CC BY
12DOI: 10.24411/2587-8425-2019-10011
Миссионерская деятельность Русской Православной Церкви
Священник Мераб Саралидзе
вопрос об участии государства в деле обращения сектантов в православие
(на примере деятельности Православного Братства Пресвятой Богородицы в Благовещенске)
В статье ставится проблема пределов государственного участия в деле обращения сектантов в православие в конце XIX — начале XX вв., и определяется функция подобного взаимодействия с Церковью. В качестве иллюстративного материала используется опыт деятельности Православного Братства Пресвятой Богородицы, созданного на Дальнем Востоке по инициативе епископа Гурия (Буртасовского). На основе архивных документов описываются случаи обеспеченного государственной поддержкой противодействия Братства молоканским общинам, даётся анализ этих случаев со стороны владыки Гурия, приводятся доказательства их необходимости. При этом учитывается специфика названной исторической эпохи, принимаются во внимание обострившиеся в связи с модернизацией социальные противоречия, идеологические и политические споры, которые способствовали активизации антигосударственных оппозиционных настроений в среде отпавших от православия. Представленный материал позволяет более подробно рассмотреть как саму роль Братства Пресвятой Богородицы, так и исторически обусловленный механизм взаимодействия между Церковью и государством, а также задачи миссии Русской Православной Церкви на Дальнем Востоке.
Ключевые слова: вмешательство государства, Православное Братство Пресвятой Богородицы, епископ Гурий (Буртасовский), молокане, обращение сектантов в православие.
Согласно устоявшейся научной терминологии, в отечественном православии под сектами понимаются оппозиционные религиозные течения, которые появляются в истории России, начиная с XI века1. Как правило, секта предполагает определённую социальную организацию и, тем самым, она противопоставляется Церкви с официально упорядоченным клиром, системой церковных обрядов и нормами церковной дисциплины2. В основе сектантских движений часто лежат проявления индивидуальной религиозности, которые вступают в контрадикторные отношения не только с институтом Церкви и с религиозной догматичностью, но и с государственностью в целом. Очевидно, что противодействие сектантству и различным формам религиозного инакомыслия оказывается делом государственной важности, в силу чего не может не возникнуть широкий спектр проблем. Прежде всего, это проблема самого вмешательства государства в дело обращения сектантов в православие. Крайне значима и проблема установления пределов, этических границ подобного участия государственных институтов в противостоянии разнообразным сектам, а также закономерно вытекающая отсюда сложность согласования этих пределов с требованиями христианской морали.
Священник Мераб Саралидзе — аспирант Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета (saralidze.m@gmail.com).
1 См.: Оленич Т. С. Трансформация русского религиозного сектантства в контексте современного философско-культурологического знания. Ростов-на-Дону, 2004. С. 9-10.
2 См.: Клибанов А.И. Религиозное сектантство в прошлом и настоящем. М., 1973. С. 15.
Названные проблемы получили слабое освещение в православном богословском наследии, и поднимались в разное время лишь в трудах блаженного Августина и святителя Филарета (Дроздова), митрополита Московского3. В целом, можно констатировать, что использование мер принуждения со стороны государства не связывается с прекращением церковного благовестия, и способно принести значительную пользу деятельности миссионеров в различных регионах. Блаженный Августин и святитель Филарет солидаризируются во мнении о том, что меры государственного вмешательства «необходимы для устранения препятствий для присоединения к церковному единству тем, кто, собственно, уже обратился к православной вере, либо находится на пути к истинному богопочитанию, но "страха ради иудей-ска" или в силу укоренившейся привычки остаётся в расколе»4. Действуя через своих подчинённых, государственные правители употребляют власть, помимо всего прочего, и для утверждения и распространения благочестия. Для достижения этого допускались принудительные и насильственные меры, к которым не могли прибегать священнослужители. Святитель Филарет устанавливал прямую связь между освящённой отцами Церкви деятельностью императоров древности и политикой русских царей по ограничению раскольников5.
Затронутая проблематика получает богатый иллюстративный материал при обращении к деятельности Православного Братства Пресвятой Богородицы, которое было основано в Благовещенске в марте 1886 года по предложению епископа Гурия (Буртасовского), в период его миссионерского служения на Дальнем Востоке. Сам владыка Гурий наряду с приамурским генерал-губернатором вошёл в состав руководства этой организации. Особый характер Братства подчёркивался тем, что его членами могли становиться как мужчины, так и женщины православного вероисповедания всех званий и сословий. Братство ставило перед собою следующие цели: утверждение в вере всех православных христиан епархии; охранение христиан от раскольничьей и, шире, сектантской пропаганды; возвращение в православную веру уклонившихся от неё раскольников и сектантов6. Достижение всех названных целей считалось невозможным без применения в той или иной степени мер принуждения, а также без укрепления авторитета Церкви и священнослужителей. Кроме того, перечисленные направления деятельности взаимосвязаны и равноценны.
В речи, с которой епископ Гурий обратился к членам Братства по случаю его основания, подчёркивалась опасность секты молокан. Преосвященный призывал всех к соучастию в деле обращения сектантов в православие: «Никто не должен считать дело обращения заблуждающихся в лоно православия чуждым для себя,
3 См.: Бежанидзе Г.В. Блаженный Августин и святитель Филарет об участии государственной власти в деле обращения еретиков и раскольников в православие // Вестник ПСТГУ. Серия II: История. История Русской Православной Церкви. 2016. № 5 (72). С. 48-57.
4 Там же. С. 56.
5 См.: Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по учебным и церковно-государственным вопросам. Т. 3. СПб., 1885. С. 293.
6 См.: Государственный архив Ульяновской области (далее: ГАУО). Ф. 722. Оп. 1. Д. 17. Л. 2-3.
Епископ Гурий (Буртасовский) (1845-1907)
как бы принадлежащим исключительно пастырям Церкви. Церковь составляли не одни пастыри ее, но и пасомые, а ереси и расколы вообще — зло не для пастырей только, но и для всего верующего общества»7.
Братство начало свою деятельность с переписи Благовещенского соборного прихода, которая в немалой степени способствовала смущению сектантов, поскольку они, без их согласия, были включены в число православных прихожан. Также эта перепись могла расцениваться ими как мера государственного воздействия. Заметим, что в приведённом фрагменте речи основателя Братства прослеживается тенденция к объединению усилий священнослужителей, членов самого Братства и представителей государства. Всё это позволяет говорить о важности комплексного подхода при обращении сектантов и о духовно-материальном синергизме, а также способствует рассмотрению отношений между Церковью и государством в свете известной теории симфонии, разработанной Юстинианом Великим в VI веке8.
Перейдём к конкретным примерам деятельности Православного Братства Пресвятой Богородицы, подкреплённой участием государства. Так, через некоторое время после основания Братства, его члены узнали, что у благовещенских молокан проживают малолетние сироты — две девочки и два мальчика. Владыка Гурий был вынужден лично обратиться к полицмейстеру, и это привело к тому, что детей забрали из молоканской семьи. Впоследствии их одели и обули на деньги Братства, и отправили учиться в прогимназию и в семинарию. При этом самого маленького четырёхлетнего мальчика епископ поместил в свой дом на попечение собственных слуг, которые стали относиться к ребенку так, будто он был родным. По-видимому, обращение к помощи полицмейстера, воплощавшего силу государственного принуждения, диктовалось вероятным физическим противодействием молокан членам Братства при осуществлении его миссии. Разумеется, подобное противостояние целесообразно рассматривать как необходимую меру, получающую духовно-нравственное оправдание.
Аналогичный случай, потребовавший привлечения полицмейстера, произошёл в отношении пятнадцатилетней девушки Агриппины Пасынок. Её освобождению от молоканских влияний способствовал братчик И. Духанин, снимавший комнату в доме молокан, в котором и проживала Агриппина. Он подозревал, что девушку пытаются заманить в секту, но считал себя не вправе вмешиваться в дело совести другого. Однако, став братчиком, мужчина счёл теперь такое вмешательство своей прямой обязанностью. Благодаря его личному участию и содействию полицмейстера Агриппину забрали из семьи молокан и передали на воспитание к одной благочестивой даме, которая стала внушать ей понятия и чувства православного христианина. Живя у неё, девушка исповедалась и причастилась, вследствие чего стало известно, что она не только была совращена в молоканство, но также посвящена и в тайны «прыгунского злочестия»9.
Стоит подчеркнуть, что в последней четверти XIX века непререкаемый примат православия, базировавшийся на известных идеях обер-прокурора Святейшего Синода К. П. Победоносцева, являлся частью государственной идеологии и политики. Это имело свои исторические предпосылки: ещё при Николае I велось активное государственное преследование сектантов и старообрядцев. Так, статья 215 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных10 предусматривала тюремное заключение для лиц, причастных к устройству раскольнических скитов11, а согласно статье 185, отступивший от православия в нехристианское исповедание отсылался к духовному начальству для вразумления, в то время как его имение бралось в опеку.
7 ГАУО. Ф. 722. Оп. 1. Д. 16. Л. 15-16.
8 См.: Правила Православной Церкви с толкованиями Никодима, епископа Далматинско-Истрийского. Т. 1. СПб., 1911. С. 681-682.
9 См.: ГАУО. Ф. 722. Оп. 1. Д. 16. Л. 5.
10 См.: Свод законов Российской Империи. 1892. Т. XV. Ч. I.
11 См.: Пушкарёв С.Г. Россия 1801-1917: власть и общество. М., 2001. С. 167.
Барон Андрей Николаевич Корф (1831-1893), первый генерал-губернатор Приамурья (1884-1893)
Для так называемых «совратителей», то есть для лиц, содействовавших отпадению от православия, предусматривались более суровые наказания: лишение прав состояния, ссылка в Сибирь, отдача в исправительные арестантские отделения и ряд других12. Если «совратитель» применял для достижения своей цели принуждение и насилие, то, согласно статье 184, срок его наказания значительно увеличивался. Таким образом, отпадение от православия приравнивалось к уголовно преследуемому деянию, при совершении которого такие факторы, как принуждение и насилие, расценивались в качестве отягчающих обстоятельств. Подобная ситуация не просто делала законным рассматриваемое вмешательство представителей государственных органов и институтов в дело обращения сектантов в православие, но и привлекала внимание всех социальных слоёв к возможной общественной опасности сект, ересей и различных антирелигиозных течений.
Одна из особенностей секты молокан заключалась в том, что её представители порой открыто хулили Церковь. Братство смогло пресечь данную злостную тенденцию только при содействии государственного пенитенциарного учреждения. Именно вследствие вмешательства братчиков купеческий сын Герасим Косицын, состоявший в секте молокан, был приговорён к шести месяцам тюремного заключения за кощунственное злохуление иконы Божией Матери13. Допустимо предположить, что такой прецедент способствовал обновлению в общественном сознании восприятия хулы против Церкви в качестве преступления против государства, которое можно фактически приравнять к упомянутому выше отпадению от православия. Поэтому молокане стали опасаться вести себя подобным образом и начали бояться самого Православного Братства Пресвятой Богородицы.
В Благовещенске были довольно распространены случаи отпадения от православия целыми семьями. Например, в 1886 г. под пагубное влияние молокан попали пять семейств. Обычно сектанты в присутствии православных вели провокационные беседы об иконах. Молокане открывали Библию и зачитывали заранее отмеченные места, в которых речь шла о языческих идолах. Они бессовестно относили эти фрагменты к православным иконам и особенно обращали внимание на те пассажи, которые содержали угрозы и наказания от Бога за почитание идолов и поклонение им. Вслед за этим они снимали в доме иконы, уверяя всех, что почитать их — это великий грех, и что теперь, после такого низложения «идолов», все расстались с заблуждениями и познали истину. Легко заметить, что такая заранее спланированная стратегия психологического воздействия остается актуальной и в наши дни.
По описанной схеме был совращен Иннокентий Чернаков, который познакомился в Иркутске с одним молоканином, и тот в своей беседе, со ссылками на Священное Писание, убедил его, что только молоканская вера есть истинная вера. При этом иркутские знакомые владыки Гурия охарактеризовали этого мужчину как человека
12 См.: Сафонов А.А. Государство и конфессии в позднеимперской России: правовые аспекты взаимоотношений. М., 2017. С. 58-68.
13 См.: ГАУО. Ф. 722. Оп. 1. Д. 16. Л. 2-3.
глубоко верующего и прилежно посещающего храм. Несмотря на это, молокане не только увлекли его в свою секту, но и уговорили переехать с семейством в Благовещенск. В итоге, после обращения пожилой матери Иннокентия преосвященный владыка лично отправился в дом к И. Чернакову, где говорил с ним о православии, в частности, о почитании икон, о христианских Таинствах и о нетленных мощах святителя Иннокентия Иркутского. Казалось, что духовное состояние и убеждения сектанта начинают меняться. Однако в последующих беседах, в том числе и тех, которые после владыки Гурия проводил рекомендованный им священник Трусов, Чернаков вернулся к настаиванию исключительно на правоте молоканства, совершенно не принимая никаких доказательств, даже опирающихся на Священное Писание. Впоследствии этот священник сообщил архиерею, что продолжение бесед с Черна-ковым не приведет к благоприятным результатам. Заметим, что, отмечая для себя добросовестность и усердие Трусова, владыка спустя некоторое время назначил этого священника миссионером, и продуктивность его новой деятельности убедила в правильности такого назначения.
После всех принятых мер в отношении семьи Чернакова епископ Гурий был вынужден обратиться с просьбой о предании её главы гражданскому суду. Официальное обвинение формулировалось следующим образом: совращение в молоканское лжеверие своей жены с детьми и ярое проповедничество молоканского лжеучения среди православных14. Обращение в суд в описанном случае позволило распределить ответственность за судьбу И. Чернакова между Церковью и государством и создать официальный повод для возможного обследования сектанта врачами-психиатрами в будущем. Дело в том, что своим поразительным злостным упорством Чернаков обеспечил себе такое высокое положение между единомышленниками, что те готовы были признать его апостолом молокан. Скорее всего, Братство столкнулось здесь с необратимыми последствиями воздействия сектантских убеждений, приведших к психической деформации личности. Поскольку подобная деформация способна привести к крайне опасному поведению, своевременное вмешательство представителей государственных медицинских учреждений могло бы сохранить здоровье и даже жизни граждан Благовещенска и их духовных пастырей.
Значительную опасность представляли сектанты и для своих бывших единомышленников, обращённых в православие. Так, в 1889 г. преосвященный Гурий совершил в Благовещенске Таинство Крещения над молоканином и его семейством. Этот сектант, более двадцати лет возглавлявший молоканскую общину, признавался единомышленниками очень умным, начитанным в Библии и других книгах и, несмотря на свою молодость, предводительствовал на молоканских собраниях в качестве наставника. Во время совершаемого Крещения были приняты серьёзные меры безопасности. Чтобы предупредить ожидаемые покушения со стороны молокан, вокруг дома выставили оцепление из полицейских и казаков. Впоследствии в Братство поступила информация, что один городской молоканин выражал глубокое сожаление о том, что ему ранее не было известно о намерении их предводителя и его семьи креститься. В противном случае он бы сам «застрелил его, тогда никто из детей его не задумал бы уже креститься»15. Такое намерение объясняется тем, что те сектанты, которые принимали православие, жестоко преследовались своими собратьями — они избивались и всячески притеснялись, им угрожали, иногда доходило даже до убийств. Естественно, остановить сектантов, решившихся на подобную крайность, в большей степени были способны уже только казаки и полицейские, а не призывы к покаянию или пастырское слово.
Часто отпадение от православия и переход к молоканам происходили по причине бедственного материального положения прибывающих на Амур переселенцев. Им приходилось наниматься к сектантам в услужение, из-за чего они невольно попадали
14 См.: ГАУО. Ф. 722. Оп. 1. Д. 16. Л. 6-7.
15 ГАУО. Ф. 722. Оп. 1. Д. 17. Л. 29.
в их среду и становились свидетелями сектантских обрядов. Братство Пресвятой Богородицы вмешивалось в эти ситуации, оказывая таким людям финансовую помощь. Показателен случай с семейством переселенца Тювеева. Первоначально внутри этой семьи сноха выступала противницей перехода в молоканство, однако близилось время рождения ребёнка, и из-за страха выселения она тоже перешла в молоканство. Родившегося ребенка окрестили по молоканскому обычаю. Однако женщину не покидали мысли о возвращении в православие, многие пугали её, что за молоканство семью могут сослать на Сахалин. Набравшись решимости, эта женщина вместе с ребёнком пришла к владыке Гурию. Ласковый приём и наставительная беседа ободрили её. Мать согласилась окрестить сына, а владыка стал для мальчика Андрея крёстным отцом. Кроме того, архиерей посоветовал молодой семье выделиться из большой семьи и жить самостоятельно. Протестующие родители мужа, узнав об этом, не дали молодым ничего на обзаведение домашним хозяйством. В итоге, молодая семья, перебравшись, по совету епископа Гурия, в деревню Владимировку, осталась без средств к существованию. Однако Православное Братство не оставило их — оно выделило семье пятьдесят рублей на обзаведение хозяйством. Когда владыка благословлял членов семьи на новое место жительства, он дал в благословение образ Спасителя, два креста и вручил им послание о Кресте. Кроме того, лично от себя епископ подарил семье лошадь16. Такое своевременное участие Братства и его основателя в судьбе этой семьи спасло её не только от голода, но и, благодаря изменению места жительства, от возможной мести со стороны молокан.
Без поддержки Братства Пресвятой Богородицы печально сложились бы и судьбы крестьян Бледнова и Теплищева из деревни Кутиловка, которые весной приехали в Благовещенск с намерением отречься от православия и перейти к молоканам. Вступление в секту они аргументировали желанием хотя бы в какой-то степени изменить в лучшую сторону бедственное положение своих семей. Узнав об этих крестьянах, члены Братства поставили в известность преосвященного Гурия, и он попросил Блед-нова и Теплищева прийти к нему. На вопрос владыки о том, не отреклись ли они внутренне от Христа, крестьяне ответили: «Что же делать нам, не умирать же ведь с голоду нам и детям нашим?! Бьешься, бьешься, а всё толку нет: всё бедность да нищета! Теперь вот и семян-то нет на посев. Не знаем, как и быть. Те, которые пришли с нами вместе и здесь пошли к молоканам, живут исправно и смеются над нами. Шли бы вы в молоканскую веру, тогда бы лучше зажили, не терпели бы голода и недостатков. Посмотрите, как они живут»17. После нескольких наставительных бесед с крестьянами владыка, видя их понимание и раскаяние, зная о многосемейности и невыдуманной бедности этих людей, распорядился выдать из сумм Братства одному пятьдесят рублей, а другому шестьдесят, так как у первого из них семья состояла из шести человек, а у второго — из девяти.
Как видим, ограждение от сектантского влияния крестьян и членов их семей в рассмотренном случае было возможно как благодаря духовным беседам, приведшим к полному раскаянию, так и материальной поддержке, поскольку главы семейств в каком-то смысле находились в подневольном положении по отношению к сложившимся обстоятельствам. Известно, что социально-экономическая ситуация на Дальнем Востоке в последней четверти XIX века была такова, что многие переселенцы при всём их желании добросовестно трудиться оказывались в крайней нужде.
Готовя отчёт о деятельности Благовещенского Православного Братства Пресвятой Богородицы за третий год его существования, владыка Гурий отмечал заслуги многих братчиков и подчёркивал общие достижения в борьбе с молоканами. Большим успехом основатель Братства считал то, что при борьбе с молоканами удалось изучить их мировоззрение и способы воздействия на население (что не могло не гарантировать результативности мер государственного вмешательства при обращении
16 См.: Там же. Л. 8.
17 Там же. Л. 10.
Благовещенский кафедральный собор.
Конец XIX — нач. XX вв.
в православие). «В течение трехлетней своей деятельности Братство успело достаточно сориентироваться по отношению к молоканам. Оно изучило их религиозные понятия и силу убеждений по вероисповедным вопросам, ознакомилось с их нравами и образом действий по совращению в свои религиозные заблуждения православных из простонародья. Прискорбно было видеть ограниченное религиозное сознание переселенцев из Тамбовской и Полтавской губерний из опасений отпадения от православия. Другие местные сектанты — духоборы, прыгуны и прочие не представляли опасности для православия, хотя по ненависти они не уступали молоканам»18, — заключает владыка.
Члены Православного Братства Пресвятой Богородицы особенно сокрушались, когда до них доходили слухи о том, что у молокан содержатся на воспитании несчастные сироты из православных семей. Когда эти слухи стали подтверждаться, то на совете Братства было решено направить в Святейший Синод ходатайство с просьбой о разрешении строительства ремесленно-воспитательного учреждения для бесприютных детей и бедных родителей. В связи с этим пригодился сформированный благодаря пожертвованиям сибирских благотворителей и золотопромышленников капитал, хранившийся как неприкосновенный запас в кассе Братства. Строительство учреждения для сирот стало одним из самых значимых событий в городе и явило прекрасный пример объединения физических и духовных усилий, то есть пример коммюнотарности19, которая, согласно Н. А. Бердяеву, свойственна русскому народу. Все дети-сироты были изъяты из сектантских общин и помещены в ремесленно-воспитательное училище, которое на несколько лет стало их родным домом.
Отметим важность того, что все поступившие пожертвования использовались исключительно для православных нужд, поскольку были распространены и случаи государственной поддержки сектантов. Промышленники и представители власти
18 ГАУО. Ф. 722. Оп. 1. Д. 17. Л. 1-2.
19 См.: БердяевН.А. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала ХХ века // О России и русской философской культуре. М., 1990. С. 44.
вводили их в круг своих дел и обязанностей, превращая этих людей фактически в коллег и компаньонов. Владыка писал об этом в отчёте Братства за пятый год его деятельности: «Но что всего прискорбнее и вреднее для православия в крае, когда власть имущие вступали с сектантами в особенно близкие отношения, не только разделяя с ними хлеб-соль, но и допуская их в картежные игры с собой, даже в их собственных домах. Заручаясь их поддержкой, молокане не опасались вредить православию»20. Разумеется, противостоять подобным тенденциям можно было только ответными государственными мерами.
В этом же отчёте за 1890 г. преосвященный Гурий, отвечая на нападки высокопоставленных недоброжелателей, ставивших ему в вину якобы имевшую место ревностность и «ненужную горячность» в делах Братства, отмечал, что эти выпады могут делаться теми, кто пытается умалить так свою вину за невнимание к интересам православия в крае. Далее он пишет о чуждости членам Братства насилия в целях возвращения заблудших душ в лоно Церкви, и в связи с этим подчёркивает оправданность обращения за содействием к властям и в правительственные учреждения. Приведём данный фрагмент документа: «Но как бы то ни было, ревность не порок, когда при ней не употреблялись насильственные меры в пользу православия, и мы чужды этого. Никто не может упрекнуть нас в религиозной нетерпимости. Если я иногда, по своему положению, и в силу долга, и по сознанию великого значения для жизни и спасительности православия, с готовностью стоял за его целостность и неприкосновенность до смерти во имя законной справедливости, прошу и требую себе содействия в его пользу от подлежащих властей и правительственных учреждений, то винить меня за это, по меньшей мере, несправедливо»21.
«Законная справедливость», о которой пишет владыка, подразумевает опору на многовековую практику взаимодействия государства и Церкви, сложившуюся в России и связанную с понятием народности, в то время как современные епископу Гурию представители либерального течения обращались к западноевропейскому и американскому опыту построения демократической государственности22. Подобный опыт предполагал постепенный переход от конфессионального государства к государству светскому, поэтому в либеральной трактовке любые — душеспасительные, охранительные и т. п. — меры вмешательства Церкви вообще и Православного Братства в частности в жизнь граждан могли расцениваться как насильственно-принудительные. Однако, по нашему мнению, все используемые членами Братства методы воздействия на отпавших от православия не стесняли их религиозной свободы, способствовали сохранению жизни и здоровья сектантов и лиц, изъятых из их окружения, положительно влияли на интеллектуальное и духовное развитие молодёжи, в силу чего эти методы никак не могут быть отнесены к проявлениям религиозного насилия. Также важно помнить о том, что перед Преосвященным стояла основополагающая задача по усилению миссии. При этом сама миссия отнюдь не подменялась мерами государственного вмешательства, а скорее обогащалась и выходила в своей реализации на новый уровень, стимулируя тем самым вмешательство со стороны государства.
Вообще, деятельность епископа Гурия и Братства, направленная на обращение сектантов в православие, может быть рассмотрена и как комплекс мер по укреплению государственного строя, правопорядка и законности. Если проанализировать стержневые идеи многих русских сект, начиная с допетровских времён и заканчивая XIX веком, то можно заключить, что в их основе лежит протест против существующего строя и воплощение в общественных и личных отношениях неизвестно чем детерминированной социальной утопии, причём, достижимой как после смерти, так и в земной жизни. Призывы и лозунги сектантов постепенно утрачивали смысл, поскольку в сектантской массе «шло имущественное расслоение, в основе
20 ГАУО. Ф. 722. Оп. 1. Д. 17. Л. 34.
21 Там же.
22 См.: СафоновА.А. Государство и конфессии в позднеимперской России... С. 100-107.
которого лежали не только общие хозяйственные процессы, но и те специфические условия, в которые поставила себя руководящая верхушка сект»23. Как мы видели в рассмотренных выше примерах, религиозные мотивы позволяли руководству внутри сект пользоваться трудом, материальным благосостоянием, а зачастую здоровьем и, порой даже, жизнью сектантов, внося в их души смятение, разрушая здоровую систему ценностей и способствуя окончательному отдалению от православия и морали в целом.
В XIX — начале XX веков существенно изменился и социальный состав сект: всё чаще в них стали входить (или, по крайней мере, с ними стали сотрудничать) промышленники, богатые землевладельцы, кулаки. Тем парадоксальнее, бесчестнее и, главное, богохульственнее было усиленное провозглашение самими сектантами и их руководителями «равенства во Христе» применительно ко всем членам их сообществ. Как замечает исследователь, при этом душа хотя и мечтала о царстве Божием, но тело продолжало жить в сфере земного, в силу чего «вся словесность о братстве людей, о любви и непротивлении оставалась в области неосуществимых благих пожеланий»24. Не вызывает сомнения, что это противоречие породило серьёзный и болезненный раскол во внутреннем мире тех сектантов, которых можно назвать обычными, рядовыми участниками, формирующими основной численный состав сект. Следствием этого стала готовность таких людей к социальному, политическому протесту, фанатизм, убеждённость в том, что вне их секты нет истины, справедливости и высших идеалов.
Начавшие приобретать на рубеже веков массовый характер восстания сектантских низов25 стали грозным предвестием грядущих революционных потрясений. Не исключено, что целый ряд переворотов и социальных катаклизмов, апофеозом которых стали революционные события октября 1917 г., включал в себя те же приёмы и методы взаимодействия с населением, которые использовались в распространившихся в указанный период сектантских движениях. Поэтому допустимо сделать предположение, что своевременное повсеместное обращение государственных деятелей к накопленному епископами, священниками, миссионерами и членами православных братств опыту позволило бы создать новые основания для обоюдно обогащающего и высокоморального сотрудничества между Церковью и государством и, вероятно, могло бы даже изменить ход отечественной истории.
В связи с этим характерно, что в середине XIX века в высших кругах власти наблюдалось возрастание недовольства мерами конфессиональной политики, реализуемыми применительно к сектантам и раскольникам. Главный аргумент критиков состоял в том, что духовенство, настаивая на необходимости участия государства в вопросах, касающихся веры, преследует исключительно личные интересы, так как любое принуждение, затрагивающее вопросы веры или безверия, противоречит самому духу христианской морали26. Святейший Синод, обер-прокурором которого в 1856-1862 гг. являлся граф А. П. Толстой, выразил свою позицию в особой записке, составленной
23 Крывелев И.А. История религий. Очерки в двух томах. Том второй. М., 1976. С. 103.
24 Там же. С. 104.
25 Например, близкое к попытке государственного переворота на местном уровне восстание малёванцев, представителей так называемых духовных христиан, вышедших из движения штундо-баптизма, в селе Павловки Харьковской губернии в 1901г. В ходе восстания, в котором принимало участие около 300 человек, была разгромлена православная церковь, а возле другой церкви произошла массовая драка, в которой были пострадавшие и убитые. См.: Дело павловских крестьян. Официальные документы / Предисл. В. Бонч-Бруевича. Лондон, 1902; см. также: Материалы к истории и изучению русского сектантства и раскола / Под ред. В. Бонч-Бру-евича. Вып. 1-2. СПб., 1908-1909. Показателен и тот факт, что основатель секты, Кондратий Малёванный, благодаря вмешательству представителя государственного медицинского учреждения — психиатра И. А. Сикорского — был признан душевнобольным. См.: Бехтерев В. М. Внушение и его роль в общественной жизни. Часть I. СПб., 1908.
26 См.: Бежанидзе Г.В. Блаженный Августин и святитель Филарет об участии государственной власти... С. 49.
чиновником особых поручений К. К. Зедергольмом27. Опираясь на труды блаженного Августина и святителя Филарета Московского, он доказывал необходимость баланса между земными (государственными) и духовными (церковными) способами влияния на отпавших от православия лиц.
Позднее, на рубеже XIX-XX вв., полемика о положении Церкви и свободе совести возобновилась с новой силой. Одним из самых заметных участников дискуссий тех лет был литературный критик и театральный деятель князь С. М. Волконский. В своих выступлениях на Религиозно-философских собраниях 1901-1903 гг. в Петербурге он неоднократно высказывал мысль о том, что участие государства в церковных делах полностью противоречит смыслу института Церкви, а любое насилие и принуждение в религиозной сфере — духу христианства28. В подготовленном им докладе «К характеристике общественных мнений по вопросу о свободе совести», разделившем участников Религиозно-философских собраний на три оппозиционных лагеря, князь доказывал необходимость отмены уголовных наказаний за отпадение от православия и убеждал всех слушающих в несоответствии действующего в стране вероисповедного права догматам православия, задачам и нуждам Церкви. «Церковь, в лоно которой можно войти, но выйти из состава которой воспрещается, атрофирует свою внутреннюю органическую силу. Обязательность исповедания господствующей религии влияет расслабляющим и развращающим образом на общественную со-весть»29, — писал С. М. Волконский.
Когда в 1905 г., согласно воле монарха, велась разработка Указа «Об укреплении начал веротерпимости», в которой принимали участие С. Ю. Витте и митрополит Санкт-Петербургский Антоний (Вадковский), то одним из главных направлений планируемых церковных реформ являлось изменение внутренней жизни Церкви, а также создание новой правовой основы для государственно-церковных отношений. Однако К. П. Победоносцев, не принимавший личного участия в работе над указом, спустя некоторое время в составленной им записке высказался против планируемых преобразований, считая, что реализация намеченных реформ повлечёт за собой не «обновление», а разрушение сложившихся между Церковью и государством отношений, что окажется гибельным как для первой, так и для второго30. Тем не менее, 17 апреля 1905 года был принят Указ «Об укреплении начал веротерпимости», который был воспринят в либеральных кругах в качестве необходимой меры на пути к утверждению свободы совести в России.
Можно заключить, что участие государства в деле обращения сектантов в православие в рассмотренных нами примерах из деятельности созданного в Благовещенске в 1886 году Православного Братства Пресвятой Богородицы было необходимым и, в первую очередь, способствовало защите от насильственных действий со стороны сектантов. Государственная власть была заинтересована в предупреждении и подавлении деятельности сектантских объединений не только из-за религиозного фактора, но и по причине напряжённой общественно-политической ситуации, не позволяя аморальному социальному утопизму проникать через секты в механизм государственного управления с целью дискредитации и разрушения последнего. Всё это свидетельствует об определённой «зрелости», которой достигла миссия Русской Православной Церкви на Дальнем Востоке на рубеже XIX-XX вв.
27 См.: БежанидзеГ.В. Константин Зедергольм — чиновник особых поручений и духовный сын преподобного Макария Оптинского // Переписка Константина Зедергольма со старцем Ма-карием Оптинским. М., 2013. С. 24-25.
28 См.: Смирнова М.И. Государственно-церковные отношения в России как фактор политики. М., 2014. С. 111-112.
29 Волконский С.М. К характеристике общественных мнений по вопросу о свободе совести // Записки Петербургских Религиозно-философских собраний (1901-1903). М., 2005. С. 105.
30 См.: Смирнова М. И. Государственно-церковные отношения. С. 113.
источники и литература
1. Бежанидзе Г.В. Блаженный Августин и святитель Филарет об участии государственной власти в деле обращения еретиков и раскольников в православие // Вестник ПСТГУ. Серия II: История. История Русской Православной Церкви. 2016. № 5 (72). С. 48-57
2. Бежанидзе Г. В. Константин Зедергольм — чиновник особых поручений и духовный сын преподобного Макария Оптинского // Переписка Константина Зедергольма со старцем Макарием Оптинским. М., 2013.
3. Бердяев Н.А. О России и русской философской культуре. М., 1990.
4. Бехтерев В. М. Внушение и его роль в общественной жизни. Часть I. СПб., 1908.
5. Дело павловских крестьян. Официальные документы / Предисл. В. Бонч-Бруевича. Лондон, 1902.
6. Записки Петербургских Религиозно-философских собраний (1901-1903). М., 2005.
7. Клибанов А.И. Религиозное сектантство в прошлом и настоящем. М., 1973.
8. Крывелев И.А. История религий. Очерки в двух томах. Том второй. М., 1976.
9. Материалы к истории и изучению русского сектантства и раскола. Под ред. В. Бонч-Бруевича. Вып. 1-2. СПб., 1908-1909.
10. Оленин Т. С. Трансформация русского религиозного сектантства в контексте современного философско-культурологического знания. Ростов-на-Дону, 2004.
11. Правила Православной Церкви с толкованиями Никодима, епископа Далматин-ско-Истрийского. Т. 1. СПб., 1911.
12. Пушкарёв С.Г. Россия 1801-1917: власть и общество. М., 2001.
13. Сафонов A.A. Государство и конфессии в позднеимперской России: правовые аспекты взаимоотношений. М., 2017.
14. Свод законов Российской Империи. 1892. Т. XV. Ч. I.
15. Смирнова М.И. Государственно-церковные отношения в России как фактор политики. М., 2014.
16. Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по учебным и церковно-государственным вопросам. Т. 3. СПб., 1885.
Priest Merab Saralidze. The Issue of State Participation in the Conversion of Sectarians to Orthodoxy (On the Example of the Activity of the Orthodox Blessed Virgin Mary Brotherhood in Blagoveshchensk).
Abstract: The article poses a problem of the limits of state participation in the action of in the reversion of sectarians to Orthodoxy in the late 19th — early 20th centuries. Also it defines the function of such interaction with the Church. The experience of the Blessed Virgin Mary Brotherhood's activity is used as an illustrative material. This Brotherhood was created in the Russian Far East by the bishop Guriy (Burtasovsky). Based on the archive documents described are the cases of the Brotherhood's state-supported opposition to the Molokans' communities. Given are an analysis of these cases by the bishop Guriy (Burtasovsky) and some proofs of their necessity. Also, taken are into account the specificity of the mentioned historical period, all social contradictions aggravated because of the modernization, ideological and politic disputes, which reduced to the activation of the anti-state tendency among they who fell apart from God. The material of this article allows us to consider closely at both the role of the Orthodox Blessed Virgin Mary Brotherhood, and the traditional Church-State collaborative mechanism. And then it allows us to review the objects of the Russian Orthodox Church's mission in the Far East.
Keywords: state intervention, Orthodox Blessed Virgin Mary Brotherhood', bishop Guriy (Burtasovsky), Molokans, sectarians' reversion to Orthodoxy.
Priest Merab Saralidze — Graduate student of the Orthodox St. Tikhon Humanitarian University (saralidze.m@gmail.com).
