CC BY
42
ЭТНИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ
Вестник Омского университета. Серия «Психология». 2017. № 1. С. 17-31. УДК 316.6+159.923
ВОССТАНОВЛЕНИЕ ЦЕЛОСТНОГО ПОДХОДА К ИЗУЧЕНИЮ ЭТНИЧЕСКОЙ ТОЛЕРАНТНОСТИ*
Г. М. Бреслав
Балтийская международная академия, г. Рига, Латвия
Несмотря на значительный прогресс в социальной психологии в последние 50 лет, понятие социальной толерантности остается весьма туманным. Для исследователей оно выглядит слишком комплексным и они предпочитают анализировать отдельные аспекты этой толерантности - стереотипы, предрассудки, искажения восприятия, социальную дискриминацию, - которые выглядят более одномерными и доступными для изучения. В то же время представляется, что без сведений о терпимости / нетерпимости к разным социальным группам в целом невозможно целенаправленно строить социальную политику, направленную на гуманистическую интеграцию общества. В психологии личности и социальной психологии на сегодняшний день отсутствуют интегрированные критерии для оценки, в частности, этнической толерантности, и известные одномерные и частные показатели такой толерантности не могут компенсировать дефицит в этой области. Целью данной работы была разработка методики целостной диагностики межэтнических установок как личностной диспозиции в Латвии. Разработка такой методики представляла процесс из пяти этапов, в результате чего была создана валидная и надежная шкала измерения этнической толерантности. Данная модель разработки шкалы толерантности может быть использована в любой стране, с учетом конкретного социально-культурного контекста.
Ключевые слова: социальная толерантность; этническая толерантность; этнические установки; этнические стереотипы; этнические предрассудки; социальная дискриминация; шкала этнической толерантности.
* Работа основана на материалах проекта «Разработка методики мониторинга социальной толерантности» при поддержке подраздела грантов ЕС «Продвижение социальной интеграции в Латвии» (договор проекта № 2005/017-495-03-01/3-1/50). Материалы проекта полностью представлены в отчете по проекту: Breslavs G., Abele U., Derjabo L., Pisinska I., Roze, J. Vai mes esam iecietlgi? SabiedrTbas etniskas iecietlbas monitoringa metodi-kas izveide = Are we tolerant? Elaboration of ethnic tolerance assessment scale for societal monitoring. RTga: Salus, 2008.
G. M. Breslav
Baltic International Academy, Riga, Latvia
RESTORING OF HOLISTIC APPROACH TO THE STUDY OF ETHNIC TOLERANCE*
Many theoretical models have contributed to the field of intergroup relations, but the concept of social tolerance is still very ambiguous despite huge progress in social psychology and related fields in the recent 50 years. The concept seems too complicated and researchers prefer to analyze tolerance / intolerance components: stereotypes, prejudice, perception biases and social discrimination which seem to be more one-dimensional and available for the study. At the same time, without such data social policy in societal integration cannot be well goal-directed. Social and personality psychology lack integrated criteria for the assessment of ethnic tolerance / intolerance and the above-mentioned one-dimensional partial measures of ethnic tolerance cannot compensate this deficit, since they reveal only some aspects of intergroup attitudes. The elaboration of such a holistic personality measure for the assessment of intergroup relations in Latvia was the goal of this work. The five-stage process of scale development has been used. Results have shown that a valid and reliable instrument for ethnic tolerance assessment has been elaborated. The model of elaboration could be applied in all countries.
Keywords: social tolerance; ethnic tolerance; ethnic attitudes; ethnic stereotypes; ethnic prejudice; social discrimination; scale of ethnic tolerance.
* The study based on the project Elaboration of a method of societal tolerance monitoring supported by the EU grant subdivision "Forwarding social integration in Latvia" (Project agreement Nr. 2005/017-495-03-01/3-1/50).
© Бреслав Г. М., 2017
Социальная толерантность и связанные с нею понятия
Известные трудности в изучении толерантности связаны с пограничным положением этого понятия в современной психологии - между социальной психологией и психологией личности. Исследователи личности склонны рассматривать толерантность лишь как межгрупповое явление, т. е. вне области своих интересов, в то время как социальные психологи также избегают его изучения, уже по другим основаниям. Им понятно, что процесс интериоризации межгрупповых установок и развитие ксенофобии весьма трудно контролировать. Лишь некоторые психологи понимают необходимость объединения личностных и социально-психологических подходов в изучении предрассудков и сходных понятий [1].
Так, «Толерантная личность», одна из немногих книг, посвященных толерантности, была опубликована более 50 лет назад. Автор книги определил толерантность как отсутствие предрассудков и обсуждал единый феномен «толерантность - предрассудок» [2, р. 11]. По мнению автора книги, высокую толерантность трудно считать показателем хорошей адаптированности к межгрупповым отношениям [2, р. 119]. Сомнения в адаптивной ценности высокой толерантности обусловлены двумя соображениями. Во-первых, в обществе, построенном на принципах свободной конкуренции, терпимость к соперникам может означать поражение в конкурентной борьбе. Во-вторых, для человека может быть неприемлемо принятие поведения представителя другой группы, ставящего под угрозу его приоритеты и образ жизни. Например, трудно ожидать толерантности к цыганам-артистам от жителей многоквартирного дома, если эти артисты проявляют свои музыкальные таланты по ночам.
Согласно теории социальных обменов [3], люди оценивают взаимоотношения с другими в зависимости от восприятия баланса собственного вклада и подкрепления со стороны партнеров коммуникации. Если исходить из этого представления, толерантность не может быть односторонней установкой в течение длительного времени, ибо если пришельцы игнорируют местные традиции и мешают жить аборигенам, то толерантность будет снижаться, а нетерпимость и предрассудки будут расти. В то же время при нали-
чии мониторинга можно предотвращать слишком большое снижение межгрупповой терпимости за счет интеграционных социальных программ (привлечение детей и молодежи из иммигрантских семей в спортивные секции, танцевальные и хоровые ансамбли и т. п.).
Международный конфликт, вызванный публикацией в датской газете карикатур на пророка Мухаммеда как покровителя исламского теорроризма, может служить хорошим примером падения этнической и религиозной терпимости в результате игнорирования местных традиций. Конфликт был спровоцирован лидерами мусульманской общины в Дании, которые обратились за поддержкой в осуждении и наказании газеты и автора карикатур к мусульманским странам. Это привело не только к ухудшению взаимоотношений между христианами и мусульманами в Дании, но и к серьезному ухудшению межгосударственных взаимоотношений и взаимоотношений между общинами мусульман и христиан в других странах. Эти лидеры требовали уважения к мусульманским религиозным традициям, игнорируя при этом традиции страны, их приютившей. Естественно, такие конфликты вовсе не увеличивают взаимопонимание между большинством и меньшинствами, а скорее способствуют взаимному недоверию и дискриминации. Иногда действия большинства, как, например, запрещение в целях общественной безопасности ношения мусульманской женской одежды, закрывающей лицо (бурка и никаб), может вести к таким же негативным результатам, несмотря на то, что сами эти одежды, конечно же, противоречат традициям одежды в европейской культуре.
В то же время отношение к другим религиозным, этническим и национальным группам опосредовано социально-историческим контекстом, особенно в том случае, если взаимоотношения между общинами были омрачены трениями, войнами или массовым насилием [4]. В случае такого трагического прошлого образ врага может формироваться с раннего детства и поддерживаться в дальнейшем перцептивными искажениями и предрассудками по отношению к ненавидимой группе, распространяемыми не только семьей, но и всем этническим и религиозным окружением. Уже в раннем подростковом возрасте могут сформироваться крайний этноцентризм и ксенофобия, которые очень
трудно изменить в дальнейшем [4]. В то же время анализ и контроль социально-исторических, социально-политических и воспитательных факторов не исключают и изучение факторов личностных диспозиций.
Одной из первых эмпирических и теоретических работ, пытавшихся объяснить причины нетерпимости и предрассудков личностными чертами, была знаменитая книга «Авторитарная личность» Теодора Адорно и его коллег [5]. Главная F-шкала разработанного ими опросника выявляла тенденцию личности слепо подчиняться авторитетам, догмам и презирать чужаков. Согласно идее авторов, более высокие показатели по этой шкале указывают на склонность строить свои личные взаимоотношения на основе предрассудков и дискриминации людей, отличных по расовому, половому, этническому или какому-то другому признаку. Если у конкретного человека эти черты доминируют, то он будет проявлять нетерпимость более или менее независимо от социального контекста.
Современные исследования также показывают связь предрассудков и такой психологической переменной, как правая авторитарная политическая ориентация (ПАПО) [6]. Люди с высоким показателем по ПАПО проявляют враждебность, в основном, именно по отношению к меньшинствам. Они являются более этноцентричными и предубежденными, проявляя большую антипатию к представителям других этнических групп [7; 8]. Следовательно, можно говорить о том, что выраженность такого авторитаризма может предсказывать наличие предрассудков.
Вместе с тем предсказывать это могут и другие переменные. То же самое можно сказать о такой личностной черте, как консерватизм [9].
Также была описана дополнительная социально-политическая тенденция, названная ориентацией социального доминирования (ОСД), которая позволяет предсказывать расовые предрассудки [10; 11]. ОСД предполагает необходимость социальной иерархии индивидов и групп, а также склонность подчеркивать или усиливать социальное неравенство [12]. Гипотетически, люди с высокими показателями по ОСД склонны принимать мифы, оправдывающие поддержание существующей иерархии и практики сохранения или усиления социального неравенства, в то время как люди с низкими показателями по ОСД не
склонны принимать эти мифы и оправдывают социальные практики, уменьшающие неравенство [12, СЬ 4]. Тем самым, согласно исследователям ОСД, иерархия групп воспроизводится и подкрепляется благодаря людям, которые предпочитают иерархические структуры равноправным. Данные исследований, как правило, подтверждают теоретически предполагаемые связи между ОСД и специфическими формами предрассудков, стереотипов и принятием мифов неизбежности социального неравенства. Так, ОСД положительно связана с расизмом, сексизмом, национализмом, культурной элитарностью, политико-экономическим консерватизмом, прово-енными установками и склонностью к карательной правовой политике [10]. Вместе с тем ОСД отрицательно связана с поддержкой политики прав человека, программами социального обеспечения, охраной окружающей среды и приципом «положение обязывает».
Некоторые сторонники теории черт личности рассматривают ПАПО и ОСД как основные факторы развития предрассудков [13]. Сторонник этого подхода, Б. Уайтли убежден, что именно эти две черты личности являются причинами предрассудков [14]. Притом что практически невозможно доказать наличие причинно-следственной связи между этими переменными и предрассудками, есть данные, свидетельствующие, что влияние ОСД на предрассудки опосредуется влиянием принадлежности к ведущей группе [15]. Это вполне соответствует данным, что принадлежность к ведущей группе становится причиной более высокой ОСД, чем принадлежность к ведомой группе, что было показано за счет существенного изменения СДО при экспериментальной манипуляции статусом группы [12].
Хотя ОСД может считаться более общим феноменом, чем предпочтение конкретной ведущей группы, тем не менее ОСД выделяет лишь вертикальный аспект статуса человека или группы, но не схватывает значительное число других межличностных и межгрупповых взаимоотношений, включая процесс ак-культивации в виде интеграции, описанный Дж. Бэрри и его коллегами [16; 17], и все виды более или менее равноправного взаимодействия между большинством и меньшинством.
Важной психологической переменной, опосредующей межгрупповую толерант-
ность, можно считать и тип привязанности. Диспозиционная избегающая и тревожная привязанность негативно связаны с сочувствием, в то время как безопасная привязанность (как на сознательном, так и на подсознательном уровне) положительно связана с сочувствием и альтруистическим поведением. Авторы исследования заключают, что безопасная привязанность может способствовать появлению просоциальных ценностей и толерантности [18].
Понятие социальной толерантности и его исследование
В XXI в. количество межгрупповых конфликтов, включающих коллективное насилие, не уменьшилось, что говорит об острой необходимости в поиске более целостного (комплексного) индикатора отношения к другим группам, на основании которого можно с известной долей вероятности предсказывать индивидуальную склонность включения в такого рода насилие.
Последнее издание словаря АПА дает следующие - второе и третье - определения термина «толерантность»: «2. Принятие других, чьи действия, убеждения, физические особенности, религия, традиции, этнос, национальность и т. п. отличается от нашей. 3. Справедливое и объективное отношение к точкам зрения, отличным от наших» [19, р. 944].
Представляется важным объединить эти две версии определения толерантности, ибо толерантное восприятие другой группы должно включать оба аспекта: а) принятие других (с другими социальной принадлежностью и историей); б) справедливое и объективное отношение к мнению других. Исследования внутригруппового взаимодействия большинства / меньшинства показали, что социальные изменения, вызванные меньшинством, делают группу сильнее в том случае, когда эти изменения увеличивают толерантность группы, а не просто переводят группу в другую веру [20].
Учитывая приоритет первого значения толерантности (привыкание к лекарству) в психологии, лишь немногие работы используют это понятие во втором и третьем значениях [20; 21]. Такой явный приоритет может объясняться неопределенностью и многоуровневым характером феномена социальной толерантности.
Центральным в анализе этой толерантности является вопрос о том, как члены некоторой группы воспринимают отличие представителей другой группы. Если это отличие воспринимается как нечто аномальное и неполноценное, то обычной реакцией на членов такой группы становится дискриминация, недооценка и враждебность. В обратном случае, когда отличие чужаков воспринимается как нечто нормальное и позитивное, то это ведет к принятию и положительной оценке этих представителей [21]. Например, в латвийском истеблишменте этнические латыши из Америки воспринимаются более позитивно, чем местные латыши, и их речевой акцент воспринимается как более престижный. Тем самым отличие или инородность обладает характером двуликого Януса, ибо может вызывать как притяжение, так и отталкивание [22]. Также можно встретить амбивалентные установки на чужих: принятие на сознательном, но отталкивание на подсознательном уровне, - что ведет к минимизации неформальных контактов с чужими.
В недавней работе толерантность была определена как восприятие и оценка другой группы без предрассудков и мнений, основанных лишь на внутригрупповых критериях (ценности, нормы, традиции) и принятие их отличий (культурных, религиозных, половых, этнических и т. п.), которые не являются вредными для членов этой группы [23]. Последнее условие выглядит достаточно важным, ибо безусловное принятие может быть дезадаптивным - принятие криминогенных и асоциальных групп может быть опасным для развития общества в целом.
Иногда в политическом дискурсе для обозначения такого понимания толерантности используется термин «безопасная толерантность». Граница между безопасной и опасной толерантностью выглядит достаточно диффузной и двусмысленной, ибо интересы разных групп жителей могут быть весьма различны, а истеблишмент обладает также своими интересами, не совпадающими с интересами большинства, что ограничивает возможности объективной экспертизы в случае опасности для отдельных социальных групп. Такую границу особенно трудно провести в случае угроз культуре.
Например, этнические латыши, включая истеблишмент, считают русский язык меньшинств реальной угрозой для латышской культуры и языка. Специальный закон о госу-
дарственном языке и многочисленные государственные учреждения для контроля за его соблюдением созданы на имплицитной основе такого понимания опасности для языка и культуры большинства. Попытки изменить статус русского языка (сегодня это всего лишь один из иностранных языков) воспринимаются латышскими СМИ и истеблишментом как антигосударственная и деструктивная активность.
Теории в области межгрупповых взаимоотношений могут быть разделены на две группы: общие и специфические. Общие теории пытаются ответить на вопрос: почему установки по отношению к своей и чужой группе не одинаковы? В этом разделе обычно представлены только две основные теории -когнитивная теория, или теория социальной идентичности (Cognitive, or Social Identity Theory, SIT), Генри Тэджфела [24] и функциональная теория межгрупповых взаимоотношений (Functional Theory of Intergroup Relations, FTIR) Музафера Шерифа [25].
Когнитивная теория (SIT) основана на идеях теории социального сравнения Фэстин-гера. Учитывая то, что социальная идентичность является важной частью личной идентичности и люди предпочитают позитивный Я-образ или Я-концепцию, Тэджфел предположил, что, по аналогии с Я-образом, люди склонны оценивать свою группу и ее членов выше, чем членов любой другой группы, независимо от того, насколько сильна связь с данной группой [24; 26]. Ранее, в Бристоле Тэджфел и его коллеги с помощью техники минимальной группы показали, что социальная категоризация сама по себе может вызывать межгрупповую дискриминацию [27; 28]. Это значит, что наша принадлежность к какой-то группе (неважно, реальной или воображаемой) более или менее автоматически приводит к феномену предпочтения своей группы и дискриминации другой группы.
В свою очередь, функциональная теория (FTIR) утверждает, что межгрупповые установки и поведение отражают интересы членов группы во взаимодействии с членами другой группы и сам тип этого взаимодействия [25]. В 1950-е гг. Шериф организовал трехэтапный полевой эксперимент на межгрупповое взаимодействие в летнем лагере для мальчиков 12 лет. В первые несколько дней происходило создание двух команд, причем новые (или старые) друзья распреде-
лялись в разные команды. Затем команды расселялись отдельно и начиналось межгрупповое соперничество с привлекательными призами для победителей, где все соревнования носили характер игры с нулевым исходом. На третьем этапе по дороге в лагерь «ломалась» машина с походной кухней, которая доставляла горячую пищу в лагерь, и перед всеми подростками ставилась общая задача дотащить машину до лагеря, независимо от командной принадлежности. Результаты показали, что межличностные отношения подростков из команд-противников на втором этапе резко ухудшаются и становятся враждебными, однако на третьем этапе дискриминация уменьшается одновременно со снятием межгруппового конфликта [25].
Вместе с тем специфические теории направлены на объяснение более частных явлений и факторов межгрупповых взаимоотношений и установок. Например, модель оптимального различия в социальной идентичности предполагает, что групповая идентификация является продуктом противоположных тенденций быть включенным в группу и отличаться от остальных [29]. Когда группа становится большой, ее правила и нормы становятся более ригидными, и принятый порядок начинает восприниматься как абсолютный, а не относительный, в результате чего моральное превосходство своей группы становится несовместимым с толерантностью к отличным от нас группам. Если другая группа не вписывается в наши нормы или воспринимается как угроза, то наша идентификация с группой усиливается, а отношение к другой группе становится более враждебным и презрительным [30].
У. и К. Стефан предложили теорию интегрированной угрозы (ТИУ), в которой выделяются четыре основные группы причин негативного отношения к представителям других групп: реалистическая угроза, символическая угроза, межгрупповая тревожность и негативные стереотипы [31; 32]. ТИУ предполагает не столько взаимодействие между угрозами и стереотипами, порождаемыми соперничеством или конфликтом ценностей, сколько их совместное влияние на формирование негативного отношения к представителям других групп. Согласно ТИУ, реалистическая угроза предполагает восприятие соперничества, противоположности целей и угроз физическому и экономическому благо-
получию своей группы. В свою очередь, символическая угроза, подобно идеям символического расизма, порождается конфликтом ценностей, норм и убеждений между группами.
Хотя межгрупповая тревожность и негативные стереотипы не рассматриваются обычно как формы межгрупповой угрозы, ТИУ предполагает, что они отражают озабоченность возможными негативными последствиями межгрупповых взаимоотношений и, следовательно, выражают особый тип угроз [31]. Межгрупповая тревожность включает переживания сложности и неудобства в присутствии чужих в силу неопределенности подходящего поведения по отношению к ним, что также создает известную угрозу при взаимодействии с ними [33].
Межгрупповая тревожность может предсказывать межгрупповые установки и искажения [34-36]. Кроме того, люди, для которых характерна такая тревожность, часто проявляют более высокий уровень предрассудков [37]. Негативные стереотипы, в свою очередь, вызывают угрозу через создание негативных ожиданий относительно поведения представителей других групп. Они давно связываются с негативными установками по отношению к чужакам и готовностью реагировать на них отрицательно [38; 39].
Разработка шкалы этнической толерантности
Теория интегрированной угрозы представляет наибольшую актуальность в свете понимания и изучения конструкта этнической толерантности [31]. Процесс разработки шкалы этнической толерантности включал пять этапов:
1) описание основных тем о формах межэтнической кооперации и соперничества, негативных и позитивных межэтнических стереотипах, типах установок и точек несогласия, а также сбор феноменологических данных с помощью структурированного интервью с 30 латышскими и русскоговорящими респондентами по этим темам;
2) формулировка набора утверждений (93) в соответствии с результатами интервью и теорией интегрированной угрозы;
3) проведение пилотажа и подготовка первого варианта шкалы из 89 пунктов, состоящей из 6 подшкал;
4) сбор данных с опросником из 89 пунктов и количественный анализ данных, в ре-
зультате которого произошло сокращение количества утверждений до 50 с тремя под-шкалами (негативные стереотипы + негативные установки; позитивные стреотипы; позитивные установки);
5) двухразовый процесс сбора данных с 50-пунктным опросником и 18-пунктной шкалой антипатии с использованием контрастных выборок и количественным анализом данных (корреляционный, дисперсионный и факторный анализ).
Структурные интервью включали четыре основные части: 1) описание типичных черт русских и латышей, в том числе сходства и различия между ними; 2) критерии плохих и хороших межгрупповых взаимоотношений на индивидуальном и социальном уровнях; 3) факторы плохих и хороших межгрупповых взаимоотношений, включая владение языком, сегрегацию и различия в интерпретации истории Латвии; 4) подходы к улучшению межгрупповых взаимоотношений на индивидуальном и социальном уровнях.
Результаты этого интервью с 30 латышскими и русскоговорящими респондентами были использованы для формулировки 93 утверждений на латышском и 93 утверждений на русском языках. В результате проведения пилотажа с 3 латышскими и 3 русскоговорящими респондентами из каждой версии опросника были удалены по 4 утверждения. Все 89 утверждений были распределены по шести факторам, в соответствии с принятыми теоретическими допущениями: 1) негативные установки к другой этнической группе, включая явные предрассудки и реалистические угрозы; 2) негативные стереотипы; 3) символические угрозы; 4) неявные предрассудки, включая межгрупповую тревожность; 5) позитивные стереотипы; 6) позитивные установки.
Учитывая болезненный характер темы опросника, была использована четырехмерная Ликертовская шкала оценки двух типов: а) согласен - частично согласен - частично несогласен - несогласен; б) регулярно - иногда - редко - никогда.
На первой стадии опросного исследования данные были собраны у 128 участников (см. табл. 1).
На первой стадии сбора данных факторный анализ показал, что в латышской выборке первые два фактора объясняют, соответственно, 17,321 и 7,616 % общей вариации, а
последующие - 5,476, 4,613, 4,036 и 3,496 % общей вариации данных (рис. 1, a). В русской выборке первые два фактора объясняют, соответственно, 15,965 и 10,628 % общей вари-
ации, в то время как последующие факторы -6,064, 5,462, 4,53 и 4,177 % общей вариации (рис. 1, Ь).
Таблица 1
Демографические данные участников 89-пунктного опросника
Параметр Латышская выборка Русская выборка
жен. муж. всего жен. муж. всего
Численность, всего 47 20 67 27 34 61
Возраст, средний 35,8 34,4 35,4 39 37,4 38,1
Состав семьи:
моноэтническая 38 15 53 17 22 39
смешанная 9 5 14 10 12 22
Образование: высшее 25 7 32 12 22 34
среднее 22 13 35 15 12 27
Место проживания: Рига 18 7 25 14 20 34
рижский регион / другой город 18 9 27 5 9 14
сельская местность 11 4 15 - - -
другие страны - - - 8 5 13
Рис. 1. 'Лаптах вращение 89-пунктной шкалы толерантности: а - латышская выборка; Ь - русская выборка
Компонентный факторный анализ указывает на более или менее ясную трехфактор-ную структуру опросника после первого этапа сбора данных с помощью 89-пунктного опросника. Учитывая межэтническую асимметрию в типах угроз, в явных и неявных предрассудках, а также результаты анализа внутренней однородности (СгопЬаЛ^ а) и результаты компонентного факторного анализа, шкала этнической толерантности на следующей стадии разработки была сокращена до 50 пунктов-утверждений. Эти утверждения оказались разбиты на три фактора, образующих три подшкалы этнической толерантно-
сти: 1) негативное отношение к латышам или русским, включающее установки, негативные стереотипы и предрассудки; 2) позитивное отношение к латышам или русским; 3) позитивные стереотипы о другой группе.
В процессе трансформации опросника происходил отбор слабых пунктов на основании полученных психометрических данных, а также на основании важности сходства между соответствующими по своей смысловой и факторной нагрузке пунктами латышской и русской версий. Например, во втором факторе были сохранены такие утверждения, как ЬГТУО Ыки es кЬргШ; pаvаdltu аг1 кпеуи
котрапуа" («Свое свободное время я охотно проведу и в русской компании») в латышской версии и «Я охотно проведу время в латышской компании» в русской версии [23].
Участники
На следующем этапе исследования приняли участие 265 представителей двух основных этнических популяций и, вместе с тем, двух типов профессиональных групп. Из 265 заполненных комплектов опросников 251 протокол был признан годным для последующей обработки (144 латышских участников - 58 социальных работников и 86 полицейских, военных и юристов - и 107 русскоговорящих - 40 социальных работников и медиков и 67 полицейских, военных и юристов) (см. табл. 2). В процессе ретестирования принимали участие 57 латышских и 66 русскоговорящих респондентов.
Таблица 2
Демографические данные участников опроса с 50-пунктной шкалой
Латышская выборка Русская выборка
Параметр жен. муж. всего жен. муж. всего
1.1 1.2 1.1 1.2 1.1 1.2 1.1 1.2 1.1 1.2 1.1 1.2
Численность, всего 58 54 0 32 58 86 28 25 12 42 40 67
Возраст, средний 42,4 21,8 - 23,1 42,4 22,3 44,6 22,5 40,8 25,2 43,4 24,2
Состав семьи:
моноэтническая 48 43 - 26 48 69 14 13 9 25 23 38
смешанная 10 11 - 6 10 17 14 12 3 17 17 29
Образование: высшее 26 2 - 8 26 10 16 1 10 3 26 4
среднее 32 52 - 24 32 76 12 24 2 39 14 63
Место проживания: Рига 18 17 - 5 18 22 17 13 8 18 25 31
рижский регион / другой город 25 30 - 14 25 44 10 12 4 15 14 27
сельская местность 15 7 - 13 15 20 - - - 9 - 9
другие страны - - - - - - 1 - - - 1 -
Примечание. Социальные работники и медицинских персонал были обозначены как группа 1.1, полицейские, военные, и юристы - как группа 1.2.
Scree Plot Scree Plot
а Ь
Рис. 2. 'Лаптах вращение 50-пунктной шкалы толерантности: а - латышская выборка; Ь - русская выборка
Компонентный факторный анализ на втором этапе проведения опроса указал на уменьшение числа факторов до трех. В латышской выборке первый фактор (негативные установки + стереотипы) объясняет 23,942 % общей вариации, второй фактор (позитивные установки) 11,537 % общей вариации, третий фактор (позитивные стереотипы) - 5,641 % общей вариации (см. рис. 2). Трех-факторная структура 50-пунктного опросника была подтверждена на латышской версии, объясняя 41,12 % общей вариации.
На графике, представленном на рис. 2, а различимы три фактора с собственным значением > 2, два основных фактора видны четко, в то время как третий фактор четко не выделяется. В русской выборке два основных фактора также видны четко, в то время как третий фактор четко не выделяется (рис. 2, Ь).
Количественные данные факторного анализа русскоговорящей выборки указывают на приоритет первого фактора. Эти факторы объясняют, соответственно, 24,665, 8,669 и 6,046 %.
В соответствии с планом исследования было использовано два способа проверки конструктной валидности: сравнение данных из двух функционально противоположных профессиональных групп, которые потенциально могут весьма различаться в отношении социальной толерантности, а также наличие положительной связи с теоретически сходными методиками (конвергентная валидизация).
Сравнение двух контрастных групп было проведено с использованием модели ANOVA (см. табл. 3). Результаты сравнения двух групп в латышской выборке показали, что только различие по второму фактору (позитивные установки) является значимым ^ = = 5,16, p = 0,025), в то время как другие различия в предполагаемом направлении не яв-
Учитывая то, что дефицит толерантности или нетерпимость является наиболее важным явлением в построении методики, для проверки конструктной валидности была выбрана 18-пунктная методика «Мои антипатии», которая была разработана и проверена ранее [40; 41]. Ответы по методике «Мои антипатии» представляли 9-балльную Ликертовскую шкалу - от «не подходит для меня» (1) до «очень подходит для меня» (9). Шкала состоит из двух подшкал: подшкала пассивной ненависти, которая состоит из 11 утверждений («Действия ... меня беспокоят», «Обычно ноги меня несут подальше от ...»), и подшка-
ляются значимыми. Небольшие различия могут объясняться взаимодействием между профессиональным, половым и возрастным факторами. В группе 1.1 (социальные работники) средний возраст почти в два раза выше (Ы = 42,4, SD = 9,4), чем в группе 1.2 (Ы = = 22,3, SD = 1,8), и группа 1.1 полностью состояла из женщин.
Результаты по русскоговорящей выборке показали наличие значимого различия между двумя контрастными группами только по первому фактору (негативные установки и стереотипы) ^ = 5,35, р = 0,023), в то время как другие различия в предполагаемом направлении не являются значимыми. Относительно небольшие различия могут объясняться взаимодействием между профессиональным и возрастным факторами. В группе 1.1 (социальные работники и медики) средний возраст был почти на двадцать лет выше (Ы = 43,4, SD = 8,89), чем в группе 1.2 (Ы = = 24,2, SD = 4,83).
Таблица 3
ла активной ненависти, которая состоит из 7 утверждений («Меня бесит, когда такие люди, как ..., говорят о своих заслугах», «Мне хочется наказать таких людей, как ..., за тот вред, который они наносят»). Надежность этой методики по внутренней согласованности составила Cronbach's Alpha 0,913 для пассивной ненависти и 0,827 для активной ненависти в латышской выборке и, соответственно, 0,915 и 0,853 в русскоговорящей выборке.
Гипотеза исследования на данном этапе предполагала положительную связь ненависти с первым фактором, но негативную связь ненависти или отсутствие таковой со вторым
Результаты дисперсионного анализа 50-пунктной шкалы (F Fisher)
Факторы Латышская выборка (n = 102) Русская выборка (n = 100)
Sum of Squares df Mean Square F Sig. Sum of Squares df Mean Square F Sig.
Фактор 1 Between Groups 11,33388 1 11,33388 0,0747 0,785177 707,5438 1 707,5438 5,355669 0,022743
Within Groups 15172,63 100 151,7263 - - 12946,9 98 132,1112 - -
Total 15183,96 101 - - - 13654,44 99 - - -
Фактор 2 Between Groups 136,9118 1 136,9118 5,157399 0,025291 5,45322 1 5,45322 0,065097 0,799149
Within Groups 2654,667 100 26,54667 - - 8209,537 98 83,77078 - -
Total 2791,578 101 - - 8214,99 99 - - -
Фактор 3 Between Groups 61,21624 1 61,21624 2,493912 0,117445 89,44838 1 89,44838 2,039226 0,156467
Within Groups 2454,627 100 24,54627 - - 4298,662 98 43,86389 - -
Total 2515,843 101 - - - 4388,11 99 - - -
Всего Between Groups 748,6146 1 748,6146 0,954645 0,330898 1947,022 1 1947,022 1,86805 0,174826
Within Groups 78418,14 100 784,1814 - - 102142,9 98 1042,275 - -
Total 79166,75 101 - - - 104090 99 - - -
и третьим факторами. Полученные результаты подтвердили эту гипотезу (см. табл. 4). В латышской выборке первый фактор положительно коррелирует с обоими видами не-
В русскоговорящей выборке первый, негативный фактор положительно связан с обоими типами ненависти (0,207 с пассивной ненавистью и 0,190 с активной), но второй и третий факторы не обладают значимыми связями с обоими типами ненависти. Различия между связями в двух выборках можно объяснить более гомогенными данными в русскоговорящей выборке по второму и третьему фактору, что понятно и по высокой интеркорреляции между ними. В латышской выборке показатели позитивных стереотипов выше позитивных установок, след и интеркорреляции между ними не значимы.
Надежность шкалы этнической толерантности проверялась с помощью двух подходов: 1) гомогенность шкалы как внутренняя согласованность, проверяемая с помощью наиболее популярного показателя СгопЬаЛ^ а; 2) процедура ретестирования как показатель стабильности данных, изме-
нависти (0,218 с пассивной ненавистью и 0,240 с активной), второй фактор не имеет значимой связи, а третий имеет значимую отрицательную связь.
4
ряемых по данной шкале. Данные по внутренней согласованности показали высокую надежность шкалы как для латышской, так и для русской версии шкалы (табл. 5.), однако для русской версии показатели более высокие.
Проверка ретестовой надежности шкалы этнической толерантности также обнаружила хорошие результаты (табл. 6). Все корреляции (г Spearman) являются значимыми и достаточно высокими. Это показывает высокую надежность 50-пунктной шкалы в отношении стабильности получаемых результатов, учитывая то, что ретестовая процедура проводилась примерно через три месяца после первого тура опроса.
На рис. 3 и 4 представлены корреляции тест-ретест всех трех факторов шкалы для латышской и русской выборок соответственно. Все корреляции высокозначимы.
Таблица 5
Внутренняя согласованность 50-пунктнои шкалы
Фактор Латышская выборка Русская выборка
Фактор 1 0,908 0,930
Фактор 2 0,846 0,863
Фактор 3 0,740 0,833
Таблица
Связи показателей этнической толерантности с ненавистью
Переменные Нетерпимость - негативные установки + стереотипы (1) Толерантность -позитивное отношение (2) Толерантность - позитивные стереотипы (3)
Латышская выборка
Фактор 1
Фактор 2 -0,119
Фактор 3 -0,679*** 0,330***
Пассивная ненависть 0,218* -0,114 -0,256**
Активная ненависть 0,240** -0,029 -0,190*
Русская выборка
Фактор 1
Фактор 2 -0,406***
Фактор 3 -0,594*** 0,596***
Пассивная ненависть 0,207* 0,085 -0,075
Активная ненависть 0,190* -0,003 0,062
Примечание. * - p < 0,05; ** - p < 0,01; *** - p < 0,001.
Таблица 6
Корреляции между двумя сессиями опроса с применением 50-пунктной шкалы
_Фактор__Латышские респонденты (п = 57) Русские респонденты (п = 66)
Фактор 1__0,698***__0,839***_
Фактор 2__0,688***__0,834***_
Фактор 3 0,723*** 0,898***
Примечание. *** - р < 0,001.
Korelàciju diagramma latviesu izlasei (2f)
60
50
„40 '¿jF*.
£30 Wffr
™ 20
10
10 20 30 40 50 l.testësana 60
abc
Рис. 3. Корреляции тест-ретест латышской версии шкалы для первого (a), второго (b) и третьего (с) факторов
Korelàciju diagramma krievu izlasei (1f)
70,
10-
ol-,-,-,-,-,-,-,-,
0 10 20 30 40 50 60 70 80 l.testësana
Korelàciju diagramma krievu izlasei (2f)
90,
2010-
0j-,-,-,-,-,-,-,-,-,
0 10 20 30 40 50 60 70 80 90 1.teste?ana
Korelàciju diagramma krievu izlasei (3f)
60,
100!-,-,-,-,-,-,
0 10 20 30 40 50 60 l.testësana
a b c
Рис. 4. корреляции тест-ретест русской версии шкалы для первого (a), второго (b) и третьего (c) факторов
Результаты
Согласно полученным данным, значимые половые различия в латышской выброрке обнаруживаются только по второму фактору (позитивные установки) (мужчины: Ы = 35,67, SD = 4,76; женщины: И = 39,19, SD = 5,15). Различия по другим факторам не являются значимыми. В русскоговорящей выборке значимых различий не было обнаружено (табл. 7).
Сравнение профессиональных групп показало наличие значимых различий в латышской выборке только по второму фактору ^ =
Данные 50-п
= 5,157, р = 0,025). Отсутствие различий по другим факторам можно объяснить большими возрастными различиями между группами 1.1 (Ы = 42,8, SD = 9,4) и 1.2 (Ы = 21,9, SD = 1,8). В русскоговорящей выборке сравнение профессиональных групп показало значимые различия только по первому фактору ^ = 5,356, р = 0,023). Отсутствие различий по другим факторам в русскоговорящей выборке также можно объяснить большими возрастными различиями между группами 1.1 (Ы = 43,5, SD = = 8,9) и 1.2 (Ы = 24,4, SD = 4,8) (табл. 8).
Таблица 7
ктной шкалы
Фактор Латышская версия Русская версия
муж. (n = 24) жен. (n = 78) муж. (n = 51) жен. (n = 49)
Фактор 1 M 73,17 72,97 49,37 51,35
SD 12,06 12,4 10,82 12,67
Фактор 2 M 35,67** 39,19 58,57 57,39
SD 4,76 5,15 8,57 9,69
Фактор 3 M 29,92 31,38 34,29 33,02
SD 5,03 4,96 6,77 6,54
Таблица 8
Данные 50-пунктной шкалы по профессиональному сравнению
Фактор Латышская версия Русская версия
1.1 (п = 45) 1.2 (п = 57) 1.1 (п = 39) 1.2 (п = 61)
Фактор 1 М 72,64 73,32 53,67* 48,21
SD 11,92 12,62 13,33 10,16
Фактор 2 М 39,67* 37,33 58,28 57,80
SD 5,33 5,01 10,06 8,52
Фактор 3 М 31,91 31,91 32,49 34,43
SD 4,07 4,07 7,14 6,28
Обсуждение результатов
Проведенные этапы разработки новой методики изучения этнической толерантности показали получение достаточно достоверной шкалы оценки такой комплексной социально-психологической черты личности, как терпимость / нетерпимость к представителям другой этнической группы (латышей к русскоговорящим и русскоговорящих к латышам). На начальных этапах разработки методики были выделены основные темы межгруппового восприятия и взаимодействия в латвийском обществе. Как и ожидалось, эти темы не одинаковы в разных языковых группах. Так, латышские участники были более чувствительны к вопросам языка, в то время как русскоговорящие - к вопросам дискриминации. Для минимизации различий между двумя версиями шкалы этнической толерантности разработчики придерживались требования одинаковой структуры и одинакового количества утверждений в обеих версиях. Это предполагало необходимость использования асимметрических критериев в процессе селекции, трансформации и выбрасывания слабых пунктов.
Утверждения формулировались в соответствии с выявленными в структурированных интервью тематизмами и предшествующими исследованиями по межгрупповым взаимоотношениям, прежде всего на основе теории интегрированной угрозы [31]. Разработка и проверка 89-пуктной шкалы из шести подшкал (реалистическая угроза, символическая угроза, межгрупповая тревожность, негативные стереотипы, позитивные стереотипы и позитивное отношение) показали несовпадение полученных факторов с факторами, предложенными теорией интегрированной угрозы. Результаты факторного анализа данных на этом этапе показали невозможность дифференцировать межэтническую тревожность, межэтнические угрозы и негативные стереотипы [23].
В следующей версии шкалы все утверждения, относящиеся к этим факторам, были объединены в один фактор - негативные установки / стереотипы. Таким образом, на следующей стадии сбора опросных данных количество утверждений в каждой языковой версии было сокращено до 50, а количество подшкал - до трёх (негативное отношение к другой группе + негативные стереотипы; позитивное отношение; позитивные стереотипы). При этом факторный анализ указывает на достаточную силу первого фактора и относительно слабые второй и третий факторы для обеих версий, что оставляет возможность редукции структуры шкалы до двух основных подшкал (негативного, выражающего нетерпимость, и позитивного, выражающего терпимость). В связи с этим была также подготовлена 38-пунктная двухфакторная шкала этнической толератности, которая нуждается в последующей проверке.
Результаты проверки надежности обеих версий 50-пунктного опросника показали высокий результат в отношении как внутренней согласованности (в латышской версии - а = 0,908, 0,846, 0,740 для первого, второго и третьего факторов соответственно, для русской версии - а = 0,930, 0,863, 0,833 соответственно), так и ретестовой надежности (от 0,688 до 0,898). Эта версия шкалы этнической толерантности обладает позитивной связью негативной подшкалы с опросником ненависти, но негативной связью (или отсутствием таковой) между двумя позитивными подшкалами и ненавистью, как это и предполагалось создателями шкалы. Сравнение двух контрастных профессиональных групп не позволило сделать убедительных выводов о валидности 50-пунктной шкалы этнической толерантности в силу значительного различия в возрасте этих групп. Проверка конструктной валидно-сти может быть продолжена для получения более прочных результатов с применением методик правой авторитарной политической
ориентации и ориентации социального доминирования [8; 10], так же как и с помощью шкалы агрессии [42].
Выводы
Результаты разработки 50-пунктной шкалы этнической толерантности выглядят достаточно многообещающими. Полученные данные показали высокую надежность (внутренняя согласованность и ретестовая стабильность) и умеренную конструктную ва-лидность латышской и русской версий 50-пунктной шкалы. Учитывая различающиеся интеркорреляции между вторым и третьим фактором в разных версиях и невысокую нагрузку по этим факторам, возможна редукция шкалы до двух факторов (отрицательная и положительная подшкалы) с 38 утверждениями, которая может стать хорошей альтернативой.
В то же время понятие толерантности в социальной психологии выглядит недостаточно разработанным теоретически. Эта модель должна вобрать в себя значительную часть исследований по социальным стереотипам, предрассудкам, социальной дискриминации и других подобных явлений для более целостного описания и более точного измерения явлений ксенофобии и нетерпимости к другим людям.
ЛИТЕРАТУРА
1. Ekehammar B., Akrami N., Fan Y.-W. Ethnic Prejudice: A Combined Personality and Social Psychology Model // Individual Differences Research. - 2009. - Vol. 7 (4). - P. 255-264.
2. Martin J. G. The tolerant personality. - Detroit, MI : Wayne State University Press, 1964.
3. Thibaut J. W, Kelley H. H. The Social Psychology of Groups. - New York : Wiley, 1959.
4. Barrett M., Oppenheimer L. Findings, theories and methods in the study of children's national identifications and national attitudes // European Journal of Developmental Psychology. - 2011. - Vol. 8(1). - P. 5-24
5. Adorno T. W., Frenkel-Brunswik E., Levin-son D. J., Sanford R. N. The authoritarian personality. - New York : Harper & Brothers, 1950.
6. Ekehammar B., Akrami N., Gylje M., Zakris-son I. What matters most to prejudice: Big Five personality, Social Dominance Orientation, or Right-Wing Authoritarianism? // European Journal of Personality. - 2004. - Vol. 18 (6). - P. 463-482.
7. Altemeyer B. Enemies of freedom: Understanding right-wing authoritarianism. - San Francisco : Jossey-Bass, 1988.
8. Altemeyer B. The authoritarian specter. -Cambridge, MA : Harvard University Press, 1996.
9. Fazio R. H., Jackson J. R., Dunton, B. C., Williams C. J. Variability in automatic activation as an unobtrusive measure of racial attitudes: A bona fide pipeline // Journal of Personality and Social Psychology. - 1995. - Vol. 69. -P. 1013-1027.
10. Pratto F., Sidanius J., Stallworth L. M., Malle B. F. Social dominance orientation: A personality variable predicting social and political attitudes // Journal of Personality and Social Psychology. - 1994. - Vol. 67. - P. 741-763.
11. Akrami N., Ekehammar B., Araya T. Classical and modern racial prejudice: A study of attitudes toward immigrants in Sweden // European Journal of Social Psychology. - 2000. -Vol. 30. - P. 521-532.
12. Sidanius J., Pratto F. Social dominance: An intergroup theory of social hierarchy and oppression. - Cambridge, England : Cambridge University Press, 1999.
13. Reynolds K. J., Turner J. C., Haslam S. A., Ryan M. K. The role of personality and group factors in explaining prejudice // Journal of Experimental Social Psychology. - 2001. -Vol. 37. - P. 427-434.
14. Whitley B. E. Right-wing authoritarianism, social dominance orientation, and prejudice // Journal of Personality and Social Psychology.
- 1999. - Vol. 77. - 126-134.
15. Guimond S., Dambrun M., Michinov N., Du-arte S. Does social dominance generate prejudice? Integrating individual and contextual determinants of intergroup cognitions // Journal of Personality and Social Psychology. - 2003. - Vol. 84. - P. 697721.
16. Berry J. W., Trimble J. E., Olmedo E. L. Assessment of acculturation // Field methods in cross-cultural research / Eds. W. J. Lonner, J. W. Berry. - Beverly Hills, CA : Sage, 1986.
- P. 290-327.
17. Berry J. W, Poortinga Y. H, Segall M. H, Da-sen P. R. Cross-cultural psychology: Research and applications. - 2nd ed. - Cambridge : Cambridge University Press, 2002.
18. Mikulincer M., Shaver P. R. Boosting Attachment Security to Promote Mental Health, Prosocial Values, and Inter-Group Tolerance // Psychological Inquiry. - 2007. - Vol. 18 (3). -P. 139-156.
19. APA Dictionary of Psychology / Ed. G.R. Van-denBos. - Washington, DC : American Psychological Association, 2007.
20. Prislin R., Filson J. Seeking Conversion Versus Advocating Tolerance in the Pursuit of Social Change // Journal of Personality & Social Psychology. - 2009. - Vol. 97 (5). - P. 811-822.
21. Mummendey A., Wenzel M. Social discrimination and tolerance in intergroup relations: Reactions to intergroup difference // Personality and Social Psychology Review. - 1999. -Vol. 3. - P. 158-174.
22. Graumann C. F. Xenophobia: A challenge for social psychology : Invited lecture presented at the 9th East-West Meeting of the European Association of Experimental Social Psychology in Munster, Germany, May 1992.
23. Breslavs G., Abele U., Derjabo L., Pisinska I., Roze J. Vai mes esam iecietlgi? Sabie-drlbas etniskas iecietlbas monitoringa metodikas izveide = Are we tolerant? Elaboration of ethnic tolerance assessment scale for societal monitoring. - Riga : Salus, 2008.
24. Tajfel H., Turner, J. C. The social identity theory of intergroup behavior // Psychology of intergroup relations / Eds. S. Worchel & W. G. Austin. - 2nd ed. - Chicago, IL : Nelson-Hall Publishers, 1986. - P. 7-24.
25. Sherif M. Group conflict and cooperation: Their social psychology. - London : Routledge & Kegan Paul, 1966.
26. Tajfel H. Individuals and groups in social psychology // British Journal of Social and Clinical Psychology. - 1979. - Vol. 18. - P. 183-190.
27. Tajfel H. Experiments in intergroup discrimination // Scientific American. - 1970. -Vol. 223, № 5. - P. 96-102.
28. Tajfel H., Billig M. G. Bundy R. P., Flament C. Social categorization and intergroup behaviour // European Journal of Social Psychology. -1971. - Vol. 1. - P. 149-178.
29. Brewer M. B. The social self: On being the same and different at the same time // Personality and Social Psychology Bulletin. -1991. - Vol. 17. - P. 475-482.
30. Brewer M. B. The psychology of prejudice: Ingroup love or outgroup hate? // Journal of Social Issues. - 1999. - Vol. 55(3). - P. 429444.
31. Stephan W. G., Stephan C. Predicting prejudice // International Journal of Intercultural Relations. - 1996. - Vol. 20 (3/4). - P. 409426.
32. Stephan W. G., Stephan C. W. An integrated threat theory of prejudice // Reducing prejuice and discrimination / Ed. S. Oskamp. - Hillsdale, NJ : Erlbaum, 2000. - P. 23-46.
33. Stephan W. G, Stephan C. W. Intergroup anxiety // Journal of social issues. - 1985. -Vol. 41 (3). - P. 157-175.
34. Ho С., Jackson J. W. Attitude Toward Asian Americans: Theory and Measurement // Journal of Applied Social Psychology. - 2001. -Vol. 31 (8). - P. 1553-1581.
35. Islam M. R., Hewstone M. Dimensions of contact as predictors of intergroup anxiety, perceived out-group variability, and out-group attitude: An integrative model // Personality and Social Psychology Bulletin. - 1993. - Vol. 19.
- P. 700-710.
36. Voci A., Hewstone M. Intergroup contact and prejudice towards immigrants in Italy: The mediational role of anxiety and the moderational role of group salience // Group Processes and Intergroup Relations. - 2003. - Vol. 6.
- P. 37-54.
37. Hassan M. K. A study of ethnocentrism, prejudice and related personality factors in Hindu and Muslim college students // Psychologia. -1978. - Vol. XXI. - P. 150-154.
38. Eagly A. H., Mladinic A. Are people prejudiced against women? Some answers from research on attitudes, gender stereotypes, and judgments of competence // European Review of Social Psychology. - 1994. - Vol. 5. - P. 1-35.
39. Spencer-Rodgers J., McGovern T. Attitudes toward the culturally different: the role of intercultural communication barriers, affective responses, consensual stereotypes, and perceived threat // International Journal of Intercultural Relations. - 2002. - Vol. 26 (6). -P. 609-631.
40. Breslavs G., Tyumeneva J. Is Hate an opposite to Love? // 14th European conference on Personality (Tartu, Estonia, July 16-20, 2008). - Tartu University Press, 2008. -P. 102.
41. Бреслав Г. Ненависть как предмет психологического исследования // Вопросы психологии. - 2011. - № 2. - С. 138-148.
42. Buss A. H., Perry M. The Aggression Questionnaire // Journal of Personality and Social Psychology. - 1992. - Vol. 63. - P. 452-459.
Информация об авторе
Бреслав Гершон Моисеевич - ассоциированный профессор Балтийской международной академии, доктор психологических наук, хабилитированный доктор Латвии, г. Рига, Латвия, e-mail: g_bresl@latnet. lv.
Библиографическое описание статьи
Бреслав Г. М. Восстановление целостного подхода к изучению этнической толерантности // Вестник Омского университета. Серия «Психология». - 2017. - № 1. - С. 17-31.
Information about the author
Breslavs Gershons - Associate Professor, Baltic International Academy, LR Dr. Habilitatis Psychology, Riga, Latvia, E-mail: g_bresl@latnet.lv.
Bibliographic description
Breslav G.M. Restoring of holistic approach to the study of ethnic tolerance. Herald of Omsk University. Series "Psychology", 2017, no. 1, pp. 17-31. (In Russian).
