CC BY
0
ТЕМА НОМЕРА
Т.Б. Рябова
ВОЗРАСТНАЯ СТЕРЕОТИПИЗАЦИЯ В СОВРЕМЕННОЙ ПОЛИТИКЕ: К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ *
T. Riabova
AGE STEREOTYPING IN CONTEMPORARY POLITICS: SETTING THE PROBLEM
Аннотация
Статья посвящена анализу той роли, которую в политике играет возрастная сте-реотипизация. Автор обосновывает положение о том, что возрастные стереотипы являются одним из ресурсов власти. Материалами исследования послужили публикации в ведущих СМИ России, заявления политиков, а также результаты проведенного в 2023 году в российских регионах социологического исследования. В первом разделе статьи рассматриваются методологические проблемы включения стереотипов возраста в политику. Это обусловлено, прежде всего, общими свойствами социальных стереотипов (упрощенность, устойчивость, разделяе-мость, оценочность). Кроме того, возрастная стереотипизация привлекается политическими акторами для установления, легитимации и сигнификации отношений власти и подчинения (так как качествами, которые традиционно считаются атрибутами власти - сила, независимость, самообладание и др. - разные возрастные группы наделяются в разной степени). Второй раздел статьи посвящен проблеме использования возрастной сте-реотипизации политическими акторами; автор показывает, что стереотипы возраста привлекаются в различные формы символической политики, включая политическую мобилизацию, легитимацию власти, политику коллективной идентичности, политику памяти, популярную геополитику. В третьем разделе в качестве исследовательского кейса проанализирован вопрос о том, какое влияние возраст-
Abstract
The article deals with analysis of the role that age stereotyping plays in politics. The author points out that stereotypes of age serve as one of the resources of power. The study is based on the examining Russian media publications, politi-dans' statements and series of interview conducted in several Russian cities in 2023. The first part of the article dwells upon methodological issues of studying the age stereotyping's functioning in politics. This is determined, above all, by the general properties of social stereotypes (the are overgeneralized, rigid, shared, and linked with emotional experience). Besides, the age stereotyping is employed by political actors for establishing, legitimizing and signifying relations of power and subordination (since various age groups are traditionally endowed with attributes of power - strength, independence, self-control, etc. - to different extent). The second part of the article fo-cusses on the problem of using the age stereotyping by political actors; the author demonstrates that the stereotypes of age are involved in various forms of symbolic politics: legitimization of power, politics of collective identity, politics of memory, popular geopolitics, political mobilization. The third part examines the issue on how the stereotypes of age influence of the attitudes to the problem of generation gap in Russia: on the one hand, in the actors of symbolic politics' representations of this problem, on the other, Russian citizens' reception of it.
ные стереотипы оказывают на отношение к проблеме поколенческого разрыва в России: с одной стороны, в репрезентациях этой проблемы акторами символической политики; с другой, в восприятии ее гражданами страны.
Ключевые слова:
возрастные стереотипы, политология возраста, символическая политика, символ детства, политический символ, политическая мобилизация .
Key words:
age stereotypes, age related Political Science, symbolic politics, symbol of childhood, political symbol, political mobilization.
* Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда №23-28-01414 «Возраст и власть. Возрастная стереотипизация в современной российской политике», https://rscf.ru/project/23-28-01414/.
https://doi.org/10.24412/2227-1538-2024-3-6-21
Тема возраста политиков и их сторонников все заметнее включается в политику во всем мире. Не только журналисты, блогеры и комментаторы в социальных сетях, но также эксперты, депутаты и весьма высокопоставленные госслужащие объясняют поведение политиков и принимаемые ими решения при помощи апелляций к их возрасту. Так, в выступлениях Греты Тунберг и ее сторонников ставится вопрос об ответственности современных политиков перед грядущими поколениями землян [1]. Тема инфантилизма политических элит Евросоюза - популярный сюжет в российских медиа. Во время митинговой активности в России в 2017-2021 гг. в оппозиционном дискурсе эксплуатировалась тема о том, что нынешняя политическая элита страны не способна понять молодежь, которая в большей степени разделяет западные либеральные ценности [3; 8]. Эти примеры, число которых можно множить и множить, позволяют поставить следующие вопросы: почему представления о возрасте становятся ресурсом политической борьбы? Какие характеристики приписываются представителям различным возрастных групп и как в соответствии с этим понимается их место в политике? Как провласт-ные и оппозиционные акторы используют в публичной политике маркеры возраста и можно ли, в связи с этим рассматривать возрастные стереотипы как один из ресурсов власти? Какое влияние возрастные стереотипы оказывают на отношение граждан России к политическим акторам и политическим процессам?
Ответам на эти вопросы посвящен поддержанный РНФ проект «Возраст и власть. Возрастная стереотипизация в современной российской политике».
Возрастные маркеры возраста предлагается рассматривать во фрейме теории стереотипизации. Важнейшие черты стереотипных представлений - это их упрощенность, устойчивость и массовость, что делает стереотипы эффективным оружием пропаганды и значимым ресурсом в политических процессах. В рамках реализации данного проекта проведены теоретические и эмпирические исследования, и промежуточные результаты мы представляем в этом выпуске журнала.
Цель данной статьи - обозначить проблемное поле изучения использования возрастных стереотипов политическими акторами. В качестве исследовательского кейса подробнее остановимся на вопросе о том, какое влияние возрастные стереотипы оказывают на отношение к проблеме поко-ленческого разрыва в России: с одной стороны, в репрезентациях этой проблемы акторами символической политики; с другой, в восприятии ее гражданами страны.
Возрастные стереотипы и политика
Под возрастными стереотипами мы понимаем устойчивые, эмоционально окрашенные, разделяемые представления о качествах и социальных ролях индивидов, детерминированных их возрастом1. Известный исследователь социальных стереотипов Д. Шнайдер включил возрастные стереотипы в так называемую большую тройку социальных стереотипов, наряду с тендерными и этническими [23, р. 437].
Эффективность использования возрастных стереотипов в политике определяется несколькими обстоятельствами. Представления о возрасте опираются на личный опыт и апеллируют к природным признакам. Далее, возраст легко идентифицируется человеком. Кроме того, возрастные стереотипы, как и прочие социальные стереотипы, содержат в себе оценку («старческая немощь», «бесстрашие юности» и т.д.); возможность использовать возрастные стереотипы в оценивании стереотипизируемых объектов делает их действенным средством в обозначении неравенства, равно как и в его оправдании. Поясняя последний тезис, отметим, что потестарный подход к социальной стереотипизации предполагает, что ее следует понимать, как, прежде всего, часть процесса установления, сигнификации и легитимации
1 Составляющими стереотипа детства являются, с одной стороны, несамостоятельность, беспомощность, некомпетентность, неспособность к самоконтролю, игнорирование суровых реалий жизни, но, с другой, искренность, безобидность, миролюбие, а иногда и высшая мудрость [7; 10; 17; 23].
властных отношений [16; 20]. Это в полной мере относится к возрастным стереотипам. Качествами, которые общественное мнение считает атрибутами власти (сила, самостоятельность, самообладание, решительность и т.д.), различные возрастные группы наделяются в разной степени: граждане зрелого возраста в большей, юного и пожилого — в меньшей. Поэтому, например, оппозиция «ребенок - взрослый» может быть рассмотрена как своеобразная матрица отношений власти и подчинения, отражающая существующие в обществе иерархии и поддерживающая их. Маркировка индивида или сообщества как ребенка означает демонстрацию их несамостоятельности. Однако старость также может служить маркером зависимости и неспособности эффективно управлять, особенно в условиях стремительно меняющегося мира, и тем самым фактором, снижающим легитимность политического актора [4; 5; 9; 11].
Таким образом, представления о «немощных стариках», о «креативной молодежи», о силе и самообладании людей среднего возраста являются воображаемой реальностью; релевантными политике выступают не столько реальные, сколько «воображаемые» поколения, а объективные различия, которые лежат в основе социальных границ между возрастными группами, в политике могут преувеличиваться или приуменьшаться. Но, в соответствии с указанными выше закономерностями, эти значения создаются и пересоздаются политическими акторами в зависимости от их политических целей. Будучи включенными в репрезентации политических акторов и политических процессов, маркеры возраста используются для получения преимуществ в политической борьбе.
Поскольку возрастная стереотипизация связана с производством и воспроизводством значений и смыслов, то ее использование мы рассматриваем как механизм символической политики, которая понимается в качестве деятельности политических акторов, направленной на создание и продвижение/навязывание определенных способов интерпретации социальной реальности в качестве, доминирующих [5]. Подобный подход позволяет рассматривать использование возрастных стереотипов как элемент борьбы политических акторов за выгодную для себя интерпретацию социальной реальности через различные формы символической политики.
Возрастные стереотипы в символической политике
Прежде всего, возрастные стереотипы используются в такой форме символической политики, как легитимация власти. Поскольку «взрослость» ассоциируется с характеристиками, соотносимыми с властью, акцентирование среднего возраста политического актора, как правило, служит его легитимации. Постулирование отклонения от этой нормы, нормы взрослости, в ту или другую сторону — то есть, приписывание политическим акторам качеств, ассоциируемых с детством либо со старостью, или же прямое уподобление их детям или старикам (соответственно, «символическая инфантили-зация» и «символическая сенилизация») - способствует делегитимации политического актора [11, с. 125]. Это находит отражение в репрезентациях современных политиков при помощи возрастных маркеров, будь то характеристика Джо Байдена как старика или Украины как инфантильного подростка [об использовании возрастных стереотипов в оценке политиков см. статью Л. Клещенко «Возраст как символ в современной российской политике» в данном выпуске журнала].
В период митинговой активности в России в 2017-2021 гг. сторонники и оппозиции, и власти привлекали стереотипные представления о детстве для легитимации «своих» и делегитимации «чужих». Первые, в акциях которых участвовало значительное число несовершеннолетних, представляли власть как теряющую легитимность из-за жестокого обращения с детьми — такое обращение они приписывали представителям правоохранительных органов. Вторые представляли власть как защитницу детей, уязвимых по своей природе и потому являющихся жертвой, объектом манипуляции со стороны оппозиции [4; 10]. Кроме того, стереотип детства привлекался и тогда, когда в провластных медиа саму оппозицию маркировали как инфантильную, что преследовало цель делегитимации противников власти и тем самым укрепление легитимности самой власти [15; 21].
В политике коллективной идентичности возрастные стереотипы используются с теми же значениями, причем как «взрослое», «детское», «старческое» может маркироваться деятельность не только политиков, но и государств. В нашем социологическом исследовании (2023; описание выборки см. ниже) в категориях возраста характеризовались Китай, США, страны Латинской Америки, Центральной Азии, ЕС, Украина. Так, например, респонденты называли инфантильными Украину, страны Прибалтики, ЕС, приписывая им несамостоятельность, недостаток суверенности, ответствен-
ности, противопоставляя их «взрослой» суверенной Россией [подробнее см. в этом номере статью О. Рябова «Возрастной дискурс в современной политике российской идентичности»]. Целью подобного использования маркеров возраста в характеристиках государств является поддержание акторами политики коллективной идентичности целостности и устойчивости социума; при помощи дискурса возраста проводятся символические границы между сообществами: национальными, региональными, этническими, цивилизаци-онными и др. Кроме того, тем самым обеспечивается признание индивидами ценности принадлежности к определенному сообществу.
Еще одна форма символической политики, акторы которой задействуют потенциал возрастных стереотипов, - это политика памяти. Наиболее востребованным является использование стереотипа детства. Одним из известных примеров этого является поддержание памяти о пионерах-героях Великой Отечественной войны. В «Альбомах памяти», издаваемых не только в советские времена, но и в современной России, подвиги юных пионеров описываются с помощью маркеров возраста («показали, каким огромным может быть маленькое детское сердце», «повзрослевшее детство», «не дрогнули юные сердца» и т.д.)1. К 75-летию Победы министр просвещения С. Кравцов призвал включить пионеров в «пантеон героев», материал о которых планируется добавить в школьные учебники истории2. В настоящее время институализируется память о детях-героях Донбасса, также защищающих свою Родину; это осуществляется, например, с помощью экспозиций в музеях, или таких акций, как, например, письма выросших детей блокадного Ленинграда детям Донбасса.
Дискурс возраста используется в популярной геополитике, связанной с производством образов государств, территорий, народов, — при помощи произведений массовой культуры и практик повседневности (включая кинематограф, комиксы, видеоигры и т.д.) [13; 22]. Так, кинематограф является средством не только политической социализации (как, скажем, в таких фильмах, как «Сказка о Мальчише-Кибальчише» или «Неуловимые мстители»), но и ресурсом геополитики. Например, информацию о группе американских наемников «Росомахи», воюющих на стороне украинских сил в ходе СВО, невозможно понять вне контекста популярного американского фильма
1 Альбом памяти «Юные пионеры-герои Великой Отечественной войны». К 70-летию победы / Сост. Л.А. Синчук, О.А. Приходько. URL: https://clck.ru/3BiaKg.
2 В школьные учебники по истории решили добавить пантеон героев / Взгляд. 2022. 23 декабря. URL: https://vz.ru/news/2022/12/23/1192286.html.
«Красный рассвет» (1984), снятого в разгар холодной войны и активно эксплуатирующего позитивную семантику юности; кинокартина повествует о борьбе, которую ведут с «советскими интервентами» американские подростки, создавших отряд «Росомахи» — они, как все молодые люди, были отважными, бескомпромиссными, сильными1.
Основной целью практик политической мобилизации — еще одной формы символической политики — является включение индивидов в институты участия, представительства и действия [6]. Государство, элиты, политические партии, политические и общественные деятели воздействуют на политические ориентации и политическое поведение граждан при помощи различных ресурсов, включая культурные ресурсы, функционирующие, прежде всего с помощью эксплуатации мобилизационного потенциала символов; в этом случае успех зависит от апелляций не столько к рациональности, сколько к эмоциям человека [18].
Остановимся на тех сюжетах мобилизационных призывов, связанных с тематикой возрастных различий, которые заметны в последние годы: защита детства, преклонный возраст политиков, связь поколе-ний/поколенческий разрыв.
Мобилизационный потенциал символа детства определяется такими элементами семантики образа детей, как их уязвимость, беззащитность, миролюбие. Образы опасности, грозящей детям, используются различными политическими акторами с целью объяснить и оправдать свои действия. Мобилизующая сила образов страданий детей настолько велика, что дает право защищать их любым способом, нередко игнорируя прочие социальные нормы [10; 21]. Исследователи уже показывали, как тема уязвимости детства использовалась в дискурсе военных конфликтов [2; 10; 21].
Тема защиты детства была одной из центральных в репрезентациях митинговой активности в России 2017-2021 гг.
Российские политики самого высокого ранга обращали внимание на недопустимость использования оппозицией несовершеннолетних и призывали спасти тех от опасности, которая связана с их участием в несанкционированных протестных акциях2. В свою очередь, либеральная оппозиция призывала защитить детей - в том числе от жестокого обращения, в котором
1 RealFitzroy. Telegram. 2022. 21 июня. URL: https://t.me/RealFitzroy/754.
2 Расширенное заседание коллегии МВД России. Владимир Путин принял участие в ежегодном заседании коллегии Министерства внутренних дел Российской Федерации / Kremlin.ru, 3.03.2021. URL: http://kremlin.ru/events/president/news/65090.
она обвиняла представителей правоохранительных органов [3; 9; 12; 14; 21]. Исследование общественного мнения, которое мы предприняли в 2021 г., показало, что представления россиян об использовании семантики детства в политике являются в значительной степени гомогенными; опрошенные высоко оценивали мобилизационный потенциал образа детской уязвимости и объясняли эффективность подобных призывов родительскими чувствами людей. Кроме того, многие информанты отмечали, что они вполне отдают себе отчет в том, что этот образ нередко используется в манипуля-тивных целях [4; 9; 21].
Второй сюжет мобилизационных призывов связан с образом старости, которой приписываются, с одной стороны, слабость, дряхлость, невосприимчивость к новому, с другой - мудрость и опыт. В целом, в координатах власти старость оценивается менее позитивно, чем зрелость, поскольку она нередко служит маркером неспособности эффективно управлять.
Что касается позитивной семантики символа старости (мудрость и опыт), то она находит применение в политическом дискурсе сравнительно редко, прежде всего, в риторике провластных СМИ для характеристики политиков старшего возраста. По опросу ВЦИОМ (апрель 2024), 82% опрошенных употребили в характеристике президента именно этот маркер - он занимал второе место после маркера «решительный/волевой»1.
Значительно более востребованными являются негативные смыслы образа старости. Например, российские СМИ используют прием символической сенилизации во внешнеполитическом дискурсе применительно к западным политикам, прежде всего к американскому президенту, что преследует цель позиционирования России как рациональной, ответственной, сильной, уверенной в себе, иными словами, зрелой страны. В российском внутриполитическом дискурсе сенилизация - прием, эксплуатируемый, главным образом, либеральными акторами. В период митинговой активности 20172021 гг. они репрезентировали власть как устаревшую, не способную к переменам, а оппозицию, напротив, как молодую, креативную, способную изменить страну к лучшему. Либеральная оппозиция обвинила власть в защите интересов только старшего поколения, которое довольно стабильностью и боится изменений в силу своей советской ментальности. В результате будущее молодежи, согласно этой позиции, находится под угрозой [4; 8].
1 ВЦИОМ: почти 90% россиян считают Путина волевым политиком / ТАСС. URL: https://tass.ru/obschestvo/20447865.
Анализ результатов проведенного прикладного исследования (интервью) показывает, что социальные представления о роли возраста в политике в целом коррелируют с теми смыслами, которые те получают в интерпретации акторов символической политики (см. статьи Л. Клещенко и О. Рябова в данном выпуске журнала).
Проблема поколенческого разрыва в символической политике и общественном мнении
В заключительном параграфе мы подробнее остановимся на влиянии возрастных стереотипов на такую практику политической мобилизации в России, как использование сюжета о поколенческом разрыве: с одной стороны, как этот сюжет использовали акторы символической политики; с другой, какое мнение о нем высказывали россияне в ходе проведенного интервью.
Прежде всего, отметим, что дискуссии о том, в какой мере новое поколение должно разделять ценности прежнего, проходят в более или менее явной форме на всем протяжении человеческой истории. Во время событий на киевском Майдане в 2014 году украинская оппозиция убеждала молодежь в том, что только «старики «выбирают совок» (в частности, осуществляя акции «спрячь паспорт бабушки - не дай ей проголосовать»), что поколения не только дедов, но и отцов безнадёжно испорчены советской пропагандой. Старшие поколения украинцев и Россия в этой картине мира представляли «проклятое прошлое», а молодежь и Запад - "светлое будущее"» [8].
Схожие избирательные технологии привлекались и либеральной оппозицией в России. В частности, акция «Спаси страну! Спрячь бабушкин паспорт!» использовалась во время выборов различного уровня, как минимум, с начала 2010-х гг. Как было отмечено выше, конфликт между властью и оппозицией в либеральном дискурсе репрезентировался в качестве конфронтации поколений. Для нас особый интерес представляет то, что такое противопоставление поколений в провластном дискурсе интерпретировалось как деятельность оппозиции, направленная на разрушение страны. Поскольку же ослабление России выгодно ее зарубежным недоброжелателям, то оппозиции приписывалась роль «пятой колонны», деятельность которой направлена на углубление поколенческого разрыва и раскол российского общества по признаку возраста.
На материале данных прикладного исследования мы проанализировали, насколько разделяемы в обществе идеи о противостоянии молодежи «от-
сталому» старшему поколению, о роли Запада в провоцировании этого противостояния, а также как российские граждане оценивают подобные мобилизационные призывы1.
Мы использовали проективные методики, предложив респондентам обсудить упомянутый предвыборный мем, на котором содержался призыв к молодежи спрятать бабушкин паспорт - призыв, направленный на ограничение участия представителей старшего поколения в выборах и - более широко - на уменьшение влияния их электоральной активности на будущее страны.
Подавляющее большинство участников интервью во всех трех регионах расценили мем «Спаси страну! Спрячь бабушкин паспорт!» как злую шутку, не отражающую специфику отношения молодежи к старшему поколению в российском обществе; о тотальном недоверии молодежи к старшим, по мнению респондентов, речи быть не может. Этот мем предсказуемо отторгался информантами из старшего поколения. Часть информантов, позиционировавшая себя приверженцами либеральной идеологии (а также, хотя и реже, представители возрастной группы «молодежь») чаще высказывали точку зрения о распространенности таких взглядов в обществе.
Нераспространенным, по мнению большинства опрошенных, является и мнение о том, что старшее поколение несет ответственность за негативные явления в российском обществе, и потому оно должно уступить дорогу молодым. Часть респондентов высказали уверенность о том, что такие взгляды были популярны в России ранее, в период протестной активности, а сейчас этого нет; некоторые наставали на том, что разрыв и недоверие поколений есть, однако они характерны для всего мира («молодежь всегда будет недовольна стариками, а старики - молодежью»).
Наибольший интерес для нашего исследования представлял мобилизационный потенциал подобных призывов. Большинство опрошенных расценивало как достаточно серьезную опасность само наличие таких практик
1 Исследование проводилось в форме полустандартизированных интервью в городах, различающихся размером, уровнем политической активности, степенью поддержки власти и оппозиции, а также этнокультурными особенностями (N=48, осень 2023 года, Санкт-Петербург, Махачкала, Иваново). Информанты дифференцировались по полу, возрасту (группы «18-35», «36-55», «56 и старше») и политическим предпочтениям (сторонники действующей власти, сторонники левых сил/приверженцы коммунистической и социалистической идеологии, сторонники либеральной идеологии, граждане, не поддерживающие существующие политические партии, и политически индифферентные граждане). Исследование осуществлялось членами проекта Т. Рябовой, Л. Клещенко, Е. Цалко, О. Рябовым. Выражаем благодарность У. Мутаеву за работу с респондентами в Дагестане.
(«может углубить недоверие между поколениями», «внести раздор между молодежью и старшими», вести к «расколу», к «нестабильности общества и государства», к «волнениям» и даже революции, к «радикализации молодежи»).
Мем не способен реально повлиять на результаты голосования, но он способен разделить поколения. Ирина, 59 лет, либеральные взгляды, Санкт-Петербург.
Последствия использования таких призывов видят и в том, что некоторые могут расценить подобный призыв как вполне серьезное руководство к действию.
Шутка очень опасная. Если это разойдется по интернету, то какой-то процент людей пойдёт и сделает, как написано. Анна, 28 лет, лоялистка, Иваново.
Информанты усматривают реальную опасность также в том, что мем может сработать как политическая технология и повлиять на общественное мнение - даже если граждане не соглашаются с его посылом.
Наконец, в качестве причины появления подобных мемов в СМИ нередко называли влияние западной пропаганды или даже усилий западных спецслужб, которые целенаправленно стараются расколоть российское общество, в том числе по возрастному признаку. Обсуждение этой идеи является самостоятельной практикой политической мобилизации. Вот как реагировали информанты на вопрос о том, допускают ли они, что раскол поколений является результатом деятельности зарубежных акторов.
Источник проблем межпоколенческих отношений находится внутри нашей страны, и не стоит искать факторы внешнего влияния - так отвечали практически все те, кто не идентифицирует себя со сторонниками власти: избиратели КПРФ, «Яблока», «Новых людей», Большинство молодых респондентов также не считают внешнее влияние значимым фактором.
Мнение молодежи о политике формируется исходя из того, что она видит вокруг себя - как страна заботится о своих гражданах, о своих молодых семьях, о молодёжи, об образовании, о медицине, о стариках.., о безработных. На самом деле, во всем виноваты мы сами, а не спецслужбы Запада. Ирина, 59 лет, либеральные взгляды, Санкт-Петербург.
Противоположную точку зрения высказывали сторонники власти.
Западная пропаганда имеет почти стопроцентное влияние на российскую молодёжь. И Запад делает все, чтобы через молодёжь подорвать обстановку внутри страны. Саид, 54 года, коммунист, Махачкала.
Было бы странно, если бы они не использовали такой рычаг. Борис, 55 лет, лоялист, Санкт-Петербург.
Пытаются расколоть, чтобы осуществить свою цель - разорвать страну и завладеть нашими ресурсами, нас поработить. Уверен, что это так. Андрей, 37 лет, лоялист, Иваново.
Нередко информанты, прежде всего старшего возраста, проводили параллели с тем, какую роль Запад сыграл в распаде СССР:
Когда доверие большое зарубежным этим спонсорам, это плохо может повлиять. На нашей памяти вот так же раскололи СССР, разобрали все заводы и фабрики... Если будет дальше молодежь слушать зарубежных [спонсоров], будет плохо. Айшат, 63 года, лоялистка, Махачкала.
Стереотипные представления о том, что молодежь из-за недостатка жизненного опыта более склонна доверять пропаганде и более уязвима для ведущейся «коллективным Западом» информационной войны, также нередко оказывает влияние на позиции респондентов.
Молодежь в силу своего возраста «ведется» на это. То есть, молодёжь настраивают против власти, и это подрывает чувство ее патриотизма. Ксения, 19 лет, политически индифферентна, Иваново.
Отвечая на вопрос о том, как осуществляется западное влияние на молодежь, информанты - и сторонники власти, и противники - подчеркивали роль интернета и социальных сетей, упоминая западные СМИ, музыку, кинофильмы, сериалы, моду.
Зомбирование идет через интернет, прежде всего. Вы посмотрите, какие фильмы они смотрят. Опять же, мы видим, как все эти ценности свои про «голубых» и прочее пытаются нам навязать. Сергей, 67 лет, лоялист, Иваново.
Люди, рождённые после 1985 года, так или иначе выращены американской культурой, и многие американские ценности уже находятся в людях - это, в том числе, и политические ценности, то есть, это и свобода, и демократия. Евгений, 19 лет, либеральные взгляды, Санкт-Петербург.
Наконец, для нескольких респондентов - молодых людей либеральных взглядов - влияние Запада на российскую молодежь связано и со спором о традиционных ценностях; по их мнению, отрицание молодыми людьми данных ценностей коррелирует с симпатиями к Западу, что может повлиять на их политическое поведение, в том числе на выборах.
Молодежь может голосовать на выборах за те партии, которые не стремятся сохранять традиционные ценности и ориентируют на Запад, который считают более цивилизованным. Ярослав, 21 год, либеральные взгляды, Иваново.
Если говорить о различии мнений в зависимости от социально-демографических характеристик респондентов, то молодые люди реже соглашались с тезисом о заметном влиянии Запада на поколенческий разрыв в российском обществе. Точку зрения о том, что молодежь является объектом манипулирования западных спецслужб, чаще разделяли представители среднего и старшего возраста, а также сторонники власти.
Таким образом, использование возрастных стереотипов достаточно заметно в политике. Эффективность политического использования данного вида стереотипизации обусловлена, с одной стороны, общими свойствами социальных стереотипов (упрощенность, устойчивость, массовость, оценоч-ность), с другой, специфическими характеристиками маркеров возраста (связь с личным опытом, узнаваемость, апелляция к природным, натуральным свойствам человека). Важнейшей причиной включения возрастной сте-реотипизации в политические практики является то, что маркеры возраста возможно привлекать для установления, легитимации и сигнификации отношений власти и подчинения. Качествами, которые общественное мнение считает атрибутами власти (сила, самостоятельность, самообладание и др.), возрастные группы наделяются в разной мере: возраст зрелости - в большей, возраст молодости и старости - в меньшей.
Возрастные стереотипы эффективно привлекаются в различные формы символической политики: легитимацию власти, политику коллективной идентичности, политику памяти, популярную геополитику, политическую мобилизацию; это, по нашему мнению, дает основания утверждать, что их следует интерпретировать в качестве одного из ресурсов власти.
В качестве кейса мы рассмотрели влияние возрастных стереотипов на такую практику политической мобилизации, как использование сюжета о по-коленческом разрыве в российском обществе и о роли «коллективного Запада» в провоцировании отчуждения поколений в России. Результаты проведенного социологического исследования показали, что россияне используют стереотипные представления в оценках политических процессов и понимают влиятельность их использования в политической риторике.
Литература
1. Гуреев Д.В. «Устами младенца...»? Грета Тунберг как символ современного экодвижения // Символ детства в политике: от холодной войны к современности / Под ред. Т.Б. Рябовой и О.В. Рябова. СПб.: РГПУ им. А.И. Герцена, 2019. C. 48-51.
2. Кафтан В.В. Использование детской темы в информационно-коммуникативных практиках дискредитации Российской Федерации // Феномен детства в Российском обществе: состояние, проблемы и перспективы исследований: мат-лы всеросс. науч.-практич. конф. (29-30 мая 2018 года) / Под ред. Г.В. Бариновой, С.Н. Климова. Москва: МИИТ, 2018. С. 66-77.
3. Клещенко Л.Л. «Поколенческий разрыв» в дискурсе современных российских либеральных медиа // Комплексные исследования детства. 2021. Т. 3. №2. С. 23-37.
4. Клещенко Л.Л. Репрезентация образа детства в либеральных СМИ современной России // Комплексные исследования детства. 2019. Т. 1. №4. С. 312-319.
5. Малинова О.Ю. Конструирование макрополитической идентичности в постсоветской России: символическая политика в трансформирующейся публичной сфере // Политэкс. 2010. №1. С. 5-28.
6. Массовая политика: институциональные основания / Под ред. С. В. Патрушева. Москва: Политическая энциклопедия, 2016. 287 с.
7. Микляева А.В. Содержание возрастных стереотипов: эмпирическая типология // Письма в Эмиссия. Оффлайн. 2014. №2. С. 21-48.
8. Рябов О.В., Рябова Т.Б. Связь поколений как политический символ // Культурное наследие и связь поколений. Нижний Новгород: ННГУ им. Н.И. Лобачевского 2023. С. 177-185.
9. Рябова Т.Б. Возраст власти? «Воображаемые поколения» и доверие к политикам в социальных представлениях современных россиян // Комплексные исследования детства. 2021. Т. 3. № 1. С. 5-13.
10. Рябова Т.Б., Рябов О.В. Образы детства и детей в символической политике // Политическая экспертиза. ПОЛИТЭКС. 2019. Том 15. №3. С. 417-433.
11. Рябова Т.Б., Рябов О.В. «...Слышу речь не мальчика, но мужа»: о гендерно-возрастных стереотипах в политике // Женщина в российском обществе. 2020. №4. С. 5-13.
12. Chernova Z.V. New Pronatalism? Family Policy in Post-Soviet Russia // Region. Vol. 1. No. 1, 2012. P. 75-92.
13. Dodds K. Popular geopolitics and audience dispositions: James Bond and the Internet Movie Database (IMDb) // Transactions of the Institute of British Geographers. 2006. Vol. 31. No. 2. P. 116-130.
14. Erpyleva S.V. Active Citizens under Eighteen: Minors in Political Protests // Journal of Youth Studies. 2020. P. 1215-1233.
15. Fournier A. Immature publics: democratic revolutions and youth activists in the eye of authority // Anthropological Quarterly. 2015. Vol. 88. No. 1. P. 37-65.
16. Hinton P. 2000. Stereotypes, cognition and culture. Hove: Psychology Press.
208 p.
17. Kite M.E., Deaux K., Miele M. Stereotypes of young and old: Does age outweigh gender? // Psychology and Aging. 1991. Vol. 6. No 1. P. 19-27.
18. Klandermans B. Mobilization and Participation: Social-Psychological Expansions of Resource Mobilization Theory // American Sociological Review. 1984. Vol. 49. No 5. P. 583-600.
19. Marquette J.F. A logistic diffusion model of political mobilization // Political Behavior. 1981. Vol. 3. No. 1. P. 7-30.
20. Pickering M. Stereotyping: the politics of representation. New York: New York Press, 2001. 264 p.
21. Riabov O., Riabova T., Kleshchenko L. "Save the Children!": The Symbol of Childhood and (De)Legitimation of Power in Russian Protests 2017-2021 // Region. Regional Studies of Russia, Eastern Europe, and Central Asia. 2022. No. 2. P. 235-252.
22. Saunders R.A. Popular Geopolitics and Nation Branding in the Post-Soviet Realm. N.Y.: Routledge, 2017. 258 p.
23. Schneider D.J. The Psychology of Stereotyping. New York, 2004. 704 p.
References
1. Gureev D.V. «Ustami mladentsa...»? Greta Tunberg kak simvol sovremennogo ekodvizheniya. Simvol detstva v politike: ot kholodnoi voiny k sovremennosti / Pod red. T.B. Ryabovoi i O.V. Ryabova. SPb.: RGPU im. A.I. Gertsena, 2019. C. 48-51.
2. Kaftan V.V. Ispol'zovanie detskoi temy v informatsionno-kommunikativnykh prak-tikakh diskreditatsii Rossiiskoi Federatsii. Fenomen detstva v Rossiiskom obshchestve: sos-toyanie, problemy i perspektivy issledovanii: mat-ly vseros. nauch.-praktich. konf. (29-30 maya 2018 goda). Pod red. G.V. Barinovoi, S.N. Klimova. Moskva: MIIT, 2018. S. 66-77.
3. Kleshchenko L.L. «Pokolencheskii razryv» v diskurse sovremennykh rossiiskikh liberal'nykh media. Kompleksnye issledovaniya detstva. 2021. T. 3. №2. S. 23-37.
4. Kleshchenko L.L. Reprezentatsiya obraza detstva v liberal'nykh SMI sovremen-noi Rossii. Kompleksnye issledovaniya detstva. 2019. T. 1. №4. S. 312-319.
5. Malinova O.Yu. Konstruirovanie makropoliticheskoi identichnosti v postso-vetskoi Rossii: simvolicheskaya politika v transformiruyushcheisya publichnoi sfere. Politeks. 2010. №1. S. 5-28.
6. Massovaya politika: institutsional'nye osnovaniya / Pod red. S. V. Patrusheva. Moskva: Politicheskaya entsiklopediya, 2016. 287 s.
7. Miklyaeva A.V. Soderzhanie vozrastnykh stereotipov: empiricheskaya tipologiya. Pis'ma v Emissiya. Offlain. 2014. №2. S. 21-48.
8. Riabov O.V., Riabova T.B. Svyaz' pokolenii kak politicheskii simvol. Kul'turnoe nasledie i svyaz' pokolenii. Nizhnii Novgorod: NNGU im. N.I. Lobachevskogo 2023. S. 177-185.
9. Riabova T.B. Vozrast vlasti? «Voobrazhaemye pokoleniya» i doverie k politikam v sotsial'nykh predstavleniyakh sovremennykh rossiyan. Kompleksnye issledovaniya detstva. 2021. T. 3. №1. S. 5-13.
10. Riabova T.B., Riabov O.V. Obrazy detstva i detei v simvolicheskoi politike. Politicheskaya ekspertiza. POLITEKS. 2019. Tom 15. №3. S. 417-433.
11. Riabova T.B., Riabov O.V. «...Slyshu rech' ne mal'chika, no muzha»: o gender-no-vozrastnykh stereotipakh v politike. Zhenshchina v rossiiskom obshchestve. 2020. №4. S. 5-13.
12. Chernova Z.V. New Pronatalism? Family Policy in Post-Soviet Russia. Region. Vol. 1. No. 1, 2012. P. 75-92.
13. Dodds K. Popular geopolitics and audience dispositions: James Bond and the Internet Movie Database (IMDb). Transactions of the Institute of British Geographers. 2006. Vol. 31. No. 2. P. 116-130.
14. Erpyleva S.V. Active Citizens under Eighteen: Minors in Political Protests. Journal of Youth Studies. 2020. P. 1215-1233.
15. Fournier A. Immature publics: democratic revolutions and youth activists in the eye of authority. Anthropological Quarterly. 2015. Vol. 88. No. 1. P. 37-65.
16. Hinton P. 2000. Stereotypes, cognition and culture. Hove: Psychology Press.
208 p.
17. Kite M.E., Deaux K., Miele M. Stereotypes of young and old: Does age outweigh gender? Psychology and Aging. 1991. Vol. 6. No 1. P. 19-27.
18. Klandermans B. Mobilization and Participation: Social-Psychological Expansions of Resource Mobilization Theory. American Sociological Review. 1984. Vol. 49. No 5. P. 583-600.
19. Marquette J.F. A logistic diffusion model of political mobilization. Political Behavior. 1981. Vol. 3. No. 1. P. 7-30.
20. Pickering M. Stereotyping: the politics of representation. New York: New York Press, 2001. 264 p.
21. Riabov O., Riabova T., Kleshchenko L. "Save the Children!": The Symbol of Childhood and (De)Legitimation of Power in Russian Protests 2017-2021. Region. Regional Studies of Russia, Eastern Europe, and Central Asia. 2022. No. 2. P. 235-252.
22. Saunders R.A. Popular Geopolitics and Nation Branding in the Post-Soviet Realm. N.Y.: Routledge, 2017. 258 p.
23. Schneider D.J. The Psychology of Stereotyping. New York, 2004. 704 p.
