CC BY
139
Войтович Л. В. Княжеские династии Восточной Европы (конец IX — начало XVI в.). Состав, общественная и политическая роль. Историко-генеалогическое исследование1.
Исследование Л. В. Войтовича — фундаментальный труд, который своим объемом и тщательностью значительно превосходит созданные ранее в отечественной и зарубежной историографии работы подобного плана. Книга является результатом многолетних разысканий автора в области генеалогии Рюриковичей, Гедиминовичей и других правящих династий Восточной Европы, а также изучения социально-политической истории Киевской Руси, русских земель и княжеств XII — начала XVI в. и Великого княжества Литовского, воплотившихся в большом количестве научных работ, в том числе нескольких монографиях2.
Исследование основывается на практически исчерпывающем круге источников, доступных современной науке, возможности которых внимательно анализируются и оцениваются автором в специальном источниковедческом разделе (с. 11-96). В числе таких источников — древнерусские летописи и западноевропейские хроники, иные нарративные произведения XII — XVII вв., дипломатические акты и письма, частные акты, метрики литовско-мазовец-кой короны, родословные и разрядные книги, войсковые реестры, шляхетские легитимации, жития и предания. Значительное внимание уделено вещественным и изобразительным источникам, среди которых — надгробия, эпитафии, граффити, портреты, миниатюры и другие иконографические материалы, княжеские гербовники, разнообразные археологические источники, монеты, печати и др.
С особой тщательностью Л. В. Войтович подходит к изучению княжеских поминальников — специфического вида источников, богатых фактическими данными, но требующих больших усилий по идентификации имен. Среди таких источ-
© А. В. Майоров, 2005
ников, пока еще мало изученных, отдельно исследуются Любецкий, Холмский, Киево-Печерский и Супральский синодики.
Важным достоинством рецензируемой работы является введение в научный оборот новых источников, ранее не использовавшихся в исследованиях по генеалогии. В качестве примера укажем на сочинение монаха Киево-Печерского монастыря Афанасия Кальнофойского «ТегаШ^ета», опубликованное на польском языке в 1638 г. Здесь приводится генеалогия князей Свя-тополк-Четвертинских, надгробные эпитафии известных лиц, погребенных на территории монастыря, список ктиторов и попечителей, выписки из монастырского поминальника — сведения, представляющие значительную ценность для изучаемого предмета.
Основное внимание в книге уделено изучению персонального состава княжеских династий Рюриковичей (с. 113-281) и Гедиминовичей (с. 282-356). В рамках этих больших династий, насчитывающих в общей сложности несколько сотен членов, автором выделены и отдельно изучены роды полоцких, друцких, галицких, волын-ских, турово-пинских, чернигово-север-ских, муромо-рязанских, тарусских, прон-ских, ростовских, суздальских, московских, ярославских и тверских князей, а также князей Четвертинских, Сокольских, Одоевских, Воротынских, Острожских, Заславских и др.
Значительный интерес представляют разделы, посвященные первым русским князьям — Рюрику, Олегу, Игорю, Ольге, где автор на основе синтеза различных источников по-новому пытается реконструировать некоторые спорные или недостаточно выясненные факты их биографии. Достаточно убедительно выглядит выдвинутая им на основании археологических источников, данных скандинавских саг и так называемой Иоакимовской летописи версия ранней истории Ладоги, а также обстоятельств, обусловивших призвание на княжение Рюрика. Можно согласиться с отождествлением Рюрика с известным дат-
ским викингом Рориком (ум. ок. 876 г.) и выводом об историчности названных в «Повести временных лет» его братьями Синеуса и Трувора, которых Л. В. Войтович отказывается считать членами княжеского рода, предполагая в них предводителей отдельных варяжских отрядов, находившихся под властью Рюрика (с. 114-115).
Интересны соображения автора об обстоятельствах прихода к власти в Киеве Олега, взаимоотношениях первых киевских князей с венграми, восточном направлении их внешней политики и о походах на Каспий. По-новому решается один из наиболее дискуссионных и запутанных вопросов о времени, месте и обстоятельствах смерти Олега. Автор предлагает вполне обоснованную гипотезу, согласно которой свергнутый возмужавшим Игорем, законным наследником Рюрика, Олег, всеми забытый, закончил свои дни в Ладоге в 20-х годах X ст., а в Киеве волхвы в угоду новому властителю сложили легенду о смерти вещего князя с традиционным мотивом предопределения судьбы (с. 118).
Вместе с тем автор оставляет нерешенным поднимаемый им вопрос идентификации летописного князя Игоря. Речь идет 'об отмечаемом практически всеми исследователями несоответствии традиционной хронологии основных событий жизни этого князя, особенно времени его вступления в брак и рождения сына Святослава. Соглашаясь с гипотезой о возможном существовании двух князей с именем Игорь — сына и внука Рюрика, автор так и не приходит к определенному заключению. Недостаточно основательным представляется и принимаемое им предположение о тайном христианстве Игоря, что будто бы проявлялось в его внешней политике. Несколько искусственно выглядит и другое предположение, по которому Ольга была последней представительницей рода Аскольда, вывезенного во Псков, где с ней и познакомился Игорь (с. 119). Подобные предположения нуждаются, на наш взгляд, в дополнительной аргументации.
В числе источников, постоянно используемых автором рецензируемой книги, есть и весьма поздние, происхождение
и достоверность которых вызывают определенные сомнения. Прежде всего мы имеем в виду оригинальные известия «Истории Российской» В. Н. Татищева, почерпнутые историком первой половины XVIII в. из не дошедших до нас древних памятников, бывших в его распоряжении, в том числе из так называемой Иоакимов-ской летописи.
Обращаясь к такому своеобразному источнику, Л. В. Войтович, на наш взгляд, проявляет некоторую непоследовательность. Принимая содержащиеся в нем сведения и опираясь на них в своих дальнейших выводах, автор в то же время отказывается признать подлинность Иоакимовской летописи в целом, характеризуя ее как «позднейший фальсификат». Недоумение читателя еще более усиливается замечанием о том, что упомянутая летопись «была составлена первым новгородским епископом Иоакимом» (с. 114). Первым новгородским епископам, как известно, был Иоаким Корсунянин, живший на рубеже Х-Х1 вв., и если наш автор признает именно его составителем летописи, то о каком позднем фальсификате можно вести речь? Ведь упомянутый Иоаким на целое столетие старше Нестора и, следовательно, созданная им летопись должна быть старше «Повести временных лет». Вероятно, здесь имеет место какое-то недоразумение.
С большой тщательностью и глубоким знанием материала Л. В. Войтович решает наиболее сложные и запутанные вопросы генеалогии русских и литовских князей, правивших в отдельных землях, восстанавливает факты их биографии, родственные взаимоотношения, уточняет некоторые датировки. В большинстве случаев подобная исследовательская работа требует учета и реконструкции самых широких и полных данных, относящихся к внутри- и внешнеполитической истории, истории социальных и правовых институтов.
Важным достоинством рецензируемой книги является включение в нее специальных разделов, посвященных анализу социально-политического положения князей в период Киевской Руси (1Х-ХШ вв.) (с. 367-423) и удельных княжеств (XIII — начало
XVI в.) (с. 425-498). Автор исследует вопросы демографии, наследственного права и брачной политики, отношения князей с другими слоями общества, с церковью и городами, с войском, роль князей в развитии древнерусской культуры и традиций государственности.
, Немало в работе сделано обобщений, касающихся особенностей социально-политического строя и государственного устройства Киевской Руси, преобразовательной деятельности киевских князей. На некоторых из них мы остановимся подробнее.
Характеризуя административно-политические реформы Владимира Святославича, Л. В. Войтович говорит об учреждаемых им новых «провинциях» в составе основанной первыми Рюриковичами «империи», создавая которые князь стремился уничтожить старое племенное разделение населения, прежние племенные границы и политические центры, основывая взамен их новые, как, например, г. Владимир на Волыни (с. 387). Соглашаясь в целом с подобными утверждениями, мы должны заметить, что главным условием, сделавшим возможной столь масштабную реформаторскую деятельность киевского князя, было происходившее на Руси на рубеже Х-Х1 вв. бурное разрушение родоплеменных отношений и связанных с родовым строем общественных институтов, в том числе институтов власти и управления, что и обусловило значительное усиление княжеской власти в лице киевского князя и его временное преобладание над местными политическими структурами.
Характеризуя Киевскую Русь как «феодальную империю», состоящую из отдельных «королевств», исследователь уделяет основное внимание эволюции межкняжеских отношений — от отношений на основе бенефициев (земельных владений или фиксированных доходов с них, предоставляемых под условие службы сеньору), преобладавших в XI — начале XII в., к отношениям на основе феодов (безусловное наследственное владение), складывающихся в XII — начале XIII в., что становится главной причиной феодальной раздробленности (с. 389-390).
Подобная схема политического развития Руси Х1-ХШ вв., широко представленная в литературе, имеет существенные недостатки — в ней не остается места для политической деятельности вечевой общины, проявившей себя в многочисленных, зафиксированных источниками фактах вечевого избрания и смещения князей, заключения с ними договоров «на всей воле» общины, вмешательства общины в княжеские дела и нарушения установленного на княжеских съездах порядка междукняжеских отношений и пр.
Факты такого рода, давно изученные и введенные в научный оборот, игнорировать невозможно. Признавая это, Л. В. Войтович, в отличие от многих новейших исследователей, отказывается видеть в князьях Киевской Руси полновластных монархов. По его мнению, княжеская власть была ограничена демократическими традициями, идущими еще от эпохи «военной демократии». Князь «по своей сути остался наивысшим представителем («достойником», по терминологии автора. — А. М.) общества, его служебником». Князь «мог раздавать бенефиции, а затем и лены своим представителям за их службу, но эти бенефиции, как и позднейшие лены, давали только право на фиксированные натуральные или денежные налоги (которые заменили полюдье) и судебные виры с данной территории» (с. 398).
Главным политическим противовесом, не позволившим княжеской власти развиться во власть монархическую, было вече. «Неверным является взгляд, что в Х1-ХП вв. вече функционировало только в Северо-Западной Руси, а в остальных землях собиралось лишь в экстремальных условиях» (с. 398). Вече, делает вывод автор рецензируемой книги, имело повсеместное распространение на Руси. Другой важный вывод Л. В. Войтовича касается социального состава участников вечевых собраний: «Источники не дают оснований считать этот орган "органом феодальной демократии", т. е. господствующего класса, как предлагали В. Пашуто, В. Янин, П. Толочко и др.» (с. 399). Состав его участников был значительно шире и охватывал все слои свободного населения.
С подобными выводами можно согласиться с одной, но весьма существенной, на наш взгляд, поправкой. Вечевые собрания Киевской Руси не являлись представительными учреждениями, на них собирались и действовали не «представители» от «всех слоев населения», а свободные и полноправные граждане непосредственно. Вечевая демократия не знает представительных форм и осуществляется посредством личного участия в деятельности вечевых собраний всех, кто достиг гражданского полноправия.
Несколько противоречивы, с нашей точки зрения, дальнейшие построения автора, раскрывающие взаимоотношения князей с вечевой общиной. «Князья должны были считаться с суверенными правами общины, которые реализовывались через институт веча — распоряжаться в земле без них и ставить им определенные требования». В то же время князья стремились «ограничить влияние веча и вообще от него избавиться» (с. 399). «Избавиться» князю от веча, равно как и «избавиться» вечевой общине от князя, было бы равносильно разрушению сложившегося в период Киевской Руси государственного устройства, где князь и вече являлись основными и в оди-'наковой мере необходимыми институтами власти и управления.
Развивая идею противоборства княжеской власти и вечевой общины, исследователь, вопреки сформулированным ранее положениям, склоняется именно к такому итоговому выводу: «Нам представляется, что институт веча как рудимент военной демократии эпохи племенных княжений, утратив общеземский характер, сохранился в городах, трансформировавшись в орган городского самоуправления» (с. 409).
Никаких фактов, способных доказать подобное превращение, состоявшееся будто бы еще в домонгольский период, на наш взгляд, нет. Об этом свидетельствуют и основные доказательства, предложенные Л. В. Войтовичем в подтверждение вывода о падении значения веча, а по сути дела вывода об изменении политического строя древнерусских земель.
Одно такое доказательство — малые размеры вечевых площадей древнерусских
городов, где будто бы могли уместиться только немногочисленные представители местной знати: «Исходя из ограниченности пространства вечевых собраний в тех городах, где проведены более полные археологические исследования, например в Новгороде Великом или в Звенигороде на Белке, их характера, можно допускать подобие этого института (институра веча. — А. М.) "300 золотых поясов" западных городов, т. е. представительского органа городской верхушки» (с. 409).
Допуская такое «подобие», автор как будто забывает свой же вывод, изложенный несколькими страницами выше, о том, что, «исходя из вместимости вечевой площади» Великого Новгорода, установленной в ходе многолетних раскопок, новгородское вече не могло быть узкосословным органом, на него собирались граждане из всех слоев городского населения — «от бояр, и от житьих людей, от купцов, и от черных людей» (с. 399).
Другим доказательством падения политического значения веча в период Киевской Руси, согласно концепции Л. В. Войтовича, является произведенная князьями замена этого демократического института советом, состоявшим из старших дружинников: «Функции веча Рюриковичи стремились заменить военным советом старшей дружины. Так возник совещательный орган, называемый думой» (с. 399). Но такое «стремление» князей и его результаты — не факт, а только предположение исследователя. К тому же предположение — отнюдь не бесспорное. Более основательно, на наш взгляд, сложившееся еще в дореволюционной историографии понимание боярской думы как одного из основных институтов древнерусской государственности, который не был и не мог быть создан князьями, а является естественным преемником существовавшего в родоплеменную эпоху совета знати, подобно тому, как сама княжеская власть и вечевые собрания периода Киевской Руси выступают преемниками племенных князей и народных собраний предшествовавшей эпохи.
Главным основанием для преувеличенной оценки политического потенциала
княжеской власти в ее соревновании с вечевой общиной в концепции Л. В. Войтовича является понимание характера военной организации Киевской Руси, основу которой составляла будто бы княжеская дружина (с. 414). Подобный тезис, который у автора рецензируемой книги выглядит как нечто само собой разумеющееся, в высшей степени сомнителен. Даже самые убежденные сторонники идеи раннего утверждения на Руси феодально-монархических порядков были вынуждены признавать высокое значение общеземского войска как главной и во многом решающей военной силы.
В нашем понимании именно земское войско — полк — составляло основу военной организации Киевской Руси. Все взрослое мужское население в этот период было поголовно вооружено и мобилизовано в сотенно-тысячную организацию, противостоять которой не могла ни одна, даже самая сильная и многочисленная княжеская дружина. В этом и состояло главное условие политического преобладания вечевой общины над князем. Мобилизовать общеземское войско могло только вече, без согласия которого князь мог рассчитывать лишь на силы собственной дружины (что происходило в большинстве известных межусобных конфликтов). Развитие военного дела, усовершенствование видов вооружения и появление нового оружия, в том числе дорогостоящего и требующего специальных навыков в его владении, безусловно вело к снижению значения народного ополчения, низводило его на уровень второстепенной и даже вспомогательной военной силы по сравнению с профессионально обученными и оснащенными войсками. Однако нет никаких доказательств того, что подобные процессы и связанные с ними общественно-политические изменения могли произойти уже в период Киевской Руси.
Обращаясь к вопросу о социально-политическом положении и роли древнерусского боярства, автор приходит к обоснованному выводу, что «тезис многих уче-
СтаГья поступила в редакцию 18 ноября 2004 г.
ных о земельных владениях, могуществе и постоянном противостоянии боярства и князей в значительной мере надуман». Чем же тогда поддерживалось высокое общественно-политическое положение бояр? По мнению исследователя, основным источником влияния и благополучия боярства была его служба князю (с. 400). Но такой подход оставляет без внимания земских бояр, не связанных службой князьям. Между тем, проблема земского боярства, выступавшего в качестве лидеров вечевых общин, давно поставлена и обсуждается в науке. И сам Л.В.Войтович на страницах рецензируемой книги признает существование таких «вечевых лидеров» (с. 410).
Можно не соглашаться с некоторыми взглядами автора, высказанными по поводу общественно-политических отношений и государственного устройства Киевской Руси и русских земель последующего периода, тем более, что эти вопросы традиционно принадлежат к числу наиболее дискуссионных в отечественной и мировой историографии. Их невозможно решить в рамках одной монографии, поскольку ее главная задача состояла в другом — воссоздать генеалогию основных правящих династий Восточной Европы. И с этой задачей Л. В. Войтович, на наш взгляд, справился успешно. Его монография, безусловно, является заметным событием в исторической науке и может стать незаменимым пособием для всех, изучающих историю европейского средневековья.
1 Войтович Л. Кшшвсыа династп Схщно! €вропи (кшець IX — початок XVI ст.). Склад, сусшльна i полггична роль. 1сторико-генеало-пчне дослщження. Льеив, 1нститут украшознавс-тва ¡м. I. Крип'якевича HAH Укра'ши, 2000. 649 с.
2 Войтович Л. 1) Генеалопя динаспй Рюри-KOBM4iB. Кит, 1990; 2) Генеалопя динаспй Рюри-кович1в i Гедим1нович1В. Кшв, 1992; 3) Удтьш княз1всгва Рюрикович1в1 Гедимшович1в у XII— XVI ст. 1сторико-генеалопчне дослщження. Льв1в, 1996; 4) Удшьш княз1вства Рюрикович1в i Гедимь нович1в у XII-XVI ст. (Таблицд). Льв1в, 1996. 50 табл.
А. В. Майоров
