Научная статья на тему '«Воображаемая география» в детских повестях Льва Кассиля'

«Воображаемая география» в детских повестях Льва Кассиля Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY-NC-ND
501
81
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ЛЕВ КАССИЛЬ / "ВООБРАЖАЕМАЯ ГЕОГРАФИЯ" / "IMAGINARY GEOGRAPHY" / СИРОТСТВО / ORPHANHOOD / "ПЕРЕКОВКА" / "REFORGING" / LEV KASSIL'

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Балина Марина Романовна

Статья посвящена интерпретации содержания детских повестей Льва Кассиля. Автор анализирует его тексты через дидактический мотив «перековки», которая происходит на фоне «воображаемой географии» в мире сказок и фантастических героев. Высказывается предположение, что с помощью «воображаемой географии» писатель создает реальность, альтернативную советскому «новому миру», причем не только для своих героев, но и для себя самого.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The «imaginary geography» in the Lev Kassil's children novels

The article is devoted to the interpretation of the content of Lev Kassil's children's novels. The author analyzes Kassil's texts through the didactic motif of "reforging", which occurs on a background of "imaginary geography" in a world of tales and fantastic heroes. It is suggested that through "imaginary geography" the writer creates for his characters, as well as for himself, a reality which is alternative to the Soviet "new world".

Текст научной работы на тему ««Воображаемая география» в детских повестях Льва Кассиля»

М.Р. Балина

«ВООБРАЖАЕМАЯ ГЕОГРАФИЯ» В ДЕТСКИХ ПОВЕСТЯХ ЛЬВА КАССИЛЯ

Статья посвящена интерпретации содержания детских повестей Льва Кассиля. Автор анализирует его тексты через дидактический мотив «перековки», которая происходит на фоне «воображаемой географии» - в мире сказок и фантастических героев. Высказывается предположение, что с помощью «воображаемой географии» писатель создает реальность, альтернативную советскому «новому миру», причем не только для своих героев, но и для себя самого.

Ключевые слова: Лев Кассиль, «воображаемая география», сиротство, «перековка».

Исследования советской литературы в последние десятилетия претерпели значительные изменения: расширился диапазон проблем, рассматриваемых скорее с позиций эстетики, чем идеологии и политики. На смену понятия «советский писатель» пришло словосочетание «писатель советского времени», причем М.О. Чуда-кова увидела в этом признак не только идеологических разночтений, но и различий между поколениями писателей в России1.

Если воспользоваться градацией этого критика, то Льва Кассиля (1905 года рождения) следует отнести ко второму поколению писателей, которые с детства жили в послереволюционной России. Поэтому они не приходили к признанию основ нового мира (как литераторы первого поколения Самуил Маршак и Корней Чуковский), а исходили из него. Чудакова утверждает, что писатели второго поколения застали уже сложившиеся стереотипы советской литературы, основной задачей которой стало утверж-

© Балина М.Р., 2012

дение и восхваление нового мира. Жизненный путь таких писателей был удручающе одинаков: в начале 1930-х годов - дебют в печати, в середине десятилетия - литературная известность, а в 1937-1938 гг. - безвинная гибель или долгая отсидка в тюрьмах и лагерях. Вне всякого сомнения, Лев Абрамович Кассиль разделил драматическую судьбу своего поколения, хотя и не в полной мере. Хорошо известны такие факты его биографии: повесть «Кондуит и Швамбрания» (1930, 1933), хотя и подверглась резкой критике советских «педологов», была восторженно принята читателями. Другая его повесть «Вратарь республики» (1939) также пользовалась заслуженным успехом. Явно заказная послевоенная повесть о пионере-герое Володе Дубинине «Улица младшего сына» (1949) принесла автору правительственную награду, сталинскую премию третьей степени. В это же время, хотя сам писатель и не подвергался репрессиям, он потерял многих друзей и любимого брата Оську, расстрелянного в 1938 г.; постоянный страх тяготел над ним, как и над всем его поколением. В мою задачу не входит ни осуждение, ни оправдание политической позиции автора и его лояльности по отношению к власти, но вопросы эстетики и идеологии в творчестве Льва Кассиля оказываются прочно связанными. «Воображаемые страны» становятся важным композиционным элементом его детских повестей. С какой целью автор включает в реалии советского детства фантастический нарратив? Какую смысловую и стилистическую нагрузку несут «географические» инновации Кассиля? Это вопросы, которые мне бы хотелось рассмотреть в рамках статьи.

Многие исследователи - не только М.О. Чудакова, но и Лев Лосев, и И.В. Кондаков - отмечали «эзоповские» тенденции советской детской литературы. Чудакова связывает эти ее особенности с классической традицией2, а Кондаков предполагает, что советские писатели находили в детской литературе своеобразное «убежище»3. Не подвергая сомнению ни одну из этих версий, мне хотелось бы обратить внимание на два мотива, неизменно присутствующих в текстах Кассиля разных лет. Во-первых, это дидактический мотив «перековки» личности, который начинает разрабатываться именно в детской литературе, а затем переносится в литературу соцреализма для взрослых. В творчестве Кассиля своеобразие этого обязательного для соцреалистической модели принципа заключается в том, что процессы перековки происходят на стыке реальности и пространства «воображаемой географии», созданной авторской фантазией. Другим важным моментом такой перековки становится сиротство детей - героев его повестей.

Среди персонажей Кассиля благополучные Лёля и Ося (в автобиографической повести «Кондуит и Швамбрания») - скорее исключение, чем правило. Гешка Черемыш («Черемыш - брат героя», 1938) - сирота, детдомовец; Сима Крупицына («Великое противостояние», 1941), хотя и растет в семье, остро нуждается в духовном отце - режиссере Расщепее. Без матери и без отца, пропавшего без вести, растет Капка Бутырев («Дорогие мои мальчишки», 1944). Пьер Кондратов - тоже сирота, спасенный из «капиталистических джунглей» знаменитым борцом Артёмом Незабудным; мальчика привезли на незнакомую ему родину, где он стал нахимовцем («Чаша гладиатора», 1961). Наконец, в последней повести Кассиля главные персонажи - сирота принц Дэлихьяр Сурамбук из экзотической Джунгахоры и его новая подруга, тоже сирота из детдома Тоня Пашухина («Будьте готовы, Ваше Высочество!», 1964).

Итак, сиротство становится для героев Кассиля необходимым условием вхождения в новый мир, создаваемый писателем. Не отягощенные семейными правилами и запретами, его персонажи легко перемещаются из ситуаций реальных и узнаваемых в фантастический мир. Фантазии Гешки Черемыша, выдающего себя за брата знаменитого летчика, вполне объяснимы его тоской по семье, желанием быть в центре внимания; чтобы «перековаться» и вернуться в реальный мир, этот сирота должен просто перестать лгать и равновесие в мире реальном для мальчика восстановится. Даже его однофамилец, знаменитый летчик Черемыш, готов признать его своим родственником. Для Симы Крупицыной процесс «перековки» происходит сложнее: мир кино, в который она случайно попала, начинает подменять для нее реальность, но режиссер Рас-щепей, принимающий на себя ответственность за судьбу девочки, помогает ей понять и принять свое реальное призвание.

Для многих героев Кассиля суровый мир взрослой жизни уравновешивается поэтикой альтернативной реальности, в которой они живут и мечтают. Такой реальностью и становится «воображаемая география» в повестях Кассиля. Этот термин, вошедший в критический дискурс 1990-х годов, был предложен Эдвардом Саидом при его анализе западного подхода к описанию Востока4. «Воображаемая география» возникает на уровне личного восприятия, которое организует реальное пространство по законам собственного воображения.

«Воображаемая география» Кассиля создает три несуществующие страны - Швамбранию, Синегорию и Джунгахору. Писатель населяет эти фантастические страны реалистически изображен-

ными современными героями, которые живут и взрослеют в этом двойном измерении. Так, почетные «швамбраны» Лёлька и Оська действуют одновременно и в реальности Покровска, и на славных просторах придуманной ими страны. По словам Лёльки, Швам-бранию «мы с братишкой придумали, чтобы скрываться в ее утешительных просторах от тех многих обид, что наносил нам старый мир взрослых»5 [1, 25]. Храбрые синегорцы - персонажи повести «Дорогие мои мальчишки» (1944) ходят в школу, работают на заводе, но при этом успевают перенестись в Лазоревые горы, охраняя славные традиции синегорского братства, придуманного учителем Арсением Гаем. Далекая Джунгахора существует параллельно с пространством советского пионерлагеря, когда в его палатке № 4 появляется Дэлихьяр Сурамбук - наследный принц этой воображаемой страны. Из этой палатки начинается увлекательное путешествие в страну слонов и злых мерихьянго, причем пионерские субботники в соседнем колхозе происходят вперемешку с попытками спасти политического заключенного - джунгахорского поэта Тонгаора. С.М. Лейтер пишет:

Неведомые страны Кассиля явились в нашей детской литературе как воплощение мечты о счастье людей, о «жизни совсем хорошей»; они связаны с желанием писателя увидеть завтрашний день. <...> Неведомые страны Кассиля - это и целый духовный континент детства, исполненный веры и счастья, потребности добра и любви6.

И хотя с этим оптимистическим взглядом трудно не согласиться, «воображаемая география» Кассиля дает возможность предложить более противоречивое толкование такого, например, текста:

Швамбрании были приданы очертания зуба. По океану были разбросаны острова и кляксы. Около клякс имелась честная надпись: «Остров ни считается, это клякса ничаянно». Вокруг зуба простирался «Акиан». Ося провел по глади океана бурные зигзаги и засвидетельствовал, что это «волны». Затем на карте было изображено «морье», на котором одна стрелка указывала «по тичению», а другая заявляла: «а так против» [1, 40].

Швамбрания Оськи и Лёльки - это страна не только полной справедливости, но еще и дозволенной ашипки, которая имеет полное право на существование и за которую не стыдно. В этой стране нет страха поражения, поэтому и расставание с ней воспринимает-

ся детьми вовсе не как «прощание с экзотикой»7. «Сказка - прах, сказка - пыль, лучше сказки будет быль!», - скандируют бывшие жители Швамбрании, теперешние ученики «Единой трудовой» школы. Условия «прекрасной новой жизни» - это отрицание индивидуального поиска и подчинение давлению коллектива, от которого так славно спасались братья на берегу швамбранской речки Хальмы. Реальная жизнь требует отказа от своего неповторимого мира и подчинение человека миру «коммунальности и коллективности». Именно в этом Евгений Добренко видит «главное требование тоталитарной культуры»8. Даже прощание со Швамбранией происходит чужими словами: «Жизнь взаправду хороша... / Точка, и ша». Это уже не поэтика свободной сказки, а авторитарный слог комиссара Чубарькова.

Прощание с «воображаемой географией» описано в повести вполне конкретно: деревянные стены сказочной страны, построенной двумя братьями-мечтателями, отданы ими на дрова для библиотеки с таким напутствием: «Черт с ней, со Швамбранией... Для своих не жалко» [1, 316]. Но, оказывается, все же жалко: доски разбираемой постройки, которые братья передают по цепочке, - это еще куски Швамбрании, а уходят они из рук Лёльки, не сумевшего удержать мечту, уже как дрова... В конце повести взрослый писатель смотрит на глобус и грустит, не обнаружив на нем Швамбрании. Этот эпизод символизирует не просто выход за пределы детской фантазии, но еще и осознание того, что в новой жизни свободным и независимым мечтам места больше нет. И совсем печально звучит последнее замечание автора: эта повесть - «не откровение, а всего лишь наглядное пособие» [1, 323].

У повести был сложный путь к читателю: Льва Кассиля обвиняли в мелкобуржуазности, во взгляде на революцию «из буржуазной подворотни»9. Писатель был вынужден постоянно переписывать текст; в конце концов, он объединил обе книги в одну, подчинив историю свободной мечты правилам советского кондуита. По сути, «Кондуит и Швамбрания» - книга совсем не веселая.

Можно предположить, что «воображаемая география» детских повестей Льва Кассиля становится важным приемом создания альтернативной реальности не только для их героев, но и для самого писателя. В интервью с Натальей Кочетковой сын писателя, Владимир Кассиль, так ответил на вопрос о том, был ли его отец политизованным писателем: Лев Кассиль, как и все его поколение, «с огромной надеждой проживал первые революционные годы», но имени Сталина в его повестях и рассказах не встретишь10. И.В. Кон-

даков считает «детский дискурс» советской литературы принципиально многозначным и многомерным. По его мнению, «литература для детей несла в себе еще и метафорическое, философское содер-жание»11. В случае Кассиля придуманные им страны становятся территорией, на которой происходит решение экзистенциальных вопросов, важных для писателя.

Рискну предположить, что сам Кассиль пытается передать свои чувства по поводу советской реальности в сказке о волшебной стране Синегории - повести военных лет «Дорогие мои мальчишки» (1944). Ее первый план - вполне «советский»: писатель рассказывает о преданности Родине его героев, об их готовности пожертвовать жизнью во имя победы. Тем не менее, повесть подверглась резкой критике за ту сказку, которая была вставлена в основной «правильный» текст. В частности, Александр Ивич писал: «Сочиняя сказку, Кассиль совершил насилие над своим дарованием»12. По мнению Ивича, «мастер метких наблюдений, точных и эффектных реалистических ситуаций, Кассиль, вторгшись в чуждую ему область аллегорической сказки», напрасно нарушил структуру повествования. Критика также обвиняла автора в злоупотреблении красивостью, даже в «вычурности». С.М. Лойтер защитила сказку Льва Кассиля, но сделала это своеобразно, увидев ее «морально-этическую связь с фольклором»13. Исследовательница обнаружила в описании волшебной страны Синегории структурные элементы, восходящие к народной сказке (например, мотив «чудесного помощника»). Связь с народной традицией должна была реабилитировать рассказ о стране, в которой жили и трудились три волшебных мастера: мастер зеркал и хрусталя Амальгама, искусный оружейник Изобар и знаменитый садовник Дрон Садовая Голова. Славную страну Лазоревых гор завоевали ветры, объединившиеся в Тайный Совет. Их ставленник король Фанфарон требует, чтобы на каждой крыше стоял флюгер: жители страны должны внимательно следить за тем, откуда дует ветер, чтобы не ошибиться в своих взглядах и симпатиях. А вот и прямая цитата из повести:

Сквозняки проникали в дома через все двери, окна и щели, подхватывали каждое слово и доносили его Фанфарону. Специально назначенные королем начальники Печной Тяги следили за тем, чтобы люди не закрывали вьюшками трубы своих очагов [2, 404].

Новые властители заставили мастера Амальгаму поставлять мыльные пузыри особого состава (известного только ему), кото-

рые «высоко взлетали и не сразу лопались». Сомнений в том, что это всего лишь мыльные пузыри, не было ни у кого, однако страна молчала об этом. Кроме того, мастеру запретили впредь делать зеркала, чтобы люди не могли «сами разглядеть, как иссушили их ветры».

Аллегоричность сказки - вне сомнений. Конечно, всегда можно отнести эти явные намеки к нацистской Германии, как это уже было сделано Евгением Шварцем в его сказочной пьесе «Дракон» (1943). Но слишком прямые ассоциации с советской действительностью вызывает упоминание о кривых зеркалах, искажающих прекрасные лица честных людей. Весьма рискованно звучит и заявление Амальгамы во время тюремных пыток: вся моя вина в том, что я «всю свою жизнь не искажал прекрасного, не скрывал уродства, не льстил безобразию и говорил людям правду прямо в лицо» [2, 408]. В зеркалах мастера сохраняется правда, так как они обладают «таинственным свойством сохранять в своих глубинах солнечный свет и излучать его в темноте» [2, 407].

Сегодня сложно судить о политической окраске текстов Кассиля. Дневники писателя, опубликованные в 1971 г. в журнале «Знамя», мало помогают понять его позицию, так как в этих текстах несомненно присутствует самоцензура. 1963-й год был вполне благополучным для писателя: выходят его книги, он преподает в Литературном институте, руководит секцией детской литературы Союза писателей. Но на фоне этого внешнего успеха писатель жалуется: «И зыбко под ногами, утло в душе, и обтекают меня берега, мимо которых я сейчас живу и работаю»14. Из этого мира Лев Кассиль убегал в альтернативное пространство «воображаемой географии», где только и можно было попытаться решить важные для него вопросы бытия. Так, свое жизненное кредо писатель формулирует только в «Притче о пятерых» придуманного им джунга-хорского поэта Тонгаора Байранга:

Береги себя! Нет, не в работе, не в борьбе, не в любви. Там будь безгранично щедр. А вот если требуют, чтобы ты покривил душой, ужался сердцем, притоптал, заглушил, ущемил что-то главное в себе, -тут будь бережен, не уступай [4, 681].

Вряд ли эти сентенции относились к «перековке» принца Дэлихьяра! Скорее, это сам писатель пытался разобраться в себе и смутном времени, заставившем его когда-то сжечь дорогую его сердцу Швамбранию.

Примечания

1 Чудакова М. Новые работы. М.: Время, 2007. С. 193.

2 Там же. С. 161-192.

3 Кондаков И.В. Детство как убежище, или «детский дискурс» советской литературы // Какорея. Из истории детства в России и других странах. М.; Тверь, 2008. С. 138-167.

4 Said E.W. Orientalism. N. Y.: Knopf Doubleday Publishing Group, 2003. Р. 35-37.

5 Кассиль Л. Собрание сочинений: В 5 т. М.: Детская литература, 1987. В дальнейшем ссылки на это издание даются с указанием номера тома и страницы.

6 Лойтер С. Там, за горизонтом... М.: Детская литература, 1973. С. 11.

7 Там же. С. 29.

8 Добренко Е. «Социализм и мир детства». Соцреалистический канон. СПб.: Академический проект, 2000. С. 32.

9 Николаев Вл. Дорогами мечты и поиска. М.: Детская литература, 1965. С. 46.

10 См.: URL: http://ctoby-pomnili.com/page.php7id-358. (дата обращения: 10.09.2011).

11 Кондаков И.В. Указ. соч. С. 143.

12 Ивич А. Воспитание поколений. М.: Детская литература, 1969. С. 327.

13 Лойтер С.М. Указ. соч. С. 42.

14 Дневники Л.А. Кассиля // Знамя. 1971. № 1-2.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.