CC BY
324
ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИТОГИ
_ _ ________ W _ W
«пятидневной воины»
Сергей Минасян
В статье освещаются основные итоги «Пятидневной войны» августа 2008г. между Россией и Грузией и сложившаяся новая политическая ситуация в регионе Южного Кавказа. Анализируется их влияние на политические процессы в зоне карабахского конфликта, в том числе в контексте попыток активизации политики Турции и России на Южном Кавказе в поствоенный период, а также перспектив региональной безопасности и конфликтного урегулирования. Отдельно в статье рассматриваются также военные итоги «Пятидневной войны» применительно к карабахскому конфликту.
Введение
Поздно вечером 7 августа 2008г. грузинская армия начала массовый обстрел из реактивных систем залпового огня (РСЗО), тяжелой артиллерии и минометов столицы Южной Осетии — г.Цхинвал, а также осетинских населенных пунктов практически вдоль всей зоны конфликта [1]. Ударам грузинской армии подверглись также посты и казармы российских и североосетинских миротворцев. Рано утром 8 августа грузинские войска перешли в наступлении на Цхинвал, а также к западу от него в Знаурском районе и далее к северо-западу, в направлении Зарской дороги, а также райцентра Джавы и Джавского ущелья. Грузинское наступление осуществлялось силами 2-й, 3-й и 4-й пехотных бригад, а также ряда подразделений 1-й и 5-й пехотных бригад, отдельного танкового батальона, артиллерийской бригады, частей специального назначения Министерства обороны и МВД Грузии. С воздуха поддержку наступающим грузинским войскам обеспечивали штурмовики Су-25 и ударные вертолеты Ми-24 ВВС Грузии. Так началась «Пятидневная война» в Южной Осетии...
Итоги боевых действий в Южной Осетии, Абхазии и Грузии и последующих политических развитий в зоне конфликта широко известны. Прямое вовле-
53
С.Минасян
21-й ВЕК», № 1 (9), 2009г.
чение российской армии в боевые действия на стороне осетин, открытие «второго фронта» в Абхазии, осуществление «блицкрига наоборот» — в виде вторжения российской армии в пределы собственно Грузии, неожиданно быстрая деморализации и последующее отступление грузинских войск — получили широкое освещение в репортажах мировых СМИ, оценках и заявлениях экспертов, политиков, представителей международных организаций и руководителей ведущих стран мира. И хотя в принципе пока еще рано давать полный и детальный анализ всех военно-политических итогов «Пятидневной войны», однако уже вполне можно извлекать некоторые первоначальные уроки из произошедшего для региона Южного Кавказа.
1. Новый региональный статус-кво
Можно с уверенностью отметить, что сложившаяся после «Пятидневной войны» в регионе ситуация создала на Южном Кавказе как потенциальные возможности и перспективы, так и новые угрозы и вызовы региональной безопасности и стабильному развитию. Вообще, такого рода кризисные ситуации, военные конфликты и форс-мажорные обстоятельства всегда повышают общие ставки в региональной геополитической игре, где степень возможных потерь и приобретений сторон значительно повышаются. И в этом плане общая конфигурация и геополитический расклад внутренних и внешних акторов в регионе весьма напоминает ситуацию на Южном Кавказе начала 1990-х гг.
Очень похоже, что в среднесрочной геополитической перспективе на Южном Кавказе складывается ситуация, когда ослабленная и, возможно, нестабильная после военного поражения Грузия будет пытаться (и, видимо, небезуспешно) получать еще большую политическую и экономическую поддержку Запада, Азербайджан будет пребывать в некотором смятении, проецируя результаты августовских боевых действий на карабахский конфликт, опасаясь реальной угрозы для нефтяных коммуникаций страны и реанимировав реальность для себя «русской угрозы», а Армения будет искать свое место в новой ситуации, стараясь выиграть от региональных политических процессов.
С другой стороны, в регионе ситуативно значительно повысилась роль России, впрочем, находящейся пока в состоянии некоторой неоправданной эйфории. Хотя в краткосрочной и даже в среднесрочной перспективе Россия упрочила свое положение и присутствие на Южном Кавказе — достаточно просто учесть итоги ее войны с Грузией, признание Кремлем независимости Абхазии и Южной Осетии и открытую дислокацию российских военных баз в этих бывших грузинских автономиях. Тем не менее, в долгосрочной перспективе ухудшение отношений с Западом из-за событий августа 2008г. и создание (или вос-
54
<21-й ВЕК», № 1 (9), 2009г.
С.Минасян
становление) нового агрессивного образа Москвы в западном политическом сознании еще приведут к новым серьезным проблемам при реализации российской политики на Южном Кавказе. Россия в настоящее время фактически потеряла возможность каким-то образом политически влиять на Грузию, и, в силу этого, Южный Кавказ для нее в настоящее время практически ограничен рамками границ Южной Осетии и Абхазии (где она фактически на неопределенное время уже закрепилась), а также «площадками» Армении и Азербайджана. Для того, чтобы продолжать вести какую-либо активную политику на Южном Кавказе, Москва может использовать лишь свое влияние на Ереван и Баку, в том числе в рамках той проблемы, которая уже более 20 лет «объединяет» эти конфликтующие страны, — Карабаха.
Возможно, именно в силу осознания этого факта, российское руководство пытается инициировать некий процесс вокруг карабахского мирного урегулирования (в виде создания видимости его эффективного разрешения при посредничестве Москвы). Цель данной российской инициативы — попытка дезавуировать на Западе негативные последствия войны с Грузией и признания Москвой независимости Южной Осетии и Абхазии. Однако вряд ли эти российские инициативы по Карабаху будут успешными в практической плоскости, причем не только в силу внутреннего сопротивления конфликтующих сторон, но и ввиду вполне ожидаемого противодействия этим российским планам со стороны США и ЕС. Можно утверждать, что наглядной иллюстрацией результативности этой российской инициативы по карабахскому урегулированию явились итоги встречи президентов Армении и Азербайджана, состоявшейся именно при посредничестве и при участии президента РФ Дмитрия Медведева 2 ноября 2008г. в Подмосковье. В некотором смысле все указанные действия Москвы являются чуть ли не зеркальным отражением всех предыдущих попыток уже Вашингтона также урегулировать карабахский конфликт вплоть до зимы-лета 2006г. (достигшие своего пика во время встреч президентов Р.Кочаряна и И.Алиева в Рамбуйе и Бухаресте). Однако в данном случае уже не американская или американо-европейская инициативы сталкиваются с противодействием России, а теперь уже США, НАТО и европейские структуры стремились всеми силами торпедировать какие бы то ни было попытки (пусть в реальности и не такие принципиальные) российской стороны вынудить конфликтующие стороны пойти на подписание соглашения, по которому, согласно амбициозным планам Кремля, роль миротворцев, разъединяющих азербайджанскую, армянскую и карабахскую стороны, стали бы выполнять российские войска.
Таким образом, активизация Кремля в карабахском урегулировании преследовала в реальности вполне даже прагматичную, пусть и несколько ограни-
55
С.Минасян
21-й ВЕК», № 1 (9), 2009г.
ченную цель — создание на Западе и в мировом информационном поле некой видимости «конструктивности» действий России, способной не только вести и выигрывать войны на постсоветском пространстве против «малых стран» (как в августе 2008г. против Грузии), но и умеющей урегулировать и главное — контролировать региональные этнополитические конфликты, например, вокруг Нагорного Карабаха или в Приднестровье. Представляется, что теперь в Москве будут считать, что принятой 2 ноября «Декларацией трех президентов» (первого после достигнутого в 1994г. перемирия совместно подписанного документа руководителей Армении и Азербайджана по карабахской проблеме) эта задача решена, а С.Саргсян и И.Алиев — что им удалось, исходя каждый из своих собственных соображений, подыграть в этом Д. Медведеву.
Стабильно проявились в августовском кризисе вокруг Южной Осетии роль и место ЕС: Брюссель пытается занять свою нишу в региональной политике и ищет новые форматы институционализации своего присутствия на Южном Кавказе. Фактически, размещение в буферных зонах вокруг границ Южной Осетии и Абхазии европейских наблюдателей явилось первой серьезной самостоятельной инициативой Евросоюза по проецированию своего политического и отчасти военного потенциала в осуществлении миротворческих операций вне своих границ и без прямой поддержки структур НАТО или же США. Хотя, конечно же, согласование позиций Евросоюза с Североатлантическим альянсом и с Соединенными Штатами по Южному Кавказу происходит в очень плотном режиме.
Несмотря на усилившуюся антироссийскую риторику на Западе, можно говорить о резком снижении вероятности предоставления Грузии в декабре 2008г. Программы действий по членству в НАТО (MAP). Несмотря на все оптимистические заявления грузинских официальных лиц, равно как вполне успешные для Тбилиси итоги конференции стран-доноров по предоставлению пострадавшей от военных действий Грузии финансовой помощи, прошедшей в октябре 2008г. под эгидой ЕС, очевидно, что ряд ключевых западноевропейских членов Североатлантического союза выступают резко против ускоренного членства Грузии (а также Украины) в НАТО.
Турция в изменившихся условиях тоже пытается сыграть свою региональную игру, выдвинув новую инициативу по стабилизации Южного Кавказа. Хотя перспективы осуществимости предложенной Анкарой региональной инициативы несколько пессимистически оцениваются политологами, но это, видимо, один из тех весьма частых в политике случаев, когда сам политический процесс важнее, чем его прогнозируемые результаты. Впрочем, турецкая инициатива заслуживает того, чтобы рассмотреть ее несколько более детально...
На этом фоне пока неясно, насколько изменилась роль Соединенных
56
<21-й ВЕК», № 1 (9), 2009г.
С.Минасян
Штатов в регионе: имеем ли мы дело с ситуативным снижением значимости США после событий в Грузии, и вскоре все возвратится на «круги своя», или же произошедшее является началом более глубоких процессов, которые приведут к изменению места Южного Кавказа в американской политике? Впрочем, эксперты практически единодушны в том, что «ответный удар» Вашингтона на Южном Кавказе наступит уже после первых шагов новой американской администрации Барака Обамы. Тем не менее, не столько от новых лиц в администрации демократов, которые будут заниматься региональными проблемами на Южном Кавказе, но еще более — от глобальных финансовых, экономических и политических развитий в мире зависит то, будут ли активизироваться США на Южном Кавказе, или же смена общих политических приоритетов снизит значимость этого региона в планах Вашингтона. Хотя вряд ли Южный Кавказ в ряду многих более актуальных мировых проблем будет для новой американской администрации иметь столь серьезное значение на фоне внутренних экономических проблем, глобального финансового кризиса и обещаний Б.Обамы начать серьезные изменения внутри самих Соединенных Штатов.
Одним из важнейших региональных итогов августовского конфликта стало значительное повышение оценки рисков Грузии в качестве транзитнокоммуникационной страны, энергетического и транспортного коридора, особенно ввиду прецедента последующего вторжения российских войск на территорию Грузии, захвата и установления контроля над стратегически важными в коммуникационном плане грузинскими населенными пунктами — такими, как порт Поти, города Гори, Сенаки и Хашури. Необратимо пострадал имидж Грузии не только как «маяка демократии» в регионе, но и вообще как адекватной и предсказуемой страны с эффективной системой управления.
С разными временными промежутками во время и после боевых действий в зоне конфликта прекратили функционировать практически все масштабные международные энергетические и коммуникационные проекты, проходящие через территорию Грузии. Встали нефтепроводы «Баку-Тбилиси-Джейхан» и «Баку-Супса», газопровод «Баку-Тбилиси-Эрзерум», не транспортировалась нефть по железнодорожному маршруту «Баку-Батуми», приостановилось на неопределенный период строительство железной дороги «Карс-Ахалкалаки». Казахстан принял решение отказаться от строительства крупного нефтеперерабатывающего завода в районе Батуми. В результате, за август 2008г. Государственная нефтяная компания Азербайджана (ГНКАР) не смогла использовать ни один из этих транспортных маршрутов и фактически не экспортировала нефти за рубеж в течение этого месяца. В свою очередь, в августе 2008г. Азербайджанская международная операционная компания (АМОК) была вынуждена вос-
57
С.Минасян
21-й ВЕК», № 1 (9), 2009г.
пользоваться исключительно нефтепроводом «Баку-Новороссийск» и переориентировать все свои экспортные нефтяные потоки на российский маршрут [2].
Ситуация вокруг Грузии и простой проходящих через эту страну каспийских нефте- и газопроводов также существенно сказались на общей финансовоэкономической ситуации в Азербайджане [3]. С учетом большой зависимости Баку от экспорта нефти и газа, августовские события негативно отразились не только на выполнении государственного бюджета за 2008г., но и внесли существенные коррективы при формировании бюджета страны на следующий год. Более того, усугубление мирового финансового кризиса и резкое падение цен на нефть, практически совпавшие по времени с завершением боевых действий в Грузии, способны создать еще более серьезные проблемы для находящегося на «нефтяной игле» Азербайджана не только в экономической, но и в политической и социальной сферах, а также негативно отразится на процессах дальнейшей исламизации азербайджанского общества [4].
Из основных политических последствий для непосредственных участников военных действий — Грузии, Абхазии, Южной Осетии и России — следует отметить полную ликвидацию грузинонаселенных анклавов в Южной Осетии (Тамарашени, Кехви, Эредви), депортацию местного грузинского населения и установление контроля Цхинвала над всей территории бывшей Юго-осетинской автономной области, в том числе и над Ахалгорским (бывшим Ленингор-ским) районом, который с 1992г. фактически контролировался грузинской администрацией1.
В Абхазии главным итогом скоротечных боевых действий явилось установление полного контроля абхазских властей над территорией всей бывшей Абхазской автономной республики после занятия абхазскими войсками при поддержке российской армии Кодорского ущелья (т.н. Верхней Абхазии).
Тем самым, получив фактическую этническую однородность, Южная Осетия (даже в условиях полного российского политического контроля) в настоящий момент превратилась в реальный этнополитический фактор в регионе Южного Кавказа, значительно усилив параметры обеспечения своей физической безопасности. В свою очередь Абхазия, установив контроль над Кодор-ским ущельем, на долговременную перспективу решила проблемы своего самостоятельного экономического и политического развития.
Вполне естественно, что сложившаяся ситуация «фактического этнического размежевания» в Южной Осетии в обозримом будущем создаст серьезные
1 По данным Международной кризисной группы, основанным на сведениях, представленных Управлением верховного комиссариата ООН по делам беженцев (УВКБ ООН), количество беженцев-грузин, депортированных из Южной Осетии в августе 2008г., составило примерно 15 тыс. человек. См. подробнее: Россия против Грузии: последствия // Европейский доклад №195, International Crisis Group, Тбилиси - Брюссель, 22.08.2008. С.4.
58
<21-й ВЕК», № 1 (9), 2009г.
С.Минасян
препятствия для каких-либо попыток грузинской стороны добиться выгодного для Тбилиси развития событий в Южной Осетии, как, впрочем, и в Абхазии. Возможно, что после определенного периода реабилитации Тбилиси вновь попытается реанимировать проекты «альтернативных правительств Абхазии и Южной Осетии в изгнании», однако теперь они уже действительно будут находиться в изгнании, то есть за пределами всех прежних административных границ этих бывших грузинских автономий.
Ну и, наконец, важнейшее политическое значение не только в региональном масштабе будет иметь юридическое признание 26 августа 2008г. независимости Абхазии и Южной Осетии со стороны России, а также решение Москвы о размещении на территории этих республик российских военных баз и фактическое закрепление сложившейся ситуации путем реализации двух вариантов политического документа «Шести пунктов Медведева-Саркози».
2. Турецкая инициатива по Южному Кавказу
Естественно, что не только страны Южного Кавказа, но и иные региональные и внерегиональные силы стремятся извлечь выгоду из сложившегося нового статус-кво в регионе, пытаясь использовать те возможности, которые сложились в результате военного поражения Грузии, резкого обострения отношений России с Западом, и других сопутствующих региональных процессов.
Одним из основных результатов этого стала новая турецкая политическая инициатива — т.н. «Кавказская платформа», впервые озвученная премьер-министром Турции Р.Эрдоганом в ходе его визита в Москву 12 августа 2008г. Хотя инициатива Анкары начала разрабатываться в общих чертах турецкой стороной еще до начала боевых действий в Южной Осетии, тем не менее, «Пятидневная война» создала для ее выдвижения очень благоприятный региональный фон. Само по себе содержание этой инициативы, формально имеющее целью установление мира и стабильности в кавказском регионе, мало кому известно и в действительности очень похоже на все предыдущие инициативы по некоему установлению региональной стабильности на Кавказе — типа «Кавказского дома» 1990-х гг. или европейской инициативы в виде Пакта стабильности начала 2000-х гг.
Важно другое — путем выдвижения этой инициативы Турция (с согласия Москвы), попыталась начать на Кавказе «свою игру», воспользоваться, возможно пока еще временным, но ощутимым ослаблением позиций США на Кавказе после «Пятидневной войны». При этом, если реакция ЕС относительно турецкой инициативы была в целом скорее положительной, то Вашингтон в начале был более чем удивлен и обеспокоен ею. Хотя впоследствии Анкаре удалось не-
59
С.Минасян
21-й ВЕК», № 1 (9), 2009г.
сколько смягчить подходы Вашингтона к своей инициативе, видимо, гарантировав, что она не преследует целью полное вытеснение США из региона, тем не менее, очевидно, что Турция и Россия попытались всерьез воспользоваться периодом некоторого ослабления американских позиций на Южном Кавказе в своих целях.
В свою очередь, и Армения, и Азербайджан в целом поддержали турецкую инициативу, в то время как Грузия отнеслась к ней более чем настороженно. Позиция Тбилиси была вполне очевидна и понятна, так как турецкая инициатива предполагает широкое участие России, что в контексте недавней российско-грузинской войны более чем нежелательно для Грузии, а с другой стороны — для Тбилиси также нежелательно участвовать в неком региональном процессе, из которого сознательно практически исключаются США.
Впрочем, первоначально в середине августа 2008г. в Баку также несколько настороженно восприняли турецкую инициативу, особенно с учетом ожидавшегося визита президента Турции А.Гюля в Ереван. В Азербайджане всерьез и весьма нервно опасались, что данная турецкая инициатива по формированию общих рамок регионального сотрудничества может поставить под угрозу идею продолжения кампании экономического и коммуникационного «удушения» Армении путем ее блокады как со стороны Азербайджана, так и со стороны Турции. Ведь эта идея еще с начала 1990-х гг. являлась фактически краеугольным камнем политики Азербайджана за все годы его противостояния с Ереваном и Степанакертом [5]. Несмотря на то, что за все это время указанная концепция так и не доказала свою эффективность, подтверждением чего явился бурный двузначный экономический рост Армении в течение последних нескольких лет в условиях «полублокады» со стороны Турции и Азербайджана, тем не менее, в Баку вплоть до последнего времени, видимо, искренне верили в ее действенность и перспективность. Поэтому уже примерно с середины августа 2008г. даже само известие о реальности визита президента Турции в Армению вызывало в информационном и политическом поле Азербайджана негативные настроения, т.к. тем самым подрывало саму концепцию действенности на любом уровне какого-либо открытого турецкого вовлечения в карабахский конфликт на стороне Баку. Однако визиты турецких высших должностных лиц в Баку и их двусторонние консультации с азербайджанскими коллегами несколько изменили подходы руководства Азербайджана и успокоили их. Более того, возможно, что у азербайджанского руководства даже появилась надежда попытаться путем лоббирования через Анкару получить возможность достижения выгодных для себя развитий в карабахском вопросе в рамках именно новой региональной инициативы Турции.
60
<21-й ВЕК», № 1 (9), 2009г.
С.Минасян
Для Армении августовская турецкая инициатива первоначально в целом была приемлемой, особенно в контексте ожидаемого визита президента А.Гюля в Ереван 6 сентября 2008г. Армяно-турецкие отношения стали проявлять положительную тенденцию еще до августовских боевых действий в Южной Осетии (достаточно вспомнить озвученное еще в мае 2008г. и адресованное своему турецкому коллеге приглашение президента Армении С.Саргсяна посетить Ереван и резко активизировавшее армяно-турецкий политический диалог). Тем не менее, проявившиеся в результате этой войны коммуникационные риски Грузии еще более подстегнули интерес уже в первую очередь Анкары к возможности открытия границ с Арменией и использования ее территории в качестве некоего альтернативного транспортного и даже энергетического коридора для Турции. В контексте результатов «Пятидневной войны» и временного прекращения функционирования всех коммуникационных и энергетических проектов, проходящих через Грузию, со стороны ряда турецких экспертов и политиков, даже на уровне главы МИД Турции Али Бабаджана, стали высказываться мнения, что «Армения могла бы стать также альтернативой для прохождения газопровода, идущего на Запад со стороны Каспийского моря по территории Грузии, ставшей ненадежной после российской интервенции» [6]. В целом, можно утверждать, что война в Южной Осетии значительно активизировала, а вернее — реанимировала кавказскую политику Турции. В результате состоялся беспрецедентный визит президента Турции А.Гюля в Ереван 6 сентября 2008г., и в целом перспектива налаживания или нормализации армяно-турецких отношений создает перспективы кардинально новой геополитической ситуации во всем регионе Южного Кавказа. Попутно в ходе событий августа-сентября 2008г. вновь подтвердилось, что в общем формате армяно-турецких отношений карабахская проблематика имеет лишь инструментальное значение и в политических приоритетах Анкары значительно уступает по актуальности вопросу признания Геноцида или же налаживания нормальных отношений с Арменией в контексте амбиций Турции на членство в Евросоюзе.
В то же время, возможно, что в определенном смысле указанная турецкая инициатива может содержать в себе определенные риски и угрозы для Армении. Хотя инициатива была отчасти согласована Ереваном с Москвой (а затем еще и благосклонно воспринята в Вашингтоне и в Брюсселе), у армянской стороны существуют смутные опасения насчет того, что Россия и Турция могут за спиной Армении договориться о неких региональных проектах, в результате которых могут быть поставлены под угрозу интересы Армении. Тем более что существуют прямые исторические аналогии в виде русско-турецких договоренностей 1920-х гг. против Армении и известного Московского договора от 16
61
С.Минасян
21-й ВЕК», № 1 (9), 2009г.
марта 1921г. между большевистской Россией и кемалистской Турцией. Однако нынешний политический контекст в регионе несколько иной: и Турция и Россия, тактически поддерживая совместные политические инициативы на Южном Кавказе, направленные против Вашингтона, тем не менее продолжают оставаться «конкурирующими союзниками» и взаимно опасаются чрезмерного усиления позиций друг друга в регионе. Как отмечают некоторые российские эксперты, «новое положение дел заставляет официальную Анкару искать возможности сосуществования с Россией на фоне ее притязания на роль сильного регионального лидера» [7]. Однако, в свою очередь, и Россия, судя по некоторым признакам, всерьез высказывает негласные опасения, что ускоренное в случае успеха двусторонних переговоров армяно-турецкое потепление может создать объективные предпосылки для снижения российского военно-политического влияния в Армении.
Как уже отмечалось, турецкая инициатива первоначально содержала в себе элементы к вытеснению США и отчасти ЕС из конкретных политических процессов на Кавказе. В частности, это касалось зондирования попыток замены формата Минской группы ОБСЕ по Карабаху неким трехсторонним (Армения, Турция и Азербайджан) или четырехсторонним (с дополнительным привлечением Москвы) переговорным механизмом. Впрочем, этот первоначальный зондаж Анкары оказался весьма поверхностным, т.к. тенденций или особых угроз скорого развала Минской группы уже не следует ожидать, особенно после подписания 2 ноября «Декларации трех президентов», в тексте которой формат сопредседателей Минской группы был вновь четко подтвержден.
Но надо особо отметить, что сама по себе турецкая инициатива не имеет реальных перспектив успешной и долговременной реализации в силу слабости ее основной «стимулирующей» составляющей — попытки оставить «за бортом» региональной процессов Вашингтон и отчасти Брюссель. Несмотря на ситуативное ослабление позиций США и европейских структур в регионе, это абсолютно не значит, что в долговременной перспективе произойдет полное вытеснение Вашингтона и Брюсселя из региональной политики на Южном Кавказе. Представляется, что и в Анкаре это хорошо понимают, но для них важность осуществления данной инициативы заключается в том, что создает возможность для некоего смещения регионального баланса на Южном Кавказе в свою пользу. Аналогичные последствия, но несколько в ином контексте, могут иметь также преднамеренные попытки Турции оставить в стороне от политических процессов на Южном Кавказе также и Иран.
Что же касается возможности достижения декларативно заявленных целей турецкой инициативы, то представляется, что в это вообще мало кто серьезно ве-
62
<21-й ВЕК», № 1 (9), 2009г.
С.Минасян
рит даже в самой Турции. «Кавказская платформа» — это лишь политический ресурс Анкары в довольно конкретный временной промежуток, где сама политическая инициатива намного более важна, чем ее декларативный результат.
3. Изменение политического фона вокруг карабахского конфликта
Другим важным результатом новой геополитической ситуации — скорее даже нового регионального статус-кво — на Южном Кавказе стало изменение общего политического и психологического фона вокруг карабахского конфликта. Претерпело значительную корректировку также восприятие дальнейших процессов вокруг карабахского урегулирования внутри политических элит и обществ конфликтующих сторон. В первую очередь это проявилось в значительном снижении вероятности инициирования боевых действий в Карабахе со стороны Азербайджана и осознании этого факта политической элитой данной страны. На это особо повлияло проецирование азербайджанскими политиками и экспертами результатов неудачной для Грузии — как бывшей метрополии — военной операции по возврату Южной Осетии.
Естественно, первоначально утром 8 августа 2008г. многие в Азербайджане с удовлетворением восприняли известие о начале грузинской армией штурма Цхинвала, воспринимая его как логичный пример для осуществления в последующем аналогичной операции в Нагорном Карабахе. И вообще, надо признать, что одним из важных элементов т.н. «карабахской стратегии» Азербайджана долгое время являлась открытая и публичная угроза возобновить боевые действия в зоне конфликта. Силовой шантаж проявлялся как в заявлениях государственных и политических деятелей Азербайджана самых разных уровней, так и превалирует в настроениях и оценках большей части азербайджанской политической элиты и широкой общественности. Дополнительную аргументацию указанной политики Азербайджана в глазах его руководства и политической элиты добавляли также неоправданно высокие ожидания от роли нефтяного фактора и желания навязать Армении и Нагорному Карабаху экономически изматывающую «спираль» гонки вооружений.
Поэтому вполне естественно, что в информационно-пропагандистском поле Азербайджана эти настроения достигли своего пика именно 8-9 августа 2008г., когда все азербайджанское информационное поле заполнили репортажи и комментарии бакинских экспертов, политологов и даже официальных представителей азербайджанского МИД, активно поддержавших действия грузинского руководства, деловито рассуждавших о неспособности Москвы предпринять что либо против шагов М. Саакашвили и все время подводящих аналогии «к теперь уже скорому началу» Азербайджаном такой же операции по возвраще-
63
С.Минасян
21-й ВЕК», № 1 (9), 2009г.
нию Карабаха [8]. А затем в течение ближайших дней вдруг все стихло.
Практически целых две недели, примерно со второй половины дня 8-го августа, когда окончательно стало ясно, что Россия все же вступила в войну, ни один из высших официальных чинов Азербайджана не выступал с заявлениями или комментариями по поводу военных действий в Грузии. И даже эксперты и политологи молчали или же ограничивались общими словами в своих комментариях по сложившейся ситуации в регионе после шокового исхода «Пятидневной войны».
Августовский «блицкриг наоборот» и неожиданно быстрое поражение армии бывшей «метрополии», т.е. Грузии, вновь решившейся силовым путем вернуть себе отколовшуюся мятежную автономию — Южную Осетию (а в последующем, видимо, и Абхазию), оказали вполне ясное и предсказуемое впечатление в Баку. Аналогии для политической элиты Азербайджана напрашивались более чем зеркальные. Крах самой возможности «украинского прецедента» в Южной Осетии и Абхазии, очевидность полной потери Грузией в среднесрочной перспективы даже надежды на восстановление своей юрисдикции над Сухуми и Цхинвалом, юридическое признание независимости этих бывших советских автономий пусть даже еще только одним влиятельным международным актором, многочисленные жертвы и фактическая деморализация грузинской армии, угроза потери власти в стране командой М. Саакашвили — все эти примеры вряд ли явились желанной перспективой для правительства Ильхама Алиева в случае возобновления боевых действий в зоне карабахского конфликта.
То, что продолжение силового шантажа Армении и Нагорного Карабаха может неожиданно привести к весьма опасным последствиям для самого Азербайджана в случае реального возобновления боевых действий, в самом Баку похоже также успели оценить. Следствием этого явилось радикальное изменение с конца августа 2008г. самой риторики высказываний азербайджанских руководителей относительно перспектив карабахского конфликта — появилась некая «конструктивность» и упоминание необходимости продолжения сторонами мирного переговорного процесса, исчезли обязательные упоминания о скором и неизбежном восстановлении Азербайджаном «конституционного порядка» в Карабахе всеми способами и т.д.
Правда, ко всему этому надо еще добавить резкое усиление за последние два месяца антизападных настроений среди азербайджанской политической элиты и дальнейшее углубление давно уже заметной тенденции исламизации страны, а также подъем прорусской «ориентации» среди части общественности Азербайджана. Но это уже скорее издержки или, вернее, результаты претворения в жизнь «азербайджанского комплементаризма» — ведь дружить с фактиче-
64
<21-й ВЕК», № 1 (9), 2009г.
С.Минасян
ски победившей (пусть и довольно неожиданно для самой себя) в региональной войне Россией все-таки приятнее и безопаснее, чем продолжать выступать против нее на Южном Кавказе в тандеме с еще не пришедшими в себя после августовских событий США и европейскими странами. И это в полной мере показали неудачные для американской стороны итоги блиц-визита вице-президента США Р.Чейни в Баку в начале сентября 2008г. [9]. В еще большей степени это соображение подтвердила подпись Ильхама Алиева под текстом «Декларации трех президентов», принятой 2 ноября 2008г. при посредничестве Москвы и фактически подразумевающей декларативный отказ официального Баку от попыток военного решения карабахского конфликта.
Впрочем, не только осознанием российской угрозы объяснялся такой крен в политической ориентации Азербайджана. В новых условиях Баку оказывается в заведомо невыгодном положении в качестве инициатора возобновления боевых действий в Карабахе. Среди политиков и экспертов, занимающихся проблемами региональной политики и безопасности Южного Кавказа, уже давно существует четкое осознание того, что Армения при любых внешних обстоятельствах всегда будет намного более «прозападной», чем Азербайджан, и одновременно будет восприниматься Москвой как намного более близкий региональный партнер и союзник, чем АР. Тем самым, при любом геополитическом раскладе, гипотетическое начало военной операции против Карабаха и Армении будет воспринято на Западе с большим неудовольствием, чем аналогичная попытка Грузии в Южной Осетии. Одновременно Азербайджан также не сможет получить поддержку со стороны Москвы в борьбе против единственного военно-политического союзника России на Южном Кавказе и члена ОДКБ. Более того, Баку никак не сможет представить на Западе ситуацию в зоне конфликта как прямое столкновение «пророссийской» Армении и «прозападного» Азербайджана. Имеющееся на Западе политическое восприятие Нагорного Карабаха — в условиях отсутствия в зоне карабахского конфликта каких-либо миротворцев или военных баз третьих стран, факта ежегодного предоставления Конгрессом США прямой финансовой помощи Степанакерту, активных контактов карабахских властей и общественности с различными европейскими организациями и структурами и т.д. — абсолютно не похоже на восприятие западными странами Абхазии и тем более Южной Осетии.
Вместе с тем, проводимая официальным Ереваном политика комплемен-таризма за все 17 лет независимости страны привела к тому, что на фоне очень тесного уровня политических контактов с США и европейскими странами у Армении на данный момент есть и реальные союзнические отношения с Россией, и формат ОДКБ. А у России, в свою очередь, есть вполне конкретные обяза-
65
С.Минасян
21-й ВЕК», № 1 (9), 2009г.
тельства перед Арменией в сфере безопасности. Хотя, конечно же, сам факт членства Армении в ОДКБ не означает, что Еревану следует надеяться, что все члены этой военно-политической организации в случае необходимости поддержат его при агрессии со стороны Азербайджана. Вряд ли можно представить себе, что казахский флот на Каспии вдруг появится у берегов Апшерона, или что таджикские пехотинцы будут воевать за Карабах. Но то, что двусторонний формат армяно-российских военно-политических отношений прямо вовлекает Россию в случае возобновления военной фазы карабахского конфликта, не вызывает сомнения даже у самых воинственно настроенных политиков в Баку.
После боевых действий в Южной Осетии значительно повысились и внутриполитические риски для Азербайджана в случае инициирования войны в Карабахе. Поражение в новой войне для Азербайджана будет означать не только окончательную потерю Карабаха. Результатом нового поражения Баку в войне за Карабах может стать падение правящего режима Алиевых, замена всей нынешней политической элиты Азербайджана, разрушение нефтегазового и коммуникационного секторов азербайджанской экономики, а также возможно и иные потери.
4. Военные уроки применительно к карабахскому конфликту
Оценивая первоначальные уроки «Пятидневной войны» в военно-технической сфере, прежде всего надо отметить, что по сравнению со многими недавними локальными войнами и конфликтами, августовские боевые действия в Южной Осетии отличались очень активным использованием тяжелой артиллерии и боевой авиации грузинской и российской сторонами. В частности, операция грузинских сил в Южной Осетии в начальный период характеризовалась необычно массовым применением тяжелой артиллерии, реактивных систем залпового огня (РСЗО), а в первые два дня, вплоть до активного вовлечения российских ВВС, и боевой авиации — модернизированных штурмовиков Су-25. Впрочем, на завершающем этапе действия российской артиллерии и авиации также приобрели очень широкий размах, что в итоге и явилось важнейшей причиной столь быстрой деморализации и разгрома грузинских войск в Южной Осетии.
Ставка грузинского командования на успех в скоротечной дистанционной бесконтактной войне не оправдалась. Массовое применение грузинскими войсками РСЗО в ходе первого огневого налета на Цхинвал и его окрестности в ночь с 7 на 8 августа, конечно же, выглядело весьма эффектно и устрашающе, но с чисто военной точки зрения не решило поставленных задач и не смогло полностью подавить позиции осетинских войск и российских миротворцев в Цхинвале. Более того, несмотря на заявленные осетинскими властями и рос-
66
<21-й ВЕК», № 1 (9), 2009г.
С.Минасян
сийскими СМИ значительные жертвы среди мирного населения, потери от использования РСЗО против жилых кварталов столицы Южной Осетии и окрестных сел в реальности были ниже. Хотя в результате обстрелов грузинскими РСЗО <<Град» и их чешскими аналогами — системами RM-70, Цхинвалу был причинен значительный материальный ущерб, тем не менее, жертвы среди мирного населения и осетинских ополченцев, согласно докладам ряда международных организаций (например, центра «Мемориал» и Human Rights Watch) в реальности оказались на порядок меньшими, чем было объявлено ранее [10].
Впрочем, не вполне эффективное использование 122-мм РСЗО «Град» грузинскими войсками при штурме Цхинвала, возможно, компенсировалось более удачным использованием нескольких систем более мощного калибра (122/160-мм израильских РСЗО GradLAR, а также, возможно, югославских 262-мм «Орканов»). В частности, данные системы, как свидетельствуют очевидцы, использовались при обстреле более удаленных населенных пунктов к северу от Цхинвала, а также при дистанционном минировании и обстрелу коммуникаций в направлении Рокского туннеля и Транскама, с целью затруднения прибытия подкреплений на помощь защитникам осетинской столицы.
Намного более эффективно непосредственно в ходе боев проявила себя ствольная и самоходная артиллерия грузинской армии – 152-мм орудия «Гиацинт-Б», 152-мм САУ «Дана» и 2С3 «Акация», а также дивизион из 6 тяжелых 203-мм САУ «Пион». Они действовали с активным использованием данных от беспилотных летательных объектов (БПЛО) и современных западных систем управления, целеуказания и корректировки огня. В частности, это особенно проявилось в боях со второй половины дня 8 августа и вплоть до 10 августа, когда грузинская тяжелая самоходная артиллерия (совместно с артиллерией и батальонными минометами 2-й и 3-й пехотных бригад) довольно эффективно вела огонь по колоннам пробивающихся к Цхинвалу по объездной Зарской дороге частей 58-й российской армии. Как известно, именно эти колонны наступающий по Зарской дороге 19-й мотострелковой дивизии Северокавказского военного округа, а также участвующие в боях к северу от Цхинвала – в районе Тлиа-кана и высоты Сарабук - подразделения росийских войск понесли самые существенные потери за весь период «Пятидневной войны», в первую очередь именно от действий грузинской артиллерии, огонь которой корректировался БПЛО, отрядами спецназа и т.д.
Довольно эффективно действовала ПВО грузинской армии, оснащенная поставленными из Украины ЗРК «Бук-М1» среднего радиуса действия, а также ЗРК «Оса» и «Оса-АКМ» ближнего радиуса. По не уточненным данным, на вооружении грузинской армии находилось также несколько новых ЗРК ближнего
67
С.Минасян
21-й ВЕК», № 1 (9), 2009г.
радиуса действия Spyder, поставленных Израилем. По самым скромным оценкам, в ходе боев ПВО Грузии сбили не менее 7 самолетов ВВС России, в том числе средний стратегический бомбардировщик Ту-22М3. Но эффективность грузинской ПВО могла бы быть значительно выше, а потери российской авиации — значительно большими, если бы она попыталась бы действовать до последнего дня боев. Однако паника, охватившая грузинскую армию, видимо, не обошла стороной и зенитчиков, иначе российские войска не захватили бы в районе Сенаки в Западной Грузии несколько брошенных грузинской армией пусковых установок ЗРК «Бук-М1» в рабочем состоянии, а группировка российских войск в Южной Осетии — еще несколько грузинских ЗРК «Оса».
По имеющимся данным, российская армия на заключительной фазе боевых действий в Южной Осетии весьма эффективно использовала для ударов по позициям грузинской армии в Южной Осетии РСЗО «Ураган» и тактические ракетные комплексы «Точка-У», а также возможно и РСЗО «Смерч». Именно в результате использования этих систем в сочетании с массовыми бомбо-штурмовыми ударами авиации российская армия нанесла грузинским войскам значительные потери, повлекшие их деморализацию и последующее отступление.
Анализ многих из вышеуказанных аспектов «Пятидневной войны» привлекает особое внимание многих экспертов по проблемам безопасности, занимающихся карабахским конфликтом. Можно уверенно утверждать, что по многим аспектам уроки августовских боев создают почти зеркальные аналогии с военно-политической ситуацией вокруг Нагорного Карабаха, но с другой стороны — наоборот, имеются кардинальные отличия.
Например, сразу же бросается в глаза схожая ситуация в вопросе форсирования милитаризации и ускоренного оснащения своих вооруженных сил обеими странами — бывшими «метрополиями», готовящимися к военному пути разрешения конфликтов со своими бывшими автономиями. Это заметно, в первую очередь, в ускоренных и массовых закупках наступательных вооружений, особенно бронетехники, а также тяжелой и реактивной артиллерии и ракетных систем. В частности, Азербайджан в последнее время особое внимание уделяли закупкам именно различных систем тяжелой артиллерии, РСЗО, и даже оперативно-тактических ракет. Кроме этого, Азербайджан (как и Грузия) в последние годы закупил в Украине 203-миллиметровые тяжелые самоходные гаубицы «Пион» и израильские РСЗО GradLAR. В отличие от Тбилиси, Баку приобрел также модернизированный и более мощный вариант израильской РСЗО Lynx с 300-миллиметровыми ракетами EXTRA[11]. Предполагается наличие на вооружении Азербайджана также 220-мм РСЗО «Ураган», являющихся дальнейшим и несколько более мощным развитием 122-мм систем БМ-21 «Град». Азербайджан также закупил в Украине не имеющие аналогов в настоящее время 300-
68
<21-й ВЕК», № 1 (9), 2009г.
С.Минасян
миллиметровые РСЗО «Смерч», а в России — оперативно-тактические ракетные комплексы «Точка-У». Кроме того, азербайджанские войска, как и грузинская армия, в последнее время приобрели большое количество израильских БПЛО различных типов, что позволяет им более эффективно использовать артиллерийские и ракетные системы в случае ударов по позициям карабахских войск и армянской армии. Особенно ощутимые последствия это будет иметь в случае первого удара азербайджанской артиллерии и ракетных систем по позициям ПВО Армии обороны Нагорного Карабаха.
Как и Грузия, Азербайджан за все последние годы активно увеличивает танковый парк своих вооруженных сил, и опять таки основным его поставщиком является Украина, где с 2003г. Баку закупил десятки танков Т-72. По примеру Тбилиси Баку также принял решение закупить в Украине зенитноракетные комплексы «Бук-М1», видимо учитывая то, что они довольно хорошо зарекомендовали себя в ходе «Пятидневной войны». Согласно подписанному осенью 2008г. контракту на сумму около $336 млн, компания «Укрспецэкспорт» планирует до конца года поставить Азербайджану 46 танков Т-72 и 3 зенитноракетных комплекса «Бук-М1» (ЗРК «Бук-М1» встанут на боевое дежурство только весной 2009г., так как азербайджанские специалисты, которые должны их обслуживать, должны пройти специальное обучение в Украине) [12]. Однако не только Украина активно пополняет танковый парк Азербайджана. По сведениям Регистра ООН по конвенциональным вооружениям, Россия также в 2007г. поставила Баку фактически два батальонных комплекта — 62 танка Т-72, а также 4 ББМ [13].
Несмотря на активное использование сторонами дальнобойной артиллерии1, РСЗО и боевой авиации, «Пятидневная война» в Южной Осетии, как и многие иные локальные конфликты современности, подтвердила, что основной исход боевых действий решается в ближнем контактном бою. Именно от слаженности, технической оснащенности, наличия боевого духа и моральнопсихологической мотивировки небольших подразделений противостоящих сторон зависит исход войны в подобного рода локальных вооруженных конфликтах, особенно если эти конфликты еще и являются этнополитическими1 2. Это в
1 По сведениям грузинских источников, в ходе «Пятидневной войны» одни только 203-мм САУ «Пион» в течение первых 3 дней боев выпустили более 600 снарядов по Цхинвалу и окрестным населенным пунктам, а РСЗО GradLAR израильского производства — свыше 300 ракет. См. подробнее: Аладашвили И. «300 артиллерийских снарядов были выпущенны одновременно, утверждает начальник штаба грузинской артиллерийской бригады» // «Квилис палитра», 25.08.2008 (на груз. яз.).
2 Во многом аналогичная ситуация складывается и в зоне карабахского противостояния. В частности, это подтверждают итоги боя 3-4 марта у села Леонарх Мартакертского района НКР, который явился самым масштабным боевым столкновением на линии противостояния в Карабахе после заключения перемирия в мае 1994г. В ходе этого боя разведывательная рота 703-й бригады азербайджанской армии, воспользовавшись поствыборными событиями в Ереване 1-2 марта 2008г., попыталась провести «разведку боем» карабахских позиций на северо-восточном участке линии фронта, но потерпела неудачу, понеся ощутимые потери.
69
С.Минасян
21-й ВЕК», № 1 (9), 2009г.
полной мере вновь подтвердили боевые действия в Цхинвале 8-10 августа 2008г., когда, несмотря на многократное численное превосходство, грузинские войска так и не смогли окончательно взять под свой контроль столицу Южной Осетии и пробиться к грузинонаселенным анклавам к северу от города — Тама-рашени, Кехви, Курта. По утверждениям главнокомандующего сухопутными войсками России генерала армии В.Болдырева, вплоть до 9 августа 2008г. численное превосходство грузинских войск над российскими частями в зоне конфликта и осетинскими подразделениями было почти десятикратным, да и в дальнейшем группировка российских войск в Южной Осетии была сравнима по численности с грузинскими войсками [14].
Скоротечная «Пятидневная война» в Южной Осетии и операция абхазских сил в Кодорском ущелье показали и то, как важно в современных локальных конфликтах правильное соотношение и верное использование сторонами регулярных частей постоянной готовности и массовых контингентов резервистов. В условиях скоротечности боевых действий обернулась полным провалом массовая мобилизация грузинских резервистов, прошедших минимальную подготовку, мало знакомых с военным делом и театром военных действий. Они не только не повысили боеспособность грузинской армии, а, скорее, наоборот: с одной стороны, массы неподготовленных резервистов перегружали коммуникации грузинских войск, с другой — вскоре начавшаяся среди резервистов паника перекинулась на регулярные войска и местное население в грузинонаселенных анклавах Южной Осетии1. Кроме того, после боев значительная часть стрелкового оружия так и осталась на руках у резервистов и не была возвращена властям, что в перспективе, естественно, будет способствовать криминализации страны.
И наоборот, очень эффективной оказалась мобилизация резервистов в самих непризнанных республиках, обеспечиваемая практически со стопроцентным результатом (с учетом того, что в Абхазии и Южной Осетии, как и в Нагорном Карабахе, резерв формируется на так называемой милиционной основе из числа практически всего мужского населения). Это связано с тем, что у населения непризнанных республик значительно более высокая мотивировка к участию в боевых действиях. Причем в рядах абхазских или осетинских резервистов удельный вес ветеранов и участников боевых действий был несравнимо выше, чем среди необстрелянных молодых грузинских резервистов. Применительно, скажем, к Нагорному Карабаху это означает, что при возобновлении боевых действий у армии обороны НКР будет больше возможностей повысить
1 До сих пор в Грузии не опубликованы данные о потерях среди резервистов в ходе августовских боев 2008г., хотя уже имеются списки погибших военнослужащих Министерства обороны и сотрудников МВД. Это позволяет предположить, что, несмотря на малую эффективность использования резервистов грузинской армией, их потери в ходе боев были весьма значительными.
70
<21-й ВЕК», № 1 (9), 2009г.
С.Минасян
численность своих вооруженных сил боеспособным резервом, чем у Азербайджана. Впрочем, в такой ситуации проблема с призывом резервистов может встать не только перед Азербайджаном, но и перед Арменией.
Технически очень хорошо оснащенная, с первоначально высоким боевым духом грузинская армия уже на исходе третьего-четвертого дня боевых действий в Южной Осетии в основном оказалась деморализованной (за исключением подразделений спецназа и части артиллерии) и не смогла восстановить свою боеспособность за счет призыва новых частей резервистов. С аналогичной ситуацией может столкнуться и азербайджанская армия в Карабахе. Таким образом, с учетом опыта августовских боев, возможность ведения долговременных боевых действий в Карабахе с военной точки зрения для Азербайджана не будет настолько выгодной, как это кажется на первый взгляд.
Другим серьезным уроком как «Пятидневной войны», так и многих последних локальных войн, должна стать переоценка эффективности применения полевых и долговременных фортификационных сооружений, созданных с учетом рельефа местности. Одним из важнейших уроков войны в Ливане 2006г. явилось удачное использование «Хизбаллой» развитой системы фортификационных сооружений, максимально приспособленных для мобильной обороны, вдоль всей южной границы Ливана с Израилем. В результате, летом 2006г. бойцы «Хизбаллы» смогли не только нанести значительный урон противнику, но и существенно задержать его продвижение в глубь Ливана в условиях полного господства израильской авиации и значительного преимущества ЦАХАЛ в артиллерии и бронетехники, не понеся при этом серьезных потерь. В случае же с августовскими боями в Южной Осетии у осетинских частей не было возможности подготовить такого рода фортификационные линии (в силу «шахматного» расположения населенных пунктов со смешанным грузинским и осетинским населением и недостаточной глубины позиций). В силу этого был вполне закономерным быстрый прорыв грузинскими войсками позиций осетинских войск и постов миротворцев к югу от Цхинвала и продвижение в центр города. Если же рассматривать данную ситуацию применительно к Нагорному Карабаху, то абсолютно ясно, что нынешняя линия фронта и существующие фортификационные позиции Армии обороны НКР вдоль всей линии соприкосновения сторон значительно облегчают ведение оборонительных действий карабахской армией, снижают силу первого удара азербайджанских войск и исключают саму возможность осуществления ими «блицкрига». Фортификационные линии абсолютно не являются панацеей в современных локальных конфликтах, но очевидно, что при умелом использовании они значительно усложняют задачи наступающей стороны и дают существенные преимущества обороняющейся.
71
С.Минасян
21-й ВЕК», № 1 (9), 2009г.
Российские военные эксперты объясняют столь неожиданно быструю деморализацию и коллапс грузинской армии в ходе августовских боев 2008г. результатом имеющейся у грузинского военно-политического руководства (наряду с демонстративной самоуверенностью) излишней веры в априори бесспорное превосходство так называемых «западных военных стандартов» над «незападными». Ведь в военной сфере, как и во многих других сферах общественно-политической жизни, «имитационное» и показное наложение «западных стандартов» абсолютно не дает никаких гарантий для их эффективного функционирования. Приводя аналогию с неожиданно быстрым развалом армии Южного Вьетнама в 1975г., эксперты отмечают, что, как и грузинские войска, южновьетнамская армия была хорошо оснащена и вооружена американским оружием, построена и обучена в соответствии с американскими военными стандартами и уставами и под руководством американских военных инструкторов, но в очень короткое время была разгромлена армией Северного Вьетнама, представляющей собой некий гибрид местной специфики полупартизанских формирований с использованием советской и китайской военной организации, тактики и вооружения. «Сами по себе «западные стандарты» военной организации не гарантируют превосходство над «незападными» армиями» [15]. Анализ осуществляемых в азербайджанской армии военных реформ позволяет предположить, что военное руководство Азербайджана так же, по всей видимости, пошло по аналогичному пути декларативного копирования «западных стандартов» вместе с численным наращиваем ВВТ и личного состава вместо реального повышения боеспособности своих вооруженных сил путем глубоких структурных реформ в системе управления, комплектования и кадров. В результате, как подчеркивают эксперты авторитетной Международной кризисной группы (ICG), стереотипно мыслящее военное руководство Азербайджана лишь использует «про-натов-скую» пропаганду и формально имплементирует западные военные стандарты, что не может серьезно сказаться на реальном повышении боеспособности азербайджанской армии [16].
И, наконец, важнейшим именно военным итогом боевых действий стало очередное подтверждение вечного тезиса Клаузевица о том, что любой первоначальный успех в войне бесполезен, если нет ее политической составляющей. Несмотря на значительные недостатки в чисто военной сфере, основные причины поражения грузинской армии в «Пятидневной войне» лежат в политической плоскости. Исход «Пятидневной войны» предопределило то, что возможность быстрого и открытого вовлечения российской армии в боевые действия в Южной Осетии властями Грузии всерьез не рассматривалась. Заместитель министра обороны Грузии Бато Кутелия в одном из интервью даже признал, что вероят-
72
<21-й ВЕК», № 1 (9), 2009г.
С.Минасян
ность открытого военного столкновения с Россией не предусматривалась и была абсолютно неожиданной для военного и политического руководства Грузии [17]. Более того, как подчеркивают западные военные эксперты, грузинское военно-политическое руководство не только всерьез не рассматривало возможность быстрого и прямого вовлечения России в боевые действия, но даже в текстах действующих фундаментальных документов страны в сфере национальной безопасности и обороны, таких как Стратегия национальной безопасности, Военная стратегия и Обзор национальных угроз (National Threat Assessment), прямо отмечалась очень низкая вероятность «открытой военной агрессии против Грузии» [18].
С вовлечением российской армии в боевые действия против Грузии их исход уже не зависел ни от каких факторов внезапности, первоначального технического и психологического превосходства или же уровня боеспособности отдельных подразделений грузинской армии — теперь дело решала обыкновенная арифметика. Как представляется, именно первичность политических обстоятельств (или политических ограничителей) по отношению к любым военным возможностям, даже изначально очень выгодным для одной из сторон, и должна рассматриваться как важнейший военный урок августовской войны 2008г.
Заключение
Таковы основные параметры развития политических процессов и позиций основных мировых центров силы на Южном Кавказе после августовской войны между Россией и Грузией. Можно утверждать, что после «Пятидневной войны» динамика процессов вокруг Карабаха остается в основном прежней, но региональный фон и политические составляющие вокруг вовлеченных в конфликт сторон несколько изменились. Девальвировались также и политические предпосылки для возобновления боевых действий в зоне карабахского конфликта, следовательно — снизились общие военные риски в регионе Южного Кавказа.
Конечно же, вышеуказанные обстоятельства не способны в обозримом будущем снизить общую напряженность в зоне карабахского конфликта или же, например, ликвидировать полностью риск возобновления боевых действий по инициативе Баку (даже на фоне напрашивающейся аналогии с неприятными для другой бывшей «метрополии» итогами войны в Южной Осетии или же на фоне подписания 2 ноября 2008г. Ильхамом Алиевым своеобразного «Пакта о ненападении» в виде «Декларации трех президентов»). Естественное и неизбежное состояние реваншизма азербайджанской политической элиты, как показывает мировой опыт, может сохраняться в течение долгого времени. Как указывал в свое время немецкий военный классик Карл фон Клаузевиц, поражение в войне практически никогда не рассматривается потерпевшей стороной как аб-
73
С.Минасян
21-й ВЕК», № 1 (9), 2009г.
солютная и окончательная реальность, «ибо побежденная страна часто видит в нем лишь преходящее зло, которое может быть исправлено в будущем последующими политическими отношениями» [19]. Равно как и изменение регионального политического фона не в пользу проигравшей страны также не всегда снижает остроту восприятия конфликта или же усиливает в ней «миротворческие» настроения.
Временной фактор, тем не менее, играет определенную роль в деактуализации радикальных настроений в обществах стран, находящихся в состоянии конфликта с соседями. Радикализм проигравшей в локальном этнополитическом конфликте стороны может ослабнуть лишь тогда, когда у нее пропадет внутренняя надежда вновь выиграть у победителя. В исторической перспективе это может быть результатом или значительного усиления потенциала победителя над проигравшим за все время после победы и осознанием нереальности реванша, или же повторным или многократным поражением страны-реваншиста. Еще более существенным фактором является динамика внешнеполитического фона и корректировка подходов ведущих мировых и региональных игроков или же изменение существующего статус-кво в данном регионе. Впрочем, последнее обстоятельство — изменение или скорее формирование совершенно нового статус-кво на Южном Кавказе после «Пятидневной войны» — уже произошло и стало политической реальностью.
Ноябрь, 2008г.
Источники и литература
1. Авалиани Д, Букия С., Цхурбаев А, де Ваал Т., Как началась война в Грузии // IWPR CRS, №456 (www.iwpr.net), 27.08.2008.
2. Мишин В., Плата за форс-мажор: упущенная выгода и убытки Азербайджана и Грузии в августе 2008 года превысили миллиард долларов // НГ-Энергия, 14.10.2008.
3. Простой нефтепровода Баку – Джейхан и каспийских нефтянных платформ сказался на банковском секторе Азербайджана // www.regnum.ru, 29.09.2008.
4. См. подробнее: Минасян С. Нефтяной фактор в карабахской стратегии Азербайджана: «ресурс» или «проклятие»? // www.noravank.am/ru/?page=analitics&nid=1118,
25.04.2008.
5. См. подробнее: Минасян С. Особенности «карабахской стратегии» Азербайджана: политика «периферийных действий», нефтяные ресурсы и гонка вооружений // 21й Век, № 2 (8), 2008.
6. Армения в турецкой схеме – альтернативный Грузии маршрут прокачки азербайджанской нефти: Али Бабаджан // www.regnum.ru, 08.09.2008.
7. Охрименок И.В, Турция и кризис на Кавказе: некоторые политические и экономические аспекты // www.iimes.ru, 19.10.2008.
8. Гулиев Э, Браво Грузия, или как нам отныне называть Россию? // Day.az,
74
<21-й ВЕК», № 1 (9) 2009г.
С.Минасян
09.08.2008.
9. Габуев А, Соловьев В., Мустафаев Р, Двали Г., Дик Чейни ошибся Каспием: Ильхам Алиев не торопится поддержать проект Nabucco // Коммерсантъ, №159 (3976),
05.09.2008.
10. Правозащитники не смогли установить точное число погибших мирных жителей в Южной Осетии // www.rian.ru, 11.09.2008.
11. Крупные поставки израильского оружия в страны СНГ // Военный вестник Израиля, №13, 24.08.2008.
12. Украина поставит Азербайджану очередную партию оружия // http:// azertopnews.3dn.ru/news/2008-10-09-476.
13. http://disarmament.un.org/UN_REGISTER.nsf.
14. Броня. Огонь. Маневр. На вопросы «Красной звезды» отвечает главнокомандующий сухопутными войсками генерал армии Владимир Болдырев // Красная звезда,
30.09.2008.
15. Barabanov M, The August War between Russia and Georgia // Moscow Defense Brief, №3 (13), 2008, p. 11.
16. Azerbaijan: Defence Sector Management and Reform // Europe Policy Briefing №50, International Crisis Group, 29.10.2008, p.10.
17. Cienski J, Tbilisi Admits Misjudging Russia // Financial Times, 21.08.2008.
18. Giragosian R, Georgian Planning Flaws Led to Campaign Failure // Jane’s Defence Weekly, 15.08.2008.
19. Клаузевиц К, О войне. М. - СПб, 2007, с. 27.
MILITARY-POLITICAL CONSEQUENCES OF “FIVE-DAY WAR»
Sergey Mhiasyan
Resume
In the article are elucidated the main consequences of “Five-day war” in August 2008 between Russia and Georgia and the new political situation in the South Caucasian region. Here is analyzed their influence on political processes in the Karabakh conflict zone as well as in the context of attempts activating policy carried out by Turkey and Russia in the post-war period, as well as perspectives of regional security and conflict settlement. In the article it is also spoken about military consequences of “Five-day war” in conformity with the Karabakh conflict.
75
