CC BY
46
О.В. Балясникова УДК 81'23
возможности И ПЕРСПЕКТИВЫ ЭТНОПСИХОЛИНГВИСТИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ КОНФЛИКТА
Этнопсихолингвистическое исследование конфликтов предусматривает обобщение научных представлений о содержании своего/чужого языкового сознания и о формах его отражения в конкретных актах общения, разработку психолингвистических методов анализа конфликтогенных языковых единиц, а также анализ понимания носителями языка феноменов чужой культуры (в том числе уникальных) в условиях межкультурного диалога.
Ключевые слова: этнопсихолингвистика, конфликт, языковое сознание
Olga V. Balyasnikova
OPPORTUNITIES AND PROSPECTS OF ETNOPSYCHOLINGUISTIC RESEARCH INTO CONFLICT
Ethnopsycholinguistic research into conflicts involves the synthesis of scientific views on the content of own/alien language consciousness and the forms of its representation in specific acts of communication; the development of psycholinguistic methods suitable for investigating conflict triggers in language; the analysis of the speakers' attitudes to the phenomena of foreign culture (including lacunas) in the situations of intercultural dialogue.
Keywords: ethnopsycholinguistics, conflict, language consciousness
Введение
Многообразие форм существования конфликтов определяет и разнообразие подходов к их исследованию не только в лингвистическом, но и в психологическом, философском, социологическом, правовом аспектах. В отечественной и зарубежной науке проблемы конфликтов - важнейшая тема социальной и этнической психологии, педагогики, социологии, политологии (В.С. Агеев, А.Я. Анцупов, А. Шипилов, А.Ю. Краянский, В.Г. Крысько, В.Н. Кузнецов, В.А. Тишков, L. Coser, R. Dahrendorf, D. Easton, J. Phillip Rushton, B. Muller-Hill, R. Lerner и др.). Большинство исследований конфликта - конфликтных ситуаций, системы сигналов конфликта, самих конфликтантов - апеллирует к экспертным оценкам этих явлений. Сохраняется актуальность трактовки конфликта в междисциплинарном контексте.
Речевой конфликт имеет историю исследования в аспекте прагматики, где в качестве материала выступает, как правило, медиадискурс (публикаций и телепрограмм, инициирующих конфликт), политический дискурс, а также различные формы межличностного бытового конфликта. Для лингвистического (в том числе лингвокультурологического) описания оказывается пригоден именно вербальный
1 Исследование выполнено при финансовой поддержке проектов РГНФ №15-04-00378а и №15-34-14007а(ц).
открытый конфликт, реализуемый чаще всего как речевая агрессия. Существует несколько конкретных направлений исследования речевой агрессии: изучение коммуникативных стратегий и тактик в ситуации конфликта, прагматических дискурсов, наиболее подверженных агрессивности, маркеров агрессивного речевого поведения [Купина, Михайлова 2002]. С одной стороны, это ограничивает поле исследования конфликта, с другой - широкое понимание конфликта и несводимость его проявлений к речевой агрессии предполагает «всеобщность» его существования (см., например, о конфликте языковых норм в [Конфликт в языке и коммуникации... 2011]). Сложность феномена провоцирует взаимодополнение и даже смешение различных исследовательских приемов (см., например, [Белоус 2007]).
Наиболее разработано в области лингвистической конфликтологии исследование языковых/речевых маркеров конфликта (лексика и фразеология, реже грамматика), а также стратегий и тактик конфликтного речевого поведения, реализуемое в соответствующих типах дискурса. При этом знаний о природе и причинах конфликтов оказывается недостаточно [Третьякова 2009], чему, на наш взгляд, препятствует распространенное мнение о том, что конфликт вне его языковой/речевой реализации не является предметом лингвистического изучения, а также внимание преимущественно к лимитированному во времени конфликту (исчисляемому отдельными текстами - записями интервью, диалогами и т.п.) с четко выделимыми фазами его развития.
Недостаточно изучен, в силу объективных причин, связанных в том числе с многообразием языков/культур и их существованием в нестабильных условиях, и межэтнический конфликт. При объяснении причин непонимания, способных привести к конфликту, обычно обращаются к явлениям разного порядка: «Зная важнейшие черты стиля коммуникации, а также факторы, которые их формируют (а это, прежде всего, тип культуры, горизонтальная и вертикальная дистанция, культурные ценности, которыми руководствуются ее носители, стратегии вежливости), мы получаем возможность ориентироваться в другой культуре, более точно интерпретировать поведение своих инокультурных собеседников и самим более осознанно действовать по их правилам, что снижает возможность коммуникативных неудач» [Ларина 2011: 378] (Выделено мной. - О.Б.).
Внимание к внешнему (прежде всего вербальному) конфликту позволяет только констатировать его глубинные причины, поскольку изучение типа культуры или культурных ценностей все же остается за пределами лингвистики.
слово и «чужое слово» как маркеры конфликта
Представляется, что выделение значимых критериев анализа конфликта произошло в лингвоюридической практике, где были в той или иной степени учтены: фактор адресанта (намерение причинить вред посредством употребления конфликтогенного языкового средства), фактор адресата (направление оценки и интерпретации этого средства языка), а также принципиальность разграничения профессионального и непрофессионального подходов к феномену конфликта. Например, использование инвективной лексики предполагает намерение оскорбить или унизить кого-л. Объективность существования такого намерения обусловливается тем, что употребление инвективной лексики нарушает нормы общественной морали. Ссылка на словари, содержащие пометы вроде груб., прост., бран., вульг. и
проч., и даже анализ контекста инвективы не позволяет однозначно приписать самому говорящему намерения оскорбить: так, матизмы и производные от них могут, как ни странно, выражать намерение адресанта сделать комплимент. Еще большую неопределенность вызывает возможность оскорбления непристойными словами, которые предлагалось понимать как слова, которые в момент опубликования статьи считаются большинством читателей недостойными того, чтобы быть напечатанными [Юрислингвистика-2].
Пусковым механизмом конфликта часто является оскорбление. В профессиональной практике требовалось принципиально отличать обидное слово от оскорбительного, притом что сами действия (предположим - и слова также) почти полностью отождествлялись в общественном сознании: оскорбить - тяжело обидеть, унизить [СОШ: 462]. Ср. обида - несправедливо причиненное огорчение, оскорбление, а также вызванное этим чувство [Там же: 428]. Потенцию оскорбления имеет очевидно не слово как таковое, а сознательное намерение адресанта, однако критерии обнаружения такого намерения бывает сложно объективно определить. Здесь важно, видимо, то, что слово (любое), употребленное в конкретном акте речи, может изменить самочувствие адресанта, его положительный «образ себя»; в условиях публичности такое слово усиливает негативный эффект. В этом случае слово может быть названо конфликтогеном.
В РАС (представляющем собой модель обыденного языкового сознания) отражена следующая взаимозависимость: Оскорбление: дурочка (оскорбительно)2, обругать (оскорбить), грубость, нанести, паршивый, предательство, придурок, фига (оскорбление) (Т.6). Обозвать, обидеть, ударить (оскорбить),унижение, обозвать (оскорбление) (Т.4). Назвать (оскорбить), толки (оскорбления) (Т.2). Обида: унижение, обзывать, сволочь, обозвать, обозвать, обзывать, ударить, унижение, вешалка (обидное прозвище), обзывать (обидным прозвищем) (Т. 4); отнять, отобрать (обида, обидеть), неправда, шутка (обидная), сказать (обидное), сплетни (обидные) (Т.2). Характерно, что реакцию «обида» вызывает стимул «оскорбление», т.е. обида - следствие оскорбления как внешнего воздействия. Вероятно, что для обыденного языкового сознания 1) оскорбление, как и обида, имеют внешнюю причину и сопровождаются неприятными эмоциональными переживаниями. Такими внешними причинами могут явиться и речевые и неречевые действия (обозвать, ударить, назвать/сказать), причем обида может быть вызвана лишением чего-то (отобрать/отнять). (Получается, с долей условности, что это обидно, но не оскорбительно.) Наиболее частыми и разнообразными эмоциональными реакциями характеризуется именно обида; 2) оскорбление связано преимущественно с называнием. На этот факт, в частности, указывает разнообразие соответствующих стимулов: от обобщенных названий действия именования (обругать, обозвать, назвать) до конкретных номинаций (дурочка, паршивый, придурок). Оскорбительные слова указывают на осуждаемый в данном социуме статус; он приписывается лицу, которое имеет или осознает себя имеющим иной статус и стремится защитить его. Возникает противодействие, приводящее к конфликту.
2 Здесь и далее в скобках указаны слова-реакции, вызванные перечисляемыми словами-стимулами. Грамматическая форма слова-реакции в данном случае представляется непринципиальной.
Конфликт может возникать и при отсутствии у адресанта намерения оскорбить/обидеть собеседника; в этом случае фокус внимания перемещается с адресанта на адресата, «отвечающего» за оценку и интерпретацию смысла высказывания (слова).
Психолингвистический аспект оппозиции факт/оценка, обусловленный и вариативностью смыслов, придаваемых понятиям чести и достоинства, рассматривается в монографии [Леонтьев и др. 2009], второй раздел которой посвящен операциональным критериям анализа коммуникативного конфликта. В данной работе показано, что и пропозиции и факты допускают вариативность истолкования, и предложен перечень критериев вариативности, в числе которых неоднозначность языковых единиц, неточное знание денотативной отнесенности и лексической семантики слов, различия в коде говорящего и слушающего, неадекватность передачи чужой речи, игнорирование собеседником прагматического компонента в семантике слова и др. На примере конкретного материала (цитат) рассматриваются «зоны высокого/низкого риска» - к ним относятся высказывания, содержащие «провоцирующие единицы»: слова и словосочетания, употребление которых предполагает определенную оценочную интерпретацию.
Критерии оценки определяются по отношению к норме, «отрефлектирован-ной "говорящим большинством"» [Там же: 43]. В указанной монографии норма представлена 1) как норма, отработанная в юриспруденции (на уровне профессионального сознания. - О.Б.), и 2) как норма, выработанная на уровне обыденного (естественно-правового) сознания: «...право опредмечивает норму на событийном уровне, а язык - на текстовом (пропозиция - факт)» [Там же: 45].
Итак, в приведенных выше работах были выделены важные, на наш взгляд, принципы анализа конфликта в его широком понимании: различение профессионального и обыденного понимания языкового факта (и обусловленное этим различением понятие нормы и отклонений от нее), учет намерений адресанта, анализ вариантов интерпретации и оценки адресатом слова/высказывания.
Отмеченные принципы пригодны, на наш взгляд, и для анализа межкультурного конфликта; здесь очевидно нужно учитывать не только незнание коммуникантами культурных ценностей, этических норм или «национально обусловленной специфики языковых средств» [Конфликт в языке и коммуникации 2011: 367], поскольку их причины лежат глубже - в несовпадении национальных сознаний коммуникантов [Тарасов 1988]. Это несовпадение может задавать разные векторы интерпретации содержательной стороны высказывания, ориентированные на социокультурные нормы, нарушение которых ведет к многообразным формам конфликта - он непонимания до коммуникативной войны.
Говоря о слове как «провоцирующей» конфликт единице, можно предположить изучение первого в этом качестве в нескольких направлениях, с учетом уже имеющихся данных.
В числе «провоцирующих единиц» может фигурировать как иноязычное слово (речь), так и слово, непонятное для реципиента. Непонятность речи (языка) способна провоцировать конфликтную реакцию. По мнению В.И. Жельвиса [2001], чужой язык имеет больше шансов произвести своим звучанием неблагоприятное впечатление (подтверждением этому являются конфликтные реакции на чужую
речь, например пародирование ее фонетических особенностей, отличных от родной речи говорящего, подбор инвективы-рифмы к непонятному для говорящего слову и т.п.).
Углубить понимание конфликтогенности чужого слова/речи может теория лакун, разработанная Ю.А. Сорокиным и И.Ю. Марковиной применительно к переводческому материалу. Лакунизация/лакунарность указывает «на факт частичных или полных сбоев/деструкций в процессе вербального и невербального общения» [Сорокин 2003: 3]. Наличие лакун неизбежно констатируется при разных формах межкультурной коммуникации: в живом общении, в переводческой деятельности, при чтении, в процессе обучения. Лакуна в межкультурном общении способна спровоцировать внутренний (для самого говорящего, как конфликт непонимания) и внешний (между коммуникантами) конфликт. Конфликтогенность тех или иных лакун для каждого реципиента индивидуальна и может меняться в соответствии с установкой реципиента, его предубеждениями по отношению к содержанию и форме речи, к самому адресанту и т.д.
Абсолютная лакунарность эксплицируется при попытке трансляции уникальных культурных знаний. О частичной интеръязыковой лакунарности свидетельствует квазиэквивалентность лексических (и не только) единиц в сопоставляемых языках (другие критерии существования языковых лакун подробно в: [Марковина, Сорокин 2008; Марковина 2004]). На первом этапе анализа таких лакун подобное несовпадение обычно описывается с опорой на тексты словарных дефиниций. Очевидно, однако, что явное несовпадение объема значений одних единиц, как и кажущееся полное соответствие других, скрывает более частные несоответствия. Далее, несовпадение «актуального» и «лексикографического» значения слова фиксируется при сравнении данных носителями языка субъективных дефинициях и словарных толкований (видимо, объективных). Наконец, сопоставляя ассоциативные поля квазиэквивалентов, можно увидеть существенные различия в системности знаний, связанных с ними. Пониманию сути интеръязыковой лакунарности / конфликтности способствует анализ качественных и количественных различий в ассоциативных значениях слов-квазиэквивалентов. Несовпадение ассоциативных значений интеръязыковых квазиэквивалентов, указывающих на национально-культурные ценности (см., например, [Уфимцева 1996]), потенциально конфликтогенно.
Культурологические лакуны бытуют в коммуникативном пространстве взаимодействующих субъектов; на их фоне возникающие конфликты бывают незаметны. Конфликт происходит при демонстрации (считывании в реальном времени) различных, в том числе невербальных, в разной мере эксплицированных в общении знаков и приписывание им конфликтного значения (смысла), нарушающих комфортность общения, что ощущается коммуникатором без достаточной степени рефлексии.
Применительно к профессиональному (в данном случае переводческому) языковому сознанию элиминирование лакун заключается, по Ю.А. Сорокину и И.Ю. Марковиной, в их заполнении и компенсации; этим действиям переводчика предшествует обнаружение лакуны и ее отнесение к соответствующему классу. Мы предполагаем, что в реакциях на лакуну, данных «обычными» носителями языка, отражен результат иных процессов: интерпретации и перемещения (адаптации либо
отторжения). В отличие от профессионального языкового сознания, предполагающего проникновение в содержательную суть лакуны и операции с этим содержанием, обыденное языковое сознание может оперировать с ней как с целостностью. Защитная стратегия типична на появление конфликтогенной лакуны, поэтому небезынтересны способы их репрезентации/адаптации в тексте, в котором отражены интолерантные установки адресанта.
Можно кратко проиллюстрировать это на примере лакуны Ураза-Байрам, представленной в текстах современных блогов и комментариев к онлайн-новостям, содержащим информацию о праздновании мусульманами этого дня в Москве3. Лакуна Ураза-байрам для носителей русского языка является одновременно и языковой и культурологической, что очевидно повышает ее конфликтогенность (речь опять об обыденном языковом сознании)4. Отказ от компенсации отмеченной лакуны выражается, в частности, в искажении фонетического, морфологического, графического облика слова: Это проблемки столиц. Нам в тундрах Уразу-байрам не помеха..; Надо заканчивать со всеми этими байрамами моё мнение; Всякие бай-рамы - это не наши праздники; в пейоративной идентификации: Здесь нет «Ураза Байрам» и прочих сборищ...; в пародировании звучания иноязычной речи (отсутствие словоизменения): На Ураза байрам нетЪ баран! Баран резать на Корбан байрам; в использовании языковой игры, рифмовки: В Москве ураза-байрам -прячьтесь люди по домам и т.д. Проявление прямой агрессии (оскорбление, осмеяние) типично в ответ на положительную оценку обозначенного этой единицей события со стороны других комментирующих.
Объект, обозначенный данным словом, фиксируется в ином контексте, чем в исконной культуре, и действия со словом отражают отторжение «чужого». Речь в данном случае идет о интеръязыковых лакунах, при интерпретации которых объекту приписываются определенные оценки и каузальные атрибуции; тем самым и осуществляется их аксиологическая интерпретация и адаптация к системе воспринимающей культуры через отдельную личность как ее представителя. Конфликт, возникающий в этом случае, затрагивает сложные отношения взаимосвязанных элементов в одной из сложнейших семиотических систем - в системе культуры.
принципы этнопсихолингвистического подхода к феномену «конфликт»
Многочисленные сопоставительные исследования фрагментов образа мира носителей языков предполагают следующую изначальную позицию: образы сознания носителей исследуемых языков различны, поскольку различны культурные системы, которые отвечают за формирование соответствующих образов.
Теория языкового сознания ставит целью выявление причин сформирован-ности у личности определенных (таких, а не иных) знаний, репрезентированных в речи адекватным (с точки зрения этой носителя языка/культуры) отдельным языковым знаком или их комплексом. Особенностью теории языкового сознания является
3 По материалам доклада на Международной научно-практической конференции «Магия ИННО: Новые технологии в языковой подготовке специалистов-международников», Москва, 4-5 октября 2013 г. (МГИМО(У)МИД России).
4 Существует «региональное» значение этой единицы, отличное от того, которое придавали ему московские информанты, и отличающееся меньшей конфликтогенностью.
ее объяснительный характер, а кроме того, возможность разграничения и описания на ее основе собственно научных (рефлексивных) и обыденных (нерефлексив-ных)5 представлений об исследуемом феномене - в том числе о межэтнических конфликтах.
Сопоставительные исследования в этнопсихолингвистике всегда считались приоритетными. Поиски были направлены на выявление общего/сходного и культурно специфичного в содержании образов сознания носителей языков. Результаты экспериментов неизбежно демонстрировали количественные и качественные различия в структуре и в содержании ассоциативных полей квазиэквивалентных лексем. После этого остается, собственно, один шаг до признания того, что отсутствие этой общности приводит как минимум к конфликтам непонимания (неполного понимания), ведущим к развитию других форм конфликтов.
Важно также иметь представление о содержании образа себя и образа другого, который мог бы прояснить причину этих несовпадений. Такой метод может использоваться для повышения валидности исследований при совмещении результатов экспертных оценок с самооценками, даваемыми представителями изучаемой культуры. Существуют методы выявления содержания этнокультурных стереотипов (предубеждений, установок), действующих на разных уровнях осознаваемости, предопределяющих готовность к общению и влияющих на его (конфликтный или гармонизирующий) характер [Сорокин 2007: 46].
Этнопсихолингвистическое исследование проблемы конфликта может осуществляться через речевое поведение конфликтантов - носителей разных языков и ее объяснение с опорой на теорию языкового сознания. Задачей становится выявление, описание и разработка методов исследования форм репрезентации конфликта в языковом сознании носителей культур. Могут быть рассмотрены и частные проблемы: разработка комплексных психолингвистических методов анализа кон-фликтогенных языковых единиц в сопоставительном аспекте; детальное описание способов производства текстов на родном и иностранном языке, а также уточнение причин появления речевых ошибок; разработка моделей общения/взаимодействия с учетом (меняющихся) представлений (не)профессионалов о своем/чужом языковом сознании (включая ценности) в конкретных актах общения; анализ динамики (рефлексивного и неосознанного) отношения носителей языка к «чужим» этнокультурным феноменам.
Возможность решения этих задач обеспечивается применением методов получения данных, доказавших свою эффективность в исследовании обыденного языкового сознания: методов анализа данных ассоциативного эксперимента (качественный анализ, статистический (количественный) анализ, моделирование). Качественный анализ предполагает описание и моделирование содержания ассоциативного поля по определенным критериям, количественный - выявление степени частотности выделяемого компонента ассоциативного значения для сравнения частотности сходных компонентов в содержании слов-эквивалентов в сопоставляемых языках. Полученный материал подвергается описательному и сравнительно-сопоставительному анализу по каждому слову-эквиваленту в каждом исследуемом
5 Разграничение профессиональное/рефлексивное и обыденное/нерефлексивное здесь указывает на преимущество второго компонента для конкретных целей исследования.
языке, благодаря чему выявляются интеръязыковые лакуны, имеющие различный конфликтогенный потенциал.
Исследователи конфликта справедливо признают, что конфликтогенной может стать практически любое средство языка, в зависимости от его прагматической релевантности в конкретных условиях. Применительно к этнопсихолингвистиче-скому аспекту рассмотрения этой проблемы необходим, по нашему мнению, учет следующих факторов.
1. Необходимо иметь представление о ценностных системах культур, представителями которых являются участники конфликтного взаимодействия, ибо конфликт содержательно часто бывает связан с посягательством на эти ценности.
2. Важен анализ паравербальных и невербальных средств конфликтной коммуникации в их совокупности и взаимодополнении для адекватного описания коммуникативного намерения продуцента (интент-анализ). Интерес представляет авторская коррекция создаваемого или уже созданного текста (например, зачеркивание, добавление - в письменном тексте, или оговорки, самоперебивы - в устной речи). Полагаем, что типология таких правок может представлять интерес для понимания сути конфликтного текста/речи и процесса его продуцирования.
3. Необходимо также изучать эффект обратной связи: реакции реципиента (контртекст6, традиционный ассоциативный эксперимент). Однако и здесь существует проблема выявления конфликтогенных маркеров на уровне как слова (или иной «провоцирующей единицы»), так и высказывания.
4. Ограничение понятия «конфликт» только рамками вербальной агрессии для решения указанных выше задач малоэффективно, поскольку реакция на кон-фликтогенный текст или единицу может быть отсроченной. Стоит обратить внимание и на латентный конфликт, способный выражаться в эпизодических высказываниях (текстах), объединенных общим мотивом, которые можно рассматривать в их дискурсивном единстве.
5. Эффективным представляется использование комплементарного подхода к анализу языковых маркеров конфликта. Судить об их потенциальной кон-фликтогенности можно с привлечением результатов этнопсихолингвистических экспериментов.
литература
Белоус Н.А. Структурно-семантические аспекты конфликтного дискурса в коммуникативном пространстве. - Москва: ИЯ РАН, УлГУ 2007. - 246 с.
Жельвис В.И. Поле брани: Сквернословие как социальная проблема в языках и культурах мира, Москва: Ладомир, 2001. - 349 с.
Конфликт в языке и коммуникации: Сб. статей / Сост. и отв. ред. Л.Л. Федорова. - М.: РГГУ, 2011. - 534 с.
Купина Н.А., Михайлова О.А. Лингвистические проблемы толерантности // Мир русского слова, №5 (13), 2002. - М.: ЗАО «Златоуст» / Рогова К.А. (гл. ред.). -С. 22-27.
6 Об этом: доклад Н.П. Пешковой в [Межкультурное общение: контакты и конфликты: Материалы конференции. Москва, 21-23 октября 2015 г.].
Ларина Т.А. Коммуникативные неудачи в русско-английском диалоге // Конфликт в языке и коммуникации: Сб. статей / Сост. и отв. ред. Л.Л. Федорова. - М.: РГГУ 2011. - С. 366-379.
Леонтьев А.А., Сорокин Ю.А., Базылев В.Н., Бельчиков Ю.А. Понятие чести и достоинства: психолингвистический анализ. - М., 2009. - 70 с.
Марковина И.Ю. Метод установления лакун в исследовании этнопсихолинг-вистической специфики культуры // Вопросы психолингвистики, №2, 2004. - С. 58-64.
Марковина И.Ю., Сорокин Ю.А. Культура и текст: введение в лакунологию. - М.: ГЭОТАР-Медиа, 2008. - 144 с.
РАС: Русский Ассоциативный Словарь. / Караулов Ю.Н., Тарасов Е.Ф., Сорокин Ю.А., Уфимцева Н.В., Черкасова Г.А. - М., 1992-1996.
Сорокин Ю.А. Лакуны: еще один ракурс рассмотрения // Лакуны в языке и речи: Сборник научных трудов / Под ред. Ю.А. Сорокина, Г.В. Быковой. - Благовещенск: Изд-во БГПУ, 2003. - С. 3-11.
Сорокин Ю.А. Этническая конфликтология (Теоретические и экспериментальные фрагменты). - М.: Институт проблем риска, 2007. - 120 с.
СОШ: Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. 4-е изд., дополненное. - М.: Азбуковник, 1999.
Тарасов Е.Ф. Методологические проблемы языкового сознания // Тезисы 1Х Всесоюзного симпозиума по психолингвистике и теории коммуникации. - М., 1988, С. 176-177.
Третьякова В.С. Речевая коммуникация: гармония и конфликт, Екатеринбург: Изд-во ГОУ ВПО «Рос. гос. проф.-пед. ун-т», 2009. - 231 с.
Уфимцева Н.В. Русские: опыт еще одного самопознания // Этнокультурная специфика языкового сознания. - М.: Наука, 1996. - С. 139-162.
Юрислингвистика-2: русский язык в его естественном и юридическом бытии: Межвуз. сб. науч. тр. / Под ред. Н.Д. Голева. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2000. -234 с.
