CC BY
71УДК 8Г282.2
ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКОЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ В ЛЕКСИКЕ СТАРООБРЯДЧЕСКИХ ГОВОРОВ АМУРСКОЙ ОБЛАСТИ
Архипова Нина Геннадьевна канд. филол. н.,
доцент кафедры русского языка Амурского государственного университета,
г.Благовегценск E-mail: charli71@mail.ru
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: говоры старообрядцев, семейские, говоры переходного типа, восточнославянские говоры, лексика, вариативность, синонимия.
АННОТАЦИЯ: В статье изучается фонетическая, семантическая и словообразовательная модификации в говорах старообрядцев (семейских) Амурской области, образование вторичных диалектных слов на базе материнских говоров, освоение заимствований из языков контактирования в диахронии.
Старообрядцы (семейские) Амурской области имеют сложную историко-этническую судьбу. Переселение семейских на Дальний Восток началось в 60-е гг. XIX в. До этого они проживали на территории Восточной Сибири, в Забайкалье и на Алтае, куда в 60-е гг. XVIII в. были выселены по указам Екатерины II во время второй «раскольничьей выгонки» из районов Ветки (Могилевская губерния) и Стародубья (северная часть Черниговской губернии). Общее количество возвращенных в Россию достигало 15-20 тысяч человек. До «ветковского» периода они проживали в Московской губернии, охватывающей тогда всю Центральную Россию, Новгородской и Белгородской губерниях (в последнюю входили не только Белгород и Курск, но и Орел и Брянск), Смоленской, Воронежской, Нижегородской, Архангельской и др. губерниях [1, с. 12-25]. Таким образом, изначально старообрядческие говоры не были однородны: среди них выделялись как говоры с южнорусской основой, черты которых были близки, а иногда и тождественны говорам украинского и белорусского языков, так и говоры с севернорусской основой и среднерусские.
В результате неоднократных перемещений старообрядцев на территории Европы, в Сибири, Забайкалье, на Дальнем Востоке их говоры испытали белорусско-польское, украинское, монголо-бурятское воздействие, а также на их формирование оказали влияние русские старожильческие говоры Сибири, имеющие севернорусскую основу.
А.М. Селищев отмечал, что ответить на вопрос, с какими русскими говорами семейщина составляла одно языковое целое, затруднительно вследствие многих диалектных наслоений. Легче определить ту область, где некоторое время жили предки семейских до переселения в Сибирь. Это северная часть Черниговской губернии (Стародубье) или соседний край Могилевской губернии (Ветка). На говоры старообрядцев Ветки и Стародубья воздействовали говоры тамошних поселенцев - носителей белорусского наречия, смешанного с малорусским (украинским - H.A.) и, слабее, - с южно-великорусским [2, с. 25-
Так, в настоящее время в говорах семейских Амурской области отмечено значительное количество южнорусских слов бытовой сферы: в названиях одежды, обуви, женских украшений, предметов утвари и домашнего обихода, в обозначении пищи, хозяйственных построек и др. Особенно устойчива южнорусская лексика, имеющая полное лексическое соответствие в украинском языке: хата, кут, клуня, курник, закут, будяк, дежа, затирка, рогач, макитра и др1.
Изучение словарного состава говоров семейских Амурской области позволяет говорить
о том, что эти старообрядческие говоры обнаруживают определенное единство в синхронном плане. Во время диалектологических экспедиций 2003 - 2007 гг. было обследовано около десяти амурских старообрядческих сел: Грибовка, Заган, Желтоярово, Новоандреевка, Ключи, Никольское и др. Анализ лексического материала выявил значительное единство словарного состава изучаемых говоров с некоторыми различиями между говорами сел Свободненского, Архаринского районов, с одной стороны, и Белогорского района, с другой. Различия объясняются тем, что семейские села в Свободненском и Архаринском районах не были однородны в диалектном отношении. С одной стороны, в одном селе (например, в Бирме и Загане) изначально могли проживать представители разных старообрядческих толков и согласий (поморцы, нырки, самокрестцы, австрийцы и др.), уже к 20-м гг. XX в. осознающие себя единой старообрядческой (семейской) общностью, и, следовательно, говоры таких сел отличаются более сильным диалектным варьированием от говоров, сформировавшихся на единой диалектной основе. С другой стороны, села Грибовка и Желтоярово изначально заселялись представителями разных восточнославянских этносов: белорусами, украинцами и русскими, среди последних были и старообрядцы. Нередки были смешанные браки. В говорах семейских, проживающих в этих селах, отмечены заимствования из белорусского и украинского языков, не зафиксированные среди заимствований в говорах других старообрядческих сел. Жители старообрядческих сел Белогорского района, помимо как семейскими, именуют себя кержаками, «выходцами с реки Кержа» (Керженец - H.A.). По рассказам старожилов этих сел, старообрядцы насильственно были переселены в Забайкалье из Нижегородской губернии, а затем в 90-е гг. XIX в. прибыли в Приамурье и основали села Ключи, Никольское, Новоандреевку. Говоры этих сел отличаются относительной однородностью и практически не имеют заимствований из других восточнославянских языков, несмотря на то, что в 60-е гг. XX в. в эти села по переселению прибыло значительное количество украинцев.
Таким образом, в связи со сложностью исторических судеб старообрядцев Амурской области выявление материнской основы их говоров и решение вопроса об источнике и времени заимствований вызывает определенные трудности и не всегда может быть сделано.
Однако в структуре анализируемой диалектной системы условно можно выделить несколько пластов лексики, различной по происхождению: общенародную, общесибирскую (усвоенную семейскими в Сибири и Забайкалье от старожилого русского населения), заимствованную и локальную, характерную преимущественно говорам семейских (это
1 Сверка лексики и уточнение значений слов производились по: Филин Ф.П. Происхождение русского, украинского и белорусского языков, Л., 1972; Говори української мови. Київ, 1958; Словарь русских народных говоров. М. - Л.; Українсько-російський словник. Київ, 1963; Русско-белорусский словарь. М., 1993.
особая религиозная лексика, наименования некоторых видов одежды и пищи, некоторые группы непредметной лексики).
К наиболее важным общим закономерностям формирования и развития диалектной лексики исследуемых говоров относятся фонетическая, семантическая и словообразовательная модификации, образование вторичных диалектных слов на базе материнских говоров, освоение заимствований из языков контактирования в диахронии.
Рассмотрим некоторые из этих закономерностей на примере лексики, называющей женский головной убор и его детали.
Как известно, признаком системного устройства лексического состава подсистемы является способность языка передавать одни и те же значения разными формами - это вариативность. Мы выделили следующие факторы возникновения и развития вариантов в наименованиях головных уборов и их деталей в говорах семейских: 1) коммуникативный аспект - в рассказах о головных уборах лексика, имеющая большее количество вариантов, актуализируется в первую очередь; 2) высокая частотность слов, имеющих варианты (так, рассказы о шашмуре преобладают над рассказами о других элементах женского головного убора); 3) социолингвистические факторы (традиционный головной убор семейской женщины практически вышел из употребления, и носитель диалекта, лишь пассивно знающий слово, «забывает» о его первоначальном звучании); 4) единственная для диалекта устная форма существования.
На появление вариантов в говорах семейских практически не повлияли особенности языковой нормы (семейские не ориентированы в своем речевом поведении на литературную норму).
Были отмечены следующие виды вариантов при наименовании деталей головного убора:
1) фонематические (шашмура - саишура; шашмур - сашмур; кичка - тичка - чичка; повойник - подвой ник - подбойник)\
2) лексико - морфологические (шашмура - шашмур; шашмура - шашмурка; полушалка - полушалок);
3) словоизменительные (повой - повойник; чепец - чепчик; шаль - шаля; подшалок -подшалытк).
В ходе исследования также зафиксировано большое количество синонимических рядов при наименовании деталей головного убора. Однако единственным типом синонимов являются синонимы - дублеты: бабонник - кичка - шашмура - очипок - чепец - чепчик в значении «головной убор замужней женщины в виде матерчатой шапочки, стягивающейся на шнурок вокруг головы; плат - шаль - атлас - «большой тяжелый яркий платок из атласа» и др.
Так, кичкой мог называться весь головной убор семейской женщины («Носили кички из нескольких атласов»), шапочка без полей с твердой тульей (« Чичку, твердую такую, на сашмур одевали, потом сороку, а потом атлас») и шашмура как своего рода чепец («Под кичку волосы соберешь, потом атласы завяжешь>>).
Подобные системные явления зафиксированы и в других тематических группах. Имеющиеся материалы позволяют говорить о достаточно разнообразной синонимической лексике в исследуемых говорах. Например, в них встречается сосуществование синонимических пар и рядов: прясла - жердина, заплот - забор, пострел -ургуль, плетень -
городьба, мутовка - веселка, шептуны - ичиги, пострел - отхон, королек - кондаръ; иней -заяц - куржак, городьба - поскотина, кошенина - поскотина, последыш - поскребыш, ломоть - лусточка - луста; тарки - шаньги, назем - навоз, несушка - клахтуха и др.
Отмечается и явление полисемии. Так, многозначность отмечена у слов повойник, очипок, чепец, увиток и др. Слово поскотина обозначает «место, где косят», а также «вид изгороди»; квашня - «посуда, в которой замешивают тесто» и «опара, которая ставится в квашне». Наблюдается развитие различных переносных значений с экспрессивнооценочным оттенком. Например, квашней в говорах называют нерасторопного, вялого человека, а судомойкой (тряпкой, которой моют посуду) - неаккуратную женщину («Не ходи ко мне, поганая судомойка») и т.д.
Менее чем другие процессы в говорах семейских отмечена омонимия. Например, помимо головного убора чином и кичкой именовались верхняя часть чего-либо: дома, стога сена, воза сена: «Дом ставишь, заканчиваешь чином - крышей покрываешь»; «Последняя копна чином называлась»; «Стог обязательно кичкой покрой. Бравый такой стог. Большой».
Описанные явления в лексике говоров семейских объясняются стихийностью употребления, отсутствием кодификации, а также недостаточной осознанностью именуемого предмета. Тесно связано с появлением синонимов-дублетов развитие полисемии, что свидетельствует о процессе распада лексического значения слов в силу утраты самой реалии. В некоторых случаях синонимические пары и ряды в говорах семейских возникли как результат взаимодействия диалектного и литературного языков, а также несомненное влияние на формирование лексической системы старообрядческих говоров оказали заимствования из других языков и диалектных систем.
В составе лексики старообрядческих говоров Амурской области заимствованная лексика по происхождению относится к разным периодам русской истории и имеет разное происхождение. Большое количество заимствований в различных тематических группах и парадигматических рядах - результат исторически нараставшего сближения русских переселенцев с аборигенным населением. Переселение старообрядцев из Черниговской и Могилевской губерний происходило не одновременно, оно носило волнообразный характер. Как уже отмечалось, из исконных территорий проживания старообрядцы переселялись в районы Ветки и Стародубья, затем в Сибирь, Забайкалье и только потом в Амурскую область. На всем пути следования в течение более чем двухсот лет они контактировали с местным населением, приспосабливаясь к новым условиям существования.
Сложный состав заимствованной лексики, обусловленный вторичностью говоров семейских, семантические изменения в заимствованных словах, возникающие в процессе освоения, и системные отношения слов в структуре говоров делают необходимым определить возможный первоначальный источник заимствования, установить время и условия заимствования при учете фонетических законов, действовавших в языке-источнике или в языке-посреднике и в заимствующем языке, выяснить причины изменений в семантике заимствованного слова, определить причины подвижности заимствованной в говоры семейских лексики в зависимости от конкретных условий ее употребления в прошлые периоды истории и в настоящее время. Однако не всегда эти вопросы можно решить однозначно.
Из большого числа тематических групп слов в говорах семейских Амурской области обращает на себя внимание заимствованная лексика, семантика которой отражает понятия,
связанные с животноводством (названия домашних животных по актуальным признакам, продукты питания из мяса и молока животных, предметы одежды из их шкур и т.п.). Не вызывает затруднений объяснение причин заимствования в говор семейских слов, которые называют новые для носителей говора предметы пищи и одежды: ичиги, торбоза, шаньга, гуранчик и др. Главным образом, это заимствования из бурятского и других неславянских языков.
Но в числе заимствований в названных тематических группах много слов избыточных, имеющих в составе говора равнозначные соответствия: даган - двухлетний жеребенок (ср. сев. рус. лонъшак - то же значение), барахчан- однолетний теленок (ср. сев. рус. селеток).
Современное состояние лексической системы исследуемых говоров характеризуется процессом архаизации определенной части лексики. Этот процесс в основном охватывает, как и в других говорах русского языка, названия, относящиеся к сельскохозяйственной лексике; наименования отдельных предметов домашнего обихода, одежды, обуви; наименований, связанных с обрядовой деятельностью и религиозными отправлениями.
Обследование говоров семейских по «Программе собирания сведений для составления диалектологического атласа русского языка» [3] показало повсеместное распространение таких, например, лексем, как усадьба - «участок земли, на котором находятся дом с хозяйственными постройками», молотило - «орудие для ручной молотьбы», жниво -«сжатое поле», погода - «плохая ветреная погода, ненастье», ведро - «солнечная ясная погода», голосить - «причитать над покойником, плакать», голбец - «полочка за печкой для сушки лука, хранения кухонной утвари», западня - «крышка, закрывающая ход в подполье», амбар - «постройка для зерна», косовье - «деревянная часть косы», мураши - «муравьи», пороз - «нехолощеный кабан, бык» и др. Отмечены разнородные в диалектном отношении синонимические ряды: люлька - зыбка, колыбель, колы ска, качалка, качка, качулька, петух -кочет, пивень, картошка - бульба, лук - цибуля, кукушка - зозуля, дом - хата, изба, курица - квочка, квохтушка, клуша, клушка, цыплята - голики, курчатки, цыпки, туча -хмара. Лексемы утка, плясать и некот. др. не имеют других названий, отличающихся от общенародных, литературных слов.
В речи старшего поколения исследуемых говоров встречаются слова, семантика которых указывает на исчезнувшие предметы и явления действительности, на виды крестьянского труда в прошлом, другие виды деятельности: мялка - «приспособление для выделки кожи» («На мялках кожу мяли, кожу туды заправишь и за палки крутишь, кругом ходишь, вот так мнешь ее»); уповод // вуповод - «период крестьянской работы без перерыва» («После полдника два вуповода работали»); помочь - «коллективная помощь кому-либо»; сушило - «постройка для сушки зерна» («Сушила строили, все лето хлеба много сушили»); ладонь - «площадка для молотьбы» («Зимой ладонь зальешь и молотишь >>); зобня - «мешок, предназначенный для кормления лошади»; санопрядка // самопрядка -«прялка»; валек - «приспособление для глажения белья» («Гладили - такой валек был с рубцам, скалка и ва. /ек»); замашки - «мужская особь конопли» («Замашки на горе расстелешь, потом мнешь и прядешь их»); заборочка - «деревянная перегородка, отделяющая горницу от кухни»; десятина - «мера площади»; бастрык - «жердь, скрепляющая укладку снопов или сена на возу» («За передоуку бастрак вереукой перябросят, вот он и скрепляется»).
В пассивном запасе словаря лексика названий видов одежды - зипун, станушка, андарак; женской обуви - чарки, баретки («Баретки носили - ботинок же не було»); пищи -бурдук, ботвинья, солод, толокно; названий различных видов телег - ширабан, ходок, дрога. В связи с социальными переменами в жизни сельских жителей вышли из употребления лексемы, обозначающие вечерние собрания молодежи: вечерки, посиделки («На посиделках вязали, пряли, шили, на вечерку вечером собирались»); праздничная - «оплата дома, в котором проводится вечеринка» («Праздничную деньгами платили>>); сборная - «собрание, сход жителей деревни».
В активном запасе в речи старшего и среднего поколения сохранилось немало слов общеславянского происхождения, не функционирующих в русском литературном языке: молонья - нолоння - «молния»; выть - «аппетит» («Ничо выти нету - зель хочу»); крадче -«тайком»; напрок - «на будущий год» («Вот нынче Троица рано была, напрок-то она пожже буит»; «Напрок первый день Паски - Первое мая»); лони, лонись - «встарь, в прошлом году»; лонишный - «прошлогодний»; лончак - «двухгодовалый жеребенок»; лусь // лусть //лусточка - «ломоть хлеба» («Спярва отрязаешь - краюшка называется - бытта кругом кавриги, а потом лусь, ломоть>>); вери - «столбы, на которые подвешиваются ворота»; лыва // лывина - «лужа»; мост - «пол» («Мост намастывали голяком>>). Практически вся эта лексика фиксируется в украинском и/или белорусском языках.
В исследуемых говорах распространена лексика, характеризующая северно-русское наречие на основе двучленных противопоставленных соответственных явлений: изба -«крестьянское жилище»; квашня - «посуда, в которой замешивается тесто»; крынка // кринка-«глиняный сосуд»; сковородник;ухват; суягная (обовце) (баранухасуягная) и др.
Лексике описываемых говоров свойственны слова, распространенные преимущественно на территории южнорусских говоров, например, хмарно - «пасмурно»; омшаник // овшаник - «помещение для овец или зимовки пчел»; латка - «заплатка»; вага, важить - «вес, взвешивать»; рушник- «полотенце» и др.
Анализируемый лексический материал выявил определенные диалектные различия между исследуемыми говорами сел Свободненского, Архаринского и Белогорского районов собственно лексического и семантического характера. Например, название колыбели, которая подвешивалась к потолку, в с. Заган - это преимущественно люлька наряду с зыбкой («У нас люлька висела в хате», «В избе зыбки качалися>>). Для обозначения пасмурной погоды в говоре с. Заган активно функционирует лексема хмара (хмарно, .кмарить) («Хмара будить - с вечера всю ночь парить>>); в селах Новоандреевка и Ключи для названия подобного состояния природы употребляется лексема морок (морошно) («Морок будет, морошно сегодня»; «Нынци лето-то не было - все морок да морок>>).
Отмечены также различные значения одной и той же лексемы. Так, тина в говоре с. Заган - это «стебли огурцов, моркови, редиса»; в с. Новоандреевка - «ботва картофеля». В с. Заган постройку для зимовки мелкого скота (чаще овец) называют овшаник //омшаник, в с. Новоандреевка в этом значении функционирует лексема стайка, а омшанник -«постройка для зимовки домашних пчел». В этом же селе мякина - «стебли огурцов; шелуха от обмолачивания зерна; ботва картофеля». В с. Заган ботву картофеля называют бульбешником.
Известно, что лексика - наиболее проницаемый и подверженный интерференции языковой уровень; она отражает процесс формирования говора. По лексическому составу
говора можно выявить следы междиалектного и межъязыкового контактирования говоров в прошлом.
Основная масса лексических заимствований в исследуемых говорах относится к раннему периоду межъязыкового контактирования. Целый ряд заимствований многими семейскими в настоящее время не осознается как иноязычный по происхождению -старообрядцы воспринимают их как «свои», родные. Такие слова коммуникативно значимы, их характеризует высокая словообразовательная активность, фонетическая вариативность, а в отдельных случаях метафоричность.
Анализ заимствований позволил выявить отчетливую избирательность и яркую прагматическую направленность языка: маркируется и актуализируется все то, что имеет ценность в духовно-практической деятельности человека, все, что несет в себе опасность или угрозу его существованию, а также то, что позволяет человеку ориентироваться в окружающем его мире.
Необходимо подчеркнуть, что наиболее заметный пласт заимствований из восточнославянских языков обнаружен в говоре с. Заган Свободненского района, при этом в сознании говорящих практически не имеет места дифференциация по языковой принадлежности слова, указывающая на непрерывный процесс пополнения словаря старообрядцев этого села за счет заимствований из других, в первую очередь из восточнославянских языков, т.е. семейские с. Заган воспринимают украинскую и белорусскую лексику как «свою», исконную.
Так, украинским влиянием можно объяснить наличие лексемы сухаритъ в значении «дружить с парнем, ходить с женихом» {«Пошли с ребятами сухаритъ»); лексем цибуля -«лук», кужлинки - «конопляные очески» (укр. кужилъ, кужелина); чибухатъ - «толочь семена конопли, подсолнечника для получения масла» («Семя конопли в ступке чибухали>>). Необходимо заметить, что последние две лексемы имеют распространение только в говоре с. Заган. Слово шампиньоны употребляется как печерица ^укр. печерица), печерка, пичурица, бечурика, бечерика, бечерица.
Воздействие белорусского языка (или его диалектов) на говоры семейских подтверждается наличием лексем драчены - «картофельные оладьи»; бахонъ - «буханка хлеба», луста, лусточка - «отрезанный ломоть хлеба», водянка - «кадушка», макотра, макитра - «узкий глиняный горшок», кожан - «летучая мышь», булъба - «картофель». В активном словарном запасе говоров активно функционируют производные лексемы булъбешки - «семена картофеля», булъбешник - «ботва картофеля», булъбешня -«поджаренная толченая картошка». От украинского громадити - «сгребать сено» образованы производные громадилъщик, громадилъщица. «Наличие производных слов, которые созданы по законам русского словообразования от основ, заимствованных из украинского и других языков, - свидетельство их полной лексической и грамматической адаптации в русских говорах» [4, с. 16].
Таким образом, словарный состав говоров семейских составляют, главным образом, лексические единицы, свойственные всем восточнославянским языками (общеславянские и восточнославянские по происхождению), что объясняется восточнославянской ЯЗЫКОВОЙ общностью. Изменения в словарном составе русских старообрядческих говоров, находящихся в контактировании с другими восточнославянскими языками и диалектными системами, определяется рядом факторов, как собственно лингвистических, так и
экстралингвистических, главными из которых представляется степень языковой близости взаимодействующих диалектных систем. Однако следует учитывать и социальные факторы: миграционные процессы, проживание по соседству на территориях позднего славянского освоения. В данном случае важной представляется конфессиональная принадлежность носителей старообрядческих говоров, что обусловливает значительную обособленность семейских и, как следствие, менее интенсивное воздействие других языков на их говоры в настоящее время. Воздействие украинского и белорусского языков на исследуемые говоры проявляется в наличии нескольких наименований (русского - украинского, русского -белорусского) для одной и той же реалии, в усвоении семантики слова при общем восточнославянском звуковом комплексе, в заимствовании морфемной структуры однокоренного слова и др.
ЛИТЕРАТУРА
1. Погодные ведомости состояния и учета сектантов в Амурской области. 1900 - 1902 гг. Благовещенск, 1903.
2. Селищев А.М. Забайкальские старообрядцы. Семейские. Иркутск: Иркут, гос. ун-т. 1920.
3. Программа собирания сведений для диалектологического атласа русского языка. М. - Л.,
1947.
4. Баранник Л.Ф. Наблюдения над лексикой русских говоров юга Украины // Актуальные проблемы русской диалектологии и исследования старообрядчества. Тезисы докладов международной конференции. 19-21 октября 2009 г. М., 2009. С. 14 - 16.
