CC BY
33
УДК 820 «19/20» ББК 83.3 (4ВЕЛ.) 5
ВОСПРИЯТИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ ПЛАТОНА В ПОЭЗИИ К.Д. РОССЕТТИ
| Н.И. Соколова
Аннотация. Диалоги Платона относились к любимым книгам К. Рос-сетти. И хотя ее поэзию нельзя назвать интеллектуальной, воздействие концепций древнегреческого философа прослеживается в ее произведениях. Прежде всего, это касается идеи сосуществования двух миров и восприятия души. Эта проблема, важная для понимания поэзии К. Россетти, до сих пор не рассматривалась в нашей науке. В стихотворениях К. Россетти обнаруживаются платоновские представления о тоске души по утраченной идеальной красоте («Закрыто»), о смерти как возвращении на родину («Родина»), о двойственной природе души («Мир», «Мертвый город»), об очищении души («С чужбины на родину»). В сонетном цикле "Моппа Innominata" выявляется связь с платоновской мыслью о любви как стремлении души к изначальной целостности, единстве любви земной и божественной, о любви, «разлитой по всей природе». В восприятии глубоко религиозной поэтессы идеи Платона сочетались с христианскими концепциями.
Ключевые слова: стихотворение, сонет, диалог, душа, сосуществование двух миров.
PERCEPTION OF PLATO'S CONCEPTS IN C.G. ROSSETTI'S POETRY 407
| N.I. Sokolova
Abstract. Plato'Dialogues belonged to C. Rossetti's favorite books. And though her poetry cannot be called intellectual, the influence of the Ancient Greek philosopher's ideas is traced in her works. First of all it concerns the idea of coexistence of two worlds and perception of the soul. This issue, important to understanding of C. Rossetti's poetry, hasn't been yet taken into consideration in our science. In C. Rossetti's poems Plato' concepts of the soul's longing for the lost ideal beauty (Closed), of death as returning to motherland ("Motheland"), of the soul's double nature ("The World", "The Dead City"), of the soul's purgation («From the foreign country to the homeland») are evident. In the sonnet sequence "Monna Innominata" the link with Plato's idea of love as striving of the soul towards initial wholeness, of the earthly and divine love's unity, of love which "extends over all things" is noticeable. In perception of the deeply religious poetess Plato's ideas were connected with Christian concepts.
Keywords: poem, sonnet, dialogue, soul, coexistence of two worlds.
Диалоги Платона относились к числу любимых книг К.Д. Рос-сетти. Эта увлеченность не могла не обнаружиться в ее мировоззрении и творчестве, однако при этом не представляется возможным говорить о непосредственном влиянии Платона на ее поэзию. Уже первые рецензенты отмечали ее мастерство в передаче чувств, настроений, душевных движений, в создании выразительных образов, яркой цветовой палитры (что роднит ее со знаменитым братом Данте Габриэлем), однако утверждали при этом, что ее поэзия не является интеллектуальной [1, р. ХУ-ХУ1]. Но хотя поэзию К. Россетти нельзя отнести к философскому направлению, в ней прослеживаются отголоски увлекавших ее философских и религиозных концепций. Кроме Платона, в круг ее постоянного чтения входили сочинения Августина, Данте, Фомы Кемпий-ского, «Путь паломника» Беньяна, следы влияния которых также могут быть обнаружены в ее произведениях. Следует согласиться с Э.Х. Харрисо-ном в том, что у К. Россетти сочетают-408 ся разные традиции и тем общим, что объединяло для нее разных авторов, можно считать «драму души, чье стремление к идеальной любви, красоте, духовному совершенству приводит к напряженной борьбе с искушениями этого суетного мира, который отвергается в финале ради мира за-предельного»[2, р. 96]. И все же Платону поэтесса отдавала особое предпочтение, не расставаясь с его диалогами даже в путешествиях. «Среди очень значительных писателей, — уверял У.М. Россетти в воспоминаниях о сестре, — ни один (включая Данте), казалось, не привлекал ее более Платона: она перечитывала его «Диалоги»
вновь и вновь с неизменно новым или же растущим интересом» [3, p. LXX].
Интерес к древнегреческому философу разделяли многие викториан-цы, среди которых Р. Дженкинс [4, p. 226-263] называет Д. Рескина, Томаса и Мэтью Арнольда, Д.С. Милля, Т. Маколея, Э. Гаскелл, Дж. Элиот, У. Пейтера. Для викторианцев учение Платона приобретало актуальность в условиях распространения утилитаристской доктрины, появления естественнонаучных открытий, поставивших под сомнение библейские представления о вселенной, что приводило к росту эгоистических устремлений, к кризису веры и моральных ценностей. Платон привлекал вниманием к жизни души, к нравственной сущности личности. «Диалоги Платона, — писал анонимный критик из "Quaterley Review" (1838), — это взыскательное и серьезное исследование проблем человеческой природы». Их главный смысл в том, что философ вызывает «наше естественное преклонение перед тем, что является прекрасным, нравственным, священным, и наше инстинктивное отвращение к тому, что несправедливо, дурно и безнравственно»; «великой целью Платона» является «облагораживание человеческой расы». Критик доходит до того, что усматривает в «несравненном единстве добра и красоты, прекрасного и благородного» у Платона предвосхищение «характера джентльмена-христианина» [5].
Представления Платона о сосуществовании двух миров и постоянном присутствии Бога во Вселенной увлекали и трактарианцев [6, p. 33-35], видевших свою цель в духовном возрождении нации, залогом чего они считали восстановление средневекового ав-
торитета христианской церкви. Озабоченные бездуховностью эпохи, тракта-рианцы особую роль отводили поэзии, полагая, что она, подобно религии, способствует «восстановлению гармонии мироздания, разрушенной рационализмом» [7, p. 77]. Трактарианцы отождествляли поэзию и религию, процесс поэтического творчества уподобляли молитве. Считая недопустимым обнажение души, трактарианцы предписывали поэту соблюдать «скромную сдержанность» (modest reserve), находя недопустимым полное самораскрытие в творчестве, считая, что поэт должен ограничиться намеками, давая возможность читателю самому завершить созданную им картину. Введенный одним из лидеров движения теоретиком поэзии Д. Киблом принцип «сдержанности» заключал в себе сакральный смысл. Трактарианцы исходили из того, что Бог непознаваем, Его истину нельзя обнажить до конца, она раскрывается человеку в той мере, в какой он наделен способностью ее постижения. «Сдержанность» в понимании трактарианцев, по словам К. Мейберри, «относилась не только к Богу, постепенно раскрывающему истину, но и к поэту, раскрывающему истину Бога» [8, p. 113].
Принцип «сдержанности» лежит в основе многих произведений К. Россет-ти, что затрудняет понимание их смысла. Под влиянием матери поэтесса усвоила идеалы поборников трактариан-ского (или оксфордского) движения, что дало обоснование Д.Б. Теннисону назвать ее «подлинной наследницей трактарианского религиозного направления в поэзии» [9, p. 198]. Сочувствие идеям трактарианцев не могло не усилить интереса К. Россетти к Платону. Биографы, начиная с ее младшего бра-
та [3, p. LIV] и ее подруги Эллен А. Проктор [10, р. 46], единодушно отмечают крайнюю религиозность писательницы, сквозь призму которой следует воспринимать все философские и литературные влияния, значимые для понимания ее творчества. Поэтому обоснованным является утверждение Р.А. Белласа о том, что в теории идей Платона К. Россетти «обнаружила философское обоснование своих религиозных убеждений, поскольку она научила ее находить неизменную форму мира, пребывающего в постоянном движении, и укрепила ее предрасположенность к выявлению небесного в земном» [11, р. 18-19].
В творчестве поэтессы связь с Платоном наиболее явственно обнаруживается в ее восприятии идеи сосуществования двух миров и в представлениях о душе. По Платону, природа такова, что все «входящие в нее и выходящие из нее вещи — это подражания вечносущему, отпечатки по его образцам, снятые удивительным и неизъяснимым способом» [12, с. 534]. Вечносу-щее, по Платону, — «истинная», «сияющая красота», которую, как утверждается в «Федре», «можно было видеть тогда, когда мы вместе со счастливым сонмом видели блаженное зрелище» [13, с. 191], то есть до вселения души в тело. Красота у Платона, по словам А.Ф. Лосева, «как бы приобщает нас к другому миру»; в «Федре» философ «прямо говорит о небесном мире и как бы о потерянном рае» [14, р. 215-216]. По Платону, некогда увиденная красота, сохраняется в памяти души: «благодаря памяти возникает тоска о том, что было тогда» [13, с. 191].
Эта мысль, согласующаяся с христианскими концепциями, звучит в религиозном трактате К. Россетти
409
ВЕК
410
«Ищите и найдете» (1868). «Мудрыми были древние, — пишет она, — которые чувствовали, что все формы красоты могут быть лишь частичным выражением самой красоты... то доброе, живое, прекрасное, что мы теперь видим, — это не те Добро, Жизнь, Красота, которые мы (благодаря Богу) будем созерцать однажды в блаженном видении» [15, p. 14].
Обращение к платоновской идее небесной красоты, сохраняющейся в памяти души, помогает понять стихотворение К. Россетти «Закрыто» ('Shut Out"). Основанное на принципе «скромной сдержанности», оно относится к числу самых загадочных произведений поэтессы. Его героиня стоит перед закрытой решеткой, отгородившей от нее сад. Она видит цветы, летающих над ними пчел и мотыльков, слышит пение птиц среди ветвей, но калитку охраняет дух, лишенный тени (shadowless spirit). В ответ на ее просьбу взять из сада бутон цветка, веточку дерева или куста он воздвигает каменную стену, заслонившую от нее сад. Сад традиционно связывается с образом Эдема, райского сада, но может восприниматься и как запредельная платоновская «сияющая красота», место обитания души до ее земного существования; героиня сетует на то, что сад принадлежал ей и был утрачен: "It had been mine, and it was lost," свое пребывание вне сада она воспринимает как состояние изгнания ("my outcast state"), зная при этом, что вернется в сад и умоляя духа повелеть ее «дому» не забывать о ней до ее возвращения: "And bid my home remember me, until I come to it again"[16, p. 176]. Утраченный сад может храниться лишь в памяти души. По Платону, «припоминать то, что там, на основании того, что есть
здесь, нелегко любой душе» [13, с. 190]. Лишившись возможности видеть сад, героиня ослепла от слез. Возвращение означает смерть, а добровольный уход от земной жизни недопустим. «Сокровенное учение гласит, — говорит Сократ в диалоге «Федон», — что мы, люди, находимся как бы под стражей и не следует ни избавляться от нее своими силами, ни бежать»[17, с. 19]. Стражника, стоящего на границе двух миров, представляет shadowless spirit, не позволяющий героине завладеть даже малой частицей этой красоты, с которой не может сравниться ничто в мире земном: "...nought is left worth looking at/ Since my delightful land is gone"[16, p. 177]. Связь молчаливого духа с миром смерти подчеркивают зловещее сравнение «пустой и неизменный, как могила», "blank and unchanging like the grave" [16, p. 176]. Возведенная духом преграда вызывает ассоциацию со стеной, отделяющей платоновских узников пещеры от источника света, к которому они обращены спиною [18, с. 349]. Героиня осознает, что ей дано видеть лишь бледные тени иного мира. Возле нее цветут фиалки, свил гнездо жаворонок, они хороши и нравятся ей, но несравнимы с утраченной красотой: "And good they are, but not the best; /And dear they are, but not so dear" [16, p. 177].
Тоска души по утраченному миру — одна из постоянных тем поэзии К. Россетти. В «Песне звезды» ("The Song of the Star") он предстает миром яркого солнца, неувядающих цветов, «счастливых птиц», ручьев, сливающихся с течением «вечной реки», сверкающим оттенками золота, серебра, драгоценных камней, озаренным «лазурным светом вечности» ("the azure light of infinity"[19, p. 340]), лишенным
горя и боли. Его описание у поэтессы приближено к образу платоновской «иной земли», пестрящей «яркими и чистыми» красками, украшенной «золотом и серебром и прочими драгоценными металлами» [17, с. 87].
В стихотворении «Родина» ("Mother Country") героиня видит в мечтах страну с золотисто-зелеными берегами, с кивающими кедрами, с золотом и слоновой костью. Подлинное существование, живительное, как солнце, явится ей в завтрашнем дне, "Life new-born with the morrow, /Fresh as the sun." Жизнь земная представляется ей мимолетным дуновением, грезой, тенью смерти:
And if that life is life, This is but a breath, The passage of a dream And the shadow of death...
[16, p. 259]
Эта жизнь ожидает душу после смерти. В стихотворении «Погребенная» ("Buried") героиня думает об умершей, которая спит под снегом в том мире, где увядают лилии, но обитает при этом там, где они не знают увядания, где вечно цветут багряные розы.
В поэзии К. Россетти звучит мысль о сосуществовании земного и небесного миров, жизни и смерти. "Who has seen the wind?" — задается ее героиня вопросом и отвечает на него отрицательно: никто не видел ветра. Но его дуновение ощутимо, когда трепещут листья и наклоняются кроны деревьев [20, p. 44]. Ветер, понимаемый в его первом из его значений, названных поэтессой в «Ищите и найдете»: посредник Всемогущего "an agent of the Almighty"[15, p. 43], воспринимается здесь как посланник иного мира. Но человеку не дано понять знаков, посылаемых свыше. В стихотворении «Зву-
чащий впустую и таинственный» ("Hollow-Sounding and Mysterious") ветер говорит, предсказывает, жалуется и гудит, свистит и стонет, но никто не отвечает ему. Он вечно учит и наставляет, но не делает никого мудрее: Ever for ever Teaching and preaching, Never, ah never
Making us wiser... [16, p. 347] Но мир природы вступает в общение с иным миром. Мелодии земли, цветов, деревьев, моря, Солнца и Луны, рыб, животных и птиц — все сливается в один звук, достигающий небес («Гармонии мироздания»,"The World's Harmonies").
В «Федоне» Сократ говорит, что в мире «возникающие противоположности» должны уравновешивать друг друга: «если бы все, причастное к жизни, умирало, и, умерев, оставалось бы мертвым и вновь не оживало — разве не совершенно ясно, что, в конце концов, все стало бы мертво и жизнь бы исчезла?» [17, с. 34] Земной мир становится отражением небесного. Следует согласиться с Э. Харрисоном, обнару- .ц живающим в «Зеркалах Жизни и 411 Смерти» ("Mirrors of Life and Death") «платоновскую концепцию природы, представляющей бесконечную вереницу «земных зеркал» как образов сверхчувственной реальности» [2, p. 231]. Героине этого стихотворения ведома тайна жизни и смерти. Она угадывается в движении Солнца и Луны, в гибели цветущей розы под натиском ветра, в лилиях, вырастающих и увядающих, "diping, rising, sinking," [16, p. 313], в полете орла, который однажды обретет покой в земле, в смене времен года.
Отчасти восприимчивостью к учению Платона может быть объяснена увлеченность поэтессы доминирую-
ВЕК
щей в ее творчестве идеей мимолетности бытия, быстротечности радости и печали. Любуясь розой, ее героиня думает о том, что скоро очарование цветка увянет; слушая радостную песню жаворонка, представляет, что скоро он будет лежать в земле («Ушли навсегда», "Gone Forever"). Для нее весна -радостное время года, когда пробуждается скрытая жизнь, которую нянчит в могиле смерть ("Life nursed in its grave by Death"), из семян, фруктовых косточек вырастают побеги, на тропинках появляются ростки папоротника, птицы начинают вить гнезда («Весна», "Spring"). Но весна быстротечна, она рождена, чтобы умереть: There is no time like Spring
that passes by, Now newly born, and now Hastening to die [16, p. 82].
В русле представлений Платона воспринимается и мысль о двойственности души, утверждаемая в произведениях поэтессы. По Платону, лишь «тот, кто проживет отмеренный ему срок должным образом, возвратится в обитель соименной ему звезды и будет вести блаженную, обычную для него жизнь» [12, с. 524]. Душа неоднородна, она «схожа с божественным», но и «вся проникнута чем-то телесным», «зачарована» «страстями и наслаждениями тела» [17, с. 47]. Для души нет «иного прибежища и спасения от бедствий, кроме единственного: стать как можно лучше и как можно разумнее» [там же, с. 83]. Мысль об искушениях преходящего мира, к которым тянется вожделеющее (по Платону) начало души, но которое способно увидеть в истинном свете начало разумное, лежит в основе сонета К. Россетти «Мир» ("The World"). Соблазны мира персонифицируются в образе женщины,
днем нежной и прекрасной, зовущей к цветам и плодам, к изобилию мира, но ночью превращающейся в отвратительное существо, пораженное проказой, со змеями в волосах.
В поэме «Базар гномов» ("Goblin Market") разумное начало души воплощает рассудительная Лизззи, вожделеющее — ее пылкая сестра Лора. Вопреки уговорам Лиззи Лора оказывается неспособной противостоять искушению съесть фрукты, предлагаемые коварными гномами, что едва не ведет ее к гибели, но ее спасает мудрая сестра. При этом Лора и Лиззи совершенно неразличимы, они подобны двум голубкам в одном гнезде ('Like two pigeons in one nest"), двум цветкам на одном стебле ("Like two blossoms on one stem"), двум только что выпавшим снежинкам ("Like two flakes of new-fall'n snow") [20, p. 29-30]. Их нельзя разделить, как нераздельны два начала одной души, которые они символизируют.
По словам современника поэтессы М. Белла, «символизм был органической частью ее души» [21, p. 278]. Воспринимая платоновскую мысль о предметах реального мира как бледных тенях мира идеального, К. Рос-сетти писала: «Подобно тому, как настоящие тени сглаживают, снижают обостренность видения, символы, быть может, призваны.удерживать неосторожные души, за которыми нет надзора, о которых никто не молится, от подверженности искушению» [Ibidem]. Таким образом, символ для поэтессы заключал в себе нравственную и религиозную направленность. Сложность ее произведений определяется их иносказательным характером, изначально заданной двупланово-стью. В них назидательные идеи получают яркое образное воплощение.
В стихотворении «Мертвый город» ("The Dead City") героиня оказывается в прекрасном лесу, среди деревьев, озаренных солнцем. Ее сопровождают ручные птицы; тела некоторых из них подобны языкам пламени, у других они прозрачны, как роса. Это мир вечной зелени, радости, лишенный смерти и печали. Но вдруг сгущается тьма. Героиня идет за бледным лучом и попадает в чудесный город. Она видит красивые улицы, деревья в цвету, галерею из слоновой кости, ступени из черного дерева, колонны, инкрустированные алмазами и хризопразами, шатер, украшенный драгоценными камнями и цветами. Но в этом городе царит тишина, он мертв. Неведомые голоса, доносящиеся с дуновением ветра, призывают героиню войти в шатер, чтобы увидеть, как множество людей гибнет из гордости, в погоне за роскошью. Войдя в шатер, героиня видит пышный пир. Кубки сверкают золотом и драгоценными камнями, в изумрудно-зеленых корзинах лежат фрукты, сверху свисают разноцветные гроздья винограда, пол усыпан цветами. За столом сидят люди всех возрастов — старик, утомленный вином, влюбленные, мужчина, мальчик, женщина с младенцем. Они улыбаются, но это не живые люди, а каменные изваяния. Героине кажется, что они смотрят на нее. В ужасе она наклоняет голову, но, подняв глаза, обнаруживает, что видение исчезло. Она вновь среди солнечного света, возле нее порхают ручные птицы. В страхе от увиденного она падает на колени и начинает молиться.
Прекрасный лес с птицами может быть воспринят как символ платоновского иного мира, рая, само описание птиц напоминает стихотворение К. Россетти «Птицы рая» ("Birds of
Paradise"). Картина мертвого города, описание пирующих символизирует состояние души человека, предающегося наслаждениям земной жизни. Основная мысль стихотворения заключена в словах, которые героиня слышит в дуновении ветра:
Enter on, and look, and see How for luxury and pride A great multitude have died
[19, p. 348].
Стихотворение предупреждает против увлечения соблазнами мира, ведущего к гибели, окаменелости души. Но эта назидательная идея облечена в яркую форму. Богатство красок, пристальное внимание к деталям (в стихотворении упоминается о таких подробностях, как прожилки яблок, брызги росы на дынях) свидетельствуют о принадлежности К. Россетти к прерафаэлитам. Уже в этом раннем произведении, написанном ею в возрасте семнадцати лет, обнаруживается контраст, присущий поэзии К. Россетти в целом: наслаждение красотой земного мира и вместе с тем — призыв к отречению от радостей бытия ради спасения души.
Платоновская мысль о жизни как кратковременном сне, в котором человек блуждает, как в тумане, не понимая знаков, посылаемых из иного мира, звучит в стихотворении «Сон на море» ("Sleep at Sea"). Корабль со спящим экипажем мчится по морю. Спящие не видят ни скал, ни мели. Между скал раздается прекрасная музыка, птичьи гнезда у воды — символы дома, укрытого любовью от бед, символы духов, преисполненных музыкой любви: The nests are types of home Love-hidden from ills, The nests are types of spirits Love-music fills [22, p. 81].
413
1ЕК
414
Но плывущие на корабле люди спят. Тщетно духи взывают к ним, пытаясь разбудить их. Наконец, они отступают, никто не пробудит спящих, жизнь которых лишена цели.
Смысл стихотворения очевиден. Плавание корабля — традиционный символ течения человеческой жизни. Спящие — человечество, пребывающее в неведении, во сне. Духи — посланцы иного мира. На его присутствие в мире земном указывает слово "type" (символ, имеющий божественную природу), а также упоминание о музыке, воспринимающейся как соединительное начало двух миров.
Мир иной в стихотворениях поэтессы — подлинное обиталище души. В «Родине» ("Mother Country") это прекрасная страна золота и слоновой кости, с зелеными берегами, кивающими кедрами, блестящими песками, где все сверкает, как пламя. Ангелы, склонившись над героиней, будут петь ей песни. В этой стране тщетны богатство и величие. Земная жизнь — лишь вздох, путешествие во сне, тень смерти, суета сует. Название стихотворения «Родина» подчеркивает его смысл, основанный на философии Платона: после смерти душа возвращается на свою подлинную родину, в мир вечности.
Более развернутое воплощение эта мысль получает в поэме "From House to Home". House — дом в нейтральном смысле, home — дом как средоточие домашнего очага. Исходя из содержания, можно перевести название произведения как «С чужбины на родину». Героиня поэмы рассказывает о двух пережитых ею состояниях. В глубине своей души она построила дворец, прекрасный земной рай, который отвлекал ее от высшей цели. Она жила в окружении животных и птиц, во время прогу-
лок ее сопровождал ангел, предупреждавший все ее желания. Она становилась все более праздной, не замечая грусти своего друга. Когда ангел пригласил героиню последовать за ним, ей захотелось отложить путешествие до утра, и ангел покинул ее, призвав ее вернуться домой, в далекую страну из изгнания: "Come home, o love, from banishment; / Come to the distant land" [16, p. 277]. С его уходом земной рай героини покинули звери и птицы, из него ушла радость. Солнце исчезло с небес, ударил жестокий мороз. Героиня перестала различать дни и ночи, она искала ангела, пока не разбилось ее сердце, и она не упала на ледяной пол. Она слышала, как духи с жалостью говорили о ней. Она увидела прекрасную бледную женщину, которая шла среди шипов, ранящих ее ноги, но с небес спустилась цепь, которая поддерживала ее, и чаша с горьким питьем. Пока она пила, таинственная рука подливала в чашу мед и вино, горечь сменилась сладостью, и лицо женщины покрылось румянцем.
В заключительной части поэмы местом действия оказываются небеса, предстающие царством всеобъемлющей любви, вечного дня и света. В раю героиня встречает явившуюся ей прекрасную женщину и ангела. Героиня чувствует себя обновленной, она овладела собственной душой и обратилась помыслами к Богу. Поэма, относящаяся к религиозным сочинениям поэтессы, представляется самым платоновским ее произведением. Свое пребывание в прекрасном дворце героиня называет «сном, сотканным из лжи», "a tissue of hugged lies" [16, p. 274]. Это "house", чуждое ее душе начало, являющееся символом мирской суетности, бездействия души. "Home", "distant
land," куда ее призывает вернуться ангел, — это небеса, платоновское подлинное обиталище души. По Платону, каждому человеку еще при жизни «на долю» достается «гений», «вожатый», который уводит умершего после смерти. «Если душа умеренная и разумна, она послушно следует за вожатым... А душа, которая страстно привязана к телу,. долго упорствует и много страдает, пока наконец приставленный к ней гений силой не уведет ее прочь» [17, с. 84]. Души тех, кто совершал при жизни «провинности», «несут наказания и получают освобождение от вины» [так же, с. 90]. Прекрасная женщина из видения героини — воплощение ее души (подобно душе Кьяро из рассказа «Рука и душа» Д.Г. Россетти). На небесах героиня видит ее в сопровождении ангела и думает о том, что ее душа будет шествовать в белом (знак очищения) на небесах, поверженная, но не погибшая ("Cast down but not destroyed" [16, p. 282]). Картина рая в поэме, пребывание души среди праведников в ореолах, чьи лица обращены к Христу, Солнцу Любви, соответствует христианским представлениям, но ангел, который может быть воспринят и как христианский ангел-хранитель, напоминает платоновского гения, вожатого, а «упорство» героини в начале поэмы и ее тяжкие страдания после исчезновения ее спутника ассоциируются с платоновскими представлениями о наказании и очищении души.
В любовных стихотворениях К. Рос-сетти связь с платоновскими концепциями прослеживается не столь явственно, как у ее брата, но некоторые из сонетов ее цикла "Monna Innominata" заслуживают внимания в этом контексте. Если Данте Габриэль в «Доме Жизни» утверждает идею любви как
родства душ, уподобляя влюбленных близнецам ("The Birth-Bond"), то его сестра видит в любви начало, ведущее к единству влюбленных, утрате их индивидуальности (сонет 4):
For verily love knows
not "mine" or "thine"; With separate "I" and "thou"
free love has done, For one is both and both
are one in love [16, p. 331], что заставляет вспомнить о платоновской идее любви как стремлению человека к изначальной целостности [23, с. 118].
Платон связывает любовь с воспоминанием об истинной красоте, на предмет своей любви влюбленный смотрит «с благоговением, как на Бога» [13, с. 192]. Героиня К.Россетти не может отделить любовь к Богу от любви к возлюбленному, воспринимая земную и небесную любовь как единое чувство (сонет 6):
I cannot love you if I love not Him, I cannot love Him
if I love not you [16, p. 332].
В 10 сонете, как и ее брат в «Люб- ..г ви на троне», К. Россетти доказывает 415 превосходство любви над прочими началами бытия. Как и у Данте Габриэля, абстрактные понятия получают у нее образные метафорические характеристики: летит время, слабеет надежда, натружены усталые крылья жизни, быстро движется смерть, им сопутствует вера со страстным лицом. Образ любви, которая шествует впереди процессии, повсюду распространяя свет, заставляет вспомнить о платоновской любви, разлитой «по всей природе» [23, с. 114].
Еще более явственно эта мысль звучит в стихотворении «Прощеное воскресенье» ("Quinquagesima"), где
1ЕК
христианская концепция гармонирует с учением Платона. Любовь — единственный достойный закон для любви, закон и побудительный мотив для всего живого, родник, проистекающий из Любви: только любовь может струиться из источника Любви, ".what but love should flow/ From fountain Love?" [22, p. 275]. Любовь земная, таким образом, связывается с Любовью небесной, обе они имеют единый источник, божественный по своей природе.
Идеи диалогов Платона, воспринимаемые сквозь призму христианских представлений, гармонируя с ними, прослеживаются на разных уровнях во всем поэтическом творчестве К. Россет-ти. В ряде случаев платоновские диалоги становятся ключом для истолкования загадочных стихотворений поэтессы, подчиненных трактарианскому принципу «сдержанности».
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Extracts From Reviews [Text] // Rossetti C. Poems. - L.: Macmillan, 1927. - P. XV-XIX.
2. Harrison, A.H. Christina Rossetti in Context 416 [Text] / A.H. Harrison. - Chapel Hill:
University of North Carolina Press, 1988. -231 p.
3. Rossetti, W.M. Memoir [Text] / W.M. Rossetti // Rossetti C.G. The Poetical Works. -L.: Macmillan and Co, 1906. P. XIV-LXXI.
4. Jenkins, R. The Victorians and Ancient Greece [Text] / R. Jenkins. - Cambridge, Massachusetts: Harvard University Press, 1980. - 386 p.
5. Plato, Bacon, and Bentham // Quarterly Review (61), 1838 [Электронный ресурс]. -URL: http://hdl.handle.net/2027/hvd.32044092 624840 (дата обращения: 17.06.2015).
6. Fraser, H. Beauty and Belief. Aesthetics and Religion in Victorian Literature [Text] / H. Fraser. - Cambridge: Cambridge University Press, 1986. 287 p.
7. Beek, W.A. Keble's Literary and Religeous Contribution to the Oxford Movement [Text]
/ W.A. Beek. - Nijimeden, The Netherlands: Centrale Drukkerij, 1959. - 192 p.
8. Mayberry, K.J. Christina Rossetti and the Poetry of Discovery [Text] / K.G. Mayberry.
- Baton Rouge: Louisiana State University Press, 1989. - 160 p.
9. Tennyson, G.B. Victorian Devotional Poetry. The Tractarian Mode [Text] / G.B. Tennyson.
- Cambridge; Masachusetts; London: Harvard University Press, 1981. - 268 p.
10. Proctor, E.A. Portrait of Miss Rossetti. A Brief Memoir [Text] / E.A. Proctor. - L.: Nirthumberland Avenue, TV.C., 1895. - 32 p.
11. Bellas, R.A. Christina Rossetti [Text] / R.A. Bellas. - L.: Twain Publishers, 1977. -139 p.
12. Платон. Тимей [Текст] / Платон // Платон. Соч.: в 4 т. / Под общ. ред. А.Ф. Лосева и В.Ф. Асмуса; пер. с древнегреч. С.С. Аверинцева. - СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-тета: «Изд-во Олега Абышко», 2007. - Т. 3, Ч. 1. - С. 495-587.
13. Платон. Федр [Текст] / Платон // Платон. Соч.: в 4 т. / Под общ. ред. А.Ф. Лосева и В.Ф. Асмуса; пер. с древнегреч. А.Н. Егу-нова. - СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-тета: «Изд-во Олега Абышко», 2006. -Т. 2. - С. 161-228.
14. Лосев, А.Ф. История античной эстетики. Софисты. Сократ. Платон [Текст] /
A.Ф. Лосев. - М.: Искусство, 1969. - 715 с.
15. Rossetti, C. Seek and Find. A Double Series of the Benedicite [Text] / C.G. Rossetti. - L; N.Y.: Society for Promoting Christian Knowledge, 1968. - 327 p.
16. Rossetti, C.G. Poems [Text] / C.G. Rossetti.
- L.; N.Y.: Macmillan, 1895. - 450 p.
17. Платон. Федон / Платон // Платон. Сочинения: в 4 т. / Под общ. ред. А.Ф. Лосева и
B.Ф. Асмуса; пер. с древнегреч. А.Н. Егу-нова. - СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-тета: «Изд-во Олега Абышко», 2006. -Т. 2. - С. 11-96.
18. Платон. Государство / Платон // Платон. Соч.: в 4 т. / Под общ. ред. А.Ф. Лосева и В.Ф. Асмуса; пер. с древнегреч. С.С. Аве-ринцева. - СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-тета: «Изд-во Олега Абышко», 2007. -Т. 3, Ч. 1. - С. 97-493.
19. Rossetti, C.G. New Poems [Text] / C.G. Rossetti. - L.; N.Y: Macmillan, 1896. - 397 p.
20. Rossetti, G.G. Goblin Market [Text] / C.G. Ros-setti. - L.: Orion Books, 1994. - 60 p.
21. Bell, M. Cristina Rossetti: A Biographical and Critical Study / M. Bell. - Boston: Roberts Brothers, 1898. - 405 p.
22. Rossetti, C.G. Selected Poems [Text] / C.G. Rossetti. - N.Y.: The Macmillan Company, 1913. - 320 p.
23. Платон. Пир / Платон // Платон. Соч.: в 4 т. Т. 2 / Под общ. ред. А.Ф. Лосева и В.Ф. Асмуса; пер. с древнегреч. А.Н. Егу-нова. - СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-тета: «Изд-во Олега Абышко», 2006. -Т. 2. - С. 97-60.
REFERENCES
1. Beek W.A. Keble's Literary and Religeous Contribution to the Oxford Movement, Niji-meden, The Netherlands, Centrale Druk-kerij, 1959, 192 p.
2. Bell M., Cristina Rossetti: A Biographical and Critical Study, Boston, Roberts Brothers, 1898, 405 p.
3. Bellas R.A., Christina Rossetti, L.: Twain Publishers, 1977, 139 p.
4. "Extracts from Reviews", in: Rossetti C. Poems, L., Macmillan, 1927, pp. XV-XIX.
5. Fraser H., Beauty and Belief. Aesthetics and Religion in Victorian Literature, Cambridge, Cambridge University Press, 1986, 287 p.
6. Harrison A.H., Christina Rossetti in Context, Chapel Hill, University of North Carolina Press, 1988, 231 p.
7. Jenkins R., The Victorians and Ancient Greece, Cambridge, Massachusetts, Harvard University Press, 1980, 386 p.
8. Losev A.F., Istorija antichnoj estetiki. So-fisty. Sokrat. Platon, Moscow, 1969, 715 p. (in Russian)
9. Mayberry K.J., Christina Rossetti and the Poetry of Discovery, Baton Rouge, Louisiana State University Press, 1989, 160 p.
10. Plato, "Fedon", in: Plato, Soch.: v 4 t., St-Pe-tersburg, 2007, T. 2, pp. 11-96. (in Russian)
11. Plato, "Fedr", in: Plato, Soch.: v 4 t, St-Pe-tersburg, 2006, T. 2, pp. 161-228. (in Russian)
12. Plato, "Gosudarstvo", in: Plato, Soch.: v 4 t., St-Petersburg, 2007, T. 3, Ch. 1, pp. 97-493. (in Russian)
13. Plato, "Pir", in: Plato, Soch.: v 4 t, T. 2, St-Petersburg, 2006, T. 2, pp. 97-160. (in Russian)
14. Plato, "Timej", in: Plato, Soch.: v 4 t, St-Petersburg, 2007, T. 3, Ch. 1, pp. 495-587. (in Russian)
15. Plato, Bacon, and Bentham, Quarterly Review (61), 1838 [Electronic resource] http:// hdl.handle.net/2027/hvd.32044092624840 (accessed: 17.06.2015).
16. Proctor E.A., Portrait of Miss Rossetti. A Brief Memoir, L., Nirthumberland Avenue, TVC., 1895, 32 p.
17. Rossetti C., Seek and Find. A Double Series of the Benedicite, L; N.Y., Society for Promoting Christian Knowledge, 1968, 327 p.
18. Rossetti C.G., New Poems, L., N.Y., Macmillan, 1896, 397 p.
19. Rossetti C.G., Poems, L.; N.Y., Macmillan, 1895, 450 p.
20. Rossetti C.G., Selected Poems, N.Y., The Macmillan Company, 1913, 320 p.
21. Rossetti G.G., Goblin Market, L., Orion Books, 1994, 60 p.
22. Rossetti W.M., "Memoir", in: Rossetti C.G. The Poetical Works, L., Macmillan and Co, 1906, pp. XIV-LXXI.
23. Tennyson G.B., Victorian Devotional Poetry. The Tractarian Mode, Cambridge, Masachu-setts, London, Harvard University Press, 1981, 268 p.
417
Соколова Наталья Игоревна, доктор филологических наук, профессор, кафедра всемирной литературы, Московский педагогический государственный университет, sockolova. [email protected]
Sockolova N.I., ScD in Linguistics, Professor, World Literature Department, Moscow State Pedagogical University, [email protected]
