CC BY
17
ВОЕННО-КАНТОННЫЕ СУДЕБНЫЕ ОРГАНЫ В БАШКИРСКОМ КРАЕ
Специфика управления краем, а именно кантон-ная система, в первой половине XIX в. оказывала значительное влияние и на судебные органы. Суд, призванный вершить правосудие, оказался весьма выгодным и порой незаменимым инструментом в руках «опекунов» Башкирии. Однако необходимо признать, что некоторые проекты и принципы судебных реформ исследуемого периода представляются «несвоевременно» прогрессивными, поэтому заслуживают реконструкции неконцептуализи-рованных фрагментов и особенностей судебной системы. Кроме того, необходима комплексная, систематизированная историко-правовая рефлексия судебных реформ в целом.
В далеком и сравнительно недавнем прошлом исследователи были склонны рисовать картину судебной системы дореволюционной Башкирии в мрачных тонах. Крайне негативное отношение исследователей XX в. было спровоцировано исторической дихотомией «дореволюционное - постреволюционное», когда любые проявления царского режима, даже наиболее радикальные и прогрессивные, воспринимались бескомпромиссно и были обречены безапелляционной критике.
Идеология непризнания всего «антибольшевистского» привела к однобокости и необъективности большинства исследований, к недооценке наиболее развитых форм взаимодействия и принципов организации дореформенных судебных учреждений как в Башкирии, так и в России в целом.
С целью исправления «ошибок» старой школы историко-правовой литературы необходимо реля-тивизировать дореформенные органы правосудия с проблемами организации и деятельности учреждений государственного управления, поскольку судебные институты продолжали существование под игом «традиционного» феодального права [I]. Детальный анализ первоисточников будет способствовать устранению заблуждений исторического характера, составлению наиболее объективной картины правосудия XIX в.
В контексте теоретического описания судебной системы Башкортостана особого внимания заслуживает тот факт, что суд в целом находился в непосредственном подчинении у административной власти. Эклектичность, отличавшая башкирский суд от судебной системы России в целом, заключалась в том, что, помимо распределения подсудности между специальными военно-кантонны-ми и общими гражданскими судами, некоторые гражданские дела относились к компетенции местных (башкирских) и шариатских судов.
Иерархически военно-кантонная судебная система подразделялась на военно-административные судебные органы и военные суды.
ГИБАДАТОВ Урал Ишдавлетович,
кандидат юридических наук, доцент Башкирского государственного
университета
Военно-административные судебные учреждения объединяли институты кантонного управления, которые были наделены не только судебной, но и военной и административно-полицейской властью. Аналогичной властью обладали юртовые (волостные) старшины, кантонные начальники, попечители округов, командующий Башкиро-мещерякс-ким войском и военный губернатор, причем их влияние распространялось не только на военное, но и гражданское население: данные учреждения практически заменили все гражданские институты администрации и суда, которые были основаны в 1775 г. согласно «Учреждению для управления губернией».
Так, судебную власть юртовых старшин можно было сопоставить с властью нижних расправ, в то время как полномочия кантонных начальников перекликались с компетенцией становых приставов. Кроме того, власть командующего Башкиро-мещерякским войском примерно соответствовала власти уездного суда, а генерал-губернатора края - палат уголовного и гражданского суда. Что касается военнообязанных башкир и мишарей, то командующий Башкиро-мещерякским войском выполнял одновременно и роль начальника регулярной дивизии; генерал-губернатор края, в свою очередь, был наделен властью командира отдельного корпуса.
Военные суды состояли из временных или постоянных судебных комиссий в городах, крепостях, войсковых частях и линейных батальонах края; кроме того, статусом военного суда обладали ор-донанс-гаузы, Оренбургский и Уральский войсковые суды. Военные суды возглаляли презусы или
обер-аудиторы, в непосредственном подчинении у которых находились несколько кадровый офицеров. Военные судебные учреждения считались судами первой инстанции.
Подтверждения или апелляции вынесенных вердиктов могли осуществляться: военным губернатором края на правах главнокомандующего армией; командующим Башкиро-мещерякским войском на правах начальника дивизии; генерал-ауди-ториатом или аудиториатским департаментом военного министерства, представлявшим собой высшую инстанцию по конфирмации и апелляции вердиктов военных судов; самим императором (однако судебные разбирательства военного характера Башкирского края редко получали гласность на императорском уровне; чаще их старались решать «на местах»).
Отдаленность Башкирии от центральных губерний являлась благоприятнейшей почвой для всякого рода бесчинств среди начальства; однако полноправным хозяином края был не кто иной, как Оренбургский военный губернатор, которому одновременно принадлежали все высшие военные и гражданские посты, а именно: главного начальника края (ему был подчинен гражданский губернатор); наказного атамана Оренбургского и Уральского казачьих войск; командующего Башкирским иррегулярным войском (до 1834 г.); верховного правителя казахов.
Военный губернатор края обладал правом окончательной конфирмации смертных приговоров, вердиктов о лишении чинов и званий не только губернских чиновников, но и начальников кантонов и юрт, которык по причине «дурного поведения» ожидали относительно суровые наказания вплоть до ссыш-ки в Сибирь на постоянное поселение. Таким образом, военный губернатор постепенно становился «грозой» всего края.
Несмотря на предвзятость В.И. Ленина по отношению к дореволюционному суду, в его высказывании относительно губернатора проявляется некая доля справедливости, поскольку тот в действительности был «настоящим сатрапом, от милости которого зависело существование любого учреждения и даже любого лица во «вверенной губернии» [2. С. 280]. Этот «полновластный хозяин» зачастую брал на себя функции законодательной власти, выступая якобы под эгидой самого императора и приписывая себе практически неограниченные полномочия. От имени государства он выступил и 30 марта 1800 г., когда отдал распоряжение передать все уголовные дела башкир и мишарей из-под юрисдикции гражданских судов в подсудность военно-судебных учреждений. Дела по «ссорам» и мелким правонарушениям переходили в подсудность военно-административных органов и должностных лиц кантонов и юрт. Граж-
данский губернатор, постепенно лишающийся судебных прерогатив, решает выступить с протестом. В его докладе дается подробное описание незаконных действий военного губернатора H.H. Бах-метева, который отдал приказ «всем уездным судам отныне и впредь дела башкирские и меще-рякские по преступлениям и ссорам, кроме дел тяжебных по землям, яко о людях... представлять для конфирмации по военному процессу и артикулам прямо к нему». Военный губернатор объяснил свой поступок тем, что в гражданских судах «процветает волокита, некоторые (дела.- У.Г.) остаются около 5 лет в нерешении» [3. С. 580], что якобы приводит к изнурению и истощению подсудимых и заключенных. Этим заявлением ему удается нанести серьезный удар по авторитету гражданского губернатора: Указом Комитета Министров от 26 февраля 1864 г. «О осуждении военным судом находящихся в Оренбургском крае отставных казаков уральских и оренбургских, калмык, тептярей, башкир и мещеряков» [4] принимается решение о передаче всех вышеназванных лиц (кроме лиц женского пола) под юрисдикцию военных судов. Однако не только неэффективность гражданских судов становится причиной такого перевода. Указ объясняет такую меру необходимостью пресечь не только воровство среди коренных жителей, но и «бродяжество, разбои, грабежи, укрывательство беглых и других преступников» [5], что постепенно приобретает практически массовый характер, а «все усилия к пресечению сего зла обыкновенными мерами остаются безуспешны; ибо множество сего рода дел, занимая присутственные места, лишают возможности решать их в скорости» [6]. В связи с этим военный губернатор края В.А. Перовский выступил с инициативой о распространении действия Указа 1832 г. в отношении представителей всех военно-служилых сословий. Впредь все военные за любые «роды преступлений» подлежали военному суду, а приговоры выносились военными судами по принципу «закон, ухудшающий положение виновного, обратной силы не имеет». Право конфирмации вердикта принадлежало оренбургскому военному губернатору.
Этим власти признали чрезвычайную загруженность и медлительность гражданских судов. Несостоятельность гражданских судов также прослеживается в том, что «обвиняемые, утончаясь в искусстве запутывать дела и зная, что недостаток улик и собственного признания нередко служит к оставлению их без наказания, почти явно тем посмеиваются слабости судопроизводства; притом же запутываются сами в дела и запутывают других, дабы, пользуясь воспрещением отлучки от жилищ своих, на случай спроса их, освободиться от очередной службы, обращающейся сие в тягость тем, которые хорошего поведения» [7].
Кроме того, в связи с необходимостью незамедлительного решения дел, в случае перегруженности военных судов по месту жительства Указом было предусмотрено проводить судебные разбирательства в любом из постоянных военных судов (в Оренбурге, Верхнеуральске, Троицке), а также разрешать собирать временные военно-судные комиссии. Позднее даже гражданско-исковые дела башкир и мишарей изымаются из-под юрисдикции гражданских судов Башкирии. Таким образом, военный губернатор предопределял исход всей судебной системы Башкирского края, в которой вплоть до отмены кантонного управления все уголовные и доминирующая часть гражданских дел местного населения рассматривались только в военно-судебных и военно-административных учреждениях.
Подробнее следует охарактеризовать лиц, на которых распространялись военно-административные суды. В первую очередь, к ним относилось казачье войско Оренбуржья. Оренбургские казаки представляли собой вольные казачьи общины, образовавшиеся из беглых крестьян в конце XV -начале XVI вв. Постепенно правительство начало привлекать казаков для охраны юго-восточных границ. В 1748 г. была введена постоянная организация Яицкого казачьего войска, разделенного на 7 полков. Несмотря на то, что государство осуществляло финансирование данного сословия, положение казачества ухудшалось из года в год. После очередной череды восстаний правительством было принято решение провести реформирование данного сословия.
В 20-е годы было принято решение по разработке нового проекта, касающегося статуса военно-служилых казаков, порядка их службы и административного устройства казачьих территорий. Проект предполагал и улучшение материально-административного положения, поскольку, по словам военного губернатора П.К. Эссена, «при неимении земель войско приходит час от часу к беднейшему состоянию, расстройству войска служит и то, что казаки, находясь дома, подчиняются земской полиции, несут все повинности как государственные крестьяне, что не соответствует званию военнослужащего» [8].
Существенное реформирование оренбургского казачества произошло лишь в 1840 г. Власти, заинтересованные в надежной охране границ на юго-востоке, начали постепенно увеличивать состав войска. Так, к нему присоединились отставные и белопахотные солдаты, нижние чины четырех оренбургских линейных батальонов, государственные крестьяне, башкиры, татары и мишари прилиней-ных волостей. В результате реформы была упразднена самостоятельная деятельность Ставропольского Калмыцкого войска [9]. Что касается орен-
бургского казачества, то управление им теперь осуществлял войсковой наказной атаман, который, в свою очередь, подчинялся военному губернатору. Оренбургскому казачьему войску был присвоен статус административно-территориальной единицы. Кроме того, в казачестве появились сословные судебные органы. Вот как характеризует судебную иерархию исследователь В.А. Воропанов [10]: «Согласно «Положению», войсковому правлению были предоставлены права губернского правления. Подобно иным, казачье сословие Оренбургской губернии обрело сословные судебные органы. Гражданские экспедиции войскового и полкового уровней, принимавшие к рассмотрению гражданские иски на казаков, дополнили общую систему сословных судов губернии. На третий стол войскового правления возлагались функции «какие определены законом для губернских палат гражданского суда». Соответственно, третьему столу в структуре полкового звена управления войском вручались полномочия, установленные законом для уездных судов. Станичные судьи с ограниченной компетенцией завершали судебную подсистему, действующую для войсковых обывателей» [11].
Формирование в 1798 г. Башкиро-мещерякско-го войска было, скорее, шагом вынужденным: перевод башкир в податное сословие был чреват очередными восстаниями и народными волнениями. Что касается исследуемой нами судебной системы войска, то в отличие от казачьих войск, суду которых были присущи элементы гражданского суда, башкиры и мишари имели право судиться только в военных судах [12].
Устройство военных судов соответствовало органам военного правосудия при регулярных частях. Надзор за военным судом осуществляли войсковые атаманы из презуса штаб-офицерского чина. В помощь им определялись четыре асессора, которые избирались на три года, и один аудитор [13]. Атаман давал предписания по началу су-дебно-следственного процесса. Военно-судная часть «состояла в ведомстве третьего стола войскового дежурства, собиравшего необходимые законы и постановления, ведшего списки о служащих и неслужащих чинах, находящихся под следствием судом или оштрафованных» [10]. В обязанности стола входили делопроизводство, содействие военно-судным комиссиям, организация следствия, всякого рода переписка, подготовка дел с вынесенными приговорами для конфирмации атамана, исполнение подтвержденных приговоров [14]. Кроме того, с 1834 г. создавались временные военно-судные комиссии как для регулярных, так и для иррегулярных войск, деятельность которых осуществлялась временными аудиторами [15]. Временные военно-судные комиссии рассматривали дела оренбургского казачества и Башкиро-ме-щерякского войска [16].
Еще одной инстанцией, осуществляющей судеб-но-следственную деятельность, была Оренбургская пограничная комиссия, рассматривающая дела казахов, киргиз-кайсаков и пр. [17].
Одним словом, на практике деятельность военных и военно-административных судов оказывается весьма эффективной в процессе «облагораживания» Башкирии. Однако, жесткий кантонный режим, как нельзя лучше усмиряющий башкир-бунтарей, порождает и много судебных разбирательств, с которыми военно-административные учреждения перестают справляться. В этой связи в 1835 г. вводится новая инстанция - институт попечительства [18], призванная следить «за народом как в отношении нравственном, так и равно в хозяйственном и полицейском» [19], т.е. сообщать начальству о нарушениях закона и обеспечивать выполнение постановлений и приказов. Всего по-печительств было образовано 6, к которым относились 17 кантонов Башкиро-мещерякского войска. Попечители также следили за деятельностью старшин и кантонных начальников. Поскольку они обладали широкими полномочиями, имели права в случае необходимости удалять башкир из общества. Во главе органа попечительства назначались штабс-офицеры, которые находились в непосредственном подчинении у командующего войском.
Тем не менее, несмотря на различные меры по усилению надзора за краем, имперским властям практически не удается снизить уровень преступности, особенно конокрадства: коренные жители ухищряются воровать лошадей «из самых даже жилищ скота», поскольку именно лошади, употребляемые «башкирцами и мещеряками в пищу», и составляют «главный их промысел и что к искоренению зла сего обыкновенные меры расправы недостаточны по утонченности, с какою люди сии умеют скрывать проступки свои» [7]. В связи с этим делается попытка составить список подозреваемых, которых набирается 196 человек. Ввиду отсутствия доказательств так и не удается взять их под стражу, но принимается решение предоставить «обществам просить об удалении их из жительства, основываясь в сем на указах 1808 и 1817 г., коими исправление нравственности поселян предоставлено независимо от судебных мест самим обществам» [7]. В 1834 г., по просьбе Оренбургского генерал-губернатора [20] и в целях пресечения склонности «инородцев» к воровству [21], принимается решение об учреждении еще одного отделения войскового суда в Уфе. Вводятся в действие и новые правила: теперь, согласно Указу от 26 февраля 1834 г. [22], башкиры и другие «инородцы» по всем уголовным делам судятся не по месту совершения преступления, а в любом из постоянных войсковых судов «на выбор» в городах Уфе, Оренбурге и даже Уральске: «Уральскому
военному суду подлежат на том же основании преступления всех находящихся в Оренбургском крае отставных казаков уральских и оренбургских, калмыков, тептярей, башкирцев и мещеряков (кроме лиц женского пола)». Все это неизбежно ведет к социально-этнической стратификации: русское население края оказывается более привилегированным по сравнению с коренными жителями. Позднее учреждаются дополнительные военные суды при Уральской, Оренбургской и Орской крепостях. Таким образом, помимо кантонных начальников, которые не переставали вершить «свой суд» над местным населением, на 595 006 человек начинает действовать целый круг судебных учреждений [23]. Но для губернатора края это кажется недостаточным, и в 1838 г. он просит увеличить штат управления кантона в два раза и прибавить еще 12 стряпчих. Эту необходимость объясняет тем, что «в год вся перепись составляет 10 тыс. писем, каждый попечитель кантона ведет по 100 дел, не успевая заботиться об отчетах и пресекать злоупотребления», а увеличение штата вдвое будет обеспечивать, по словам губернатора, надзор «за законностью всех чиновников кантона» [24].
Все меры генерал-губернатора по усилению надзора за местным населением не проходят даром: Башкирский край становится, наряду с Сибирью, местом ссылки как политических заключенных, так и уголовных преступников [25]. Этому также способствуют отдаленность края от центра, малонаселенность, тяжелые условия жизни, что является привлекательным для любой каторги. А возможность легкого надзора за узниками делает это место просто идеальным для целей подобного рода [26. С. 77; 27. С. 135].
Тем не менее, несмотря ни на какие действия по усмирению, умиротворению коренных жителей, последние оставались по-прежнему верными нормам обычного права, постоянно нарушая принципы позитивного права и тем самым полностью игнорируя его. Вполне вероятно, что это было своего рода проявлением «непонимания» имперского законодательства. Об этом свидетельствуют и архивные данные: из 66 восстаний, которые произошли в России в 1850-1859 гг., 18 приходилось на Уфимскую губернию [28].
В совокупности эти обстоятельства вызвали необходимость развития в крае более мобильных судебных органов. Это предполагалось осуществить в лице аудиторов, которые могли бы проводить следствие и разрешение дел и осуществлять ревизионные и следственные функции. Институт аудиторов в Российской империи был учрежден еще в 1805 г. для проверки всех решений военных судов [29]. Так, 2 июля 1849 г. был издан Указ «О назначении в штат войска обер-аудитора с помощником и 4 писарями» [30. С. 392], которые, однако,
приступили к деятельности лишь 15 июня 1851 г. [31] Их компетенция распространяется на все следствие и судебные дела в Башкиро-мещерякском войске. Со временем возникает необходимость увеличения штата аудиторов: в 1853 г. к ним присоединяется еще один аудитор [43], а на следующий год происходит увеличение аудиторской части еще на одного обер-аудитора и трех аудиторов [44]. Однако данный шаг оказывается малоэффективным: к 1 июля 1857 г. количество нерешенных дел в Баш-киро-мещерякском войске достигает 4109 [32].
В связи с этим в июле 1857 г. губернатор обращается с ходатайством в военное министерство об учреждении временного отделения аудиторов для решения накопившихся дел. С согласия военного министерства 28 октября 1858 г. учреждается Временное отделение в количестве двух обер-аудиторов и шести аудиторов сроком на 2 года; им передается на рассмотрение 3830 незаконченных дел [33].
Несмотря на то, что работа их протекает медленно из-за обширности территории губернии и потери многих доказательств, к 1 мая 1860 г. во Временном отделении остается всего 896 нерешенных дел, в то время как в Постоянном отделении -10 046 [34]. В связи с этим по инициативе военного министерства Временное аудиторское отделение передается в постоянное аудиторское ведомство при Башкиро-мещерякском войске. Эффективность
деятельности аудиторов в течение 9 лет отражена в таблице.
Данные таблицы наглядно показывают, что, несмотря на уменьшение количества поступающих дел с 1851 по 1860 год, остаток нерешенных дел к концу года увеличивается, что позволяет сделать вывод о том, что с введением института аудиторов положение дел существенно не меняется. Более того, среди коренных народов в эти годы усиливается воровство (в частности, конокрадство), а деятельность военных судов по усилению военного надзора оказывается малоэффективной ввиду кочевого образа жизни населения.
Тем не менее с введением жесткого военно-полицейского управления в Башкирии губернским властям практически удалось заменить родопле-менную волостную структуру новой - кантонной -системой, ослабив тем самым традиционную военно-политическую организацию башкир. Данному обстоятельству также способствовало привлечение представителей башкирской элиты на престижные должности кантонных начальников. Это неизбежно отразилось на сплоченности народа, ведь самые «светлые умы» башкир выступили против существующей системы государственного управления. Тем не менее губернским властям в некоторой степени все же удалось добиться от коренного населения подчинения правопорядку Российской империи.
Таблица
Деятельность аудиторов Башкиро-мещерякского войска в 1851-1860 гг.
Год Осталось дел В течение года поступило Из них решено и убыло К январю следующего года осталось
Суд. След. Судных След. Судных След. Судных След.
1851 - - 100 3822 96 188 4 3634
1852 - 3634 104 1850 161 736 7 3748
1853 - 3748 232 2031 223 1761 16 4018
1854 16 4018 213 1753 225 1472 4 4029
1855 - 4029 228 1680 225 1733 7 4156
1856 - 4156 197 1796 187 1646 17 4306
1857 17 4306 140 1405 141 1746 16 3965
1858 16 3965 131 1604 125 5008 22 561
1859 22 561 191 1485 213 883 - 1163
I860 - 1663 187 1449 177 1349 10 1263
Таблица составлена по: ЦГИА РБ. Ф. И - 2. On. I. Д. 10584. Л. 43.
Литература и источники
1. Дмитриев Ф.М. История судебных инстанций и гражданского апелляционного судопроизводства от Судебника до Учреждений о губерниях. М., 1859.
2. ЛенинВ.И. Полн. собр. соч. Т. 5.
Q. Материалы по истории БАССР. М., I960. Т. 5.
4. ПСЗ. Собр. 2. Т. IX. № 6852.
5. ПСЗ. Собр. 2. Т. IX. № 6852.
6. ПСЗ. Собр. 2. Т. IX. № 6852.
7. Законы Российской империи о башкирах, мишарях, тептярях и бобылях /Сост. Ф.Х. Гумеров. Уфа, 1999.
8. Цит. по: АбрамовскийА.П., КобзовB.C. Оренбургское казачество в трех веках. Челябинск, 1999.
9. История Башкортостана с древнейших времен до 60-х гг. XIX века. Уфа, 1996.
10. Воропанов В.А. Сословная судебная система в Оренбургском крае (1775 - 1864 годы). Дисс. ... канд. ист. наук. Челябинск, 2000.
11. ПСЗ-II. Т. XV. № 14041.
12. ЦГИА РБ Ф. 2. Оп. 1. Д. 8. Л. 3-6: ПСЗ- II. Т. XXV. № 24649; Т. XXVII. № 26249; Т. XXX. № 30003; Т. XXXI. № 30129.
13. ПСЗ-II. Т. VI. №»4665.
14. ПСЗ-11. Т. XV. № 14041.
15. ПСЗ-11. Т. IX. №» 6852.
16. Государственный архив Челябинской области. Ф. 219. Оп. 1. Д. 1.
17. ПСЗ-11. Т. XIII. №» 10659.
18. ПСЗ II. Т. XII. №» 9242-а; Т. XV. №2 13684.
19. Государственный архив Оренбургской области. Ф. 6. Оп. 1. Д. 167. Л. 1, 2, 5, 6, 31.
20. РГИА. Ф. 1235. Оп. 75. Д. 135. Л. 1 - 10.
21. ЦГИА РБ. Ф. И-2. Оп. 1. Д. 7160.
22. ПСЗ РИ. II. Т. IX. Отд. первое. №№6852.
23. ЦГИА РБ. Ф. И-2. Оп.1. Д. 7150. Л. 5.
24. ЦГИА РБ. Ф.И.-2. Оп. 1. Д. 4226. Л. 26; 3, 7, 26 об., 27.
25. ЦГИА РБ. Ф.И.-2. Д. 4226. Л. С. 77-78.
26. Очерки по истории БАССР. Т. 1. Ч. 2. Уфа, 1959.
27.Подробнее см.: Рахматуллин У.Х. Население Башкирии в XVII - XVIII вв. М., 1988 .
28. РГИА. Ф. 395. Оп. 295 / 565. Д. 602. Л. 13 - 15 об.
29. ПСЗ. I. Т. XXXIII. №№ 21.904. С. 1214 - 1221.
30. Свод военных постановлений 1849- 1850 гг. Кн. 2. Ч. 5.
31. ЦГИА РБ. Ф. И - 2. Оп. 1. Д. 5060. Л. 8.
32. ЦГИА РБ. Ф. И - 2. Оп. 1. Д. 10584. Л. 12 об.
33. ЦГИА РБ. Ф. И - 2. Оп. 1. Д. 10584. Л. 1 - 13.
34. ЦГИА РБ. Ф. И - 2. Оп. 1 Д. 10584. Л. 14.
К сведению читателей
Вышла книга
Кулбахтин Н.М.
Грамоты русских царей башкирам (Новые источники о добровольном вхождении Башкирии в состав Российского государства) /Н.М. Кулбахтин.- Уфа: Гилем, 2007.- 228 с.
В книге дается краткий историографический обзор проблемы о характере вхождения башкир в состав Русского государства и анализ источников.
В «Приложения» включены копии оберегательных, владенных и раздельных грамот русских царей башкирам в XVII-XIX вв., другие документы, где говорится о добровольном принятии башкирами российского подданства.
щи мат»
ттоти ггаии ц«н
ШШППП!
iri.fl
