёме как к учителю, т.е. так или иначе считали себя продолжателями мысли Бёме, используя свойственные ей самой средства: теософские рассуждения, алхимические спекуляции, разработанные под влиянием Бёме практики. Всех их объединяет стремление к прямому религиозному действию, некой новой Реформации, теперь уже не с Евангелием, а с книгой Бёме («вечным евангелием») в руках. Завершение должны были получить не идеи Бёме, а мир, в котором жили его последователи. Эпохальными, однако, были в это время совсем другие мысли: «Великое возрождение, вновь открывшее Бёме в эту эпоху, произошло уже со стороны философии немецкого идеализма Шеллинга, Франца фон Баадера и Гегеля, в их философии истории и особенно в религиозной философии, в которой идеи Бёме получают свое конгениальное завершение» [1, с. 337].
Одним из этапов этого завершения И.Л. Фокин называет литературное движение немецкого романтизма, которое роднит с Бёме мистическое умонастроение и символический взгляд на природу не как на систему механических сил, но одухотворенный и отражающий духовный смысл мира организм: «Природа и Бог явились высшей целью романтической поэзии; Природа и Бог были также высшей целью бёмевского мистицизма и теософии. И путь, которым романтики пытались достичь этой цели, достигался ими тем же - посредством Фантазии, Imagination» [1, с. 357]13.
В числе мыслителей, философски завершающих линию бёмеанского мышления, И.Л. Фокин называет Баадера, Шеллинга и Гегеля. Внимание к Бёме он связывает с открытием личного, духовного характера тех ценностей, которые ранее представали как универсальные, метафизические понятия. Иными словами, была открыта внутренняя жизнь мира в человеке, и сосредоточенный на той же проблематике Бёме не мог не произвести впечатления на мыслителей, вступающих на путь абсолютного самопознания. И.Л. Фокин пишет: «Тем самым в первый раз в истории мировой мысли был получен отправной пункт понимания действительности из Божественной трансценденции - к самой человеческой душе, к высшей «искорке» ее интуиции, к мыслительному акту» [1, с. 361].
Значение Баадера в этом движении, к сожалению, остается непрописанным: автор ограничивается констатацией его увлечения Бёме, однако не описывает тех связей, которые объединяют обоих.
13 Фантазия (или воображение, imagination) у Бёме - действенная космогоническая сила, заключенная в самом Первоначале и соответствующая Св. Духу. Иными словами, это формообразующий акт воли, завершающий процесс творения, в котором теогонический процесс возвращается в самое себя (см.: Фокин И.Л. Philosophus Teutonicus Якоб Бёме: возвещение и путь немецкого идеализма. С. 156-157).
Гёгель характеризуется И.Л. Фокиным как «"менее" религиозный ум, нежели Баадер, Шеллинг и Фихте»14. Его философии присуща отстраненность от непосредственного религиозного опыта, составляющего суть бёмеанского мировоззрения. Что принял Гегель от Бёме? Судя по всему, обращение к Бёме было вызвано чисто историческими целями: указать веху на пути философского духа Европы, причем именно немецкую веху. При этом исторический подход Кгеля, по мнению И.Л. Фокина, страдает определенной неполнотой. Находя отдельные мысли, соответствующие его собственной позиции, Кгель связывает свое мышление с бёмевским, тем самым устанавливая историческое преемство немецкого духа. Так, И.Л. Фокин отмечает: «Исходя из этого, Кгель довольно последовательно не затрагивает собственно мистико-тео-софский момент, который наряду с «логическим» всегда присутствует у Бёме» [1, с. 375].
На наш взгляд, искать следы «бёмеанства» у Гегеля следует в философском проекте «Феноменология духа», где Гегель, подобно Бёме, объединяет дифференцированные и не сходящиеся области бытия в одну цельную картину, так что процесс формирования мышления оказывается тождественным процессам генезиса природы и истории, хотя говорить о заимствовании Г егелем каких-либо принципов у Бёме едва ли возможно.
Наиболее подробно И.Л. Фокин исследует связи Бёме и Шеллинга, что оправдано публикацией в Приложении некоторых текстов последнего. В сущности, этот раздел, которым заключается исследование о Бёме, служит введением и приготовлением к чтению трактатов Шеллинга.
В Заключении автором монографии формулируется важная для понимания Бёме мысль: «при изложении обособленных моментов его мысль движется "среди потока образов" лишь для нашего мышления. Поэтому необходимо постоянно "исправлять" и "дополнять" его изложение сукцессивного (последовательного) понятийного движения "друг-за-другом" - смысловым переводом в симуль-тативное (одновременное) и тотальное самодвижение "друг-в-и-из-друга" внутреннего Понятия, из которого каждый отдельный момент был обособлен ради нашего поучения; и наблюдать какую роль он играет в этой понятийной тотальности» [1, с. 396-397]. Этот внутренний динамизм, одновременно цельный и наполненный содержанием, выступив у Бёме как мистическое переживание, является в немецкой классической философии как метод мышления и в толковании своего источника находит свое завершение.
Вторую часть монографии образует Приложение, содержащее тексты, концептуально важные для понимания как Бёме, так и автора исследования.
Приложение открывается фрагментом впервые переведенного на русский язык итогового произведения Бёме «Mysterium Magnum», где он вводит понятие Бездны. По сравнению с «Авророй», уже давно известной русскому читателю, это сочинение менее риторично и более систематично и абстрактно.
14 См.: Фокин И.Л. РЬНоБорЬш ТеиШшсш Якоб Бёме: возвещение и путь немецкого идеализма. С. 365.
Большую часть Приложения занимают сочинения Шеллинга - прежде всего, отредактированный И.Л. Фокиным дореволюционный перевод его «Философских исследований о сущности человеческой свободы». В перевод внесены определенные уточнения: например, слово Schärfe, переведенное ранее как «резкая определенность» и «сила», получает характерное для Бёме значение «остроты», понятию Ungrund (ранее: «безосновное») возвращены бёмевские коннотации «Бездны», и т.д.15 Таким образом, поставленная и решенная И.Л.Фокиным задача - приблизить перевод к бёмевскому звучанию немецкого (шеллингова) оригинала - явление уникальное.
Этому тексту предшествуют два других, также отражающих философию Шеллинга: пересказ его трактата «Философия и религия» (1804)16 из посвященного Шеллингу тома «Истории философии» К. Фишера и переведенный И.Л. Фокиным фрагмент из шеллинговского наследия «О сущности немецкой науки» (1807). Этот неопубликованный Шеллингом фрагмент был написан в труднейший период немецкой истории - во время разгрома Пруссии войсками Наполеона, ликвидации Священной Римской империи германской нации и превращения немецких земель в транзитную территорию для дальнейших походов французской армии. Шеллинг констатирует: немцы слишком долго находились в духовной зависимости от французов и теперь должны обрести новое сознание, которое призвано быть научным, конечно, в философском понимании «научности»: «Метафизика - это то, что органично создает государства и позволяет людской толпе обладать единым сердцем и чувством, т.е. стать Народом» [Цит. по: 1, с. 468]. Органическое единство мыслей, чувств и дел, устремленных к истине, и представляется Шеллингу подлинной наукой: многое в едином и единое во многом.
Та самоаттестация, которую здесь дает немец Шеллинг, тем более поражает русского читателя, что он узнает в ней знакомые черты своего почвенничества. Вот Шеллинг пишет, что «немецкая нация по своей внутреннейшей сущности религиозна» и «возрождение религии посредством высшей науки - в этом собственно и состоит задача немецкого духа»17. Разве не напоминают эти слова об образе русского народа в «Избранной переписке» Н.В. Гоголя и о мечте В.С. Соловьева дать миру органическое миросозерцание, построенное на принципе религиозного единства? А замечание, что «все отдельные нации Европы по своему характеру более определенны, чем немецкая, которая по-
15 См.: Фокин И.Л. РЬНоБорЬш ТеШюшсш Якоб Бёме: возвещение и путь немецкого идеализма. С. 540, 546.
16 Что касается первого текста, то его перевод на русский язык был издан еще в 2001 г. (см.: Шеллинг Ф.В.Й. Философия и религия / пер. с нем. П.В. Резвых // Историко-философский ежегодник '99. М.: Наука, 2001. С. 192-228 [4]). Тем более удивительно, что этот программный для последующего творчества мыслителя текст не привлек внимания: приведенный в Приложении обзор содержания трактата должен послужить напоминанием о нем, причем в контексте органического развития философии Шеллинга.
17 См.: Фокин И.Л. РЬНоБорЬш ТеиШшсш Якоб Бёме: возвещение и путь немецкого идеализма. С. 472, 467.
этому из-за своей всеобщей отзывчивости может рассматриваться как корень, а вследствие лежащей в ней силы объединения противоборствующих элементов как потенция других наций» [Цит. по: 1, с. 472], не сродни ли словам Ф.М. Достоевского о «всемирной отзывчивости» русских, которым внятен «и острый галльский смысл, и сумрачный немецкий гений» (А.А. Блок)? Параллелизм самоосмысления двух народов очевиден, отличие именно в степени обоснованности этой самоаттестации: Шеллинг указывает на немецкую науку как состоявшийся, требующий развития факт, тогда как для России все это осталось зароком ничем не гарантированного будущего.
Третий крупный блок образует цикл статей Н.А. Бердяева о Бёме, опубликованных в эмигрантском журнале «Путь» в 1930 г. В них, кроме глубокого проникновения в суть дела, внимание привлекает необычная для Н.А. Бердяева лаконичность, делающая весьма сложное изложение прозрачным и изящным. Специально для данного издания многочисленные цитаты из Бёме, даваемые Н.А. Бердяевым в оригинале, переведены И.Л. Фокиным на русский язык. Рассматривая влияние Бёме на отечественную культуру, Н.А.Бердяев приходит к любопытному выводу: «Нам, русским, Бёме, как и Баадер, должны быть ближе других мыслителей Запада» [Цит. по: 1, с. 585].
Последним материалом Приложения является изложение К. Фишером гегелевской оценки Бёме с идеей возвещения в творчестве Бёме нового направления интеллектуальной культуры. Завершают книгу Комментарии и примечания, раскрывающие историю помещенных в Приложении текстов и их оценку автором монографии.
Подведем итоги нашего обзора. Перед нами фундаментальное исследование творчества Бёме и его влияния на классическую европейскую культуру, на данный момент единственное российское исследование такого рода. Благодаря особенностям своего стиля, данная монография может послужить не только специалистам в области культурологии, философии, богословия, истории, но и всем читателям, желающим понять мир европейской духовности Нового времени и открыть для себя уникальный опыт самоосмысления. Приложения, заключающие исследование, расширяют его перспективу, предлагая основные источники, послужившие стимулом и основанием этой масштабной работы. Поэтому данное исследование, свидетельствуя о возрождении в российской науке интереса к «рЫ^орЫа 1еи1юшса» Якоба Бёме, обращено к настоящему, сегодняшнему философствованию, требуя новой разработки как таких тем, что кажутся хорошо известными, так и таких, что являются для нас совершенно новыми.
Это событие, мимо которого нельзя пройти равнодушно.
Список литературы
1. Фокин И.Л. РЬНоБорЬш ТеШюшсш Якоб Бёме: возвещение и путь немецкого идеализма. СПб.: Изд-во Политехн. ун-та, 2014. 640 с.
2. Эко У. Поиски совершенного языка в европейской культуре / пер. с итал. и прим. А. Миролюбовой. СПб.: Александрия, 2009. 423 с.
3. Отто Р. Священное. Об иррациональном в идее божественного и его соотношении с рациональным / пер. с нем. А.М. Руткевич. СПб.: Изд-во СПбГУ 2007. 272 с.
4. Шеллинг Ф.В.Й. Философия и религия / пер. с нем. П.В. Резвых // Историко-философский ежегодник '99. М.: Наука, 2001. С. 192-228.
References
1. Fokin, I.L. Philosophus Teutonicus Yakob Beme: vozveshchenie iput' nemetskogo idealizma [Philosophus Teutonicus Jacob Boehme: Proclamation and Path of German Idealism], Saint-Petersburg: Izdatel'stvo Politekhnicheskogo universiteta, 2014. 640 p.
2. Eko, U. Poiski sovershennogo yazyka v evropeyskoy kul'ture [The Search for the Perfect Language in the European Culture: monograph], Saint-Petersburg: Aleksandriya, 2009. 423 p.
3. Otto, R. Svyashchennoe. Ob irratsional'nom v idee bozhestvennogo i ego sootnoshenii s ratsional'nym [The Holy. On the Irrational in the Idea of the Divine and its Relation to the Rational: monograph], Saint-Petersburg: Izdatel'stvo SPbGU, 2007. 272 p.
4. Shelling, F.VY. Filosofiya i religiya [Philosophy and Religion], in Istoriko-filosofskiy ezhegodnik'99 [History of Philosophy Yearbook'99], Moscow: Nauka, 2001, pp. 192-228.
