CC BY
8
УДК 92:(471.324) ББК 83.3 (2 Рос) 84-5
ВОИН ПАМЯТИ РУССКОЙ (К 90-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ ЕГОРА ИСАЕВА1)
THE MEMORY OF THE RUSSIAN SOLDIER (TO THE 90 ANNIVERSARY SINCE THE BIRTH OF YEGOR ISAYEV )
Fedorov M.I., lawyer, writer (Voronezh)
Апрель, 2007 год. Пригревает солнце. В Воронеж приехал поэт Егор Исаев. Он шел по улице, за ним тянулся шлейф чиновников от власти, от литературы, а сам держался как-то от них в стороне. Я давно хотел познакомиться с ним, расспросить о многих известных ему писателях, но какая-то оторопь владела мной: как подойти, как заговорить. Но вот рискнул и шагнул навстречу. Представился и спросил: «Егор Александрович, а Вы знали поэта...?» Я не сомневался, что меня сразу кто-нибудь отошьет из свиты Исаева, да и сам он был от чего-то сосредоточен, как вдруг его лицо вспыхнуло, складки расправились. Он остановился: «О, а у меня никто не интересуется о моих собратьях по перу». И стал разглядывать меня. А потом я услышал: «Приходи, поговорим.» Свите не удалось помешать встрече. И вот я оказался у него в номере в санатории им. Дзержинского, где он отдыхал.
Он, словно пробуя на «мой зуб», сразу прочитал:
«Салют тебе от всех твоих восходов, От зорь твоих на рубеже веков, Земля земель сомноженных народов, Соборный свод согласных языков».
Я подумал: только горячо любящий человек мог написать такие строки о своей стране, который я, будь моя воля, отнес бы к Гимну.
Так начались наши долгие разговоры, которые потом выплеснулись на страницы книги о поэте2.
Меня поразила простота Исаева: осыпанный всевозможными наградами и премиями, он оказался очень доступен. И - открыт. Я взахлеб слушал Исаева про его жизнь. Мальчишка из села Коршево, который войну узнал еще в 1941 году: рыл траншеи вдоль Днепра. Они должны были остановить рвущихся к Москве немцев. Чудом вышел из окружения, в которое попали такие же, как и он, школяры. На вокзале в Вязьме попал под обстрел: «И я вижу: летит самолет, быстро, и как будто по стенке пролетели воробьи с красными грудками. И только услышал очередь: тчу-чу-
1 Егор Александрович Исаев (2.5.1926, с. Коршево, Бобровский уезд Воронежской губернии - 8.07.2013, г. Москва), поэт, Герой Социалистического Труда (1986 г.), лауреат Ленинской премии (1980 г.) и Госпремии СССР (1986 г.), почетный гражданин Воронежской области (2000 г.), участник Великой Отечественной войны.
2 Михаил Федоров. Плодородный человек Егор Исаев. - Воронеж: ОАО «Воронежская областная типография - издательство им. Е.А.Болховитинова», 2014. - 512 с.
чу-чу... Очередь по штукатурке, - рассказывал Егор Александрович. - Я - через штакетник, а у меня пальтишко повисло на штакетнике. Вот тут я заплакал. Не могу слезть.» Попадая под обстрел, видя, как «мессеры» уничтожают составы, даже отстав от поезда (надо было достать еды заболевшему односельчанину), догоняет его. Кое-как добрался до Коршева. Там идет страда, а он уж седой, как старик.
Вот когда глубоко запала в душу Егора Исаева военная тема, с которой он прошел по жизни.
И снова за школьную парту. Из-за парты на фронт: но только сначала служба на охране нефтяного завода в Капотне под Москвой, потом - на турецкой границе, и через сровненную с землей Варшаву в Котбус, где получил боевое крещение. Этот насыщенный событиями и осмыслением их отрезок жизни недавнего юноши и выльется в сделавшей его знаменитым поэме «Суд памяти».
Никто без содрогания внутри не может слышать слова из поэмы:
«Вы думаете, павшие молчат? Конечно, да, вы скажете. Наверно.
Они кричат, пока еще стучат Сердца живых и осязают нервы.
Они кричат не где-нибудь, а в нас. За нас кричат, особенно, ночами, Когда стоит бессонница у глаз И прошлое толпится за плечами.
Они кричат, когда покой, Когда
Приходят в город ветры полевые, И со звездою говорит звезда, И памятники дышат, как живые. Они кричат и будят нас, живых Невидимыми чуткими руками. Они хотят, чтоб памятником их Была Земля с пятью материками».
Но увидит она свет в 1962 году после долгой десятилетней работы. Находясь в освобожденной Праге, продолжая служить в Вене, Исаев найдет образ стрельбища, который ляжет в основу будущей поэмы и о котором Константин Паустовский еще студенту Литинститута Исаеву скажет: «Молодой человек! Вы нашли главный философский ключ от войны, и не только этой, а вообще от любой». Антифашистская поэма Исаева, как никогда, актуальна сейчас, когда заокеанские ястребы отливают «пули» и готовят солдат
- «Хорстов» к новой войне, и как предостережения звучат строки поэмы:
«Разры-ыв! И - в крошку города,
В лавину камнепада.
Тогда ни памяти, тогда
Ни костылей не надо.
Всё к черту, Хорст! Железный чад
И черный снег на грудах.
И только тени закричат
О нас, о бывших людях».
Эта поэма печаталась однополосно в «Комсомольской правде» и имела оглушительный успех. А молодого поэта за поэму «Суд памяти» выдвинули на Ленинскую премию, его поддержал Дмитрий Шостакович, Михаил Шолохов. Жаль, что хорошие дела не всегда находят благодарного ответа. Подковерные игры сыграли свое дело: поэт премии не получил. Как впоследствии тогдашний член комитета по присуждению Ленинской премии Александр Твардовский скажет Исаеву: «Как с вами подло поступили. Вы все равно получите Ленинскую премию». И её поэт получил в 1980 году. Неспроста, когда Исаев после Литинститута уже работал в издательстве «Советский писатель» и готовил к изданию двухтомник Твардовского, он назвал Егора Александровича «Плодородным человеком».
А сколько наива, искренности было у юнца из Коршево! Хотят оставить талантливого писателя в редакции газеты группы войск и задерживают его увольнение из армии, а Исаев все равно едет поступать в Литинститут, когда все вступительные экзамены окончились. В институте его отправляют: опоздал, но его выручает Юрий Бондарев. Он ведет «младшего сержанта Исаева» к руководству института и они добиваются своего - Исаев - студент.
Он учится, получает повышенную стипендию, живет в Переделкино на пустующих писательских дачах, а потом снимает с другом угол в поселке через железную дорогу. Он приглянулся дочке генерала, но прикидывает: окажусь очередным «шкафом» в семье большого военачальника и выбирает девушку из семьи майора (назовет ее «певуньей»), погибшего на войне, - и с ней свяжет свою жизнь.
Она окажется верной подругой. Когда Исаев в семьдесят лет останется один, он напишет:
«Тебя уж нет, а я всё верю в чудо, Что ты хоть раз один отпросишься оттуда. Придешь, как свет из тьмы, с лица откинешь
полночь
И вся себя сама живой волной напомнишь. Предстанешь предо мной, и на краю разлуки Я в радостных своих твои согрею руки. И лишь потом, когда ты снова станешь тенью, Земле отдам, но не отдам забвенью».
На распределении, спасая сокурсников, вызовется ехать в Казахстан (кому-то ехать-то надо!), и как это сыграет свою неожиданную роль: его оставят в Москве и направят в издательство «Советский писатель». И всю свою жизнь будет верно служить писательскому делу. Воспринимая его и борьбой, и счастьем, и великим наслаждением.
Его строки из той же поэмы «Суд памяти» не имеют временных границ:
«. И ходит по Земле Босая Память - маленькая женщина. Она идет, переступая рвы, Не требуя ни визы, ни прописки. В глазах - то одиночество вдовы, То глубина печали материнской».
И сейчас беспамятство одних, переписывающих историю, отражается на нас всех, кто от отцов и матерей знает, кому и какой ценой далась победа над фашизмом, и не желает его возрождения ни в каком облике: ни - бандеровщины, ни - немецкого национализма с их фюрером, ни итальянского - с дуче.
Исаев боец. Вспоминается история с одним решением думцев, когда хотели со знамени Победы удалить серп и молот. Тогда Исаев молниеносно ответил в адрес депутата-генерала, который додумался до такого шага.
«Спороть со знамени Победы Наш серп и молот? Так ведь это Равно приказу срыть могилы Бойцов советской нашей силы.
Позор вам, думские ''вашбродь''! Пороть Сегуткина, пороть! Сняв генеральские штаны На главной площади страны!»
Серп от труженика-крестьянина, молот - от труженика рабочего. Трудом этих людей сломали хребет фашистам. Генерала «выпороли». Что-то теперь среди депутатов его фамилия не слышна.
Исаев глубоко переживал трагедию страны в 90-х, когда бездумные «мальчики» кинули ее в омут выплывать, и она в этом омуте тонула. В эти годы голос Исаева снова зазвучал со всею мощью. Его кто-то стал упрекать в том, что он тянет к прежней жизни. Но таким обвинителям Исаев всегда давал отлуп. Для него главным было не то, как тому или иному олигарху набить свой кошелек, а то, как будет жить его земляк, простой русский человек.
Мы читаем:
«Невмоготу полям, невмоготу заводам. Ведь надо ж так расправиться с народом! Ведь надо ж так расправиться с Россией! Такое даже черту не под силу.
Он слева шел, а бил наотмашь справа, За что такая пьяная расправа?»
Или его другие строки:
«В некошеных лугах при низком солнце Корова одинокая пасется, Картина неприглядная для взгляда -Последний хвост общественного стада. Не знаю, как травоядная душа Спаслась от реформатора-ножа».
Исаев жизнелюб. Он был счастлив в своем труде, в помощи людям (я очевидец многих вовсе не относящихся к литературе его дел: кого отправил больницу, кому пробил пособие, кого спас от преследований), счастлив в семье - у него выросло два сына, сейчас его внук преподает русский язык и литературу в одной из московских школ, счастлив взаимностью, которой одарили его люди, счастлив тем, что его голос звучит и еще долго будет звучать.
Не его беда, что юность связала Исаева с тяжелейшими испытаниями народа, а его достояние: перенесенное и выстраданное позволило ему выполнить свой долг, отделить зерно от плевел, сказать правду, невзирая на лица. Многие и сейчас говорят: вот, он партийный поэт. Боже упаси! Он не был ни членом партии, ни тем более, партийным поэтом. Он, извините, «давал по зубам» и партийцам, которые на поверку оказывались «передовитыми», и их коллегам, которые стали откровенными хапугами:
«Он авангард под сенью всех знамен, А на трибунах и того тем паче: И слева - он, и справа - тоже он, И со спины он вам не хвост собачий. Извивчивый при смене разных вех, Он там и тут, он в той и этой свите. Со всех сторон он всесторонней всех И всех передовых передовитей».
Спросят: на что уповает Исаев?
Отвечу его четверостишием:
«А совесть - она и в невесомости -
весомость.
Она тебе и тело, и душа,
99
И прокурор на должности ежа.
И при этом ни рубля по смете.
Какая экономия в бюджете!»
В последние годы жизни он особенно остро переживал за страну, людей, которых ему придется покинуть. А о своих собратьях написал:
«А нас осталась небольшая горстка От всех фронтов: такая, брат, разверстка. Мы тут пока, в кругу родных и близких, И на учете там, у старых обелисков. Еще чуть-чуть, еще, еще полшага -Нам вечный сон, а юношам - присяга».
Из этой горстки среди нас Юрий Бондарев. Александр Сухарев... А нам остается - присяга.
Последний раз я видел Егора Исаева в Никитинской областной библиотеке 7 июня 2013 года, он читал стихи, и ничто не предвещало о приближающемся исходе. Он был пылок, разгорячен, могуч, откровенен.
Поднимая руки, прочитал свою «Молитву»:
«Небо молю молитвой, Сердцем о колокол бьюсь: Будь ты во век монолитной И нескончаемой, Русь. Ветра касаюсь губами, Плачу и радуюсь вновь. Журки летят - память, Утки летят - любовь».
Егор Александрович ушел от нас 8 июля 2013 года.
Прощались с Исаевым в Переделкино. Он лежал, гордо приподняв лицо. Он и тут был Исаевым. И почетный караул с обнаженными клинками охранял его. На подушечках лежали награды.
Его провожали не чиновники от власти, не чиновники от литературы (главный чиновник Валерий Ганичев предпочел поехать в Белгород вручать премию какому-то очередному западенцу), а ценившие поэта Геннадий Зюганов, Альберт Лиханов, Александр Сухарев, и - дорогая поэту «Литературная газета». Его газета. Это великая честь, когда тебя провожает в последний путь народная газета.
Выше народа ничего нет.
Исаев на встрече с журналистами и писателями
