CC BY
7к домам. Они слегка сближены теперь, и тщательнее прорисованы и колонны нового жилища Осиновой, и «старый дом» с бельведером.
Подобные случаи тщательной прорисовки даже не пейзажа, а именно строений мало характерны для пушкинской графики. Видимо, это было навязчивое воспоминание, которое захватило Пушкина целиком и в конце концов оформилось в это поэтичное изображение жилища, «где цветут камепамп хранимый труд и ум, изящно просвещенный».
При взгляде на него невольно возникает в памяти строфа из пушкинского романа: «Приют, сияньем муз одетый...».
Утверждать, что мысль Пушкина, державшего карандаш в руке над чистым листом бумаги, шла нменно таким путем, а не иначе, было бы, разумеется, трудно, поскольку зарождение и развитие пушкинских ассоциаций — процесс, прослеживаемый не всегда и не во всей полноте деталей. Мы знаем, что нередко в этих ассоциациях было много неожиданного для нас и нами не разгаданного. Но в данном случае мы вправе заключить, что высказанное выше предположение справедливо, так много общего в характере анализируемых рисунков и в настроениях Пушкина начала 1830-х годов, когда он вспоминал Тригорское после шестилетнего отсутствия в этих краях.
Э. Ф. Карлова
ВОКРУГ «ПИКОВОЙ ДАМЫ»
1. Шведская «Пиковая дама»
Л. Н. Егунов в 1968 г. обнаружил роман на немецком языке с таким же заглавием, как и пушкинская повесть, — «Пиковая дама», правда с подзаголовком «Сообщения из дома умалишенных в письмах» и с пометой «с шведского языка» (Pique-Dame. Berichte aus dem Irrenhause in Briefen. Nach dem Schwedischen. Berlin, 1826).1 Поскольку на обложке книги обозначено имя знаменитого немецкого писателя-романтика Генриха Фридриха Карла де Ламотт-Фуке, хорошо известного русскому читателю пушкинской поры, то исследователь решил, что Фуке и есть автор романа. Помета же «о шведского языка» — мистификация: автор якобы хотел подчеркнуть, что фабула романа, действие которого происходит на туманном романтическом Севере, — экзотическая. А. Н. Егунову не было известно,2 что за несколько лет до него на роман «Пиковая дама» как на аналогию пушкинской повести указал В. Набоков в своем комментарии к «Евгению Онегину».3 Таким образом, именно В. Набоков первым назвал автором романа Фридриха Ламотт-Фуке.
А. Н. Егунов лишь начал работу над статьей о романе, успев вкратце пересказать его содержание. Из этого краткого пересказа явствует, что роман «Пиковая дама» несомненно имеет точки соприкосновения с пушкинской повестью, прежде всего благодаря эпизодам карточной игры: «Сцены с картами являются не побочными, а главными в повести». Роковая карта — пиковая дама, сводящая с ума героя, неопытного, неудачливого игрока, трагическим образом изменяет всю его судьбу. В то же время роман по своему сюжету существенно отличается от пушкинской
1 А. Н. Егунов. «Пиковая дама» Ламотт-Фуке. — В кн.: Временник Пушкинской комиссии. 1967—1968. Л., «Наука», 1970, стр. 113—115.
2 См.: [М. П. Алексеев]. Немецкая «Пиковая дама». —В кн.: Временник Пушкинской комиссии. 1967—1968. Л., «Наука», 1970, стр. 111.
3 Eugen Onegin. A Novel in Verse by A. Pushkin. Translated from the Russian, with a Commentary, by V. Nabokov. Vol. 3. New York, 1964, p. 97.
«Пиковой дамы»: он состоит из писем, которые безумный студент Шенап-дер, сидя в сумасшедшем доме, пишет умершему другу, рассказывая в них о своей жизни, нолной злоключений н несбывшихся надежд. Поскольку письма эти наполнены «сердечными излияниями в духе вер-теризма»,4 А. Н. Егунов предположил, что роман развивает традиции немецкого штурм-унд-дранга, к которому повесть Пушкина никакого отношения не имеет.
Однако роман «Пиковая дама» — не немецкий, а шведский. Об этом читатель начала 1830-х годов мог быть осведомлен из книги путевых заметок французского историка и филолога-скандинависта профессора Жан-Шака-Антуана Ампера; в той части книги, которая озаглавлена «Очерки Севера» (Esquisses du Nord), рассказывается о творчестве видных шведских писателей и, между прочим, говорится буквально следующее:
«M. Hiarta a écrit, sous le litre bizarre de „la Dame de pique", un roman évidemment inspiré par Werter, dans lequel, à la passion telle que Goethe sait la peindre, se mêle un tour d'imagintaion excentrique, assez semblable à celui de Jean-Paul, et qui porte l'empreinte d'un génie particulièrement sombre, où l'on sent une tristesse toute Scandinave».5
«Очерки Севера» Ампера в русском переводе печатались на страницах «Сына отечества» (1834). Интересующий нас отрывок опубликован в номере этого журнала за несколько месяцев до выхода в свет пушкинской «Пиковой дамы», напечатанной в «Библиотеке для чтения» (1834, т. II, № 3, отд. 1). Приводим его текст:
«Г. Гиарта написал, под странным заглавием „Пиковая дама", роман, очевидно внушенный Вертером, роман, в котором со страстию, какою умеет представлять ее Гете, смешивается попеременно воображение заоблачное, довольно похожее на Жан-Полево и носящее на себе печать гения мрачного, в котором чувствуешь грусть истинно скандинавскую».6
Однако Иарта (Hiarta) — не имя, а один из псевдонимов шведскою писателя Класа Йухаиа Ливийна (Cías Johan Livijn, 1781—1844). Его жизнь сложилась таким образом, что ои не смог целиком посвятить себя литературному творчеству. Получив университетский диплом юриста, Лршийн сначала служил в армии, исполняя должность полкового аудитора, а затем поступил в военно-придворное управление (krigshofsrätten) ; в 1827 г. он — статский советник, а с 1835 г. и до смерти — генеральный директор департамента тюрем. Судя по необыкновенной, поражавшей современников осведомленности Ливийна в вопросах международной политики и юриспруденции, можно предполагать, что он выполнял важные и щекотливые полицейские функции. Видимо, у него имелись причины не афишировать своей персоны; он не печатался под своим именем. Говорили даже, что портрет, украсивший посмертное двухтомное собрание сочинений писателя (1850—1852), изображал не Ливийна, а другое лицо.
С одной стороны, высокопоставленный чиновник, ведающий местами заключения, с другой — человек, не удовлетворенный жизпыо и судьбой, дух ищущий и метущийся, Ливийи во многих своих начинаниях опередил современников, но признания не получил. Он был инициатором романтического движения в литературе Швеции, одним из создателей шведского социального п сатирического романа, но оказался в числе забытых писателей. В рукописном собрании Королевской библиотеки хранится четырнадцать томов его незавершенных произведений: драматических фрагментов, стихотворных и прозаических отрывков, набросков, которые поражают
4 А. Н. Егунов. «Пиковая дама» Ламотт-Фуке, стр. ИЗ.
5 Littérature et voyages, par J.-J.-A. Ampère. T. 1. Allemagne et Scandinavie. Bruxelles, 1834, p. 155.
6 [Ж. Ж. Ампер]. Очерки Севера. — Сын отечества, 1834, т. XVI,
№ 48, стр. 320. Автор выражает благодарность В. Э. Вацуро, указавшему
на эту публикацию.
9 Временник
129
исследрвателей психологической глубиной, несвойственной шведской литературе эпохи романтизма, и мастерски скомпанованной интригой. Если бы :>ти произведения были дописаны и опубликованы, перед Скандинавией открылись бы совершенно новые пути и перспективы литературного развития, но ни одно из этих сочинений не было доведено до конца.7
Роман Ливийна «Пиковая дама, повесть в письмах, найденных в Данвикене» («Spader Dame, En berättelse i Bref funne pâ Danviken»; Дашшкен — шведский Бедлам) — единственное значительное завершенное произведение, увидевшее свет при жизни его автора, в 1824 г. Скандинавы не оценили в должной мере и этого романа: «Пиковая дама» Пушкина хорошо известна в Швеции, но ни у кого она не вызвала литературных ассоциаций, связанных с романом Ливийна. Однако в Европе первой половины XIX в. нашлись люди, способные заинтересоваться творчеством этого забытого впоследствии шведского писателя. Одним из них был Ламотт-Фуке, знаток и поклонник скандинавской литературы, владевший шведским языком. В своих романах «История благородного рыцаря Гальмн» («Historie vom edlen Ritter Galmy», 1806), «Альвин» («Alwin», 1808) и в знаменитой «Ундине» Фуке широко использовал мотивы северных волшебных сказок и баллад.8 Его драматическая трилогия «Герой Севера» («Der Held des Nordens», 1810) — едва ли не самая удачная в романтической литературе попытка творчески переработать сюжет сказания о Нпбелунгах по древнегерманским и скандинавским источникам.9 Немецкий поэт поддерживал связи с шведским литературным миром; 10 не случайно именно Фуке первым в Западной Европе перевел «Пиковую даму» Ливийна на иностранный язык. На немецком языке роман вышел в 1820 г.
Есть основания предполагать, что на книгу Ливийна обратил внимание и А. С. Пушкин. Высказанное В. Набоковым «предположение, что тем или иным путем Пушкии мог познакомиться с „Пиковой дамой" Ламотт-Фуке, представляется достаточно правдоподобным, хотя точных сведений об этом у нас не имеется».11 Точные данные о переводе романа на иностранные языки отсутствуют, но известно, что все, как прозаические, так и стихотворные, произведения популярного во Франции Ламотт-Фуке многократно переводились на французский язык в 1820—1830-х годах. Таким образом, французский перевод «Пиковой дамы» Ливийна—Фуке, по всей видимости, существует.
Произведение это могло привлечь Пушкина не только примечательными сценами карточного банкометания, в которых обыгрывается свойственная картам символическая многозначность. Как и пушкинская «Пиковая дама», роман Ливийна стоит особняком в европейской литературе романтизма: в обоих произведениях романтические каноны и клише поставлены под сомнение или пародированы. Не только из путевых заметок Ампера и из «Сына отечества» Пушкин мог узнать, что роман принадлежит именно автору-шведу, а не Фуке; например, в «Московском телеграфе» за 1825 г. говорилось, что в Швеции «под заглавным листом 1824 года издана в нынешнем году „Spader Dame. En berättelse i Bref inline pâ Danviken". Это роман в письмах, иайдеииых в Данвикене (дом сумасшедших близ Стокгольма). Герой сего романа — студент, который умирает в доме сумасшедших и оставляет после себя письма: в них содержится его история. Здесь искусно смешаны привлекательные кар-
7 См.: J. Morlensen. Clas Livijn. Ett nyromantiskl diktarfragment. Stockholm, 1913.
8 См.: Л. Blanck. Den nordiska renässansen i sjuttonhundralalets lilteratur. En undersökning av den «götiska» poesiens allmäna och inhemska iörutsättningar. Stockholm, 1911, ss. 183—184.
9 См.: M. Kümmer. Der Held des Nordens. Rostock, 1909.
10 См.: R. G. Berg. Novalis och Fouque i Sverige. Stockholm, 1924.
11 [M. П. Алексеев]. Немецкая «Пиковая дама», стр. 112.
тины с другими, раздирающими сердце. Читая сей роман со слезами па глазах, надобно громко смеяться».12
Пушкину должно было показаться примечательным то обстоятельство, что действие романа происходит в Швеции. А. Н. Егунов отметил, что роман написан в форме дневипка «сердечных излияний <. . .> усугубленных экстатическими видениями».13 Видения эти — но понятиям ромаитиг ков, характерные для обитателей Скандинавского Севера, играющие в романе важную сюжетную и композиционную роль, — наводят па мысль о духовидце и теософе Сведепборге, одном из предтеч шведского и европейского романтизма. Недаром в повести у Пушкина имеется эпиграф «из Шведенборга».
2. Эпиграф к главе V
Главе, в которой покойница-графиня ночыо является к Германцу, чтобы сообщить ему тайну трех карт, предпослан эпиграф: «В эту почт, явилась ко мне покойница баронесса фон В***. Она была вся в белом и сказала мне: „Здравствуйте, господин советник!"». Под этими словами подпись: «Шведенборг» (Акад., VIII, 246).
Комментаторы «Пиковой дамы», объясняя этот эпиграф, неизменно испытывали затруднения. В алфавитном указателе к академическому полному собранию сочинений А. С. Пушкина напротив имени «Сведенборг, Эммануэль» («Шведенборг») сказано об интересующем нас эпиграфе: «...вымышленная цитата...» (Акад., VIII2, 1106). По словам И.О. Лернера, эпиграф этот, «может быть, надо приписать» самому Пушкину.14 Д. Якубович считал «показательным», что «к пятой главе „Пиковой дамы" Пушкин дает именно эпиграф из „Шведенборга"»,15 но прибавлял: «Эпиграф, быть может, вымышлен, у Сведенборга пока не найден».16
Каков историко-литературный фон этого вымысла, какова его поэтика? На эти вопросы никто не дал удовлетворительного ответа, между тем эпиграфы представляют важную особенность пушкинской поэзии и прозы. Пушкин искусно и тщательно подбирал их из числа зарапее подготовленных фрагментов заинтересовавших его письменных и устных источников, использовал «обрывки старого, свои давние наброски и записи».17 В «Пиковой даме» эпиграфы, будучи «символическими стержнями заданного и подразумеваемого строя значений, делаются основными вехами сюжетного движения».18 Почти все эпиграфы в этой повести являются отрывками анекдотов, хорошо известных пушкинскому окружению. Эпиграф в первой главе — шуточные стпхн, сообщенные Пушкиным кн. П. А. Вяземскому еще в 1819 г., но в несколько иной редакции; эпиграф во второй главе — отрывок из разговора Д. В. Давыдова с М. А. Нарышкиной, «слово в слово» переданный Пушкиным; материал для эпиграфа в шестой главе Пушкину мог дать анекдот, пересказанный в старой
12 Обозрение шведской литературы за 1825 год. — Московский телеграф, 1825, ч. VI, № XXII (декабрь), отд. III (Критика и библиография), стр. 168—169.
13 А. Н. Егунов. «Пиковая дама» Ламотт-Фуке, стр. 113.
14 Н. О. Лернер. История «Пиковой дамы». —В кн.: Н. О. Лернер. Рассказы о Пушкине. Л., «Прибой», 1929, стр. 161.
15 Д. Якубович. Литературный фон «Пиковой дамы». — Литературный современник, т. 1, 1935, стр. 210.
16 Там же.
17 М. Гер ше изо и. Пиковая дама. — В кн.: Пушкин. <Сочииеиия>. Под ред. С. А. Веигерова. Т. IV. СПб., 1910, стр. 113.
18 В. В. Виноградов. Стиль «Пиковой дамы». —В кн.: Пушкин. Временник Пушкинской комиссии, т. 2. М.—Л., Изд. АН СССР, ЮТ», стр. 113.
9* \ 31
записной книжке П. А. Вяземского.19 Можно предположить, что и эпиграф в пятой главе — отрывок из анекдота о Сведенборге, известного Пушкину и его современникам.
Подобный анекдот Пушкин мог прочитать в книге или услышать от знакомых. Хотя сочинения Сведеиборга были запрещены духовной цензурой,20 современники Пушкина, его знакомые и друзья читали их во французских и немецких переводах, интересовались западноевропейской литературой о шведском философе. В 1830—1840-х годах на Западе Све-денборг был в большой моде: им увлекались художники, композиторы, поэты, и в их числе Бальзак, тщательно собиравший анекдоты об удивительной жизни и мистических видениях Сведенборга.21 На мотивы его произведений сочинялись романы (например, «Серафита» Бальзака (1833— 1835), писавшаяся одновременно с «Пиковой дамой») и оратории.22 И в России много говорили о Сведенборге; русские переводы его философских трактатов распространялись в рукописях.23
Всякого рода парапсихологические эффекты (в том числе видение духов) современники Пушкина связывали с явлениями месмеризма и
19 Н. О. Лернер. История «Пиковой дамы», стр. 160—161.
20 Запрет был строгим и существовал в России вплоть до революции 1905 г. Цензура не пропускала не только сочинений самого Сведенборга, по и книг п статей о нем. Так, например, П. А. Плетнев, поручивший одному из своих друзей, кн. В. М. Шаховскому, составить статью о Сведенборге для «Современника», писал Я. К. Гроту 7 апреля 1843 г.: «Он (В. М. Шаховской, — Д. Ш.) только боится, что ничего здесь не пропустят о нем (Сведенборге, — Д. Ш.) ; ибо раз в Москве цензор сказал при одной сведенборговой статье, что хотя тут ничего нет несогласного с православием, однако нельзя пропустить, так как это из Сведенборга» (Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым, т. I. СПб., 1896, стр. 52). Действительно, статья В. М. Шаховского осталась неопубликованной; Я. К. Грот отвечал Плетневу 14 апреля 1843 г.: «Сведенборга потому не может пропустить цензура, что ои на Священном писании строит систему неземного мира, не совсем согласную с догматами общего христианского учения...» (там же, стр. 54). Цензура запрещала даже полемику со Сведенборгом; так, содержащая ее книга А. Аксакова не смогла увидеть свет в России и вышла в Германии (Рационализм Сведенборга. Критическое исследование его учения о Священном писании. Александра Аксакова. Лейпциг, 1870).
21 См.: Pauline Bernheim. Balzac und Swedenborg. Einflluss der Mystik Swedenborgs und Saint-Martins auf die Romandichtung Balzacs. Berlin, 1914 (Romanische Studien veröffentlicht von Dr. Emil Ebering, H. XVI).
22 А. И. Тургенев записал в дневнике (15/3 марта 1845 г.): «В 4-м часу явилась m-me Eugenie Garcia и автор музыки Defresnes <.. .> Пели m-lle Garcia и m-lle Rassine — превосходно! Сюжет для сего ораторио взят из шведского мистика Сведенборга: в своих небесных похождениях встретил он апгела — деву Долориду, которая трехтысячелетнимп молитвами умолила бога простить грехи падшему ангелу Идамиелю, предопределенному до его падения быть супругом Долориды» (А. И. Тургенев. Хроника русского. Издание подготовил М. И. Гиллельсон. M.—JL, Изд. АН СССР, 1964, стр. 274—275).
23 Так, трактат Сведенборга о супружеской любви издан в 1914 г. по рукописи, восходящей к началу XIX в. Этот анонимный перевод «как памятник сведепборгианского течения в России, о котором пе многое известно, по которое несомненно существовало наряду с масонством, заслуживает особого внимания» (см. послесловие издателя в кн.: Эммануил Сведенборг. Увеселения премудрости о любви супружественной. Перевод автора неизвестного. Издал... В. Пашуканис. М., 1914, стр. 344).
магнетизма. В известной Пушкину24 статье профессора Д. В. Веллаиского, напечатанной в «Литературной газете», утверждалось, что видения и сновидения, «из коих многие предвещают будущие случаи в жизни», «суть принадлежности магнитного состояния».25 Здесь на память не мог ие прийти Сведенборг; Я. К. Грот писал по этому поводу: «Один немецкий ученый, рассуждая о Сведенборге, приписывал его ясновидение магнетическому состоянию».26
Сведенборгом интересовалось весьма большое число лиц: одно их перечисление занимает в работе П. Н. Сакулина об В. Ф. Одоевском несколько страниц.27 Шведским мистиком увлекался В. И. Даль.28 В. Ф. Одоевский для своего рассказа «Орлахская крестьянка» (1838; опубликован в «Отечественных записках», 1842, т. XX) выбрал эпиграф «из Шведенборга»: «Я предвижу, что многие почтут слова мои за выдумку воображения; я уверяю, что здесь нет ничего выдуманного, но все действительно бывшее и виденное не во сне, а на яву».29 В отличие от эпиграфа к пятой главе «Пиковой дамы» отрывок этот, не составляя историко-литературной загадки, является сентенцией, которой Сведенборг обычно предворял своп мистические откровения. Материалы о Сведенборге собирал П. А. Плетнев; в его письмах к Я. К. Гроту упомянуты имена многих поклонников шведского теософа.30
Имя Сведенборга изредка появлялось п в подцензурной русской печати.31 Он выступает одним из главных действующих лиц в романе
24 См.: М. П. Алексеев. Пушкин и наука его времени. — В кн.: Пушкин. Исследования и материалы. М.—Л., Изд. АН СССР, 1956, стр. 82.
25 Акад. Д. Велланский. Замечание на статью литературного французского журнала «Le Furet». — Литературная газета, т. I, 1830, № 16, 17 марта, стр. 128.
26 Я. К. Г р о т. Путешествие в Швецию в 1847 г. (из дневнпка, веденного в Швеции). —В кн.: Труды Я. К. Грота, т. 1. СПб., 1898, стр. 519.
27 См.: П. Н. С а кул и н. Из истории русского идеализма. Князь В. Ф. Одоевский. Мыслитель-писатель, т. 1, ч. 1. М., 1913, стр. 395— 397.
28 См.: А. В. Никит ен к о. Дневник, т. 3. М., 1956, стр. 270.
29 См.: П. Н. Сакулин. Из истории русского идеализма, стр. 91.
30 18 ноября 1842 г. Плетнев сообщал Гроту: «Мы отправились на вечер к Александре Осиповне (Ишимовой, — Д. Ш.). Там был и <К. А.> Петерсон (чиновник, сотрудничавший в «Современнике», — Д. ZZ7.). Речь зашла о Сведенборге, о коем прочитали статью из конверсациоиного лексикона. Я поручил Петерсону собрать все, что он может, о сем философе для „Современника"» (Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым, т. I, стр. 643). 7 апреля 1843 г. Плетнев вновь писал своему другу: «Я давно хлопочу, чтобы составить о нем (Сведенборге, — Д. 1П.) статью для „Современника", как журнала, посвященного исключительно Скандинавии. Растопчина обещала мне достать о пем книги у André Карамзина (сына H. М.). Но после объявила, что есть некто киязь Шаховской и зять его Александр Муравьев, которые давно изучают Сведенборга и готовы для меня написать о нем» (там же, т. II, стр. 52).
31 Нам известна рецензия кн. П. И. Шаликова на книгу Сведенборга «О небесах, о мире духов, и об аде» («De coelo et ejus mirabilis, et de Inferno, Ex auditis et visis». Londoni, 1758) во французском переводе (1812 г.). Шаликов признавал «Шведенборга» «исступленным мечатетелем», сомневался, в «полном здоровьи» ли духовидец и не шутпт ли он над читателем, не соглашался «ни за что на свете» верить Сведенборгу, но отмечал, что этого «ученого человека» «нельзя назвать шарлатаном, ибо искренность его видна в каждом слове» (П. И. Ш а л и к о в. Шведенбор-говы откровения. — В кн.: Сочинения князя Шаликова, ч. 1. М., 1819, стр. 227—231).
К. Ф. Фан дер Фельде «Арвед Гюлленшэрна»,32 отрывок из которого в русском переводе напечатан «Московским вестником».33 На эту публикацию впервые обратил внимание Д. П. Якубович.34 Его предположение, что Пушкин был знаком с этим отрывком, является тем более «доказательным»,35 что первое, дрезденское, издание этого романа имелось в библиотеке с. Тригорского;36 кроме того, в черновике, относящемся к четвертой и пятой главам «Евгения Онегина», Пушкин записал:
от 7 до 9 гл.
из Аг\уес1
ОШепБИегпа.37
Запись эта требует специального объяснения. Д. Якубович допустил неточность, полагая, что на русский язык переведена лишь седьмая глава «Арведа»;38 на самом деле «Смерть Карла XII» в «Московском вестипке» — перевод и седьмой, и восьмой глав романа: пушкинское указание на это — дополнительное свидетельство высокой филологической культуры Пушкина-читателя. У него названа и девятая глава; все три главы романа посвящены событиям, непосредственно связанным с гибелью Карла XII, поэтому есть основания полагать, что Пушкин читал «Арведа» целиком. Но на каком языке? По словам Д. Якубовича, русский перевод «сделан с оригинала и достаточно точен»; однако произведенное памп сличение указанных Пушкиным глав немецкого оригинала и французского и русского переводов показало, что русский текст в стилистическом и лекспко-грамматическом отношениях (звучание имен, наличие галлицизмов и пр.) ближе к французскому. Вероятно, оригиналом для русского переводчика послужил именно французский перевод романа,39 расхваленный позднее II. И. Павлищевым на страницах «Литературной газеты».40 И Пушкину удобнее было знакомиться с «Арведом» во французском переводе; тем самым поэт мог получить и более отчетливое представление о Сведенборге в обрисовке Фан дер Фельде.
Сведенборг здесь — человек «страшный», «таинственный», «предсказатель чуда и осуществления этого чуда», лицо, окруженное легендами, да п сам этот образ создан на основе легенд о шведском духовидце. Леген-дарпый Сведенборг — толкователь снов и видений, вещий прорицатель, знакомый с тонкостями карточной игры, которой реально существовавший шведский философ отнюдь не увлекался. Сведенборг сделался героем
32 К. F. Fan der Felde. Arwed Gyllenstierna. Eine Erzählung aus dem Anfange des achtzehnten Jahrhunderts. Drezden, 1823.
33 Смерть Карла XII. (Отрывок из романа Фан дер Вельде «Арвед Гплленштирна»). — Московский вестник, 1828, ч. VII, № 111, стр. 279—301.
34 См.: Д. Якубович. Литературный фон «Пиковой дамы». — Литературный современник, 1935, № 1, стр. 20G—212.
35 [М. П. Алексеев]. Немецкая «Пиковая дама», стр. 112.
36 См.: Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты. M., «Academia», 1935, стр. 313.
37 См.: Д. Якубович. Литературный фон «Пиковой дамы», стр. 212.
38 Там же, стр. 210.
39 Arwed Gyllenstierna, histoire du commencement du XVIIIe siècle, traduit de l'allemand, de C. F. Van-der-Felde. A Paris, 1826 (Romans historiques de C. F. Van-der-Velde, traduits de l'allemand, et précédés de notices, par A. Loève-Veimars, vol. 1).
40 См. подпись: «Переводч<ик> Богем<ской> девичьей войны <11. И. Павлпщевх Карл Фрапц Фап дер Фельде родился в Бреславле 27 сентября 1779 года <.. .>. — Литературная газета, т. I, 1830, N° 23, апреля 21, стр. 185.
гадательных книг и даже слыл их автором.41 Подобная слава утвердилась и за Мартыном Задекой, что Пушкин, быть может, не случайно отметил в примечании (№ 33) к тем самым главам «Евгения Онегина», в черновых набросках которых упомянут «Арвед Гюлленшэрна»: «Гадательные книги издаются у нас под фирмою Мартына Задеки, почтенного человека, не писавшего никогда гадательных книг» (Акад., VII, 194). Почтенные люди Мартын Задека и Сведенборг стали походить па менее почтенных людей — авантюристов Калиостро и Сеп-Жермеиа; образ последнего присутствует в «Пиковой даме».
Анекдот о посещении асессора Сведенборга (у Пушкина он «советник») «покойницей баронессой фон В***» в одну из ночей после ее смерти действительно существовал; об этом важном событии в жизни теософа рассказывает современный исследователь К. Р. Сигстед в своей фундаментальной монографии «Сведенборг-эпик».42 Содержание анекдота таково: у Сведенборга была родственница, тетка (сестра его матери), по имени Брита, особа хитрая, энергичная, властная, эгоистичная и отчасти демоническая. Светская красавица в молодости, она вышла замуж за родовитого аристократа, богача, капитана Альбрехта де Бема. Капитан оставил ей прекрасное состояние, которым Брита Бем (Вг^а ВеЬт) отнюдь не намерена была делиться с семьей своей сестры, внешне не прерывая с ней довольно тесных родственных отношений. Оставшись вдовой, Брита доживала свой век в шведской столице, в большом красивом особняке, занимавшем целый городской квартал, ставшем впоследствии достопримечательностью Стокгольма, известном «дворце Русенадлера». Будучи первой дамой столицы, мадам Брита вела великосветский образ жизни и жила на широкую ногу, но, когда отец Сведенборга, епископ Сведберг,43 наезжал в Стокгольм, чтобы принять участие в работе консистории, он лишь изредка удостаивался величайшей чести — «разделить кров» со своей знатной родственницей. У Бриты, в отличие от пушкинской графини, ие было воспитанницы, но имелся пасынок, королевский библиотекарь Йухан Русенадлер, проживавший в ее доме и долгие десятилетия дожидавшийся наследства.
В 1724 г. асессор Эммануэль Сведенборг оказался лично вовлеченным в бесконечную тяжбу с Бритой по поводу спорных пунктов в завещании капитана Бема. Это судебное дело стоило Сведенборгу, человеку психически неуравновешенному, много сил и нервов и, возможно, повлияло на его рассудок (несколько лет спустя после начала процесса асессор впервые увидел духов). Таким образом, Брита во многом сыграла роковую роль в жизни Сведенборга, подобно тому как и старуха-графиня стала причиной гибели Германна. Далее аналогия между действующими лицами
41 См., например, «Калиостро, или Гадаиие по картам. Новый и совершенно неизвестный способ гадания, вполне удовлетворяющий желания загадывающих особ, одобрен знаменитыми гадателями Ленормапом и Сведенборгом» (М., 1843). Очевидно, существовали и более ранние издания этой и подобных книг.
42 См.: С. R. S i g е s t e d t. The Swedenborg Epic. The Life and Works of Emanuel Swedenborg. New York, 1952, pp. 68, 80, 97, 256.
43 «Сведберг, человек, отличавшийся необыкновенною ученостью, трудолюбием и благочестивою жизиию, был взыскан милостью Карла XI, Карла XII и Ульрики-Элеоноры. Жена его и дети возведены были этою королевою, еще при жизни его, в дворянское достоинство и приняли фамилию: Сведенборг» (Я. К. Г р о т. Путешествие в Швецию в 1847 г., стр. 541). Баронессой Брита не была; но ее племянника Эммануэля Сведенборга в западноевропейской литературе часто величали бароном. Так' называл его п Бальзак в подготовительных материалах к роману «Сера-фита» («Le baron Emanuel Swedenborg») (см.: Pauline Bernheim. Balzac und Swedenborg, S. 52).
анекдота и повести становится еще более близкой. Брита Бем, как и пушкинская графиня, дожила до глубокой старости и скончалась в возрасте восьмидесяти пяти лет, в 1757 г. Она дала о себе знать и после кончины: «Сведенборг говорит, что он беседовал с ней через три дня после того, как она умерла; сквозь веки она наблюдала собственные похороны, церемония которых по обычаям тех дней была впечатляющим зрелищем».44
К сожалению, в монографии Сигстеда отсутствует точное указание на источник, откуда он почерпнул эти слова шведского мистика. Существует весьма обширный «Духовный дневник» Сведенборга («Swedenborgii Diarium Spirituale»),45 но события, в нем сообщаемые, завершаются началом 1740-х годов, между тем Брита Бем умерла более чем на 10 лет позже. Анекдот этот может относиться и к числу легенд, которыми Сведенборг был окружен еще при жизни.
В 1844 г. «Сын отечества» напечатал перевод некоего французского сочинения под заглавием «Сведенборг»; здесь приводится анекдот о том, как Сведенборга посетил призрак умершей возлюбленной;46 ссылка на источник отсутствует. Александр Аксаков также пересказывает ряд характерных анекдотов о Сведенборге, но и его ссылки точными не назовешь.47 По словам Владимира Соловьева, «известные рассказы о некоторых особых случаях ясновидения и духовидения Сведенборга (<...> сообщение важных тайн умершими лицами) хотя и ссылаются на устные и письменные показания высоких особ, но не имеют достаточно точных и документальных удостоверений и не свободны от противоречий в подробностях».48
Интересующий нас анекдот о «Шведенборге» и баронессе мог быть передай Пушкину кем-либо из его родственников, веривших в приметы и привидения. Л. Павлищев рассказывает несколько семейных легенд такого рода: о призраке, навещавшем Надежду Осиповну («Белая женщина»);49 о том, как Василий и Сергей Львовичи увидали свою бабку Чичерину па девятый день после ее смерти; о том, как Лев Сергеевич
44 С. R. S i g s t e d t. The Swedenborg Epie, p. 256.
45 Лучшее его издание — на английском языке: The Spiritual Diary of Emanuel Swedenborg, vol. I—V. Translated by Georg Bush and John H. Smithson. London, 1883.
4(5 «Легкий шум, как бы от чьего-то прикосновения к стеклу, послышался за окном, выходившим на кладбище <.. .> окно растворилось само собою, и белый образ, едва оттенявшийся от повсеместной белизны снегов, медленно проник в комнату <.. .> Призрак отправился прямо к Эмануэлю н, прнблизясь к нему, сбросил с себя покрывало» (Сведенборг. С французского С. Навроцкой. — Сын отечества, 1844, кн. 6—7, стр. 20, отд. IV (Иностранная словесность)).
47 «Извлечено из рассказа русского посланника при шведском дворе графа Мусина-Пушкина, из писем и записок датского генерала Туксена, французского ученого академика Тьебо (Thiebault), который лично спрашивал о том у шведской королевы, академика Пернетти, знаменитого Канта, Юнга, Штиллиига и многих других особ» (А. Аксаков. Предисловие. — 13 кн.: О небесах, о мире духов и об аде, как слышал и видел Эмануэль Сведенборг. Перевод с латинского издания. Лейпциг, 1863, стр. XXX).
48 Вл. Соловьев. Сведенборг. — Энциклопедический словарь Брокгауза—Ефрона, т. XXIX, СПб., 1900, стр. 80.
49 «Женщина эта, как показалось моей бабке, не шла, а скользила, как бы на коньках <.. .> Странное с. . .> существо приближается к ней, наклоняется к дивану, смотрит бабке моей в лицо и затем, скользя по полу, опять, как бы на коньках, исчезает» (Л. Павлищев. Из семейной хроники. Воспоминания об А. С. Пушкине. М., 1890, стр. 35—36).
повстречал свою покойную бабку Марью Сергеевну,50 и т. п. Павлищев замечает, что легенды эти «бесчисленны»: «Василий Львович <.. .> передавал своему брату и Ольге Сергеевне множество других страшных подробностей, распространяться о которых считаю уже излишним».51 Ольга Сергеевна специально изучала Сведенборга, и Сергей Львович, в библиотеке которого имелось немало мистических сочинений, был чрезвычайно рад этому. «Очень тоже рад, — писал ои дочери, — что тебе удалось купить сочинения Сведенборга и Эккартсгаузена. В горькие минуты шведский философ и немецкий мистик утешить могут всякого и укрепить в христианском благочестии. Как нельзя более желательно мне обладать познаниями Сведенборга и, подобно ему, летать во сне повсюду, куда бы ни захотел.. .».52
Отсюда, однако, совсем не следует, что и сам А.'С. Пушкин «не был чужд суеверия».
Пушкин с иронией относился к мистическим предрассудкам почитателей Сведенборга. Об этом можно судить по иронической нитопацпн, привнесенной в пятую главу «Пиковой дамы» эпиграфом «из Шведеи-борга». Ирония эта не «трансцендентальная», романтическая, а самая реальная, литературно-пародийная, ставящая под сомнение видение духов, — сюжетный штамп в литературе романтизма.
С именем Германна имя Сведенборга поставлено в связь не только потому, что ночью им обоим является привидение титулованной и вдовой покойницы. Пушкину необходимо было обрисовать исторический колорит «Пиковой дамы», подобрать точные «признаки времени».53 Эпиграф «из
50 Там же, стр. 38—39.
51 Там же, стр. 41.
52 Там же, стр. 361.
53 По словам М. П. Алексеева, «у Пушкина в момент создания „Пиковой дамы" мог быть под руками источник, обеспечивавший хронологическую точность при сопоставлении двух, казалось бы столь далеких друг от друга, событий — первого опыта воздухоплавания и открытия гипноза как врачебного средства. Таким источником могла быть ода Г. Р. Державина „На счастие" (1789). В этой известной оде, написанной шуточным слогом и полной сатирических намеков на события того времени, Державин представляет счастье и переменчивость фортуны в различных образах и применениях, и в частности упоминает модные тогда „монгольфьеров шар" и „магнетические" опыты с предсказаниями будущего» (М. П. Алексеев. Пушкин и наука его времени, стр. 81). Пушкин, работая над повестью, мог припомнить и другое стихотворение Державина — «На балет Зефир и Флоры» (1808), в котором с юмором говорится об учении Сведенборга:
Но могли б мы возвышаться
И к понятию духов,
Их блаженством утешаться
На земли, средь облаков;
Днесь нх разность в том лишь с нами,
Что наш связан с телом дух:
Будем, будем мы богами!
Прав ты, прав ты, Шведепбург!
(см.: Сочинения Державина с объяснительными примечаниями Я. Грота, т. II. Издание имп. Акад. наук, СПб., 1872, стр. 682). Судя по этому стихотворению, Державин неплохо разбирался в осповах сведенборгиапского ученпя, согласно которому «всякий человек по впутренпим началам своим (quo ad interiora) — дух», а по смерти ои «вполне сохраняет чувства, память, мысли и любовь (affectiones), принадлежавшие ему в миру, покп-
Шведенборга» добавляет штрихи к психологической характеристике главного героя повести. Упоминание в ее тексте имени Сведенборга, говоря словами М. П. Алексеева, «является следствием глубоко обдуманного артистического расчета», «входит в целую систему подробностей, специально предназначенных» для того, чтобы всесторонне охарактеризовать Германца.54 Дело даже не только в том, что Сведенборг также был военным ипжепером, чего Германн не мог не знать по роду своей специальности (Сведенборг изобрел особую многоцилиндровую машину для перевозки тяжелых пушек под стены крепости, во время осады которой был убит Карл XII). По выражеппю А. И. Герцена, Сведенборга отличала «холодно обдуманная мечтательность»;55 он воплощал черты плоско-рационалистического сознания, присущего Германну и столь чуждого Пушкину.
Кроме того, нельзя, очевидно, образ старой графини в «Пиковой даме» сводить лишь к ее главному прототипу — княгине Голицыной и ей подобным петербургским и московским великосветским старухам. Пушкин в тексте повести назвал еще один возможный прототип графини — шведскую «баронессу фон Б.» — Бриту де Бем. Широта типического обобщения в образе Пиковой дамы поистине всемирна.
Д. М. Шарыпкип
ОТКЛИКИ НА СМЕРТЬ ПУШКИНА В МОЛДАВИИ И ВАЛАХИИ
Первая половина XIX в. была характерна бурным пробуждением национального самосознания в странах Юго-Восточной Европы п на Балканах. В придунайских княжествах создалась для этого особенно благоприятная обстановка. После русско-турецкой войны 1828—1829 гг. Молдавия и Валахия получили некоторую политическую и экономическую самостоятельность под покровительством России. Русскую администрацию обоих княжеств возглавлял генерал П. Д. Киселев, при котором одновременно с реформами административного порядка были осуществлены меры, способствовавшие развитию общественной и культурной жпзпи Молдавии и Валахии. Видное место при Киселеве заняли известные писатели, основатели современной румынской литературы, — Георге Асаки и Элиаде Рэдулеску, которым принадлежит заслуга издания первых национальных газет.
В 1829 г. в Бухаресте пачала выходить газета Элиаде Рэдулеску «Курьерул ромынеск» («Румынский курьер»). В том же году в Яссах появилась газета Георге Асаки «Албина ромыняскэ» («Румынская пчела»), пазванпая так по образцу петербургской «Северной пчелы». Обе газеты имели большое значение для развития национальной литературы. На их страницах печатались сначала переводы, а потом оригинальные произведения молодых авторов. Немалое внимание уделялось в них русской литературе и откликам на все значительные события русской литературной жизни. В 1830 г. на страницах газеты Асаки появился первый перевод из русской литературы. Это была ода Державина «Бог», переведенная
дая одно только земное тело свое» (А. Аксаков. Предисловие. — В кн.: О небесах, о мире духов и об аде, как слышал и видел Эмануэль Сведенборг, стр. IV).
54 М. Г1. Алексеев. Пушкин и наука его времени, стр. 79.
55 А. И. Герцен. Собрание сочинений в тридцати томах, т. VIII. М., Изд. All СССР, 1956, стр. 288.
