Вооружение и защитное снаряжение персонажей героического эпоса тагарской эпохи (по материалам наскальных изображений Северной Хакасии) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

Фролов Я.В. Староалейская культура (по данным погребальной обрядности) // Историко-купь-турное наследие Северной Азии. Барнаул, 2001. С. 149-155.

Фролов Я.В. Погребальный обряд населения Барнаульского Приобья в VI в. до н.э. - II в. н.э. (по данным грунтовых могильников): Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Барнаул, 2004. 23 с.

Шульга П.И. Могильник скифского времени Локоть-4а. Барнаул, 2003. 204 с., ил.

Шульга П.И. Датировка ранних памятников каменской культуры // Комплексные исследования древних и традиционных обществ Евразии. Барнаул, 2004. С. 236-246.

Шульга П.И. О происхождении и раннем этапе развития каменской культуры скифского времени на Верхней Оби // Археология Южной Сибири: идеи, методы, открытия. Красноярск, 2005. С. 108-110.

В.Е. Ларичев

Институт археологии и этнографии СО РАН, Новосибирск ВООРУЖЕНИЕ И ЗАЩИТНОЕ СНАРЯЖЕНИЕ ПЕРСОНАЖЕЙ ГЕРОИЧЕСКОГО ЭПОСА ТАГАРСКОЙ ЭПОХИ (по материалам наскальных изображений Северной Хакасии)*

Вводные замечания. Тагарская культура достигла наивысшего уровня развития к последней трети I тыс. до н.э. Подтверждают это, в частности, разнообразные памятники, открытые на севере Хакасии, в бассейне Двуречья - в долинах Белого и Черного Июса предгорий Кузнецкого Алатау К ним относятся обширные могильные поля, монументальные святилища (протохрамы) с наскальными изображениями, а также астропункты и астросвятилища - религиозные, культово-обрядовые и протонаучные центры жречества. Детальное изучение их в течение десятилетий привело к выводу о том, что общество финального этапа существования татарской культуры представляло собой некое подобие государственного образования, которое начало обретать статус кочевой державы. Ведь создать столь величественные протохрамы и грандиозные, опоясанные валами астросвятилища, в пределах которых размещалась сложная сеть пунктов наблюдения за светилами, могло лишь высоко социально организованное, с определенным образом централизованной властью сообщество, достаточно богатое людскими, экономическими и духовноинтеллектуальными ресурсами.

Постановка проблемы. Завершающий этап развития татарской культуры трагичен. Она погибла на рубеже веков под напором полчищ центральноазиатских кочевников, ядро которых составляли хунну. Возникает вопрос - почему не устояла от евразийского масштаба напасти одна из самых блестящих культур Саяно-Алтайской горной страны и ее степного и таежного обрамления? Почему не смогли отразить вторжения те, кто стал наследниками эффектных культур эпохи бронзы юга Сибири? Ведь именно тагарская и родственные ей культуры Южного Урала и Средней Азии составляли авангардный бастион, который прикрывал весь евразийский степной пояс от первого нашествия центральноазиатских кочевников. И дай они им отпор, как удалось сделать это циньскому Китаю, то ход истории здесь, в зоне станового хребта культур раннего железного века Евразии, развернулся бы иначе.

История, однако, проигрывает свои действия и акты лишь в одном варианте и потому рассмотрим два фактора, которые наряду с другими, не менее важными, определили в конечном счете реальный ход событий:

- состояние военного дела в «татарском» обществе накануне национальной катастрофы;

- религиозные и духовно-нравственные установки представителей элиты его, в первую очередь ответственной за трагедию.

‘Поиск поддержан РФФИ (проект №02-06-80094) и включен в программу фундаментальных исследований Президиума Российской Академии наук.

Источники. При отсутствии письменных документов воспользуемся (оставив в стороне вещественное) информацией, которую предоставляют о том и другом весьма своеобразные, чисто археологического разряда источники, насыщенные не менее значимой информацией, чем сведения, сокрытые в бумагах архивных папок, отраженные на страницах летописных хроник и в донесениях военных лазутчиков. В культурном наследии «тагарцев» долины Белого Июса к этим специфического вида источникам относятся:

- уникальные, сюжетно-повествовательного типа многофигурные композиции, выбитые на каменных плоскостях протохрамов; в них нашли живое в образности и действиях отображение хода военных столкновений с использованием классического для татарской культуры набора оружия нападения и защитного снаряжения; они позволяют уловить тактические приемы ведения боя, установить варианты драматических ситуаций, в которых оказывались враждующие стороны, выявить намеки на правила ведения поединков и групповых военных действий, а также определиться с аспектом сакральной роли оружия;

- скульптурные и прочего вида структуры протохрамов, астросвятилищ и астропунктов, позволяющие оценить идеологические и мировоззренческие установки «тагарцев»; они, думаю, не в меньшей степени, чем совершенство оружия и доблесть воинов, призваны были обеспечивать устойчивость функционирования общества и безопасность сограждан при возникновении внешних и внутренних угроз.

Подходы к раскрытию темы. Программа исследования. Виды оружия и защитного снаряжения персонажей героического эпоса «тагарцев», запечатленные в рисунках на скалах, интересны не только сами по себе. Орудия нападения и средства зашиты, включенные как особо важные детали в сюжетного плана композиции, позволяют представить воочию контексты реальных событий использования того и другого. Возможно, происходило то при соблюдении определенных канонов и правил. Если так, то можно ли восстановить их на основании идеологических и мировоззренческих установок, которые нашли отражение в сакрального характера памятниках, открытых в долине Белого Июса?

Представляю материалы для размышлений на эти и сопричастные им темы.

Единоборство с великаном. Воспевание проявлений отчаянной храбрости в случаях, когда следовало бы поостеречься (в виду очевидного превосходства противника, а значит, и обреченности на гибель), относится к одному из самых популярных мотивов героического эпоса. Он нашел отражение в многофигурной композиции, изображающей ключевой момент в нелегкой судьбе героя, который несмотря на мальчишеский возраст и слабую вооруженность, обратил в бегство великана, владетеля лука, кинжала, и обладателя необоримой, кажется, физической мощи (рис. 1). Видимо, эпизод этот воспринимался «тагарцами» образцом поведения, достойного подражания.

Оружие в ритуале инвеституры. Подвиги героя эпоса приводят, в конечном счете, к самой значимой оценке его деяний во благо общества - богатыря возводят в ранг вождя. Уникальная композиция, запечатленная на одной из центральных плоскостей восточного протохрама Четвертого Сундука, позволяет представить в деталях это торжественное событие (см. рис. 2). Оно свершалось, надо полагать, по строго разработанному ритуалу, в котором принимали участие высоко социально значимые фигуры сообщества. Ведущую роль играл, судя по всему, почтенного возраста персонаж (старейшина?), перед коим застыл в подчеркнуто почтительной позе юный герой. Чуть в отдалении, на втором плане «картины», представлена сцена жертвоприношения: шаман (жрец?), стоящий на «ездовом животном» (медведь?), варит в котле мясо жертвенного животного (баран?), шкура которого и кинжал заклания размещаются поблизости, не оставляя сомнений относительно сюжетной канвы происходящего. Два персонажа представляют «Мир инобытия» - гигантское скелетообразное существо с огромным фаллосом, стоящий позади бородатого старца (дух-предок?), и с пунктирным телом и рогатой головой змий (дракон?), заглядывающий в котел.

Рис. 2. Инвеститура. Возведение в ранг героя - вручение оружия

Смысл происходящего раскрывают детали изображений старца и героя: первый держит в левой руке лук, в правой - кинжал, подмышкой, видимо, колчан (подпрямоуголь-ный выступ за спиной), а второй уже принял в поднятые руки предмет, по всей видимости, шлем с плюмажем. Оружие здесь выступает в качестве высочайшей значимости инсиг-ний обретения богатырем наивысшего в обществе социального статуса - почитаемого всеми руководителя его. Подтверждают реальность такого мнения и старец, вручающий набор оружия и воинского снаряжения, и шаман, который свершает жертвоприношения богам и сопричастным ритуальному событию людям, и предок, восставший из гробницы, и почти незримые духи, возможно, олицетворенные в змие первозданные божества. Оружие, переданное герою, относилось, видимо, к разряду не обыденного, а богатырского. С ним он, узаконенный богами, духами и высокочтимыми людьми вождь, обретал непобедимость и мог устрашать врага до начала сражения. Если же оно оказывалось неминуемым, то богатырь мог вести как противоборство с ним лицом к лицу, пуская в ход кинжал, так и бой на расстоянии, осыпая противника стрелами из лука.

Поединок с превосходящим по численности врагом. Многофигурная композиция протохрама юго-восточной окраины Четвертого Сундука позволяет представить драматическую коллизию сражения вооруженного луком героя с тремя противниками

(рис. 3). Голова его защищена шлемом с плюмажем, на поясе привязан колчан. Тетива круто изогнутого лука, натянута до предела и, судя по согнутой в локте правой руке, готова через мгновение выбросить стрелу в единственного из оставшихся в живых врага. В левой руке героя зажата запасная стрела, которую он готов пустить в ход в случае промаха.

В отличие от всех трех противников, спину героя не прикрывает щит и, значит, он вел бой не совершая маневра для зарядки лука, когда приходилось, теряя время, оборачиваться лицом в противоположную от врага сторону. Это обстоятельство ускоряло стрельбу и позволяло выбирать мгновения, когда противник, разворачиваясь в его сторону, на мгновения становился уязвимым. Четыре стрелы в телах и щитах уже выведенных из строя противников (они падают на землю) и две стрелы в щите того, кто все еще продолжал поединок, демонстрируют поразительную скорострельность героя и точность его стрельбы в решающие секунды сражения.

Разбойный набег. Жизнь обитателей степей раннего железного века едва ли когда отличалась стабильным спокойствием Она, видимо, проходила, большей частью, в обстановке тревожных ожиданий невзгод, которые постоянно преподносила кочевникам непредсказуемая Природа, то лишая стада их «травы и воды», то выкашивая животных и людей эпидемиями. И все же ни с чем не сравнимые бедствия определял «человеческий фактор» -внезапный вооруженный набег людей, обуянных жаждой захвата чужого имущества и земельных угодий. Грабительские вторжения чужаков превращались в катастрофу с невосполнимыми потерями.

Этот фактор стал, наверное, определяющим накануне гунно-сарматской эпохи. Эпос-ное панно одного из протохрамов Пятого Сундука представляет картину опустошительного нападения на стойбище и противостояние ему (рис. 4). Группа вооруженных воинов угоняет стадо животных, среди которых изображены тучный бык, козел, собака и бараны. Все это свершается столь масштабно и шумно, что среди панически бегущих домашних особей оказываются дикие - лань и дрофа. Обречена на гибель женщина, судя по всему -жрица. Беда застала ее в момент свершения обряда (около нее располагается алтарик и, по-видимому, курильница).

Л

Рис. 3. Неравный поединок

Разбойникам противостоят воины левой части композиции. Трое из них вооружены луками, а один -кельтом. В картине представлен момент, предшествующий началу сражения (исход его остается за рамками изображенного). Ясно лишь, что побоище предстоит бескомпромиссное и кровавое, на что намекает лодка с перевозчиком. Он, возможно, изготовился переправить души павших в сражении через Реку забвения в Страну инобытия.

Едва ли смысл композиции заключался в простом иллюстрировании факта разбойного нападения.

Сцена призвана была, по-видимому, осудить такого рода действия, недостойные цивилизованных отношений между людьми, а если уж случалось подобное бедствие, то воспеть славу тем, кто давал отпор попирающим правила добрососедства.

Единоборство с фантастического обличья существом. Герой богатырских сказаний противостоял злу во всех его обличьях в том числе и особо опасных, вследствие неуязвимости, - неземного вида. На рисунке 5 (Пятый Сундук) представлена композиция борьбы воина со шлемом на голове с неким персонажем, идентифицировать которого трудно вследствие стиля его изображения (разреженная выбивка, призванная, видимо, отразить призрачность тела). Но когтистость двух верхних конечностей этого существа позволяет высказать предположение, что воину противостоит драконообразное существо. Колчан на поясе свидетельствует о том, что герой имел на вооружении лук, но, наверное, обстоятельства вынудили его вступить в прямое противоборство, для которого требовалась недюжая физическая сила и мастерское владение оружием ближнего боя - кинжалом. В отставленной назад, согнутой в локте правой руке и зажат он, изготовленный для нанесения решающего удара (характер выбивки не позволяет точно описать кинжал). Воин удерживает противника левой рукой, сжав ладонью шею его. Победный исход противоборства не вызывает сомнений.

Жертвы коварства. Эпосные сказы о богатырских подвигах включают в себя не только победоносные, но и, в согласии с законами жанра, трагические эпизоды. Они становились порой следствием осуществления героем особо дерзких предприятий. Одно из них отображено в многофигурной композиции протохрама восточного склона Четвертого Сундука (рис. 6). Идея этой картины сводится, думаю, к следующему: главный персонаж героического повествования непобедим в коллизиях честного (без скрытых подвохов) про-

Рис. 5. Противоборство с драконом (?)

Рис. 7. Внезапное нападение

тивоборства. Он, однако, становится беспомощным, когда враг злостно коварен и не считает себя обязанным соблюдать правила благородного, на равных условиях, поединка. Засада - один из приемов, который воспринимался, видимо, непозволительным в среде аристократического ранга воинства, в коем культивировалось открытое обращение к врагу до начала похода, сродное знаменитому старославянскому богатырей русичей - «Иду на вы».

Как раз такой сюжет и представлен на одной из плоскостей протохрама: эпосный герой, вооруженный луком и булавой, с колчаном и, возможно, кинжалом на поясе, со шлемом на голове, в рыцарского вида рукавицах и, быть может, облаченный в защитные доспехи, отправился зимой в сопровождении сотоварища, богов и духов в неведомую страну - судя по всему, на самый край света, на Север, в заснеженные дебри тайги (герой и два других персонажа картины передвигаются на лыжах - курьезная для степных конных витязей деталь снаряжения!). Столкновение с противником произошло, судя по всему, внезапно, на марше, и началось оно с выстрела из укрытия - воин, присевший на колено (фигура в правом нижнем углу картины), уже выпустил одну стрелу, которая смертельно ранила героя (он заваливается назад), а вторую вставил в лук, чтобы продолжить стрельбу в случае необходимости. В правой же руке враг зажал кинжал, намереваясь прикончить чужестранца. И ни стрельба из лука сотоварища героя, ни борения благих богов с непонятного обличья существами, видимо, воплощениями сил тьмы и зла, не могут предотвратить трагической развязки боя из засады. Таким оказался финал похода, предпринятого, наверное, ради поиска достойного противника тому, кому не было равных в пределах границ родных земель и ближайшей округи.

Другой вариант коварства представлен на рисунке 7. Внезапно атакованный герой успевает лишь подняться на колени. Опираясь на стрелу, он отбивается кинжалом от наседающих с двух сторон врагов карикатурного обличья.

Противление Злу. Вся жизнь героя эпоса проходит в непрестанной череде противоборств. Но они не прекращаются и после смерти, когда он, в согласии с религиозно-мифологическими представлениями «та-гарцев», погружается в мир мрака Преисподней, а затем и в бескрайности Верхнего мира. Богатырь и в тех пространствах - отчаянно храбрый воитель, он и там умеет постоять за себя и проявить способность одоления препятствий, которые создают ему внеземные духи и боги при попытках освободиться от оков инобытия.

Среди эпизодов противоборств в Мире ином, представленных в череде композиций нижней зоны протохрама восточного склона Четвертого Сундука, в одной из картин (см. рис. 8) изображено сражение

#

героя с атакующим его монстрами (фигуры их художник исполнил разреженной выбивкой, что придало им призрачность, а с нею и неопределенность обликов, сложных для идентификаций). Богатырь, возможно, уже поразил несколько чудищ и, оставив их за спиной, вновь занял боевую стойку: оттянул тетиву лука, чтобы выпустить стрелу в нечто, только ему видимое. Примечательно, что лук у воителя фрагментарен - он сломан (у него отсутствует верхняя часть). Лук обретает полную невидимость в эпизоде выхода героя из Преисподней после преодоления всех ее препятствий, когда он вновь обретает земной облик (рис. 9).

Но богатырь, оказавшись в просторах «Верхнего мира», не обретает покоя и снова затевает сражения. Он поражает стрелами антропоморфного обличья небожителей (рис. 10).

Сакральная охота. В пределах небольшого святилища, открытого около вершины Четвертого Сундука, на скальной плоскости выбита всего лишь одна композиция - лань и преследующий ее воин на лыжах (рис. 11). Он вооружен луком, на поясе висит колчан и, возможно, длинный кинжал. Запасная стрела вложена в левую руку героя, а вторая, предназначенная для выстрела, находилась, видимо, в правой (выбивка не сохранилась - следствие сильной эрозии песчаника). Оба персонажа картины изображены в энергичном движении. Воин перемещается опираясь на палку с кольцом на конце (!).

Та и другая фигура - каноничные в татарском искусстве Сундуков (они - действующие персоны в композициях еще двух святилищ). Поэтому можно предположить, что сцена эта представляет собой не банальный случай обыденной охоты, а особой важности эпизод из эпико-мифологического сказания, близкого по содержанию повествованиям, связанным с космического ранга событиями (символическое отражение важных календарноастрономических перемен), с родословностью (идея о предке зооморфного обличья, вроде знаменитой оленухе чингизидов) и представлениями о душе (дух отошедшего в Мир иной обретает при выходе из тела облик изначального предка).

Идеологические и мировоззренческие установки «тагарцев» на этапе становления кочевой державы. Насколько можно судить по материалам изучения протохрамов и святилищ, открытых в районе Сундуков, «татарское» жречество во всей своей деятельности руководствовалось постулатами зервано-зороастризма, истоки которых восходят,

Рис. 9. Выходящий из Преисподней

Вадецкая Э.Б. Маски-урны

Рис. 11. Сакральная охота

судя по всему, к предшествующим этапам развития культур палеометалла Саяно-Алтайской горной страны и ее степного обрамления. Они формировались в недрах астрального характера религии с ее фундаментальной установкой всеохватывающего противоборства в Природе сил Света и Тьмы, Добра и Зла, сущностно олицетворенных в богах высшего ранга.

Такого же рода противоборство определяет подоплеку главных событий в жизни как всего сообщества в целом, так и отдельных членов его. Представленные выше эпизоды из «татарского» героического эпоса наглядно подтверждают сказанное: богатырь, защитник народа и кочевий его, от начала до конца земного бытия неустанно борется с врагами, живыми воплощениями Зла. Он не находит успокоения и после смерти, когда оказывается в Мире инобытия. Эпический герой и здесь преподает сородичам уроки достойного поведения. Протохрамы с выбитыми на каменных плоскостях композициями из полной подвигов жизни богатыря были, надо полагать, теми сакральными местами, где жрецы вели кропотливую работу по формированию должных нравственных установок у каждого из соплеменников. Храбрый воитель, беззаветный, до самопожертвования, защитник интересов своего народа, - таким виделся тот, кому следовало подражать.

Гибель зарождающейся державы. Реальные события, связанные с последствиями хуннуского нашествия, продемонстрировали недостаточность предпринятых усилий по превентивной подготовке к отражению врага. Главная, видимо, причина поражения «та-гарцев» заключалась не в том, что оружие их и защитное снаряжение было несовершенным, а боевой дух воинов невысок, а в том, что хунну вторглись в пределы Хакасско-Минусинской котловины в самый неподходящий момент - когда становление державы «тагарцев» только лишь началось и до нужного единения воинских сил отдельных регионов было далеко (а только оно могло быть фактором спасения). Быть может, негативно сказалось также неумеренное увлечение элиты «тагарского» общества - жречества, далекими от практических нужд тревожного времени теологическими и протонаучными разысканиями, как и усиленным осуждением воинских набегов.

Э.Б. Вадецкая

Институт истории материальной культуры РАН, Санкт-Петербург МАСКИ-УРНЫ (по материалам склепа Белый Яр-Ш)

Введение. Согласно исследованиям таштыкских масок-бюстов, последние служили гипсовыми облицовками кожано-травяных имитаций головы человека. Среди остатков этих болванок имеются не только обломки масок и под ними сожженные косточки человека, но иногда обугленная трава, фрагменты кожи или ткани от мешочков либо фрагменты