1. ТЕНДЕНЦИИ ИЗМЕНЕНИЙ В ЯЗЫКЕ И РЕЧИ
УДК 8ПЛ61.Г271
О. Б. Сиротинина
«ВОЛНЫ» ИЗМЕНЕНИЙ В ФУНКЦИОНИРОВАНИИ РУССКОГО ЯЗЫКА
В статье представлены результаты полугодового мониторинга речи в средствах массовой информации 2015 г. Показано, что «волны» деструкции нормы и «волны» самоочищения в XXI в. резко ускорили своё чередование, а взаимовлияние речи СМИ и речи масс нередко создаёт замкнутый круг их чередований, замедляя обогащение языка, так как преобладает тенденция к диффузации из-за стремления к экономии речевых усилий. Ключевые слова: русский язык, речь, функционирование, «волны» деструкции и самоочищения, тенденции, усилители признака, синонимия, XXI в.
O. B. Sirotinina
«WAVES» OF CHANGES IN THE RUSSIAN LANGUAGE USAGE
The article analyses the results of a 6 month monitoring of mass media speech in 2015. It is proved that the «waves» of norm destruction and the «waves» of self-purification in the 21st century have sharply accelerated their interchange, and the mutual influence of mass media discourse and discourse of general population often creates the vicious circle of their rotation while language enrichment is slowed down as there prevail tendencies to diffuse usages due to speech efforts economy.
Key words: the Russian language, speech, language usage, «waves» of destruction and self-purification, tendencies, property intensifiers, synonymy, 21st century.
В истории русского языка было много изменений, имманентных и связанных с изменениями в жизни общества, влиянием других языков. Причины некоторых из них легко определяются, другие остаются неясными или спорными, но все они проходят через более или менее длительный этап функционирования языка в речи его носителей. Легче всего прослеживаются такие изменения в лексике. И, очевидно, для прошлого труднее всего в фонетике, так как изменения звучания в прошлом, когда не было возможности фиксации звучащей речи, познаются лишь по результа-
там её отражения в сохранившихся памятниках письменности. Но оно не только отражается очень неполно (до сих пор мы пишем жир, но журчит, хотя ж при этом звучит одинаково твёрдо, мышь и камыш, хотя нет разницы в произношении ш и т. д.), играет роль грамотность пишущего, поэтому судить о произношении можно только по ошибкам. В результате мы судим о времени падения редуцированных гласных (в конце слов они писались до орфографической реформы в 1918 г.) или исчезновения носовых гласных очень приблизительно. Более точно фиксируются появление новых слов (лётчик) или русификация заимствованных, в том числе и изменения в их принадлежности к тому или иному роду (зала / зало ^ зал, рельса ^ рельс), но и то в спорах (кофе по-прежнему мужского рода или уже у большинства населения среднего?).
Ясны только причины как появления новых или заимствованных слов, так и постепенного приспособления (русификации) заимствованного слова к системе русского языка (в значении или форме). Но в любом случае до XXI в. - века новой техники коммуникации по длительности процесса это были сначала столетия: «волна» голландских и немецких заимствований при Петре I и после него, или французских в XIX в.; десятилетия, связанные с безграмотностью новой «элиты» общества после 1917 г. и «волны» «революционных номинаций», в том числе французской революции (коммунист, комиссар, коллектив и его производные), появившиеся советы и их производные. А потом «волна» бюрократизации советского времени, породившая «новояз» (канцелярит). И новая «волна» - противостояния всему советскому в 90-х годах, породившая новые заимствования (теперь англицизмы) и опору на всё нелитературно-сниженное: диалектизмы, жаргонизмы, просторечие и даже мат. Результаты этой «волны» мы ощущаем до сих пор, хотя прошло уже больше четверти века. А на смену пришла уже новая «волна» бюрократизации - формирования постсоветского новояза (см. [Кормилицына, 2009а, 20096; Сиротинина, 2013, 2014]). При этом теперь, в XXI в., благодаря новым коммуникативным возможностям техники, а отсюда и коммуникации по времени и расстояниям, «волны» изменений длятся не века и даже не десятилетия, изменения происходят иногда буквально за несколько месяцев.
В прошлом нечто новое внедрялось в функционирование языка через поколения, с распространением книгопечатания этот процесс ускорился, особенно после появления ежедневных газет, ещё больше - с распространением радио, а потом и телевидения.
СМИ стали основным законодателем языковой моды. Теперь к этому добавился, если ещё не вытеснил ставшие уже традиционными СМИ, Интернет, начавший и до конца не прекративший в отличие от остальных СМИ, подчиняющихся законам, быть даже угрозой самому существованию литературного языка, основанного не только на своей полифункциональности, но и на кодифици-рованности норм (см. понятие «внешне нерегулируемых ареалов языка» [Нещименко, 2014].
Скорость и положительных и негативных изменений в функционировании русского языка теперь стала так велика, что может быть прослежена чуть ли не помесячно. Так, в своих работах последних лет я с удивлением (не понимая причин) отметила начавшийся со II половины 2012 г. процесс «самоочищения» в языке СМИ [Сиротинина, 2013, 2014; Сиротинина, Мякшева, 2014] на основании сначала появившегося своеобразного баланса правильного и неправильного употребления таких, например, слов, как сходный - похожий - схожий; довольно - достаточно в функции обстоятельства меры, степени; точно, как раз - аккурат, а потом и преобладания правильного употребления. Увы, но в 2015 г. доля неправильных употреблений стала опять нарастать. Если в 2013-2014 гг. фактически исчезли не востребованные системой русского языка англицизмы тинейджер, абсентеизм, ранее фактически вытеснившие русские подросток, отсутствие / неявка (избирателей), то в 2015 г. опять становится модным именно заимствованное слово: тролинг, фейк, буллинг и антибуллинг, краудфандинг (вариант краудфаундинг), хотя без них вполне можно обойтись, используя богатейший русский лексикон литературного языка.
К одним и тем же фактам возможен разный подход: индуктивный (их набор) и дедуктивный (их подбор в качестве иллюстрации суждения). И то, и другое правомерно и в определённых случаях целесообразно. Однако дедуктивный подход нередко приводит к сознательному поиску нужных фактов, а ещё чаще не осознаваемому вниманию только к нужным фактам (иные просто не замечаются, что особенно опасно при ручных записях звучащей речи). В результате может преувеличиваться употребительность «нужных» фактов (например, образных средств или синонимов в РР и т. д.). Индуктивный подход позволяет более объективно представлять реальное положение дел, но и он, конечно, не обеспечивает полную достоверность выводов: реальная, даже в данную минуту речь фактически необозрима, и очень многое всегда остаётся за пределами наблюдений исследователя.
Реально материал исследования всегда очень ограничен, даже если благодаря современным возможностям он достигает миллионов словоупотреблений. Очень многое зависит от того, кто производит речь, при этом в устной или письменной форме, и кто является адресатом речи, в какой обстановке происходит коммуникация, какова её цель и т. д. Поэтому фактически в лингвистике почти исключён принятый в других науках такой критерий достоверности, как проверка практикой, из-за невоспроизводимости всех условий протекания коммуникации.
Проведение ежедневного многолетнего (хотя вынужденно и неполного) мониторинга современного функционирования языка в печатных и звучащих СМИ (4-х центральных газет, радио России, «Эхо Москвы» и 4-х телеканалов) позволило выявить не только «волны» деструкции и «волны» самоочищения русского языка в его узусе, но и некоторые (далеко не все) причины, следствия, действующие факторы и тенденции изменений речи. И то, что их («волны») вызывает, и то, что ими порождается, и то, что происходит в результате их действия, изменяет уже и саму систему русского языка, отражается на его судьбе. Рассмотрим некоторые факты подробнее, отметив, что мониторингу подвергались (сплошная выборка) одни и те же газеты (Российская газета, Московский комсомолец, Аргументы и факты, Поиск), новостные передачи радио («Вести» на России-1 и «России-24»), и радиопередачи «Эхо Москвы» («Особое мнение» и «Код доступа»), телепередачи «Вечер с Владимиром Соловьёвым», «Право знать», «Право голоса», «Что делать» и «Познер», т. е. в какой-то мере на различия в употреблении влияло время, а не другие факторы. Надеюсь, что эти факты создают, конечно, не до конца, но всё же довольно достоверную картину происходящего в современных СМИ. А предшествующие наблюдения (ещё «Комсомольской правды», «Новой газеты» и ещё раньше «Известий») показали явную зависимость того, что происходит с языком в повседневной речи от того, что наблюдалось в СМИ.
Отметим при этом, что в полугодовом мониторинге СМИ, результаты которого представлены в данной статье, не учитывалась реклама, в которой, как было отмечено ранее, крайне употребляется значительно шире, чем в самих СМИ (за публикуемую или озву-чаемую рекламу СМИ не отвечают, но из-за своей повторяемости и внушаемости она тоже воздействует на речь населения).
Мониторинг СМИ показал:
1. Среди усилителей признака устойчиво лидирует очень, опережая даже суммарное употребление всех его синонимов: 752
очень и только 703 его синонимов (усилители признака в тех сочетаниях, в которых очень невозможно: резко взмахнул рукой, более опасно, где очень устраняет сравнительность и т. д. - из подсчётов исключались).
Среди синонимов очень лидировали крайне (90), совершенно (57), довольно (57), достаточно (56), весьма (55), вполне (45), сильно (44), слишком (34), значительно уступают им по своей употребительности такие же «заменители» очень как резко; чрезвычайно; совсем; необычайно / необычно; исключительно; полностью и т. д., единичны чудовищно; дико при более частотных больно; ужасно и страшно (и те, и другие встречались и без негативного компонента значения).
Предварительно отметив, что в основном 6-месячный мониторинг подтвердил результаты и месячного и 3-х месячного (см. [Сиротинина, 2015]), а ещё некоторые «волны» в речи на таком отрезке времени выявились, перейдём к его конкретным результатам. В статье 2015 г. анализировался узус СМИ конца 2014 - первого квартала 2015 г. и отмечалась единичность крайне в печатных СМИ при ограниченном употреблении в звучащих (при относительной частотности в рекламе). В 2015 г., особенно, со II квартала фиксируется и всё усиливается его частотность в звучащих СМИ (из 90 зафиксированных мною случаев - 36), но фиксируется явное присутствие крайне и в газетах, правда, чаще всего в передаче чьей-то устной речи, т. е. идёт «волна» распространения.
При этом характерна диффузация крайне. Если в конце 2014 - начале 2015 г. отсутствие в его семантике компонента негатива или предела фиксировалось как ошибка (была редкой и наблюдалась только в рекламе), то сейчас есть и крайне плодотворную и объективную; крайне хорошо; крайне высокая; крайне эффективное; крайне не отрицательно; крайне грандиозное. Встречено это и в «Российской газете», и в «Аргументах и фактах», и в «Московском комсомольце», хотя чаще, конечно, семы предела и негатива присутствуют: крайне избирательно, маловероятно, редко, важно и т. д. - иногда эти семы совмещены, иногда наличествует лишь одна из них.
Характерно, что данные ruscorpora.ru тоже показывают волнообразный характер употребления крайне: в 1800 г. - 93, потом спад, в 1900 г. - 67, пик в 1921 г. - 98 и снова спад (в 1950 г.- 53), и опять подъём (в 2000 г. - 60, в 2009 и 2013 г. - 72), затем зафиксированный в корпусе СМИ спад от 90 в 2012 до 72 и зафиксированный мною резкий спад со второй половины 2012 г. до конца 2014, а теперь снова подъём до 90 (только в моих далеко не пол-
ных данных). Сведения из ruscorpora.ru получены с помощью проф. О. В. Мякшевой, за что выражаю ей огромную благодарность. Они, конечно, тоже не полны (исчерпывающего отражения речи достичь невозможно), но, как и в следующих рассуждениях, подтверждают волнообразный характер изменений в функционировании языка.
Очень любопытны в этом отношении данные ruscorpora.ru об употреблении весьма: от 419 в 1800 г. к 176 в 1900, пику в 1919 - 1077, а в 1981 уже только 197 (видимо, мешала его принадлежность к высокому стилю, отвергаемому массой), и продолжающееся падение употребляемости с 2000 г. (от 186 до 160 в 2012, в корпусе СМИ от 99 в 2000 до нуля в 2011-2013 гг.). Но, по моим данным, в конце 2014 г. новый взлёт и даже, по моим записям, из месяца в месяц 2015 г. всё нарастающая частотность, хотя ещё очень и очень далёкая от 1800 и тем более 1919 г. - всего за полгода 55 случаев.
Любопытно, что наряду с нарастанием высокого весьма (появляются даже единичные сугубо и относительно широко используемые абсолютно, чрезвычайно, необычайно и «математические» порядка) одновременно увеличивается употребление всё более диффузных сильно и резко и ещё недавно нелитературного в этой функции больно. В словаре [Толковый, 2007] при значении «очень» имеет помету просторечное, в Активном словаре [Активный, 2014] признаётся просторечным и разговорным, но имеет ещё помету уходящее и в сочетании с обозначением не больно надо, с отрицанием или в отрицательной интерпретации: больно злой, не больно хотелось, больно надо.
Однако в 2015 г. в моих материалах СМИ зафиксировано и иное: не только больно страшно, но и больно много. Употребления с больно без негативной интерпретации особенно участились с июля 2015 г. Очевидно, это тоже очередная «волна» моды, надеюсь, не долгая по времени. «Активный словарь» опирался на уже не очень современную художественную литературу (Г. Бакланов, В. Каверин, А. Рыбаков, М. Булгаков, Ю. Герман).
Очевидно, и в отношении семантических оттенков значение усилителя больно сейчас стало ещё более диффузным, чем зафиксировано в «Активном словаре русского языка».
Обращает на себя внимание всё ещё высокая частотность диффузного достаточно, хотя довольно всё-таки преобладает, а ещё несколько лет назад оно было в единичных примерах и только у людей высокой речевой культуры [Сиротинина, 2006, 2007, 2013]. Видимо, «волна» правильности (процесс самоочищения в отношении довольно ещё действует).
Однако заметна и явно усиливающая своё влияние на речь СМИ «волна» ненормативной сочетаемости. Если в моем месячном мониторинге было зафиксировано только Сидим дико довольные, а в 3-х месячном - Я адски сентиментален, то в полугодовом явно неудачных (в том числе с крайне (см. выше) и даже нелепых было уже немало, в том числе и в газетах: Мне дико нравится; группе весьма не важно, в газетах, но в прямой речи: адски мало; весьма незначительно; сильно атрофированное; глубоко убеждён; глубоко важная тема; эта тема глубоко второстепенная; вполне непривычный факт и т. д.
Такое употребление - свидетельство утраты в сознании (и даже пишущих) журналистов уточняющих сем усилителей. Произошла диффузация специфических синонимов очень, что и позволяет нелогичную сочетаемость. Чаще это встречается в устной речи или её передаче в газете, но есть и в письменной речи самих журналистов. Особенно распространена такая утрата специфической семы в усилителе сильно: сильно ослабели, отстали; сильно вероятным; и даже сильно отличались по своей силе.
2. «Волна» нелитературности, накрывшая СМИ в 90-е годы ХХ века и почти исчезнувшая после принятия «Закона о государственном языке РФ» (2004 г.) к середине 2012 г. (процесс «самоочищения» [Сиротинина, 2013]), несмотря на поправки к Закону о СМИ, снова начала подниматься. В 2015 г. не только сохранились её следы (всё ещё появляется аккурат), в моём материале зафиксирован случай употребления по новой (что, конечно, не означает его реальной единичности), так и не возродилось употребление глагола надеть (в моём материале только одеть), в основном используется форма чтят, что, видимо уже необратимо, при единственном чтут, встречалось даже почтят. По-прежнему очень много ошибок в склонении числительных (трёхста, пятиста, шестиста, стапятидесятилетний юбилей и т. д.).
Пугает и возрождение ещё не частотных, но уже далеко не единичных просторечных схожий, схожесть и фактическая единичность сходный, сходство. Ср. сходную реакцию; сходный проект; сходных черт - всего 3 случая, при 25 схожий, схожесть: схожим обстоятельством; схожи с националистами; ситуации схожие; схожий интерес; следовать схожим курсом; редкие случаи схожей цели; схожими соображениями; схожий проект; схожие явления; схожие имена; схожие соображения; схожесть позиций; История схожая и лидеры схожие; схожие кадры; результат схожий (встречаются даже у таких журналистов, как Е. Киселёв, С. Брилёв, Д. Муратов; даже В. Познер, М. Барщев-
ский). Где надо было бы использовать сходный, в газетах (не в передаче прямой речи), и ещё чаще в звучащих СМИ употребляется именно схожий, тогда как в 2013-2014 гг. схожий уже почти не встречалось.
Господствует похожий при обозначении и внутреннего и внешнего сходства, ставший, как и просторечное схожий, более диффузным, чем при нормативной синонимии (похожий - внешнее, а сходный - внутреннее, познаваемое не зрением, а умом сходство).
В моём материале есть и похожим образованием; похожая структура; и будет похожа на банковскую карту (речь идёт не о внешнем сходстве, а о сходных функциях); они похожи; похоже на паутину; и только похоже в качестве предиката обобщающего суждения (Это похоже на ...; похоже, что ... и т. д., где, естественно употребить сходно невозможно).
Такой же процесс частичной диффузации в синонимической паре неприятный-нелицеприятный коснулся в 90-е годы слова нелицеприятный, несмотря на, казалось бы, явную внутренную его форму. В те годы оно стало употребляться ненормативно даже в речи журналистов, претендующих на принадлежность к полнофункциональному типу речевой культуры (Е. Киселёв в своей звучащей по ТВ речи допустил нелицеприятно знать), стали частотными нелицеприятные факты и т. д., где должны были употребляться неприятно, неприятные. Распространению этих нелепых выражений способствовало исключение слова из толковых словарей как устаревшего, не актуального. «Волна» правильности речи потребовала его включения (см. [Кузнецов, 2002]), и неправильное употребление пошло на спад. Но в 2015 г. мною снова обнаружен этот нелицеприятный факт (в газете!). Очевидно в сознании журналиста сема 'беспристрастно' стёрто как и лексический компонент лице, т. е. опять произошла частичная диффузация значения. То же происходит с выражениями иметь значение и играть роль, и нередко встречается (даже у М. Бар-щевского в его устной речи) играют значение.
До сих пор, несмотря на всё более строгие ограничения на употребление в СМИ не только оскорбляющей, но и просто грубой и нелитературной лексики, в газетах и особенно в звучащих оппозиционных СМИ она всё же используется. Явно злоупотребляет ею Ю. Латынина в передаче «Код доступа» на «Эхо Москвы»: (задница; правительство рухается), но и у других встречается жахнуть от души (Ю. Калинина); Кинематограф заидио-тизирован (АиФ); Мы уже этого г...на съели, извините за выра-
жение (АиФ); жрать надо; идиот - о новом президенте Греции Ципрасе; намедни (Ст. Белковский); был дитем своего врача (В. Зорин) и т. д. Однако впервые в 2015 г. мною зафиксированы извинения не за высокий стиль, как было ещё год назад, а за грубость, и даже неоднократно.
Встречаются, как и раньше, неправомерное будущее время причастий (правда, в субстантивированных: в последующем опаснее), частотны ошибки в склонении числительных (трёхста; с пятьдесят одного; двухтысяч шестого) и даже воскресил иврит как разговорный язык спустя тысячилетнего забвения (МК, 08.07.2015, т. е. уже за пределами полугодового мониторинга).
Погоня за скоростью передаваемой информации («Мы первыми») не только в звучащих и интернет-СМИ, но и в печатных изданиях газет (даже в еженедельниках) приводит к тому, что журналист допускает, а редактор пропускает явные ошибки (орфографические, пунктуационные - на совести корректора, но и явно не нормативные синтаксические и сочетаемостные построения), и в 2015 г. мною зафиксировано их значительно больше, чем в предшествующие годы. Например, широко распространены не только в звучащей речи неправомерные управления с предлогом о: Факт о том, что ...; Мы показываем о том; наблюдаю о том, В звучащих СМИ - неправильные ударения: Отчасти; сувЕренные страны схожи); формы (предзакатные часА). Думаю, что не только мне непонятен точный смысл, выражения более продвинутая ориентация (речь идёт о политической, а не сексуальной ориентации).
3. «Волны» заимствований влияли на функционирование, а потом и на систему русского языка на всей его истории. Менялись язык влияния и его степень, ориентация на звучание или написание - всё зависело от конкретных условий взаимодействия. Но с распространением грамотности населения в ХХ в. в основном была ориентация на написание: консультация, колумнист (журналист - автор колонок). В XXI в. под влиянием английского языка, в том числе и через Интернет (не только в письменной форме), стала широко распространяться ориентация на произношение. Отсюда коворкинг (coworking), консалтинг (даже при уже устоявшейся, полностью адаптированной россиянами консультации). В результате в сознании массового адресата СМИ колумнист не связывается ни с колонной, ни тем более с колонкой - газетным жанром, о котором большинство не знает. Даже знающим английский язык, преподающим его, многие современые заимствования непонятны. Одни из-за русского написания, да ещё в соответст-
вии с искажённым произносительным вариантом и к тому же в не свойственном английскому языку значении (коворкинг из cowork-ing, но не в значении 'совместная работа', а 'особый вид бизнеса, организация', основанная на совместной работе лишь в своём зародыше. Другие - из-за профессиональной специфики сленгового употребления. Третьи - из-за неожиданного для большинства переносного значения, распространяющегося благодаря Интернету с невиданной ранее скоростью.
Так, в современном молодёжном, часто связанном с Интернет-сленгом употреблении МЕМ - известная личность - Он настоящий МЕМ, бан - в словарях английского языка означающий 'запрет', а в заголовке газетной статьи «Любовь уходит в бан» означает, как меня просветила аспирантская молодёжь 'безвозвратный конец, полное исчезновение', что вполне соответствует содержанию статьи о распаде семей из-за обсуждения семейных неурядиц в соцсетях Интернета.
Непонятны большинству читателей газет ни почему, ни что это вообще означает Иван Грозный был первый дауншифтер. Ни что-такое краудфандинг, входящий в России в моду; Создаётся краудфандиговое предприятие (модным в газетах становится и само слово). Ни антибуллинговая кампания; ни испытал настоящий саспенс при просмотре фильма об Александрове и Любови Орловой (РГ), ни встретившееся мне, но так и не понятое у Ю. Латыниной на «Эхо Москвы» прозвучавшее модная за счёт краудсорсинга (сбор средств народом) - это оговорка или нечто особое, отличное от краудфандинга, который означает 'фонд, созданный за счёт народного финансирования'. Из газет за указанными пределами мониторинга я узнала, что краудсорсинг - это перекладывание на население работы полиции, дворников и уборщиков, но это явно не то, о чём говорила Ю. Латынина. Ни что за валидная роль (как валидную рассмотреть нельзя) или Исследователь как к большому бэмцу, когда в лаборатории взрывается большое количество приборов (А. Невзоров, АиФ). В моём окружении ни пожилые, ни молодые этого слова не знали за исключением одного человека, работавшего когда-то в одном НИИ с бывшей одесситкой, которая употребляла выражение «большой бэмц» в значении 'скандал'. Моя знакомая думает, что, возможно, в одесском сленге это было из еврейского идиш.
Или: Британцы решили сделать такой камингаут (в передаче «Право голоса»); прокомментировал споксмен и т. д. Если использование некоторых из этих словечек можно оправдать отсутствием в русском языке соответствующих обозначений (ковор-
кинг, может быть, буллинг от английского bully - 'задира' в отличие от троллинг - явление более опасное, чем просто задирание (см. также [Куликова, 2015]), другие - общепринятостью обозначения в условиях глобализации мира (краудфандинг, хотя есть русское народный фонд, народное финансирование), третьи только затрудняют понимание (зачем споксмен при устоявшемся пресс-секретарь). Но в любом случае у читателя создаётся риск непонимания, неполного понимания и раздражения. Что такое камингаут (to come - приходить, аут - отсутствовать, быть вне какого-то места) - неприсутствие, игнорирование приглашения? Есть такое устойчивое выражение? Но не в России уж точно. И, чтобы читатель понимал, надо хотя бы объяснять, что эти слова обозначают, почему автор выбрал именно их. Однако такие объяснения делаются очень редко (полное объяснение для коворкинга было дано только в РГ, а употреблялось и в других газетах), ло-укостер - 'авиакомпания с низкими ценами за перелёт' легко понимается в контексте статей, но остальные ....
Как выразился один читатель-лингвист «газеты, не зная английского языка, уже невозможно читать». Но, как уже было сказано выше, часто не могут понять (иногда даже зная слово, но не узнавая его в русском написании) и преподаватели английского языка, прекрасно им владеющие. Что, например, означает запускать квест (участие со своим проектом в питчинге) - объяснение данное в АиФ? Квест (английское quest - 'поиск, искать'; question - 'вопрос, задание') оказывается обозначает компьютерную игру (путешествия с заданиями что-то отыскать), но что не играющий в это поймёт? А питчинг (от рЫoh - 'ставить палатку, разбивать лагерь'), связанные с этими умениями конкурс? Оказывается нет, это конкурсный отбор инвесторов для финансирования кинофильмов - термин известный кинематографистам, но не рядовому читателю газеты.
И почему Иван Грозный - первый дауншифтер? (down -вниз, to shift - уловка, изменения, меняться, ухитряться): уехав в Александровскую слободу Грозный как бы снял с себя сан царя, понизил себя в должности или это была уловка, хитрый ход? Что имел в виду А. Бречалов, остаётся непонятным даже знающим английский язык и историю. А если не знают? В современных электронных словарях толкуется как антикарьерист, променявший карьеру на семейную жизнь на лоне природы. Это можно сказать о Г. Стерлигове, но об Иване Грозном вряд ли.
Уже за пределами полугодового мониторинга в МК 7.08.2015 встретились в разных статьях непонятные мне и мною опраши-
ваемым людям разного возраста такие словечки, как рессенти-мент, флуд (оба со ссылкой на «то, что социологи называют») и шредер - все три явные термины, но точно из текста статей не осознаваемые, а никаких «в помощь адресату» намёков, не говоря уж об этимологии и толкований в тексте нет. Ясно только что рес-сентимент в статье директора «Левада-центра» Льва Гудкова «Почему в 2017 году в России не будет революции» связан с восприятием «вопиющего неравенства» в доходах. Флуд (вероятно, из английского flood - потоп?) в статье «Не звони мне, не звони» о назойливых телефонных звонках-угрозах, мешающих жить, сказано только, что «это называется телефонный флуд». В современных электронных словарях flood обозначает отклонение от темы на Интернет-форуме, но это явно не то, о чём говорится в газете.
Слово шредер студент-журналист понимает как «измельчитель бумаги». Но в статье «Россия жжёт и давит» речь идёт не о бумаге, а об уничтожении незаконно ввезённого товара (от попавших под таможенное эмбарго продуктов до автомобиля). В словаре иностранных слов [Крысин, 2005] он толкуется как сельскохозяйственный термин, обозначающий машину, очищающую кукурузу от листьев и при дроблении от шелухи, то же, что хас-кинг-шредер от английского to husk - очищать и shred - кромсать, резать. Рессентимент, флуд в словаре вообще отсутствуют. А ка-мингалт, оказывается, признание в принадлежности к тендерному меньшинству, что было использовано в статье.
Ясно, что все они термины, а не общеупотребительные слова, но при их употреблении в газете необходимы пояснения, а их нет, и даже поиск в англо-русском словаре затруднён из-за русского их написания. Возможно, написанное латиницей (входящий в так называемый middlclass) - о «наших, прижившихся в Америке музыкантах, врачах, юристах, профессорах в статье А. Журбина «Совсем уж "шлака" у меня нет» в том же номере МК даже более приемлемо (в случае непонимания легче найти в словаре), а в контексте содержащий намёк на отличие американского middlclass от российского среднего класса, что мотивирует его употребление, хотя буквальный перевод тождественен. К тому же вызывает сомнение слитны написание вместо middle class.
Новая «волна» заимствований далеко не всегда обусловлена неизбежными в новых условиях жизни людей лакунами в системе русского языка, часто это просто мода. Конечно, сомнения в том, не превратился ли русский язык в ruslang, как это было в 90-е годы [Данн, 1997], уже нет, но, к сожалению, нет и должного уважения СМИ к своему языку и своему читателю, хотя есть прямая
финансовая и косвенная через рекламу зависимость от него. Невозможно без читателя и осуществление воздействия на него. А это не менее важная их функция, чем информирование, которое тоже без адресата невозможно.
4. Очень часто в официальных СМИ используются разные формы глагола касаться, в советский период предложения с начальной частью что касается N .... В традиционном синтаксисе их не было, поэтому отсутствовала их квалификация. Рост новояза вынудил обратить на них внимание, их стали рассматривать как особый фразеологизированный тип сложного предложения. В годы борьбы с новоязом они вышли из моды, а с его постепенным возрождением кем-то были придуманы уродливые образования касательно и ещё более ненормативное касаемо.
Любопытно, что вброшенные в СМИ они приобрели коннотацию «официальной правильности» в сознании не обременённых языковой компетенцией чиновников и стали ими употребляться. В основном они характеризуют устную официальную речь чиновников, а в газетах периода «самоочищения» (20122014 гг.) практически мной не зафиксированы, хотя коллеги-лингвисты утверждали, что они постоянно их слышат и это их возмущает. В 2015 г. мой мониторинг их уже зафиксировал, но соотношение такое: уродливые образования встретились 11 раз (касаемо - 5 раз, в том числе даже касаемые Саакашвили в речи украинского гостя передачи, касательно - 6), одно касательно в РГ в передаче прямой речи, как и все 5 в МК. Однако господствуют придаточные (Это касается, Что же касается), предикаты (Это касается, коснётся, коснулось) и причастные обороты (касающиеся, касавшиеся) - всего зафиксировано в моём материале 2015 г. - 107 раз, так что «волны» «уродцев» всё же нет.
5. Всё это факты, отражающие современное функционирование русского языка в СМИ. Как известно, язык живёт в своём функционировании, а при его отсутствии умирает (латинский язык до сих пор используется, но уже не изменяется, не живёт). На функционирование языка действует огромное количество факторов: возраст человека-адресанта, его умственные и физические (физиологические, анатомические) возможности, уровень и характер образования, условия, в которых используется язык, цель этого использования, фактор адресата и т. д. и т. п. Отсюда реальная неисчерпаемость и невоспроизводимость фактов речи.
Наука о языке, как и любая другая наука, развивается путём накопления фактов, требующих анализа, объяснений и прогноза. Но в других науках практика - критерий истины, так как практика
- проверка результатов анализа и прогноза при воспроизведении условий. Это, конечно, затруднено в медицине из-за индивидуальных особенностей организма человека и, например, в исследовании космоса из-за его безграничности и недоступных для современной техники огромных расстояний. Лингвистика ограничена в своих возможностях принципиальной невоспроизводимостью всех условий, приведших к возникновению того или иного факта речи. Поэтому лингвистическая достоверность основана не столько на её проверке практикой, сколько на накоплении и сопоставлении как можно большего количества речевых фактов, а это означает и огромную роль для развития лингвистики самого накопления проанализированных с разных сторон фактов (см. о становлении нового этапа лингвистических исследований современности в очень глубокой статье В. М. Алпатова в «Вопросах языкознания» [Алпатов, 2015]).
С этой точки зрения очень нужны и важны любые наблюдения фактов речи, в том числе и ограниченные как по материалу, времени, сфере использования языка, так и по составу самих речевых фактов (отдельные слова, семы, предложения, жанры и т. д.). В этом я вижу и актуальность разных по продолжительности мониторингов (месячных, полугодовых, многолетних). У каждого из них свои возможности и свои задачи.
Что же позволил выявить мой полугодовой мониторинг? Ещё раз подтвердил значимость устной или письменной формы речи, в данной статье фактически не затронутой, как и явные различия в использовании языка разными журналистами, и их зависимость от редакционной политики каждого СМИ и законодательства, что тоже в статье только упоминается, но факты об этом говорят.
Главное для данной статьи то, что полугодовой мониторинг не только подтвердил потрясающее богатство синонимических возможностей литературного русского языка, но и выявил реальное соотношение в СМИ диффузных и специфично выражающих те или иные оттенки, степень и коннотации усиления признака синонимов, а также реальное соотношение в данный отрезок времени нормативного и ошибочного (в чем-то неудачного) употребления. А сопоставление с мониторингами предшествующих временных периодов позволило сформулировать гипотезу о волнообразном развитии функционирования языка под влиянием двух противоборствующих тенденций: тенденций к точности передаваемого и тенденции к экономии речевых усилий.
Первая из них ярче всего проявляется в сфере художественной речи и в сфере законодательства, а также в других докумен-
тах, но совершенно разные при этом используются средства реализации этой тенденции. В художественной речи это прежде всего индивидуальные, яркие из-за своей свежести образные средства, а в документах - не только лексические, но и синтаксически выраженные уточнения перечисления и логические связи. В СМИ и то, и другое встречается, но не превалирует, однако, как показывают факты, скорее всё же осуществляется действие второй тенденции. И поскольку влияние на функционирование языка сферы художественной литературы всё больше ослабевает, а влияние СМИ, теперь и Интернета всё усиливается, то в результате усиливается рискогенность коммуникации и в конечном счёте риск возможного обеднения уже самой системы языка (уменьшения её синонимического богатства). Продемонстрируем это на примере усилителей признака.
Одним из признаков диффузации значения слова служит его употребление с «игнорированием» прямого значения, например, страшно, ужасно при выражении усиления положительного признака чего-то. В 2015 г. в моём материале зафиксированы страшно / ужасно рад; красивый / добрый, широко функционирующие в современной разговорной речи, но нередко встречающиеся уже, как показал материал, и в печатных СМИ. Видимо, стремление уйти от уже привычного, а следовательно, и эмоционально не выразительного обозначения приводит к появлению сочетаний дико довольные, чудовищно нужным, жутко интересно. Уже далеко не индивидуальные сочетания сильно и с признаками слабости: сильно ослабели, сильно заболевают / устают и вряд ли узуально нормативные, но уже не редкие сильно затрудняют, разругались, рассорились, и даже сильно искать не будут; ФАНО сильно разбивает, деформирует; Удары сильно отличались по своей силе.
Вызывают сомнение в правомерности глубоко убеждён, глубоко важно. Сомнительно соединение исключительно и изощрённые, фактически дублирующие друг друга. Конечно, большинство таких эмоциональных усилителей признака (см. также упомянутые выше не совсем логичные примеры с крайне) зафиксировано или в спонтанной устной речи, или в её письменной передаче, но и само количество таких сочетаний (они не единичны), и их «произносители» (журналисты, политики, учёные), и, главное, очень большое влияние СМИ на речь населения заставляет задуматься о судьбе языка, тревожит. Мне уже приходилось писать о том, что часто на мои советы не употреблять те или иные слова не с тем ударением, в ответ произносят: А я это по радио / телевизору слышала. Для многих СМИ - эталон хорошей речи, а потому
постепенно неправильности получают в сознании населения право на жизнь, т. е. постепенно меняют сам язык не в лучшую сторону, создавая «волну» неправильности, уменьшают его выразительные возможности.
Конечно, менее семантически специализированный усилитель, как и утрачивающий значение согласия, одобрения коммуни-катив хорошо (превратившийся уже в простую реакцию на приём информации, любопытно, а может быть и показательно, что аналогичное произошло и с английским well и особенно Окау (см. [Викторова, 2015]) требует меньших речевых усилий и даже создаёт при этом своеобразную иллюзию нестандартности речи, т. е. побеждает тенденция облегчения усилий адресанта. Но коммуникация при этом страдает (ученик возмущается, что учитель поставил двойку, хотя, слушая ответ, говорил Хорошо). Опытные журналисты (В. В. Познер, Н. К. Сванидзе - носители высокого уровня речевой культуры вынуждены, после такого Хорошо добавлять Конечно, ничего хорошего, но пойдём дальше или то есть ничего хорошего в этом нет, при этом извиняющимся тоном). Но менее культурные или менее независимые этого не делают, возможно не решаются из-за строгих требований экономить время и даже не исправлять сказанное в случае явной оговорки. Массовый адресат СМИ, конечно, не первоклассник, но впитывает неправильное как если не нормативное, то во всяком случае дозволенное и тоже начинает эту неправильность использовать. В конечном счёте беднеет лексическая система языка. Усложнение выбора ведёт к её обогащению, но в СМИ этому мешает жесткий цейтнот.
Тревога за судьбу языка остаётся. И для неё есть два основания: 1) показательный пример с судьбой неправомерно употребляемого достаточно (о чём ниже) и 2) общая закономерность, выявленная мониторингом, - сначала что-то появляется в повседневной речи и, если подхватывается СМИ, из них потом по разным причинам может исчезнуть (повышение речевой культуры журналистов, изменения в законодательстве), но может за время моды в СМИ получить в сознании массового адресата подтверждение дозволенности, а в результате, исчезнув из СМИ, эта неправильность распространяется в массах, снова попадает в СМИ и образуется замкнутый круг. Так в своё время было с ошибочным употреблением глагола довлеть, но, несмотря на все разъяснения, так и сохранилось, с размороженными трубами, прилагательным качественный вместо более точного и когда-то единственно возможного высококачественный, с глаголом одеть и т. д.
Очень показательна в этом отношении судьба достаточно. После того, как его ошибочное употребление стало модным, было
включено в «Словарь модных слов» [Новиков, 2012], после ряда публикаций о недопустимости его диффузного использования, в том числе в «Российской газете» 18.08.2006 на полосе «Переписка» было даже опубликовано возмущенное письмо одного из читателей: Конечно, тотальная цензура это плохо, но и полная свобода языкового произвола в общении людей, в журналистике, в эстрадной и телевизионной практике - еще хуже. По-видимому, сейчас никто не следит за культурой речи, особенно в средствах массовой информации. Весьма часто амбициозные журналисты, политики, чиновники и деятели искусства позволяют себе уродовать русский язык и разрушать культуру речи, неправильно употребляя отдельные слова и выражения. Вот лишь пара примеров. Большинство выступающих в газетах и на телевидении используют слово «достаточно» вместо слов «весьма» или «очень». В итоге получаются идиотские выражения типа: «создалась достаточно опасная обстановка для жителей», «мы едим достаточно вредную пищу», «вода в озере стала достаточно грязной».. Но и после этой публикации подобное употребление наречия достаточно не исчезло (встречается достаточно много людей пораженных «чеченским синдромом» - это для чего достаточно? - МК, 09.09.2006), однако появилась и «обратная» ошибка: Довольно послушать его антисемитские речи в прямом эфире «Эхо Москвы» (Ю. Богомолов об А. Проханове -РГ, 22.09.2006), хотя здесь необходимо использовать наречие достаточно. Начался очень медленно идущий спад употребления в СМИ достаточно и постепенное возрождение почти исчезнувшего к 2012 г. довольно. Однако поддержанное ещё и недостаточно чёткими толкованиями словарей [Сиротинина, Мякшева, 2014] как усилитель чего-то положительного (достаточно смелый, умелый, выразительный, распространённый и т. д.) оно до сих пор широко употребляется не только в СМИ и повседневной речи, но даже лингвистами, в том числе в таком авторитетном журнале РАН, как «Вопросы языкознания», авторефератах докторских диссертаций по культуре речи, в «Активном словаре русского языка», но встречаются и явно «идиотские» (по выражению читателя РГ) образования: в моих записях достаточно много преступлений, в полугодовом мониторинге СМИ достаточно жёстко, жестоко, медленно, анекдотически, скептически, глуп, сложное, редко, длинно. Очевидно, такие употребления достаточно «поддержаны» отсутствием в словарях указания на необходимость продолжения чтобы ... А то, что оно нормативно только в качестве сказуемого, а не обстоятельства степени, очевидно, уже ушло из русского языка. Точность выражения при этом явно пострада-
ла, победила тенденция к облегчению выбора нужного слова. Может быть, всё же не безвозвратно? Будем надеяться, что достаточно не повторит судьбу одеть.
В результате почти 30-летнего мониторинга речи и более направленных на функционирование именно усилителей признака (трехмесячный и полугодовой 2015 г.) привели к предположению, что «внешняя регуляция» речи (законы, словари, образование) далеко не всесильна, значимо и внимание к языку со стороны власти и руководства конкретных СМИ, но и оно не всесильно. Есть ещё и (видимо, свойственный самому языку) сложившейся, вероятно, из-за свойств мозга человека к противоборству разнонаправленных тенденций: к точности отражения окружающего мира и отсюда точности передаваемой информации и противоположной тенденции - к экономии речевых усилий. В условиях цейтнота СМИ, приводящего главным образом к экономии усилий поиска выражения, и мыслительных усилий поиска самого точного из синонимов, в голову приходит то, что на слуху, модное словечко, в лучшем случае диффуз.
Пока лексическая система русского языка даже в условиях её использования в СМИ с их цейтнотом, очень богата. Это показал месячный мониторинг (40 синонимов очень [Сиротинина, 2015]), и подтвердил полугодовой, зафиксировавший ещё большее их количество при строгом исключении тех усилителей признака, которые не допускают замены на очень (эффективно распоряжаться), и даже если есть хотя бы сомнения в такой возможности (почти беспроигрышный; прекрасно понимаю; тесно взаимодействуют; приятно впечатлив и т. д.). В отличие от результатов месячного мониторинга полугодовой показал не только лексическое разнообразие усилителей признака, но и довольно-таки частотное их использование (в сумме почти равное по частоте употреблению очень). Значит, всё ещё сохраняется стремление к точности обозначения, а следовательно, и надежда, что русский язык не обеднеет, как и не превратится в ruslang, а только обогатится за счёт нужных заимствований.
Вместе с тем появляется мысль о своеобразном сходстве языковых «волн» с аналогичными изменениями в моде. Так, на протяжении моей жизни у женщин менялась мода на длину платьев (в пол ^ до колен ^ до щиколоток ^ снова укорочен-ность ^ даже выше колен и снова удлинение, даже в пол и т. д.). Аналогично менялось отношение к типу отделочных деталей, оборкам, рюшу, ширине одежды и т. д. У мужчин - ширина брюк, длины и типа пиджака: двубортный / однобортный, ширина гал-
стука и галстук или шарф и т. д. Причём скорость возникновения и изменений: утраты / возврата и в моде одежды и в моде языковой с каждым веком ускоряется. Конечно, это не тождественные закономерности, но нечто общее в жизни, видимо, любой моды напрашивается. И даже «безумная идея» о единых закономерностях всего во Вселенной (вулканической активности, потеплений и похолоданий на Земле, активности Солнца и т. д.). Но это уже за рамками не только статьи, но даже лингвистики в целом.
Библиографический список
Активный словарь русского языка / отв. ред. акад. Ю. Д. Апресян. М. : Языки славянской культуры. 2014, Т. 1. 408 с.
Алпатов В. М. Что и как изучает языкознание // Вопросы языкознания, 2013, № 3. С. 7-21.
Викторова, 2015 - Рискогенность современной коммуникации и роль коммуникативной компетентности в её преодолении / под ред. О. Б. Сиро-тининой и М. А. Кормилицыной. Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 2015, параграфы 1.4.2, 2.3, 4.2.3 (в печати).
Данн Дж. О функциях «английского» в современном русском языке // Russistik (Берлин). 1998. № С. 27-36.
Кормилицына М. А. Неопределённость как один из распространенных в современной прессе способов подачи информации // Известия Сарат. унта. Новая серия. Серия Филология и Журналистика. Т. 9, 2009а, вып. 3. С. 73-74.
Кормилицына М. А. О некоторых синтаксических характеристиках «постновояза» на страницах современной прессе // Проблемы речевой коммуникации : межвуз. сб. науч. тр. / под ред. М. А. Кормилицыной. Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 20096, вып. 9. С. 38-45.
Кузнецов В. А. Большой толковый словарь русского языка / под ред. В. А. Кузнецова. СПб : Норинт, 2002. 1536 с.
Куликова Г. С. Способы предупреждения рисков неправильного понимания новых заимствований // Проблемы речевой коммуникации : меж-вуз. сб. науч. тр. / под ред. М. А. Кормилицыной. Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 2014, вып. 14. С. 76-84.
Нещименко Г. П. Языковая политика и некоторые аспекты её интерпретации // Актуальные этноязыковые и этнокультурные проблемы современности / отв. ред. Г. П. Нещименко. Кн. I. М. : Фонд «Развитие фундаментальных лингвистических исследований», 2014. С. 258-284.
Новиков Вл. Словарь модных слов. М. : АСТ-ПРЕСС КНИГА, 2012.
256 с.
Сиротинина О. Б. Что происходит с русским языком? // Проблемы речевой коммуникации : межвуз. сб. науч. тр. / под ред. О. Б. Сиротининой. Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 2006. С. 5-14.
Сиротинина О. Б. Факторы, влияющие на развитие русского языка в XXI в. // Проблемы речевой коммуникации : межвуз. сб. науч. тр. / под ред.
М. А. Кормилицыной и О. Б. Сиротининой. Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 2007. С. 29-42.
Сиротинина О. Б. Русский язык: система, узус и создаваемые ими риски. Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 2013. 116 с.
Сиротинина О. Б. Модные слова : причины образования и риски употребления // Проблемы речевой коммуникации : межвуз. сб. науч. тр. / под ред. М. А. Кормилицыной. Саратов : Изд-во Сарат. ун-та 2013, вып. 13. С. 5-14.
Сиротинина О. Б. Пространство языка под «лупой» мониторинга речи // Язык в пространстве речевых культур : сб. в честь 80-летия В. Е. Голь-дина / под ред. Л. П. Крысина, О. Ю. Крючковой. Москва-Саратов : Изд. центр «Наука образования»; Амирит, 2015. С. 149-157.
Сиротинина О. Б., Мякшева О. В. Диффузность значений и роль кодифицирующей лексикографии в культуре речи населения // труды Ин-та рус. яз. им. В. В. Виноградова / глав. ред. акад. А. М. Молдован. М : Вест-Консалтинг, 2014, вып. 2. С. 235-244
Толковый словарь русского языка с включением ведений о происхождении слов / отв. ред. Н. Ю. Шведова. М. : Азбуковник, 2007. 1165 с.
УДК 811.161.1:070
М. А. Кормилицына
СТИЛИСТИЧЕСКАЯ КОНТАМИНАЦИЯ В СОВРЕМЕННОМ МЕДИАДИСКУРСЕ (на материале печатных СМИ)
В статье представлены результаты исследования одного из активных процессов в языке печатных СМИ, процесса стилистической контаминации. Он проявляется в смешении, некоем сплаве высокого и сниженного, старого и нового, разрешенного и запрещенного, официального и неофициального, публичного и обиходно-бытового, устного и письменного общения. Ключевые слова: стилистическая контаминация, абсорбция, категория разговорности, способы введения чужой речи, диалогичность, прецедентные высказывания, «бюрократизация» речи.
M. A. Kormilitsyna
STYLISTIC CONTAMINATION IN MODERN MEDIADISCOURSE (based on printed mass media)
The articles focuses on the research of stylistic contamination which is regarded as one of the active processes in the language of printed mass media. It is manifested in the mixture of the high-flown and low, new and old, accepted and forbidden, formal and informal, oral and written communication. Key words: stylistic contamination, absorption, colloquiality, ways to introduce another person's words, dialogueness, precedent phrases, bureaucratization of speech.