CC BY
43
Устанавливаются связи и между религиозными учреждениями республик. С помощью Турции в Махачкале построена Центральная мечеть (1997). В Стамбуле открыто представительство Духовного управления мусульман Дагестана, а в ряде районов Дагестана функционируют религиозные школы, обучение в которых ведут турецкие духовные лица. Одним из немаловажных факторов развития дагестано-турецких отношений является проживание в Турции около 500 тыс. выходцев из Дагестана.
Развитию деловых отношений способствуют и побратимские связи между городами Дагестана и Турции: Махачкала - Ялова. В рамках побратимских отношений в турецком городе Ялова издается ежеквартальный журнал «Дагестан». Данное издание, возглавляемое Шихабутдном Озденом, является источником культурного общества «Дагестанцы», функционирующего в Ялове с 1995 г. Культурные общества подобного рода, созданные представителями дагестанской диаспоры, действуют и в других городах Турции - Анкаре, Стамбуле, Балыкесире, Анталии, Муше, Измире, Бурсе, Кахраманмараше, Инеголе. Многие из них также выпускают собственные газеты и журналы. Благодаря подобным изданиям дагестанские соотечественники получают информацию об общественно-политической ситуации в Дагестане, о жизни дагестанцев, проживающих в других странах. Однако культурные общества постоянно сталкиваются с проблемой отсутствия финансовых средств, в основном периодические издания выпускаются благодаря добровольным взносам представителей дагестанской диаспоры.
Следует отметить, что основными причинами интенсивных процессов сотрудничества между республиками являются наличие этнорелигиозного фактора и проживание дагестанских соотечественников на территории Турции.
«Нижегородский журнал международных исследований», Н. Новгород, 2009 г., осень-зима, с. 163-166.
B. Ахмедов,
востоковед
ВОЕННЫЙ И ПОЛИТИЧЕСКИЙ ИСЛАМ НА БЛИЖНЕМ ВОСТОКЕ
В последние годы под влиянием процессов глобализации и модернизации население ближневосточных государств становится все более политизированным. Вместе с тем актуализируются
групповые интересы. Внутренние противоречия ярче всего проявляются в углубляющихся этноконфессиональных конфликтах. Их идейной основой нередко становится религия. Последнее обстоятельство обусловлено ростом влияния внешних факторов на происходящие в регионе процессы. Столкновения на этнической или религиозной почве представляют серьезную угрозу безопасности и целостности ближневосточных стран, что предопределяет необходимость задействования армии в урегулировании этноконфессио-нальных конфликтов.
Сейчас во многих государствах Ближнего Востока религия и религиозные деятели заметно влияют на формирование идентичности, характер власти, межобщинные отношения, решение проблемы прав человека и роли женщины в обществе и расширяют правоприменительную практику религиозного законодательства в ущерб светскому судопроизводству. В арабо-мусульманских государствах Ближнего Востока армия продолжает оказывать значительное воздействие на внутреннюю и внешнюю политику государства и жизнь общества. Характер отношений власти и религии, армии и власти определяет роль религиозных институтов в вооруженных силах. Именно армия в конечном счете используется властью для разрешения этноконфессиональных конфликтов. В условиях расширяющегося применения вооруженных сил против террористических и экстремистских элементов роль армии в обществе возрастает. Недавний опыт ряда арабских стран показывает, что лишь обладая дееспособными вооруженными силами и органами безопасности, а также решимостью применить их в гражданском конфликте, государство может приостановить политическую экспансию исламизма.
Жесткая линия военного руководства Алжира в 19921999 гг. позволила не только ослабить волну террора, развязанного экстремистским крылом Фронта исламского спасения (ФИС), но и принудить экстремистов к переговорам о национальном примирении. В Египте попытки дестабилизировать внутриполитическую ситуацию, предпринятые в 1990-х годах рядом исламских организаций экстремистской направленности, были пресечены светским режимом Хосни Мубарака благодаря опоре на армию и силы безопасности.
Этнический национализм и религиозный экстремизм разрушительны и для самой армии. Проникая через организационные структуры в воинские формирования, они способны нарушить сплоченность армейских рядов, ведь, подпав под влияние идей ра-
дикального ислама, некоторые командиры боевых подразделений могут направить боевую технику против собственного командования, властей и соседних народов.
Большинство ученых, изучавших офицерские корпусы армий полиэтнических и поликонфессиональных стран, приходят к выводу, что военная служба, социализация военнослужащих, их профессиональный опыт ослабляют связи с традиционной общиной. Армия в этих странах является «плавильным котлом», в котором офицеры обретают общенациональную секулярную идентичность. Немалое влияние на укрепление светской составляющей в современных институтах, в том числе армии, в ряде государств Ближнего Востока, особенно в Турции, наряду с чисто внутренними факторами оказал опыт стран Европы и России.
Светские национально ориентированные офицеры менее подвержены влиянию политических течений конфессионального и этнического характера и весьма влиятельны в деле интегрирования армейских рядов. Приверженность таких офицеров армии как гаранту национального суверенитета и национальная (а не общинная) самоидентификация снижают вероятность несанкционированного вмешательства армии в политику и процессы, спровоцированные этноконфессиональными факторами. Благодаря этому армия может служить действенным регулятором такого рода конфликтов, поскольку она способна выступать сравнительно беспристрастным арбитром и посредником. Согласно исследованиям, с задачей обеспечения национальной интеграции неплохо справлялись именно военные режимы, а также те страны, где у власти находилась коалиция военных и гражданских руководителей, опиравшаяся на сильную секулярную армию. Так, в Сирии во второй половине 1970-х годов, когда организация «Братья-мусульмане» перешла от политической и просветительской деятельности к вооруженной борьбе с правительством, поставив страну перед угрозой раскола на религиозной почве, власти смогли принять весьма жесткие меры и пресечь деятельность этой организации. Финалом стала войсковая операция в г. Хама в 1982 г. Тогда ценой многочисленных жертв среди жителей этого города был ликвидирован вооруженный оплот «братьев», а само движение в стране окончательно разгромлено.
Бытует представление, что военные, занимающие доминирующее положение в институтах власти, определяют характер принимаемых решений. Однако нельзя не учитывать того, что армия - это слепок общества. Поскольку в офицерском корпусе
представлены основные группы общества, он не избавлен от вне-армейских противоречий. В большинстве стран Ближнего Востока народы все еще расколоты по конфессиональному, этническому, региональному, племенному признакам. После 1945 г. и до начала 1970-х годов в странах Ближнего Востока и Северной Африки было отмечено по крайней мере девять острых конфликтов на этой почве.
Внутри вооруженных сил этих государств складывались сообщества, противоборствовавшие на идеологической и этнокон-фессиональной основе. Военные перевороты там были результатом противостояния различных этнических, религиозных, классовых и земляческих группировок. В одной только Сирии за 22 года (1949-1971) произошло восемь военных переворотов. В первые годы после обретения политической независимости из-за принятой ранее французами системы рекрутирования офицерский корпус сирийской армии отличала высокая степень конфессионального дисбаланса. Так, офицеры - выходцы из этноконфессио-нальных меньшинств, как правило, становились активными участниками военных переворотов. Хусни Аз-Заим, Сами Хинауи и Адиб Шишекли, организаторы трех переворотов 1949 г., представляли курдское меньшинство Сирии.
В тех странах, где офицеры принадлежали к одной из групп населения, светский характер и национальная ориентированность офицерского корпуса также могли быть весьма ограниченными. Единство в родах войск складывалось не в результате усвоения секулярных и общенациональных ценностей, а на основе чувства исключительности той или иной группы. В Ираке времен Саддама Хусейна элитные части формировались в основном из представителей суннитских племен, проживавших в тех местах, откуда был родом иракский лидер. Такая же практика была в Сирии, где эти части комплектовались из алавитов клана Асадов. Когда такие офицеры вмешиваются в политику, они способствуют разжиганию этноконфессиональных конфликтов, действуя в интересах своей конфессии или этнической группы, а придя к власти, не могут погасить их. События в Судане, Пакистане, Ираке свидетельствуют о том, что эта практика приводит к дезинтеграции государства по этноконфессиональному признаку. В годы правления военных в во-оруженных столкновениях в названных странах погибло несколько миллионов человек.
С момента своего создания в 1947 г. Пакистан постоянно сталкивался с проблемой поддержания национального единства.
Несмотря на этнические, религиозные и языковые различия, потенциально чреватые столкновениями, в 1947-1958 гг., в период правления гражданских властей, конфликтов удавалось избегать. В годы правления военных (1958-1971) традиционные разногласия вылились в открытое противостояние, переросшее на востоке Пакистана в гражданскую войну, которая закончилась образованием из восточных районов независимого государства Бангладеш. В качестве примера рассмотрим также суданские события. Когда в результате военного переворота 17 ноября 1958 г. к власти в Судане пришло правительство генерала Ибрагима Аббуда, традиционные противоречия уже перешли в острый конфликт, спровоцированный шовинистической политикой правительства Абдаллаха Хали-ля и разразившийся на фоне провалов в экономической деятельности. В нем участвовали мусульмане-северяне, более светлые по цвету кожи, составлявшие около 70% населения, которым противостояли темнокожие южане, частью исповедовавшие христианство, а частью - традиционные верования. В последние годы правления гражданских властей противоречия на расовой и религиозной основе приобрели в Судане ярко выраженный характер. На Юге были отмечены спорадические вспышки насилия против «северян» - представителей власти, а в армейских частях - мятежи выходцев с Юга против их начальников - офицеров-северян.
Однако именно при военном правительстве этот конфликт перерос в открытую гражданскую войну. Представленный исключительно «северянами», офицерский корпус наотрез отказался выполнять требования жителей Юга о более справедливом представительстве в органах власти и пропорциональном выделении бюджетных средств на развитие южных районов страны. Военные в большей мере, чем гражданское правительство, действовали в интересах экономически и политически господствовавшего Севера. Одновременно они пытались нейтрализовать этноконфессио-нальные противоречия и навязать стране «национальное единство». Эти мероприятия проходили под лозунгом «суданизации» Юга. Христианские школы и миссии закрывались, иностранные миссионеры изгонялись. В южных районах началось широкое строительство мечетей и медресе, а управление по делам религий занималось пропагандой ислама. Арабский язык был объявлен единственным и в системе образования, и в управлении. Эти мероприятия, преследовавшие цель укрепления национального единства, произвели обратный эффект. Спустя два года после прихода к власти военных большинство южан переселились в соседние
страны. Затем началось восстание. Именно после того как военные решили, что единственным решением задачи национальной интеграции является усиление репрессий и проведение силовых акций, это восстание переросло в гражданскую войну. Когда в 1964 г. военное правительство Аббуда пало, Судан оказался политически дезинтегрированным.
Второе правительство военных, пришедшее к власти 25 мая 1969 г., было сформировано новой политической силой - «свободными» офицерами, представлявшими младших и средних офицеров - выходцев из мелкобуржуазных слоев. Оно извлекло ряд уроков из провала своих предшественников. Военные стали проводить компромиссную линию и демонстрировать более гибкие подходы в вопросах обеспечения национального единства. Южанам была предоставлена большая самостоятельность на федеральном уровне, они получили места в местных органах власти и даже заняли ряд постов в армии и правительстве; на развитие Юга стали выделяться ассигнования. Пришедший к власти в ходе июльских событий 1971 г. Джафар Нимейри заключил соглашение с лидерами повстанцев о прекращении вооруженного противостояния. Согласно Аддис-Абебскому соглашению от 28 февраля 1972 г. Юг получил определенную автономию в рамках единого Судана.
Вся эта проблематика по-прежнему актуальна. Следует отметить, что и в тех случаях, когда офицерский корпус имеет «смешанный» характер, солидарность военных невысока. Приниженное положение отдельных общин, их ревность по отношению к «привилегированным» конфессиям, взаимное недоверие и фракционность могут привести к расколу офицерского корпуса. Часто провоцирующей становится практика назначений и продвижений по службе, которая в армии с присущей ей дисциплиной и принципом единоначалия воспринимается более остро, чем в гражданской среде. Сейчас в большинстве армий арабских стран практически невозможно добиться того, чтобы продвижение по службе зависело не только от выслуги лет, но и от учета личных качеств и профессиональных достоинств и чтобы при этом обеспечивалось пропорциональное представительство в офицерском корпусе различных этносов и конфессий. Многое определяется и уровнем образования, который у большинства населения в государствах региона остается весьма невысоким. Имеющие среднее и высшее образование как основу назначений по службе поддерживают, как правило, принцип меритократии. Те же, чей образовательный ста-
тус ниже, выступают за систему представительства, считая, что должности следует распределять пропорционально численности конфессиональных групп. Повышение одного из офицеров затрагивает интересы других и общины в целом. Поэтому военные поддерживают тот или иной принцип исходя из общинных представлений: повышение в звании за личные заслуги офицера привилегированной религиозной общины может быть расценено представителями иных конфессий как ущемление их общинных интересов.
В конце 2007 г. в Сирии в ряде военных училищ, расположенных в г. Хомс и его пригородах, произошла серия мятежей, на подавление которых власти вынуждены были бросить элитные части Управления военной контрразведки (УВКР) и Управления контрразведки ВВС и ПВО. Основной причиной недовольства поднявших мятеж курсантов и преподавателей, в большинстве своем - офицеров-суннитов, стало привилегированное положение их коллег - алавитов, в частности, преимущества, которыми те пользовались при получении отпусков, продвижении по службе и поощрениях. В конфликт был вынужден вмешаться сирийский президент Башар Асад, который отдал приказ начальнику Генерального штаба ВС САР Али Хабибу временно закрыть эти учебные заведения. Начальнику УВКР Асефу Шаукату было дано поручение тщательно разобраться в этом инциденте и провести дополнительное расследование в отношении всех курсантов и преподавателей. Башар Асад также рекомендовал Шаукату в дальнейшем решительно отклонять рапорты на обучение в военно-учебных заведениях всех офицеров, в связи с которыми на этапе предварительной проверки возникали малейшие сомнения в их благонадежности.
Жизненные ценности офицеров, сформировавшиеся в детстве и подростковом возрасте, связаны с их локальным этническим и религиозным происхождением. У взрослых эти ценности несколько ослабевают под воздействием новой самоидентификации, которая, однако, не способна полностью заместить приверженность офицеров их традиции. Когда в стране возникает этнический или религиозный конфликт, связи с традиционным сообществом, актуализируясь, способны перевесить профессиональную сплоченность офицерского корпуса и чувство национального единства. Например в Ливане, где мусульманское население на рубеже 1970-х годов по численности стало превосходить христианское, офицерский корпус был практически весь представлен выходцами
из христианских общин. В годы гражданской войны (1976-1991) армии, занявшей позицию невмешательства в межобщинные споры, удалось избежать участия на чьей-либо стороне. Это не помешало мусульманам создать собственные вооруженные формирования наподобие христианской милиции. Армия же в период острых внутриполитических разногласий предпочитала отсиживаться в казармах.
Следует иметь в виду, что управленческий стиль военных, приходящих к власти или имеющих на нее влияние, показывает, что они не всегда адекватно воспринимают политические реалии. Они нередко считают, что острые этнические или религиозные конфликты можно решать так же, как военные и технические вопросы - методом «лобовой» атаки, силовым путем. Игнорирование политических, экономических, социальных и культурных параметров не позволяет военным обеспечить урегулирование этих конфликтов.
Практически три месяца осенью-зимой 2007 г. армия наводила порядок на севере Ливана, в местечке Нахр аль-Барид, штурмуя палестинские лагеря, в которых обосновались вооруженные формирования воинствующих исламистов. Победа вооруженных сил Ливана над повстанцами из Фатх аль-Ислам, несомненно, укрепила в стране авторитет ливанской армии и ее командующего Мишеля Сулеймана, который в мае 2008 г. был единодушно избран на пост президента Ливана. Однако проблемы остались. Каким образом ранее практически никому не известной организации удалось за столь короткий срок превратиться из малочисленной группировки в столь мощную боевую единицу, на борьбу с которой потребовалось несколько месяцев? Ливанские военные «зачистили» район Нахр аль-Барид от мятежников. Но можно ли уверенно утверждать, что армия контролирует подземные убежища, которых так много на севере Ливана, ведь там могут скрываться, дожидаясь своего часа, уцелевшие повстанцы? Не стоит ли в ближайшее время опасаться новой вспышки насилия в пограничных с Сирией северных районах страны? Это поставит сирийские власти перед весьма затруднительным выбором: сохранять нейтралитет при угрозе вспышки терроризма на своих границах или оказать помощь ливанским коллегам, перейдя границу Ливана? Отсутствие у ливанских властей, занятых острой внутриполитической борьбой, ясных и четких ответов на поставленные вопросы в 2007 г. привело к тому, что уже менее чем через год им пришлось искать на них ответы не без помощи обеспокоенных сирийских
соседей. С такими же проблемами сегодня сталкиваются и другие арабо-мусульманские страны Ближнего Востока. В Йемене армия, которая когда-то способствовала объединению Юга и Севера в одно государство, сегодня может стать косвенной причиной раскола страны в результате войны с исламской оппозицией.
Как правило, военные оценивают компромиссы, сделки и сотрудничество с оппозиционными группировками отрицательно. Скорее они склонны устанавливать искусственный этноконфес-сиональный баланс, как это было сделано Хафизом Асадом в Сирии. Но отличительной особенностью режима Асада была хрупкость возведенной им властной конструкции, основу которой составляли сложные сочленения межобщинных, клановых и семейных блоков, построенных, в свою очередь, на взаимных внут-риэлитных и межличностных обязательствах. На протяжении трех десятков лет только недюжинная воля и политическая прозорливость Асада, его упорство, гибкость и способность к маневрированию позволяли сохранять найденный баланс сил. Коалиционная поддержка власти была действенной только при соблюдении ряда непременных условий: участии членов коалиции в управлении государством, удовлетворении основных социально-экономических потребностей различных групп населения и сохранении баланса сил между различными частями этой коалиции. Реальная опасность для власти заключалась не столько во внешних врагах, сколько в нарушении целостности созданной X. Асадом конструкции, которая стала подвергаться эрозии после его кончины.
В нынешних условиях активизации исламской идеологии на Ближнем Востоке прежнее понятие светского национально ориентированного офицера эволюционировало и носит скорее условный характер. Светское мировоззрение и чувство общенациональной самоидентификации, с одной стороны, и приверженность традиционным ценностям - с другой, мирно сосуществуют в военной среде лишь до тех пор, пока этнические и религиозные различия не перерастают в острые конфликты. Вероятность того, что военные исключительно по-прежнему будут привержены светской идеологии и национальным идеалам и с этих позиций выступят в роли непредвзятого посредника или арбитра, серьезно снижается. В лучшем случае боязнь утратить собственные привилегии может заставить офицерский корпус выступить гарантом единства страны и выразителем идеи общенационального согласия.
В условиях нарастающей исламизации арабских стран, с одной стороны, и усиливающегося стремления различных политиче-
ских сил к переустройству общества с использованием элементов либерализма и демократии - с другой, действия военных будут во многом определяться характером правящего режима и его отношением к присутствию религиозных институтов в армии. Так, в Турецкой Республике времен Ататюрка, где религия была отделена от государства, в условиях радикального республиканского режима власти достаточно терпимо относились к добровольному соблюдению солдатами в частном порядке ритуалов и некоторых базовых норм и правил ислама, но в политико-воспитательной работе в армии к нормам исламской морали не апеллировали. Светский характер турецких вооруженных сил рассматривался как одно из важных завоеваний республиканского строя. В Турции армия выполняла интеграционную роль, объединяя людей из различных районов, разного происхождения и социального уровня в единую нацию. Турецкие военные оказались настолько решительны и непримиримы к исламизму, что смогли заставить премьер-министра Наджмеддина Эрбакана, лидера исламистской партии, уволить своих сторонников из армии. Военные внимательно следили за попытками Партии национального порядка установить в стране шариатское правление. Партия трижды (в 1971, 1980 и 1998 гг.) запрещалась военными или под их давлением, хотя затем снова возрождалась под другими именами. Одновременно армия боролась с исламистами в собственных рядах. Так, только в 19941996 гг. из нее были уволены как сторонники «шариатского правления» 556 офицеров.
Однако в 2002 г., после победы на парламентских выборах в Турции Партии справедливости и развития (ПСР), чья идеология во многом базировалась на принципах ислама, и прихода к власти премьер-министра Реджепа Тайипа Эрдогана, ситуация стала постепенно меняться. Используя действующую в стране «особую» форму демократии, Эрдоган без нарушений Конституции сумел существенно ослабить влияние военных на политику страны, что вызвало серьезную обеспокоенность турецкого генералитета. При всем том армия все еще сохраняет секуляристский характер.
В государствах, где религия не была так решительно отделена от государства, религиозные ритуалы могли включаться в официальные воинские церемонии. Однако религия не определяла лояльность армии правящему режиму. В Сирии власти на официальном уровне декларировали свою приверженность исламу, но на деле стремились искоренить религиозные институты в армейской среде.
Сирийское командование ограничивалось тем, что по праздникам присутствовало вместе с президентом в мечети Омейядов.
Приход к власти в Сирии нового президента Башара Асада несколько изменил отношение руководства к политическому исламу, в том числе к роли ислама в армии и обществе. В 2003 г. был издан указ, согласно которому военнослужащим срочной службы разрешалось молиться в военных лагерях. Рост политического ислама в САР ставил перед сирийским руководством вопрос о неизбежности допуска представителей патриотического исламского движения к участию в государственных делах. Однако подходить к решению этого вопроса власти намеревались очень осторожно и избирательно. В этой связи обращает на себя внимание трехдневная конференция «Сирия и международные вызовы», которая прошла в Высшей военной академии САР в конце марта 2006 г. Характерно, что министр обороны САР Хасан Туркмани не только контролировал ход подготовки данной конференции, но и принял в ее работе личное участие. Наряду с военной верхушкой Сирии на этом форуме было достаточно широко представлено сирийское духовенство: шейх Ахмед Хасун, архиепископ Исидор Батыха, шейх Мухаммад Хабаш и др.
Стержневой темой дискуссий стала проблема политического ислама в Сирии и его взаимоотношений с армией. Сам факт организации подобной конференции, ее повестка дня показали принципиально новый подход военного руководства Сирии к проблемам политического ислама. Очевидно, что сирийские военачальники готовы тщательнее и глубже разбираться в позициях представителей разных религиозно-политических течений по вопросу о политической роли исламских движений и их влиянии на национальные вооруженные силы. Наибольший отклик вызвал доклад депутата сирийского парламента М. Хабаша под названием «Сирия противостоит вызовам. Миссия исламской улицы». Докладчик, в частности, критиковал поведение отдельных командиров армейских частей, которые, как он считает, демонстрируют пренебрежительное отношение к религии и в морально-воспитательной работе с личным составом делают упор на факторе личного мужества. По мнению Хабаша, это может отрицательно сказаться на моральном и боевом духе сирийских солдат и офицеров. Речь идет прежде всего о выходцах из традиционных, малоимущих слоев общества, составляющих более половины личного состава сирийских вооруженных сил. Умаление роли религии в воспитательной работе, считает Хабаш, может подтолкнуть военных на путь
экстремизма. Пока в регулярных армейских частях сохраняется запрет на совершение молитв и упоминание призыва «Аллах Ак-бар» во время боевых тренировок, вероятность этого будет расти. М. Хабаш даже поставил вопрос: насколько эффективно может укрепить моральный дух сирийских военнослужащих военная маршевая музыка, особенно в условиях реального боя?
В последние десятилетия отношение властей к исламским организациям в большинстве современных арабо-мусульманских стран Ближнего Востока было неоднозначно. Сегодня политические элиты многих государств региона трансформируют авторитарную модель государственного управления, делая ее более либеральной. Без этого достаточно сложно обеспечить стабильность существующих режимов, особенно в условиях мирового финансового кризиса и падения цен на нефть. Правительства большинства стран региона признали актуальность фактора политического ислама и пытаются адаптировать его умеренное крыло к действующей государственной системе (преимущественно в социальной и интеллектуальной сфере), жестко противодействуя любым попыткам исламистов влиять на политические решения.
Многие режимы в арабо-мусульманских странах Ближнего Востока оказываются сегодня в непростом положении. Вовне они поддерживают палестинское движение «Хамас», ливанскую партию «Хизбалла», отряды исламского сопротивления Ирака и Афганистана, однако внутри собственных стран нередко проводят жесткие репрессии против исламской оппозиции (даже умеренной). Естественно, такое двойственное отношение к исламу оказывает определенное воздействие на умонастроения в армиях, в которых многие офицеры весьма сочувственно относятся к действиям исламского сопротивления в Палестине, Ливане, Ираке и Афганистане и даже завидуют его победам в условиях полного бездействия своих армий перед лицом внешних угроз. Подобное положение вряд ли удастся поддерживать долго. Возросшая в последнее время религиозность многих солдат и офицеров со временем может из «частного дела» превратиться в политическую идею и дать импульс к поиску новой коллективной идентичности, сделав их союзниками исламской оппозиции действующей власти. Нельзя исключать и возможность того, что власти, стремясь сохранить свои позиции, спровоцируют столкновение с умеренными исламистами армии и спецслужб.
Очень скоро арабским руководителям придется решать, что для их власти и стабильности в стране представляет большую уг-
розу: политический диалог с умеренным исламом при спорадических (возможно, неизбежных) вспышках насилия со стороны исламских радикалов или подавление умеренного ислама и война с радикальными исламистами с участием армии и спецслужб. Последствия такой войны могут оказаться абсолютно непредсказуемыми и для самих режимов, и для региона в целом. Если же удастся сгладить существующие расхождения между отношением власти к исламу, с одной стороны, и его восприятием в обществе и армии - с другой, то угроза этноконфессиональных конфликтов, возможно, отодвинется на второй план.
«Восток (Oriens)», М., 2010 г., № 3, с. 80-87.
А. Бочковская,
востоковед
«СУФИЙСКИЙ РЕНЕССАНС» В СОВРЕМЕННОЙ ИНДИИ (НА ПРИМЕРЕ ПАНДЖАБА)
С рубежа XX-XXI вв. в разных стратах индийского общества наблюдается рост интереса к суфизму. Опубликованы многочисленные научные работы, посвященные всевозможным, в том числе историческим, аспектам проявления в Индии этого мисти-ко-аскетического направления ислама. Появилось немало художественных и документальных фильмов, новых пьес и театральных постановок, затрагивающих суфийскую тематику, а в индийском кинематографе с его неизменной вокально-хореографической составляющей в последние годы возникла «мода» на использование суфийских (нередко - псевдосуфийских) песнопений и музыки. «Суфийский ренессанс» прослеживается как на общеиндийском, так и на региональном уровнях, в особенности в тех штатах Индии, где ощутима доля мусульманского населения и/или сохранились мусульманские святыни.
В этой связи особый интерес представляет Панджаб с его крайне незначительным количеством мусульман (1,6% от общей численности населения штата). Со времен Средневековья область Пятиречья выступала в качестве буферного района на пути проникновения ислама в Индию, и суфизм оказался одним из основных каналов его «мирного» распространения в Южной Азии. Успех суфийских проповедников был во многом предопределен формой их «пропагандистской» деятельности. Они общались с индийцами на местных языках, широко задействовали фольклорные
