CC BY
56
Вестник ПСТГУ I: Богословие. Философия 2007. Вып. 4 (20). С. 7-17
Возрождение богословских традиций П. Б. Михайлов
(ПСТГУ, ИФ РАН)
В настоящей статье рассматриваются некоторые программные идеи богословского возрождения в XX в., возникшие как реакция на общие проблемы нашего времени — такие как секуляризация, кризис гуманитарных ценностей и оскудение веры. Анализ показывает, что богословские интуиции католических и православных богословов во многом совпадают. Вместе с тем отмечается опасность вырождения этих идей в результате усугубления специального характера научного исследования, обособляющегося от своих мотивов и генеральных целей.
Сегодня человечество столкнулось с явлением, называемым информационным взрывом. Небывало широкие слои общества получили ничем не ограниченный доступ к самого разного рода информационным источникам, при этом возможности их использования расширились безгранично. Информационная вседоступность стала едва ли не главной чертой нашего времени. Однако прямым следствием этого оказался вовсе не культурный расцвет, а ровно наоборот — катастрофическая деградация смыслов, в связи с чем можно говорить о своеобразной информационной профанации культурных и духовных ценностей. Как всегда, чем больше человеку дается, тем больше с него и взыщется. Поэтому наша современность настоятельно требует от нас предельной степени духовной активности, которая одна могла бы совладать с обезличенным информационным потоком.
Переживаемые социальные и культурные процессы затронули и церковное сознание. И в церковной среде существует опасность механически поверхностного восприятия совокупной полноты церковного опыта. Однако следует понимать, что христианам представляется сегодня не только самая разнообразная интеллектуальная и духовная пища. От нас требуется целостное приобщение к традиции, не ограниченное какой-либо одной изолированной стороной нашей жизни — будь то литургической, семейной или профессиональной.
Новейшая европейская история богата примерами осознанного обращения к церковному наследию. Можно вспомнить о духовном перевороте, охватившем интеллектуальные слои России и Западной Европы после Первой мировой войны, способствовавшем возвращению многих в Церковь. К такому шагу то поколение подталкивали различные обстоятельства как внешнего, так и внутреннего порядка, в значительной степени отличающиеся от волнующих нас проблем. Однако опыт осмысления нашими предшественниками своего положения в истории и культуре для нас сегодня может оказаться особенно ценным. Поэтому именно у них нам следует в первую очередь учиться умению христианского преображения современности.
В первой половине XX века стало очевидно, что христианские Церкви всех конфессий потерпели ряд значительных поражений в духовной сфере. Секуляризация стала настолько заметным явлением, что в некогда христианской Европе стало возможным установление богоборческих тоталитарных режимов. Живые церковные силы во многих отношениях иссякли. Приметой этого стало распространение модернизма в католическом мире начала века и его внутренней оппозиции — интегризма — в протестантских кругах. Одна из попыток сопротивления создавшемуся положению дел выразилась в новом направлении католического богословия — неотомизме, взявшем за образец схоластическую методологию. Однако уже сам томизм был искажением древней богословской традиции, и в нем самом уже во многом содержались грядущие трансформации христианской духов -но сти.
С другой стороны, серьезным осложнением оказался сложившийся к этому времени характер богословского знания, а также само его положение в обществе. Ко времени Второй мировой войны христианское богословие замкнулось в конфессиональных богословских учебных и научных заведениях, утратив какой-либо общественный резонанс, его голос в современном мире умолк. Церковная проповедь по большому счету сводилась теперь лишь к сухому воспроизведению когда-то живого слова. Церковное слово, обращенное вовне, — апологетика — теперь ревниво оберегало свои пока нетронутые современностью территории. Насущно необходимым в этих обстоятельствах стало новое церковное слово, новая проповедь Евангелия. В этой ситуации протоиерей Георгий Флоровский провозгласил, что наше дело — «новое обращение мира в христианство» 1. Для Церкви этот
1 Флоровский Г., прот. Утрата библейского мышления // Флоровский Г., прот. Избранные богословские статьи. М.: «Пробел», 2000. С. 213.
призыв актуален всегда. Спасение мира состоит сегодня в том, чтобы «вновь открыть Церковь» 2; такая проповедь есть «единственно возможная действенная проповедь Слова Божия в такую, как наша, эпоху отчаяния и гибели» 3. Чаемое восстановление иссякших сил казалось достижимо через обращение к древней церковной традиции, благодаря чему только и стало возможным богословское возрождение XX века. При этом важно осознавать, что речь шла не о том, чтобы приспособить христианское богословие к современным реалиям, современному интеллектуальному вкусу и духовным запросам, но о том, чтобы осознать глубинные духовные запросы современности и утолить их от полноты церковного богатства.
В первой половине XX века выросло поколение богословов новой формации, нового склада ума и новых требований к своему делу. Людей этой эпохи объединил единый исторический опыт — болезненная секуляризация самих основ жизни. Они прошли через схожие испытания — искушения политикой, ужасы мировых войн и соблазны интеллектуальной и духовной самодостаточности. В этом смысле очень близки жизненные пути протоиерея Георгия Флоровского и кардинала Жана Даниелу. Флоровский родился в 1893 году, а умер в 1979. Даниелу на десять лет моложе, годы его жизни — 1905—1974. Оба получили блестящее гуманитарное образование, позволившее им войти с полным правом в европейскую культурную элиту довоенной эпохи. Оба осознали свое церковное призвание в результате глубоко пережитого личного религиозного опыта. Оба остро воспринимали кризис веры своих народов, европейской культуры в целом и всего современного мира. И, наконец, самое главное, оба пришли к близкому пониманию того, каким образом этот кризис может быть плодотворно преодолен.
Отношение богословов этого нового поколения к своим предшественникам ярко характеризует мнение Даниелу. Он уважительно относится к таким титанам исторической науки начала века, как Луи Дюшен или Гюстав Барди, однако считает их носителями старого академизма, уже ушедшего в историю. Его оценка такова: они выдающиеся архивисты, но не творческие богословы. Именно в этой плоскости пролегает различие между ними и новым поколением христианских богословов. Современное богословие мотивируется другими факторами: не столько формальной верностью устоявшейся традиции, сколько чуткостью к запросам мировоззренческого порядка.
2
Флоровский Г., прот. Утрата библейского... С. 216.
3 Там же. С. 216.
В этом смысле понятен тот удивительный факт из жизни Жана Даниелу, что своим богословским интересом к древним греческим Отцам он сознавал себя обязанным не столько богатой католической научной традиции, сколько русским религиозным философам, в частности Николаю Бердяеву. Это обстоятельство красноречиво свидетельствует о том, что голос Отцов пронзительней звучит не в академической передаче, а в творчески спонтанном преломлении духовной традиции, хотя и не всегда выверенной с точки зрения ортодоксальности, но, совершенно очевидно, традиции живой, выражающей насущные нужды своего времени. Подлинное богословие происходит из реального религиозного опыта, и залогом его подлинности служит лично пережитый опыт встречи с Богом.
Даниелу принадлежит к католическому движению, называемому «новым богословием» (№шеЦе 1;Ьёо1ов1е), появившемуся во Франции незадолго до Второй мировой войны. Как известно, к нему также причисляются такие известные богословы, как Анри де Любак, Ганс Урс фон Бальтазар, Ив Конгар и другие. Многие идеи и интуиции нового богословия были присущи русской богословской школе в эмиграции. Католических и православных богословов связывали близкие и сочувственные отношения, и в своих главных идеях они имели много общего. Даниелу принадлежит программная публикация о положении христианского богословия в современном мире: «Современные направления религиозной мысли»4. Этот текст можно рассматривать с одной стороны как констатацию современного на тот момент развития богословских наук, с другой — как манифест нового поколения христианских богословов. Идеи Даниелу откликались на актуальные проблемы христианской жизни первой половины XX века, в частности на охвативший христианский мир модернизм. Разрешение этих проблем представлялось Даниелу возможным лишь при обновлении богословских методов. «Современное богословие, — пишет Даниелу, — стоит перед лицом трех требований: оно должно трактовать Бога как Бога, не как объект, но по преимуществу как Субъект, который проявляет Себя тогда и так, как Он того хочет, и, стало быть, прежде всего должно проникнуться религиозным духом. Оно должно отвечать внутреннему опыту современной души и учитывать новые измерения, которые наука и история придали пространству и времени, а литература и философия — душе и обществу. И, наконец, оно должно быть четкой позицией по отношению к бытию,
4 Danielou J. Les orientations pr6sentes de la pens6e religieuse // Etudes. 1946 (April). T. 249. P. 5-21.
ответом, охватывающим всего человека целиком, обнаруживающим его внутреннюю активность, в которой разворачивается вся жизнь. Богословие будет живо лишь в том случае, если будет отвечать этим чаяниям...» 5. Иными словами богословие должно говорить на современном языке о действительном человеке, реальном мире и подлинном Боге. Эта программная формула Даниелу не утратила своего актуального звучания и сегодня. Ее пророческое значение не исчерпано последовавшими событиями Новейшей истории, поскольку не все ее положения уже выполнены или могут быть выполнены раз и навсегда.
Все сказанное никоим образом не означает упразднение существующей церковной традиции. Все главные действующие лица произошедшего богословского возрождения нашли себя в церковном лоне и, настаивая на необходимости преобразования человеческой души, никогда не выдвигали требований решительного преобразования Церкви. Все они были верными сынами Церкви и принесли ей в жертву собственный научный и духовный подвиг. Следуя духу их богословия старые формы церковной жизни нуждаются не в механической замене, а в наполнении их новой жизнью, новым дыханием. Представители современного богословия не считали себя новаторами в богословии, напротив, они были последовательными традиционалистами. Обозначенное ими возрождение богословия опиралось на древнюю церковную традицию, традицию Святых Отцов. Оно понималось в первую очередь как возвращение к истокам. Протоиерей Георгий Флоровский говорил: Отцы Церкви для нашего времени с его бедствиями и проблемами более актуальны, чем продукция современных богословов. Они имели дело с разрешением вечных вопросов, которые описаны и изложены в Священном Писании. Они гораздо более современны, чем многие из наших теперешних богословов. Они говорили «о реальных вещах, а не о схемах... Нам следует... попытаться создать для нашего времени жизненный синтез всего христианского опыта» 6.
Именно этим сознательным убеждением питается волна новых библейских, патристических и литургических исследований, заметно ожививших мировую гуманитарную культуру и ознаменовавших собой богословское возрождение XX века. Даниелу видит симптомы возрождения христианского мира в раскрытии трех слоев церковного бытия: Библия, Отцы Церкви и Литургия. Он утверждает, что связь с
5 Danielou J. Les orientations. P. 7.
6 Флоровский. Утрата библейского. С. 217.
этими тремя столпами христианства в церковной общине никогда окончательно не прерывалась, однако на Западе, начиная с XIII века, после оформления схоластики, богословие получило автономию от своих основ — Писания, Предания и Таинств Церкви, оно фактически обособилось от церковной традиции.
Искомый метод нового богословия — это метод патристический: именно у Отцов, как пишет Даниелу, «мы находим определенный набор категорий, свойственных современной мысли» 7. Во-первых, это понятие истории, во-вторых, учение о спасении. Начнем с первого. Великие патристические системы нанизаны на историю. Так, для Иринея Лионского, Оригена, Григория Нисского христианство не сводится лишь к вероучению, но является также историей, «прогрессирующей икономией», через которую Бог постепенно приводит человечество к восприятию Слова воплощенного. Идея исторической подвижности, присущая патристическому сознанию, вводит в богословие понятие времени или, точнее, существования, тогда как в схоластике доминирует понятие сущности.
Обращаясь к учению о спасении, Даниелу отмечает, что этот вопрос предстает сегодня не с точки зрения спасения отдельного человека, а с точки зрения спасения мира. Для греческих Отцов, как утверждает Даниелу, спасение прежде всего относится ко всему человечеству, ибо в Боговоплощении вся человеческая природа была воспринята Богом и в Нем спасена. Даниелу отмечает, что такое «оптимистическое понимание» спасения как спасения всего человечества, спасения мира в особенности присуще современному русскому православию.
Выделенные Даниелу категории — история и учение о спасении, внутри которых вращается патристическая мысль, вполне закономерно сводятся к двум составляющим жизни и мысли христианской общины: христианское переживание истории по преимуществу основано на библейском повествовании, а причастность ко спасению наиболее полно выражается и достигается в литургической жизни Церкви. Так что предложенный патристический метод мыслится в библейской и литургической перспективах как в своих преимущественных реализациях. Единство этих двух перспектив бытия христианского духа обеспечивается тесным переплетением Ветхого и Нового Заветов, Литургии, духовной жизни и эсхатологического сознания. Современное богословие вновь обнаружило коренное родство этих составляющих церковной мысли.
7 Danielou. Les orientations. P. 10.
На тех же основаниях были выношены идеи богословского возрождения и у Флоровского. В возрасте 80 лет перед присуждением ему очередного почетного научного звания Флоровский составил небольшой текст, названный им самим «богословским завещанием». Он был обнаружен уже после смерти отца Георгия исследователем его наследия Эндрю Блейном. Здесь Флоровский наиболее четко и наглядно сформулировал свою главную богословскую концепцию, названную им «неопатристическим синтезом». Это богословие, — пишет он, — «должно быть не просто собрание высказываний и утверждений Отцов. Это должен быть именно синтез, творческая переоценка прозрений, ниспосланных святым людям древности. Этот синтез должен быть патристическим, верным духу и созерцанию Отцов. Он должен быть и неопатристическим, поскольку адресуется новому веку, с характерными для него проблемами и вопросами» 8.
«Во-первых, православное богословие должно быть историческим... Бог есть Бог действующий — действовавший в истории начиная с сотворения человека, Бог, который и ныне действует в жизни каждого из нас и который будет действовать, пока не придет как Судия, чтобы испытать живых и мертвых. Богословие, стало быть, есть изучение Божиих Деяний. Во-вторых... быть христианином — значит быть греком. Христианская Весть была навсегда запечатлена в греческих категориях. Старому эллинизму суждено было умереть, но новый по-прежнему выражен по-гречески. до дня нынешнего... В-третьих, мы должны богословствовать... для того, чтобы жить. в Истине, каковая в действительности есть не некая система идей, но Лицо, и именно Иисус Христос. В этом отношении Отцы являются единственно верными и надежными проводниками» 9. Итак, перед современным богословием ставятся следующие требования: оно должно быть историческим, оно может быть выражено только «по-гречески», и, наконец, единственная цель богословия — жизнь во Христе. Второе положение — об «эллинизме» — мы оставляем за рамками настоящего обсуждения, понимая его как дань почитания Флоровским византийской эпохи церковной истории. Но первое и третье требование к богословию — это все те же категории, выделенные Даниелу, — история и учение о спасении, без которых богословие вырождается.
Многие годы Флоровский разрабатывал и уточнял свою концепцию истории. Для него христианское Откровение — то есть Священное
8 Георгий Флоровский: священнослужитель, богослов, философ. М.: Прогресс — Культура, 1993. С. 154-155.
9 Там же.
Писание — это прежде всего история 10. Все христианство в целом есть в первую очередь смелое обращение к истории, свидетельство веры в определенные события, происшедшие в прошлом, — веры в исторические факты 11. Сознание историчности в понимании Фло-ровского есть сознание личной причастности. Флоровский предпринимает немалые усилия, чтобы опровергнуть распространенные представления на историю как на механический эволюционный процесс, следующий неким социологическим схемам и образцам. Для своего понимания логики истории он подбирает биологический термин — эпигенез. История мира есть история восстановления, духовного подвига.
Однако в истории он усматривает вмешательство еще одной силы — Бога. История носит христологический характер: она линейна, она движется от начала к концу, от творения к исполнению, но в одной поворотной точке линия прерывается или резко меняет направление. — этот момент есть Боговоплощение. Христос не только центр и свершение истории, но и Альфа и Омега, начало и конец. А в несколько ином смысле Христос — именно начало. С Его пришествием началась новая эра. Ветхое исполнилось, началось Новое 12. Протоиерей Александр Шмеман часто говорил об этом эсхатологическом понимании истории как самой определяющей черте христианского сознания: Царство Божие есть цель истории, и Царство Божие уже сейчас «посреди нас», «внутри нас» есть... Христианство есть единичное историческое событие, и христианство есть присутствие этого события — в настоящем — как завершение всех событий и самой истории, присутствие литургическое. С богословской точки зрения смысл истории может быть только один — это спасение человечества, искупление мира. Флоровскому удается выразить многомерность и полноту святоотеческого богословского понимания истории в одной формуле, сочетающей в себе и историческую, и литургическую перспективы: «История Церкви — это таинственный процесс созидания искупленного человечества» 13.
Вот каков богословский фон эпохи, сделавший возможным новое возвращение мира к Церкви. Неверно было бы думать, что эти идеи иссякли или утратили свою актуальность сегодня. Однако есть и
10 Флоровский. Откровение и истолкование // Флоровский Г. прот. Догмат и история. М.: Издательство Св.-Владимирского Братства, 1998. С. 23.
11 Флоровский. Положение христианского историка // Догмат и история. С. 39.
12 Там же. С. 71.
13 Цит. по: Георгий Флоровский: священнослужитель. С. 344.
иные оценки. Игумен, а ныне епископ Венский и Австрийский, Ила-рион (Алфеев) уделил вопросам православного богословия в современном мире немало внимания. Ему принадлежит книга «Православное богословие на рубеже столетий». Программный характер носит и его доклад, прочитанный на богословской конференции Русской Православной Церкви, состоявшейся в 2000 году и посвященной этим темам. Он пишет: «XX век дал немало в области изучения святоотеческого наследия как благодаря новым критическим изданиям творений святых отцов, так и благодаря трудам. ученых Востока и Запада. Но удалось ли достичь того “неопатристического синтеза”, о котором мечтали эти исследователи? Мне думается, нет. И тому была объективная причина: для такого синтеза в XX в. еще не настало время. Может быть, этот синтез удастся осуществить в XXI в., если мы не свернем с пути, намеченного богословами XX в., но пройдем по этому пути дальше, чем они. Необходимо найти новый (курсив мой. — П. М.) подход к Отцам, который позволил бы с еще большей полнотой увидеть святоотеческое наследие. По моему глубокому убеждению, одним из основных и наиболее необходимых элементов в новом подходе к Отцам должно стать последовательное применение контекстуального метода прочтения их творений» 14.
Игумен Иларион предлагает уже не просто патристический метод богословия, как у Даниелу, и не просто неопатристический синтез, как у Флоровского, а некий сверх-неопатристический синтез. В чем же его принципиальная новизна? — ответ прост: в технике чтения святоотеческих творений. В настоящем случае мы наблюдаем очевидное сужение поля применения богословия — с вопросов бытия и предназначения человека на вопросы корректного и грамотного чтения того или иного литературного, в данном случае, патристического памятника. Игумен Иларион формулирует свой метод как «принцип контекстуального прочтения источников, предполагающий способность богослова, отрешившись от собственного контекста (хотя и ни в коей мере не порывая с ним), посмотреть на иную традицию изнутри этой традиции» 15.
Нисколько не удивительно, что осуществление богословского возрождения мыслится в таком случае как узко научное событие: «Необходима группа людей, — говорит игумен Иларион, — целая
14 Иларион (Алфеев), игум. Святоотеческое наследие и современность // Православное богословие на пороге третьего тысячелетия. Богословская конференция Русской Православной Церкви. Москва, 7-9 февраля 2000 г. Материалы. М.: Синодальная богословская комиссия, 2000. С. 85.
15 Там же. С. 89.
школа ученых нового поколения, каждый из которых специализировался бы в одной или нескольких отраслях патрологической науки.» 16. Цели формулируются по пунктам: 1) адекватно воспринять богословскую систему отдельного автора; 2—3) дать сравнительный анализ с другими авторами-единомышленниками или противниками; 4) при этом отсеивать временное от вечного, и, наконец, как результат всей проделанной работы; 5) создавать «систематические своды православного богословия». По сути это и есть то самое «собрание высказываний и утверждений Отцов», от самодостаточности которого настойчиво предостерегал Флоровский. Из приведенной классификации видно, что разрыв между богословской наукой и богословием остается непреодоленным. Богослов продолжает оставаться в узко научном контексте и не вступает в историю.
Однако игумен Иларион также осознает недостаточность для богослова лишь одной информированности. Конечная цель всей научной деятельности богослова и одновременно ее исходный пафос состоят в том, чтобы «понять традицию, к которой мы принадлежим.». Ценность же традиции заключена в том, что «она помогает познать себя, правильно построить свои взаимоотношения с Богом, наладить духовную жизнь» 17. Важно осознать, что богословская истина в принципе не дедуктивна. Она не выводима из наличных частичных истин, рассыпанных в настоящем случае в совокупности святоотеческого наследия. Она не исчерпана предшествующей традицией. Всякое новое поколение людей в Церкви имеет своим назначением открыть ее вновь как нечто до сих пор неизвестное. Именно поэтому в богословском сознании XX века так удачно привилась концепция синтеза отца Георгия Флоровского. Ее применение мы находим у многих других ученых. Так, известный патролог, специалист по Ори-гену Анри Крузель утверждает, что «всякое выдающееся богословие следует понимать не как систему, а как синтез» 18, поскольку предмет христианской истины не может быть окончательно воспринят в человеческих понятиях или раз и навсегда заключен в человеческие выражения. Под системой в данном случае понимается нечто застывшее, изначально основанное на рациональных началах. Под синтезом же понимается разомкнутая возможность новых приобретений, нового опыта, новых прозрений. И еще один важный оттенок — синтез есть
16 Иларион. Святоотеческое наследие и современность. С. 91.
17 Там же. С. 106.
18 См.: CrouzelH. Patrologie et renouveau patristique // Bilan de la th6ologie du XXe sifecle / R. V. Goucht, H. Vorgrimler, 6d. Freiburg i. Br., 1970. T. 2. P. 680-681.
разомкнутое во времени взаимодействие божественного откровения с богословским восприятием, поэтому к богословской истине можно приобщиться только через религиозный опыт.
Подвиг богословов XX века заключается в том, что им удалось показать: богословие не есть отвлеченная наука, но есть самое средоточие религиозной жизни и сознания. Христианство — религия историков, как однажды сказал французский медиевист Марк Блок 19. Это верно, однако вовсе не потому, что христианин — это грамотный интеллигентный человек, хорошо знающий историю мира и своей традиции, а потому что он непосредственный участник этой истории. Более того, эту фразу следует уточнить: христианство — религия историков, поскольку христиане — прямые совершители истории. Продуктивные идеи выдающихся богословов прошлого столетия могут иметь сегодня самое широкое применение, поскольку, учитывая весь размах христианского призвания, обладают фундаментальным характером и не сводятся лишь к одному из мо-мен тов син те за — толь ко к про шло му, толь ко к на стоя ще му или только к будущему, — но сопряжены в единое библейское, патри-стическое и литургическое сознание.
Revival of theological traditions
P. B. Mikhaylov
The article examines program ideas of theological revival in the XXth century as a result of Christian reaction on the common problems of our epoch — such as secularization, crisis of values and poverty of faith. The content shows that theological intuitions of Catholic and Orthodox theologians in many respects are the same. At the same time there is some risk of degeneracy of that ideas by the special character of scientific research that becomes autonomous of it roots and general goals.
19 Блок М. Апология истории или ремесло историка. М.: «Наука», 19862. С. 6.
