CC BY
290
ВОПРОСНЫЕ ТЕХНИКИ РАСПОЗНАВАНИЯ ЛЖИ В СОЦИОЛОГИЧЕСКИХ ОПРОСАХ
А.Ю. Мягков
Myagkov A.Yu. Question techniques of lie discerning in sociological surveys. The article is devoted to the analysis of some question methods of the diagnostics of the respondents’ insincere answers in sociological surveys. The results of some field experiments conducted by the author are presented in the paper.
ВВЕДЕНИЕ
Специфика исследований, базирующихся на применении опросных методов, заключается в том, что единственным источником информации для социолога здесь выступают вербальные сообщения («самоотчеты») респондентов. От того, насколько искренними (правдивыми) они являются, во многом зависят достоверность и качество итоговых данных. В этих условиях установление наиболее эффективных методов диагностики искренности опрашиваемых - одна из важнейших задач современной эмпирической социологии. Без ее решения не может быть и речи ни о постановке верного социального диагноза, ни о выработке точного экономического и политического прогноза. Многие из принимаемых сегодня управленческих решений, особенно в сфере социально-экономической политики, оказываются малоэффективными, а порой и просто ошибочными, как раз потому, что они опираются на весьма сомнительную информационную базу, формируемую, в частности, из опросных социологических данных, не прошедших предварительной фильтрации по результатам проверки на искренность.
Вопрос о том, как диагностировать ложь в ответах респондентов - один из самых важных и сложных, но совершенно не разработанных в современной социологии. В работах по методологии и методике социологических исследований отсутствует сколь-нибудь ясное, систематизированное описание методов диагностики и измерения искренности, а встречающиеся иногда сведения носят отрывочный и разрозненный характер. В нашей специальной литературе, а также в массовой социологической практике данный вопрос, за редким исключением, даже не проблематизируется.
Обобщение отечественного и зарубежного исследовательского опыта, а также результаты методических экспериментов, проведенных нами за последние несколько лет, позволяют выделить шесть основных групп методов диагностики искренности [1; 2].
1. Вопросные методы, предполагающие использование техники контрольных вопросов, ловушек, дублей и др. для проверки сведений, сообщаемых респондентами.
2. Методы анализа ответов, основанные на изучении закономерностей вербального поведения людей в ситуации опроса, индивидуального стиля заполнения анкеты и выявлении логических противоречий в ответах опрашиваемых.
3. Шкалы лжи из различных личностных опросников, традиционно используемых в психологических исследованиях, а также в клинико-диагностической и психотерапевтической практике.
4. Комбинированные шкалы искренности, при построении которых предлагается использовать отдельные приемы и элементы методов, указанных выше.
5. Метод экспертных оценок, при котором степень искренности респондентов определяется интервьюерами на основе признаков вербального и невербального поведения, демонстрируемого испытуемыми в ходе опроса.
6. И, наконец, экспериментальные стратегии выявления неискренности, предполагающие проведение предварительных экспериментов на стадии пилотажной апробации будущего вопросника.
Учитывая ограниченные рамки журнальной статьи, остановимся подробнее на анализе вопросных техник распознавания неискренних ответов респондентов и рассмотрим результаты предшествующих исследований на эту тему.
АНАЛИЗ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОЙ ПРАКТИКИ
Вопросные техники - это самая «старая» по времени своего возникновения, но по-прежнему наиболее популярная среди социологов группа методов, предназначенных для диагностики неискренности. Она включает в себя несколько процедур, использующих приемы логического контроля и последующего анализа ответов респондентов.
Контрольные вопросы. В диагностических целях они впервые были предложены в 1930-е гг. американским социологом А. Крос-сли и с тех пор получили широкое распространение в практике социологических исследований. В 1960-1980-е гг. основные приемы и процедуры их применения в общем виде были изложены в работах советских социологов Ю.П. Воронова [3], Б.А. Грушина [4],
В.Э. Шляпентоха [5] и др., а также в целом ряде коллективных научных изданий [6; 7]. Описания контрольных техник можно найти и в более поздних трудах по методологии и методам социологических исследований [8; 9].
Между тем, несмотря на обширную литературу, посвященную технике контроля, некоторые принципиальные вопросы по-прежнему остаются нерешенными. Прежде всего не ясно, насколько эффективно применение этой техники для фиксации неискренности респондентов. По крайней мере, ни в одной из известных работ невозможно найти конкретных исследовательских данных, характеризующих удельный вес респондентов, не прошедших тест на контрольные вопросы. Кроме того, в литературе отсутствует четкая позиция относительно того, является ли установление факта лжи по одному или даже нескольким контрольным вопросам основанием для отбраковки всего вопросника. Нет ясности и по поводу количества контрольных вопросов, необходимых для надежной и достоверной квалификации лжи. Так, авторы «Рабочей книги социолога» пишут, например, что для проверки респондентов на искренность достаточно трех контрольных тестов [7, с. 353]. В то же время А.А. Давыдов и Е.В. Давыдова считают, что этого мало, «необходима “батарея” как минимум из 10 контрольных вопросов» [10].
Вопросы-ловушки. В специальной методической литературе отмечается, что они
могут использоваться для проверки информированности [10], профессиональной компетентности экспертов [3, с. 38; 11], неформальности заполнения анкеты, внимательности, добросовестности респондентов [6; 12]. Лица, попавшиеся на эти вопросы, пишет, например, В. А. Ядов, «подозреваются в невнимательности или заведомой недобросовестности» [12, с. 242]. Однако главное назначение вопросов-ловушек состоит все же в том, чтобы идентифицировать неискренних респондентов или людей, склонных к преувеличениям [13]. По мнению И.А. Бутенко, они «могут помочь при определении того, насколько стоит доверять ответам, полученным от данного респондента» [11].
В работах по методологии и методике социологических исследований можно встретить немало примеров практического применения вопросов-ловушек с целью диагностики неискренних ответов респондентов. Так, по данным В. Э. Шляпентоха и Ю.П. Воронова, этим приемом в нашей стране еще в 1960-е годы успешно пользовались эстонские социологи в одной из анкет газеты «Эдази», а также новосибирские исследователи, изучавшие информационные вкусы и потребности читателей ряда центральных газет и, в частности, «Литературной газеты» [5; 3, с. 37]. Весьма удачный пример формулирования вопроса-ловушки по политической проблематике приводит Э. Ноэль из опыта работы Алленсбахского института демоско-пии [13, с. 84]. Известен также случай, когда трюковый вопрос использовался для выявления респондентов, бравирующих своей девиантностью, при изучении масштабов распространения наркомании [14]. Однако, несмотря на это, конкретных эмпирических данных, которые позволили бы оценить эффективность этого инструмента, его возможности и ограничения, к сожалению, очень немного.
В частности, по свидетельству В. А. Ядова, азербайджанские исследователи, изучавшие мнения читателей фантастической литературы, предложили респондентам высказаться относительно литературных достоинств 41 произведения этого жанра. В общий перечень была включена и несуществующая книга с весьма характерным названием «Долгие сумерки Марса» вымышленного писателя
Н. Яковлева. В результате оказалось, что ее читали 10% всех опрошенных [15].
В другой своей работе В. А. Ядов сообщает об эксперименте, поставленном в ходе опроса, проведенного в 1990 г. Институтом социологии РАН, в котором исследовалось отношение населения к т. н. «неформалам». В качестве одного из объектов оценивания в «батарею» вопросов было включено несуществующее движение «кухтеристов», названное так авторами анкеты по фамилии известного сотрудника института. Несмотря на то, что респонденты не могли по понятным причинам ничего знать или слышать об этом фиктивном движении, тем не менее на вопрос-ловушку попались 14% всех опрошенных. При этом 1,2% респондентов поддержали «кухтеристов», а 12,8% - высказались против них [12].
Еще один случай успешного применения трюковых вопросов, также ставший сегодня хрестоматийным, описывает М.И. Жабский, проводивший в начале 1980-х годов изучение киноаудитории в Полтавской области. Судя по сообщению автора, от 3 до 8% всех респондентов, отвечая на вопрос о просмотренных фильмах, отметили в числе реально существующих и три вымышленных названия. Одну из таких фиктивных кинокартин, как оказалось, смотрели 7% всех опрошенных, но из числа псевдозрителей двух других (тоже вымышленных) фильмов ее назвали уже 27%. Анализ данных, представленных М.И. Жабским, показывает, что существует относительно устойчивая группа неискренних респондентов, попадающихся на все вопросы-ловушки. Так, из тех, кто солгал дважды относительно просмотра вымышленных фильмов, от 15 до 31% солгали и в третий раз [16]. Следовательно, при увеличении числа проверочных вопросов их надежность заметно повышается.
Вместе с тем среди социологов-мето-дистов в настоящее время нет единого мнения относительно того, что же все-таки фиксируют «ловушки»: невнимательность, низкую информированность, «заведомую недобросовестность» респондентов или их нежелание отвечать искренне на основные (контролируемые) вопросы интервьюера. С другой стороны, диагностический потенциал этих вопросов по достоинству не оценен социологами. В результате практика их применения для отсеивания недостоверных ответов, насколько нам известно, достаточно
узка. И, наконец, до сих не разработаны эксплицитные правила формулирования «ловушек». Эта весьма трудоемкая сфера методической рефлексии многими социологами по-прежнему относится к ни чем не регулируемой области «искусства задавать вопросы».
Вопросы-дубли. Для контроля искренности некоторые социологи предлагают использовать процедуру дублирования вопросов, смысл которой заключается в том, что один и тот же вопрос, помещенный в разных частях анкеты или интервью, задается респондентам дважды. При расхождении ответов диагностируется неискренность [10, с. 14-15; 17].
Практика применения данной процедуры имеет под собой некоторые теоретические и эмпирические основания. Она, в частности, базируется на положениях теории «социальной пенетрации» И. Альтмана и Д. Тэйлора, согласно которой, чем дольше люди комму-ницируют друг с другом, тем шире становится сфера их взаимного доверия и выше уровень искренности в вербальном общении [18]. По наблюдению Н. Брэдберна и С. Сад-мана, применение дублей, а также панельных исследований стимулирует искренность ответов респондентов и минимизирует число «преуменьшений» о социально неодобряе-мых видах поведения. При повторном обсуждении, указывают они, любое событие становится более привычным. Люди, которые сначала сомневаются, стоит ли им сообщать интервьюеру о своих контрнормативных поступках, с течением времени перестают их стесняться. Постепенно у респондентов возникает доверие к опрашивающим, им становится ясно, что цель исследования состоит в получении обобщенных, а не индивидуальных сведений. Многократно отмечалось, пишут авторы, что после проведения двух или трех последовательных опросов испытуемые чувствуют себя более спокойно и уверенно [19].
Методические эксперименты, проведенные Дж. Роджерсом, Дж. Билли и Р. Адри, показали, что уровень расхождений в ответах на одни и те же вопросы, касающиеся сексуального поведения, снижается при неоднократном их предъявлении респондентам [17, р. 287]. Кроме того, в исследовании была обнаружена прямая взаимосвязь между удельным весом неконсистентных ответов и степенью сенситивности обсуждаемых с рес-
пондентами тем. В результате авторы приходят к выводу, что индекс несовпадений может служить хорошим показателем сенси-тивности вопроса [17, р. 289, 292-293]. Более того, учитывая обратную зависимость между остротой предлагаемой для обсуждения темы и уровнем искренности испытуемых, вполне логично предположить, что неконсистент-ность в ответах респондентов при дублировании вопросов - явный симптом их неискренности [17, р. 289-293].
Вместе с тем методика постановки дублей пока еще не до конца отработана. Не ясно, например, какие типы вопросов (факту-альные, поведенческие, установочные и т. д.) лучше использовать в качестве дублирующих или дублируемых. Какие вопросы с точки зрения их содержания приводят к большему, а какие - к меньшему успеху при применении этой процедуры в диагностических целях? Какого рода ограничения имеются у данного метода, и при каких условиях он может стать эффективным диагностическим инструментом? И, наконец, без ответа остается пока главный вопрос, представляющий собой самое уязвимое место обсуждаемого метода: правомерно ли интерпретировать
совпадения ответов в качестве безусловного показателя их искренности, если дублирование лжи теоретически ничуть не менее вероятно, чем многократное повторение правды.
РЕЗУЛЬТАТЫ МЕТОДИЧЕСКИХ ЭКСПЕРИМЕНТОВ
Проанализируем достоинства и недостатки, возможности и ограничения наиболее известных вопросных методов выявления неискренности с целью установления наиболее эффективных диагностических инструментов и определения условий, способствующих повышению их продуктивности.
Техника контрольных вопросов. По мнению специалистов, контрольные вопросы предназначены для того, чтобы проверить «полноценность» ответов респондентов [5], их непротиворечивость [4, с. 255], «истинность» сообщаемых сведений [3, с. 36], «надежность и достоверность» собираемых в опросе данных [13; 7, с. 353]. Однако несмотря на формальные различия в авторской терминологии, во всех этих случаях речь безусловно идет о контроле искренности ответов испы-
туемых. «Функциональное назначение контрольных вопросов, - пишет
В. И. Добреньков, - состоит в том, чтобы проверить правдивость ответов респондента на основные вопросы анкеты. С помощью их оценивается качество получаемой информации» [6]. «Контрольные вопросы, - указывает В.Г. Гречихин, - позволяют социологу определить искренность, правдивость ответов респондентов» [20].
Существует несколько способов достижения этой цели. Первый из них - проверка ответов посредством одного или нескольких схожих по смыслу вопросов, размещенных в разных частях анкеты или интервью. При этом контролироваться могут не только вопросы о фактах, событиях или поведении (о возрасте, доходах, наличии автомобиля, совершенных покупках, потреблении алкоголя, участии в выборах и т. д.), но и о внутренних состояниях респондентов (жизненных планах, намерениях, установках, степени удовлетворенности работой и т. д.).
Второй способ более жесткий. Он представляет собой тест на консистентность ответов и опирается на установление корреляционной зависимости между ответами на два одинаковых по смыслу, но разных по формулировке вопроса.
Третий предполагает использование в качестве контролирующего средства вопроса-фильтра. «Ответы на фильтрующие вопросы, - справедливо отмечает Ю.П. Воронов, - самый мощный инструмент проверки качества интервьюирования» [3, с. 36]. Малейшая недобросовестность мгновенно ре-зультируется в повышении доли тех вариантов ответов, которые подлежат контролю в исследовании. Так, в одном из наших опросов (ноябрь 2003 г., N = 906) на основной вопрос о намерении избирателей г. Иваново участвовать в предстоящих выборах в Государственную Думу отрицательно ответили 39,3% опрошенных, а на фильтрующий («Если не будете, то почему?») - 52,9% респондентов.
Четвертая известная процедура контроля искренности базируется на формулировании проверочных вопросов: прямой контролируется косвенным, личный - безличным, закрытый - открытым, ситуативный - проективным [12, с. 262]. Сопоставление ответов на основной и контрольный вопросы дает
информацию об искренности опрашиваемых. В случае обнаружения противоречий «такие результаты бракуются либо подлежат дополнительному изучению с целью получения адекватной информации» [7, с. 353].
Кроме того, проверить фактуально-собы-тийные сведения, сообщаемые респондентами, можно и по критериальным данным, например, сообщение об участии в выборах -на основе бланков о регистрации голосовавших избирателей [21], размер декларированной зарплаты - по бухгалтерским ведомостям [22], ответы о возрасте или образовании - по официальным документам [23], сведения об употреблении алкоголя или наркотиков - по статистическим данным [24] и т. д.
Эффективность контрольной техники тестировалась нами в одном из методических исследований, проведенных в г. Иваново в марте 2001 г. ^ = 387). Респондентам в ходе интервью задавались, в частности, два вопроса: 1). «Считается, что историю Отечества должен знать каждый. А Вы знаете, в каком году была основана столица нашей Родины?» (основной); 2). «Уточните, пожалуйста, дату основания Москвы» (контрольный, тестовый вопрос на знание с серией ответов, в числе которых правильным был лишь один). На первый из задававшихся вопросов утвердительно ответили 68,0% опрашиваемых, однако 19,3% из них, как оказалось по результатам тестирования, неверно указали дату даже при наличии правильного ответа в перечне подсказок.
Вместе с тем данное исследование наглядно продемонстрировало целый ряд ограничений, присущих контрольной технике.
Во-первых, ее использование всегда предполагает изменение формулировки проверочных вопросов по сравнению с основными. А поскольку привнесение в вопрос даже малейших формулировочных нюансов способно привести к смещению результатов [25; 26], то появляющиеся расхождения в ответах, принимаемые социологом за проявление неискренности, могут оказаться в известной мере функцией методики, а не умышленных искажений со стороны респондентов. Поэтому применение данной техники должно сопровождаться контролем тождественности понимания испытуемыми смысла основных и контролирующих вопросов.
Во-вторых, на основании одного и даже двух контрольных вопросов невозможно надежно диагностировать ложь. Экстраполяция выводов на всю анкету в целом в данном случае неправомерна, поскольку гипотеза о неискренности ответов респондентов на все остальные пункты интервью эмпирически не тестируется.
В-третьих, для повышения надежности диагноза необходимо использовать, как считают некоторые авторы, «батарею», как минимум, из 10 контрольных вопросов. И если респондент окажется неискренним в 6 из них, то только тогда с относительной уверенностью можно констатировать ложь [10]. Однако 10 содержательных вопросов можно проконтролировать далеко не в каждом исследовании. К тому же это неизбежно приведет к резкому увеличению объема анкеты и вызовет раздражение у респондентов.
И, наконец, в-четвертых, сокращение числа контролируемых переменных (например, до трех) снизит валидность общего диагноза. Поэтому технику контрольных вопросов необходимо комбинировать с другими диагностическими методами и процедурами.
Использование вопросов-ловушек. Вопросы-ловушки, или «трюковые» вопросы являются своеобразной разновидностью контрольных (проверочных) вопросов. Они основаны на том, что испытуемых умышленно спрашивают о заведомо несуществующих вещах. Им предлагают, например, дать оценку вымышленному произведению, факту, событию, выразить свое отношение к несуществующему автору, политическому деятелю, общественному движению и т. д. При этом в конструкционном плане возможно несколько разных вариантов предъявления такого рода вопросов.
1. Ловушка встроена в содержание и формулировку вопроса.
2. Фиктивный, нереальный ответ включается в перечень монотонно перечисляемых подсказок к вопросу.
3. Несуществующий объект выступает одним из элементов вопросного блока. Он предлагается опрашиваемым для оценки по определенной шкале наряду с многими другими похожими, но реальными объектами.
В нашем методическом исследовании (март 2001 г., N = 387) мы попытались оце-
нить диагностический потенциал трех вопросов-ловушек, предназначенных для идентификации индивидов, симулирующих информированность. Первый из них касался знакомства респондентов с некоторыми англоязычными терминами, имеющими «инговые» окончания («шоппинг», «шейпинг», «маркетинг», «мониторинг», «дансинг»). В вопросный блок в качестве ловушки было включено и несуществующее слово «лоббинг». В результате оказалось, что 36,0% опрошенных уже приходилось слышать этот термин.
В этом же опросе мы интересовались также, какие наркотические вещества известны респондентам. В общий список наряду с реальными наркотиками (героин, кокаин, гашиш и др.) был включен и несуществующий «куадрин»1. Несмотря на фиктивный характер данного препарата, 13,8% всех опрошенных, по их собственным словам, слышали о его существовании.
И, наконец, третий вопрос интервью звучал следующим образом: «Сейчас все говорят о предстоящем визите В.В. Путина в США. А Вы слышали об этом?» («да» -«нет»). Ловушка здесь содержалась в самом смысле вопроса, поскольку на момент проведения этого исследования официальный визит российского президента в США еще не планировался, а информация о нем появилась в СМИ значительно позднее. Тем не менее 23,0% всех опрошенных дали утвердительные ответы, свидетельствующие об их стремлении представить себя в качестве сведущих, информированных и интересующихся политикой людей.
В другом нашем исследовании, носившем претестовый характер (октябрь 1998 г., N = 28) и посвященном апробации методики
Э. Богардуса, в число национальностей, которые предстояло оценить респондентам, мы включили вымышленное название «тайме-ны». Судя по данным исследования, лишь 28,6% испытуемых не смогли выразить своего отношения к этой несуществующей народности, в то время как 71,4% дали вполне определенные ответы. При этом от 35 до 75% опрошенных сочли для себя приемлемыми те или иные отношения (от брачных до сограж-данственных) с представителями выдуманной нами этнической группы.
1 Этот вымышленный термин мы обнаружили в статье Т. Маккэй и Я. Макаллистера [14].
Приведенные выше данные свидетельствуют о том, что вопросы-ловушки позволяют достаточно эффективно идентифицировать респондентов, проявляющих склонность к социальной желательности и/или демонстрирующих конформистскую тенденцию в ответах. Главное достоинство трюковых вопросов, на наш взгляд, состоит в их релевантности диагностической цели и содержанию фиксируемой переменной.
Вместе с тем техника ловушек имеет одно очень серьезное ограничение. Как справедливо отмечают авторы «Рабочей книги социолога», «прямой перенос результатов контроля на основании одной альтернативы на весь вопрос или на основании одного вопроса на всю тему или анкету тоже относителен» [7, с. 354]. Для постановки надежного диагноза в рамках одного и того же исследования, считают А. Давыдов и Е. Давыдова, нужно использовать до 10 аналогичных вопросов. При меньшем их количестве данный метод следует обязательно комбинировать с другими [10].
Дублирование вопросов. Существуют два варианта этой методики: синонимические перефразы и прямые повторы [27]. Социологическая практика и специальные методические исследования показывают, что эффективность дублирования выше в тех случаях, когда в диагностических целях используются фактуально-событийные или поведенческие вопросы. В частности, есть основания считать, что применение дублей стимулирует искренность ответов респондентов о социально неодобряемых видах поведения и сокращает число «недосообще-ний» [19]. Кроме того, использование в качестве дублирующих (и дублируемых) поведенческих вопросов дает социологу больше оснований для однозначной интерпретации источников смещений в ответах и квалификации последних как искренних или неискренних.
В ходе нашего экспериментального исследования (март 2001 г., N = 387) эффективность процедуры дублирования тестировалась на примере деликатной проблематики, касающейся супружеской неверности. Респондентам в режиме персонального интервью задавались два одинаковых по содержанию, но различающихся по форме вопроса: 1). «Приходилось ли Вам, уже будучи в бра-
ке, вступать в сексуальные отношения с кем-нибудь, помимо супруга (супруги)?» («да» -«нет»). 2). «Были случаи, что я изменял(а) жене (мужу)» («согласен» - «не согласен»). На первый из них было получено 19,9% утвердительных ответов, в то время как на второй - 28,1%. При проведении опросов интервьюерам поручалось контролировать понимание респондентами смысла обоих вопросов. В результате оказалось, что подавляющее большинство испытуемых (96,3%) воспринимали их как семантически тождественные. Следовательно, увеличение числа признаний в совершении супружеской измены в нашем примере практически не связано с изменением формулировки. В обоих случаях она весьма точно и определенно указывает на измеряемую переменную, а смысл вопросов понятен респондентам без дополнительных пояснений и воспринимается однозначно.
Важно заметить также, что процедура дублирования (мультипликации) работает хуже, когда в качестве повторяющихся используются вопросы о субъективных состояниях респондентов (мнениях, намерениях, оценках и т. д.). «Установочные меры, - пишут Н. Райдер и К. Вестоф, - значительно более неконсистентны... чем бихевиориаль-ные, по самоочевидным причинам» (см.: [17, р. 284]). В этом случае возникают вполне резонные сомнения в правомерности констатации лжи при обнаружении расхождений в вербальных реакциях испытуемых. Неконси-стентность ответов может быть обусловлена такими факторами, как невнимательность респондентов, изменение их настроений в ходе опроса, кристаллизация мнений в процессе более глубокого осмысления вопросного содержания, влияние контекста и др. [10, с. 15] и свидетельствовать скорее о неустойчивости установок. Повторы, по мнению М. Макклендона, дают респондентам больше времени на обдумывание вопроса, способствуют лучшему пониманию его смысла и в конечном счете приводят к изменению ответов. С другой стороны, считает автор, вопросы-дубли могут сигнализировать опрашиваемым об особой значимости обсуждаемой темы или повышенном интересе к ней со стороны социолога (интервьюера) [28]. В этом случае ответные смещения можно рассматривать как проявление социальной желательности, возникающей в результате
стремления испытуемых соответствовать ожиданиям интервьюеров. Поэтому наблюдаемые расхождения в ответах могут быть как результатом (и индикатором) неискренности респондентов, так и функцией когнитивных процессов (восприятия, понимания и т. д.). При этом однозначная интерпретация различий становится проблематичной.
Исследования свидетельствуют также, что в качестве дублей при диагностике неискренности нельзя использовать вопросы о социально одобряемом поведении, поскольку дублирование (мультипликация) искусственно провоцирует усиление социальной желательности и конформности в ответах респондентов. Так, многократное предъявление вопроса об электоральных планах избирателей в одном из наших предвыборных исследований способствовало увеличению удельного веса утвердительных ответов опрашиваемых примерно на 10%. При этом наблюдаемая динамика носила выраженный монотонный характер: число респондентов, заявивших о своем намерении участвовать в выборах в Государственную Думу, неуклонно возрастало с каждым вновь задаваемым вопросом [29].
Помимо ограничений, связанных с типом вопроса и амбивалентностью интерпретации источников смещений, обсуждаемый метод имеет и другие недостатки. Во-первых, он может применяться лишь в больших по объему вопросниках, поскольку дублирование обычно не остается незамеченным респондентами. Необходимость отвечать на одни и те же вопросы вызывает у них раздражение, а в случае с сенситивной проблематикой усиливает тревогу и опасения. Во-вторых, в условиях анкетирования замеченный дубль (и особенно трипл) способствует искусственному возникновению «эффекта памяти» и простому воспроизведению респондентами их прежних реакций. В интервью эта проблема ослабевает, хотя и не элиминируется полностью. В-третьих, расхождения в ответах по одному дублируемому вопросу могут еще не свидетельствовать о неискренности опрашиваемых. Для повышения надежности квалификаций необходимо одновременное использование в анкете несколько дублей, что крайне нежелательно как с организационно-технической точки зрения, так и в психологическом отношении. Поэтому процедуру дублирования, как спра-
ведливо отмечают А. и Е. Давыдовы [10, с. 15], следует применять в комбинации с другими методами.
Постановка интенциональных вопросов. Использование самоотчетов о поведении. Для диагностики неискренности некоторые авторы предлагают использовать вопросы о намерениях с последующим сравнением ответов на них с фактами реального поведения индивидов. Искренними в этом случае считаются те респонденты, чьи действия и поступки совпадают с декларированными ранее намерениями и планами [10, с. 15].
В принципе возможны два варианта реализации этой методики. Первый предполагает сравнение опросных данных с объективными эталонами (намерения - факт), второй -проверку результатов основного исследования материалами контрольного, проведенного позднее, по совершении события (намерения - самоотчеты о поведении). Кроме того, для оценки искренности можно воспользоваться поведенческими самоотчетами респондентов и сравнить их с официальными статистическими данными или «эталонными» результатами наблюдений, если таковые имеются в распоряжении исследователя (са-моотчеты - факт).
Проанализируем эффективность этих приемов на материалах двух наших лонги-тюдных исследований, посвященных электоральной проблематике.
В декабре 1999 г. за две недели до выборов в Государственную Думу мы спрашивали респондентов N = 996), представлявших избирателей Ивановского округа № 78, об их намерениях участвовать в выборах и планах относительно будущего голосования по партийным и одномандатным спискам. Примерно через неделю после завершения избирательной кампании в том же округе был проведен поствыборный опрос N = 1496), в ходе которого интервьюеры интересовались, участвовали ли респонденты в выборах и за кого они проголосовали. И, наконец, в январе 2000 г. мы вновь обратились к участникам первого (декабрьского) исследования N = 602) с целью выяснения удельного веса участвовавших в выборах и голосовавших за определенные партии и конкретных кандидатов.
Исследование продемонстрировало следующие результаты: 81,2% респондентов в ходе предвыборного опроса сообщили о сво-
их намерениях прийти на избирательные участки, 79,5% и 78,3% повторно опрошенных избирателей, соответственно, заявили, что они участвовали в голосовании в день выборов. На самом же деле, по данным окружной избирательной комиссии, явка на выборы составила 61,4% от числа всех зарегистрированных в округе избирателей [30]. Следовательно, расхождение между декларациями о намерениях и фактическим участием в голосовании составило 19,8%, а между поведенческими самоотчетами и реальным электоральным поведением - 17,6% и 16,4%, соответственно. Несовпадение ожидаемого и фактического исхода выборов было обнаружено также и в результатах голосования по партийным спискам. В ходе поствыборных исследований 33,4% опрошенных ответили, что голосовали за «Единство», в то время как в действительности ему отдали свои голоса лишь 28,99% избирателей, пришедших на избирательные участки [30].
Данные, характеризующие декларированное участие, полученные в двух поствыборных опросах, достаточно консистентны (79,5% и 78,3%), однако они сильно отличаются от официальных результатов выборов, дающих основания полагать, что 16-18% опрошенных были неискренними, сообщая интервьюерам об участии в голосовании.
Аналогичные данные были получены нами и в серии электоральных исследований, проводившихся в период избирательной кампании по выборам губернатора Ивановской области. В опросе, предпринятом за неделю до голосования (ноябрь 2000 г., N = 706), 66,4% респондентов заявили о своей готовности участвовать в выборах. В исследовании по итогам I тура голосований (декабрь 2000 г., N= 1099) 67,1% опрошенных ответили, что они участвовали в выборах. Фактически же явка ивановцев на избирательные участки, судя по официальным данным облизбиркома, составила лишь 44,2%. Эти исследования вновь продемонстрировали высокую согласованность ответов о намерениях и самоотчетов об электоральном поведении респондентов, но в то же время они зафиксировали и сильное расхождение последних с реальным поведением избирателей. Превышение опросных данных по сравнению с официальной статистикой составило на этот раз 22-23%.
В свете этого чрезмерно оптимистическим кажется утверждение о том, что респонденты обычно бывают честны в своих самоотчетах, касающихся явки на выборы [10, с. 15]. Вместе с тем результаты исследований свидетельствуют о несостоятельности методики, основанной на сопоставлении намерений с поведенческими самоотчетами. Использовать для контроля искренности вопросную пару: «Будете ли Вы участвовать?..» и «Участвовали ли Вы?..» с последующим сравнением ответов бесперспективно и ошибочно, поскольку самоотчеты респондентов о прошлом поведении на выборах (как, впрочем, и о желании участвовать в них), будучи подвержены влиянию социальной желательности, систематически искажаются опрашиваемыми. Заявляя в поствыборных опросах о своем участии в выборах, респонденты фактически воспроизводят их прежние декларации о намерениях. Неслучайно, что соответствующие показатели в значительной степени совпадают: в первой серии исследований 81,2% опрошенных выразили готовность прийти на выборы, а 79,5% и 78,3% ответили, что участвовали в них; во второй - 66,4% и 67,1%, соответственно.
Сравнение ответов о намерениях с объективным эталоном (официальными статистическими данными) более корректно и эффективно. Однако обнаруживаемые в этом случае различия не могут быть однозначно интерпретированы исключительно как показатель неискренности. Вполне возможно, что они обусловлены и другими трудно контролируемыми (в том числе и случайными) факторами и свидетельствуют скорее о подвижности электоральных установок. Но даже если считать доказанным, что расхождения между желаемым и фактическим поведением являются результатом неискренних ответов респондентов, то и в этом случае интенцио-нальные вопросы малопригодны с диагностической точки зрения, поскольку неискренность с их помощью выявляется слишком поздно.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Проведенный анализ показывает, что описанные выше вопросные методы контроля искренности респондентов различаются по своему диагностическому потенциалу.
Одни из них более чувствительны к ситуативной лжи, другие - менее. Наиболее эффективными, несмотря на отмеченные недостатки, можно считать вопросы-ловушки. Интенциональные вопросы в качестве диагностических инструментов, напротив, бессмысленны и бесперспективны.
Опыт исследования и практической апробации вопросных техник свидетельствует, что наряду с многими достоинствами (простота, удобство, оперативность, а для вопросов-ловушек и высокая релевантность) они имеют и свои ограничения: проблематичность постановки точного диагноза на основе результатов применения одного или даже нескольких контрольных пунктов, вынужденная мультипликация функциональнопсихологических вопросов, неизбежное увеличение объема анкеты и др. В связи с этим очевидно, что универсальных и самодостаточных методов диагностирования искренности в этой группе не существует. Все они нуждаются во взаимодополнении и комплексном использовании.
Для совершенствования диагностических возможностей вопросных техник распознавания ситуативной лжи необходимы дальнейшие методические исследования и эксперименты.
1. Мягков А.Ю. // Социол. исслед. 2002. № 7. С. 117-130.
2. Мягков А.Ю. // Социол. исслед. 2003. № 2. С. 115-125.
3. Воронов Ю.П. Методы сбора информации в социологическом исследовании. М., 1974. С. 26-37.
4. Грушин Б.А. Мнения о мире и мир мнений: Проблемы методологии исследования общественного мнения. М., 1967. С. 255-256.
5. Шляпентох В.Э. Социология для всех: Некоторые проблемы, результаты, методы. М., 1970. С. 230.
6. Лекции по методике конкретных социальных исследований / под ред. Г.М. Андреевой. М., 1972. С. 104.
7. Рабочая книга социолога / отв. ред. Г.В. Осипов. М., 1983. С. 352-354.
8. Как провести социологическое исследование: В помощь идеологическому активу / под ред. М.К. Горшкова, Ф.Э. Шереги. М., 1990. С. 81.
9. Основы прикладной социологии / под ред. М.К. Горшкова, Ф.Э. Шереги. М., 1996. С. 43.
10. Давыдов А.А., Давыдова Е.В. Измерение искренности респондента. М., 1992. С. 14.
11. Бутенко И.А. Анкетный опрос как общение социолога с респондентами. М., 1989. С. 109.
12. Ядов В.А. Стратегия социологического исследования: Описание, объяснение, понимание социальной реальности. М., 1998. С. 241-242.
13. Ноэль Э. Массовые опросы: Введение в методику демоскопии / общ. ред., вст. и закл. ст. Н.С. Мансурова. М., 1993. С. 67.
14. Makkai T., Mcallister I. // Social Indicators Research. 1992. V. 27. № 2. Р. 185.
15. Ядов В.А. Социологическое исследование: Методология, программа, методы. М., 1987. С. 134.
16. Жабский М.И. // Социол. исслед. 1985. № 3. С. 134-135.
17. Rodgers J.L., Billy J.O.G., Udry J.R. // Social Science Research. 1982. V. 11. № 3. P. 286, 295.
18. Altman I., Taylor D.A. Social Penetration: The Development of Interpersonal Relationships. N. Y., 1973.
19. Садмен С., Брэдберн Н. Как правильно задавать вопросы: Введение в проектирование массовых обследований: пер. с англ.
А.А. Виницкой; науч. ред. перевода Д.М. Рогозин. М., 2002. С. 92.
20. Гречихин В.Г. Лекции по методике и технике социологических исследований. М., 1988.
С. 128.
21. Rogers T.F. // Public Opinion Quarterly. 1976. V. 40. № 1. P. 56.
22. Сознание и трудовая деятельность: Ценностные аспекты сознания, вербальное и фактическое поведение в сфере труда / под ред. И.М. Поповой. Киев; Одесса, 1985. С. 72-74.
23. Гайдис В.А. // Методы сбора информации в социологических исследованиях / под ред.
B.Г. Андреенкова, О.М. Масловой. Кн. 1: Социолог. опрос. М., 1990. С. 114.
24. Zdep S.M., Rhodes I.N., Schwarz R.M., Kilkenny M.J. // Public Opinion Quarterly. 1979. V. 43. № 4. P. 544-549.
25. Davis J.A. // Perspectives on Attitude
Assessment: Surveys and Their Alternatives / Ed. by H.W. Sinaiko, L.A. Broedling. Champaign, 1976. P. 32-38.
26. Noelle-Neumann E. // Public Opinion Quarterly. 1970. V. 34. № 2. P. 191-201.
27. Общая психодиагностика / под ред. А.А. Бодалева, В.В. Столина. М., 1987. С. 84.
28. McClendon M.J. // Sociological Perspectives. 1986. V. 29. № 3. P. 381.
29. Мягков А.Ю. // Вестн. Тамб. ун-та. Сер. Гуманитарные науки. Тамбов, 1999. Вып. 4.
C. 40.
30. Ивановская газета. 1999. 28 дек. С. 3. Поступила в редакцию 28.12.2005 г.
ЭФФЕКТИВНОСТЬ ВЛАСТИ: РЕГИОНАЛЬНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ
Е.В. Реутов
Reutov E.V. Efficiency of the power: regional aspect. Two factors had a dominating effect upon the evolution of the regional political space in Russia - the factor of heterogeneity and the factor of institutional reforms. Institutional reforms of 1990th promoted the democratization of the regional political systems which expressed itself in the mechanisms of electoral legitimization of power institutions. The formation of these mechanisms conditioned the problem of evaluation of the efficiency of the regional powers. The specific features of the political system on this level are connected with the bilateral nature of the evaluated subjects -from the one side, the federal structures, and from the other side, the regional societies.
На эволюцию российского регионального политического пространства оказывали и оказывают доминирующее воздействие два фактора - фактор неоднородности и фактор институциональных реформ. Не вдаваясь в комплексный анализ их последствий, следует отметить роль данных факторов в дополнении традиционных механизмов формирования образа власти в массовом сознании российского общества рациональными. Неоднородность социально-экономического и поли-
тического развития регионов России явно способствует архаизации политических систем в одних регионах (прежде всего в этнических республиках) и их модернизации в других. Институциональные реформы 1990-х гг. способствовали если не ценностной, то, во всяком случае, процедурной демократизации региональных политических систем, выразившейся в механизмах электоральной легитимации властных институтов. Формирование этих механизмов вкупе с распростране-
