CC BY
257
I. В ПОИСКАХ СИСТЕМАТИЧЕСКОЙ КЛАССИФИКАЦИИ ПОЛИТИЙ
М.В. ИЛЬИН
ВОЗМОЖНА ЛИ УНИВЕРСАЛЬНАЯ ТИПОЛОГИЯ ГОСУДАРСТВ?*
Похожий вопрос - «Можно ли создать некое подобие периодической системы элементов Менделеева для государств?» - я задал в ноябре прошлого года на Международной конференции в Шанхае. Сидевший напротив Жозеп Коломер отреагировал мгновенно. Он хитро прищурился, поднял тоненькую книжку и сказал: «Вот она!» Это была, разумеется, шутка. В книге Коломера о больших империях и малых нациях1, реферат которой представлен в настоящем номере журнала, действительно дана типология, включающая практически все ныне существующие государства и аналогичные им политии. Однако эта типология довольно груба. В ней всего три класса: империи, государства и нации. Главное же - она не претендует ни на охват всех когда-либо существовавших поли-тий, ни на представление всех способных возникнуть или даже только теоретически возможных политических систем. В шутке Коломера, однако, была лишь доля шутки. Он действительно дал, вероятно, самую полную и проработанную систематизацию государств и аналогичных им образований.
*
Работа выполнена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ), проект № 07-03-00363а «Суверенитет в условиях глобализации».
1 Colomer J.M. Great empires, small nations: The uncertain future of the sovereign state. - L., N.Y.: Routledge, 2007.
В данной статье будет рассмотрен ряд существенных проблем, связанных с задачей построения достаточно полной типологии государств и государственности.
Первым шагом станет прояснение того, что же обозначается словом «государство». Будет показано, что за этим словом стоит целый ряд различных явлений и понятий, обладающих так называемым семейным сходством, позволяющим объединить их в общую зонтичную понятийную категорию.
Далее по принципу атласа будут предложены несколько карт или попыток классификации государств на разных основаниях. Некоторые из них будут иметь почти законченный характер. Другие станут лишь наметками возможных классификаций.
В результате появится возможность сформулировать некоторые гипотезы, поставить промежуточные вопросы и предложить предварительные выводы, касающиеся возможности построения достаточно полной типологии государств и государственности.
Зонтичная понятийная категория
Первый тезис. За словами государство (the state etc.), а тем более государственность (statehood, stateness etc.) скрывается не одно ясно концептуализируемое явление или предмет изучения, а целый набор разнородных явлений и предметов. Фактически мы имеем дело не с понятиями, а с понятийными категориями, объединяющими множество значительно отличающихся друг от друга понятий.
Данный тезис может показаться спорным для множества коллег, политиков и граждан, с легкостью рассуждающих о государстве и государственности любых стран мира и подразумевающих под этим одно и то же для каждой из них. В этом случае, как я попытаюсь показать дальше, невольно совершается ошибка, о которой писали А. Макинтайр1 и Дж. Сартори2.
Первый саркастически описал компаративиста, который решил предпринять сравнительное исследование «дыр». Чтобы быть научным, он с самого начала отверг обыденное представление о
1 MacIntyre A. Is science of comparative politics possible? // Philosophy, politics, and society. - Oxford: Blackwell, 1972.
2 Sartori J. Compare why and how? Comparing, miscomparing and the comparative method // Comparing nations: concepts, strategies, substance. - Oxford: Blackwell, 1994.
том, что у каждой разновидности «дыр» своя природа. Главным его желанием было на практике выяснить, чем является «дыра» как таковая. Он скрупулезно собрал исходные данные, статистически обработал их и пришел к следующим выводам: подтвердилась прямая корреляция между совокупной «дыротворительной» способностью общества и уровнем его экономического развития; было установлено позитивное влияние войны на «дыротворение» и т.п.
Второй изложил ироническую историю о мистере Доу, кото -рый работает над диссертационным сочинением. Объектом своего исследования он избрал собакошек (cat-dogs), чтобы проверить гипотезу, не издают ли они звуки «гав-гав». Когда оказалось, что далеко не все, он предпринял еще одно исследование. Теперь проверялась гипотеза, что все собакошки мяукают. И эта гипотеза не подтвердилась. Пришлось Дельфийскому оракулу разъяснить, что собакошек не существует, а есть собаки, которые лают, и кошки, которые мяукают.
И герой рассказа Макинтайра, и мистер Доу по сути дела пытаются изучать нечто, объединяемое ими одним термином в один класс явлений, тогда как такого класса на деле не существует. Действительно, собакошек не существует, но существуют, например, домашние животные. «Дырой» можно признать и шахту, и колодец, и дверной проем, и прореху на куртке. Точно так же существуют признанные члены мирового сообщества, среди которых попадаются существа разных пород и видов, а то отрядов и семейств. Это гигантские державы (США, Россия, Китай, Индия и т.п.) и крохотные острова (Барбадос, Сингапур, Мальта и т.п.), демократические республики (Италия, Чили, Молдова и т.п.) и наследственные монархии (Бруней, Оман, Марокко и т.п.), старинное и всеми признаваемое Швейцарское клятвенное сотоварищество и полупризнанное, только возникающее Палестинское государство. Рискну утверждать, что использование применительно к ним слова государство напоминает обозначение словом дыра окопа, форточки, туннеля и т.п. Что до выражения государственное строительство, оно требует строгого терминологического уточнения, а также ограниченного и точного использования, чтобы не превратиться в аналог придуманного Макинтайром «дыротворения». Особый случай - русское слово государственность. Им можно обозначать ряд отдельных понятий, каждое из которых требует терминологической
проработки. В данной статье будут различаться понятия «государственная статусность», по-английски передающееся словом statehood, и «государственная состоятельность», или stateness. Тем же самым словом государственность часто обозначают все те политические организации, обозначение которых словом государство кажется сомнительным, - племенная государственность и т.п. В данном случае это слово оказывается сродни «дырковатости» сыра или решета.
И государство, и государственность оказываются целым собранием разнородных явлений и понятий, т. е. так называемыми зонтичными понятийными категориями. История понятий и лексикография позволяют очертить их конфигурацию. Старинное латинское слово статус за два с лишним тысячелетия стало выражением все увеличивающегося ряда политических и социальных понятий. Как зафиксировала история понятий1, в своем «Государе» (1513) Ник-коло Макиавелли впервые использовал его, чтобы обозначить новое явление европейской - и даже уже - итальянской политики: территориальные политии, создавшие прообраз международной системы, так называемую Итальянскую лигу (Lega Italica)2 или, по выражению современного исследователя Гэррета Мэттингли, «итальянский кон-церт»3. Это сообщество политий было довольно разнородным. Самодержавная республика города-государства Венеция, подчинившая своей воле ряд городов «твердой земли» (terra firma) в Италии и обширную колониальную империю в Восточном Средиземноморье. Затем - Миланское герцогство - система прямого деспотизма Сфор-ца, созданная на руинах Амброзианской Республики. Это также Флорентийская Республика, получившая режим синьории и соединившая остатки полисной организации со слегка прикрытым деспотизмом Медичи. Вместе они образуют своего рода североитальянский треугольник трех центров силы в Северной Италии. С юга к геополитическому ядру непосредственно примыкает Папская область. Структурно она была «нелепым лоскутным одеялом
1 Skinner Q. The State // Political innovation and conceptual change. - Cambridge: Cambridge univ. press, 1989; русский перевод - Скиннер Кв. The State // Понятие государства в четырех языках. - СПб., М.: ЕУ СПб., Летний сад, 2002.
2 Создана в результате заключения 9 апреля 1454 г. мира, завершившего Ломбардские войны, и подписания 30 августа 1454 г. в Венеции соответствующего договора.
3 Mattingly G. Renaissance diplomacy. - N.Y.: Dover, 1988. - C. 78-86.
феодальных господарств1 (feudal lordships) и мелких тираний, номинально управляемых пожилыми избираемыми суверенами»2. Еще дальше к югу располагалось Неаполитанское королевство. Это была территориальная гегемония арагонской королевской династии. Ядро из пяти основных держав дополняет более дробная структура. Ее образуют средние державы - политии меньшей мощи и влияния. Они способны лишь подыгрывать солистам «итальянского концерта», но при этом сохраняют определенную долю самостоятельности. Это Республики Генуя3, Сиена, Лука, герцогства Са-войское, Мантуанское, Феррарское, герцогства Модены и Реджио. Далее следуют еще более мелкие политии, как правило, зависимые от основных участников системы. Это Падуя, Кремона, Пиза, Парма, Брешия, Болонья.
Как нетрудно увидеть, эти совершенно разные по типу политического устройства, размерам, мощи и степени самостоятельности политические образования оказались «уравнены» как партнеры по «итальянскому концерту» и в этом качестве поименованы словом состояние (lo stato). При этом имплицитно предполагалось, что понятие «состояние» по смыслу эквиваленте понятию «политический порядок», т.е. государства-состояния есть не что иное, как политии.
В концептуальном «упаковывании» разных по природе и характеру политий в одну содержательную категорию были скрыты предпосылки «концептной натяжки»4. В результате «натягивания» первоначального понятия «состояние политического порядка на
1 В данном случае используется слово господарство, чтобы на русском языке отличить специфическую форму концентрации власти вплоть до ее фактической монополизации, точнее, приватизации государем, от более современных форм политической организации, традиционно именуемых словом государство. Внутренняя форма обоих русских слов эквивалентна внутренней форме слов lordship и Herrschaft.
2 Mattingly G. Op.cit. - P. 81.
3 На то время Генуя была фактически подчинена Франции, но сохранила статус республики и контролировала остатки своей колониальной империи.
4 Sartori G. Concept misformation in comparative politics // American political science review. - Los Angeles, 1970. - N 4. Русский перевод: Сартори Дж. Искажение концептов в сравнительной политологии (I)// Полис. - M., 2003. - № 3. -С. 67-71; Сартори Дж. Искажение концептов в сравнительной политологии (II) // Полис. - M., 2003. - № 4 - С. 152-160; Сартори Дж. Искажение концептов в сравнительной политологии (III) // Полис. - M., 2003. - № 5. - С. 65-75.
четко ограниченной территории», акцентирующего внутренний порядок, на значительно более широкую группу всех участников межполитийных отношений, контролирующих четко ограниченную территорию, но установивших там качественно различный поря-док1, еще в вестфальские времена возникла первая версия зонтичной категории. Она объединила «состояния» различной природы, масштаба и, что особенно важно, обладающие разными суверенными прерогативами. Весьма удачная уловка для примирения возникающих проблем была найдена в образе, а затем и понятии «по-лимофное существо» (polymorphous beast)2. Такое решение не снимает выдвинутый в данной статье тезис о том, что под рубрикой государство находятся существа разных видов. Большинство этих существ является полиморфными - только и всего.
На этом, однако, концептное растягивание исходного понятия не остановилось. Произошла еще большая деформация понятийной категории, связанная с «проблемой перемещаемости» (traveling problem)3 не только в пространстве, но и во времени. В результате мы стали использовать слово государство (the state, der Staat; l'etat etc.) не только по отношению к суверенным участникам сменяющих друг друга международных систем, но и к политиям всех времен, обладающим более или менее выраженной самостоятельностью и способностью вступать в межполитийные отношения. Правда, при этом было введено вполне оправданное ограничение -наличие структурно дифференцированных органов обеспечения самостоятельности или правительства, что позволило не «натягивать» категорию государственности на племенные и прочие «дого-сударственные» структуры власти.
Концептуализация была существенно осложнена постепенным распространением последовательных поколений международных систем по всей поверхности планеты, что привело к необходи-
1 Тут зачастую происходит реперсонализация «состояния», нашедшая выражение в формулах Людовика XIV «L'etat, c'est mois» и Наполеона «La chose publique, l'etat, c'est fut mois».
2 Weiss L. Is the state being transformed by globalization? // States in the global economy. Bring democratic institutions back in. - Camb.: Cambridge univ. press, 2003. - P. 316.
3 Сартори Дж. Искажение концептов в сравнительной политологии // Полис. - M., 2003, № 5. - C. 68-71.
мости усвоения европейского понятия «государство-состояние» в иных культурных и цивилизационных средах. Фактически слова многих языков послужили отправной точкой для радикально альтернативных концептуализаций того, что традиционно именуется lo stato, the state, der Staat, l'etat etc. Это подтверждают примеры китайского слова гоцзя1, индийского радж, арабского дауля, русского государство2, корейского кукка3, финского valtio4 и т.д.
Можно констатировать, что при всей разнообразности кон-цептуализиции форм государственности в разные времена и у разных народов5 прослеживается общая тенденция постепенного усиления абстрактности и тем самым обобщающей силы новых поколений понятий. Эта тенденция предстает в виде перехода от единичных концептуализаций государственности с помощью имен собственных (Русь, Roma и т.п.) через весьма партикулярные концептуализации, которые можно распространить на ряд сходных явлений («утес» - полис, край, отечество и т.п.), к более обобщенным типам политической организации (республика, империя, государство в смысле «владычество» и т.п.) и, наконец, к наиболее абстрактному представлению о состоянии территориальной политической организации (lo stato, the state, der Staat, l'etat etc.).
Данное историческое развитие было осложнено созданием далеко не адекватных соответствий новоевропейскому понятию
1 Leonard Shihlien Hsu. The political philosophy of confucianism. - N.Y.: Barnes and Noble, 1975. - P. 26-27.
2 Золтан А. Из истории русской лексики. - Будапешт: Танкеньвкиадо, 1987; Ingerflom C. Oublier l'etat pour comprendre la Russie? // Revue des etudes slaves. - P., 1993, Vol. 66, N 1. - P. 125-134; Хархордин О. Что такое «государство»? Русский термин в европейском контексте // Понятие государства в четырех языках. - СПб., М.: ЕУ СПб., Летний сад, 2002.
3 Kyung Moon Hwag. Country or state? Reconceptualizing Kukka in the korean enlightenment period, 1896-1910// Korean Studies. - Honolulu, 2000. Vol. 24. - P. 1-24.
4 Pulkkinen T. Valtio - The Finnish concept of the state // The Finnish yearbook of political thought. V. 4. - Jyvaskyla: SoPhi, 2000; русский перевод: Пулккинен Т. Valtio - история понятия «государство» в финском языке // Понятие государства в четырех языках. - СПб., М.: ЕУ СПб., Летний сад, 2002.
5 Подробнее см. кн.: Понятие государства в четырех языках / Под ред. Хар-хордина О. - СПб., М.: ЕУ СПб., Летний сад, 2002, а также раздел «Концептуализация эволюционных форм государственности» в кн.: Ильин М.В. Слова и смыслы. Опыт описания ключевых политических понятий. - М.: РОССПЭН, 1997.
государства-состояния в целом ряде культурно-политических традиций, включая русскую с ее словами государство и государственность, внутренняя форма и семантические коннотации которых прямо отсылают нас к идее господства и владычества, а не к идее политического порядка.
С учетом всех этих обстоятельств приходится признать, что сам зонтик нашей обобщающей категории получился многослойным и клочковатым. В складках этого зонтика без труда смогли уместиться качественно разные политии от демократий с разными прилагательными до тоталитарных систем (партия-государство, Bewegungsstaat etc.).
Семейное сходство
При всей уместности сарказма Макинтайра и иронии Сарто-ри разнородность и пестрота зонтичных понятийных категорий отнюдь не делает их бессмысленными или нелепыми. Просто их предназначение и возможности существенно отличаются от предназначения и возможностей отдельного компактного понятия. Широкие и разнородные понятийные категории обретают смысл за счет концептуализации ими семейного сходства отдельных составляющих эти категории понятий. Разъясняя принцип семейного сходства, академик Ю.С. Степанов1 признал, что само это название получило широкое распространение благодаря Людвигу Витгенштейну2. Он, однако, отметил, что Витгенштейн воспользовался открытием немецкого лингвиста Иоганнеса Шмидта3.
Что же понимается под семейными сходством? Отнюдь не передача и наследование неких свойств и особенностей. Это было бы родством, которое дают матрешечные понятийные категории. В данном случае речь идет именно о подобии свойств разнородных явлений, т.е. не о родстве, а сродстве, породнении, свойстве. Одинаковые или аналогичные черты появляются у сосуществующих предметов - языков, культур, политий в результате их совместного
1 Беседа с Юрием Сергеевичем Степановым // Политическая наука. - М.: ИНИОН, 2002. - № 3.
2 Витгенштейн Л. Философские работы. - М.: Гнозис, 1994. - Ч. I. - С. 110, 111.
3 Schmidt J. Die Verwandtschaftsverhältnisse der indogermanischen Sprachen. -Weimar: Böhlau, 1872.
существования. Это своего рода позитивное проявление гэлтонов-ского эффекта, связанного с диффузией.
Подобного рода сходства многие политологи и, шире, обществоведы характеризуют как аффинность (affinity), или сродство, заимствуя данное понятие из математики, хотя истоки его биологические. Весьма содержательный анализ некоторых сторон развития понятия «сродство» доступен русскому читателю благодаря переводу книги Патрика Серио о евразийцах1. Кстати, Н.С. Трубецкой разработал концепцию языкового союза, т.е. появления общих черт у ряда соседних языков на материале Балкан и Кавказа2. Подобным же образом присоединение к международной системе все новых участников способствует появлению у них некоторых общих или аналогичных черт политического устройства, идентификации и т.п.
В предыдущем разделе статьи было показано «семейное несходство» явлений, обозначаемых словами the state, der Staat, государство и т.п. Можно сказать, что внимание сконцентрировалось на оборотной или негативной стороне семейного сходства. Действительно, члены семьи при всей схожести одновременно и непохожи друг на друга. Теперь настала пора обратиться к позитивной стороне, высветить общие черты тех явлений, которые мы именуем государством.
Стоящее за словом государство позитивное семейное сходство объединяет территориальные политии, выступающие как ячейки координатной сетки мировой политики3. Без этой сетки и ее ячеек всемирные взаимодействия, да и вообще львиная доля повседневных контактов на разных уровнях были бы попросту невозможны. Чтобы эти контакты могли осуществляться и координироваться,
1 Серио П. Структура и целостность: Об интеллектуальных истоках структурализма в Центральной и Восточной Европе. 1920-1930 гг. - М.: Яз. слав. культуры, 2001.
2 Трубецкой Н.С. Вавилонская башня и смешение языков // Евразийский временник. Т. 3. - Б.: Обелиск, 1923.
3 Традиционные попытки определить сущность государства «изнутри», например путем подчеркивания особого значения монополии на принуждающее насилие (М. Вебер), недостаточны, поскольку акцентируют пусть и важные, но специфические условия и возможности для осуществления основной функции -служить ячейкой координатной сетки сначала европейской, а потом и мировой политики. Эти определения хороши в качестве дополнительных, уточняющих.
любые место и время действия на нашей планете должны быть соотнесены с правовыми рамками той или иной ячейки. Сами же действия должны совершаться по соответствующим правилам (законам), их правомерность оспариваться или подтверждаться в судах и т.п. Конечно, отдельные ячейки сильно отличаются друг от друга. Нередко они качественно отличны. Порой историческое развитие усиливает своеобычность некоторых территориальных политий до удивительной степени. И вместе с тем они принадлежат к одной семье ячеек мировой координатной сетки. И в силу этого обладают семейным сходством.
Для обозначения содержательных, сущностных моментов семейного сходства государств удобно использовать слово государственность. То, что мы называем государственностью1, по-английски передается двумя словами - statehood - издавна - и stateness - сравнительно недавно: мой компьютер все еще маркирует это как ошибку. За ними стоят два разных понятия, отражающих разные стороны государственности как безусловного свойства государства-состояния или обязательного условия его существования. Это их «статусность как принадлежность к сообществу государств-состояний» (statehood), а также их «состоятельность как соответствие своей собственной природе государства-состояния» (stateness)2.
Различия между статусностью и состоятельностью можно объяснить двояко.
Во-первых, статусность акцентирует первичную функцию го -сударств, а состоятельность - потенциал ее осуществления. В этом смысле яркая и, по сути, справедливая формула Фрэнсиса Фукуямы «"Государственная состоятельность" прежде всего» ("Stateness"
1 В отечественной научной традиции слово государственность используется также для расширительного обозначения всех достаточно обобщенных и опосредованных форм политической организации, оставляя вне этой широчайшей понятийной категории разве что структуры власти в первобытном роде и в некоторых более сложных структурах типа вождеств. Здесь также имеется широкая промежуточная зона так называемой «ранней государственности».
2 Далее данные понятия будут обозначаться как «статусность» и «состоятельность» за исключением случаев, когда необходимо подчеркнуть более полное содержание соответствующих понятий. Любопытно, что по-русски компьютер маркирует как ошибку слово статусность, а слово состоятельность является для него правильным.
first)1 точно отражает практические приоритеты, но не каузально -генетическую зависимость. Следует признать, что высокая степень эффективности и консолидированности политии является одним из важнейших факторов обретения статусности в семье государств. В свою очередь, статусность позволяет развить состоятельность го -сударства. Возможны, разумеется, исключения, например de facto существующие, но в полной степени не признанные государства (Северный Кипр, Карабах, Абхазия и т.п.), однако и они от противного, аномальностью своего положения подтверждают общее правило.
Во-вторых, статусность преимущественно, хотя и не исключительно, относится к месту политий в координатной сети, т.е. к их внешнеполитическим особенностям, а состоятельность - к собственным, в основном внутриполитическим возможностям. При этом нужно учитывать, что у статусности есть и внутренние аспекты, а у состоятельности - внешние. Грубо говоря, статусность можно соотнести с разными сторонами - внешними и внутренними - признания властного режима, а состоятельность с его возможностями -тоже внешними и внутренними.
Нет нужды доказывать, что координатная сеть неоднородна. Да она и не может быть иной. Различия между ее ячейками определяются отчасти их статусностью, но в гораздо большей степени -состоятельностью. Собственно, эти различия и позволяют ставить вопрос о полной классификации государств, о некоем аналоге «периодической системы Менделеева» для государств. Однако варьирование как статусности, так и состоятельности столь существенно, а количество параметров этого варьирования так велико и разнородно, что без углубленного и долгосрочного изучения статусности и состоятельности не обойтись. Пока что в качестве промежуточного решения можно использовать очень широкие, но расплывчатые параметры, например использованные Жозепом Коломером. Используемый им параметр является комплексным. Он учитывает прежде всего размеры, затем функциональное разделение ролей в координатной сети, а косвенно также некоторые общие черты политического устройства, отчасти зависящие от размера и роли страны, а отчасти - самостоятельные.
1 Fukuyama F. «Stateness» first // Journal of democracy. - Baltimore, 2005. -Vol. 16, N 1. - P. 84-88.
Созданная на такой основе классификация даст лишь одну достаточно приблизительную картинку. Дело в том, что в зависимости от того, какой аспект государства нам важен, такой облик приобретает сам наш предмет. На это обращал внимание еще Жан-Жак Руссо: «Эта общественная личность (personne publique), составленная путем соединения всех остальных личностей, называлась в прежние времена градом (cite), а теперь - республикой или политическим телом (corps politique), которое именуется своими членами Государством (Etat), когда оно недвижно, и сувереном (souverain), когда оно действует, в соотношении же с подобными ему - державою (puissance)»1.
Можно предложить аналогию. Астрономы используют разные инструменты для изучения звездного неба. В привычном диапазоне спектра они видят одни созвездия, в инфракрасном диапазоне - другие, в рентгеновском - третьи. Звезды остаются звездами, но пред нами они предстают по-разному в зависимости от того, что мы хотим и что нам дано увидеть.
То же самое и с покрывшей всю Землю оболочкой коорди -натной сетки государств. Посмотрим ли мы на них сквозь призму их статусности, или состоятельности, или их цивилизационной принадлежности, или моделей государственного строительства -каждый раз перед нами возникнет свой облик. Мы расположим го -сударства относительно друг друга, получим их классификацию, своего рода карту сообщества государств. Ни одна из этих карт не будет совершенной, исчерпывающей. Чтобы составить достаточно полное и целостное представление, нам потребуется создать целый атлас карт. Собственно, этот принцип и был использован при работе над «Политическим атласом современности»2.
Вполне естественно, что разные классификации будут получены при использовании двух аспектов государственности - ста-тусности (statehood) и состоятельности (stateness). С учетом перво-
1 Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре, или Принципы политического права. - М.: Госсоцэкгиз, 1938. - С. 13-14.
2 Мельвиль А.Ю., Ильин М.В., Мелешкина Е.Ю. и др. Политический атлас современности: Опыт многомерного статистического анализа политических систем современных государств. - М.: МГИМО, 2007; См. также посвященный проекту специальный выпуск сборника научных трудов «Политическая наука» / ИНИОН РАН. - М., 2007. - № 3.
го аспекта государственности будет предложена классификация государств на основании их размеров и функций в международных системах. Другие возможности классификации будут рассмотрены с учетом параметров состоятельности государств. Затем будут рассмотрены особые случаи и эффекты смешения.
Масштабность государств и их функции в международных системах
Самая простая и наиболее разработанная типология государств исходит из критериев статусности и основывается на параметрах масштабности государств и их функций в международных системах. Самый недавний образец подобной типологии предложен Жозепом Коломером. Уточним эту типологию за счет выделения не трех, а четырех классов: мега-, макро-, мини- и микрогосударств. В этом случае мегагосударства более или менее соответствуют его понятию империй (около десятка политий), макрогосударства - это в его понимании суверенные государства (еще больше трех десятков). Остальные три пятых признанных в настоящее время членов международного сообщества, по мнению Коломера, на деле являются «несуверенными малыми политическими образованиями». Он их сам делит на две группы: «... около семи десятков - это мини-государства с населением между одним и десятью миллионами человек, например Ботсвана, Эстония, Ирландия, Сингапур и Уругвай, а более четырех десятков1 - это микрогосударства с населением менее миллиона человек, например Андорра, Барбадос, Коморы, Мальдивы и Вануату»2. Эти две группы заслуживают того, чтобы наряду с первыми двумя рассматривать их как особые классы.
Коломеровская же категория наций собирает слишком разные - и по размерам, и по статусу, и по функциям - политии, чтобы сохранить свою интегральность. Она вполне адекватно делится на
1 Суммарно у Коломера получается 150-160 политий, тогда как в ООН входят сейчас 193 страны. Вероятно, недостающие 4-5 десятков стран с трудом можно отнести к той или иной группе вследствие их неопределенного положения, сочетания черт разных классов или высокой своеобычности.
2 Colomer J.M. Great empires, small nations: The uncertain future of the sovereign state. - L.; N.Y.: Routledge, 2007. - P. 19.
две указанные группы, а также на класс сегментов-государств (segment-state), выделенный Рёдером1 (см. реферат в данном сборнике). К этому можно добавить специфическую и несколько разнородную группу de facto или непризнанных государств, а также некоторое количество промежуточных случаев, когда политии соединяют разные признаки или проявляют их весьма нечетко, смазанно.
Мегагосударства. Это большие многосоставные политии с относительно усиленными внешними аспектами суверенности и избыточной статусностью. У этих политий сильно выражен имперский синдром, что и дало Ж. Коломеру основания считать их империями. Большое население и территория, величина, точнее, масштаб - это главное, что определяет особое место мегагосударств в мировой политике. С этим трудно не согласиться. Три остальные качественные характеристики империй, по Коломеру: 1) отсутствие закрепленных или постоянных границ; 2) соединение разнообразных групп и территориальных единиц; 3) набор многоуровневых, часто взаимно пересекающихся юрисдикций, касаются не функций империй, а их устройства. Целесообразно, вероятно, обратиться к рассмотрению важнейших международных функций крупных государств.
Можно предположить, что важнейшей функцией мегагосударств является организация международной среды. Это традиционная роль так называемых великих держав (the great powers, die Großmächte, les grandes puissances etc.). Считается, что великие державы выступают в качестве центров силы и влияния. Это во многом устаревшее представление в целом верно, хотя точнее было бы охарактеризовать мегагосударства как своего рода концентраты ресурсов, которые используются для предоставления общественных благ (public goods)2. В нынешних условиях общественные блага понимаются как услуги, предоставляемые политическими институтами своим «клиентам», от граждан до политических, экономических и прочих структур самого разного масштаба. Такая трактовка
1 RoederPh.G. Where nation-states come from: Institutional change in the age of nationalism. - Princeton: Princeton univ. press, 2007.
2 Под общественными благами понимаются те полезные результаты, которые, с одной стороны, соответствуют ожиданиям индивидов или групп людей, а с другой - обретаются благодаря управляющим и / или координирующим действиям центров власти или институциональным возможностям для инициативных действий самих реципиентов благ.
понятия «общественные блага» была предложена Манкуром Олсо-ном еще в 1965 г.1 Он писал: «Основные и самые элементарные блага и услуги, обеспечиваемые правительствами, например оборона, полицейская защита и система закона и порядка, в целом таковы, что они распространяются на каждого или практически каждого члена нации. <...> Общие или коллективные выгоды (benefits), обеспечиваемые правительствами, обычно именуются экономистами публичными благами... Государство - это, прежде всего, организация, которая обеспечивает своих членов, граждан общественными благами»2.
Подобное расширение функций качественно отличает нынешние мегагосударства от великих держав прошлого. Они в лучшем случае пытались обеспечить военную защиту своим союзникам, клиентам и сателлитам (прообраз нынешнего общественного блага безопасности), но отнюдь не международную безопасность в ее нынешнем понимании3 и тем более не блага финансово-экономических трансакций и социокультурных коммуникаций для всех, кто желает и может ими воспользоваться4. В этом отношении еще больше и разительней отличие мегагосударств от классических или, по терминологии Т. Парсонса, исторических империй. Те просто стремились к гегемонии и максимум, на что были способны с нынешней точки предоставления общественных благ, - это создавать обширные зоны замирения типа Pax Romana.
Может возникнуть вопрос: а действительно ли предоставление общественных благ является столь уж необходимым, чтобы предпи-
1 Olson M. Logic of collective action: public goods and the theory of groups. -Cambridge: Harvard univ. press, 1965.
2 Olson M. Logic of collective action: public goods and the theory of groups. -Cambridge: Harvard univ. press, 1965. - P. 14-15.
3 На это обращает внимание Коломер: «...мировое пространство (world scene) более не принадлежит суверенным государствам, стремящимся поддержать баланс военной мощи. <.. > Наиболее важные требования безопасности включают пресечение и предотвращение терроризма, а также формирование международных миссий по установлению и поддержанию мира» (с. 36-37).
4 Международная функция мегагосударств заключается, по Коломеру, в предоставлении «широкомасштабных» общественных благ, т.е. выгод и услуг не только для граждан своей страны, но для людей, ассоциаций и целых стран, оказавшихся в сфере обеспечиваемых соответствующей мегастраной «обширных "имперского" размера сетей (vast "imperial"-sized networks)» экономики, безопасности и коммуникаций.
сывать осуществление этой задачи в масштабах мировой политики мегагосударствам? Да, если исходить из структурных требований мировой политики. Для подтверждения данной точки зрения приведу две цитаты из книги Жозепа Коломера, который рассматривает лишь один аспект - выигрыш малых наций от услуг больших империй: «Подобные Китаю традиционные империи или иные зоны сопоставимого размера также могли бы освободить малые нации, если бы стали достаточно эффективными в обеспечении широкомасштабных общественных благ и либерализовались бы сами. В остальном мире возникающие нации и неудавшиеся государства могли бы преуспеть, когда бы оказались способны создать обширные "имперского" размера сети (vast "imperial-sized" networks) для обеспечения общих интересов в сфере экономики, безопасности и коммуникаций» (с. X).
«Все эти сети имперского размера создают доныне неизведанные возможности для малых наций развивать новые формы самоуправления. Устремления к свободе и мягкие формы правления, технически организованные в электоральные демократии современной эпохи, видимо, коренятся в самых фундаментальных инстинктах выживания и самореализации. Теперь эти устремления могут быть в большей степени удовлетворены, чем в любой прежний период истории человечества, благодаря масштабным общественным благам и рынкам, обеспечиваемым имперскими сетями» (с. 31-32).
За последние полтора-два века все заметнее и масштабнее нарастают количество предоставляемых государствами общественных благ и их совокупный объем. Эта динамика затрудняет достаточно полное описание и ранжирование отдельных благ и функций их предоставления. В силу данного обстоятельства сосредоточим свое внимание вслед за Ж. Коломером на «трех фундаментальных сетях отношений: союзах по обеспечению обороны и безопасности, торговых и экономических соглашениях и зонах языка и обще-ния»1. Данные сети непосредственно связаны с тремя функциями мегагосударств - обеспечением режимов международной безопасности, торгово-экономического сотрудничества, обмена людьми и
1 Colomer J.M. Great empires, small nations: The uncertain future of the sovereign state. - L.; N.Y.: Routledge, 2007. - P. 31.
идеями1. Действительно, создание, поддержание и развитие этих трех типов режимов немыслимо без инициативной роли мегагосу-дарств, предполагающей сознательное и последовательное вложение в это накопленных ими ресурсов.
Теперь становится более ясной корреляция между масштабом политии - ее территорией, населением, природным и экономическим потенциалами - и ее функциями в международных системах. Наиболее масштабные политии «приговорены» к тому, чтобы становиться центрами этих систем, а амбиции стать центрами систем в состоянии осуществить только достаточно крупные политии.
Что касается конкретного состава группы мегагосударства, то предлагаемый Коломером перечень (см. реферат) следует уточнить. Это позволяют сделать данные и результаты «Политического атласа современности».
Коломер выделяет ключевую пятерку - США, Китай, Европейский союз, Японию и Россию - в порядке, который, по его мнению, «отвечает их относительной мощи»2. Вынесем за скобки - пока - Европейский союз. Его государственная статусность вызывает серьезные вопросы. Данная проблема будет рассмотрена в специальном разделе статьи об особых случаях. Пока же будем исходить из формального критерия членства в ООН. Тогда в перечне мегаго-сударств место ЕС займут крупнейшие европейские страны. Проведенный в рамках «Политического атласа современности» на основе главных компонент кластерный анализ показал, что уверенно выделяется восемь держав: США, Россия, Китай, Япония, Германия, Великобритания, Франция и Италия. Этот кластер обладает ясной структурой: «В центре, безусловно, как ярчайшая "сверхзвезда" находятся США. Ближе всех к ним находится Россия, образуя в определенном масштабе своего рода "двойную звездную систему" большой и малой сверхдержав. Ближе всех к ним Китай. Вместе эта тройка образует "суперклуб" мирового влияния. Остальные пять держав восьмерки формируют своего рода периферию "яд-
1 Перечень соответствующих функций может быть расширен, например, за счет научно-технического сотрудничества, создания природоохранных и экологических режимов, развития продовольственных и демографических программ и т.п.
2 Colomer J.M. Great empires, small nations: The uncertain future of the sovereign state. - L.; N.Y.: Routledge, 2007. - P. 5.
ра" мирового влияния. Эта периферия, однако, далеко не однородна. В наибольшей мере к лидерам тяготеет Япония и несколько меньше - Германия. Что же касается Великобритании, Италии и Франции, то они образуют самый удаленный, внешний слой "ядра"»1.
Коломер относит к имперскому типу также Индонезию, Индию, Бразилию, Пакистан и Бангладеш. В этом списке, безусловно, следует согласиться с Индией и Бразилией. Хотя они не попадают в кластер восьми структурных центров мировой политики, Индия занимает восьмое место в рейтинге влияния (с баллом 2,28), обходя Италию (1,95). Бразилия занимает заметное 17-е место с баллом 1,01, однако у нее удачно совмещены большая площадь и население с экономическим и политическим весом. Далее на 18-м месте с 0,92 балла следует Пакистан, еще чуть-чуть отстает Индонезия (22-е место с 0,81 балла). Эти страны, таким образом, попадают в число лидеров «регионального и, если угодно, "отраслевого" (например, финансового, политического и / или идеологического) влияния -Саудовская Аравия, КНДР, Турция, Республика Корея, Бразилия, Пакистан, Иран, Мексика, Египет, Индонезия и др., с одной стороны, и Нидерланды, Бельгия, Швейцария и др. - с другой»2.
Что касается Бангладеш, то она безнадежно отстает. Эта страна делит 56-57-е места со Шри-Ланкой (по 0,27 балла) - другой страной Индийского субконтинента - и пропускает вперед Сингапур, Чили и Португалию (по 2,28 балла). В кластерном анализе она попадает в группу проблемных государств, испытывающих серьезные вызовы и буквально борющихся за выживание, которые не предоставляют, а получают общественные блага. Так что в группу мегагосударств она явно не попадает.
Один из промежуточных выводов состоит в том, что сами по себе величина территории или огромное население не делают большую политию мегагосударством. Напротив, перенаселенность Бангладеш или значительная пустынная территория Гренландии
1 Полунин Ю.А., Тимофеев И.Н. Классификация стран мира с использованием методов многомерного статистического анализа // Политическая наука / ИНИОН РАН - М., 2007 - № 3. - С. 191. Там же смотри анализ дендрограммы (постепенного разделения группы при увеличении масштаба кластеризации), а также данные о весе разных параметров, влияющих на кластеризацию, прежде всего главных компонент.
2 Там же. - С. 170.
или Мавритании отнюдь не поднимают их статусность, а скорее снижают из-за груза проблем.
Обобщая разные показатели, а главное, учитывая, до какой степени та или иная полития выступает в качестве особого центра влияния и предоставления общественных благ, можно предложить следующий список мегагосударств: США, Россия, Китай, Япония; с оговорками - Великобритания, Германия и Франция, а также в ограниченном смысле Индия, Бразилия и, может быть, Южная Африка, которая устойчиво образует общий кластер с Бразилией.
При всей своей ведущей роли мегагосударства не в состоянии обеспечить полноценное существование соответствующих сетей. Оно предполагает наличие и других участников - на то она и сеть. Отнести исключительно на их счет ответственность за международные режимы, сети и обеспечение соответствующих общественных благ было бы сильным отступлением и от истины, и от прагматики мирового политического процесса. Исключительной функцией, которую способны осуществлять мегагосударства, является создание глобальных полярностей и соответствующего потенциала. В этом смысле они обязательно аномальны, поскольку создают некий избыток потенциала. Их предназначение в создании контрапункта сотрудничества / соперничества с другими аномально избыточными политиями. Эти контрапункты становятся ориентирами для некоторых других государств, на долю которых достается прорисовывание конфигурации отношений между полюсами. Кто же оформляет силовые линии, связывающие мегагосударства? Эта роль в основном принадлежит макрогосударствам.
Макрогосударства. Это довольно крупные политии с относительно сбалансированными внешними аспектами суверенности и достаточной статусностью. Они обладают значительными населением, территорией и ресурсной базой.
Важнейшей функцией макрогосударств в мировой политике является, как уже отмечалось, оформление силовых линий между полюсами международной системы, которые создаются мегагосудар-ствами. Что это означает практически? Между полюсами существует большой перепад потенциалов, связанных не только с мощью и ресурсами, но и с различными общественными благами. Непосредственный контакт, если бы он был возможен, привел бы к своего рода «короткому замыканию». Нужны изолирующие и посредующие воз-
можности. В роли посредников как раз и выступают макрогосударства. Они не только используют и транслируют предоставляемые мега-государствами ресурсы и общественные блага, но также вносят в эти потоки свои собственные ресурсы и общественные блага, усиливая тем самым силовые линии мировой системы.
Относительно крупные размеры и значительные ресурсные возможности важны не сами по себе, а как условие для успешного содействия циркуляции общественных благ. Один лишь масштаб без соответствующих ресурсов, возможностей и установок на обмен общественными благами не формирует статус макрогосударства. И наоборот, страны с относительно скромным населением и площадью могут de facto обрести статус макрогосударства. «Большие» Румыния и Польша или «маленькие» Австрия и Швейцария подтверждают это.
Важнейшей особенностью политий рассматриваемого класса является то, что в общей совокупности государств они - в терминах Аристотеля - наименее отклоняются от «середины» (mesotes). Иными словами, эти политии тяготеют к средним показателям и в этом отношении «типичны» для общей совокупности государств. Этим они отличаются от «крайних», а значит, аномальных мегагосу-дарств, с одной стороны, и мини-, а тем более микрогосударств - с другой. Как известно с Античности, «серединой обладают между двумя [видами] порочности, один из которых - от избытка, а другой - от недостатка» (1107а2-3)1.
Срединный характер благого предназначения макрогосударств, по Аристотелю, можно интерпретировать как сбалансированность присвоения и делегирования ими суверенных прерогатив. У мегагосударств в этом отношении наблюдается аномально избыточная концентрация (одна «прочность») суверенных прерогатив, а у мини- и макрогосударств не менее аномальный их дефицит (другая «порочность»). В условиях, когда, c одной стороны, интенсифицируется процесс передачи суверенных прерогатив и, шире, властных полномочий вверх на супранациональный уровень и вниз на субнациональный, а с другой - все более отчетливо проявляется
1 Аристотель. Никомахова этика. Книга вторая // Собрание сочинений в
4 т. Т. 4. - М.: Мысль, 1984. - С. 87.
сетевой характер мирового суверенитета1, именно средний уровень координатной сети территориальных политий становится, как никогда прежде, важным регулятором стандартов мировой политики.
Специфические «семейные сходства» - функции, институты и практики - благодаря диффузии наиболее активно распространяются и закрепляются в «срединных» макрогосударствах, но отчасти проникают также, с одной стороны, в мегагосударства, а с другой -в мини- и микрогосударства. Среди них многие особенности государств, которые считаются чуть ли не нормативными, например монополизация принуждающего насилия, чеканка монеты, взимание налогов и сборов, наличие адекватных армий и пограничного режима и т. п. В этом смысле ядро макрогосударств может рассматриваться как группа, в которой легко найти примеры эмпирического приближения к нормативному идеалу «совершенных емкостей власти» (complete power containers)2. Данное обстоятельство способствует тому, что не слишком чувствительные к различению действительности и ее аналитических аспектов исследователи переносят аналитическое требование «совершенства емкости власти» на все генеральное сообщество разнотипных государств. В результате они сталкиваются с «эффектом бумеранга»3 - деформированное понятие перестает подходить для исходного материала. Отсюда рассуждения о деградации суверенного государства, которым отдает дань даже Жозеп Коломер.
Фактически данные особенности присущи отнюдь не всей мировой совокупности государств. Более того, даже в совокупности макрогосударств они характерны скорее для ядра группы, чем для ее периферий. Те макрогосударства, которые приближаются к типу мини-государств, могут демонстрировать ослабленные «семейные сходства».
Довольно сильный вариант отклонения связан с попытками использовать свой потенциал, чтобы занять достаточно самостоятельную позицию. Это может повлечь позиционирование страны вне
1 Ильин М.В. Суверенитет: Вызревание понятийной категории в условиях глобализации // Политическая наука / ИНИОН РАН. - М., 2005. - № 4; Ильин М.В. Суверенитет: Развитие понятийной категории // Суверенитет: Трансформация понятий и практик. - М.: МГИМО, 2008.
2 Hall J.A. Introduction: nation states in history // The nation state in question. -Princeton: Princeton univ. press, 2003. - P. 15.
3 Сартори Дж. Искажение концептов в сравнительной политологии // Полис. - М., 2003. - № 5.
силовых линий мировой системы, а при отягчающих обстоятельствах острой конфронтации с одним или нескольими лидерами международной системы привести к попаданию в класс государств-изгоев.
Мини-государства. Это небольшие политии с относительно очень умеренными внешними аспектами суверенности и ослабленной статусностью.
Мини-государства обладают небольшими населением и территорией. У них достаточно сильно выражен комплекс зависимости, хотя в некоторых аспектах они в состоянии обеспечивать вполне самостоятельное проведение внутренней и даже внешней политики. При этом повестка этих политий оказывается суженной, что позволяет экономить ресурсы путем либо уклонения от решения отдельных вопросов, либо использования при их решении внешней поддержки мега- и макрогосударств, а также международных организаций. Данные обстоятельства в значительной степени формируют «семейное сходство» мини-государств. Они, например, по большей части вынуждены выбирать между положением сателлита или нейтральной страны. Это, естественно, накладывает отпечаток на общий характер стилистики политического поведения, принятия решений и т.п.
Важнейшая функция мини-государств - насыщение силовых линий мировой политики разнообразным потенциалом. Благодаря этому насыщению силовые линии становятся богаче. Пунктирно намеченные макрогосударствами силовые линии благодаря подключению мини-государств обретают контуры и нюансировку. Располагаясь вдоль силовых линий, эти политии в то же время могут в той или иной степени отклоняться от них и создавать тем самым более или менее широкие «полосы», «дуги», «сгустки» на отдельных картах «Политического атласа современности»1.
Заметно уклониться от силовых линий и занять самостоятельную позицию мини-государствам крайне сложно. Это может отчасти обеспечиваться статусом нейтральной страны, что до той или иной степени используется мини-государствами. Однако подобный подход имеет свои пределы. Если сильно переборщить с дистанцированием от мегагосударств, то возникает риск попасть в класс государств-изгоев.
1 Политический атлас современности: Опыт многомерного статистического анализа политических систем современных государств / Мельвиль А.Ю., Ильин М.В., Мелешкина Е.Ю. и др. - М.: МГИМО, 2007.
Микрогосударства. Это совсем малые политии с существенно ослабленными внешними аспектами суверенности и низкой статусностью. Микрогосударства обладают весьма ограниченными населением и территорией. У них очень сильно выражен комплекс зависимости.
Важнейшей функцией микрогосударств является чисто инструментальная роль формального самоопределения территорий, которые по разным причинам не могут находиться под прямым контролем мега- или макрогосударств.
Класс микрогосударств отличается своим набором групповых «семейных сходств». К их числу относятся демонополизация принуждающего насилия, принятие иностранной валюты как внутренней денежной единицы, включение во внешние таможенные режимы, свертывание армий вплоть до полного отказа от них и т.п.
К сожалению, данный класс изучен совершенно недостаточно. Некоторые из немногочисленных исследований представлены в обзоре «Разнообразие политических систем островных микрогосударств». Вне всякого сомнения, микрогосударства представляют большой интерес для политической компаративистики и заслуживают усиленного изучения.
Сегменты-государства. Данный класс выделен Ф. Рёдером (см. реферат). Это формально входящие в состав государств территориальные единицы разного масштаба, однако чаще небольшого. Если пользоваться общими терминами, применявшимися для характеристики государств по их масштабу, то это политии с ограниченными и непрямыми внешними аспектами суверенности и с неполной и низкой статусно стью в международной системе.
Сегменты-государства обладают достаточно широким спектром институциональных возможностей, которые определяются природой сегментированного государства (термин Ф. Рёдера), в который они входят. Масштаб сегментированного государства ничем не ограничен. Так, наряду с мега-и макрофедерациями существуют мини- и микрофедерации. Да и в самих сегментированных мегаго-сударствах масштабы сегментов-государств, как правило, существенно варьируются. Например, в США наряду с гигантскими штатами Калифорния, Техас и Нью-Йорк входят маленькие Вермонт, Род-Айленд и т.п.
Непризнанные (unrecognized) или самопровозглашенные (self-proclaimed) государства-состояния. Это разные по своему характеру политии с предельно проблематизованными внешними аспектами суверенности и совершенно неопределенной статусно -стью (см. обзор в настоящем выпуске).
У этих политий сильно выражен конфликт между собственным стремлением занять подобающее место в координатной сетке мировой политики, стать ее ячейкой (самопровозглашение) и нежеланием достаточно влиятельных участников мирового сообщества согласиться с изменением конфигурации координатной сетки и соответствующими изменениями международных границ (непризнание).
Непризнанные и самопровозглашенные государства обладают самыми разными характеристиками. В настоящее время они в основном невелики по своему масштабу. Это объясняется скорее высокой степенью проработанности и интегрированности мировой координатной сетки. Всего полвека назад место крупнейшего мега-государства КНР в ООН занимала Китайская Республика, которая ныне превратилась в непризнанное государство Тайвань.
Класс непризнанных и самопровозглашенных государств отличается своим набором групповых «семейных сходств». К их числу относятся гипертрофированная концентрация усилий на обеспечении безопасности, а также ограниченные возможности по включению в сети экономики, безопасности и коммуникаций, будь они имперского или меньшего размера.
Важнейшей функцией непризнанных и самопровозглашенных государств является диагностирование сбоев в функционировании координатной сетки. В случаях, когда соответствующие по-литии оказываются способны обеспечить минимально достаточный уровень политического и правового порядка, а также ресурсы его обеспечения, включая и высокий уровень его легитимации населением соответствующих территорий, процесс фактического признания начинает давать результаты. Он заходит так далеко, как это позволяют, с одной стороны, необходимость включения соответствующей ячейки в мировую координатную сетку, а с другой - противодействие тех или иных акторов международной системы. Полития переходит в субгруппу de facto государств.
При этом не следует упускать из виду, что получивший дипломатическое и юридическое выражение отказ признавать de facto
государство есть косвенное подтверждение вынужденного признания факта его существования и тем самым возможности его признать при изменении некоторых условий.
Можно выделить градации признания и варианты перехода от самопровозглашения к утверждению в качестве ячейки координатной сетки. Это следующие условные ступени:
• всеобщее, т.е. полное и всеобъемлющее признание всеми без исключения акторами международной системы;
• практическое признание (членство в ООН, признание рядом государств и отсутствие эксплицитного непризнания со стороны остальных);
• фактическое признание (установление формальных отношений с рядом государств, использование правовых ресурсов de facto государства в практических трансакциях);
• частичное признание (установление фактических отношений с рядом государств, неформальное использование политических ресурсов и общественных благ de facto государства в практических трансакциях);
• минимальное признание (получение поддержки хотя бы от одного или нескольких государств, которая препятствует ликвидации самопровозглашенного государства).
Важнейшим фактором не только признания, но и полномасштабного и полноценного обретения статусности, является развитие сначала самопровозглашенным, а затем и de facto государством своей состоятельности.
Государства-изгои. Более точное, дословно переводимое название этой группы - государства-злодеи (rogue states). Это дополнительный класс, в который могут входить разные по размерами и типу политии. С функциональной стороны государства-злодеи выступают в качестве символической альтернативы или даже угрозы хотя бы одной великой державе и ее союзникам. Такая символическая роль определяется неудовлетворенностью государства-злодея своим положением в международной системе, а нередко и политикой государств, принадлежащих к одному из ядер системы.
Состоятельность государств
Состоятельность как соответствие своей собственной природе государства-состояния (stateness) крайне слабо изучена в политической науке. Это и понятно. Сама категория состоятельности появилась в науке сравнительно недавно, да и то в крайне общем и приблизительном виде. Первым, вероятно, ввел в оборот этот неологизм Дж. Неттл еще в 1968 г.1 Он дал предварительное определение государства как «привратника, регулирующего потоки действий внутри и вне соответствующей общности» (the gatekeeper between intrasocietal and extrasocietal flows of action), а затем обратил внимание на «страны с низкой степенью "состоятельности" (stateness) в интрасоциетальной области»2. Далее Неттл рассмотрел в своей статье сравнительные аспекты использования разными го -сударствами как статусности, так и состоятельности, не слишком отчетливо дифференцируя эти две стороны государственности.
Следующий шаг сделал Чарльз Тилли в знаменитом сборнике о формировании государств, который вышел под его редакцией в 1974 г. Во вводной теоретико-методологической главе он ссылается на статью Неттла и определяет состоятельность как «степень, в которой инструменты правления разделены (differentiated), централизованы, самостоятельны (autonomous) и формально скоординированы друг с другом»3. Далее Тилли выделяет специальный параграф о состоятельности, где показывает диалектику усиления состоятельности. «Предельная состоятельность не гарантирует политической стабильности», а «ближайшие исторические последствия роста состоятельности - это увеличение вооруженных сил, налогов и народных мятежей»4.
В последующие годы исследователи лишь эпизодически обращались к данному понятию для решения тех или иных задач. Что касается самого слова «состоятельность» (stateness), то оно начало уве-
1 Nettl J.P. The state as a conceptual variable // World politics. - Princeton, 1968. - Vol. 20, N 4. - P. 559-592.
2 Ibid. - P. 564.
3 The Formation of national states in Western Europe / Ed. by Tilly Ch. - Princeton: Princeton univ. press, 1975. - P. 32.
4 Ibid. - P. 35.
ренно входить в политологический дискурс только в 1990-е годы1. Почти сразу же этому слову начинают придавать терминологический смысл, близкий к предлагаемому в данной статье2. Наиболее полная, пожалуй, на данный момент разработка понятия «состоятельность государства» принадлежит Стефано Бартолини3. Из самых недавних работ заслуживает упоминания книга Стэффана Линдберга4.
Важным вкладом в изучение государственной состоятельности стала разработка Индекса государственности в рамках исследовательского проекта «Политический атлас современности», практически все параметры которого за исключением времени существования суверенной государственности относятся как раз к государственной состоятельности5.
Приходится признать, что при всем значении первых опытов изучения состоятельности государств это явление остается слабоис-следованным. В основном используется весьма расплывчатое метафорическое противопоставление «Weak vs. Strong States». В этом случае политии уподобляются сильным и слабым существам, вовлеченным в борьбу за выживание.
Изучены аспекты проблемы, связанные с дефицитом состоятельности отдельных групп государств. Существует литература о различных формах и ступенях ослабления государственной состоятельности вплоть до состояния краха государства (state failure). Хо -рошее представление о соответствующей литературе можно полу-
1 Imperialism, the state, and the third world // Ed. by Twaddle M. - L., N.Y.: British academic press, 1992.
2 Hall J.A. The state: Critical concepts. Vol 1. - L., N.Y.: Routledge, 1994.
3 Bartolini. S. The political mobilization of the European left, 1860-1980. - New York: Cambridge univ. press, 2000. - P. 313-320; Bartolini. S. Restructuring Europe. Centre formation, system building, and political structuring between the nation state and the European Union. - N.Y.: Oxford univ. press, 2005. - P. 69-71, 90-95.
4 Lindberg S.I. Democracy and elections in Africa. - Baltimore: The Johns Hopkins univ. press, 2006.
5 Политический атлас современности: Опыт многомерного статистического анализа политических систем современных государств / Мельвиль А.Ю., Ильин М.В., Мелешкина Е.Ю. и др. - М.: МГИМО, 2007.
чить из специализированной библиографии1, а также из обзора в «Политической науке»2.
Совсем не исследована проблема определения достаточной состоятельности для разных видов государств. Обычно обладающие такой состоятельностью государства характеризуются как сильные (strong), эффективные (effective), самоподкрепляющиеся (sustainable) и т.д. Все это, как правило, далеко не термины и даже не понятия, а скорее метафоры.
Не поставлен даже в теоретическом плане вопрос о возможных эффектах избыточной состоятельности отдельного государства или их видов. Конечно, можно возразить, что хорошего никогда слишком много не бывает. Однако это далеко не очевидно. Вполне вероятно, что избыток возможностей, которые на деле нельзя использовать, может обернуться проблемами. Что это за избытки? Какие проблемы они могут создать? Эти и подобные им вопросы, насколько мне известно, в научной литературе не рассматривались, хотя могли бы стать исходным моментом для развертывания целого научного направления в политической науке.
Вопрос о сбалансированной состоятельности государств также остается неизученным.
Что касается попыток выделения особых классов на основе критерия государственной состоятельности, то всерьез можно говорить о двух больших группах политий - квазигосударствах и несостоявшихся государствах, а также о некой метафорической лестнице ослабления государственной состоятельности.
Квазигосударства (quasi-states). Это политии с существенно ослабленной внутренней суверенностью и состоятельностью, но при этом с полноценным международным признанием.
Данный класс был впервые выделен Робертом Джексоном и Карлом Росбергом еще в 1982 г.3 на основе изучения процессов деколонизации в Африке. Собственно, новые независимые страны Африки как раз и составили ядро группы государств, которые были
1 The state failure bibliography. - Режим доступа: http://www.politik.uni-koeln.de/jaeger/downloads/stfbib.pdf
2 Государства: Несостоявшиеся или другие? // Политическая наука / ИНИОН РАН. - М., 2007. - № 3. - С. 85-107.
3 Jackson R.H., Rosberg C.G. Why Africa's weak states persist: The empirical and the juridical in statehood// World politics. - Princeton, 1982. - Vol. 35, N 1. - P. 1-24.
включены в международную систему за счет их полного признания и поддержки их суверенных прерогатив международным сообществом, но при этом сами не смогли обеспечить адекватное функционирование собственных государственных институтов.
Название квазигосударства для данного класса политий было предложено Робертом Джексоном только через пять лет1; он использовал терминологическую новацию классиков «английской школы» Хедли Булла и Адама Уотсона2. Основой же для формирования целого направления по изучению квазигосударств стала книга самого Роберта Джексона «Квазигосударства: суверенитет, международные отношения и Третий мир»3. Впрочем, существуют и другие оценки. «Хотя эта книга стала очень влиятельной, - отмечает Пол Колстё, - ее ключевой терминологии не повезло, и она не утвердилась»4. Норвежский ученый признает, что термин квазигосударства «до сих пор используется в части специальной научной литературы», и, добавлю, хорошей литературы, связанной с изучением соответствующего класса политий, вполне корректным образом. Однако Колстё смущает, что «в журналистике и жаргоне политики другие слова используются для того, чтобы описать те же или почти те же явления, которые характеризуются Джексоном как квазигосударства».
Данные обстоятельства позволили Полу Колстё укрупнить класс квазигосударств, пользуясь общим критерием дефицита суверенитета. Одновременно он сознательно пошел на выделение двух типов квазигосударств: одного в джексоновском смысле (дефицит внутреннего суверенитета), а другого в собственном (дефицит внешнего суверенитета). Соответственно, в точном смысле интересующий его тип он назвал непризнанные квазигосударства (подробнее см. обзор в данном выпуске).
1 Jackson R.H. Quasi-states, dual regimes and neoclassical theory// International organization. - 1987. - Vol. 41, N 4. - P. 519-549.
2 Bull H., Watson A. The expansion of international society. - Oxford: Clarendon press, 1984. - P. 430
3 Jackson R.H. Quasi-states: Sovereignty, international relations and the third world. - Cambridge: Cambridge univ. press, 1990.
4 Kolst0 P. The sustainability and future of unrecognized quasi-states// Journal of peace research. - L., 2006. - Vol. 43, N 6. - P. 725.
Представляется целесообразным не отказываться от терминологии Роберта Джексона и отличать квазигосударства с дефицитом состоятельности, но очевидной статусностью от непризнанных de facto государств с дефицитом статусности, но очевидной состоятель-ностю. При этом не только возможно, но и необходимо выделять группу политий с двойным дефицитом и статусности, и состоятельности. Именно для них будет вполне уместен предлагаемый Полом Колстё термин непризнанные квазигосударства1.
Класс квазигосударств в точном джексоновском смысле отличается своим набором групповых «семейных сходств». К их числу относятся прежде всего симуляционный характер государственных институтов и практик. В данном случае под симуляцией понимается особый способ усвоения институтов и практик, а именно воспроизведения желательных результатов (продукт без know how его получения). Этот способ отличается от имитации - усвоения институтов и практик путем воспроизведения алгоритмов получения желательных результатов (know how получения продукта). Естественно, что воспроизведение внешней формы государственных институтов без проработки их содержания и, главное, логики обретения этих институтов ведет к нежелательным эффектам. Институты учреждаемого государства, с одной стороны, не способны адекватно осуществлять функции тех внешних институтов, которые заимствовались, а с другой стороны, они также не имеют достаточной связи с автохтонной почвой, чтобы трансформироваться и прижиться в новой среде.
Несостоявшиеся (неудавшиеся) государства (failed states). Это политии, где не просто отмечается наличие сбоев или ослабление государственной состоятельности, но относительно которых можно констатировать достижение качественного предела адекватного функционирования государственных институтов, когда на соответствующей территории не может поддерживаться минимальный порядок.
1 Используемый для обозначения данной группы термин псевдогосударства (pseudo-states) (см., например: Kolossov V., O 'Loughlin J. Pseudo-states as harbingers of a new geopolitics: The example of the Transdniestr Moldovan Republic (TMR) // Boundaries, territory and postmodernity. - L.: Frank Cass, 1999. - P. 151-176) представляется излишне радикальным и несистемным.
В целом представление о данной группе государств можно почерпнуть из уже упоминавшихся библиографии и обзора, а также из статьи А. Кустарева, где термин failed states переводится как «неудавшиеся государства»1.
Метафорическая концептуальная лестница ослабления государственной состоятельности. С помощью метафоры слабости концептализуются политии, которые по разным причинам, от структурных (structure causation), например связанных с уже отмечавшимся сбоем в усвоении институтов современной государственности, до агентивных (agency causation), объясняющихся теми или иными решениями политического руководства или иными субъективными факторами, не обеспечены адекватными возможно -стями государственного регулирования протекающих в них политических процессов вообще и процессов развития в особенности. Наиболее широко используемое в языке политики и вслед за ним в политологии название слабые государства не дает хорошей основы для концептуализации вследствие своей расплывчатости. Для научного дискурса куда больше подошло бы выражение дисфункциональные государства (dysfunctional states). Хотя этот термин эпизодически используется, широкого хождения он не получил. Другие терминологические варианты включают следующие словесные выражения: необеспеченное (insecure), дезориентированное (disoriented), ослабляющееся (faltering), деградирующее (decaying), сдающее (failing) государство. Все это скорее метафоры, не слишком пригодные для терминологизации, - разве что в специфических контекстах. В этом смысле они не намного лучше наиболее распространенного выражения слабые государства.
Особые случаи и эффекты смешения
Существенные проблемы для систематической разработки классификаций различных видов и разновидностей государств возникают из-за обилия отклоняющихся казусов и противоречивых эффектов смешения при использовании различных параметров. Даже такой, казалось бы, легко операционализуемый параметр, как разме-
1 Кустарев А. Неудавшиеся государства // Космополис. - М., 2004. - № 2 (8). -C. 17-35.
ры политии, зачастую оказывается проблематичным. Во-первых, требуется интегрировать данные о площади территории и о численности населения страны. Ясно, что для каждой страны их соотношение специфично, однако нам требуется выработать стандартные процедуры, результаты которых дают большую или меньшую погрешность. Во-вторых, распределение стран по шкале размера относительно равномерно, а для нас важно сгруппировать страны в четыре класса: мега-, макро-, мини- и микрогосударства. Соответственно, выделенные группы оказываются не вполне однородными. Одни тяготеют к условному ядру, другие - к периферии. Кроме того, выделяются переходные или «серые» зоны, отражающие двойственность политий мега- - макро-, макро- - мини- и мини- - микро- - переходных масштабов.
Еще заметнее проявляются трудности концептуализации и в еще большей мере - операционализации государственной состоятельности. Здесь критерии пока еще остаются довольно размытыми. Потребуется, вероятно, проведение большого количества страновых и региональных исследований, накопление баз данных и проведение сравнительного анализа, чтобы прояснить критерии оценки.
Особой и очень серьезной проблемой является классификация аномальных по тем или иным параметрам политий, например сверхбольших или сверхмалых. Так, США настолько сильно выделяются по многим параметрам среди даже, казалось бы, очевидной группы великих держав, что во многих отношениях, как показало эмпирическое ранжирование в ходе реализации проекта «Политический атлас современности», фактически стоят особняком.
Неоднородность больших политий создает проблемы с оценкой их параметров и с классификацией. Так, значительные северные территории России и Канады скорее проблемный фактор, чем усилитель их влияния. Разумеется, изменение технологий природопользования и извлечения соответствующих ресурсов способно изменить ситуацию и уже, отчасти, меняет ее, но пока трудные территории остаются бременем. То же самое касается перенаселенности одних территорий Китая и наличия у этой страны значительных горных и пустынных территорий. Не вполне ясно, до какой степени эти обстоятельства влияют на государственную состоятельность Китая.
Крайне серьезной проблемой для создания классификаций государств является учет в ней Европейского союза и составляю-
щих его политий. Если считать ЕС одной из ячеек координатной сетки мировой политики, которая состоит из других ячеек другого уровня, то это создает новую аналитическую перспективу. Впрочем, эта аналитическая перспектива не такая уж и новая. В свое время, в ХУП-ХУШ вв., весьма активно обсуждался вопрос о соотношении Священной Римской империи и составляющих ее поли-тий. В нынешних же условиях можно, вероятно, поставить вопрос о многоуровневой типологии территориальных политий, построенной с учетом их взаимного включения.
Кроме того, при построении типологий необходимо учесть генетические и, шире, темпоральные аспекты консолидации отдельных государств, например их принадлежность к той или иной историко-эволюционной традиции, их институциональный и политико-культурный потенциал, накопленный к началу государственного строительства, обстоятельства и условия присоединения к семье государств, алгоритмы этого строительства и т.п.
Разумеется, весьма беглым перечислением отнюдь не исчерпывается даже самый приблизительный перечень типологий государств. Многие интересные предложения даже не упомянуты в данной статье. Однако даже этого материала достаточно, чтобы задуматься, как можно ответить на поставленный в заголовке статьи вопрос.
Ответы на вопрос, вынесенный в заголовок
Ответ зависит от того, как понимаются и изучаются явления, именуемые словом государство, какие установки привносит исследователь.
Идеографы и интерпретаторы скорее всего сочтут вопрос праздным.
Теоретики дали бы утвердительный ответ. Для них не составит труда выстроить классификацию на основании идеальных характеристик теоретически мыслимых государств.
Некоторые эмпирики, вероятно, ответят - нет. Особенно если это в терминах Дж. Сартори «сверхсознательные исследователи»1. Причины просты. Они носят в основном методологический харак-
1 Сартори Дж. Искажение концептов в сравнительной политологии // Полис. - М., 2003. - № 5.
тер. Слишком трудно найти действительно универсальные основания для классификации. А если они и найдутся, то результаты почти наверняка окажутся крайне бедными.
Прагматически ориентированный эмпирик дерзнет, пожалуй, приступить к решению задачи. Он, однако, будет ясно сознавать, что на этом пути придется сделать множество промежуточных и зачастую не слишком удачных попыток. Каждая попытка принесет что-то новое. А если результаты удастся сделать совместимыми, то получится синэргетический эффект накопления знаний. Таким путем мы, кстати, и пошли при разработке «Политического атласа современности». И он оправдал себя.
Вот и ответ. Возможны и необходимы серии универсальных сравнений и соответствующие серии классификаций. Этого вполне можно добиться при пошаговых универсальных сравнениях. При этом каждый новый шаг, особенно сделанный в традиции «насыщенных сравнений»1, будет приближать нас к лучшему пониманию того, как складывается мировая система, какого рода «существа» ее образуют, в чем их особенности, возможности и ограничения.
1 Mjoset L. Stein Rokkan's thick comparisons // Acta sociologica. - Gothenburg, 2000. - Vol. 4, N 4. - P. 381-397.
