CC BY
92
Кирилл Истомин, Ирина Ильина, Олег Уляшев
Восприятие цвета у русско- и комиязычного
населения Республики Коми:
еще раз к вопросу о связи языка и мышления1
Вопрос о врожденности или языковой заданности категорий мышления — один из самых дискуссионных в рамках проблемы «язык / мышление». Ранее предполагалось, что цветовые термины обусловлены цветовосприятием. Новейшие исследования среди русско- и англоязычных респондентов показали, что терминологическое различение синего и голубого ускоряет дифференциацию объектов таких цветов. Нами рассматривалось влияние языка на биологическое различение теплых и холодных цветов в сопоставлении скорости цветоразличения носителями русского и коми. В коми существуют общие термины для желтого, зеленого и для синего, голубого. Вследствие языковых различий, русские быстрее отличают синие объекты от голубых, а желтые от зеленых, чем коми, отличающие желтые объекты от зеленых быстрее, чем синие от голубых.
Ключевые слова: цветовосприятие, язык и мышление, термины цвета, финно-угорские языки, славянские языки, коми, русские.
Введение
Проблема соотношения языка и мышления является, пожалуй, одной из самых обсуждаемых в европейской лингвистике, культурологии и психологии. Эта проблема включает следующие вопросы. Как и в какой мере наше мышление является естественно-языковым? Всегда ли мы мыслим на каком-то конкретном живом языке? Если всегда, то насколько наше мышление определяется языком, на котором мы мыслим, его лексическим составом и грамматическим строем? Различаются ли мышление и поведение людей, говорящих и думающих на разных языках? И если да, то нельзя ли культурные и поведенческие различия между народами свести к языковым? Этими вопросами в Европе начали задаваться как минимум с XVIII в., и они продолжают обсуждаться до сих пор.
Вплоть до второй половины прошлого (двадцатого) столетия на все вышеуказанные вопросы исследователи были склонны давать положительные ответы. Так, немецкий философ и культуролог Иоганн Гот-фрид Гердер во второй половине XVIII в.
Кирилл Владимирович Истомин
Институт языка, литературы и истории Коми научного центра УрО РАН, Сыктывкар [email protected]
Ирина Васильевна Ильина
Институт языка, литературы и истории Коми научного центра УрО РАН, Сыктывкар [email protected]
Олег Иванович Уляшев
Институт языка, литературы и истории Коми научного центра УрО РАН, Сыктывкар [email protected]
Представленное в настоящей работе исследование было выполнено при совместной поддержке Российского гуманитарного научного фонда и Министерства экономического развития Республики Коми, грант № 14-11-11001.
утверждал: «Язык — это общее достояние, которое несет в себе формы мысли, и люди мыслят только в языке и с помощью языка. Всякий знает, что "думанье" (Denkung) есть просто внутренний монолог на родном языке»1 [Herder 1955: 8]. В первой половине XX столетия эти идеи оформились в так называемую гипотезу языковой относительности, основные положения которой были наиболее полно развиты в 1930-х гг. Бенджамином Уорфом в ряде журнальных статей. Поскольку Уорф приписывает авторство существенной части своих идей своему учителю Эдварду Сепиру, указанную гипотезу часто называют также гипотезой Сепира — Уорфа. Существует несколько вариантов этой гипотезы. Согласно варианту, разработанному самим Уорфом, «человеческое мышление имеет естественноязыковой характер», т.е. «[м]ышление происходит на конкретном языке: английском, санскрите, китайском и т.д.» [Whorf 1956: 283]. Иным человеческое мышление быть не может, поскольку именно язык дает набор понятий (категорий мышления), с помощью которых человек структурирует и категоризи-рует свое восприятие действительности. Более того, в грамматике конкретного языка содержится набор приемов, с помощью которых эти понятия связываются между собой, образуя посылки, над которыми впоследствии человек может совершать логические и псевдологические операции. Иными словами, для осмысления воспринимаемой действительности человек должен сначала разложить воспринимаемое по категориям (выразить в форме понятий, таких как «человек», «дом» и т.д.), а затем связать для себя эти категории в посылки (например, «человек заходит в дом»). И категории, и способ увязывания их в посылки имеют, согласно Уорфу, языковое происхождение [Whorf 1956: 71]. Более того, поскольку языки различаются как набором присутствующих в них категорий (понятий), так и грамматикой, то их носители по-разному категоризируют воспринимаемый ими мир, а значит, как их восприятие мира, так и мышление о нем будут различны. Как утверждал Уорф, «сквозь призму языка они воспринимают разные миры» [Ibid.: 77]. Позднее были предложены и более «мягкие» варианты гипотезы языковой относительности, согласно которым естественный язык и его категории оказывают влияние на мышление (степень этого влияния по мнению разных авторов может быть различна), но не определяют его.
В качестве одного из примеров влияния языка на восприятие мира сторонники теории языковой относительности часто приводили восприятие цвета и его связь с принятой в языке категоризацией цветов. Эту связь впервые отметил этнограф
1 Здесь и далее перевод наш.
и психолог Вильям Риверс, часто называемый основателем кросскультурной психологии [Berry et al. 2002]. В 1898 г., во время своей экспедиции на острова Торресова пролива, Риверс заметил, что цветовосприятие аборигенов явно отличалось от европейского. В частности, аборигены считали, что дневное небо — черного цвета. Они утверждали, что его цвет тот же, что у прогоревших углей и у кожаной обложки записной книжки Риверса. Более того, они считали, что небо не меняет цвет ото дня к ночи, что оно вечно и неизменно, а сомнения Риверса в этом факте считали чуть ли не признаком сумасшествия. Причиной этого, как определил Риверс, была цветовая терминология их языка, включающая всего три цвета — белый, красный и черный [Rivers 2012], причем голубой цвет включался ими в семантическое поле «черного».
Начиная с 1950-х гг. теория языковой относительности начала подвергаться критике (см., например: [Lenneberg 1953]) и с 1960-х гг. уступила место теории языкового универсализма, обычно ассоциирующейся с универсальной грамматикой Ноама Хомского [Chomsky 1965; Hauser, Chomsky, Fitch 2002; см. также: Cook 2007]. Согласно этой теории, категории мышления и способы их увязки в посылки не порождаются языком, а заложены в саму структуру человеческого мозга, т.е. врожденны. Иными словами, если и можно сказать, что человек мыслит на языке, то это не какой-то конкретный язык, например русский, английский или китайский, а единый для всех людей естественный язык человеческого мышления, «ментализ»1, как назвал его знаменитый психолог Джерри Фодор [Fodor 1975]. Конкретные же языки служат лишь для оформления мыслей на «ментализе» в звуки, удобные для коммуникации. Для этого каждый естественный язык имеет систему звуковых символов для более или менее успешного обозначения системы понятий «ментализа» и грамматику, более или менее успешно передающую связи между понятиями на «ментализе», т.е. универсальную грамматику Хомского. Таким образом, все естественные языки представляют собой способы передачи высказываний на едином врожденном языке «ментализе», подлинном языке мышления. Именно поэтому, согласно сторонникам этой теории, мы и можем более или менее адекватно переводить с языка на язык. И именно поэтому глухой от рождения человек, не освоивший ни одного языка, в том числе и языка жестов, все-таки может мыслить [Pinker 2007: 44—73].
Одним из решающих аргументов против языкового релятивизма и в пользу языкового универсализма стало в тот период
1 Mentalese, т.е. язык мысли.
исследование Брента Берлина и Поля Кея [Berlin, Kay 1969]. Особая роль этого исследования связана с тем, что его авторы попытались продемонстрировать ущербность теории языковой относительности на одном из самых характерных для нее примеров: на терминологии цвета и ее влиянии на сознание. В исследовании приняли участие носители 22 неродственных языков, в каждом из которых исследователи прежде всего установили названия всех существующих в нем базовых категорий цвета. Информаторам — носителям указанных языков предлагалось выбрать из 329 разноцветных карточек, составляющих так называемый цветовой набор Манселла, те, которые в наибольшей степени соответствуют основным цветам этих категорий (например, выбрать «самую синюю карточку»). После этого информаторов просили выбрать все карточки, цвет которых, по их мнению, можно было бы отнести к данной категории (например, все карточки, цвет которых можно назвать синим). Таким образом, для каждой цветовой категории соответствующего языка устанавливался ее цветовой прототип (т.е. центр категории) и ее цветовые границы. Наиболее важным фактом, установленным Берлином и Кеем в результате исследования, было то, что хотя количество категорий цвета в разных языках различается, прототипы наличествующих категорий во всех языках совпадают.
Таких прототипов, как утверждали Берлин и Кей, всего одиннадцать. В русском языке им соответствуют категории «белый», «черный», «зеленый», «желтый», «синий», «коричневый», «пурпурный», «розовый», «оранжевый» и «серый»1. Язык может не иметь названий для некоторых из этих прототипов, но все названия, которые имеются в данном языке, будут иметь прототипы из этого набора. Вместе с тем границы категорий цвета значительно различаются между языками в зависимости от количества категорий. Например, если в языке нет категории синего цвета, то носители такого языка обычно включают синие карточки в категорию «черный» (т.е. считают их «оттенками» черного цвета), хотя прототипом этой последней категории все равно служит чернильно-черная карточка [Berlin, Kay 1969: 17— 20]. Кроме того, Берлин и Кей установили, что цветовые категории отнюдь не случайным образом распределяются по прототипам. Так, если в языке существует всего две цветовых категории (языков с меньшим количеством цветовых категорий просто не существует), то это обязательно категории белого и черного цветов; если в языке имеется три цветовые категории, то это обязательно черный, белый и красный цвета; и т.д. Берлин и Кей предположили, что обнаруженные ими универсалии отражают
В своем труде Берлин и Кей использовали, разумеется, английские термины для этих категорий.
закономерность развития в языке цветовой терминологии, которая также обусловлена биологическими причинами. Так, развитие цветовой терминологии начинается с развития базового различия между холодными и теплыми цветами, которое наиболее биологически задано. Центрами холодной и теплой категорий становятся черный и белый прототипы соответственно. Далее развитие идет от более очевидных к менее очевидным с биологической точки зрения различиям [Berlin, Kay 1969]. Чуть позже под эту теорию была подведена биологическая основа, учитывающая физиологию цветового восприятия у человека [Bornstein 1975; Kay, McDaniel 1978; Kay, Berlin, Merrifield 1991].
Модель Берлина и Кея сразу после ее опубликования была очень благожелательно воспринята как лингвистами, так и антропологами, а позже и нейрофизиологами [Saunders 1995: 20— 21]. Однако уже в 1970-х — начале 1980-х гг. в этой модели выявился ряд существенных недостатков. Так, достаточно быстро выяснилось, что базовые цветовые категории, которые можно обнаружить в различных языках мира, не исчерпываются теми одиннадцатью, что были выявлены в исследовании Берлина и Кея. К ним следует добавить, например, присутствующую во многих языках, включая русский, категорию голубого цвета. Поэтому в более поздних версиях модели Кей, Берлин и их последователи уже допускали, что базовых категорий может быть больше одиннадцати, но по крайней мере шесть из них — черный, белый, красный, желтый, зеленый, синий — универсальны (т.е. их прототипы совпадают во всех языках) и, видимо, биологически обусловлены [Kay, Berlin, Merrifield 1991; MacLaury 1992]. Более серьезным испытанием для теории Берлина — Кея стало существование языков, в которых в одну цветовую категорию входят желтый и зеленый, а иногда даже — желтый, зеленый и синий цвета при одновременном наличии терминов для черного, белого и красного цветов. В таких языках существует категория, которая объединяет холодные (зеленый и синий) и теплые (желтый) прототипы и, таким образом, игнорирует различие между холодными и теплыми цветами, которое Берлин, Кей и их последователи считают базовым и биологически заданным [Kay, Berlin, Merrifield 1991]. Это, в свою очередь, указывает на гораздо большую свободу цвето-обозначений, чем предполагали Берлин и Кей, и ставит под сомнение их основной вывод о биологической детерминированности языковых цветовых категорий.
Более того, со второй половины 1980-х гг. все больше нареканий стал вызывать сам исследовательский подход, лежащий в основе модели Берлина и Кея. По мнению критиков, многие из которых были антропологами (в широком западном понимании этого слова), в основе этого подхода лежат имплицит-
ные постулаты, которые справедливы только для носителей европейских языков и культур (или даже только для носителей английского языка и англо-американской культуры), но не для всего человечества. Иными словами, подход, на котором основана эта модель, является европоцентристским (см., например: [Saunders 1995; 2000; Lucy 1997; Wierzbicka 2006; 2008]). Эти имплицитные постулаты включают: 1) представление, что цвет всегда воспринимается и мыслится отдельно от остальных качеств объекта и образует таким образом независимую семантическую область (домен) со своими специфическими категориями как в языке [Lucy 1997; Wierzbicka 2008], так и в восприятии и мышлении [Saunders, van Brakel 1997]; 2) представление, что категории цвета всегда должны покрывать отдельные и непересекающиеся области цветовой системы Манселла, т.е. что категоризация цветов должна быть основана одновременно на их оттенке, яркости и сатурации (насыщенности) и только на них [Saunders 1995; 2000]; 3) представление, что категориям цвета в языке всегда соответствуют отдельные лексемы, грамматической ролью и коннотациями которых можно в целях сравнения пренебречь [Lucy 1997]1.
Критиками была продемонстрирована неверность всех этих постулатов в случае отдельных языков и даже языковых групп. Было показано, что в целом ряде языков отсутствует отдельная категория цвета и визуально воспринимаемые качества предметов категоризируются по признакам, включающим, например, одновременно цвет и текстуру, влажность или даже потребительские качества, такие как свежесть (см., например, обсуждение «цветовых» категорий языка хануноо в [Lucy 1997: 324—325]; также см.: [Wierzbicka 2006; 2008]). Там, где отдельные цветовые категории все-таки присутствуют, они могут обладать определенными коннотациями, которые могут повлиять на их обнаружение и, главное, их сравнение с категориями в других языках. Например, в языке могут быть различные термины для обозначения желтого цвета у предметов, которые изначально имели этот цвет, и желтого (и серого) цвета предметов, которые изначально желтыми не были, но приобрели этот цвет, например от старости или в процессе созревания [Lucy 1997: 335—336]. Если прототипы этих категорий не совпадают, а границы пересекаются, то как их сравнивать с категориями
Кроме того, модель Берлина и Кея критиковали за неэтичность предложенной эволюционной схемы, позволяющей делить языки на «развитые» и «неразвитые» по количеству имеющихся в них цветовых категорий [Saunders 1995; 2000]. Критиковался методологический подход, использовавшийся исследователями, в частности невнимание к ситуативному характеру использования терминов [Lucy 1997], известная ненатуральность экспериментов с цветными карточками [Lucy 1997; Saunders 1995] и даже использование статистических методов обработки материала, нивелирующих различия между результатами тестов с отдельными информаторами [Saunders 1995]. Эту часть критики мы здесь не рассматриваем за недостатком места.
других языков? Более того, «цветовые» категории могут базироваться, например, лишь на яркости и игнорировать оттенок и сатурацию отражаемого предметом света [^егеЫска 2006]. Интересно, что последний факт использовался и некоторыми сторонниками модели Берлина — Кея. Так, Роберт МакЛаури [МасЬашу 1992] выдвинул предположение, что существование языков с желто-зеленой и желто-зелено-синей базовыми категориями цвета, труднообъяснимое в рамках этой модели (см. выше), объясняется тем, что эти категории отражают не оттенок, а яркость. Иными словами, хроматическая категория, объединяющая желтый и зеленый цвета, на самом деле означает для носителей таких языков что-то вроде «цвет средней яркости» и в этом смысле сильно отличается от других хроматических категорий, означающих оттенки. По мнению Мак-Лаури, данный термин в этих языках возник в ту эпоху, когда там существовало всего две категории цвета, белый и черный, и предназначался для обозначения оттенков этих категорий, наиболее сильно отличавшихся от их прототипов. Этот термин сохранился и до сих пор используется наравне с обозначениями «подлинных» категорий цвета, препятствуя, однако, формированию отдельных категорий для желтого и зеленого.
Заметим, что указанная критика, вообще говоря, не опровергает существования врожденных категорий и не доказывает полностью языкового характера категорий восприятия и мышления ни вообще, ни даже в частном случае восприятия цвета. На самом деле, отнюдь не все критики модели Берлина — Кея сами были сторонниками языкового релятивизма1. Скорее выдвинутая ими критика показала, во-первых, что хроматическая терминология не является наиболее удобным полем для поиска универсальных семантических категорий и, во-вторых, что поиск универсальных семантических категорий не является наиболее подходящим методом для разрешения спора между сторонниками языкового релятивизма и языкового универсализма. Действительно, универсальность семантической категории доказать очень трудно, и, более того, маловероятно, что некой категории ментализа (если он существует) будут во всех языках соответствовать лексемы с абсолютно одинаковым семантическим полем и характером использования. Благодаря
Из процитированных нами трех наиболее известных ее критиков таковым можно считать лишь Джона Люси, да и то с оговорками. Барбара Саундерс, явно склонявшаяся к теоретическим воззрениям Джеймса Гибсона, ставила, скорее всего, под сомнение роль категорий и репрезентаций как таковых в мышлении (точнее поведении) человека, а значит, вопрос о связи языка и мышления в обсуждаемом нами виде для нее вряд ли вообще стоял. Наконец, Анна Вежбицка, хоть и является убежденной сторонницей языкового характера мышления, признает и существование языковых универсалий (правда, не в сфере цветовосприятия), которые, более того, играют важную роль в ее теоретических воззрениях.
всему этому с конца 1990-х гг. интерес психолингвистов к цветовой терминологии и межкультурным различиям в ней пошел на спад, хотя полностью эта тема из сферы внимания научного сообщества отнюдь не выпала.
Однако в исследовании связи языка и сознания возможен и иной подход, основанный на сравнении неязыкового поведения носителей различных языков, а именно тех его аспектов, которые связаны с различающимися в этих языках категориями. Такое сравнение не требует глобальных обобщений. Действительно, используя такой подход, мы проверяем не то, ведет ли единство категорий человеческого мышления, на котором настаивают универсалисты, к сходству между существующими языковыми категориями, а наоборот, то, ведут ли различия в языковых категориях к различиям в мышлении, отражающимся в различиях при решении неязыковых задач. Если люди и правда мыслят на едином для всех ментализе, то таких различий ожидать не следует и их демонстрация будет доказательством влияния языка на сознание и участия языковых категорий в невербальном мышлении. Различия в категоризации цветов как нельзя лучше подходят для исследований в рамках такого подхода, поскольку, благодаря описанным исследованиям второй половины прошлого века, эти различия хорошо изучены и, более того, разница в цветовосприятии может быть легко показана при решении невербальных задач. Не удивительно поэтому, что исследования такого рода также имеют свою историю. Так, целый ряд исследований [Heider, Olivier 1972; Kay, Kempton 1984; Davies et al. 1998; Roberson, Davies, Davidoff 2000; Pilling, Davies 2004; Roberson et al. 2005] показали, что люди гораздо лучше запоминают разницу в цвете объектов в том случае, если цвета этих объектов обозначаются различными терминами в их языке, и что при выполнении заданий на сортировку люди воспринимают объекты, окрашенные в оттенки одного и того же с точки зрения их языка цвета, как более похожие друг на друга.
Недавнее исследование Уинауэра и коллег [Winawer et al. 2007] продемонстрировало влияние языковых категорий на восприятие разницы между цветовыми оттенками. В их эксперименте англоязычным и русскоязычным участникам показывали на экране компьютера комбинации из трех квадратиков различных оттенков того цвета, который в английском языке называется синим (blue). Напомним, что в английском языке, в отличие от русского, нет отдельной категории голубого цвета и голубые оттенки находятся в границах синей категории. Один из квадратиков располагался в верхней части экрана, а два других — в нижней. Участников просили выбрать из двух квадратиков в нижней части экрана тот, который совпадал по цвету с квадратиком в верхней части. В случае, когда все квадратики
были окрашены в разные оттенки одного цвета с точки зрения как английского, так и русского языка, между участниками эксперимента не было заметной разницы в решении этого задания. Однако когда один из квадратиков в нижней части экрана был синим, а другой голубым, средняя скорость выполнения задания русскими была значительно выше, чем англичанами. Исследователи объяснили полученный результат тем, что для русских один из квадратиков в нижней части экрана был иного цвета, чем квадратик в верхней части, в то время как для англичан все квадратики были одного цвета, хотя и разных оттенков, и им приходилось дольше анализировать эти оттенки, дабы понять, какой из них в наибольшей степени отличен от других. Это показывает, что не просто в языке, но и в мышлении русских есть цветовая категория, которой нет у англичан.
Однако, хотя эти результаты наносят серьезный удар по гипотезе языкового универсализма, этот удар, на наш взгляд, все-таки не окончателен, поскольку упомянутые исследования не доказывают отсутствия врожденных категорий цветового восприятия. Напомним, что с точки зрения последней, нейролингви-стической версии теории Берлина — Кея, голубая цветовая категория и различение синего и голубого цветов не являются «врожденными». Поэтому сторонники этой теории могут сказать, что в экспериментах Уинауэра и коллег русские участники просто могли использовать категориальный аппарат своего языка для более быстрого решения задачи, не решаемой в рамках естественных категорий. Нам представляется, что действительно решающим испытанием для теории Берлина — Кея (и гораздо более серьезной проверкой для теории универсализма вообще) стала бы демонстрация обнаруженного группой Уинауэра эффекта в случае языковых категорий, «перекрывающих» те цветовые различия, которые сторонники этой теории считают врожденными. Особенно это касается категорий, объединяющих теплые и холодные оттенки, а именно желто-зеленой и желто-зелено-синей категорий, само существование которых в некоторых языках являет собой, как было описано выше, проблему для теории Берлина — Кея. Если будет показано, что объединение желтого и зеленого цвета в одну языковую категорию вызывает точно такую же задержку в распознавании этих цветов, как и объединение в одну категорию голубого и синего цвета, то придется признать, что, во-первых, желто-зеленая категория является в таких языках категорией цветового мышления (а значит, тезис МакЛаури о нецветовом характере этой категории является несостоятельным) и, во-вторых, что в физиологии человека нет ничего, что заставляло бы его различать холодные и теплые оттенки в большей мере, чем два холодных оттенка. Это, в свою очередь, привело бы к окончательному крушению нейролингвистической модели Берлина — Кея.
Коми-зырянский язык и его система хроматических категорий
Наше исследование имело целью провести указанную проверку на носителях одного из языков с желто-зеленой хроматической категорией, распространенного на территории нашей страны, а именно коми-зырянского языка (известного также как язык коми). Это язык коренного населения Республики Коми в составе Российской Федерации. По данным последней всероссийской переписи, на нем говорят примерно 280 000 человек. Коми-зырянский язык принадлежит к пермской группе финно-угорской ветви уральской языковой семьи [Хайду 1985]. Помимо коми-зырянского и коми-пермяцкого, в эту группу входит и удмуртский язык. Как это характерно для всех национальных меньшинств России, подавляющее большинство носителей языка коми двуязычно и активно пользуется вне дома наряду с коми русским языком. Дети из комиязычных семей рано осваивают русский язык, который является единственным языком обучения в Республике Коми, начиная с младшей школы. Распространению русского языка также способствуют масс-медиа, в основном работающие на этом языке. Все это вызывает достаточно активные процессы языковой ассимиляции. Тем не менее около 70 % коми считают коми-зырянский язык своим родным и более половины коми, согласно опросам, разговаривают дома исключительно на нем.
В большинстве диалектов коми-зырянского языка, а также в так называемом литературном языке коми, на котором вещают национальные телевидение и радио и выходят книги и газеты, зеленый и желтый цвета обозначаются одним термином — виж. Этот термин обладает всеми признаками базовой цветовой категории, введенными Берлином и Кеем [Berlin, Kay 1969]: он монолексичен, несводим к другим, изолирован. Существуют, впрочем, и коми-зырянские диалекты, где для желтого и зеленого используются разные термины. Различные термины для желтого и зеленого существуют также в родственных коми-зырянскому коми-пермяцком и удмуртском языках. Помимо объединения в одну языковую категорию желтого и зеленого, коми язык, подобно всем другим финно-угорским и большинству европейских языков, объединяет в одну категорию лоз голубой и синий цвета.
Изучение категоризации цветов в коми-зырянском языке проводилось в основном с использованием описательных квалитативных методов [Уляшев 1999; 2011; 2013]. Предметом изучения при этом становились скорее использование и роль цветовых категорий в устном народном творчестве, прикладном искусстве и мифологических представлениях коми [Уляшев 1999], нежели их влияние на восприятие. Существовали лишь
единичные исключения. Так, в 2009 г. лингвист Елена Рябина провела исследование цветовых категорий в языке коми по методу Берлина — Кея с помощью цветных карточек [Рябина 2011]. Ее исследование охватило чуть больше 60 информаторов и позволило установить прототипы и границы категорий. По результатам исследования Рябиной, прототипом категории виж в коми-зырянском языке является ярко-желтый цвет, а ее границы охватывают оттенки вплоть до темно-зеленого. В том же исследовании было установлено, что прототипом категории лоз (синий) в языке коми является темно-синий цвет, а ее границы включают оттенки вплоть до светло-голубого. Таким образом, эта категория практически полностью совпадает с таковой в английском и прочих европейских языках [Там же: 75— 81]. Вместе с тем следует заметить, что коми, подобно всем другим народам, лексически выделяют внутри цветовых категорий оттенки, которые могут совпадать с имеющимися в русском языке категориями цвета. Так, зеленый цвет коми могут назвать турунвиж (досл. 'травянисто-виж' < турун 'трава'), а желтый — кольквиж (досл. 'яично-виж' < кольк 'яйцо')1; последний термин, впрочем, используется редко, видимо потому, что желтый цвет сам выступает прототипом категории виж. Точно так же голубой цвет коми могут назвать кельыдлоз 'светло-лоз'. Составной характер этих терминов при наличии несоставных категорий виж и лоз, к которым коми эти составные термины относят, не оставляет сомнений в том, что речь тут не идет о базовых категориях.
В 2010 г. психологи Сыктывкарского государственного университета О.А. Гончаров и Н.Н. Князев повторили на материале коми-зырянского языка эксперимент Уинауэра, сравнив русско- и комиязычных участников по скорости выделения голубого цвета среди разных оттенков синего. В этом исследовании они тщательно скопировали экспериментальный протокол Уинауэра и коллег. Несмотря на то что исследователи задействовали достаточно небольшую выборку комиязычных участников, которая к тому же состояла из школьников старших классов, т.е. достаточно ассимилированную в языковом отношении группу, им удалось убедительно реплицировать на ней результаты сравнения русских и англичан [Гончаров, Князев 2010]. Насколько нам известно, более никаких исследований цветовой категоризации и ее влияния на сознание на базе языка коми не проводилось.
1 Существует большая группа названий с виж, связанных с «теплыми» оттенками: красно-оранжевый — мырдвиж 'густой, плотный виж'; ярко-оранжевый, желто-оранжевый — мырпомвиж 'морошково-виж'; темно-оранжевый, красно-коричневый — коч кудз виж '[цвета] заячьей мочи виж'; но и сине-зеленый — лоз-виж, желто-зеленый — льом чаз виж '[цвета] черемуховой косточки виж' и т.д.
Подход, гипотезы, задачи исследования
Основной целью нашего исследования было проверить, является ли присутствующая в языке коми категория виж нехроматической категорией яркости, объединяющей две категории цвета, тенденция различения которых у человека врожденна (как это утверждал МакЛаури [МасЬашгу 1992]), или это все-таки хроматическая категория восприятия и мышления, не отличающаяся от других базовых цветовых категорий, имеющихся в данном языке. Наиболее простой способ решить эту задачу состоит в том, чтобы установить, вызывает ли у коми существование данной категории эффект замедления скорости выбора желтого объекта из зеленых (или зеленого объекта из желтых) по сравнению с носителями русского языка, в котором существуют отдельные желтая и зеленая категории, — эффект, аналогичный тому, что выявляется у носителей языков с объединенной сине-голубой категорией по сравнению с носителями языков, где эти цвета принадлежат к разным категориям. Поскольку наряду с желто-зеленой базовой категорией виж в коми-зырянском языке существует категория лоз, объединяющая синий и голубой цвета, решить указанную задачу можно сравнив поведение носителей коми языка и носителей русского языка, в котором желтый, зеленый, голубой и синий цвета являются отдельными базовыми категориями. Для такого сравнения можно использовать модификацию метода, примененного в экспериментах группой Уинауэра [Winawer е! а1. 2007].
Предположение о статусе желто-зеленой категории виж в языке коми как категории восприятия и мышления, аналогичной другим базовым цветовым категориям языка коми (в том числе сине-голубой категории лоз), ведет к следующим гипотезам относительно результатов сравнения русскоязычных и коми-язычных участников по методу Уинауэра:
Гипотеза 1. Скорость выбора как желтого объекта из зеленых (зеленого из желтых), так и голубого объекта из синих (синего из голубых) в качестве наиболее отличного от других будет существенно ниже среди комиязычных участников по сравнению с русскоязычными.
Гипотеза 2. Скорость выбора желтого объекта из зеленых (зеленого из желтых) и голубого объекта из синих (синего из голубых) среди комиязычных участников различаться не будут.
Напротив, предположение о нехроматическом характере категории виж ведет к предположению, что скорость выбора желтого объекта из зеленых (зеленого из желтых) среди комиязыч-ных участников будет существенно выше, чем скорость выбора голубого объекта из синих (синего из голубых), и примерно
равна скорости выбора желтого объекта из зеленых (зеленого из желтых) среди русскоязычных участников. Таким образом, экспериментальная проверка гипотез 1 и 2 ведет к реализации цели исследования.
Инструментарий, участники и ход исследования
Для проверки описанных гипотез нами был создан компьютерный тест1, основанный на модернизированном экспериментальном протоколе Уинауэра и коллег. В ходе теста на экране компьютера демонстрировались комбинации из шести цветных квадратиков, расположенных по окружности. Участнику требовалось выбрать в каждой комбинации один квадратик, который, по его мнению, наиболее сильно отличается от других. Мы увеличили число квадратиков с трех до шести, чтобы поднять чувствительность теста: поскольку анализ различий между шестью оттенками одного цвета является более трудной задачей, чем анализ различий между тремя оттенками, эффект задержки в нашем эксперименте должен был проявиться более явно. Всего каждому участнику демонстрировалось 160 комбинаций квадратиков. 20 комбинаций состояли из пяти квадратиков, окрашенных в различные оттенки синего (с точки зрения русских) цвета и одного голубого квадратика, 20 комбинаций — из пяти голубых и одного синего, еще 20 комбинаций — из пяти желтых и одного зеленого и, наконец, 20 комбинаций — из пяти зеленых и одного желтого. Остальные 80 комбинаций были одноцветными с точки зрения русского языка: они состояли из шести квадратиков различных оттенков синего (20 комбинаций), голубого (20 комбинаций), желтого (20 комбинаций) и зеленого (20 комбинаций) цветов. В ходе теста комбинации следовали одна за другой в случайном порядке. Чтобы исключить влияние на результаты теста таких факторов, как знакомство с компьютером и опыт работы мышью, участники делали выбор при помощи указки (надо было отметить один из квадратиков на экране). Экспериментатор подтверждал выбор, «кликая» мышью на указанном квадратике. Тестовая программа автоматически фиксировала время, затраченное участником на выбор в каждой из комбинаций, а для многоцветных (с точки зрения русского языка) комбинаций еще и то, действительно ли участник выбрал квадратик, отличающийся от других по цвету.
К эксперименту были привлечены группы русскоязычных и комиязычных участников. Все они были сельскими жителями:
1 Авторы работы выражают благодарность Ивану Ильину за создание необходимого программного обеспечения.
комиязычная группа была набрана в селах Нившера и Больше-луг Корткеросского района Республики Коми, где комиязычное население составляет абсолютное большинство, в то время как русскоязычная группа была набрана в селах Лена и Ирта Ленского района Архангельской области с абсолютным преобладанием русскоязычного населения. Все четыре населенных пункта сопоставимы по размерам, уровню экономического развития, а также численности, занятиям и среднему доходу населения1. Каждая группа состояла из подгруппы участников старше 45 лет (старшая подгруппа) и подгруппы участников в возрасте от 10 до 25 лет (младшая подгруппа). Такой выбор подгрупп был обусловлен нашим стремлением учесть в исследовании возможные эффекты языковой ассимиляции. Действительно, будучи жителями Российской Федерации, комиязычные участники исследования с детства испытывали воздействие государственного (русского) языка и, можно предположить, «русской» цветовой картины мира. Степень этого воздействия, однако, была разной для разных поколений участников. Пожалуй, наиболее важной вехой в этом отношении стала ликвидация национальных школ и перевод всей системы образования на русский язык, произошедшие в Коми АССР в 1977 г.
Введение школьного образования только на русском языке сопровождалось существенным расширением сети дошкольных учреждений с целью привлечения в них как можно большего количества будущих первоклассников, причем работникам дошкольных учреждений было рекомендовано расширить насколько возможно использование в них русского языка и обратить повышенное внимание на подготовку воспитанников к школе. Целью этих рекомендаций, разумеется, было облегчить ученикам восприятие школьной программы на неродном им русском языке. Осуществлявшаяся в дошкольных учреждениях подготовка ребенка к школе включала, помимо прочего, развитие навыков классификации предметов, в том числе по их цветам, а также навыков речевого описания сцен, в том числе с использованием цветовой терминологии, причем в обоих случаях речь идет о цветовых категориях русского языка. Таким образом, младшее поколение комиязычных жителей Республики Коми еще в дошкольный период, т.е. в период формирования языковой картины мира, активно училось различать желтый, зеленый, голубой и синий цвета и пользоваться принятыми в русском языке цветовыми категориями. Исходя из
1 Хотя средний доход на душу населения в Республике Коми в целом выше, чем в Архангельской области, эта разница обусловлена в основном высокими заработками работников нефте- и газодобывающей промышленности Республики Коми. В сельской местности разница в доходах между жителями двух субъектов РФ практически незаметна.
этого, мы посчитали необходимым, помимо общего сравнения комиязычных и русскоязычных участников исследования, отдельно сравнить между собой их старшие группы, чей дошкольный, а у многих и школьный периоды жизни пришлись на время до 1977 г., и их младшие группы, испытавшие на себе (в случае комиязычных участников) раннее воздействие русского языка.
Перед началом исследования каждому участнику задавался вопрос о языке, на котором он (она) говорит дома. Затем каждому информатору разъяснялось тестовое задание в следующей форме:
Возьмите эту указку. Сейчас перед Вами на экране будут возникать разноцветные квадраты. Вам нужно будет каждый раз выбрать один квадратик, который, как Вам кажется, больше всего отличается от других, и показать на него указкой. Если Вам кажется, что все квадратики одинаковые, то покажите на любой из них. Иногда квадратики и вправду будут одинаковые. Скажите, когда будете готовы начать.
Комиязычным участникам это разъяснение давалось на коми-зырянском языке, русскоязычным — по-русски. После окончания теста каждый из них получал в качестве благодарности за участие в эксперименте шоколадку.
Данные, полученные от участника, исключались из дальнейшего анализа в следующих случаях: а) участник принадлежал к группе, набранной в Республике Коми, но заявлял, что разговаривает дома не на языке коми, а на каком-то ином языке (включая русский); б) участник принадлежал к группе, набранной в Архангельской области, но заявлял, что разговаривает дома не на русском, а на каком-то ином языке (случаев, когда этим языком был язык коми, впрочем, не было); в) участник допускал более пяти ошибок в тесте, т.е. не выбирал отличающийся по цвету квадратик в более чем пяти многоцветных (с точки зрения русского языка) комбинациях. Причины исключения из анализа участников, удовлетворяющих условиям а) и б), достаточно очевидны: даже в том случае, когда участник из Республики Коми заявлял, что говорит дома по-русски, его проживание в населенном пункте, где использование языка коми преобладает, могло отразиться на его восприятии и мышлении и вряд ли делало оправданным его включение в одну из групп. Условие в) было принято потому, что множественные ошибки в тесте могли свидетельствовать о том, что участник не услышал либо неправильно интерпретировал тестовое задание. Общий размер допущенной к анализу окончательной выборки составил 114 участников. Их распределение по группам и подгруппам представлено в таблице 1.
Таблица 1
Распределение участников по группам и подгруппам
Старшая подгруппа (старше 45 лет) Младшая подгруппа (младше 25 лет) Всего
Комиязычные участники 28 35 63
Русскоязычные участники 33 18 51
Всего 61 53 114
Полученные результаты
Данные, полученные в результате тестирования, были обработаны в программе SPSS (Statistical Processing for Social Sciences), компьютерной среде, специально созданной для статистического анализа данных социальных наук. Для анализа мы использовали смешанную линейную модель дисперсионного анализа (Mixed ANOVA) с одной зависимой двухуровневой внутригрупповой переменной «цветовосприятие» (среднее время, затраченное на выбор в сине-голубых комбинациях, vs среднее время, затраченное на выбор в желто-зеленых комбинациях) и двумя независимыми двухуровневыми межгрупповыми переменными — язык (русский vs коми) и подгруппа (старшая vs младшая). Анализ эффекта межгрупповых переменных в этой модели позволяет проверить гипотезу 1, а анализ внутригрупповых эффектов — гипотезу 2 нашего исследования. Полученные результаты анализа представлены в таблицах 2 (внутригрупповые эффекты) и 3 (межгрупповые эффекты).
Таблица 2
Внутригрупповые эффекты модели
Источник Сумма квадратов типа III ст.св. Средний квадрат F Значимость
Цветовосприятие (сине-голубой У8 желто-зеленый) ,332 1 ,332 19,744 ,000
Интеракция Цветовосприятие — язык ,161 1 ,161 9,556 ,003
Интеракция Цветовосприя-тие — подгруппа 1,087E-5 1 1,087E-5 ,001 ,980
Интеракция Цветовосприя-тие — язык — подгруппа ,006 1 ,006 ,348 ,556
Ошибка (цветовосприятие) 1,849 110 ,017
Таблица 3
Межгрупповые эффекты модели
Источник Сумма квадратов типа III ст.св. Средний квадрат F Значимость
Свободный член 382,482 1 382,482 1837,902 ,000
Язык 1,642 1 1,642 7,889 ,006
Подгруппа 3,460 1 3,460 16,628 ,000
Интеракция Язык — Подгруппа ,441 1 ,441 2,118 ,148
Ошибка 22,892 110 ,208
Из таблицы 3 видно, что как язык участников, так и их принадлежность либо к старшей, либо к младшей подгруппе оказывали значимое (р<0,01) влияние на их цветовосприятие. Кроме того, как показывает таблица 2, язык информаторов оказывал значимое (р<0,01) влияние на разницу во времени решения участниками сине-голубых и зелено-желтых комбинаций (внутригрупповая переменная модели). Для исследования этих эффектов мы воспользовались методом апостериорных парных сравнений, результаты которых были нами скорректированы поправкой Бониферони1. Полученные в ходе этого исследования результаты нагляднее всего можно представить в графической форме (см. рис. 1). На приведенном графике русскоязычные и комиязычные информаторы представлены отдельными линиями. Чтобы не перегружать график, представлены результаты по группам в целом, без деления их на подгруппы. Точки на линиях показывают среднее время, затраченное членами группы на решение сине-голубых и зелено-желтых комбинаций соответственно.
В численном виде результаты апостериорных парных сравнений по группам и подгруппам представлены в таблицах 4 и 5. Как показывают график и таблица 4, комиязычные участники исследования тратили больше времени на выбор квадратика в обоих видах комбинаций (сине-голубой и желто-зеленой) по сравнению с русскоязычными участниками. Эта разница оказалась особенно значительной при сравнении старших подгрупп участников, однако статистически значимые различия обнаруживаются и при сравнении групп в целом. Этот результат хорошо согласуется с предположением, что русские в обоих
Поправка Бониферони позволяет свести к минимуму риск случайного получения статистически значимых результатов (что, к сожалению, возможно при применении метода парных сравнений) и потому значительно повышает надежность результатов исследования.
сине-голубые комбинации желто-зеленые комбинации
Рис. 1. Основные результаты исследования
случаях выбирали между цветами квадратиков, а коми — между оттенками одного и того же цвета. Разница во времени решения для обоих видов комбинаций между комиязычными и русскоязычными участниками младших подгрупп оказалась статистически незначимой. К обсуждению этого результата мы вернемся чуть позже.
График 1 показывает также, что комиязычные участники исследования тратили больше времени на решение сине-голубых комбинаций по сравнению с зелено-желтыми, что объясняет обнаруженный при анализе вариативности значимый внутри-групповой эффект переменной «язык». Этот вывод целиком подтверждается также результатами парных сравнений по группам и подгруппам, представленными в таблице 5. Как видно из нее, разница во времени, затраченном на решение сине-голубых и желто-зеленых комбинаций, оказалась статистически значимой как в группе комиязычных участников в целом, так и в обеих подгруппах этой группы. Наоборот, среди русскоязычных участников исследования разница во времени решения двух видов комбинаций не была значимой, причем это справедливо как для группы в целом, так и для ее обеих подгрупп. Эти результаты свидетельствуют, по-видимому, о том, что для русскоязычных участников выбор наиболее отличающегося квадратика был одинаково сложен (или, точнее, одинаково прост) в обеих комбинациях. Комиязычным участникам,
Таблица 4
Результаты парных сравнений групп и подгрупп участников по среднему времени решения сине-голубых и желто-зеленых комбинаций
Среднее 95 % дове-
время реше- рительный
ния задания интервал для
комиязыч-ными минус среднее время решения задания русскоязычными Стан- Значимость разности
Задание Группы дартная ошибка Нижняя граница Верхняя граница
Сине- Только
голубые старшие ,311 ,094 ,001 ,124 ,498
комби- подгруппы
нации Только
младшие ,150 ,106 ,162 -,061 ,361
подгруппы
Группы в целом ,230 ,071 ,002 ,090 ,371
Желто- Только
зеленые старшие ,222 ,077 ,005 ,069 ,375
комби- подгруппы
нации Только
младшие ,019 ,087 ,826 -,153 ,192
подгруппы
Группы в целом ,121 ,058 ,041 ,005 ,236
напротив, выбрать наиболее отличающийся квадратик в сине-голубых комбинациях было гораздо сложнее, чем в желто-зеленых.
Таким образом, полученные в нашем исследовании результаты опровергают гипотезу 2, но в целом подтверждают гипотезу 1. Эта гипотеза подтверждается результатами сравнения коми-язычной и русскоязычной групп в целом, а также сравнением их старших подгрупп. В некотором противоречии с указанной гипотезой находятся результаты сравнения младших подгрупп участников. Этот факт может иметь два объяснения:
А) Как указывалось выше, уровень языковой ассимиляции в младшей группе комиязычных участников гораздо выше, чем в старшей. Более того, благодаря особенностям программы дошкольного и школьного обучения эти участники не только
Таблица 5
Результаты парных сравнений групп и подгрупп участников по разнице в среднем времени решения сине-голубых и желто-зеленых комбинаций
Группа Подгруппы Разница среднего времени,затраченного на решение двух видов комбинаций (сине-голубые — желто-зеленые) Стандарт-ная ошибка Зна-чи-мость 95 % доверительный интервал для разности
Нижняя граница Верхняя граница
Коми-язычные Старшая ,124 ,035 ,001 ,055 ,192
Младшая ,144 ,031 ,000 ,082 ,205
Группа в целом ,134 ,023 ,000 ,088 ,180
Русскоязычные Старшая ,035 ,032 ,276 -,028 ,098
Младшая ,013 ,043 ,763 -,073 ,099
Группа в целом ,024 ,027 ,373 -,029 ,077
с раннего детства знакомятся с принятой в русском языке категоризацией цветов, но и приучаются решать задачи на цвето-различение «на русский манер».
Б) Обладая в силу своего молодого возраста большей скоростью реакции и, возможно, будучи лучше знакомыми с компьютерными тестами, молодые участники исследования могли гораздо быстрее выполнять тестовые задания. Обусловленная языком разница между ними в скорости выполнения заданий могла при этом сохраняться, но быть настолько незначительной, что наши исследовательские инструменты просто не смогли ее зафиксировать.
Для того чтобы выбрать одно из этих объяснений, мы сравнили разницу между результатами подгрупп по группам участников. Результаты этого сравнения представлены в таблице 6. Как видно из нее, среди русскоязычных участников скорость решения заданий младшей и старшей группами значительно не различалась, в то время как среди комиязычных участников различия были значительны в обоих видах заданий. Поскольку второе из приведенных выше объяснений основано на возрастных факторах, которые должны действовать одинаково в обеих группах, обнаруженная нами разница между подгруппами свидетельствует против него и в пользу первого объяснения.
Таблица 6
Результаты парных сравнений скорости выполнения тестовых заданий старшей и младшей подгруппами участников по языковым группам
Задание Группа Разница в среднем времени выполнения задания между подгруппами (старшая — младшая) Стандартная ошибка Зна-чи-мость 95 % доверительный интервал для разности
Нижняя граница Верхняя граница
Сине-голубые комбинации Коми-язычные ,336 ,093 ,000 ,151 ,520
Русскоязычные ,175 ,108 ,107 -,038 ,388
Желто-зеленые комбинации Коми-язычные ,356 ,076 ,000 ,205 ,507
Русскоязычные ,153 ,088 ,085 -,021 ,327
Обсуждение полученных результатов
Полученные в ходе нашего исследования результаты показывают, что для коми разница между желтым и зеленым цветами все-таки гораздо больше бросается в глаза, чем разница между синим и голубым, хотя по крайней мере в случае участников старшего возраста и та, и другая разница менее очевидна для них, чем для русских. Иными словами, хотя факт объединения желтого и зеленого цветов в одну языковую категорию, по-видимому, оказывает влияние на распознавание цветов и, следовательно, на мышление комиязычных участников, это влияние все-таки не эквивалентно влиянию языка на распознавание двух холодных цветов (голубого и синего).
Этот результат следует, как нам кажется, считать подтверждением тезиса о врожденном и внеязыковом характере восприятия различий между холодными и теплыми цветами. Судя по всему, как на это указывали физиологи [Bornstein 1975; Kay, McDaniel 1978], различия между холодными и теплыми оттенками автоматически распознаются человеком в силу физиологических особенностей, и это автоматическое различение оказывает влияние на высшую нервную деятельность. Однако, вопреки аргументам Берлина и Кея и, позже, МакЛаури, естественная тенденция различать теплые и холодные цвета не исключает формирование базовых языковых категорий, объединяющих эти цвета. Более того, несмотря на указанную тенденцию, эти языковые категории проявляются во внеязыковых
когнитивных процессах — восприятии и анализе, хотя их проявление несколько отличается от проявления других категорий того же уровня.
Полученные нами результаты показывают также, что в ситуации двуязычия уровень языковой ассимиляции тоже может оказывать влияние на мышление. К сожалению, мы не можем указать на конкретный механизм этого влияния. Проще всего было бы предположить, что группа молодых комиязычных участников нашего исследования в силу усвоенных ими навыков языкового поведения просто переходила в процессе выполнения нашего тестового задания в своем мышлении на русский язык, т.е. задействовала хроматические категории русского, а не коми языка. Однако тот факт, что эти участники, подобно комиязычным участникам старшей группы, гораздо медленнее решали сине-голубые комбинации, чем желто-зеленые, показывает, что дело не может обстоять настолько просто. Действительно, как подсказывает логика (и как демонстрируют результаты нашего исследования), для участника, пользующегося русскими языковыми категориями, различить голубой и синий цвета должно быть так же просто, как желтый и зеленый. Изучение процесса и психологических механизмов языковой ассимиляции является важной и увлекательной темой дальнейших исследований, и мы надеемся, что полученные нами результаты найдут в их ходе свое объяснение.
Эти результаты хорошо согласуются с другими свидетельствами влияния на сознание языковых категорий, как лексических, так и грамматических [Ьеу1шоп 1996; 2003; А1кИепуаЫ 2006]. Вкупе они показывают, что человеческое мышление, в том числе категоризация воспринимаемой действительности, неоднородно. Хотя сторонники классической теории языковой относительности явно переоценивали роль языка в мышлении, сторонники языкового универсализма, судя по всему, впали в противоположную крайность и недооценили реально существующее влияние языка на когнитивные процессы. Истина, скорее всего, посередине.
Выводы
Дискуссия о роли языка в мышлении идет не первое столетие. При этом вплоть до недавнего времени господствующая точка зрения на этот вопрос колебалась между крайними, не допускающими компромисса позициями. Вплоть до середины прошлого (двадцатого) века доминировало представление о языковом характере мышления, согласно которому категории мышления (понятия) и методы репрезентации их связей имеют языковое происхождение. В середине XX столетия, однако,
возобладала прямо противоположная точка зрения, согласно которой категории мышления являются врожденными, а язык лишь выражает эти врожденные категории в процессе коммуникации.
Одной из тем, постоянно всплывавшей в ходе вышеуказанной дискуссии, была языковая категоризация цветов и ее влияние на восприятие цвета. Сторонники обеих точек зрения в разное время черпали из нее основные аргументы в пользу своих теорий. В середине XX столетия господствующей стала теория Берлина — Кея, согласно которой цветовые категории являются выражением биологически присущих человеку тенденций различать определенные оттенки. Важнейшей из них является тенденция различать холодные и теплые цвета. Теория эта, однако, подверглась значительной критике в конце прошлого — начале нынешнего столетия. Критика поставила под сомнение аргументы в пользу этой теории, основанные на сопоставлении терминологии цветов в различных языках, однако само существование врожденных тенденций различать определенные оттенки и, следовательно, существование врожденных категорий цветовосприятия до сих пор опровергнуто не было. Одним из способов проверить наличие этих категорий может стать исследование цветовосприятия носителей языков, в которых холодный (зеленый) и теплый (желтый) цвета составляют одну категорию, ведь само существование таких языков является для теории Берлина — Кея серьезной проблемой. Малочисленность и малоисследованность таких языков дает возможность сторонникам данной теории утверждать, что желто-зеленая категория в этих языках, возможно, не является хроматической и не оказывает влияние на цветоразличение и категоризацию цветового восприятия.
В нашем исследовании мы попытались провести такой эксперимент на материале одного из языков с желто-зеленой категорией, распространенного на территории нашей страны, а именно коми-зырянского языка. При этом мы базировались на хорошо установленном предыдущими исследованиями факте, что люди с большим трудом различают оттенки цвета, принадлежащие в их языке к одной категории, нежели принадлежащие к разным категориям — один из известных эффектов категориальной границы. Это отражается, в том числе, на скорости такого различения. Мы сопоставили скорость различения желтого и зеленого цветов у коми (для которых это оттенки одного цвета) и у русских (для которых это оттенки разных цветов). Более того, мы сравнили эти данные с данными по скорости различения этими двумя группами синего и голубого цвета, которые в языке коми также принадлежат к одной категории. Поскольку и голубой, и синий оттенки — холодные,
биологическая тенденция различать теплые и холодные цвета не оказывает в данном случае влияния на цветоразличение.
Мы установили, что коми медленнее русских различают зеленый и желтый, а также синий и голубой цвета. Таким образом, слияние этих цветов в общие категории в их языке, вопреки мнению сторонников теории Берлина — Кея, оказывает влияние на цветоразличение и категоризацию цветового восприятия. Вместе с тем мы установили, что коми гораздо быстрее различают желтый и зеленый цвета по сравнению с синим и голубым. По-видимому, естественная тенденция различать теплые и холодные оттенки действительно существует и играет роль в цветоразличении.
Рядом авторов (см., например: [БюкеЛоп 1985; ОошНа 2012]) высказывалось мнение, что вопрос о языковом или неязыковом характере человеческого мышления в дискуссиях о роли языка в мышлении ставится неверно. Человеческое мышление вполне может базироваться на врожденных категориях и способах репрезентации их связи. Однако язык может оказывать влияние на эту естественную основу мышления, уточняя и изменяя границы этих категорий и создавая новые категории. Благодаря категориальной продуктивности и большим комбинаторным возможностям языков подобное влияние позволяет человеческому мышлению выйти за данные ему биологией рамки и стать гораздо более гибким и продуктивным, чем было бы возможно на базе лишь естественных категорий. Наши результаты, как нам кажется, лежат в русле этого предположения. Однако для его окончательного подтверждения эмпирические исследования связи языка и сознания, в том числе и касающиеся цветовой категоризации, непременно должны быть продолжены.
Библиография
Гончаров О.А., Князев Н.Н. Лингвистическая детерминация восприятия цветов у русских и коми // Психологический журнал Международного университета природы, общества и человека «Дубна». 2010. № 2. С. 1—14. <http://www.psyanima.ru/journal/ 2010/2/2010п2а1/2010п2а1.рё1>. Рябина Е.С. Основные цветообозначения в пермских языках: Дис. ...
док. филос. наук. Тарту, 2011. 262 с. Уляшев О.И. Цвет в представлениях и фольклоре коми. Сыктывкар:
КНЦ УрО РАН, 1999. 154 с. Уляшев О.И. Хроматизм в фольклоре и мифологических представлениях пермских и обскоугорских народов. Екатеринбург: УрО РАН, 2011. 420 с.
Уляшев О.И. Национальное и этническое в хроматическом аспекте: зеленый цвет в общественно-политических движениях //
Х Конгресс этнографов и антропологов России: Тез. докл. Москва, 2-5 июля 2013 г. М.: ИЭА РАН, 2013. C. 147.
Хайду П. Уральские языки и народы. М.: Прогресс, 1985. 429 с.
AikhenvaldA.Y. Evidentiality. Oxford: Oxford University Press, 2006. 482 p.
Berlin B., Kay P. Basic Color Terms: Their Universality and Evolution. Berkeley; Los Angeles: University of California Press, 1969. 200 p.
Berry J.W., Poortinga Y.H., Segall M.H, Dasen P.R.. Cross-Cultural Psychology: Research and Applications. 2nd ed. Cambridge: Cambridge University Press, 2002. 475 p.
Bickerton D. Roots of Language. Ann Arbor, MI: Karoma Publishers, 1985. 351 p.
Bornstein M.H. The Influence of Visual Perception on Culture // American Anthropologist. 1975. Vol. 77. Is. 4. P. 774-798.
Chomsky N. Aspects of the Theory of Syntax. Cambridge, MA: The M.I.T. Press, 1965. 270 p.
Cook V.J. Chomsky's Universal Grammar: An Introduction. 3rd ed. Oxford: Wiley-VCH, 2007. 336 p.
Davies I.R.L., Sowden P.T., Jerrett D.T., Jerrett T., Corbett G.G. A Cross-Cultural Study of English and Setswana Speakers on a Colour Triads Task: A Test of the Sapir-Whorf Hypothesis // British Journal of Psychology. 1998. Vol. 89. No. 1. P. 1-15.
Fodor J.A. The Language of Thought. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1975. 224 p.
Gomila A. Verbal Minds: Language and Architecture of Cognition. L.: Elsevier, 2012. 150 p.
HauserM.D., Chomsky N, Fitch W.T. The Faculty of Language: What Is It, Who Has It, and How Did It Evolve? // Science. 2002. Vol. 298. No. 5598. P. 1569-1579.
HeiderE.R., OlivierD.C. The Structure of the Color Space in Naming and Memory for Two Languages // Cognitive Psychology. 1972. Vol. 3. Is. 2. P. 337-354.
Herder J.G. Kalligone / Hrg. von H. Begenau. Weimar: Hermann Böhlaus Nachfolger, 1955. 270 S.
Kay P., Berlin B., Merrifield W.R.. Biocultural Implications of Systems of Color Naming // Journal of Linguistic Anthropology. 1991. Vol. 1. No. 1. P. 12-25.
Kay P., Kempton W. What Is the Sapir-Whorf Hypothesis? // American Anthropologist. 1984. Vol. 86. Is. 1. P. 65-79.
Kay P., McDaniel C.K. The Linguistic Significance of the Meanings of Basic Color Terms // Language. 1978. Vol. 54. No. 3. P. 610-646.
Lenneberg E.H. Cognition in Ethnolinguistics // Language. 1953. Vol. 29. No. 4. P. 463-471.
Levinson S.C. Language and Space // Annual Review of Anthropology. 1996. No. 25. P. 353-382.
Levinson S.C. Space in Language and Cognition: Explorations in Cognitive Diversity. Cambridge: Cambridge University Press, 2003. 414 p.
Lucy J.A. The Linguistics of 'Color' // Color Categories in Thought and Language / Ed. by C.L. Hardin, Luisa Maffi. Cambridge: Cambridge University Press, 1997. P. 320-346.
MacLaury RE. From Brightness to Hue: An Explanatory Model of Color-Category Evolution // Current Anthropology. 1992. Vol. 33. No. 2. P. 137-186.
Pilling M., Davies I.R.L. Linguistic Relativism and Colour Cognition // British Journal of Psychology. 2004. Vol. 95. No. 4. P. 429-455.
Pinker S. The Language Instinct: How the Mind Creates Language. 3rd ed. N.Y.: Harper Perennial Modern Classics, 2007. 494 p.
Rivers W.H.R. Reports of the Cambridge Anthropological Expedition to Torres Straits. Cambridge: Cambridge University Press, 2012. Vol. 2: Physiology and Psychology. Part 1: Introduction and Vision. Reprint. 450 p.
Roberson D., Davidoff J., Davies I.RL, Shapiro L.R Color Categories: Evidence for the Cultural Relativity Hypothesis // Cognitive Psychology. 2005. Vol. 50. Is. 4. P. 378-411.
Roberson D., Davies I.RL, Davidoff J. Color Categories Are Not Universal: Replications and New Evidence from a Stone-Age Culture // Journal of Experimental Psychology: General. 2000. Vol. 129. No. 3. P. 369-398.
Saunders B. Disinterring Basic Color Terms: A Study in the Mystique of Cognitivism // History of the Human Sciences. 1995. Vol. 8. No. 4. P. 19-38.
Saunders B. Revisiting Basic Color Terms // Journal of the Royal Anthropological Institute. 2000. Vol. 6. No. 1. P. 81-99.
Saunders B.A.C., van Brakel J. Are There Non-Trivial Constraints on Colour Categorization? // Behavioral and Brain Sciences. 1997. Vol. 20. No. 2. P. 167-228.
Whorf B.L. Language, Thought, and Reality: Selected Writings of Benjamin Lee Whorf / Ed. by J.B. Carroll, S.C. Levinson, P. Lee. Cambridge, MA: M.I.T. Press, 1956. 420 p.
Wierzbicka A. The Semantics of Colour: A New Paradigm // Progress in Colour Studies. Vol. 1: Language and Culture / Ed. by C.P. Biggam, C.J. Kay. Amsterdam; Philadelphia: John Benjamins, 2006. P. 1-24.
Wierzbicka A. Why There Are No 'Colour Universals' in Language and Thought // Journal of the Royal Anthropological Institute. 2008. Vol. 14. No. 2. P. 407-425.
Winawer J., Witthoft N., Frank M.C., Wu L., Wade A.R., Boroditsky L. Russian Blues Reveal Effects of Language on Color Discrimination // Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America. 2007. Vol. 104. Is. 19. P. 7780-7785.
Colour Perception among Russian and Komi Speakers in the Komi Republic, Russia: On the Relation between Language and Thought
Kirill Istomin, Irina Ilina, Oleg Ulyashev
Institute of Language, Literature and History, Komi Scientific Center, Ural Branch of Russian Academy of Science Kommunisticheskaya st. 26, GSP-2, Syktyvkar, Russia [email protected], [email protected], [email protected]
It has been argued that linguistic color categories, despite the fact that their number can vary between languages, are themselves universal and based on physiologically conditioned distinctions. Recently it has been demonstrated that Russian speakers, whose language has separate terms for light and dark blue, discriminate between objects of corresponding hues faster than English speakers. In our study, we tested if language also physiologically conditions more sound discrimination between cold and warm hues. We compared Russian speakers to speakers of Komi language, where green and yellow make up one category, and there is only one category for blue. Russian speakers outperformed Komi speakers in discriminating between light and dark blue objects as well as yellow and green objects. However, Komi speakers were faster in discriminating yellow and green objects than light and dark blue objects. Therefore, language influences discrimination between warm and cold hues, but this effect is weaker in the case of two cold hues.
Keywords: color perception, language and cognition, Basic Color Terms (BCT), Finno-Ugric languages, Slavic languages, Komis, Russians.
References
Aikhenvald A. Y., Evidentiality. Oxford: Oxford University Press, 2006, 482 pp.
Berlin B., Kay P., Basic Color Terms: Their Universality and Evolution.
Berkeley; Los Angeles: University of California Press, 1969, 200 pp. Berry J. W., Poortinga Y. H., Segall M. H., Dasen P. R., Cross-Cultural Psychology: Research and Applications. 2nd ed. Cambridge: Cambridge University Press, 2002, 475 pp. Bickerton D., Roots of Language. Ann Arbor, MI: Karoma Publishers, 1985, 351 pp.
Bornstein M. H., 'The Influence of Visual Perception on Culture', American
Anthropologist, 1975, vol. 77, is. 4, pp. 774-98. Chomsky N., Aspects of the Theory of Syntax. Cambridge, MA: The M.I.T. Press, 1965, 270 pp.
Cook V. J., Chomsky's Universal Grammar: An Introduction. 3rd ed. Oxford: Wiley-VCH, 2007, 336 pp.
Davies I. R. L., Sowden P. T., Jerrett D. T., Jerrett T., Corbett G. G., 'A Cross-Cultural Study of English and Setswana Speakers on a Colour Triads Task: A Test of the Sapir-Whorf Hypothesis', British Journal of Psychology, 1998, vol. 89, no. 1, pp. 1—15.
Fodor J. A., The Language of Thought. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1975, 224 pp.
Gomila A., Verbal Minds: Language and Architecture of Cognition. London: Elsevier, 2012, 150 pp.
Goncharov O. A., Kniazev N. N., 'Lingvisticheskaya determinatsiya vos-priyatiya tsvetov u russkikh i komi' [Linguistic Determination of Color Perception among Russians and Komi], Psikhologicheskiy zhurnal Mezhdunarodnogo universiteta prirody, obshestva i cheloveka "Dubna", 2010, no. 2, pp. 1—14. <http://www.psyanima.ru/journal/ 2010/2/2010n2a1/2010n2a1.pdf >. (In Russian).
Hajdu P., Uralskieyazykiinarody [Uralic Languages and Peoples]. Moscow: Progress, 1985, 429 pp. (In Russian).
Hauser M. D., Chomsky N., Fitch W. T., 'The Faculty of Language: What Is It, Who Has It, and How Did It Evolve?', Science, 2002, no. 298 (5598), pp. 1569-79.
Heider E. R., Olivier D. C., 'The Structure of the Color Space in Naming and Memory for Two Languages', Cognitive Psychology, 1972, vol. 3, is. 2, pp. 337-54.
Herder J. G., Kalligone / Hrg. von H. Begenau. Weimar: Hermann Bohlaus Nachfolger, 1955, 270 SS. (In German).
Kay P., Berlin B., Merrifield W. R., 'Biocultural Implications of Systems of Color Naming', Journal of Linguistic Anthropology, 1991, vol. 1, no. 1, pp. 12-25.
Kay P., Kempton W., 'What Is the Sapir-Whorf Hypothesis?', American Anthropologist, 1984, vol. 86, is. 1, pp. 65-79.
Kay P., McDaniel C. K., 'The Linguistic Significance of the Meanings of Basic Color Terms', Language, 1978, vol. 54, no. 3, pp. 610-46.
Lenneberg E. H., 'Cognition in Ethnolinguistics', Language, 1953, vol. 29, no. 4, pp. 463-71.
Levinson S. C., 'Language and Space', Annual Review of Anthropology, 1996, no. 25, pp. 353-82.
Levinson S. C., Space in Language and Cognition: Explorations in Cognitive Diversity. Cambridge: Cambridge University Press, 2003, 414 pp.
Lucy J. A., 'The Linguistics of "Color"', Hardin C. L., Maffi L. (eds.), Color Categories in Thought and Language. Cambridge: Cambridge University Press, 1997, pp. 320-46.
MacLaury R. E., 'From Brightness to Hue: An Explanatory Model of Color-Category Evolution', Current Anthropology, 1992, vol. 33, no. 2, pp. 137-86.
Pilling M., Davies I. R. L., 'Linguistic Relativism and Colour Cognition', British Journal of Psychology, 2004, vol. 95, no. 4, pp. 429-55.
Pinker S., The Language Instinct: How the Mind Creates Language. 3rd ed. New York, NY: Harper Perennial Modern Classics, 2007, 494 pp.
Rivers W. H. R., Reports of the Cambridge Anthropological Expedition to Torres Straits. Cambridge: Cambridge University Press, 2012, vol. 2: Physiology and Psychology, part 1: Introduction and Vision, 450 pp.
Roberson D., Davidoff J., Davies I. R. L., Shapiro L. R., 'Color Categories: Evidence for the Cultural Relativity Hypothesis', Cognitive Psychology, 2005, vol. 50, is. 4, pp. 378-411.
Roberson D., Davies I. R. L., Davidoff J., 'Color Categories Are Not Universal: Replications and New Evidence from a Stone-Age Culture', Journal of Experimental Psychology: General, 2000, vol. 129, no. 3, pp. 369-98.
Ryabina E. S., Osnovnye tsvetooboznacheniya v permskikh yazykakh [Basic Colour Terms in Permian Languages]: PhD Thesis / University of Tartu. Tartu, 2011, 262 pp. (In Russian).
Saunders B., 'Disinterring Basic Color Terms: A Study in the Mystique of Cognitivism', History of the Human Sciences, 1995, vol. 8, no. 4, pp. 19-38.
Saunders B., 'Revisiting Basic Color Terms', Journal of the Royal Anthropological Institute, 2000, vol. 6, no. 1, pp. 81-99.
Saunders B. A. C., van Brakel J., 'Are There Nontrivial Constraints on Colour Categorization?', Behavioral and Brain Sciences, 1997, vol. 20, no. 2, pp. 167-228.
Ulyashev O. I., Tsvet v predstavleniyakh i folklore komi [Colour in Komi Beliefs and Folklore]. Syktyvkar: KNC UrO RAN, 1999, 154 pp. (In Russian).
Ulyashev O. I., Khromatizm v folklore i mifologicheskikh predstavleniyakh permskikh i obskougorskikh narodov [Chromatic Categories in the Folklore and Mythological Beliefs of Permian and Ob-Ugrian Peoples]. Ekaterinburg: UrO RAN, 2011, 420 pp. (In Russian).
Ulyashev O. I., 'Natsionalnoe i etnicheskoe v khromaticheskom aspekte: zelenyy tsvet v obshchestvenno-politicheskikh dvizheniyakh' [The Chromatic Aspect of the National and Ethnic: The Colour Green in Sociopolitical Movements], XKongress etnografov i antropologov Rossii: Tezisy dokladov. Moskva, 2—5 iyulya 2013g. [10th Congress of Russian Ethnographers and Anthropologists: Abstracts. Moscow, 2-5 July 2013]. Moscow: IEA RAN, pp. 147. (In Russian).
Whorf B. L., Language, Thought, and Reality: Selected Writings of Benjamin Lee Whorf. Cambridge, MA: M.I.T. Press, 1956, 420 pp.
Wierzbicka A., 'The Semantics of Colour: A New Paradigm', Biggam C. P., Kay C. J. (eds.), Progress in Colour Studies, vol. 1: Language and Culture. Amsterdam; Philadelphia: John Benjamins, 2006, pp. 1-24.
Wierzbicka A., 'Why There Are No "Colour Universals" in Language and Thought', Journal of the Royal Anthropological Institute, 2008, vol. 14, no. 2, pp. 407-25.
Winawer J., Witthoft N., Frank M. C., Wu L., Wade A. R., Boroditsky L., 'Russian blues reveal effects of language on color discrimination', Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America, 2007, vol. 104, is. 19, pp. 7780-85.
