CC BY
0
Л.Л. Клещенко
ВОЗРАСТ КАК СИМВОЛ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИЙСКОЙ ПОЛИТИКЕ
Аннотация
Статья посвящена изучению специфики возраста как политического символа и его использования в современной российской политике. Теоретико-методологическая основа исследования включает концепции символической политики и конструктивистское понимание возраста. Исследование проводилось с помощью опросных методов — полустандартизированного интервью. Также применялся вторичный анализ данных, полученных в 2020 году при исследовании поколенческих аспектов российской политики. Выводы исследования заключаются в следующем. Использование символов возраста в политическом контексте обусловлено такими их свойствами, как узнаваемость, близость к личному опыту, эмоциональная нагруженность. В символах детства и старости преобладают негативные коннотации, связанные с восприятием этих возрастов как отличных от нормального состояния человека, потому уподобление объектов старикам или детям в политике зачастую является технологией дискредитации. Символическая инфан-тилизация как прием символической политики может служить основанием для исключения из политики, для политической мобилизации, связанной с необходимостью защиты детей, а также для легитимации власти, основанной на противопоставлении «неразумных детей» и «рациональных взрослых». Символическая сенилизация, уподобление пожилым или старикам, может выполнять функции легитима-ции/делегитимации власти, или определенной политики; отрицания политической субъектности и политической дискриминации; в также при конструировании образа будущего. В общественном мнении современной России доми-
L. Kleshchenko
AGE AS A SYMBOL IN CONTEMPORARY RUSSIAN POLITICS
Abstract
The article is devoted to the study of the peculiarities of age as a political symbol and its use in contemporary Russian politics. The theoretical and methodological basis of the research includes the concepts of symbolic politics and a construc-tivist understanding of age. The study was conducted using survey methods - a semi-structured interview. A secondary analysis of the data obtained in 2020 in the study of generational aspects of Russian politics was also used. The conclusions of the study are as follows. The use of age symbols in a political context is due to their characteristics such as rec-ognizability, proximity to personal experience and emotional charge. The symbols of childhood and old age are dominated by negative connotations associated with the perception of these ages as different from the normal human condition, and therefore the likening of objects to old people or children in politics is often a discrediting technique. Symbolic infan-tilization, as a method of symbolic politics, can serve as a basis for exclusion from politics, for political mobilization around the need to protect children, and for the legitimization of power based on the opposition between 'unreasonable children' and 'rational adults'. Symbolic senilization through the comparison with the old or the elderly can perform the functions of legitimation/delegitimation of power or a certain policy, denial of political subjectivity and political discrimination, as well as in the construction of an image of the future. Public opinion in modern Russia is dominated by negative meanings of symbols of childhood and old age, such as dependence, inferiority, inefficiency. Informants associate these traits with both childhood and old age in politics and attribute them to those Rus-
нируют негативные смыслы символов sian and foreign politicians whose activi-детства и старости, такие как зависи- ties they do not approve of. мость, неполноценность, неэффективность. Эти черты информанты ассоциируют как с детским, так и с пожилым возрастом в политике, и приписывают их тем российским и зарубежным политикам, деятельность которых не вызывает у них одобрения.
Ключевые слова: Key words:
политический символ, символическая по- political symbol, symbolic politics, symbolic литика, символическая инфантилизация, infantilization, symbolic senilization, symbol символическая сенилизация, символ дет- of childhood, symbol of age, childhood, ства, символ возраста, детство, российская Russian politics. политика.
Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда №23-28-01414 «Возраст и власть. Возрастная стереотипизация в современной российской политике», https://rscf.ru/project/23-28-01414.
https://doi.org/10.24412/2227-1538-2024-3-22-38
Актуальность возрастной проблематики в политологии обусловлена тем, что возрастные маркеры используются в современной России практически всеми акторами политического процесса. Они могут привлекаться в электоральном дискурсе при обсуждении преимуществ и недостатков тех или иных кандидатов, при объяснении причин протестной активности, при объяснении причин популярности или неудач того или иного политика или причин принятия им политических решений. Исследовательская проблема, которой посвящена данная статья, заключается, во-первых, в том, какие свойства возраста как символа обусловили повышенный интерес к возрастной проблематике в российской политике; во-вторых, как интерпретируется возраст как политический символ в общественном мнении.
Возрастные аспекты политических процессов изучались российскими и зарубежными исследователями в таких аспектах, как политическая активность разных возрастных групп [10], политическая геронтология [25], политические ценности разных возрастных групп [11], возрастные стереотипы [8; 13; 15], символы возраста и их роль в политике [1; 2]. Новизна настоящего исследования заключается в аспектизации проблемы восприятия символа возраста, его характерных особенностей и функций. Статья основана на результатах двух серий полустандартизированных интервью, проведенных в 2020 и 2023 годах в трех городах России - Санкт-Петербурге, Иваново, Махачкале.
В первой части статьи будут рассмотрены теоретические разработки, которые легли в основу настоящего исследования; отдельные теоретические положения будут проиллюстрированы примерами из современного российского медиадискурса. Во второй части изложены результаты эмпирического исследования, которые отражают специфику восприятия символа возраста респондентами.
Теоретико-методологическая основа исследования включает концепции символической политики и конструктивистское понимание возраста. В настоящем исследовании символическая политика рассматривается как «деятельность, связанная с производством различных способов интерпретации социальной реальности и борьбой за их доминирование в публичном пространстве» [4, с. 180]. Цели символической политики связаны с символической властью, будь то овладение этой властью или ее удержание. В силу многозначности любого политического символа символическая политика также предстает как борьба различных интерпретаций.
Одной из характеристик символической политики является то, что она представляет собой такой способ политической коммуникации, в котором, помимо когнитивного, всегда присутствует сильный аффективный компонент [9, с. 23]. Это закладывает возможность для манипулятивного использования политических символов. С точки зрения конструктивистского подхода, символам может приписываться то или иное значение в зависимости от целей акторов политического процесса. Использование возрастов детства и старости как символов Т.Б. Рябова и О.В. Рябов называют символической инфантилизацией и символической сенилизацией соответственно [7; 23].
Символическую инфантилизацию авторы определяют, как уподобление индивида ребенку с целью демонстрации отсутствия у него автономии и доказательства необходимости внешнего контроля над ним, и, таким образом, форму символического насилия. Инфантилизация включает в себя как прямое навешивание ярлыка «ребенок» на политического деятеля, так и сравнение политического поведения с ребенком, а также косвенное уподобление - то есть, наделение качествами, которые воспринимаются как атрибуты ребенка: эмоциональность, неразумность, беспомощность, зависимость, безответственность. Поскольку инфантилизация -это представление определенных политических субъектов/сообществ как уязвимых, беспомощных и отсталых детей, они ассоциируются с потребностью в бескорыстном и бесстрашном спасателе и защитнике. Авторы
отмечают, что метафора детства широко применяется в репрезентациях международных отношений, при этом, задействуются преимущественно негативные коннотации детства [23, с. 131].
Символическую сенилизацию О.В. Рябов и Т.Б. Рябова определяют, как «используемый для достижения преимущества в политической борьбе прием символической политики, который заключается в приписывании политическим акторам качеств, ассоциируемых со старостью, или в уподоблении их пожилым или старикам» [7, с. 167-168]. При этом содержание символа старости может варьироваться в зависимости от политических целей. Авторы выделяют следующие причины популярности данного приема символической политики: эмоциональная насыщенность, связь с природными основаниями дифференциации, укорененность в потестарных отношениях [7, с. 168].
Исследование проводилось с помощью опросных методов - полустандартизированного интервью. В 2023 году было проведено 48 интервью в трех городах, - Санкт-Петербурге, Иваново, Махачкале (о выборке исследования см. в статье Т.Б. Рябовой). Кроме того, применялся вторичный анализ данных, полученных в 2020 году в тех же городах при исследовании поко-ленческих аспектов российской политики (Ы = 42, осень 2020 года, Санкт-Петербург, Иваново, Махачкала). В исследовании 2020 года информанты дифференцировались по полу, возрасту («14-17 лет», «18-34 года», «35-54 года», «старше 55 лет») и политическим предпочтениям (лоялисты, сторонники левых, политически индифферентные граждане и сторонники либеральной идеологии).
Детство как политический символ
В качестве политических символов могу выступать как материальные, так и нематериальные объекты. Как замечают Р. Филлипс Дезалья и С. Мешбергер, символы выполняют следующие функции: обеспечивают связи с предшествующими поколениями; вызывают сильную эмоциональную реакцию; выражают и поддерживают культурные нарративы; опосредуют самоидентификацию [16, р. 2]. Символы могут служить в качестве фильтра, опосредующего восприятие реальности, помещая новую информацию в уже известный человеку культурный контекст. Простота использования возраста как политического символа обусловлена тем, что возрастные различия являются видимыми, близкими к жизненному опыту каждого человека.
Дж. Браун отмечает, что термин «другой» обычно несет в себе коннотацию дифференциальных властных отношений [14]. Основаниями для дифференциации могут быть класс, раса, пол, этническая принадлежность, а также возраст. Возраст, раса, пол, этническая принадлежность относятся к основаниям категоризации, которые являются наиболее видимыми [12; 18]. Как указывает С.А. Лишаев, зрелый возраст рассматривается современными философами как возраст «просто человека», потому выделение каких-либо специфических свойств зрелого возраста не характерно. Будучи возрастом «просто человека», он является «нормальным» возрастным состоянием. Большее внимание исследователей привлекают такие «отклонения» от нормального возраста, как детство и старость [3, с. 191].
Детство как социальный конструкт является абстракцией, «которая состоит из ожиданий, надежд и страхов, которые взрослые высказывают по поводу молодежи». Как отмечает Р. Нойштадтер, ребенок как другой может символизировать как положительные (добродетель и невинность), так и отрицательные качества (незавершенность). Положительные смыслы символа детства связаны с такими аспектами, как воображение, эмоциональность, чистота, способность противостоять материальному миру. Понимание детства как утопического идеала, как показывает автор, было характерно для эпохи Просвещения [20, с. 302]. В XX веке, напротив, доминирующими интерпретациями детства стали негативные — ребенок предстает угрозой прогрессу, оппозицией респектабельной взрослости, излишне эмоциональной и иррациональной, примитивной формой существования, для которой характерны невежество и даже жестокость [22, р. 163]. Так, считая ребенка неполноценным взрослым, Фрейд связывал с инфантилизмом общества его религиозный этап развития [20]. Аналогичным образом, Т. Парсонс рассматривает детство как дисфункциональность и неизбежный для достижения «нормальности» (зрелости) этап»: «Каждый важный шаг в достижении большей зрелости предполагает усвоение еще более высоких уровней ценностной приверженности, вплоть до уровня взрослости» [21, р. 203]. Процесс политической социализации подразумевает устранение недостатков, присущих детству, и формирование из ребенка нормального (зрелого) человека.
Согласно концепции, Р. Нойштадтера «термины «ребенок», инфантильность, и «подобный ребенку» используются для того, чтобы донести до общества, что есть что-то не совсем правильное в отношении точки зрения, личности или политической позиции» [20, с. 302]. С помощью уподобления
ребенку сложные идеологические противоречия редуцируются до природных процессов (неизбежного взросления). Зрелость при этом предстает как необходимое и желательное состояние. Инаковость по отношению к норме — среднему (зрелому) возрасту — является общим свойством детства и старости как символов.
«В целом, детство символизирует некую нехватку, несформирован-ность, не вполне социальное существование, близкое, в первую очередь, природе, а не культуре, поэтому ребенок призван символизировать такие качества, как несамостоятельность, зависимость, подчиненность, а также слабость и беспомощность» [6, с. 420]. Как отмечает Р. Нойштадтер, детству уподобляются подчиненные группы: бедные, которым атрибутируют такие качества, как фатализм, безынициативность, беспомощность, неспособность планировать и контролировать свои сиюминутные потребности; женщины, которым атрибутируют эмоциональность, зависимость, капризность и беспомощность; политические меньшинства, которым атрибутируют радикализм и детскую мечтательность; коренные народы, ассоциируемые с близостью к природе, неразумностью, непосредственностью [20, с. 307-309].
Бинарная оппозиция «взрослый/ребенок» подразумевает необходимость защищать, заботиться, наставлять. Пассивность и зависимость детей закрепляет их статус жертвы и обосновывает проведение по отношении к ним патерналистской политики. Невинность и уязвимость детства относятся к его эссенциальным характеристикам, хотя они могут и не иметь ничего общего с реальным опытом конкретных детей [17, с. 79]. Репрезентация детей как слабых и нуждающихся в защите апеллирует к биологически обусловленным инстинктам человека, а потому может вызывать сильный эмоциональный отклик. По этим причинам детство как символ активно применяется в политической мобилизации, легитимации и делегитимации власти, в символической политике военных конфликтов, в цивилизационном дискурсе [6]. В современной российской политике призыв «защищать детей» может служить целям политической мобилизации и легитимации СВО: известно высказывание губернатора г. Санкт-Петербурга о необходимости защиты детей от чуждых России западных ценностей, олицетворяемых гендерно-нейтральными туалетами; или же эксплуатироваться для символической де-маскулинизации через уподобление врага ребенку (напр.: «Медведев: Зеленский — истеричный ребёнок с проблемами в развитии»).
Одновременно с этим, репрезентация детей как слабых и нуждающихся в защите обосновывает необходимость контроля над ними, тем самым усиливая зависимое положение детей. «Природная» слабость ребенка, как и женщины, нередко служила основанием для их эксплуатации. В политическом контексте необходимостью заботы о детях могут быть оправданы ограничения, распространяемые на неопределённый круг лиц, маркируемых как дети. В качестве примера можно привести многочисленные призывы защитить детей от деструктивного контента в современном российском политической дискурсе.
Уподобление оппонента ребенку подразумевает противопоставление его уподобляющему - и, таким образом, наделение себя прямо противоположными качествами - рациональностью, благоразумием, зрелостью, независимостью, цивилизованностью и прагматизмом. С этими характеристиками ассоциируется и способность выполнять социальные роли, присущие взрослым - в том числе, связанные с политикой, то есть, принимать решения и управлять другими людьми. Так, например, широко распространено наделение «детскими» качествами сторонников либеральной оппозиции в России, воплощенной в обобщенном термине «навальнята», которым могут называть самые разнообразные политические силы, выступающие за изменения в современной внутренней или внешней российской политике. В этом образе подчеркивается сразу несколько негативных коннотаций детства - зависимость, ведомость, некомпетентность и детская мечтательность. Наделение этими характеристиками направлено на лишение политической субъектной.
Негативный образ детства как противоположность идеалу - «нормальному» взрослому человеку, предполагает лишение объекта подобного уподобления совокупности таких свойств, как рациональность, зрелость, независимость, и может служить основанием для исключения из политики, для политической мобилизации, связанной с необходимостью защиты детей, а также для легитимации власти, основанной на противопоставлении «неразумных детей» и рациональных взрослых. Символическая инфантилизация остается востребованным приемом символической политики, который используется в современном российском политическом дискурсе.
Старость как политический символ
Старение, как и детство, рассматривается исследователями как социальный конструкт. Исследователи отмечают, что негативные стереотипы о старости и старении могут начать формироваться еще в детстве - негативные образы старости присутствуют в детских книгах и СМИ [19, с. 333]. К признакам, приписываемым старению, относят снижение производительности памяти, способности к равновесию, скорости походки и качества слуха [19, с. 332]. Таким образом, старость рассматривается как утрата способностей и возможностей, присущих зрелому возрасту, отклонение от состояния «нормального» взрослого человека, и, таким образом, частичный возврат к детству как состоянию неполноценности. Пожилой возраст, как и детство, стигматизируется в современном обществе. Основание стигматизации старения лежит в широком распространении негативных стереотипов о старости. Отсюда проистекает характерное для современного мира стремление любой ценой «избежать» старения.
Как отмечают Дж. А. Ричесон и Дж. Николь Шелтон, хотя восприятие пожилого возраста является сложным и дифференцированным, и включает также положительные аспекты, но негативное восприятие старости доминирует над позитивным [24]. Негативный стереотип о старости включает такие компоненты, как одиночество, умственная и физическая неполноценность, уязвимость, медлительность, старомодность, консерватизм, капризность, забывчивость, неспособность принимать решения, нести ответственность за свои поступки [24]. Конструирование подобного образа пожилого человека обосновывает необходимость заботы и защиты пожилых, но также лишения их привилегий, которые есть у «нормального», зрелого возраста. В политическом контексте, апелляцией к негативным свойствам возраста может обосновываться призыв к лишению избирательных прав пожилых людей, или лишению их права занимать определённые должности. В качестве примера из политического дискурса, иллюстрирующего данные положения, можно привести цитату из материала РИА Новости о президенте США Дж. Байдене-младшем: «80 лет — это слишком много для того, чтобы занимать пост президента».
Необходимо отметить, что старости нередко приписываются те же негативные свойства, что и детям. Данный процесс исследователи называют инфантилизацией старости [5, с. 110]. Инфантилизация подразумевает, что обращение с пожилым человеком как с ребенком является обоснованным,
что, как и в случае с детством, может служить основанием для лишения пожилых возможности выполнять социальные роли, характерные для взрослых. В качестве примера подобной дискурсивной стратегии можно привести материал РИА Новости «Трамп сравнил Байдена с шестилетним ребенком». Издание приводит цитату: «Китай с нами разговаривает, будто мы дети, а по состоянию ума мы и есть, если вы посмотрите на наших лидеров», — сказал Трамп». В данном высказывании акцентируется такой важнейший компонент символов детства и старости, как умственная неполноценность, недоразвитость, что ставит под вопрос способность принимать политические решения. При этом, Китаю атрибутируется стремление инфантилизировать внешнюю политику США и лидеров страны, и тем самым установить собственное доминирующее положение.
Негативные коннотации пожилого возраста, такие как несамостоятельность, жалость, несовременность и бесполезность могут использоваться в образе будущего, как позитивного, так и негативного. В данном случае речь пойдет о негативном образе будущего, связанном со страхом перед старением. Олицетворением негативных качеств старости стала дряхлость, которая упомянута в цитате Президента В.В. Путина в высказывании в ходе встречи с участниками Форума «Все для победы» 2 февраля 2024 года: «Если мы ничего не будем делать, если мы не будем защищать наших людей на Донбассе, на Херсонщине, в Запорожье, в Новороссии, бросили бы людей в Крыму, во что превратилась бы в конце наша страна? В дряхлую, не самодостаточную, на самом деле никому не нужную страну, которую все с ее наличием большого количества природных ресурсов со стороны поглаживали бы покровительственно по головке и давали бы нам гнилую картошку в качестве гуманитарной помощи. И при этом всегда думали, чтобы и как оттяпать»1. Далее высказывание продолжилось рассуждением о самодостаточности как главном компоненте суверенности. Дряхлость становится, во-первых, символом зависимости, неспособности себя защитить; а во-вторых, несовременности. Образ дряхлости в данном случае выполняет функцию легитимации внешней и внутренней политики. Примечательно, как этот образ был обыгран информационными агентствами. В речи президента было использовано множество образов и метафор, и были затронуты важнейшие темы: развитие оборонно-промышленного комплекса, отношения России с
1 Путин: если РФ не будет защищать своих людей, то превратится в дряхлую страну / ТАСС. 2024. URL: https://tass.ru/politika/19886581.
другими странами, санкции, доступность жилья, поддержка семей с детьми, поддержка мобилизованных, и многие другие.
Несмотря на это, крупные новостные издания акцентировали внимание на символе возраста, вынеся его в заголовки и подзаголовки своих статей: «Путин: если РФ не будет защищать своих людей, то превратится в дряхлую страну» (ТАСС); «Путин рассказал, в каком случае Россия стала бы никому не нужной. Путин: Россия стала бы дряхлой, если бы бросила людей в Крыму и новых регионах» (РБК); «Путин рассказал, что бы было, если бы Россия не защищала новые регионы. Путин: если бы Россия бросила своих людей, она стала бы дряхлой и ненужной» (РИА Новости). Такую репрезентацию мы можем найти и в ряде региональных изданий. При этом, помещая метафору возраста в заголовок, медиа ретранслировали цитату из высказывания вне контекста.
В чем причины столь большого внимания к «дряхлой» России? По всей видимости, образы возраста привлекают своей простотой, близостью к повседневному опыту каждого, эмоциональной нагруженностью. Дряхлость, старость имплицитно подразумеваются как состояния, которых любой человек хочет избежать, которые выглядят ужасающими и отталкивающими. Угроза стать дряхлыми применяется в качестве аргумента в политической дискуссии, подменяя рациональные доводы, и служит обоснованием легитимности политических решений.
Таким образом, можно выделить определенные черты сходства в содержании таких символов, как детство и старость. Символы детства и старости нередко используются в негативном контексте, противопоставляются среднему возрасту (возрасту зрелости), что обуславливает их широкое применение в политическом дискурсе. Символическая сенилизация, уподобление пожилым или старикам, может выполнять функции легитима-ции/делегитимации власти, или определенной политики; отрицания политической субъектности и политической дискриминации; в также при конструировании образа будущего.
Возраст политика в социальных представлениях россиян
Рассмотрим, какие смыслы символа детства и старости доминируют в социальных представлениях. В 2020 и 2023 гг. были проведены серии интервью в трех городах России - Санкт-Петербурге, Иваново и Махачкале. Среди прочего, в 2020 году мы попросили респондентов сказать, какой российский политик, по их мнению, похож на ребенка, и почему. Выводы этого
исследования подтверждают предположение о доминировании негативных коннотаций детства в российской политике. Респонденты чаще приписывали инфантильность тем политикам, которые относятся к другому полюсу политического спектра. Напротив, те политики, которые пользуются симпатией респондента, не уподоблялись сравнению с ребенком и детским поведением.
Безусловным лидером вопроса «Кто из российских политиков больше похож на ребенка?» стал бывший в то время лидером ЛДПР В.В. Жириновский, которого информанты обвиняли в агрессивности, неадекватности, непостоянстве, эмоциональности. Другого российского политика называли ребенком, объясняя это тем, что его профессиональные компетенции слабо выражены. Диапазон мнений по данному вопросу был узким как в Санкт-Петербурге, так и в регионах.
Интервью также содержало вопрос о том, можно ли сравнить с ребенком президента РФ В.В. Путина. Большинство респондентов (особенно те, кто поддерживал политику президента) ответили на вопрос отрицательно. Информанты использовали следующие аргументы. Во-первых, по их мнению, президент и его политика характеризуются серьезностью, продуманностью решений; во-вторых, длительность политической карьеры, которую информанты связывали с опытом и эффективностью («Вывел из всяких передряг, из кризиса» (Дмитрий, 45 лет, лоялист, Иваново)); в-третьих, физическая сила и активность («Здесь описание ребенка под В.В. Путина не подходит. Наш президент занимается спортом, ведет активный образ жизни» (Елена Константиновна, 45 лет, лоялистка, Иваново)); в-четвертых, независимость проводимой политики («Путин сильный, самостоятельный лидер, его политика направлена на защиту суверенитета, независимости страны» (Николай, 40 лет, лоялист, СПб). Соответственно, респонденты приписывали позитивные коннотации среднего возраста, качества, в которых отказывают детям, именно тем политическим силам, с которыми идентифицировали себя. Респонденты оппозиционных взглядов, напротив, использовали другие образы при ответе на данный вопрос о президенте, ссылаясь на такие компоненты символа детства, как иррациональность, максимализм, непоследовательность.
В ходе интервью, проведенного в 2023 году, мы спросили респондентов, с какой целью, по их мнению, тех или иных политиков называют инфантильными, и с какой целью их называют дряхлыми. Хотя вопрос об инфантильности политиков и вызвал некоторое затруднение (респонденты сочли дискурс старости власти более узнаваемым), большинство опрошенных
не сомневались, что инкриминирование инфантильности является технологией дискредитации. При обосновании своей позиции информанты апеллировали к таким смыслам символа детства, как эгоцентризм, незрелость, отсутствие опыта, неэффективность, глупость, несамостоятельность, безответственность. Инфантилизм в политике респонденты сравнивали с популизмом: «Инфантилизм в политике, по-моему, это сродни популизму, - когда просто у политика важная задача - это наобещать и быть выбранным, чтобы меня выбрали, - а там уж посмотрим... Это безответственность. Чем взрослый человек отличается от ребенка? Ребёнок не несет ответственности за свои поступки, он руководствуется исключительно желаниями. А взрослый человек руководствуется в жизни не желаниями, а последствиями их удовлетворения» (Ирина, 59 лет, либеральные взгляды, СПб).
Некоторые респонденты акцентировали внимание на такой функции символической инфантилизации, как делегитимация власти: «.понизить их шансы на успех. Оторвать от них аудиторию. И идеи дискредитировать, которые с ними связаны» (Борис, 55 лет, лоялист, СПб); «Это делают с целью того, чтобы часть политически активных граждан не доверяли им, не обращали на них внимание» (Ярослав, 21 год, либеральные взгляды, Иваново), а другие отметили, что к использованию такой технологии чаще прибегает старшее поколение («В этом заинтересованы те как раз, кто, скорее всего, представители старшего поколения» (Евгений, 19 лет, либеральные взгляды, СПб), объясняя это тем, что возрастные политики стремятся улучшить свой имидж, выглядеть более респектабельно на фоне молодых.
Рассуждая о том, почему политиков называют инфантильными, информанты и сами приводили примеры политиков, которые, по их мнению, ведут себя, как дети. В этом аспекте проявились региональные различия: респонденты из Иванова часто называли инфантильными политиков стран Европейского союза; в то время как в Петербурге такое мнение не было распространено.
Аналогичным образом, большинство респондентов сочли символическую сенилизацию технологией дискредитации. Респонденты отметили такие негативные ассоциации со старшим возрастом политиков, как неспособность выполнять свои обязанности, несамостоятельность, несовременность, неспособность воспринимать новое, слишком длительное пребывание в должности («Засиделись» (Илья, 45 лет, левые взгляды, СПб). Но чаще всего вспоминали о таком негативном стереотипе, как умственная неполноценность людей пожилого возраста («Отчетливо видно, если у людей деменция наступа-
ет!» Денис, 44 года, лоялист, Иваново). Лишь немногие вспомнили и о позитивных смыслах символа возраста — мудрости и опытности. Дж.А. Ричесон и Дж.Н. Шелтон отмечают, что один из позитивных образов старости - это подтип «пожилой государственный деятель», который включает мужчин, обладающих такими качествами, как компетентность, мудрость, склонность к соперничеству [24]. Такой образ репродуцировался респондентами, чаще -теми, кто относился к возрастной группе «старше 55».
При этом некоторые респонденты понимали, что содержание символов возраста может быть предметом дискуссий, и доминирование той или иной интерпретации может быть оспорено: «Одни будут доказывать, что возраст -это плохо. А другие - что возраст, это хорошо. И если победят те, кто обосновывает, что возраст - это хорошо, то упоминание о преклонном возрасте может и в плюс сыграть» (Борис, 55 лет, лоялист, СПб).
Другие, (чаще - респонденты среднего и молодого возраста), наоборот, сочли возраст объективной характеристикой: «Ну, то есть, нельзя сказать, что за этим ничего больше нет...Но факт остается фактом» (Елена, 35 лет, лоя-листка, СПб); «.если судить без углубления в политику. действительно, с возрастом возникают определенные проблемы. То есть, это свойственно всем людям, - у некоторых людей особенно - вот, действительно, снижаются когнитивные способности. И я считаю, что любой человек имеет право в случае, если это звучит не оскорбительно, упомянуть об этом, не имея под собой цели даже оскорбить кого-то». (Иван, 19 лет, против всех, СПб).
В целом, результаты интервью показали, что политические предпочтения информантов и их собственный возраст оказывают влияние на специфику интерпретации возраста как политического символа. Значимость политических предпочтений проявлялась следующим образом. Респонденты описывали в терминах возраста, инфантильности и старости, тех политиков, которые вызывали у них антипатию. Это показывает, что негативные коннотации возрастов, отклоняющихся от «нормального» среднего возраста, доминируют в общественном сознании. Значимость фактора возраста при оценке символов инфантильности и старости проявлялась в том, что применение технологии символической инфантилизации некоторые информанты инкриминировали людям пожилого возраста; применение символической сенилизации, напротив, приписывали молодым. При этом большинство респондентов отметили, что с реальным возрастом политика символическая инфантилизация и символическая сенилизация не связаны - объектом таких технологий могут
стать политики любого возраста, которым приписывают «детские» или «старые» поведенческие характеристики.
Доминирующими содержательными компонентами символа детского возраста, используемыми респондентами, стали эгоцентризм, незрелость, отсутствие опыта, неэффективность, глупость, несамостоятельность, безответственность, несбыточные обещания. Доминирующими содержательными компонентами символа пожилого возраста - неспособность выполнять свои обязанности, несамостоятельность, умственная неполноценность, несовременность, неспособность воспринимать новое, слишком длительное пребывание в должности. Некоторые негативные качества, приписываемые информантами пожилому и детскому возрасту, совпадают, что показывает, что детство и старость нередко воспринимаются как две стороны одной медали, и олицетворяют неполноценность. Основные отличия в содержании символов детства и старости были связаны с такими категориями, как опыт и консерватизм, которые респонденты соотносили со старшим возрастом. При этом, первое, безусловно, оценивалось как положительная характеристика, в то время как второе - чаще как отрицательная. Примечательно, что значимых отличий в интерпретации символов возраста жителями трех регионов России не было выявлено.
Таким образом, содержание символа детства включает характеристики, отсылающие к неполноценности ребенка, такие как нерациональность, незрелость, зависимость, а потому его использование в политике может быть средством политической мобилизации, связанной с необходимостью защиты детей, а также легитимации власти, основанной на противопоставлении «неразумных детей» и рациональных взрослых. Символ старости, в свою очередь, также противопоставляется среднему возрасту, и содержит преимущественно негативные коннотации, включающие умственную и физическую неполноценность, - а потому может применяться для дискредитации оппонентов, делегитимации их власти и исключения из политики.
Символическая инфантилизация и символическая сенилизация, по всей видимости, достаточно широко используются в современной российской политике, образы инфантильности и старости политиков узнаваемы и известны респондентам. В общественном мнении современной России доминируют негативные смыслы символов детства и старости, такие как зависимость, неполноценность, неэффективность. Эти черты информанты ассоциируют как с детским, так и с пожилым возрастом в политике, и приписывают их тем российским и зарубежным политикам, деятельность которых не вызывает у них одобрения.
Литература
1. Клещенко Л.Л. Репрезентация образа детства в либеральных СМИ современной России // Комплексные исследования детства. 2019. Т. 1. №4. С. 312-319.
2. Клещенко Л.Л. «Поколенческий разрыв» в дискурсе современных российских либеральных медиа // Комплексные исследования детства, 2021. Т. 3. №1. С. 23-37.
3. Лишаев С.А. Возраст в истории европейской философии (историческое введение в философию возраста) // Mixtura verborum' 2014: жизнь в параллельных мирах: философский ежегодник / под общ. ред. С.А. Лишаева. Самара: Самар. гуманит. акад., 2015. C. 172-200.
4. Малинова О.Ю. Политическое использование прошлого как инструмент символической политики: эволюция дискурса властвующей элиты в постсоветской России // Политическая экспертиза. 2012. Т. 8. №4. С. 179 -204.
5. Микляева А.В. Инфантилизация пожилых людей в повседневном взаимодействии: к постановке проблемы // Журнал исследований социальной политики. 2018. Т. 16. №1. С. 109-124.
6. Рябова Т.Б., Рябов О.В. Образы детства и детей в символической политике // Политическая экспертиза. ПОЛИТЭКС. 2019. Т. 15. №3. С. 417-433.
7. Рябова Т.Б., Рябов О.В. Символическая сенилизация как прием политической борьбы в современной России // Старшее поколение современной России. Материалы междунар. науч.-практич. конф. Нижний Новгород, 2021. С. 167-170.
8. Рябова Т.Б., Рябов О.В. «...Слышу речь не мальчика, но мужа»: о гендерно-возрастных стереотипах в политике // Женщина в российском обществе. 2020. №4. С. 5-13.
9. Рябов О.В., Белов С.И., Давыдова О.С., Кубышкин А.И., Рябов Д.О., Рябова Т.Б., Смирнов Д.Г., Спутницкая Н.Ю., Юдин К.А. «Враг номер один» в символической политике кинематографий СССР и США периода холодной войны. Москва: Аспект Пресс, 2023. 400 с.
10. Омельченко Е.Л. Молодежный активизм в России и глобальные трансформации его смысла // The Journal of Social Policy Studies, 2010. №3(1) С. 59-86.
11. Попова О.В. Идеологические ценности современной российской молодежи: по итогам эмпирического исследования // XXXVII Международный Харакский форум: в 2 т. Том 2. Симферополь, 2021. С. 134-140.
12. Brewer M.B. A dual-process model of impression formation. In: Srull T.K., Wyer R.S., editors. Advances in social cognition. Vol. 1. Mahwah, NJ: Lawrence Erlbaum; 1988. Р. 1-36.
13. Brewer M.B., Dull V, Lui L.L. Perceptions of the elderly: Stereotypes as prototypes // Journal of Personality and Social Psychology. 1981. №41. P. 656-670.
14. Brown J.S.H. Ethnohistorians: Strange Bedfellows, Kindred Spirits // Ethnohistory. 1991. Vol. 38. №2. P. 113-123.
15. Cuddy A.J.C., Fiske S.T. Doddering but dear: Process, content, and function in stereotyping of older persons. In T.D. Nelson, Ageism: Stereotyping and prejudice against older persons. Cambridge, Massachusetts: The MIT Press, 2002. Р. 3-26.
16. DeZalia R.A.P., Moeschberger S.L. The Function of Symbols that Bind and Divide. Symbols that bind, symbols that divide the semiotics of peace and conflict. Ed. by R.A. Phillips DeZalia, S.L. Moeschberger. New York: Springer, 2014. P. 1-12.
17. Kitzinger J. Defending Innocence: Ideologies of Childhood // Feminist Review. No. 28, Family Secrets: Child Sexual Abuse, 1988. P. 77-87.
18. Landsman G.H. The "Other" as Political Symbol: Images of Indians in the Woman Suffrage Movement // Ethnohistory. Vol. 39. №3. 1992. P. 247-284.
19. Levy B. Stereotype Embodiment: A Psychosocial Approach to Aging // Current Directions in Psychological Science. 2009. №18(6). P. 332-336.
20. Neustadter R. "Grow up!" The Devaluation and Stigmatization of Childhood as a Threat to Progress in Contemporary Social Thought // Sociological Focus. 1993. №26(4). P. 301-314.
21. Parsons T. Social Structure and Personality. New York: Free Press, 1965.
22. Redfield R. The Primitive World And Its Transformation. Ithaca: Cornell, 1953.
23. Riabova T., Riabov D. Infantilising the Other: The Metaphor of Childhood in Russia's Media Discourse on International Relations // Australian Slavonic and East European Studies. 2020. Vol. 34. P. 125-149.
24. Richeson J.A., Shelton J. N. A Social Psychological Perspective on the Stigmatization of Older Adults. Washington (DC): National Academies Press (US), 2006.
25. Williamson J.B., Evans L., Paoell L.A., Hesse-Biber S. The Politics of Aging: Power and Policy. Springfield: Charles C Thomas Pub Ltd, 1982.
References
1. Kleshchenko L.L. Reprezentatsiya obraza detstva v liberal'nykh SMI sovremennoi Rossii. Kompleksnye issledovaniya detstva. 2019. T. 1. №4. S. 312-319.
2. Kleshchenko L.L. «Pokolencheskii razryv» v diskurse sovremennykh rossiiskikh liberal'nykh media. Kompleksnye issledovaniya detstva, 2021. T. 3. №1. S. 23-37.
3. Lishaev S.A. Vozrast v istorii evropeiskoi filosofii (istoricheskoe vvedenie v filoso-fiyu vozrasta). Mixtura verborum' 2014: zhizn' v parallel'nykh mirakh: filosofskii ezhegod-nik / pod obshch. red. S.A. Lishaeva. Samara: Samar. gumanit. akad., 2015. C. 172-200.
4. Malinova O.Yu. Politicheskoe ispol'zovanie proshlogo kak instrument simvolich-eskoi politiki: evolyutsiya diskursa vlastvuyushchei elity v postsovetskoi Rossii. Pol itich-eskaya ekspertiza. 2012. T. 8. №4. S. 179 -204.
5. Miklyaeva A.V. Infantilizatsiya pozhilykh lyudei v povsednevnom vzaimodeistvii: k postanovke problemy. Zhurnal issledovanii sotsial'noi politiki. 2018. T. 16. №1. S. 109-124.
6. Riabova T.B., Ryabov O.V. Obrazy detstva i detei v simvolicheskoi politike. Politicheskaya ekspertiza. POLITEKS. 2019. T. 15. №3. S. 417-433.
7. Riabova T.B., Ryabov O.V. Simvolicheskaya senilizatsiya kak priem politicheskoi bor'by v sovremennoi Rossii. Starshee pokolenie sovremennoi Rossii. Materialy mezhdu-nar. nauch.-praktich. konf. Nizhnii Novgorod, 2021. S. 167-170.
8. Riabova T.B., Riabov O.V. «...Slyshu rech' ne mal'chika, no muzha»: o genderno-vozrastnykh stereotipakh v politike. Zhenshchina v rossiiskom obshchestve. 2020. №4. S. 5-13.
9. Riabov O.V., Belov S.I., Davydova O.S., Kubyshkin A.I., Riabov D.O., Riabova T.B., Smirnov D.G., Sputnitskaya N.Yu., Yudin K.A. «Vrag nomer odin» v simvolicheskoi politike kin-ematografii SSSR i SShA perioda kholodnoi voiny. Moskva: Aspekt Press, 2023. 400 s.
10. Omel'chenko E.L. Molodezhnyi aktivizm v Rossii i global'nye transformatsii ego smysla. The Journal of Social Policy Studies, 2010. №3(1) S. 59-86.
11. Popova O.V. Ideologicheskie tsennosti sovremennoi rossiiskoi molodezhi: po itogam empiricheskogo issledovaniya. XKhKhVII Mezhdunarodnyi Kharakskii forum: v 2 t. Tom 2. Simferopol', 2021. S. 134-140.
12. Brewer M.B. A dual-process model of impression formation. In: Srull T.K., Wyer R.S., editors. Advances in social cognition. Vol. 1. Mahwah, NJ: Lawrence Erlbaum; 1988. R. 1-36.
13. Brewer M.B., Dull V, Lui L.L. Perceptions of the elderly: Stereotypes as prototypes. Journal of Personality and Social Psychology. 1981. №41. P. 656-670.
14. Brown J.S.H. Ethnohistorians: Strange Bedfellows, Kindred Spirits. Ethnohistory. 1991. Vol. 38. №2. P. 113-123.
15. Cuddy A.J.C., Fiske S.T. Doddering but dear: Process, content, and function in stereotyping of older persons. In T.D. Nelson, Ageism: Stereotyping and prejudice against older persons. Cambridge, Massachusetts: The MIT Press, 2002. R. 3-26.
16. DeZalia R.A.P., Moeschberger S.L. The Function of Symbols that Bind and Divide. Symbols that bind, symbols that divide the semiotics of peace and conflict. Ed. by R.A. Phil-lips DeZalia, S.L. Moeschberger. New York: Springer, 2014. R. 1-12.
17. Kitzinger J. Defending Innocence: Ideologies of Childhood. Feminist Review No. 28, Family Secrets: Child Sexual Abuse, 1988. R. 77-87.
18. Landsman G.H. The "Other" as Political Symbol: Images of Indians in the Woman Suffrage Movement. Ethnohistory. Vol. 39. №3. 1992. R. 247-284.
19. Levy B. Stereotype Embodiment: A Psychosocial Approach to Aging. Current Directions in Psychological Science. 2009. №18(6). P. 332-336.
20. Neustadter R. "Grow up!" The Devaluation and Stigmatization of Childhood as a Threat to Progress in Contemporary Social Thought. Sociological Focus. 1993. №26(4). P. 301-314.
21. Parsons T. Social Structure and Personality. New York: Free Press, 1965.
22. Redfield R. The Primitive World And Its Transformation. Ithaca: Cornell, 1953.
23. Riabova T., Riabov D. Infantilising the Other: The Metaphor of Childhood in Russia's Media Discourse on International Relations. Australian Slavonic and East European Studies. 2020. Vol. 34. P. 125-149.
24. Richeson J.A., Shelton J. N. A Social Psychological Perspective on the Stigmatization of Older Adults. Washington (DC): National Academies Press (US), 2006.
25. Williamson J.B., Evans L., Paoell L.A., Hesse-Biber S. The Politics of Aging: Power and Policy. Springfield: Charles C Thomas Pub Ltd, 1982.
