CC BY
530
Н. С. Косякова*
возникновение и развитие в российском уголовном праве института прикосновенности к преступлению (дооктябрьский ПЕРИОД)
Ключевые слова: прикосновенность к преступлению, укрывательство преступлений и преступников, попустительство преступлениям, неизве-щение-несообщение о преступлении и преступнике.
Аннотация: Работа посвящена генезису института прикосновенности к преступлению в российском уголовном праве. Обращение к истории становления и развития прикосновенности к преступлению обусловлено реалиями современной уголовно-правовой политики, выразившейся в глобальном сокращении использования возможностей данного института в борьбе с преступностью. В интересах проводимого исследования важно выяснение вопроса о целесообразности, закономерности, социальной обусловленности и необходимости столь глобального сокращения.
Key words: implication in the crime, concealment of crimes and criminals, connivance crimes, unnotified-failing to report crime and criminals.
Summary: Work is devoted to the genesis of the institute implications of the crime in the russian criminal law. Appeal to the history of the formation and development implications of the crime due to the realities of modern criminal justice policy, expressed in the global reduction of the opportunities of this institution in the fight against crime. In the interest of ongoing research is important to clarify the question of expediency, regularity, social conditioning and the need for such a global reduction.
Вплоть до введения в действие с 1 января 1997г. Уголовного кодекса Российской Федерации прикосновенность к преступлению признавалась специфическим институтом уголовного права, регулирующим ответственность субъекта за деяния, хотя и связанные с преступлением, совершенным другими лицами, но не содействовавшие его совершению, и потому не являющиеся соучастием в нем.1
Такого рода деяния посягают на отношения в сфере предупреждения и раскрытия преступлений. Опасность поведения прикосновенных лиц состоит в том, что они, не сообщая о достоверно известном им факте
* Кандидат юридических наук, зав. кафедрой уголовного права и процесса Ленинградского государственного университета им. А.С. Пушкина.
1 См.: Курс советского уголовного права. Часть общая. Л., 1968. Т. 1. С. 634; Учебник уголовного права. Общая часть /Под ред. В. Н.Кудрявцева, А.В. Наумова. М., 1996. С. 205.
совершения конкретного преступления, о месте нахождения орудий или средств совершения преступления, о его участниках; попустительствуя совершению криминального акта либо помогая преступнику в сокрытии следов содеянного, сбыте или легализации преступно добытого имущества, создают благоприятные условия для последующих общественно опасных посягательств, нейтрализуют деятельность правоохранительных органов по раскрытию преступлений и изобличению виновных в основных преступлениях.
Уголовный кодекс РСФСР 1960 г., действовавший до января 1997 г., предусматривал два вида прикосновенности: заранее не обещанное укрывательство (ст. 18) и недонесение о преступлении (ст. 19). В теории уголовного права выделялось еще и попустительство преступлению. В совокупности они представляли уголовно-правовой институт, который позволял более четко очертить пределы соучастия в преступлении, ограничить его действительно общественно опасными формами совместной противоправной деятельности.
По признанию специалистов, прикосновенность к преступлению в отличие от деяний соучастников менее опасна, поэтому уголовная ответственность за соответствующие ее виды наступала только в специально указанных в Особенной части УК РСФСР 1960г. случаях (ст. 88-1, 88-2, 189, 190).
Ныне действующий УК РФ 1996 г. предусматривает в Особенной части ответственность только за один вид прикосновенности - заранее не обещанное укрывательство особо тяжких преступлений (ст. 316). Недонесение о преступлении декриминализировано. Попустительство же преступлению в нем, как и предшествующим УК, в качестве самостоятельного состава преступления не предусмотрено.
Общая часть УК РФ не содержит каких-либо норм о прикосновенности к преступлению. Считается, что «отныне эта проблема является проблемой существования в УК одной статьи Особенной части», в связи с чем «прикосновенность к преступлению как институт Общей части уголовного права себя исчерпал».2 И это зачастую представляется как результат развития отечественного уголовного законодательства в демократическом направлении.
2 Наумов А. В. Российское уголовное право. Общая часть: Курс лекций. М., 1999.
С. 330.
В интересах проводимого исследования важно выяснение вопроса о том, насколько целесообразно, закономерно, социально обусловлено и необходимо столь глобальное сокращение законодателем использования возможностей института прикосновенности к преступлению. В чем причины того, что полностью декриминализировав недонесение (объективнее и этичнее было бы называть «несообщение») и в значительной степени укрывательство преступлений, государство отказалось от возложения на российских граждан общей правовой обязанности оказывать содействие в предупреждении и расследовании преступлений?
Ответ на этот вопрос видится, прежде всего, в истории становления и развития самого института прикосновенности к преступлению. Диалектический метод, предполагая познание исследуемого явления в генезисе от прошлого к настоящему, а по выявлении стабильных тенденций изменения - с прогнозированием его будущего, возможно, позволит объективно оценить сложившуюся ситуацию, внести коррективы в законодательную и правоприменительную практику, а также выяснить, насколько закономерным было исчерпание реалий института прикосновенности к преступлению в современной уголовно-правовой доктрине.
История формирования института прикосновенности к преступлению в досоветский период ранее специально не исследовалась. Освещались лишь отдельные вопросы его становления, связанные с развитием отечественного законодательства в советский период (Г. И. Баймурзин, В. С. Гелашвили, П. К. Евдокимов, А. С. Омаров, П. Н. Панченко, Н. Г. Радунцева, В. Г. Смирнов).
Впервые идея об ответственности за прикосновенность к преступлению заявила о себе в Уставе князя Ярослава «О судах церковных» (XXI вв.), в котором упоминалось недонесение о готовящемся преступлении: «Услышить жена от иных людей, что думати на царя или на князя, ... а опос-ли обличиться».3 Вслед за этим «Русская правда» - первый письменный отечественный сборник правовых обычаев, постановлений, выделенных из княжеских уставов и судебных решений - фактически устанавливала ответственность за прикосновенность к преступлению, в частности, за укрывательство беглого холопа. Согласно ст. 112, 113 Пространной редакции Русской правды, такая причастность к указанному деянию наказывалась
3 Древнерусское государство и право: Учебное пособие / Под ред. Т. Е. Новицкой. М., 1998. С. 53.
штрафом с вознаграждением того, кто оказывал помощь в обнаружении беглеца, сообщал господину о месте его нахождения.4
Ст. 32 этого же сборника гласила: «Челядин, убежавший от своего господина и скрывшийся в чужом доме, должен быть выдан ему в течение первых двух дней; если же его не выдадут в эти дни, то, будучи опознан, все равно возвращается к хозяину, но его укрыватель наказывается тогда продажей (денежным штрафов) в 3 гривны».5 Содержание данной нормы представляет интерес с позиции допущения в ней законодателем древней Руси возможности компромисса с виновным при установлении ответственности за укрывательство. Законом давалось два дня на то, чтобы добровольно выдать беглого холопа. Выполнение этого условия освобождало от уголовной ответственности за укрывательство.
Кража - одно из самых древних преступлений, а ее неизбежными спутниками являлись реализация и скупка краденого. «Русская Правда» в статьях 37-38 устанавливала порядок розыска похищенного имущества: если ни утраченная вещь, ни похититель не были найдены, то потерпевший прибегал к «закличу», т. е. к объявлению на торговой площади о пропаже в надежде на то, что кто-нибудь опознает украденное у него имущество у другого лица. Человек, у которого оно обнаруживалось, мог заявить, что приобрел его правомерным способом, например, купил. Тогда начинался процесс «свода». Владелец имущества должен был доказать добросовестность его приобретения, т. е. указать на лицо, у которого он приобрел вещь. При этом требовались показания двух свидетелей или мытника - сборщика пошлин. Если же владелец не мог доказать добросовестность приобретения, то платил князю штраф и возмещал судебные издержки.6 Следовательно, скупка краденого (разновидность укрывательства) имеет, наряду с другими видами прикосновенности к преступлению, древнее происхождение.
На следующем этапе развития русского права - в период феодальной раздробленности - «Русская Правда» продолжала действовать вместе с Псковской и Новгородской судными грамотами, в которых более разработанными были институты гражданского права. Приспособив древне-
4 См.: Хрестоматия по истории государства и права СССР. Дооктябрьский период / Под ред. Ю. П. Титова, О. И. Чистякова. М., 1990. С. 21.
5 Российское законодательство X - XX вв. М., 1984. Т. 1. С. 66.
6 См.: История отечественного государства и права. Часть 1 / Под ред. О. И. Чистякова. М., 1996. С. 50.
русское право к московским условиям, «Русская Правда» в Сокращенной редакции выступала в качестве основного законодательного акта Московского государства Х1У-ХУ вв., не изменив ответственности за названные деяния. Между тем в 1497 г., уже в централизованном русском государстве, объединившемся вокруг Москвы, принимается первый общерусский кодекс - «Судебник» Ивана III, внесший единообразие в судебную практику. «Судебник» уделял внимание прикосновенности к преступлению в связи со скупкой краденого. Так, согласно его статьям 46-47, добросовестность приобретения новых вещей необходимо было доказывать с привлечением двух или трех свидетелей, хотя по Псковской судной грамоте требовалось наличие 4-5 свидетелей.
В связи с исследуемыми проблемами определенный интерес представляет Статут Великого княжества Литовского (1529 г.), оказавший существенное влияние на развитие русского права и основанный на «Русской Правде» и русском обычном праве. Другими источниками Статута были литовское и польское законодательство, римское и немецкое право, судебная практика.
Для изучения истории становления института прикосновенности к преступлению особо значима ст. 30 раздела 7 Статута, озаглавленная следующим образом: «Если бы кто-либо прятал у себя дома преступников, разбойников, воров и изгнанных из страны». В ней речь шла о наказании укрывателей преступников и лиц, пользующихся заведомо крадеными вещами: «Если бы наши подданные скрывали в своих домах или имениях подозрительных людей, преступников, разбойников, изгнанных из страны или давали им какие-нибудь советы, или оказывали помощь в ущерб обществу, или пользовались заведомо крадеными вещами, и это было бы доказано, то виновный должен быть наказан так же, как перечисленные выше преступники. Потому что по справедливости и совершающий преступление, и потворствующие ему должны подвергаться одинаковому наказанию».7
Особого внимания заслуживает подход средневекового законодателя к назначению одинакового наказания и преступника, и лица, потворствовавшего совершению преступления. Современное российское уголовное законодательство, предусматривая, например, пожизненное лишение свободы и даже смертную казнь лица, совершившего убийство при отягчающих обстоятельствах, за его укрывательство устанавливает максимальное
7 Хрестоматия по истории государства и права СССР. С. 102 - 103.
наказание в виде лишения свободы сроком до 2 лет (ст. 316 УК). Вызывает сомнение, что это положение закона соответствует требованиям справедливости. Так, при проведении нами социологического опроса 40,7 % респондентов сочли необходимым установить укрывателям такое же наказание, как и за укрываемое преступление; 44,4 % полагают, что наказание за укрывательство должно быть не ниже половины максимального срока наказания, установленного за исходное преступление.
Дальнейшее развитие институт прикосновенности к преступлению получил в «Судебнике» Ивана IV (1550 г.). В частности, он устанавливал порядок добросовестного приобретения поношенных вещей: «А кто купит на торгу что поношено у носящего или с лавки, ино тому купити с порукою с рядовою; а кто купит без поруки, и тому тем быти виновату».8 В данном случае, учитывая возможность продажи краденого, закон требует наличия поручительства за продавца постоянных торговцев рыночного ряда, лавок. При отсутствии поруки купивший утрачивал право на иск.
В рассматриваемый период истории имела место достаточно активная систематизация правового материала, о чем свидетельствуют не только «Судебник», но и «Стоглав» (1551 г.), и Уставные книги Разбойного приказа (1555-1556, 1616-1617 гг.), содержащие нормы уголовного права и процесса. Однако важнейшим памятником данного исторического периода является Соборное Уложение 1649 г. - кодекс, в немалой степени определивший правовую систему Российского государства на многие последующие десятилетия.
Соборное Уложение 1649 г. аналогично Уставной книге Разбойного приказа 1616-1617 гг. устанавливало ответственность за попустительство преступлениям, недоносительство о них и укрывательство преступников. Так, положениями Уставной книги на жителей возлагалась обязанность участвовать в преследовании преступников, неисполнение которой предполагало гражданскую ответственность (ст. 26). По Уложению за то же самое предусматривалась материальная ответственность, дополняемая уголовной. «Нещадным битьем кнутом» наказывались те, кто «на крик и вои разбитых людей» не пойдут или откажутся принять участие в погоне за разбойниками. С них же за ослушание и «выдачку» (отказ в помощи) взыскивались «выти» (штрафы) в пользу пострадавшего (ст. 59). Фактически тем самым Уложение устанавливало ответственность за попустительство
8 Российское законодательство Х - ХХ вв. М., 1985. Т. 2. С. 119.
жителями преступлениям, проявляющееся в виде отказа в помощи лицам, подвергшимся нападению, а равно за отказ принять участие в преследовании преступников.
Гл. 2 Уложения 1649 г. содержала статьи 18-19 «О государьской чести и как его государьское здоровье оберегать». Они под страхом смертной казни за недоносительство обязывали «всяких чинов людей» извещать царя, бояр, а в городах - воевод и приказных служителей о всяких противоправительственных замыслах и действиях. При этом круг деяний, о которых следовало немедленно доносить властям, трактовался весьма широко, а под любым злым умыслом на царское величество подразумевались государственные преступления. По Указу царя от 4 апреля 1695 г. смертная казнь грозила и очевидцам, и лицам, знавшим о разбоях, но не сообщившим о них, а также тем, кто купил имущество, заведомо добытое путем совершения разбоев. Родственники были также связаны взаимной обязанностью «извета», т. е. доноса органам власти о противогосударственном умысле или уже совершенном преступлении под страхом наказания за соучастие.
При «неотведении следа», т. е. укрывательстве разбойников жители села или деревни, где скрывались преступники, подвергались по Соборному Уложению пытке. Ей предшествовали обыск и расспрос «погонных людей», т. е. участвовавших в погоне за преступником. Подтверждение факта «неотведения следа» квалифицировалось уже не как отказ в помощи, а как соучастие в преступлении в виде укрывательства.9 При этом статьи 77-81 Уложения расширяли и уточняли порядок ответственности за укрывательство татей и разбойников и самочинную расправу с ними: «Отвечая на вопрос ст. 60 Уставной книги Разбойного приказа о том, что чинить тем, кто, сыскав среди своих людей и крестьян разбойников, побьет их, не хотя к сыску отдать в Губу, Уложение угрожает отнятием поместья и взысканием убытков. Непоместный человек, помимо выплаты истцовых исков, подвергался торговой казни (ст. 79)».10
Любопытно, что Уложение, подобно статьям 31-32 Уставной книги Разбойного приказа, особо выделяло укрывательство как ремесло. Это «стан» или «становщичество», т. е. постоянное пристаносодержательство и «приезд» - временное предоставление убежища. Такие виды укрыватель-
9 См.: Российское законодательство Х - ХХ вв. Т. 3. С. 423.
10 Там же. С. 428.
ства влекли то же наказание, что и разбой.11 Наряду с укрывательством преступников наказывалось и «поклажее», т. е. прием, хранение или продажа краденых и награбленных вещей. К виновным применялась пытка: если под пыткой они сознавались, их передавали на поруки. Если нет, то пытали вторично «до чего доведется» (ст. 64 гл. 21). Таким образом, по Уложению 1649 г. подлежали суровому наказанию лица, попустительствующие совершению преступления (как должностные, обязанные противодействовать, так и иные); несообщающие о готовящемся или совершенном преступлении; укрывающие преступников, а равно лица, которые принимают, хранят либо продают краденые или награбленные вещи.
Соборное Уложение 1649 г. продолжало действовать в России и на следующем этапе ее истории - в период образования и развития в ней абсолютной монархии (вторая половина ХУП - начало ХУШ вв.). Вместе с тем на развитие уголовного права в рассматриваемый период огромное влияние оказали принимавшиеся тогда в государстве различные нормативные правовые документы. Среди них, в связи с проводимым исследованием, обращает на себя внимание изданный Петром I Артикул Воинский (1715 г.). В нем были закреплены нормы об ответственности за недонесение, укрывательство, приобретение, сбыт и хранение имущества, добытого преступным путем, пользование таким имуществом, получение его части, однако термин «прикосновенность», как и прежде, не использовался.
Артикул 129 устанавливал ответственность за недонесение о готовящемся преступлении: «Если кто уведает, что един или многие нечто вредительное учинить намерены, или имеет ведомость о шпионах или иных подозрительных людях, в обозе или гарнизонах обретающих, и о том в удобное время не объявит, тот имеет, по состоянию дела, на теле или животом наказан быть».12 Причем о бунте, измене, преступлениях против монарха доносы предписывалось подавать непосредственно царю. Недоносительство составляло самостоятельное преступление не только по государственным, но и по другим преступлениям, в частности, против веры. Так, богохульство наказывалось прожжением языка раскаленным железом и затем отсечением головы. Недоносительство о богохульстве каралось так же, как и само богохульство. Доносы в этот период получили широкое распространение, и часто в результате наговоров страдали невинные люди.
11 Там же. С. 424.
12 Хрестоматия по истории государства и права СССР. С. 312.
Артикул 189 определял ответственность за прикосновенность к совершенному воровству: «Оные, которые в воровстве, конечно, вспомогали, или о воровстве ведали, или от того часть получили, или краденое ведая, добровольно приняли, спрятали и утаили, оные, властно, яко самые воры, да накажутся». По артикулу 190, как и вор, наказывается тот, «кто купит или продаст, ведаючи краденые вещи и скроет, и содержит при себе вора».13
Анализ приведенных норм показывает, что практически все известные современному праву виды прикосновенности к преступлению подлежали по Воинскому Артикулу наказанию, как и преступления, с которыми они были связаны. При этом приобретение, хранение и сбыт имущества, добытого преступным путем, всегда находились в законе рядом с укрывательством, что позволяет сделать вывод об их близости к институту прикосновенности к преступлению. Использование термина «ведаючи» (зная) свидетельствует об умышленной форме вины в названных правонарушениях. В целом развитие русского законодательства о скупке краденого шло по пути увеличения числа составов этого преступления (как и видов прикосновенности к преступлению), конкретизации деяний, составляющих его объективную сторону.
Важную роль в развитии института прикосновенности к преступлению сыграли кодификационные работы, проводившиеся в течение почти двух веков в российской истории, начиная со времен Уложения 1649 г. Одним из результатов таких работ было утверждение в 1845 г. «Уложения о наказаниях уголовных и исправительных», в котором выделены Общая и Особенная части. Уложение в Общей части впервые использовало термин «прикосновенность», не раскрывая при этом его содержания. В рубрике «Об участии в преступлении» (раздел первый, глава 1) после норм о соучастниках преступления шли статьи о прикосновенности к преступлению, что свидетельствовало о признании связи между этими институтами уголовного права, но не об их тождественности.
Уложение гласило: «16. Сверх того, из прикосновенных к делу и преступлению признаются:
п о п у с т и т е л я м и: те, которые, имев власть или возможность предупредить преступление, с намерением или, по крайней мере, заведомо допустили содеяние оного;
13 Там же. С. 325.
у к р ы в а т е л я м и: те, которые, не имев никакого участия в самом содеянии преступления, только по совершении уже оного заведомо участвовали в сокрытии или истреблении следов его, или же в сокрытии самих преступников, или также заведомо взяли к себе или приняли на сбережение, или же передали, или продали другим похищенные или отнятые у кого-либо или же иным противозаконным образом добытые вещи.
17. Прикосновенными к преступлению признаются и те, которые, знав о умышленном или уже содеянном преступлении и имев возможность довести о том до сведения правительства, не исполнили сей обязанности».14
Как видим, Уложение 1845 г., наряду с институтом соучастия, рассматривало следующие виды прикосновенности к преступлению: попустительство со стороны общих и специальных субъектов; заранее не обещанное укрывательство, к которому относило и заранее не обещанные приобретение, хранение и сбыт имущества, добытого противозаконным образом (ст. 16); недонесение (ст. 17). Заранее обещанное укрывательство, а значит, и заранее обещанные приобретение, хранение, сбыт имущества, добытого преступным путем, законодатель относил к соучастию - пособничеству (ст. 15).
Анализируя типы лиц, прикосновенных по Уложению 1845 г. к преступлению, Н. С. Таганцев распределял их по «характеристическим свойствам деятельности на четыре группы: 1) попустители и недоносители о готовящемся преступном деянии; 2) укрыватели преступника и преступления; 3) воспользовавшиеся плодами преступного деяния; 4) недоносители о совершившемся преступном деянии».15
В первой половине ХК века в России обострилась классовая борьба, выразившаяся в многочисленных выступлениях крепостных, рабочих, порабощенных царизмом народов. После восстания декабристов власти еще более усилили свой карательный аппарат. Это отразилось и на нормах об ответственности за прикосновенность к преступлению.
Согласно внесенным в закон изменениям, суровому наказанию подлежали лица, прикосновенные к преступлениям против верховной власти. Так, «все участвовавшие в злоумышлении или преступном действии против священной особы государя императора, или против прав самодер-
14 Российское законодательство Х - ХХ вв. М., 1988. Т. 6. С. 176 - 177.
15 ТаганцевН. С. Русское уголовное право. Часть общая. М., 1994. Т. 1. С. 372.
жавной власти его, в виде сообщников, пособников, подговорщиков, подстрекателей или попустителей, а равно и укрыватели виновных в сем, и те, которые, зная и имея возможность донести о злоумышлении или о злоумышленниках, не исполнили сей обязанности» (ст. 265), приговаривались к лишению всех прав состояния и к смертной казни.16 Такому же наказанию и на том же основании подвергались виновные в злоумышлении или преступном действии против жизни, здоровья, свободы, чести и высочайших прав наследника престола и супруги государя императора или прочих членов императорского дома (ст. 266).
Аресту на срок от трех недель до трех месяцев подлежали лица, которые ближайшему местному начальству о дерзких оскорбительных словах не донесли против государя императора; повреждении, искажении или истреблении выставленных в присутственном или публичному месте портретов, статуй, бюстов или иных изображений государя императора, а равно не препятствовавшие таким деяниям (ст. 268-269). Аналогичное наказание должно было применяться в отношении свидетелей оставления и распространения письменных или печатных сочинений или изображений, оскорбительных для членов императорского дома; произнесения дерзких и оскорбительных слов, публичного оскорбления их изображений, не препятствовавшие таким действиям и не донесшие о них ближайшему местному начальству (ст. 270).
Ст. 271, 274 Уложения предусматривали наказания за прикосновенность к государственным преступлениям: за недонесение о готовящемся бунте против власти верховной, за попустительство этому преступлению и его укрывательство. Виновные в совершении таких деяний, как и соучастники в государственном преступлении, наказывались лишением всех прав состояния и смертной казнью.
Ответственность за прикосновенность к преступлению в Уложении 1845 г. предусматривалась либо в статье наряду с основным составом исходного преступления, либо в отдельной норме, но в тех же главах кодекса. Это фактически свидетельствовало об идентичности объектов посягательства в обоих случаях. Представляет интерес решение вопроса об уголовной ответственности за недонесение о преступлении со стороны соучастников его совершения, впоследствии добровольно отказавшихся участвовать в реализации преступного замысла. Устанавливая такую ответственность,
16 Российское законодательство. Х - ХХ вв. Т. 6. С. 233 - 234.
Уложение дифференцировало ее в зависимости от характера выполняемых виновными действий (ролей). Так, исполнители, «которые добровольно уклонились от принятия участия в преступлении, но об умысле на оное не донесли своевременно надлежащему или иному ближайшему начальству, приговариваются к наказанию двумя или, буде какие-либо особенные обстоятельства затрудняли донесение, и тремя степенями ниже против участвовавших в совершении преступления» (ст. 125).
Лица, обещавшие, а затем отказавшиеся способствовать совершению преступления (пособники), но не донесшие своевременно о нем начальству, подвергались определенному в законах наказанию за недонесение об известном им злом умысле (ст. 127). В соответствии с нормами Уложения «подговорщики» или подстрекатели, даже если они не были в числе зачинщиков, приговаривались к высшей мере наказания, определенного за преступление, к которому подстрекали. Однако, если «они впоследствии старались остановить приведение преступного умысла в действо, но не донесли о том своевременно начальству, то подвергаются наказанию одною степенью ниже» (ст. 126).
Содержание ст. 126 Уложения практически соответствует содержанию ч. 4 ст. 31 УК РФ 1996 г. «Добровольный отказ от преступления», согласно которой организатор преступления и подстрекатель к преступлению при наличии признаков добровольного отказа от его совершения, не подлежат уголовной ответственности, но при условии, если своевременным сообщением органам власти или иными предпринятыми мерами предотвратили доведение преступления исполнителем до конца.
Фактически современное российское законодательство требует от соучастников (организатора, подстрекателя) предварительное сообщение о преступлении, как условие освобождения от уголовной ответственности при добровольном отказе, ограничивая его временными рамками - недоведением исполнителем преступления до конца (правда, есть и альтернатива - виновные могут предотвратить доведение преступления до конца иными мерами). Однако если данными лицами иными мерами предотвратить его не удалось, а сообщение органам правоохраны либо власти своевременно сделано не было, наступает уголовная ответственность за организацию преступления или подстрекательство к его совершению. По существу же - это ответственность за несообщение (недонесение) о преступлении.
Еще во второй половине ХК века прикосновенность к преступлению считали самостоятельным институтом уголовного права, существенно отличающимся от наиболее близкого ему института соучастия. Никто, как отмечал Н. С. Таганцев, не мог быть признан одновременно и участником преступления, и прикосновенным к нему. Переход прикосновенных в соучастники зависел только от одного данного «заранее или во время самого учинения деяния»17 обещания не препятствовать совершению преступления либо укрыть его, поскольку в таких случаях прикосновенный обращался в пособника.
На это обращал внимание и Н. А. Неклюдов, анализируя причастность к скупке краденого, которая, по его мнению, не могла быть признана соучастием, так как «отличается от пособничества единственно и исключительно отсутствием предшествующего преступлению обещания купить, продать, заложить или принять в заклад похищенное».18 И. Я.Фойницкий также отмечал ошибочность понимания скупки краденого как пособничество в преступлении, путем которого такое имущество было добыто.19
Н. С. Таганцев справедливо утверждал, что «прикосновенность нельзя считать ни участием, ни особой формой совиновничества: нельзя вложиться в то, что уже совершилось и существует, нельзя согласиться на участие в том, что уже сделано; прикосновенные не объединяются с соучастниками ни волей, ни деятельностью». Если ответственность соучастников является общей, то, согласно точки зрения Таганцева, «этого условия не существует для прикосновенных: недоноситель о преступном деянии отвечает совершенно независимо от существования укрывателей или попустителей; несколько лиц, порознь купивших краденые вещи, будут наказаны как укрыватели одной и той же кражи, хотя они узнали о существовании друг друга только на скамье подсудимых. Сама ответственность их будет совершенно индивидуальна: недоноситель не может отвечать за то, что сделал укрыватель, и наоборот».20
С объективной стороны попустительство и недонесение признавались преступным бездействием, отличаясь по содержанию. Хотя недонесение о готовящемся преступлении, предполагая специальную форму
17 ТаганцевН. С. Русское уголовное право. Часть общая. Т. 1. С. 369 - 370.
18 Неклюдов Н. А. Руководство к Особенной части русского уголовного права. СПб., 1878. Т. 2. С. 650.
19 См.: Фойницкий И. Я. Курс уголовного права. СПб., 1912. С.296.
20 ТаганцевН. С. Русское уголовное право. С. 368 - 369.
невмешательства, а именно несообщение о готовящемся преступном деянии тому лицу, против которого оно было задумано, или компетентному органу власти, фактически совпадало с попустительством. Уложение 1845 г. устанавливало его наказуемость при всех преступных деяниях, независимо от их важности.
«Уложение о наказаниях уголовных и исправительных» в редакции 1885 г. ограничило обязанность донесения о преступлении. Так, согласно ст. 163, подлежало наказанию недонесение без уважительных причин только о достоверно известных виновному участниках мятежа или измены, если при этом они не были членами семьи недонесшего. В отношении же служащих (ст. 631) обязанность извещения была возложена на них по поводу всякого преступления или проступка.
Н. С. Таганцев полагал, что объективно попустители должны обладать властью или возможностью для предупреждения преступления. Он утверждал: «Попустителями могли быть или лица, занимающие такое общественное или государственное положение, при коем они могли ввиду известного им готовящегося преступления сделать необходимые распоряжения, принять меры для его предотвращения - поставить часовых, установить предохранительные знаки и т. д., или лица, находящиеся в таких отношениях к преступнику, при которых достаточно одного слова, требования, чтобы задуманное не осуществилось... или же, наконец, те, которые имели физическую возможность остановить преступление, употребив силу или даже просто заявив преступнику о своем присутствии, позвав на помощь посторонних лиц, и т. д.». Последнее представляет особый интерес, так как речь в данном случае идет об ответственности за попустительство преступлению общих субъектов, что в современном законодательстве не предусмотрено.
Укрывательство с объективной стороны, согласно точке зрения
Н. С. Таганцева, представляет собой активные действия, направленные на сокрытие следов преступления или преступника, что не бесспорно. Укрывательство преступника он определял следующим образом: «спрятание преступника, содействие ему в изменении внешнего вида, окраску волос, перемену костюма, доставление средств к побегу, снабжение паспортом и т. д., одним словом, все то, в силу чего виновный на долгое или даже на короткое время, например, на время обыска, был укрыт или долженствовал быть укрытым от органа власти, причем эта деятельность должна была
иметь физический характер». Содействие иными приемами и способами такому сокрытию виновного от правосудия в понятие укрывательства, по мнению Таганцева, не входило. Сокрытие же следов преступления предполагало, на его взгляд, «уничтожение, изменение или временное устранение от рук правосудия всех тех внешних материальных предметов, которые свидетельствовали о совершившемся событии или могли служить к изобличению преступника». Таковы, например, замытие крови, увоз трупа жертвы, зарытие платья убитого и т. п.21
Субъективная сторона прикосновенности к преступлению по Уложению заключалась в умышленной форме вины, однако умысел прикосновенных лиц имел специальный характер, так как предполагал наличность осознания виновным существования преступного деяния, по поводу которого он действовал. Спорным был и остается вопрос об объеме и условиях такого сознания, на что обращал внимание еще Н. С. Таганцев. «В тех законодательствах, - писал он, - которые смотрят на деятельность прикосновенных как на самостоятельную преступность, он (данный вопрос - Н. К.) решается наиболее просто, так как тогда для заведомости достаточно только общего знания обвиняемым о преступности укрываемого лица или преступности деяния, плодами которого он пользуется: знание подробностей деяния, его обстановки может влиять на размер наказуемости, но не представляется существенным».22
Родственные отношения виновника главного преступления и прикосновенных к нему лиц не имели, согласно нормам Уложения, никакого значения, когда речь шла о попустителях и лицах, воспользовавшихся плодами преступного деяния. Однако эти отношения оказывали влияние на ответственность недоносителей о совершившемся или готовящемся преступлении, а равно и укрывателей его следов. Так, ст. 134 Уложения предписывала: «Наказаниям, в законах определенных, за недонесение о содеянном уже преступлении не подвергаются недонесшие: дети на родителей и вообще на родственников по прямой восходящей линии, а равно и родители на детей и прочих нисходящих по прямой линии, супруги на супругов и родные братья и сестры на сестер и братьев. Сии наказания уменьшаются по усмотрению суда, а в случаях, когда и сам виновный не подвергается смертной казни или ссылке в каторжную работу, и вовсе от-
21 Там же. С. 373.
22 Там же. С. 370 - 371.
меняются, если недонесший был с учинившим преступление в близких связях свойства, до второй степени включительно, или же получил от него воспитание, или иным образом был им облагодетельствован. На сем же основании смягчается, но только в меньшей мере, наказание за недонесение о известном злом умысле.
Наказания, определяемые за укрывательство, так же и в той же мере уменьшаются или вовсе отменяются, если виновный в том, не быв сообщником в преступлении, токмо по совершении уже оного способствовал сокрытию преступника, состоящего с ним в брачном союзе или близких связях родства или свойства, или бывшего благодетелем его».23 Положения данной статьи не распространялись на виновных в недонесении или укрывательстве по государственным преступлениям, предусмотренным ст. 263, 266, 271, 275 Уложения. Н. С. Таганцев полагал это неоправданным ни с
24
теоретической, ни с практической точки зрения.24
Размер наказания за прикосновенность к преступлению по Уложению исчислялся, исходя из полагавшегося за главное преступление независимо от той меры ответственности, которую понесли виновники. Отсюда, по мнению Н. С. Таганцева, «было вполне возможно, что прикосновенные наказывались сильнее главных виновников, так как мера ответственности последних могла зависеть от обстоятельств, влияющих на меру ответственности каждого, например, благодаря признанию их заслуживающими снисхождения».25 При этом недонесение о готовящемся преступлении наказывалось суровее, чем о совершенном. Так, ст. 128 Уложения предусматривала смягчение наказания в меньшей степени (родственникам виновного) за недонесение об известном им злом умысле, чем об уже содеянном преступлении.
Анализ Уложения 1845 г. и его последующих редакций позволяет сделать вывод, что прикосновенность к преступлению являлась до октября 1917 г. самостоятельным институтом российского уголовного права, нашедшим отражение в Общей и Особенной частях Уложения и, безусловно, примыкающим к соучастию, но не тождественным таковому. Законодательство второй половины Х1Х в. подвело важный итог в развитии этого института. В нем впервые была дана наиболее полная классификация ви-
23 Российское законодательство Х - ХХ вв. Т. 6. С. 199.
24 См.: ТаганцевН. С. Русское уголовное право. С. 371.
25 Там же.
дов прикосновенности к преступлению, в числе которых к укрывательству были обоснованно отнесены и заранее не обещанные приобретение, хранение и сбыт имущества, добытого преступным путем.
Уделялось внимание прикосновенности к преступлению и в Уставе о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, 1864 г. Согласно ст. 172 Устава, за укрывательство похищенного виновные подвергались наказаниям, определенным за саму кражу. Мировому судье предоставлялась возможность уменьшить это наказание до половины, учитывая конкретные обстоятельства дела.26 Однако обязательного снижения наказания за укрывательство Устав не предусматривал.
За покупку или принятие в заклад заведомо краденого или полученного путем обмана имущества виновные подвергались аресту на срок не свыше трех месяцев или денежному взысканию не свыше 300 руб. Если такие проступки совершались в виде ремесла, то виновные подвергались наказанию, установленному за кражу (ст. 180).27 Устав обоснованно усиливал наказание за представляющие повышенную общественную опасность покупку или принятие в заклад краденого, совершенные в виде ремесла.
Это обстоятельство как отягчающее меру наказания учитывалось во многих законодательных актах России, в том числе и советского периода. Так, в УК РСФСР 1960г. (ч. 4 ст. 208) наказание за вышеназванные деяния, совершенные в виде промысла, значительно повышалось - с 2 до 7 лет лишения свободы с конфискацией имущества. Действующее ныне российское уголовное законодательство не предусматривает такого квалифицирующего признака.
Уголовное Уложение, подготовленное в 1903 г. и отразившее на начало ХХ в. достаточно высокий уровень отечественной правовой культуры и законодательной техники, подходило к реализации института прикосновенности с новых позиций.28 В его Общей части, в отличие от предыдущего законодательства, о прикосновенности к преступлению не упоминалось. В статьях 51-52, посвященных институту соучастия, ничего не было сказано о лицах, прикосновенных к преступлению. Нормы об их ответственности вошли в главу Уложения «О противодействии правосудию», определив тем самым объект прикосновенности - интересы правосудия, что специ-
26 Российское законодательство Х - ХХ вв. М., 1991. Т. 8. С. 417.
27 Там же. С. 419.
28 В полном объеме Уголовное Уложение так и не вступило в действие.
ально отмечали русские ученые-юристы того времени.29
Законом от 7 июня 1904 г. были введены в действие статьи 163, 164, ч. 2 ст. 166, ч. 3 ст. 168, ст. 170 и ч. 4 ст. 173 названной главы, устанавливающие ответственность за прикосновенность к преступлению. Например, наказание за недонесение предусматривалось статьями 162, 163. Ст. 163 устанавливала ответственность за «неизвещение без уважительной причины подлежащей власти или угрожаемого лица о достоверно известному виновному замышляемом или предпринятом тяжком преступлении».30 Здесь заслуживают внимания: во-первых, применение в диспозиции данной нормы термина «неизвещение», более этичного по своей сущности, чем недонесение (хотя в статье использовался и последний термин); во-вторых, указание на то, что сообщение могло быть сделано лицу, которому грозила опасность, а не только представителю власти.
Уголовное Уложение 1903 г. различало неизвещение: о преступлении (ст. 163) и о достоверно известном виновному участнике тяжкого деяния, т. е. о преступнике (ст. 164). Наказывалось рассматриваемое деяние весьма сурово. Например, недонесение о замышляемом посягательстве на измену государству каралось каторгой на срок до 8 лет, а о заговорщике, шпионе - ссылкой на поселение.31
Итак, по Уголовному Уложению наказуемо было недонесение только о преступлениях, представляющих повышенную общественную опасность, практически о тяжких. При этом совершенные должностными лицами недонесение, попустительство и сокрытие обстоятельств, существенных для предупреждения, пресечения или обнаружения преступления, квалифицировались по нормам главы о служебных злоупотреблениях (ст. 643-644).
Строго наказывался служащий, обязанный по роду своей службы предупреждать или пресекать преступления, но не принявший для этого надлежащих мер. Ответственность наступала, если непринятие мер влекло
29 См.: Есипов В. В. Преступления против государства и общества. Уголовное право. Часть Особенная. М., 1912. С. 79; Немировский Я. Я. Учебник уголовного права. Особенная часть. Одесса, 1919. С. 211 - 212.
30 К тяжким преступлениям относили деяния, наказуемые смертной казнью, каторгой или ссылкой на поселение; к преступлениям - действия, караемые заключением в исправительном доме, крепости или тюрьме; к проступкам - нарушения, наказуемые арестом или денежной пеней (ст. 3 Уложения).
31 См.: Российское законодательство Х - ХХ вв. М., 1994. Т. 9. С. 310.
совершение преступления. Аналогично наказывался и служащий, виновный в «неизвещении своего начальства или надлежащей власти о преступлении, несмотря на заведомо известную ему наличность доказательств замышления такового либо его совершения». Равный объем ответственности нес и виновный в сокрытии в сделанном им извещении обстоятельства, существенного для предупреждения или пресечения преступления (ст. 643), а также для обнаружения факта его совершения или преступника (ст. 644).32
Отмеченное выше относилось к делам о преступлениях, подлежащих преследованию не по частной жалобе. При этом должностные лица преследовались за попустительство, неизвещение или сокрытие преступлений, учиненные ими как умышленно, так и по небрежности. Вместе с тем их ответственность наступала только в том случае, если от совершенных ими таких деяний «последовал важный вред для порядка управления или для казенного, общественного или частного интереса».33 Своеобразно закреплялась в Уголовном Уложении ответственность за укрывательство (ст. 166 - 169), которое было не только отделено от соучастия, но и от пользования плодами деяния, отнесенного к имущественным преступлениям (ст. 616 - 618).
Уложение различало укрывательство преступления и укрывательство преступника. В первом случае ст. 166 предусматривались такие действия виновного, как повреждение, сокрытие или захват доказательства по уголовному или гражданскому делу. При этом выделялись моменты: 1) когда поврежденные, сокрытые или захваченные вещественные или письменные доказательства уже приобщены к производству по уголовному или гражданскому делу лицами, производящими расследование, или судом;
2) когда доказательства оставались еще неизвестными органам правосудия, а различные манипуляции с ними совершались с целью скрыть от правосудия преступное деяние или лицо, виновное в его совершении.
Ответственность укрывателей преступления зависела от тяжести укрываемого ими преступления.
Дифференцированно подходило Уложение и к наказанию лиц, укрывающих преступников. Согласно ст. 168, «виновный в сокрытии или содействии сокрытию лица заведомо:
32 Там же. С. 317 - 318.
33 Там же.
1) приговоренного к заключению в тюрьме или более строгому наказанию;
2) привлеченного к следствию или суду по обвинению в тяжком преступлении или разыскиваемого властью по подозрению в оных;
3) учинившего тяжкое преступление, но еще не разыскиваемого властью, если такое укрывательство учинено с целью скрыть укрываемое лицо от суда или наказания, наказывается заключением в тюрьме.
Если: 1) было укрываемое лицо заведомо приговорено к каторге;
2) укрывательство было обращено в промысел, то виновный наказывается заключением в исправительном доме».34
Следовательно, вид и размер наказания за укрывательство преступника зависел:
а) от вида наказания, к которому приговаривалось укрываемое
лицо;
б) от тяжести совершенного укрываемым преступления;
в) от процессуального положения укрываемого (приговоренное лицо, привлеченное, учинившее, но еще не разыскиваемое);
г) от наличия признаков укрывательства преступников в виде «промысла».
Представляется, что заслуживают внимания предусмотренные Уложением особые случаи укрывательства, аналогов которым нет в современном уголовном законодательстве. К ним относили явку с повинной в преступлении, заведомо совершенном другим лицом; заведомо ложную выдачу себя за лицо, обвиняемое в преступлении; отбывание наказания в виде лишения свободы за другое лицо, приговоренное к такому же наказанию.
По-прежнему из числа субъектов недонесения и укрывательства исключались родственники виновного, о чем свидетельствует содержание ст. 170. В ней указывалось: «Учинивший преступное деяние, статьями 162 - 169 предусмотренное, не подлежит наказанию:
1) если извещение было бы обвинением недоносителя или члена его семьи в учинении тяжкого преступления или преступления;
2) если укрываемо было преступное деяние, в учинении которого участвовал сам укрыватель или член его семьи;
34 Российское законодательство Х - ХХ вв. Т. 9. С. 311 - 312.
3) если укрываем был член семьи укрывателя».35
Вместе с тем, здесь проявляются и различия в подходе законодателя. Так, по Уложению 1845 г. в ряде случаев (например, при несообщении о готовящемся преступлении) родственники виновного не освобождались от ответственности, она лишь могла быть им смягчена по усмотрению суда. Кроме того, Уложение 1845 г. широко толковало категорию лиц, которые могли быть освобождены от наказания, включая в нее родных виновного и других находившихся с ним в близких связях людей. Тем самым учитывались конкретные жизненные обстоятельства, объединявшие данных лиц. Уложение же 1903г. освобождало от ответственности родственников виновного при любой ситуации, но только членов его семьи.
По Уголовному Уложению 1903 г. было наказуемо и приобретение, хранение, сбыт имущества, добытого преступным путем (ст. 616 - 618). При этом, как и предшествовавшим законодательством, устанавливалось более суровое наказание за их совершение в виде промысла. Особое внимание Уложение уделяло борьбе с организованными формами прикосновенности к преступлению. Так, заключению в исправительном доме подвергался виновный, оказавшийся членом шайки, созданной «для приобретения, принятия на хранение, сокрытия, заклада или сбыта чужого имущества, добытого заведомо посредством преступного деяния». Аналогичному наказанию подлежал виновный в том, что «давал пристанище заведомо участнику такой шайки» (ст. 279).36
Прикосновенностью к преступлению в ряде случаев будет являться и оставление в опасности, которому в российском дореволюционном законодательстве уделялось большое внимание. Так, оба Уложения (1845 г. и 1903 г.) предписывали оказывать помощь лицам, жизнь которых находится в опасности, и наказывали за неисполнение этой обязанности. Уложение о наказаниях 1845 г. в ст. 1521 говорит: «Кто, видя человека погибающего и имея возможность подать ему помощь без явной для себя опасности, или же призвать на помощь к нему других или местную полицию, не примет никаких для спасения его мер, тот за сие, если он христианин и от сей нечувствительности и небрежения его оставленному без помощи последует смерть, предается церковному покаянию по распоряжению своего духов-
35 Там же.
36 Там же. С. 313.
ного начальства».37
Профессор Императорского Московского университета С. В. По-знышев отмечал, что особенность и вместе недостаток этой статьи заключается в том, что она, как видно из назначаемого наказания, обращается со своим требованием только к христианам.38 К слову сказать, сегодня (в эпоху возросшей опасности для человека) она обращается только к специальным субъектам.39 А ведь еще в начале прошлого века С. В. Познышев утверждал: «Не подлежит сомнению, что государство может требовать от граждан не только того, чтобы они воздерживались от нарушения чужих прав и благ, но и чтобы они приходили на помощь друг другу, по крайней мере, когда подвергается опасности жизнь и здоровье, раз помощь не сопряжена для них с особою опасностью и затруднениями». Обязанными оказывать помощь, по его обоснованному мнению, должны считаться не только специальные субъекты, но и «все граждане, физически способные оказать помощь, когда они являются свидетелями-очевидцами опасного положения других лиц».40
Уголовный закон, безусловно, не может требовать геройства - чтобы человек с опасностью для себя или для своих близких спасал других людей. Он может карать лишь ту степень грубого пренебрежения важными чужими интересами и глубокого равнодушия к возможной гибели другого человека, которые проявляются в оставлении без помощи в тех случаях, когда эта помощь могла быть оказана без основательного опасения за себя или других. Во всех случаях оставления без помощи достаточно наказания в виде краткосрочного заключения (арест, в особо важных случаях - крепость или даже тюрьма) и денежной пени, - писал С. В. Познышев.
Уголовное Уложение 1903 г., по мнению специалистов того времени, содержало в себе постановления более полные и обобщенные. В ст. 491 оно говорит о неоказании помощи, повлекшем смерть или весьма тяжкое телесное повреждение, нуждавшегося в помощи. Согласно этой статье, кто,
37 Кроме названного общего положения, в Уложении о наказаниях (как и в Уголовном Уложении 1903 г.) есть еще ряд специальных статей о неоказании помощи (см.: ст. 1208 - неоказание помощи утопающему; ст. 1256, 1267, 1268, 1269 - неоказание помощи кораблям и судам при кораблекрушении или нападении на них; ст. 1522, 872, 873 и целый ряд постановлений об оставлении в опасности детей и взрослых, находящихся в беспомощном состоянии).
38 Познышев С. В. Особенная часть Русского уголовного права. М., 1912. Изд.3-е. С.
80 - 81.
39 См. ст. 125 УК РФ.
40 Познышев С. В. Особенная часть Русского уголовного права. С. 78 - 79.
будучи свидетелем опасности для жизни другого, не донес о том подлежащей власти, не оказал или не доставил помощи, которую мог бы оказать без разумного опасения за себя или других, и последствием этого был один из означенных выше результатов, тот наказывается арестом на срок не свыше одного месяца или пенею не свыше 100 руб.41
Обращение к истории становления и развития института прикосновенности к преступлению в российском уголовном законодательстве дооктябрьского периода позволяет сформулировать некоторые выводы:
1. Уголовно-правовой институт прикосновенности к преступлению в российском уголовном праве имеет богатую историю. Он формировался и совершенствовался в неразрывной связи с укреплением и развитием российского государства и права.
2. Начиная с «Русской Правды», институт прикосновенности к преступлению признавался средством борьбы с преступностью.
3. Правовые акты России дооктябрьского периода содержали широкий перечень уголовно наказуемых деяний, составляющих институт прикосновенности к преступлению. По «Соборному Уложению» 1649 г., по Статуту Великого княжества Литовского 1529 г., по «Артикулу Воинскому» 1715 г., по «Уложению о наказаниях уголовных и исправительных» 1845 г. подлежали наказанию лица, попустительствующие совершению преступления, несообщающие о готовящемся или совершенном преступлении, укрывающие преступников, а также лица, которые принимают, хранят либо продают добытое преступным путем имущество. Наказания за названные деяния в большинстве случаев предусматривались такие же, как и за основное преступление.
При этом на протяжении всего досоветского периода значительно усиливалось уголовное наказание за укрывательство преступлений и преступников, за приобретение, сбыт или хранение имущества, добытого преступным путем, совершенные в виде промысла (ремесла).
4. Наиболее полно в данный период нормы об ответственности за прикосновенность к преступлению были разработаны и представлены в «Уложении о наказаниях уголовных и исправительных» 1845 г. В нем исследуемому институту обоснованно посвящены нормы Общей части Уло-
41 С. В. Познышев отмечал сходство названной статьи со ст.450 голландского уложения. Правда, наказание за аналогичное бездействие по голландскому уложению предусматривалось арестом до 3 месяцев или денежным взысканием до 300 гульденов (Познышев С. В. Особенная часть Русского уголовного права. С. 83).
жения, раскрывавшие понятия видов прикосновенности к преступлению, и Особенной, предусматривавшие наказания за конкретные виды прикосновенности к тем или иным преступлениям. Это свидетельствовало о признании прикосновенности к преступлению самостоятельным и специфическим институтом Общей и Особенной частей уголовного права, примыкающим к соучастию, но таковым не являющимся.
К видам прикосновенности здесь отнесены: попустительство, укрывательство и недонесение. Приобретение, скупка и хранение предметов, добытых преступным путем, обоснованно были отнесены по Уложению 1845 г. к укрывательству преступлений. Уложение, в частности, устанавливало уголовную ответственность за несообщение о готовящихся преступных деяниях независимо от степени их общественной опасности. Причем это сообщение могло быть направлено как компетентному органу власти, так и тому лицу, против которого посягательство было задумано. На служащих возлагалась обязанность извещения органов власти по поводу всех преступлений или проступков.
5. В Уголовном Уложении, подготовленном в 1903 г., нормы об ответственности за прикосновенность к преступлению вошли в главу «О противодействии правосудию». Уголовная ответственность предусматривалась за недонесение-неизвещение уже только о тяжком преступлении или о достоверно известном его участнике. Суровому наказанию подлежали служащие, обязанные по роду своей официальной деятельности предупреждать или пресекать преступления, но не принявшие умышленно либо по небрежности надлежащих мер. Должностные лица привлекались к уголовной ответственности, как за попустительство, так и за неизвещение о преступлениях и преступниках, сокрытие преступлений.
Полагаю, институт прикосновенности к преступлению - это одно из необходимых средств формирования гражданского общества в государстве, которое объявляет себя правовым. Пока же гражданину страны разрешено укрывать любую кражу, большинство грабежей и даже разбои, изнасилования несовершеннолетних; несообщать о достоверно известных готовящихся актах терроризма, захвата людей, массовых убийствах, насилии над детьми и т. д.
