CC BY
126
ВОСПИТАНИЕ Ю. Ф. САМАРИНА КАК ИСТОК МИРОВОЗЗРЕНИЯ
PHILOSOPHICAL SOURCES OF I. V. KIREEVSKIY'S WORLD OUTLOOK
С. И. Скороходова
В статье предложен индивидуальный подход в изучении творчества представителей «московского направления». Он помогает выявить особенности взглядов каждого и проливает свет на те споры, которые кипели внутри кружка. В работе на основе анализа взглядов Киреевского очерчен тот круг философских источников, который повлиял на формирование мировоззрения мыслителя, а также показано их отличие от философской базы других членов славянофильского кружка.
Ключевые слова: художественный мистицизм, любовь, любомудрие, парнасский афеизм, философия, поэт-философ, цельное мышление, безуслов, родование.
Яркий русский мыслитель Ю. Ф. Самарин - «один из тех, кто стоял на вершинах, вот почему он не был понят в свое время и почему правда его речей оживает только для нас» [1, с. 295]. «Ядро его учения есть непреложная истина, нужная людям как хлеб насущный» [1, с. 295], - писал историк русской мысли М. О. Гершензон.
Ю. Ф. Самарин по линии отца - потомок великого князя Галицкого, Нестора Рябца, прибывшего в Москву с сыном Родионом, «знаменитым воином», в конце XIII в. по приглашению Ивана Калиты. Нестор привел с собой дружину из 1700 детей боярских. Он имел двор на территории Кремля. Его внук, боярин Иван Родионович, по прозвищу Квашня, был предводителем Костромского полка в день Куликовской битвы 8 сентября 1380 г.
Отец Самарина, Федор Васильевич, был участником войны 1812 г. Он женился в 34 года (в 1818 г.) на Софье Юрьевне Нелединской-Мелецкой, любимой фрейлине императрицы, и оставил юношеские мечты стать дипломатом. Перед свадьбой жених велел раздать несколько тысяч бедным и петь благодарственные молебны, а в день свадьбы, по его приказу, были обвенчаны несколько бедных девушек, каждой из которых дали тысячу рублей в приданое. Он был счастлив в браке и перед смертью сказал детям о жене: «Она была моим ангелом-хранителем в жизни. Любите, покойте ее, во всем слушайтесь, ничего без ее согласия не предпринимайте, ничем лучше вы не сможете почтить мою память как любовью к ней» [2, с. 223].
Первенец в семье Самариных родился 21 апреля 1819 г. около 12 часов дня. По линии отца Самарин унаследовал умственные и литературные способности. Родослов-
S. I. Skorokhodova
In the article an individual approach towards the investigation of works of the „Moscow Trend" representatives is suggested. This approach helps to reveal the peculiarities of the viewpoints of each of them and sheds light on the heated debates that took place within the group. Based on the analysis of Kireevskiy's views the author of the article outlines the philosophical sources that influenced the shaping of the scholar's world outlook as well as shows the difference of these sources from the philosophical basis of other members of the Slavophiles Group.
Keywords: artistic mysticism, love, love of wisdom, Parnassian apheism, philosophy, poet-philosopher, integral thinking, the absolute, generalization.
ная матери вела к роду Паниных, из которого вышли крупнейшие государственные и политические деятели. Прадед Софьи Юрьевны, Борис Иванович Куракин, был женат на родной сестре первой супруги Петра I, тетке царевича Алексея [3, л. 7]. Из рода Лопухиных вышел известный масон Иван Владимирович Лопухин, крестный И. В. Киреевского, который по своему внутреннему складу напомнил исследователю Золотареву Ю. Ф. Самарина [3, л. 7]. Не думаю, что это так. Родословная бабушки Софьи Юрьевны, урожденной княжны Хованской, восходит к роду литовского князя Гедимина-са, который в XIV в. вел ожесточенную борьбу с немецкими рыцарями. Эту борьбу продолжил его дальний русский потомок, Юрий Самарин, с остзейскими баронами.
В знак особого расположения Мария Федоровна с сыном Александром I стали восприемниками от купели младенца, которому дано было имя в честь деда - известного поэта, сенатора, в прошлом статс-секретаря Павла I, одного из самых приближенных к вдовствующей императрице лиц, Юрия Александровича Нелединского-Мелецкого. Все будущие славянофилы были дальними родственниками [см.: 4]. Н. А. Бердяев заметил, что они как бы вросли в почву родной земли и «отяжелели», они любили уют помещичьих усадеб, и патриархальные отношения, и хлебные поля, в их идеях «слишком преобладает стихия земли» [5, с. 69]. Особенно интересен тот факт, что Ю. Ф. Самарин был в родстве с А. С. Пушкиным, В. Ф. Одоевским, П. Я. Чаадаевым, Л. Н. Толстым, А. И. Герценом, С. Н. и Е. Н. Трубецкими и П. А. Кропоткиным. С Герценом их напрямую объединял род Мещерски [3, л. 10]: бабушка Самарина по линии отца - княжна М. В. Мещерская. Золотарев считал, что «переплетенное родство названных лиц свидетельствует о наследственности таланта» [3, л. 2].
У Юрия Самарина было шесть братьев (Михаил, Александр, Владимир, Николай, Петр, Дмитрий) и две сестры: Мария (1821-1888), графиня Сологуб, и Екатерина (18251840). Мать, Софья Юрьевна (1783-1979), дожила до глубокой старости, пережив пятерых детей, и скончалась на молитве. Благоговение перед ней было у всех ее чад. Ни-коленька Самарин (1829-1892), например, хранил до конца своих дней очки и рогульку матери для вязания шнуров, которые и были обнаружены после его смерти среди личных вещей в Измалково.
В семье, по словам А. В. Комаровской, царил дух «старинного русского благочестия» и любви. С раннего детства мать учила Юрия Закону Божьему и русскому языку [6, с. 8].
В 1822 г. Федор Васильевич перенес тяжелую лихорадку и взял отпуск для лечения за границей. В 1823 г. Самарины жили в Париже, в августе 1824 г. - в Швейцарии, остаток зимы провели в Италии, во Флоренции, затем - в Риме. В Риме произошел несчастный случай, который чуть было не привел к гибели маленького Мишу. По иронии судьбы, его спас Луи-Наполеон, будущий император Франции [7, с. 291], и все обошлось благополучно.
Из Рима семья в 1825 г. семья уехала в Германию, где Федор Васильевич лечился водами и где в Дрездене 18 июня родилась Екатерина. В сентябре 1825 г. семья вернулась в Петербург.
Первым наставником Юши был 23-летний француз Адольф Пако (1800-1854), ставший почти членом семьи. Он не искал привязанностей на стороне и всем своим сердцем был предан делу воспитания своего нежного светловолосого питомца. Между тем мальчик доставлял много хлопот и в отсутствие отца часто бывал вспыльчив, нетерпелив. В дневнике Пако писал о живом, своенравном, но в то же время правдивом и смышленом ученике. В 5 лет Юша читал по-русски и по-французски, с увлечением рисовал, любил рассуждать со своим наставником, удивляя всех недетскими размышлениями. Пако был неразлучен с Юшей 11 лет. Мальчик сердечно привязался к своему наставнику и в дальнейшем не забывал его [см.: 8-9].
Пако, с одобрения Федора Васильевича, стремился воплотить в процессе воспитания Юрия некоторые идеи Руссо. Отец и наставник исходили из чувств ребенка, ведя его к размышлениям, к работе разума, и воспитывали в нем самостоятельность. Самарин впоследствии заметил, что рос «в совершенном уединении, вне всякого товарищества» [10], как Робинзон Крузо с Пятницей Пако на острове. Самарин стал впоследствии духовно независимым, но одиноким человеком. Цель воспитания заключалась в том, чтобы сформировать «добродетельного ребенка, давая ему только то, что может породить идеи добра, любви к Богу, любви к себе подобным» [2, с. 217]. Воспитание было целостным и предполагало единство физического, морального и интеллектуального развития. Пако каждый день кропотливо заполнял три колонки в тетради: физическое, моральное, умственное. Сохранились четыре журнала в кожаных переплетах, которые хранят внимательные наблюдения педагога за развитием Юши [см.: 11].
В начале 1840-х Степан Иванович Пако уже был известным преподавателем Московского университета. Он обру-
сел. По рекомендации Ф. В. Самарина, Пако стал учителем французской литературы детей Дениса Давыдова, не переставая им ставить в пример своего первого ученика, Юрия, и пророча ему великое будущее. Пако женился на русской, рано овдовел и остался с двухлетней дочерью, Елизаветой, которую взяла на воспитание мать Ю. Ф. Самарина [12, с. 143]. Софья Юрьевна выдала Елизавету Пако замуж за Николая Васильевича Виноградова, личного врача Юрия Федоровича. Однако Елизавета так же рано умерла, как и ее мать, оставив маленькую Марусю, внучку Пако. Марию Николаевну Виноградову взяла на воспитание сестра Самарина, Мария Федоровна Соллогуб. Таким образом, вся семья Самариных помогала Пако, как могла.
Когда семья вернулась из заграничного путешествия, Юша оказался в уютном мире детской, где часто общался с мягким, добрым, а главное, благородным дедушкой Нелединским-Мелецким. Пако, однако, был обеспокоен. Он сделал запись в журнале: «Хотя мы в России, он (Юша. - С. С.) мало знает свой язык. Конечно, главное - это оттого, что я всегда с ним. Но если бы только один я говорил с ним по-французски, то, может быть, его успехи в родном языке были бы заметнее» [7, с. 292]. В дворянской среде, особенно столичной, казалось дурным тоном говорить по-русски.
Когда произошло восстание декабристов, всколыхнувшее всю интеллигенцию, будущему философу и общественному деятелю было всего шесть лет, однако последствия этого события не могли не отразиться на его судьбе, как и на общественной атмосфере в целом. Отец Самарина, Федор Васильевич, находился во время восстания в Зимнем дворце. Ему было приказано держать наготове экипажи для отъезда царской семьи в случае необходимости.
Среди декабристов были родственники Самариных. Например, младший брат матери, Сергей Юрьевич, был близок к декабристам. Возможно, декабрьские события подтолкнули Ф. В. Самарин к отставке в августе 1826 г. Неслучайно в октябре 1861 г. Ю. Ф. Самарин, возвращаясь к событиям минувших лет, писал: «Прошлое царство началось с того, что в один морозный день по дворцовой площади облетел лучший цвет целого поколения. Остались Орловы, Клейнмихели и Закревские. В развитии нашей общественности последовал насильственный перерыв» [13].
Главная причина отставки, однако, заключалась в ином. Федору Васильевичу, которому в то время шел 42-й год, двор казался слишком «европеизированным» и неспособным воспитать из молодых дворян подлинных патриотов. Воспитание у детей любви к России стало делом всей его жизни. Он хотел привить им уважение к памяти семьи, рода, истории. Он считал, что только человек любящий свое отечество способен достойно ему служить. И, несмотря на стремление императрицы удержать его на службе [6, с. 10-11], не изменил своего решения.
Любопытны в этой связи рассуждения славянофилов о воспитании, которые в обширном смысле понимали под ним то действие, посредством которого одно поколение приготовляет следующее за ним поколение к его очередной деятельности в истории народа. Они считали, что воспитание в умственном и духовном плане начинается так же рано,
как и физическое. «Строй ума у ребенка, которого первые слова были Бог, тятя, мама, будет не таков, как у ребенка, которого первые слова были деньги, наряд или выгода» [14, с. 66]. Что же, по их мнению, следует прежде всего давать малышу? Это музыка: «песнь родного края протяжная, унылая, родная» [14, с. 66], старорусские сказки, песни народные. Конечно, в придворной среде их нельзя было услышать.
Древние грамоты языком своим, содержанием, чувством пробуждают заглохнувшие силы и выводят из безродного сиротства. Надо обращать внимание на цветы, на зелень, воду и вообще стихии, потом на небо, облака, зори и, наконец, на произведения искусства, хотя бы в репродукциях. Хомяков считал, что нельзя давать детям много игрушек: они приучают к скуке, воображение делается ленивым, и человек привыкает требовать, чтобы его забавляли. Необходимо воспитывать детей на отечественной литературе: для русского взгляд иностранца на общество, на государство, на веру превратен. Воспитание должно заключать в себе те начала, которым живет и развивается историческое общество. Воспитание вне истории, вне связи с народной жизнью славянофилы называли искусственным. Столичное воспитание было построено по западному образцу.
Для Хомякова семья - «круг, в котором осуществляется истинная, человеческая любовь», она «переходит из абстрактного понятия в живое и действительное проявление» [15, с. 250-251]. Родители не должны отстраняться от своих детей, живя светской жизнью и перекладывая заботы о воспитании на иностранных гувернеров и гувернанток. Славянофилы решительно восставали против «искусственного комфорта», «художественной изнеженности», «умышленности жизни» [16, с. 215].
Преподавание наук должно опираться на чувство веры. В изучении языков мнения Хомякова и Киреевского расходились. А. С. Хомяков считал, что необходимо изучать древние языки для постижения законов слова и овладения своим собственным языком. Изучение древних языков и родного языка, по Хомякову, трезвит, укрепляет и систематизирует ум. Философ признавал, что раннее изучение «живых» языков вредно: ум изнеживается, расслабляется, перестает воспринимать свой родной язык. Учение, по-видимому, бесполезное в отношении практическом, созидает людей крепких и самомыслящих; учение, по-видимому, чисто практическое воспитывает пустых повторителей заграничной болтовни.
Киреевский, напротив, считал, что необходимо изучение прежде всего славянского («словенского») языка. На этом языке нет ни одной книги вредной или бесполезной. Изучение его вместо утонченностей катехизиса и русской словесности явилось бы сильнейшим противодействием тому, что может быть вредно в изучении наук, взятых отдельно от религии. В изучении катехизиса, по Киреевскому, желательно не настаивать на утонченностях, обращая внимание только на немногое существенно нужное. Федор Васильевич был ближе к Хомякову в вопросе об изучении древних языков.
Весну и лето 1826 г. Самарины провели в усадьбе Ивановское, в 70 верстах от Москвы по Можайской дороге,
недалеко от Воскресенского монастыря. Этот период стал особенно значимым для Юрия. В 1842 г., обратившись к самому счастливому и безмятежному моменту своей жизни, он писал: «До сих пор не могу вспомнить без волнения о селе Ивановском. Там совершилось первое пробуждение моего сознания, первое радостное ощущение жизни. Собственно, с этого времени я начинаю помнить себя. До сих пор я могу только сказать, что помню кое-что о себе <...> С семилетнего возраста, именно с этого лета... я начинаю помнить мои впечатления, мои мысли, мои чувства.» [17]. Ивановское лето было полно приключений: Юша два раза тонул и однажды заблудился в 20 шагах от дома. Он с упоением слушал рассказы об Алеше-разбойнике и испытывал непреодолимое желание когда-нибудь с ним встретиться. Однако разбойник был пойман и «уведен скованным». Один раз вместе с братьями и сестрами Юша упал с балкона головой вниз. Вышина была полторы сажени. Отец, вернувшись и увидев место падения, побледнел, поднял глаза, полные слез, к небу, три раза перекрестился и сказал дрожащим голосом: «Дети, благодарите Бога за ваше чудесное спасение». «В самом деле оно было чудесным» [7, с. 297], - написал Самарин в 1842 г., вспоминая этот эпизод.
В ивановское лето Юша впервые тонко прочувствовал красоту природы и испытал первую любовь. Это была Екатерина, дочь Аграфены Юрьевны и губернатора Калуги, его тринадцатилетняя двоюродная сестра, приехавшая погостить к родственникам. Самарин писал: «Судьбе было угодно, чтобы первая девушка, на которой остановился мой взор, была та самая, которую позднее я должен был любить так горячо, так долго, с таким постоянством. Когда прошло это время, сколько раз в тишине ночей, мучимый бессонницей, я вспоминал о той минуте, когда она прошла передо мною в конце аллеи и скрылся ее девичий стан в густой зелени сада. <...> Мы ездили прощаться с Тутолмиными (соседи, которые любили и баловали Юшу. - С. С.), и там долго подавляемые слезы брызнули целым потопом. Я выпросил себе на память китайский розан и иссушил его. до сих пор он у меня хранится. <...> Внутренняя непобедимая тоска души говорила мне, что этому не бывать, и точно, такого времени не было после того в моей жизни» [7, с. 298]. Ивановское лето осталось в памяти философа как светлое, небывалое видение детства.
Наконец, в августе 1826 г. Самарины торжественно, в нескольких экипажах, приехали в Москву из Ивановского. Это было большим событием для детей. Они смотрели в окна кареты и, разглядывая дома, улицы, на французском языке выражали восторг и изумление: все казалось необычным. В доме Неклюдовой на Бронной (Малая Бронная, дом 15 б, старинный особняк XVIII в. [11, с. 30]), где должны были обосноваться Самарины, их дожидалась Аграфена Юрьевна, любимая сестра матери философа. Первым новоприбывших посетил старый друг А. С. Пушкина, П. А. Вяземский, рассказавший о возвращении поэта из ссылки. Потом в доме Самариных побывали В. А. Жуковский, А. И. Тургенев, Д. В. Давыдов, В. А. Перовский и прочие. Сами Самарины чаще всего навещали Вяземских
и В. Л. Пушкина, дядю великого поэта. В Москве 30 августа 1829 г. в их семье родился Алексей, брат Юши.
Дом Самариных был очень гостеприимным, а отношения с московскими приятелями простыми и теплыми. Образовался избранный круг общения. Близким другом семьи был Денис Давыдов, рассказы которого о героизме русских в войне с французами особенно любили слушать молодые Самарины. Они восхищались его патриотизмом и беззаветной любовью к родине. Как справедливо заметила исследовательница Р. П. Поддубная, Денис Давыдов чрезвычайно повлиял на формирование мировоззрения детей Ф. В. Самарина. Иногда он задавал им риторический вопрос: «Кто из нас не заметит явной и всеобщей ненависти к России чужеземных историков, журналистов и большей части писателей? Везде, где коснутся, они возводят на нас клеветы» [2, с. 164]. Давыдов сожалел, что и в России мало жизнеописаний тех людей, которыми должна гордиться великая держава, что превозносят антигероев. В статье «Мороз ли истребил французское войско» он писал о том, что некоторые историки, делая акцент на российском холоде, сознательно умаляют подвиг русских солдат. Воздействие этой работы на Ю. Ф. Самарина проявилось позднее, в начале 1840-х, в его резком неприятии стихов Хомякова, где восхвалялся «спасительный» русский мороз и ничего не говорилось о героизме русского народа в войне 1812 г. Самарин негодовал по этому поводу так же, как когда-то Денис Давыдов [см.: 2, с. 164].
В доме Самариных был особый интерес к истории. Федор Васильевич Самарин был страстным любителем исторической литературы. Его родственник, Александр Дмитриевич Чертков, был председателем Московского общества древностей Российских. Самарин брал книги из его огромной библиотеки, в которой, как говорил сам Чертков, было собрано все когда-либо и на каком-либо языке написанное о России. Кроме того, Ф. В. Самарин выписывал книги из-за рубежа, заказывал друзьям, дружил с книготорговцами, приобретал произведения новых авторов по истории и географии России, о путешествиях российских первооткрывателей [см.: 2, с. 165].
Семья Самариных была связана с семьей историка Н. М. Карамзина. В 1828 г. двоюродный брат Федора Васильевича, Петр Иванович Мещерский, женился на дочери историографа, Екатерине Николаевне Карамзиной. Старая дружба семей переросла в добрые родственные отношения. Кроме того, представители этих фамилий были связаны с Поволжьем [2, с. 179].
С переездом в Москву кончился для Юрия период беззаботной свободной жизни, рекомендованной Руссо, и начались строгие занятия. Над кроватью Юрия повесили табличку с точным расписанием занятий, которые не прерывались даже летом. По ней весь день мальчика разделялся на часы учения и часы отдыха, заключающегося в занятиях гимнастикой на свежем воздухе, игре в шахматы, верховой езде и пр. «Я жил постоянно, не исключая ни одного дня, по таблице» [17], - писал Ю. Ф. Самарин. В семье Самариных каждый ребенок занимался по индивидуальной программе, учитывающей его интересы и склонности. Главным для
детей был высокий нравственный авторитет отца, который контролировал процесс образования и воспитания, подбирал и приглашал педагогов. Ф. В. Самарин был человеком твердых нравственных правил, избегал праздности и был строг как к себе, так и другим. Вместе с тем это был человек глубокой веры. Он не терпел самонадеянности, нервозности, развязности, в самых интимных письмах он был всегда сдержан в оценках людей, что передалось Юрию.
Хотелось еще раз подчеркнуть, что даже если бы родители Самарина не были состоятельными людьми и не могли дать ему блестящее домашнее образование, философ все равно достиг бы внутренних высот. Его родители навсегда стали тем духовным камертоном, по которому был настроен образ его жизни. Киреевские, Аксаковы, Хомяков с детства находились в насыщенной нравственной атмосфере семьи.
Учителем «русского языка в связи с церковнославянским» у Юрия и Марии, по рекомендации известного врача И. Е. Дядьковского, стал в 1826 г. Н. И. Надеждин (18041856). К тому времени ему было 22 года, он давно окончил Московскую Духовную Академию и был профессором словесности и немецкого языка в Рязанской духовной семинарии. Надеждин был увлечен философией Шеллинга и принимал провиденциализм в философии истории.
Надеждин приобрел необычайную власть над впечатлительным мальчиком. Он преподавал ему Закон Божий, греческий, немецкий, историю, логику, риторику. Пако между тем учил французскому, латинскому, географии, арифметике. Француз разговаривал с Юрием и дома, и на прогулке только по-латыни. Надеждин говорил с ним по-русски. Кроме того, мальчика обучали рисованию, танцам, прогулкам верхом и игре на бильярде. Воспитатели чередовались. Для консультации Ф. В. Самарин приглашал лучших преподавателей из Москвы. Но самым строгим экзаменатором для младших детей был их старший брат Юрий.
В 1829 г. Надеждин писал о своем воспитаннике: «Главный корень зла есть совершенная беззаботность его о самом себе. По сю пору еще любимое его занятие составляют мыльные пузыри, на все прочее он смотрит шутя и мимоходом» [7, с. 302]. В учебе Юрий проявлял беспечность, хотя «хронология врезана у него не машинально, а в рассудок» [7, с. 302]. Надеждин находился в доме до 1832 г. Он не оставлял научной деятельности. В доме Самариных была обширная библиотека на французском языке, которой Надеждин пользовался. Он прочел Э. Гиббона, Ф. Гизо, Ж.-Ш. Сисмонди, Ж.-П. Рихтера, Л. Ф. Козагартена, Платона, Канта, Шеллинга, Ламар-тина, оды Горация и пр. Немудрено, что в 1830 г. он защитил диссертацию «О происхождении, природе и судьбах поэзии, называющейся романтической». В декабре 1831 г. Надеждин был уже назначен ординарным профессором теории изящных искусств и археологии Московского университета. Позднее он переселился в ректорский дом и начал издавать журналы «Телескоп» и «Молва». Первые номера Надеждин подарил своему ученику Юрию.
На ежегодных домашних экзаменах успехи Юрия были удовлетворительны по всем предметам, кроме математики, которой не уделяли должного внимания. Отец
был обеспокоен. В связи с этим он пригласил профессора Московской Духовной Академии А. Е. Покровского, который занимался с мальчиком по физике и математике. Впоследствии Покровский стал духовником Самариных.
В 1829 г. умер дедушка Юрий Александрович. За ним в том же году умерла в 39 лет и его дочь Аграфена Юрьевна, оставив десятерых детей. Софья Юрьевна взяла к себе на воспитание шестнадцатилетнюю Екатерину, ту самую, в которую по-детски был влюблен ее старший сын. Екатерина проживала в семье Самариных до своего замужества в 1838 г. с графом Валерием Николаевичем Зубовым, внуком А. В. Суворова, приятелем Лермонтова. Петр Самарин (1830-1901), брат Юрия, впоследствии женился на одной из дочерей Аграфены, Александре, предварительно выпросив церковного разрешения на брак с двоюродной сестрой [12, с. 159].
В 1829 г. Самарины наняли на лето подмосковную усадьбу Измалково, находящуюся в 20 верстах от Москвы по Можайской дороге [см.: 8-9]. По семейному преданию, Софья Юрьевна продала свое брильянтовое ожерелье, подаренное ей перед свадьбой ее будущим мужем, чтобы купить понравившуюся семье усадьбу Измалково для детей. Думаю, что неслучайно в самой усадьбе с 1923 г. был приют для детей, а потом - детский санаторий, который еще в середине 1980-х гг. был очень оживленным. После покупки Измалкова в семье родились Петр, в 1830 г., и Дмитрий, в 1831 г. После революции на месте примыкавшего к парку леса были построены знаменитые писательские дачи, а местность, принадлежавшая славному дворянскому роду Самариных, стала называться Переделкино.
Для Самариных Измалково было «лесным имением». В огромной библиотеке стоял бюст боярина Матвеева, прадеда Федора Васильевича, соратника Петра I. Самаринскую библиотеку в начале 1920-х гг. приобрел Парижский университет [6, с. 13]. В Измалково была церковь св. Дмитрия Ростовского с каменными надгробиями XVIII в. Она была снесена в 1930-х гг. Интересно, что в 1905 г. в Измалкове не было никаких волнений, не было сожжено ни одного дома, что говорит об уважении народом господ Самариных.
У Федора Васильевича было 16 сел и деревень, более четырех тысяч крестьян. Основой состояния Самариных было заволжское имение Васильевское. К средине ХХ в. дом Самариных еще стоял на Волжском берегу. Но в 1970 г. Волга изменила русло, размыла берег, поэтому в целях безопасности дом был разрушен [6, с. 14]. В 1827 г. в Васильевском была построена школа для крестьянских детей, а в 1850 г. - школа для девочек. Ф. В. Самарин считал, что вместо священника учителем должен быть человек, пользующийся любовью населения, «добронравный», окончивший семинарию по первому разряду. В Васильевском в апреле 1835 г. умер от туберкулеза девятилетний Саша. Его детские костыли были врезаны в этажерку и хранились до 1941 г. Вплоть до ХХ в. в заволжском имении строились церкви и школы. В конце XIX в. был налажен ткацко-кустарный промысел для женщин. В конце 1880 г. была основана школа имени Юрия Федоровича Самарина по проекту Н. Дурново.
Антонина Комаровская, правнучка Дмитрия Федоровича Самарина, писала: «Вся обстановка ранних лет
ограждала его (Ю. Ф. Самарина. - С. С.) от случайных влияний и рассеянности и способствовала укреплению и развитию его духа» [7, с. 311]. С детства его приучали трудиться: не было праздности - не было скуки. Позднее Ю. Ф. Самарин писал: «Есть целый строй созвучий, неопределенных, но доступных внутреннему слуху ребенка; есть этот невещественный и неразлагаемый воздух родной земли, который необходимо нужен для первых годов детства. Душа пропитывается им насквозь» [18, с. 9]. Именно в это время устанавливается связь человека с целым миром. Воспитание не может создать ее, но может ей помешать. Полагаю, что воспитание самого Самарина способствовало укреплению его связи с родной землей, а кроме того, становлению как выдающейся личности.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Гершензон М. О. Учение о природе сознания // Нольде Б. Юрий Самарин и его время. М., 2003.
2. Поддубная Р. П. Самарины. Самара, 2008.
3. Золотарев В. Родословная Пушкина, Чаадаева, Самарина, Герцена, Кропоткина, Трубецких. РГАЛИ 218. 3. 118. Л. 7.
4. Флоренский П. А. Около Хомякова. Сергиев Посад, 1916.
5. Бердяев Н. Хомяков. М., 1912. С. 69.
6. Комаровская А. В. Отец и сын Самарины // Московский журнал. 2001. № 2. С. 8.
7. Комаровская А. В. Молодые годы Юрия Самарина // The New Reuiew. Нью-Йорк, 1993. № 190-191.
8. Письма Самарина Ю. Ф. к Пако. НИОР РГБ 265. 143. 3.
9. Письма Самарина Ю. Ф. Пако, Ф. В. Самарину, К. С. Аксакову. НИОР РГБ 265. 31. 3.
10. Самарин Ю. Ф. Из воспоминаний об университете 1834-1838. НИОР РГБ 265. 221. 12. Л. 1.
11. Иванова Л. В. Домашняя школа Самариных // Мир русской усадьбы. М., 1995.
12. Самарина А. Д. Семейная хроника Самариных. «Для Мани» // Русская усадьба. Вып. 12 (28). М., 2006.
13. Самарин Ю. Ф. Письма к И. С. Аксакову. НИОР РГБ 265. 38. 2. Л. 17.
14. Хомяков А. С. Письмо к А. В. Веневитинову от мая 1844 // Хомяков А. С. ПСС. М., 1900-1914. Т. 8. С. 66.
15. Хомяков А.С. ПСС. М., 1900-1914. Т. 3. С. 250251.
16. Киреевский И. В. Соч. Т. 1. С. 215.
17. Самарин Ю. Ф. Воспоминания от детства 1842 г. (рукопись). ОР РГБ Ф. 265. Оп. 89. Ед. хр. 4; копия Ф. 265. Оп. 105. Ед. 1.
18. Самарин Ю. Ф. Тарантас. Путевые впечатления. Сочинения графа В. А. Соллогуба // Самарин Ю. Ф. Соч. Т. 1. М., 1900.
