CC BY
15
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК 821.161.1 П. Н. Толстогузов
ВОЕННЫЕ ЧИНЫ В «РЕВИЗОРЕ» Н. В. ГОГОЛЯ: СЕМАНТИКА ХАРАКТЕРОЛОГИЧЕСКОЙ ПОДСВЕТКИ
Статья посвящена вопросу о смысловой функции упоминания военных чинов в комедии Гоголя «Ревизор». Военная метафорика выполняет важную роль в семиотических контекстах комедии. Хлестаков, не будучи военным, тем не менее проявляет целый ряд традиционных комических черт хвастливого воина античной комедии и маски капитана-фанфарона в барочных итало-французских фарсах, а также их более поздних литературных воплощений. Элементы военного анекдотизма в «Ревизоре» имеют характер дополнительной, как бы подсвечивающей семантики. Свидетельством этого являются, в частности, параллели с повестью «Коляска». Густые оттенки военного сибаритства и хвастовства характеризуют как поведение Хлестакова, так и его карьерную утопию.
Ключевые слова: литературные прототипы Хлестакова, хвастливый воин, армейский анекдот, карьерная утопия, ранговые представления николаевской эпохи.
Р01: 10.24412/2227-1384-2023-251 -9-17
Военные чины в творчестве Гоголя представляют собой не только род занятий, но и метафорическую характеристику личности и социальной обстановки. Этому достаточно подтверждений в гоголевских сюжетах (например, в «Невском проспекте» и «Носе», а также в некоторых знаменитых сравнениях из «Мертвых душ»: Ноздрёв, ведущий себя как «отчаянный поручик», что-то «марсовское и военное» во внешности Чичикова и т. д.1).
Известно, что военных людей в качестве действующих лиц в сюжете «Ревизора» нет, они лишь упоминаются («один поручик», «пехотный капитан»). Вместе с тем всем памятно завиральное хлестаковское фор-
Толстогузов Павел Николаевич — доктор филологических наук, профессор кафедры филологии и журналистики (Приамурский государственный университет имени Шолом-Алейхема, Биробиджан, Россия); e-mail: pni59@mail.ru.
© Толстогузов П. Н., 2023
1 Здесь и далее тексты Гоголя приводятся по четырнадцатитомному изданию 1937—1952 годов [4]; текст комедии «Ревизор» и сопутствующие ему тексты исключённых автором сцен, а также предуведомлений, других редакций и вариантов находятся в четвёртом томе этого издания, вышедшем в 1951 году (см.: [4, т. 4, с. 5—94; с. 105—515]).
9
тиссимо: «Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш...», после чего следует многозначительная ремарка «подскальзывается и чуть-чуть не шлёпнул на пол». Слова «генерал» и его дериваты (генералиссимус, генерал-губернатор) обсуждаются в ходе действия на все лады. Городничий сосредоточенно размышляет о преимуществах военного облика для опознания важного государственного человека: «ещё военный всё-таки кажет из себя». Чиновники у дверей комнаты отдыхающего Хлестакова хотят выглядеть «непременно на военную ногу». И т. п. Военная метафорика, очевидно, выполняет какую-то важную роль в семиотических контекстах комедии. Рассмотрим эту ситуацию.
Итак, несмотря на то, что в действии принимают участие только гражданские и полицейские чины, тема военных чинов звучит постоянно, и номенклатура этих чинов упомянута почти полная (за исключением майоров и прапорщиков)1. Особенное внимание — в соответствии с горизонтами хлестаковского воображения и ранговыми представлениями окружающих Хлестакова людей — уделено высшим военным чинам: генерал, фельдмаршал, генералиссимус.
В императорской России с её отчётливым параллелизмом и даже некоторой конвергентностью гражданских и военных чинов (государственная система имела хоть и в разной степени, но в целом военизированную структуру, а статское чиновное положение можно было почти официально и удобопонятно определить через военное звание, отсюда возможность выражений «статский генерал», «статский полковник», а также красноречивых уточнений — «военный генерал» или «два штатских генерала со звёздами и один военный»2) военный чин воспринимался как нечто иерархически более весомое и, так сказать, первостепенное3. Значительность лица понятнее всего измерялась военным чином и общепринятыми сопоставлениями с ним: генерал, меньше генерала, больше генерала. Отсюда желание гражданского чиновника Ковалёва («Нос») называться майором: «чтобы более при-
1 Военные чины, упомянутые в комедии: солдат («гарниза»), унтер-офицер (унтер-офицерская вдова), поручик, капитан, полковник, генерал, фельдмаршал, генералиссимус.
2 «Статский генерал» (тайный или действительный статский советник) — повсеместно использовавшееся в дореволюционной России выражение (самый известный случай в литературе — «Смерть чиновника» А. П. Чехова), а «статский полковник» (статский или коллежский советник) был обнаружен в очерках И. И. Панаева «Опыт о хлыщах» (1857) и в «Преступлении и наказании» Ф. М. Достоевского. «Военный генерал» и «два штатских генерала со звёздами и один военный» — также из «Опыта о хлыщах». Эти примеры относятся к другой, более поздней эпохе, чем время создания «Ревизора», но табель о рангах с её параллелизмом гражданских и военных чинов и сопутствующие ей языковые привычки появляются еще в XVIII веке. См.: «<Зала> военным и статским генералитетом и прочими чинами была наполнена» («Записки кн. Якова Петровича Шаховского» [2, с. 101]). Подчас встречаются и вовсе странные, с современной точки зрения, выражения, такие как «воинский действительный советник» [13, с. 533] (что попросту означало коллежского советника, служащего в каком-либо военном ведомстве). В обиходной речи, судя по возможному претексту «Ревизора» — комедии Г. Ф. Квитка-Основьяненко «Приезжий из столицы, или Суматоха в уездном городе», встречается выражение «военный чиновник» [8].
3 Один из вящих признаков такой приоритетности военного чина — обычай появления императора на торжественных приёмах и собраниях в гвардейском мундире (Н. М. Карамзин в связи с этим педагогически вопрошал: «для чего императору не являться иногда в торжественных Собраниях дворянства в виде его главы, и не в мундире офицера гвардейского, а в дворянском?» [7, с. 107]).
10
дать себе благородства и веса, он никогда не называл себя коллежским асессором, но всегда маиором». Отсюда манера того же Ковалёва всячески подчеркивать ранговые параллели: «Вон и знакомый ему надворный советник идёт, которого он называл подполковником, особливо, ежели то случалось при посторонних». Отсюда, наконец, сабля, ношение которой было отличительным признаком военного и которую возил с собой коллежский советник Чичиков «для внушения надлежащего страха»1.
При обсуждении неясного статуса Хлестакова военный чин (прежде всего генеральский) играет ключевую роль: «не генерал, а не уступит генералу», «Осип. Барин? да какой он генерал? Мишка. А разве не генерал? Осип. Генерал, да только с другой стороны. Мишка. Что ж это больше или меньше настоящего генерала? Осип. Больше», «думаю, чуть ли не генерал», «генерал-то ему и в подмётки не станет! а когда генерал, то уж разве сам генералиссимус», «весь город принял меня за генерал-губернатора».
Если учесть особую роль «генеральской» образности в фольклоре и в литературе2, то ранг «генерал» проясняется в комедии в значении «очень высокий чин», а его заранговое значение («больше» генерала) —
«чрезвычайно высокий / высочайший чин».
* * *
Образ военного в литературе со времён античности отмечен двумя контрастными характеристиками: героизм и хвастовство. Соответственно, героизмом отмечен эпический и трагический военный, а хвастовством — комический военный. Структурально выражаясь, комический военный — это социальный знак пустой3, инфантильной человеческой формы (ср. подчёркнутость форменного и формального в военной одежде, а также психологически детское, но и серьёзно-карьерное увлече-
1 Сравнение военных и штатских (статских) чинов и в жизни, и в литературе возникало постоянно. Вот пример одного из его классических проявлений: «Уж какое же есть сравнение: военный или штатский? Военный — уж это сейчас видно: и ловкость, и всё, а штатский что? Так какой-то неодушевлённый!» («Свои люди — сочтёмся» [9, с. 46]). Во втором томе «Мёртвых душ» автор не ограничивается саблей и наделяет знающего толк в общежитии Чичикова «ловкостью почти военного человека».
2 Ср. литературное отражение стандартного благопожелания: «дай Бог здоровье вам и генеральский чин» («Горе от ума», [5, т. 1, с. 45]). В первом черновом варианте гоголевской комедии относительно Хлестакова также обсуждался более реалистический чин полковника. От этого обсуждения остался отголосок в окончательном тексте: «что он, полковник?» (вопрос жены городничего).
3 Комизм военного человека в культуре основан на том, что военный вне войны странен во всех отношениях. Он — узаконенное «инкогнито», явление почти чистой (не референтной) знаковой формы, легализация без осмысленного предиката, «пустое разбухание субъективности» (Гегель; цит. по: 14, с. 59—60). Если пользоваться определением В. И. Тюпы, это почти «нулевое „я", не способное к присутствию в мире без маски» [там же, с. 66]. Он подчёркнуто смешон и нелеп у Плавта (Пиргополиник), на грани подчёркнуто серьёзного и подчёркнуто смешного проявляет себя в «Диалогах мёртвых» Лукиана (легендарные полководцы прошлого). На исходе Средних веков и в Новое время это фарсовый персонаж Капитан в комедии дель арте, а также разнообразные фальстафы, портосы и скалозубы — вплоть до карикатурных героев Мака Химана («Трудно быть сержантом») и не менее карикатурных офицеров из фильма «ДМБ». Комичность и сама по себе является следствием разрыва между «ролевой претензией» героя и его подлинной личностью (см.: [14, с. 60]), но в случае с образами военных такой разрыв особенно выразителен, ибо подчёркнут презентационной навязчивостью этой роли (доспехи / мундир, риторика и т. п.).
11
ние военных «выпушками, погончиками, петличками»1, а также хвастовство — то есть наполнение статуса вымышленным содержанием). Носитель этого знака неустанно демонстрирует жизненную активность рассказами о своих подвигах, гиперболическим пьянством, назойливым и подчас авантюрным ухаживанием, нелепыми бретёрскими стычками, швырянием деньгами, заключением вздорных и опасных пари, постоянной игрой в карты или во что-то ещё — так, будто ему нужно доказать вящую подлинность своего ролевого существования.
Хлестаков, не будучи военным, тем не менее проявляет целый ряд традиционных комических черт хвастливого воина античной комедии и маски капитана-фанфарона в итало-французских фарсах (к слову, гоголевского героя отличает хоть и «чистосердечное»2, но всё же подчёркнуто фарсовое, характерологическое поведение3), а также их более поздних исторических воплощений: мотовство, широковещательная демонстрация какого-то особого статуса (например, в сцене с трактирным слугой: «я, брат, не такого рода! со мной не советую»), шумное фантазийное хвастовство (ср. одно из комических наименований хвастливого воина у Плавта — бомбомахид т. е. тот, кто производит много ненужного шума), азартная игра в карты, одновременное ухаживание за матерью и дочерью, склонность к неумеренной выпивке.
В комедии также отражена анекдотическая репутация некоторых военных чинов: поручик, капитан. Повествовательные формулы, связанные с ними, имеют характер анекдотических зачинов и ситуаций: «один поручик пишет к приятелю», «обчистил меня кругом пехотный капитан». Поручики и капитаны (а также ротмистры, подпоручики, штабс-капитаны и штабс-ротмистры, то есть средние и младшие офицерские чины) в русском городском фольклоре и в литературе — игроки, пьяницы, кутилы и волокиты. Эти военные чины самым непосредственным образом связаны со своими комедийными прототипами, вплоть до античных (классицистских, конечно) деталей: «гвардейский поручик требовал непременно, чтобы в глазах виден был Марс» («Портрет»). Среди таких деталей не на последнем месте выдумки и хвастовство: ротмистр русской службы барон Мюнхгаузен тому выразительное свидетельство.
Гоголевский контекст содержит довольно много свидетельств этим анекдотическим репутациям. Анекдотичны поручик Пирогов в «Невском проспекте», штабс-ротмистр Поцелуев и поручик Кувшинников в «Мёртвых душах» (герои рассказов Ноздрёва), некий пьяница капитан в рассказе Плюшкина о соседях, некий поручик, заядлый курильщик, в
1 «Горе от ума».
2 Из замечаний автора для актёров: «Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет».
3 Так возникает в каком-то смысле парадоксальная ситуация: сюжетная неясность статуса Хлестакова для других персонажей (кроме слуги, разумеется) соединена с традиционно хорошей узнаваемостью его маски для зрителя.
12
рассказе Манилова («в нашем полку был поручик, прекраснейший и образованнейший человек, который не выпускал изо рта трубки не только за столом, но даже, с позволения сказать, во всех прочих местах»). Повествователь в «Мёртвых душах» особо отмечает, что на разговоры с дамами «мастера господа поручики, и никак не далее капитанских чинов». История трагикомического капитана Копейкина представляет собой соединение армейского анекдота об офицере-неудачнике, социальной сатиры и романтического сюжета о разбойнике и справедливой мести.
В исключённых сценах и черновых вариантах «Ревизора» такого военного анекдотизма больше, чем в окончательном варианте. Это прежде всего рассказы служаки екатерининской эпохи Растаковского о своей военной службе и в этой же сцене обрывок хлестаковского анекдота о гвардейце «кавалергардского полку». На первый взгляд, все эти анекдотические детали не имеют прямого отношения к основному сюжету, если, конечно, не иметь в виду одного из возможных прототипов Хлестакова — то ли отставного подпоручика, то ли отставного капитана, а также литератора и авантюриста Платона Волкова (см.: [11; 12, с. 145]). Но дело, как нам представляется, вовсе не в прототипах.
Дело заключается в самой постановке вопроса: почему всё же Хлестаков не военный, если его комичность так близка к типу хвастливого военного? В чём заключается «непреложный закон самой строгой необходимости», если пользоваться определением Белинского (см.: [1, с. 129]), этого неполного сближения? Комедийная анекдотичность военного чина и подходила, и не подходила к сюжету «Ревизора». Она вполне подходила характерологически (как фарсовая готовность героя к карьерным имитациям) и не подходила ситуационно: если бы Хлестаков «оказал себя» как военный, то на его счёт гораздо труднее было бы обмануться. Да и появление военного в качестве «чиновника с предписанием» было бы не вполне обычным делом. В этом случае герою в момент вдохновенного вранья пришлось бы выдумывать сложную служебную конкретику, что противоречит духу его свободных карьерных импровизаций и в целом гоголевской концепции этого персонажа как естественного («чистосердечного») носителя некоторых специфических и при этом общечеловеческих свойств («редко кто им не будет хоть раз в жизни»1). Если Хлестаков военный, то адрес гоголевской сатиры существенно сужается.
Таким образом, элементы военного анекдотизма имеют здесь характер дополнительной, как бы подсвечивающей семантики2.
* * *
1 «Отрывок из письма, писанного автором вскоре после первого представлениями „Ревизора" одному литератору».
2 Подобные этой комедийные семантики буквально роятся вокруг героя. Так, одетый «по моде» Хлестаков — выразитель более ранних семантик модного стиля: щёголь, петиметр, франт, фат, хлыщ, вертопрах, господчик, макарони.
13
Ещё В. В. Гиппиус обратил внимание на то, что «Ревизору» и «Мёртвым душам» предшествует своего рода «эскиз» — небольшая повесть «Коляска»1. Её герой, бывший кавалерийский офицер Пифагор Чертокуцкий, оказался одержим бесом хвастовства, на чём и погорел. В его речах хорошо ощутим оттенок хлестаковских гипербол, что, в частности, проявляется в рассказах о неимоверной длине чубуков и столь же неимоверной ёмкости карманов и ящиков «укладистой» коляски. Его подвыпивший сосед по столу в пандан рассказывает о такой «баталии, какой никогда на было». Чертокуцкий играет в карты и вроде бы выигрывает «много, но руками не взял ничего».
Тема хлестаковского поведения в этом «эскизе» содержится как бы в свёрнутом виде, поскольку речь идёт всего лишь об аксессуарах, а не о захватывающей дух карьерной утопии. Важен военный акцент: бывший офицер Чертокуцкий в офицерской компании создаёт образ очень дорогой, почти фантастической по своим свойствам «чрезвычайной» коляски, исходя при этом из каких-то неконтролируемых побуждений, родственных творчеству («нечувствительно», «почти невольно», «как-то так странно случилось»). Военная среда с её постоянной, соответствующей её комической онтологии самовлюблённой самопрезентацией (в «Коляске» это, кроме хвастуна Чертокуцкого, генерал, показывающий недавно купленную гнедую кобылу, и штабс-ротмистр, рассказывающий «довольно свободно и плавно любовные свои приключения») немало способствует такому поведению.
Такая самопрезентация — психологическое ядро, из которого разовьётся хлестаковская карьерная утопия, творчески воспарившая над разными мелочами жизни в соавторстве с целым коллективом добровольных соучастников. И то, что эта утопия распахивается именно в сторону военных чинов — генерал, фельдмаршал, генералиссимус, — также свидетельствует о сильной «военной» примеси в изначальной типологии образа.
Именно в военной тематике хлестаковщина достигает предельного гротеска: «Я не люблю церемонии. Напротив, я даже стараюсь всегда проскользнуть незаметно. Но никак нельзя скрыться, никак нельзя! Только выйду куда-нибудь, уж и говорят: „Вон", говорят, „Иван Александрович идёт!" А один раз меня приняли даже за главнокомандующего, солдаты выскочили из гауптвахты и сделали ружьём. После уже офицер, который мне очень знаком, говорит мне: ну, братец, мы тебя совершенно приняли за главнокомандующего».
1 См.: «Повесть создавалась накануне "Ревизора" и одновременно с первыми подступами к „Мёртвым душам": художественно она тяготеет именно к этим произведениям, играя роль эскиза к большим картинам. Комизм, как и в „Ревизоре", основан здесь на инертности героя, который без обдуманного намерения приглашает к обеду все офицерское общество, затем „как-то так странно" остаётся в городе, играет, пьёт, возвращается и засыпает. Эффектный финал, таким образом, тщательно подготовлен предшествующим психологическим этюдом, в котором закреплён один из элементов хлестаковщины: социальная инертность и неразлучная с ней „лёгкость в мыслях"» [3, с. 113]. Обзор указаний на претекстовую роль «Коляски» по отношению к «Ревизору» см. здесь: [10, с. 18].
14
Так семиотика военных чинов раскрывает особое содержание: это сфера легализованного хвастовства, а также то, что Денис Давыдов определил в своей автобиографии как чередование «застёгнутого» и «распашного образа одежды и жизни», характеризуя себя как «поэта воображения, рассказов и разговоров» [6, с. 14, 17].
Эта семиотика, чья функция постоянно колеблется между означиванием поведения раскованного и комичного. Хлестаков не военный, но густые оттенки анекдотического военного сибаритства и хвастовства характеризуют как его поведение, так и его карьерную утопию.
Список литературы
1. Белинский В. Г. «Горе от ума». Комедия в четырёх действиях, в стихах. Сочинение А. С. Грибоедова: Второе издание С.-П.-бург. 1839 // А. С. Грибоедов в русской критике: сборник статей. М.: Гослитиздат, 1958. С. 111 — 190.
2. Генералитет // Словарь русского языка XVIII века. Выпуск 5. Ленинград: Наука, 1984. С. 101.
3. Гиппиус В. В. От Пушкина до Блока. М.-Л.: Наука, 1966. 348 с.
4. Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений: в 14 т. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1937—1952.
5. Грибоедов А. С. Полное собрание сочинений: в 3 томах. Санкт-Петербург: Нотабене, 1995 — 2006.
6. Давыдов Денис. Военные записки. М.: Воениздат, 1982. 359 с.
7. Карамзин Н. М. Записка о древней и новой России в её политическом и гражданском отношениях. М.: Наука, 1991. 127 с.
8. Квитка-Основьяненко Г. Ф. Приезжий из столицы, или Суматоха в уездном городе / / Международный культурный портал Эксперимент. URL: https: / / md-eksperiment.org/ post/20160526-priezzhij-iz-stolicy-ili-sumatoha-v-uezdnom-gorode (дата обращения: 23.03.2023).
9. Островский А. Н. Полное собрание сочинений: в 18 т. Т. 1. Сочинения. 1843 — 1854. Кострома: Костромаиздат, 2018. 846 с.
10. Падерина Е. Г. Гоголевская пародия на жанр повести («Коляска») / / Известия РАН. Серия литературы и языка. 2021. Т. 80. № 3. С. 5 — 23.
11. Панов В. Ещё о прототипе Хлестакова / / Север. 1970. № 11. С. 120 — 130.
12. Проскурин О. Путешествие Пушкина в Оренбург и генезис комедии «Ревизор»: об одном загадочном эпизоде в биографиях Пушкина и Гоголя / / И время и место: Историко-филологический сборник к шестидесятилетию Александра Львовича Осповата. М.: Новое издательство, 2008. С. 144 — 158.
13. Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII — XX вв. Т. X: Повседневные записки делам князя А. Д. Меншикова 1716 — 1720, 1726 — 1727 гг. М.: Российский фонд культуры; Студия «ТРИТЭ»; Рос. Архив, 2000. 646 с.
14. Теория литературы: в 2 т. Т. 1. Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика / под ред. Н. Д. Тамарченко.. М.: Академия, 2004. 512 с.
* * *
15
Tolstoguzov Pavel N.
MILITARY RANKS IN N. V. GOGOL'S THE GOVERNMENT INSPECTOR: SEMANTICS OF CHARACTEROLOGICAL HIGHLIGHTING
(Sholom-Aleichem Priamursky State University, Birobidzhan, Russia)
The article is devoted to the question of the semantic function of mentioning military ranks in Gogol's comedy The Government Inspector. Military metaphor plays an important role in the semiotic contexts of comedy. Khlestakov, not being a military man, nevertheless shows a number of traditional comic features of the boastful warrior of ancient comedy and the mask of the captain-fanfare in baroque Italian-French farces, as well as their later literary incarnations. Elements of military anecdote in the Inspector have the character of additional, as if highlighting semantics. This is evidenced, in particular, by the parallels with the story The Stroller. Thick shades of military sybaritism and boasting characterize both Khlestakov's behavior and his career utopia.
Keywords: literary prototypes of Khlestakov, boastful warrior, army anecdote, career utopia, rank representations of the Nicholas era.
DOI: 10.24412/2227-1384-2023-251 -9-17
References
1. Belinsky V. G. "Woe from Wit". Comedy in four acts, in verse. The work of A. S. Griboyedov ["Gore ot uma". Komediya v chetyrekh dejstviyah, v stihah. Sochinenie A. S. Griboedova], A. S. Griboedov v russkoj kritike: Sbornik statej, Moscow, Goslitizdat Publ., 1958. pp. 111-190.
2. Generals [Generalitet], Slovar' russkogo yazyka XVIII veka (Dictionary of the Russian language of the XVIII century), vol. 5, Leningrad, Nauka Publ., 1984. p. 101.
3. Gippius V. V. Ot Pushkina do Bloka (From Pushkin to Blok), Moscow, Leningrad, Nauka Publ., 1966. 348 p.
4. Gogol N. V. Polnoe sobranie sochinenij (The Complete Works), in 14 volumes, Moscow, Leningrad, AN SSSR Publ., 1937-1952.
5. Griboyedov A. S. Polnoe sobranie sochinenij (The Complete Works), in 3 volumes), St. Petersburg, Notabene Publ., 1995-2006.
6. Denis Davydov. Voennye zapiski (Military Notes), Moscow, Voenizdat Publ., 1982. 359 p.
7. Karamzin N. M. Zapiska o drevnej i novoj Rossii v ejo politicheskom i grazhdanskom otnosheniyah (A Note on Ancient and New Russia in Its Political and Civil Relations), Moscow, Nauka Publ., 1991. 127 p.
8. Kvitko-Osnovyanenko G. F. A visitor from the capital, or Turmoil in a county town [Priezzhij iz stolicy, ili Sumatoha v uezdnom gorode], Md-Eksperiment. Available at: https: / / md-eksperiment.org/ post/20160526-priezzhij-iz-stolicy-ili-sumatoha-v-uezdnom-gorode (accessed: 03/23/2023).
9. Ostrovsky A. N. Polnoe sobranie sochinenij (The Complete Works), in 18 volumes, vol. 1, Kostroma, Kostromaizdat Publ., 2018. 846 p.
10. Paderina E. G. Gogol's parody of the novel genre ("The Carriage") [Gogolevskaya parodiya na zhanr povesti («Kolyaska»)], Izvestiya RAN, Seriya literatury i yazyka, 2021, vol. 80, no. 3. pp. 5-23.
11. Panov V. More About the Prototype of Khlestakov [Eshche o prototipe Khlestakova], Sever, 1970, no. 11. pp. 120-130.
12. Proskurin O. Pushkin's Journey to Orenburg and the Genesis of the Comedy "The Inspector": about one mysterious episode in the biographies of Pushkin and Gogol [Puteshestvie Pushkina v Orenburg i genezis komedii «Revizor»: ob
16
odnom zagadochnom epizode v biografiyah Pushkina i Gogolya], I vremya i mesto: Istoriko-filologicheskij sbornik k shestidesyatiletiyu Aleksandra L'vovicha Ospovata (And Time and Place: Historical and Philological Collection For the Sixtieth Anniversary of Alexander Lvovich Ospovat), Moscow, Novoe izdatel'stvo Publ., 2008, pp. 144-158.
13. Rossijskij Arhiv: Istoriya Otechestva v svidetel'stvah i dokumentah XVIII —XX vv. T. X: Povsednevnye zapiski delam knyazya A. D. Menshikova 1716 — 1720, 1726 — 1727gg. [Russian Archive: The History of the Fatherland in certificates and documents of the XVIII —XX centuries. Vol. X: Daily notes to the affairs of Prince A. D. Menshikov 1716 — 1720, 1726 — 1727 years]. Moscow, Russian Cultural Foundation; Studio "TRITE"; Ros. Archive Publ., 2000. 646 p.
14. Teoriya literatury. V 2 t. T. 1. Teoriya chudozhestvennogo diskursa. Teoretitcheskaya poetika [Theory of literature. In 2 vols. Vol. 1. Theory of artistic discourse. Theoretical poetics]. Moscow, Academy Publ., 2004. 512 p.
■k -k -k
17
