CC BY
49
ровой гармонии возможно при синтезировании всех знаний, умений и желаний в единую философию добра: человек, выходя из тюрьмы своего эго, открывается миру, а мир открывается человеку.
Литература
1. Шайтанов И. О.Хаксли. «О дивный новый мир»: антиутопия // Литература (Приложение к газете «1 сентября»). 2004. № 43.
2. Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее: последствия биотехнологической революции. М.: АСТ: ОАО «ЛЮКС», 2004.
3. Хаксли О. Через много лет: роман / пер. с англ. В. Бабкова. СПб.: Азбука-классика, 2005.
Literature
1. Shaitanov I.O. Aldous Huxley. 'Brave New World': the anti-utopian novel // Literature ('1 September' newspaper), 2004, issue 43.
2. Fukuyama Francis. Our Posthuman Future: Consequences of the Biotechnology Revolution. Moscow, 2004.
3. Aldous Huxley. After Many years / transl. by V. Babkov. St. Petersburg, 2005.
Александровская Екатерина Владимировна, аспирант кафедры всемирной литературы Нижегородского гос. педуниверситета, учитель русского языка и литературы школы № 115
Адрес: 603159, г. Н. Новгород, ул. Пролетарская, д. 2, кв.120
Aleksandrovskaya Ernterina, post-graduate student of N. Novgorod pedagogical university, teacher of russian language and literature
Address: 603159, N. Novgorod, Proletarskaya str., 2-120
Tel: (8312)434811; e-mail: [email protected]
УДК 820
Д.Н. Жаткин, С.В. Бобылева Восприятие И.И. Козловым творчества В. Вордсворта и С. Т. Кольриджа
В статье рассмотрены особенности художественной интерпретации И.И. Козловым произведений В. Вордсворта «Нас семеро», «Тридцатый сонет» («Вечер на пляже в Кале»), а также установлена специфика использования русским поэтом-переводчиком эпиграфа из С/-Т. Кольриджа в стихотворении «Прощай». В творчестве поэтов «озерной школы» И.И. Козлова привлекали как темы народности, религиозности, духовности, так и тема одиночества, человеческой разобщенности и внутреннего конфликта.
D.N. Zhatkin, S. V. Bobylyova I.I. Kozlov's Perception of William Wordswoth's and Samuel Taylor Coleridge's Works
The article analyzes the peculiarities of I.I.Kozlov's artistic interpretation of the poems «We are Seven», «Sonnet XXX» («Evening on Calais Beach») by W.Wordsworth, it also ascertains the specific character of the Russian poet and translator's applying the epigraph after S.T.Coleridge from the poem «Fare thee well». The work of «lake school» poets attracted I.I. Kozlov through the subjects of national character, religiousness, spirituality, as well as the subject of solitude, human dissociation and inner conflict.
Являясь ярким представителем литературы русского романтизма, переводившим многие произведения английских поэтов второго «золотого века», прославленного именами Дж. Г. Байрона, В. Скотта и Т. Мура, И.И. Козлов не мог не обратиться к творчеству английских поэтов-романтиков первого периода, начало которому положили представители «озерной школы» В. Вордсворт и С.Т. Кольридж, которые активно обращались к мотивам возврата к природе и окружали простые, обыденные обстоятельства ореолом романтической таинственности. Выступив в защиту поэтической правды и поэтической полноты как важнейших требований искусства, представители «озерной школы» во имя поэтической правды отказались «от условных выражений, ложной красивости языка, слишком легковесных тем, словом всего, что скользит по поверхности сознанья, не волнуя его и не удовлетворяя потребности в новом», причем их язык «обогатился множеством народных речений и чисто разговорных оборотов, их темы стали касаться того вечного в душе человека, что задевает всех и во все эпохи» (1, с.356). Во имя поэтической полноты представители «озерной школы» уделили особое внимание чувственной стороне поэтического творчества, его способности быть воспринятым как зрительно, так и на
2008/10
слух: «Эти стихотворения видишь и слышишь, им удивляешься и радуешься, точно это уже не стихи, а живые существа, пришедшие разделить твое одиночество» (1, с.356).
Резко осуждая городскую культуру, поэты «озерной школы» уходили от нее в средневековое прошлое или в нетронутую цивилизацией природу. В уединенной тиши, в «простоте» сельских нравов они нередко находили умиротворение, противопоставляя суетливой городской жизни естественную среду, патриархальный быт, неизменно выражая мысли «о счастливой жизни в соответствии с Природой, о гордой и воинственной свободе, купленной ценой отказа от цивилизации, и о силе чувств простого человека» (2, с.63). Мотив бегства от реальности в естественную среду, духовного единения с чистой природой, значимый еще для творчества Горация, был популярен в западноевропейской литературе ХУШ - начала XIX в., о чем свидетельствуют произведения классика «poesie fugitive» Г.А. Шолье, «La Chartreuse» Ж.Б. Грессе, прославлявшая сельское уединение «пастушья поэма» C. Геснера «Желание» («Der Wunsch»), описательная поэма С. Бруннера «Тоска по Тавриде» («Sehnsucht nach Taurien»), идеализирующие сельские условия жизни и показывающие героя, порвавшего со своей средой и отправившегося в деревню, произведения И.Г. Мерка («История господина Огейма», «Сельская свадьба»), представляющие собой незамысловатые зарисовки идеализированного быта «Шуточные песни» И-В.Л. Глейма, наконец, связанные с традицией «легкой поэзии» и эстетически привычные для первой трети XIX в. сочинения Э. Парни.
В предисловии к «Лирическим балладам» Вордсворт признавал, что обыкновенная жизнь избрана им в качестве предмета описания потому, что «только в ней все естественно и правдиво; в ее условиях простой, ничем не прикрашенный быт не противоречит прекрасным и устойчивым формам природы» (3, р.8). Английского поэта восхищали наследники природы, дети, подчас выказывавшие, в отличие от неизменно суетящихся взрослых, прозорливость сердца и воображения, как, например, в балладе «Нас семеро» (1798).
В. Вордсворт написал стихотворение «Нас семеро» во время пешей прогулки из Альфоксде-на в Лентон в сопровождении своей сестры Дороти и близкого друга С.Т. Кольриджа, вдохновленный встречей с маленькой девочкой вблизи замка Гудрич. Интересен тот факт, что сначала был написан последний стих первой строфы и только после того, как стихотворение было почти закончено, поэт вернулся к его началу, обратившись за помощью к Кольриджу, чей вариант с небольшими изменениями Вордсворта и открывает балладу «Нас семеро»: «A Simple Child,// That lightly draws its breath,// And feels its life in every limb,// What should it know of death?» (4, р.47) (Простое дитя, живущее легко, и каждая частица тела которого наполнена жизнью, что оно знает о смерти?) - «Радушное дитя,// Легко привыкшее дышать,// Здоровьем, жизнию цветя,// Как может смерть понять?» (5, с.211) (перевод И.И. Козлова).
Вольный перевод стихотворения В. Вордсворта, осуществленный И.И. Козловым в 1832 г., близок английскому подлиннику образностью, характерными интонациями, формой построения и сохранением общего количества строк. Немногочисленные изменения, внесенные в текст переводчиком, несущественны и в целом не изменяют основную идею произведения. Особо ценимая поэтами «озерной школы» «простота» («а Simple Child») получила отклик у Козлова, будучи отождествленной с легкостью, свежестью, радушием («радушное дитя»). В качестве главной героини английским поэтом была избрана девочка лет восьми, чистый, жизнерадостный, красивый человек, дитя природы, противостоящее смерти, злу: «She had a rustic, woodland air, // And she was wildly clad: // Her eyes were fair, and very fair; // Her beauty made me glad» (4, р.47) (У нее был вид человека, живущего в деревне, в лесу, она было небрежно одета: ее глаза были красивыми, очень красивыми; ее красота радовала меня) - «И дик был вид ее степной, // И дик простой наряд, // И радовал меня красой // Малютки милой взгляд» (5, с.211). Сравнение перевода с оригиналом позволяет выявить некоторое несоответствие: у Козлова девочка живет в степи, тогда как у Вордсворта - в деревне рядом с лесом. Перемещая место действия из лесистой местности в степь, переводчик несколько русифицировал текст, поскольку, как известно, в Англии нет степей. Вместе с тем подчеркивались незаурядность, оригинальность, самобытность героини, дочери степей, подобной романтическим цыганкам из произведений современников Козлова.
Следующий далее диалог автора и девочки в полной мере отражал ее характер, точнее, был призван подчеркнуть соответствие, непротиворечивость характера главной героини ее внешности. Девочка знала, что есть смерть, что ее брат и сестра умерли, но ее чистая, непорочная душа
искренне верила, что они живы, поскольку память о них жила в ее сердце. Тема жизни после смерти была близка религиозно настроенному Козлову, а потому он воспроизводил диалог последовательно, внося в него лишь незначительные изменения. Так, в интерпретации Козлова из пятой строфы исчезла мысль, выраженная фразой «I pray you tell» (Молю тебя, скажи); Конуей («Conway»), порт в Северном Уэльсе, стал селом; неопределенное дерево на кладбище при переводе оказалось ивой; расстояние от дома до могил было сокращено от «12 шагов или больше» («twelve steps or more») до десяти, а неизвестная пища девочки на ужин, охарактеризованная Вордсвортом лишь как «маленькая миска» («little porringer»), предстала на русском языке как «сыр и хлеб». Все перечисленное могло свидетельствовать о целенаправленном стремлении переводчика адаптировать оригинальное произведение к российской действительности посредством активного использования вариативных лексических возможностей русского языка.
В 1835 г. И.И. Козлов вновь обратился к творчеству Вордсворта, причем его внимание привлек «Тридцатый сонет» («Sonnet XXX») из цикла «Разные сонеты» («Miscellaneous Sonnets»), известный также под названием «Вечер на пляже в Кале» («Evening on Calais Beach»). Сонет был написан в августе 1802 г. в Кале во время прогулки по пляжу с десятилетней Кэролайн, дочерью поэта от француженки Аннет Валлон, что подтверждается недвусмысленным упоминанием: «Dear Child! dear Girl! that walkest with me here» (4, р.363) (Дорогое, которое идет сейчас рядом со мной). Фактически это была первая встреча отца и дочери, разлученных войной между Англией и Францией. Вордсворт приехал во Францию незадолго до женитьбы на Мэри Хатчинсон. Переполненный чувствами выполненного долга, радости и успокоения, поэт наслаждался красотой и спокойствием вечера, размышлял о Божьей воле, лежащей в основе всего мироздания. Звук моря, похожий на раскаты грома, напоминал ему звук непреходящих движений просыпающегося Творца. Ребенок, находившийся рядом, хотя и был безучастен к размышлениям отца, вполне гармонировал с ними, являясь божественным по своей сути, пребывая в атмосфере изначального единства с природой и Богом.
Основная тема стихотворения - тема божественности, мистики и обожествления природы, в целом традиционная для лирического творчества Вордсворта, - во многом предопределила интерес к данному сонету со стороны русского поэта-романтика. Сохранив форму сонета, И.И. Козлов при переводе изменил стихотворный размер с пятистопного ямба на шестистопный. Само название, избранное Козловым, «Сонет (Вольное подражание Вордсворту)», не предусматривало точности воспроизведения переводчиком авторского замысла. И действительно, уже в первых стихах перевода можно видеть существенное отличие от оригинала, заключающееся во введении библейского сюжета о Благовещении.
Как установил В.Э. Вацуро, в данном случае Козлов избрал для перевода одно из «подражаний», принадлежащих Ш. Сент-Бева, но при этом скорректировал его английским оригиналом. Пройдя мимо традиционных сонетных тем - поэзии, любви, Козлов остановился «на произведении, наиболее близком по духу когда-то переведенному им «Сонету святой Терезы». Конта-минируя французский перевод и английский оригинал, он ввел в свой «Сонет (Вольное подражание Вордсворту)» строки, принадлежавшие Сент-Беву: «Такой окружена сидела тишиною// Мария, как пред ней явился Гавриил» (6, с.153).
Первые стихи «вольного подражания» посвящены описанию вечера: «Прелестный вечер тих, час тайны наступил;// Молитву солнце льет, горя святой красою» (5, c.260). Созерцание вечера, значимое и для английского автора, представлено им, однако, несколько иначе: «It is a beauteous evening, calm and free;// The holy time is quiet as a nun// Breathless with adoration; the broad sun// Is sinking down in its tranquillity» (4, p.363) (Прекрасный вечер, спокойный и свободный, священное время тихо, как монахиня, затаившая дыхание в благоговении; ясное солнце опускается в своей безмятежности). Вечер, дарящий спокойствие, свободу от былых переживаний, безмятежность, оказывается у Вордсворта священным временем тишины, подобной тишине монахини во время молитвы. Козлов, напротив, говорит не о спокойствии, а о тихой таинственности вечера, причем упоминаемое им горящее своей красою, молящееся солнце никоим образом не предполагает безмятежности: атмосфера вокруг наполнена религиозностью и благоговением.
Во втором стихе второго катрена Козлов точно передает отсутствующую в тексте Ш. Сент-Бева, но предельно значимую для Вордсворта мысль: «Listen! the mighty Being is awake...» («Всевышний восстает, внимайте.»), - тем самым, по наблюдению В.Э. Вацуро, объединены
2008/10
«черты религиозной символики английского и французского поэтов», что особенно уместно при создании характерного образа ребенка, «которому доступно непосредственное общение с Божеством» (6, с.153), на фоне картины вечернего молитвенного созерцания.
К ребенку английский поэт обращался со словами: «Thou liest in Abraham's all the year» (4, р.364) (Ты находишься в лоне Авраама весь год). Упоминаемое им «Авраамово лоно» - христианский символ особой защищенности людей, доверившихся Богу, причем попасть в заветное лоно могут только благочестивые и безгрешные люди, например, дети. В своем переводе Козлов верно передал основную идею оригинала: «Невинностью своей живешь в блаженстве рая» (5, с.260).
Как видим, именно сонет оказывался для Козлова в данном случае оптимальной стиховой и жанровой структурой для выражения исповеди обратившейся к Всевышнему грешной человеческой души.
Рассмотренные нами стихотворения Вордсворта наглядно показывают, что произведения этого великого английского поэта в значительной мере были автобиографичны, вырастали из его жизненного опыта и самонаблюдений, - жизнь и творчество во многом составляли для него единое целое. Другой представитель «озерной школы» С.Т. Кольридж, не менее самозабвенно отдаваясь творчеству и ценя дружеское общение с близкими по духу людьми, принадлежал к совершенно иному типу поэтической и человеческой личности, - впрочем, этой разностью темпераментов и дарований Вордсворт и Кольридж прекрасно дополняли друг друга. В «Литературной биографии» Кольридж достаточно четко отразил индивидуальные особенности мировосприятия поэтов «озерной школы», различие их дарований: «Было решено, что я возьмусь за персонажи и характеры сверхъестественные или во всяком случае, романтические, с таким, однако, расчетом, чтобы эти тени, отбрасываемые воображением, вызывали в душе живой интерес, а некоторое подобие реальности на какое-то мгновение порождало в нас желание поверить в них, в чем и состоит поэтическая правда. В свою очередь, мистер Вордсворт должен был избрать своим предметом и заставить блеснуть новизной вещи повседневные и вызвать чувства, аналогичные восприятию сверхъестественного, пробуждая разум от летаргии привычных представлений и являя ему красоту и удивительность окружающего нас мира, это неисчерпаемое богатство, которое из-за лежащей на нем пелены привычности и человеческого эгоизма наши глаза не видят, уши не слышат, сердца не чувствуют и не понимают» (7, с.197).
Ужас духовной отторгнутости от людей, нарушение привычной общности человеческих чувств и взаимоотношений составляет основу той фантастической ситуации, в которую поставлена Кристабель в знаменитой одноименной поэме Кольриджа, ярко отразившей интерес автора к Средневековью, проявившийся в заимствовании из средневековой литературы приемов сюжетного построения. В поэме сталкивались два женских образа: чистая и невинная Кристабель и злая, нечестивая Джеральдина. Звучный и выразительный стих поэмы Кольриджа, характеризующийся обращением к балладной метрике с соблюдением числа ударений (их всегда четыре) и нарушением чередования ударных и безударных слогов, варьированием их общего количества от семи до двенадцати, произвел впечатление на Байрона, который взял из поэмы фрагмент о двух утесах, разделенных ударами грома, и использовал его в качестве эпиграфа к стихотворению «Прощай». Дж.Г. Байрон посвятил это стихотворение, звучащее как крик души, сожаление о потерянной любви, своей супруге, в девичестве Аннабелле Милбэнк (Annabella Milbanke), по случаю их расставания. Несмотря на то, что у Кольриджа с утесами ассоциируются друзья, а не любовники, их объединяет чувство горького одиночества, внутренней разобщенности.
В 1823 г. Козлов перевел стихотворение Байрона, не оставив без внимания и эпиграф из «Кристабели» Кольриджа. Перевод эпиграфа, хотя и несколько утратившего свою образность в виду упрощения стихотворного построения и увеличения количества строк с четырнадцати до двадцати двух, достаточно близок оригиналу, сохраняет его основную идею. Вместе с тем имеются и существенные различия, выраженные, в основном, в большей неопределенности, расплывчатости выражения изначального авторского замысла в русском переводе.
Уже в самом начале русского перевода обращает на себя внимание отсутствие восклицательного междометия «увы!» («^las!»), символизирующего горечь чувств, сожаление английского поэта. Если Кольридж указывает на молодость как на время дружеских отношений глав-
ных героев, скрытых за двумя утесами («they had been friends in youth» (8, р.89) - они были друзьями в молодости), то у Козлова, в его переводе, конкретный период дружеских отношений не определен, более того - эти отношения превращены в любовные: «Была пора - они любили» (5, с.78). Главных героев в русском переводе разлучили «злодеи», «бездна с ревом» (5, с.78), в то время как у Кольриджа находим: «But whispering tongues can poison truth» (8, р.89) (Но нашептывающие языки могут отравить верность); «A dreary sea now flows between» (8, р.89) (Угрюмое море течет теперь между ними). Имена «утесов» Козловым не названы, а между тем из оригинала можно узнать, о ком идет речь: «And thus it chanced, as I divine,// With Roland and Sir Leoline.// Each spake words of high disdain// And insult to his heart's best brother:// They parted - ne'er to meet again!» (8, р.89) (И, так случилось, как я предполагаю, с Роландом и сэром Леолином. Сказав друг другу слова высокого презрения, обидные для сердец ближайших братьев, - они расстались, чтобы никогда не встретиться снова). Как видим, Кольридж утверждает необратимость случившегося, тогда как Козлов не столь категоричен, избегает пафосно-сти и не рассуждает о дальнейшей судьбе главных героев.
Таким образом, наряду с темами религиозности, народности и «простоты» в творчестве поэтов «озерной школы» И.И. Козлова привлекла тема одиночества, человеческой разобщенности и внутреннего конфликта.
Литература
1. Гумилев Н.С. Поэма о старом моряке, С.Т. Кольриджа // Гумилев Н.С. Полн. собр. соч.: в 10 т. Т.7. М.: Воскресение, 1999.
2. Лотман Ю.М. Руссо и русская культура XVIII века // Эпоха Просвещения. Из истории международных связей русской литературы. Л.: Наука, 1967.
3. Wordsworth W. Lyrical Ballads. 2 ed. London, 1802.
4. The Select Poetical Works of William Wordsworth (in two volumes). Leipzig, 1864.
5. Козлов И.И. Полн. собр. стихотворений. Л.: Сов. писатель, 1960.
6. Вацуро В.Э. Русский спиритуалистический сонет романтической эпохи (Из сонетного творчества И.И. Козлова) // Звезда. 2000. № 11.
7.Кольридж С.Т. Литературная биография // Литературные манифесты западноевропейских романтиков. М.: Изд-во МГУ, 1978.
8. Coleridge S.T. Verse and Prose. М., 1981.
Literature
1. Gumilyov N.S. The Poem about an Old Sailor, S. T. Coleridge // Gumilyov N.S. The Full Collection of Compositions: In 10 v. M.: Voskresenje, 1999. V.7.
2. Lotman Yu.M. Russo and the Russian Culture of the XVIII century // The Epoch of the Enlightenment. From History of Russian International Literatury Connections. L.: Science, 1967.
3. Wordsworth W. Lyrical Ballads. 2 ed. London, 1802.
4. The Select Poetical Works of William Wordsworth (in two volumes). Leipzig, 1864.
5. Kozlov I.I. The Full Collection of Poems. L.: Sov. writer, 1960.
6. Vatsuro V.E. The Russian Spiritual Sonnet of the Romantic Epoch (From Sonnet Creative Activity of I.I.Kozlov) // Zvezda. 2000. №11.
7. Coleridge S.T. Literary Biography // Literary Manifestoes of West-European Romantisists. M.: MGU Publishers, 1978.
8. Coleridge S.T. Verse and Prose. M., 1981.
Жаткин Дмитрий Николаевич - доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой русского и иностранных языков Пензенской государственной технологической академии
Адрес: 442537, г. Кузнецк Пензенской обл., ул. 354 стрелковой дивизии, д. 15, кв.111.
Zhatkin Dmitriy Nikolaevich, a doctor of the philological sciences, professor, head of the Department of the Russian and Foreign Languages at Penza State Technological Academy
Аddress: 442537, Kuznetsk, Penza region, Shooting Division 354 str., 15-111
Tel:8-9093156354; e-mail: [email protected]
Бобылева Светлана Вячеславовна - доцент кафедры русского и иностранных языков Пензенской государственной технологической академии
Адрес: 440035, г. Пенза, ул. Мира, д.14, кв.98
Bobylyova Svetlana Vyacheslavovna - an assistant professor of the Department of the Russian and Foreign Languages at Penza State Technological Academy
Аddress: 440035, Penza, Mira str., 14-98
Tel:8-9603166018; e-mail: [email protected]
