CC BY
73М.А. ВОЛХОНСКИЙ M.A. VOLKHONSKY
ВОЕННАЯ ПОЛИТИКА РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ В ЗАКАВКАЗЬЕ В 1783—1796 гг.
MILITARY POLICY OF RUSSIAN EMPIRE IN TRANSCAUCASIA IN 1783—1796
Сведения об авторе. Волхонский Михаил Алексеевич — старший научный сотрудник Центра проблем Кавказа и региональной безопасности Института международных исследований МГИМО МИД России, кандидат исторических наук (Москва. E-mail: [email protected]).
Аннотация. В статье рассматривается военная политика Российской империи в Закавказье в период с 1783 по 1796 год. В частности, анализируются обстоятельства подписания в 1783 году Георгиевского трактата между Россией и Восточной Грузией, а также похода 1795 года Ага-Мухаммед хана на Тифлис.
Ключевые слова: Российская империя; Османская империя; Иран; Картли-Кахетинское царство; Георгиевский трактат; Русско-турецкая война 1787—1791 гг.; Екатерина II; Г.А. Потёмкин; А.А. Безбородко; картли-кахетинский царь Ираклий II; Ага-Мухаммед хан.
Information about author. Mikhail Volkhonsky — Senior Researcher of the Centre for Caucasus Problems and Regional Security of the Institute of International Studies, Moscow State Institute of International Relations of the Russian Ministry of Foreign Affairs, Cand. Sc. (Hist.) (Moscow. E-mail: [email protected]).
Summary. The article examines the military policy of the Russian Empire in Transcaucasia from 1783 to 1796. In particular, circumstances of the signing of the Treaty of Georgiyevsk between Russia and Eastern Georgia in 1783 and the campaign of Agha-Mohammad Khan to Tiflis in 1795 are analysed.
Keywords: Russian Empire; Ottoman Empire; Iran; Kingdom of Kartli-Kakheti; Treaty of Georgiyevsk; Russo-Turkish War of 1787-1791; Catherine II; G.A. Potemkin; A.A. Bezborodko; King of Kartli-Kakheti Irakly II; Agha-Mohammad Khan.
14 сентября 1795 года командующий Кавказской линией генерал-аншеф И.В. Гудович получил от царя Ираклия II известие о военной катастрофе — взятии и разграблении Тифлиса
12 сентября 1795 года войсками правителя Ирана Ага-Мухаммед хана. Царь со скорбью описывал разорение своей столицы, а в конце письма обращался к русскому генералу с открытым упрёком: «Если б мы, по обнадёжению Государыни, не были уверены на ваше вспомоществование, то бы чрез других, приглашённых войск, против его вооружились, или бы другим способом сохранили бы наше царство»1. Насколько царь был прав в своих обвинениях, адресованных не только генералу, но в целом правящим верхам Российской империи?
АРАКТЕРНО, что претензии, предъявленные звучат чрезмерно категорично и недостоверно, а
Ираклием II более двухсот лет назад, со вре- следовательно, требуют адекватного ответа.
менем стали для грузинской историографии Точкой отсчёта в этом небольшом исследова-неотъемлемой частью общего концептуального (как нии для нас является заключение в августе 1783 правило, негативного) видения истории россий- года между императрицей Екатериной II и царём ско-грузинских отношений в XVIII веке. Приведём Ираклием II Георгиевского трактата. Как показало высказывание одного из ведущих современных гру- исследование О.П. Марковой3, трактат являлся зинских историков Отара Джанелидзе: «Ориента- только частью выстраивавшейся Г.А. Потёмкиным ция на Россию для Грузии означала выбор между на южных рубежах Российской империи сложной "плохим" и "худшим"... Необратимая ориентация на внешнеполитической системы. Её смысловым ядром Россию, и в особенности — Георгиевский трактат, была вынашиваемая русской дипломатией с 1760-х заключённый в 1783 г., подвергли Грузию огромной годов идея создания на южных границах империи опасности. В постигших единоверную христиан- «барьера» из владений дружественных ей местных скую страну бедствиях львиная доля принадлежала правителей, который стал бы своего рода буфером Российской империи, которая формально не отрека- между Россией, Турцией и Ираном4. лась от Георгиевского трактата, но на деле одними Подписание Георгиевского трактата было тесно лишь обещаниями кормила. не предпринимая ни- связано с присоединением Крыма к России. К концу каких мер для оказания долгожданной помощи»2. 1782 года в Петербурге стало ясно, что план по Конечно, любая историографическая концепция превращению Крымского ханства5 в независимое имеет право на существование, но только при усло- государство под де-факто покровительством Рос-вии соблюдения принципа историзма, а также если сийской империи не принёс ожидаемых результатов. она адекватна историческим фактам, установлен- Османская империя не хотела мириться с потерей ным через анализ репрезентативной базы истори- Крыма и старалась всеми способами поддерживать ческих источников. Для российского исследователя военно-политическую нестабильность вокруг полуо-высказывания современных грузинских историков строва, в частности на Кавказе. Это привело русское
в и
Г.А. Потёмкин Князь А.А. Безбородко Рядовые егеря (1765—1786 гг.)
Художник И.Б. Лампи Старший Художник И.Б. Лампи Старший,
1790-е гг.
правительство к мысли о желательности прямого присоединения Крыма к империи. Одним из главных мотивов принятия решения было стремление обеспечить стабильную,контролируемую границу. В письме от 14 декабря 1782 года Г.А. Потёмкин писал Екатерине II: «Крым положением своим разрывает наши границы. Нужна ли осторожность с турками по Бугу или с стороны кубанской — в обоих сих случаях и Крым на руках. Тут ясно видно, для чего хан нынешний туркам неприятен: для того, что он не допустит их чрез Крым входить к нам, так сказать, в сердце. Положите ж теперь, что Крым Ваш и что нету уже сей бородавки на носу — вот вдруг положение границ прекрасное...»6.
Однако присоединение Крыма могло привести к новой войне с Портой7. На этот случай Г.А. Потёмкин предлагал снова, как в 1768 году, организовать в Закавказье военную «диверсию». В сентябре 1782 года этот план был одобрен Екатериной II рескриптом на имя Г.А. Потёмкина: «Для диверсии им (туркам. — Прим. авт.), а паче к нанесению неожиданного им удара повелеваем иметь достаточное число войск наготове в провинциях персидских»8. План «диверсии» в Закавказье сразу же оказался тесно связанным с проектом создания закавказского «барьера». В рескрипте Екатерины II от 8 апреля 1783 года о присоединении Крыма в числе прочего указывалось на необходимость занять Дербент, а также «подкрепить грузинского царя Ираклия и армян в утверждении независимости их областей от Персии и турков, и в составлении из них прочной для России барьеры». Далее предполагалось в случае войны с Портой производить вместе с грузинами и армянами «чувствительную диверсию в турецких областях»9.
В конце 1783 года, когда стало ясно, что Порта не в силах начать новую войну и вынуждена на время смириться с присоединением Крыма к России, замысел «диверсии» отпал. 28 декабря 1783 года в Константинополе была заключена конвенция о присоединении к России Крыма10. В новых условиях создание закавказского «барьера» стало рас-
сматриваться в Петербурге уже в качестве меры для удержания Порты в состоянии мира. С точки зрения главного инициатора этого проекта светлейшего князя Г.А. Потёмкина, созданный в Закавказье «барьер» из земель дружественных России местных правителей позволил бы избавить русские границы от непосредственного соприкосновения с границами Ирана и Турции, тем самым предотвратить в будущем прямые столкновения трёх империй. Объясняя этот план русскому послу в Турции Я.И. Булгакову, в феврале 1784 года статс-секретарь А.А. Безбородко писал: «.Все виды наши состоят., в лучшем обеспечении и натуральном назначении границ наших от Персии. Когда Порта станет на то взирать равнодушно и спокойно, то на весьма долгое время останемся мы в дружбе и согласии»11.
Как в Петербурге видели формат «барьера»? Ключевым этапом его создания должно было стать установление протектората России сначала над Картли-Кахетинским, а затем Имеретинским царствами. 24 июля 1783 года в г. Георгиевске уполномоченные Ираклия II князья И.К. Багратион-Мухранский и Г.Р. Чав-чавадзе подписали «дружественный договор», состоявший из 13 основных и 4 сепаратных статей12. Екатерина II гарантировала царю покровительство, сохранение за ним и его потомством картли-кахе-тинского престола, обещала не вмешиваться во внутренние дела царства. Ираклий II «обещал за себя и потомков своих» быть «всегда готовым на службу е.и.в. (Её императорскому величеству. — Прим. авт.) с войсками своими». Царь отказывался от самостоятельной внешней политики13. К трактату прилагались четыре сепаратные статьи, в одной из которых императрица обязалась направить в Грузию два батальона пехоты с четырьмя пушками «для охраны владения» и для «подкрепления войск» царя «на оборону»14.
В Петербурге считали, что ввод русских войск должен был избавить Грузию от лезгинской угрозы, а также устрашить соседей, неприятелей царя. В ноябре 1783 года Г.А. Потёмкин, сообщая о прибытии в Грузию двух егерских батальонов, писал Екатерине II: «Сколько принесло радости царю прибытие сих
Императрица Екатерина II Царь картли-кахетинский
Художник М. Шибанов Ираклий II
Неизвестный художник
Полковник С.Д. Бурнашёв
войск и только же разсеяло страху во всех окрестных народах»15. Однако Ираклию II русские войска нужны были не для обороны, а для завоеваний. Об этом царь открыто заявил в прошении от 21 декабря 1782 года о принятии его под покровительство России. Царь выдвинул условия: признать за ним право на владение Ереваном и Гянджой, приобретение Ахал-цихской и Карсской областей, возвращение земель, отнятых лезгинами16. По сути, грузинский царь предлагал не оборонительный, а наступательный союз.
Впрочем, в отличие от 1770-х годов на этот раз в Петербурге решили ввиду запланированной на 1783 год в Закавказье «диверсии» (которая так и не состоялась), а также в целях укрепления позиций союзника помочь Ираклию II расширить владения. Только сильная Грузия могла стать эффективным «барьером» для России в Закавказье. В письме от 23 декабря 1783 года командующий Кавказской линией генерал-поручик П.С. Потёмкин уверял Ираклия II: «Всякое возрастающее состояние пределов ваших покровительствующему императорскому престолу угодно»17. В свою очередь Г.А. Потёмкин писал в ноябре 1783 года Екатерине II: «.Когда помощью оружия в.и.в. укротятся лезгины, тогда придёт Грузия в такую силу, что составит перевес против Порты. Сверх укрощения лезгин полезно придать грузинскому царю часть земли до моря Каспийского»18.
К двум грузинским царствам в рамках «барьера» предполагалось присоединить воссозданное Армянское царство. В его состав должны были войти Карабах, а также другие армянские провинции Ирана. Далее планировалось создать из «адри-беджанских» ханств Восточного Закавказья политическое образование под названием Албания19. Ближайший сотрудник светлейшего князя А.А. Без-бородко в своей записке 1784 года о политике России в Закавказье писал: «Приуготовляется вашему императорскому величеству слава. основать новые царства и области, кои России будут служить барьером против всех на неё с той стороны покушений»20.
Вопрос о создании Армянского и Албанского царств в Петербурге попытались решить путём
переговоров с наиболее вероятным на тот момент претендентом на шахский престол в Иране — Али-Мурад ханом. В письме к одному из своих корреспондентов от 31 мая 1784 года А.А. Безбородко писал: «Князь Григорий Александрович почитает сие за самый надёжнейший способ к окончанию Персидских наших дел заключением с ним (Али-Мурад ханом. — Прим. авт.) договора в коем распоряжены будут наши приобретения, границы Ираклиева царства, состояние независимых областей Армянской и другой, из побережья Каспийского учреждаемой»21.
Но полностью реализовать свой план Потёмкину не удалось. Несмотря на то что русское правительство находилось в постоянной переписке с имеретинским царём Соломоном I и имело влияние на внутренние дела его царства, тем не менее согласно 23-й статье Кючук-Кайнарджийского договора Имеретия по-прежнему находилась в вассальной зависимости от Порты. Это лишало возможности заключить с Соломоном I договор, аналогичный Георгиевскому трактату. В записке 1784 года Безбородко писал: «.Царь Имеретинский теперь же бы последовал примеру Ираклия, если бы не претила нам подчинённость его Порте»22.
Тем временем переговоры с Али-Мурад ханом, едва начавшись в феврале 1785 года, были прерваны его внезапной смертью. Иран снова погрузился в междоусобную войну, а планы русского правительства на быстрое и бескровное решение армянского вопроса рухнули23. Что касается Албании, то во главе неё должен был встать самый сильный правитель из числа местных ханов. На эту роль идеально подходил Фатали-хан Кубинский и Дербентский, тем более что он сам предлагал свои услуги (военно-политическая поддержка действий русских военных властей на Кавказе. — Прим. авт.) в обмен на покровительство России. Но в Петербурге пока не доверяли хану, который являлся главным соперником Ираклия II в борьбе за статус регионального гегемона24.
Между тем в Картли-Кахетии назревал военно-политический кризис. Ввод в октябре 1783 года туда двух русских батальонов заставил Сулейман-пашу
Ахалцихского перейти к активным действиям. «Проклятые российския войски, — писал паша в марте 1784 года Ибрагим-хану Шушинскому, — проложили путь чрез Кавкас, и дорога, ими зделанная, облегчает им вести не только нужныя вещи, но и артиллерию и всё, что к продовольствию потребно. Их войски вступают исподволь в Грузию и в исходе лета [и] все сии проклятые войска вступят с тем, что впасть в Персию и пределы отоманские, поглотить нас, как быстрый летний ток наводнения поглощает всё, где протечёт»25.
Паша решил прибегнуть к старой тактике натравливания на Грузию лезгин. В августе 1785 года на основании поступавшей от «конфидентов»26 информации командующий русскими войсками в Грузии полковник С.Д. Бурнашёв доносил на Кавказскую линию: «Когда вступили войска русские в Грузию, Сулейман-паша получил повеление от Порты призвать 4 тыс. дагестанцев, на что и деньги ему присланы, и всеми мерами старается разорить Грузию и беспокоить российские войска»27.
Однако два егерских батальона — Белорусский и Горский — с приданной им артиллерией смогли помешать планам паши тотально разорить Восточную Грузию. Первый урок был преподан 28 апреля 1784 года, когда командир Белорусского егерского батальона подполковник А.П. Квашнин-Самарин сумел перехватить и разбить на р. Иоре в месте Элтдар крупный отряд лезгин (600 человек), разграбивший селение Сагареджо28. В дальнейшем русские егеря при столкновениях с лезгино-турецкими партиями постоянно одерживали верх. Но в распоряжении полковника С.Д. Бурнашёва находилось слишком мало сил, чтобы прикрыть полностью границы царства. Разделённые на несколько отрядов, егеря вынуждены были очень быстро перемещаться, чтобы перехватывать конные отряды лезгин и турок, что сильно изматывало солдат29. Эффективным действиям егерей также мешала плохо поставленная у грузин сторожевая служба30.
В Петербурге видели, что ситуация выходит из-под контроля. Решение напрашивалось одно — увеличить число батальонов в Грузии. Однако войска на Кавказской линии были полностью заняты борьбой с Шейх-Мансуром31. На запрос о присылке подмоги Бурнашёв 15 августа 1785 года получил от генерал-поручика М.Н. Леонтьева ответ: «.Все окружающие наши границы Горские народы взбунтовались. По сей причине все находящиеся здесь войска употре-
Тифлис
Гравюра XVIII в.
Те У 1.1 я .
блены на отвращение бунтовщиков»32. Тем временем в Картли-Кахетию вторгся с 20-тысячным войском Умма-хан Аварский. Ловко уклонившись от прямого столкновения с русско-грузинскими войсками, хан разорил Ахтальский уезд с серебряным рудником и заводом, прошёлся мечом и огнём по остальной территории царства и ушёл зимовать в Ахалцих33.
Таким образом, в течение 1784—1785 гг. в полной мере проявились просчёты, допущенные Г.А. Потёмкиным при реализации плана по созданию закавказского «барьера». С одной стороны, русское командование недооценило возможность Порты оказать силовое давление на Восточную Грузию, а с другой — переоценило военно-политические ресурсы Ираклия II. Попытка создать закавказский «барьер» вместо того, чтобы привести к долгому мирному сосуществованию с Портой, наоборот, обострила с ней отношения до предела.
Обе стороны начиная с 1786 года стали готовиться к войне. Предвидя, что русских войск не хватит на то, чтобы вести войну сразу на нескольких театрах военных действий, Г.А. Потёмкин решил сделать ставку не на русское военное присутствие в Закавказье, а на организацию здесь дружественных России политических альянсов местных владетелей. Рескриптом от 15 октября 1786 года императрица наделила светлейшего князя чрезвычайными полномочиями вести переговоры и заключать соглашения с «окрестными владельцами»34. 13 декабря 1786 года Г.А. Потёмкин писал Я.И. Булгакову: «Спешу я произвесть в действо сии предположения, обеспечивающие Грузию от бедствий, коим она прежде была подвержена»35.
Первым успехом дипломатических усилий светлейшего князя стало принесение Фатали-ханом в 1787 году присяги на верность России. Обрадованный этим событием, Потёмкин сообщал 14 августа 1787 года Безбородко: «Фет Али-хан дербентский идет в подданство, сие открывает новые способы»36. Принятие под покровительство России дербентского хана побудило других дагестанских и закавказских владетелей просить о том же. Но главным достижением стало заключение в марте 1787 года военно-политического союза между царём Ираклием II и Фатали-ханом, двумя сильнейшими закавказскими владетелями37.
В свою очередь Порта, видя провал своих попыток поднять против царя Ираклия дагестанских и закавказских правителей, стала опасаться, что в случае начала войны с Россией царь будет наносить
Крцанисская битва 1795 г.
Художник С.Д. Майсашвили
удары по турецким пограничным пашалыкам. Поэтому было решено вступить в переговоры с ним, чтобы заключить договор о ненападении. Ираклий также был заинтересован в переговорах. Основная угроза его царству — лезгино-турецкие набеги — сохранялась. У царя было два выхода: либо добиться увеличения количества русских войск, либо договориться о ненападении с ахалцихским пашой. Русское командование отказывалось прислать дополнительные войска. В итоге в октябре 1786 года между Ираклием и Сулейман-пашой было заключено соглашение. Царь обязался не держать более трёх тысяч русского войска и не воевать с пашой. Сулейман-паша брал обязательства: не позволять лезгинам нападать на Грузию, не брать в плен грузин и торговать ими; не вести с соседними владетелями переговоров против царя Ираклия; не разрешать сбора турецких войск на границах Грузии38.
Между тем в ходе грузино-турецких переговоров для русского правительства во всей неприглядности вскрылась внутренняя политическая слабость Картли-Кахетинского царства. Ещё во время визита в 1784 году в Тифлис у П.С. Потёмкина возникли большие сомнения, сможет ли Ираклий II устоять против турецких враждебных действий ввиду обнаружившейся в царском окружении оппозиции политике сближения с Россией, во главе которой стояла царица Дареджан, третья жена царя39. Она хотела добиться от Ираклия выделения уделов для своих сыновей. Между тем сохранение единства царства без раздробления на уделы было одним из условий, на котором негласно настаивало русское правительство накануне заключения Георгиевского трактата. Так, летом 1783 года с целью убедить царя Ираклия не делить Грузию на уделы в Тбилиси был послан полковник Томара40. Однако в июне 1787 года С.Д. Бурнашёв доносил, что царица во время грузино-турецких переговоров вступила в переписку с Сулейман-пашой, которого уверяла «в возможности отклонить царя от союза с Россией». Полковник пояснял, что Дареджан, желая разделить царство на уделы для своих сыновей, видит в русских войсках, находящихся в Грузии, главное препятствие своим планам41.
13 августа 1787 года Порта объявила России войну. Характерно, что в манифесте султанского двора о начале войны в числе её причин на втором месте после присоединения Крыма был поставлен Георгиевский трактат. «Русский двор, — говорилось в манифесте, — побудил к возстанию хана тифлисскаго, в грамоте котораго ясно обозначен суверенитет Блистательной Порты, вступил своими войсками в территорию Тифлиса.»42. Говоря о «возстании хана тифлисскаго», турки имели в виду заключённый с Ираклием II договор 1776 года, на основании которого Порта считала царя своим вассалом43. Внешняя политика грузинских царей всегда отличалась особой гибкостью.
Вслед за известием о начале военных действий 29 августа 1787 года полковник С.Д. Бурнашёв получил приказ П.С. Потёмкина о срочном выводе егерских батальонов из Грузии. Проанализировав ход грузино-турецких переговоров, в Петербурге правильно истолковали, с одной стороны, стремление турок заключить с царём договор о ненападении, а с другой — их настойчивость в требовании убрать из Картли-Кахетии русские войска. Подкрепить эти небольшие силы русское командование не имело возможности. Оставался единственный выход: чтобы уберечь Восточную Грузию от враждебных действий Порты, следовало убрать оттуда батальоны. Не случайно в приказе подчёркивалось: «Пребыванием наших батальонов царь имел более неприятелей, уповательно облегчится он от скопов вражеских»44. 9 октября 1787 года Белорусский и Горский егерские батальоны с артиллерией прибыли во Владикавказ.
Отзыв русских войск полностью себя оправдал — Восточная Грузия не стала одним из театров военных действий Русско-турецкой войны. В декабре 1788 года в Тифлис прибыл султанский посол Ибрагим-бек с подарками и деньгами. Война с Россией вынуждала турок перебрасывать все боеспособные войска из азиатских пашалыков на Балканы и Северный Кавказ. Осознание того факта, что турецкая граница в Закавказье остаётся оголённой, заставило Порту пойти навстречу требованиям царя. В итоге Ираклию удалось настоять на высылке
Взятие Тифлиса войсками Ага-Мухаммед хана
Миниатюра из книги Шах-Намэ Саба, первая четверть XIX в.
из Ахалциха всех лезгин, обезопасив свою границу с турецким пашалыком45.
Между тем если с Портой у царя отношения к
концу 1780-х годов приняли мирное течение, то со стороны Ирана наметилась серьёзная опасность.
Ираклий II, как и другие закавказские правители, с тревогой следил за успехами Ага-Мухаммед хана (из династии Каджаров), упорно продвигавшегося к своей заветной цели — шахскому трону. В Петербурге также следили за его действиями, но пока не находили поводов для особой тревоги46.
Тем не менее русское правительство решило в качестве превентивной меры продолжить политику создания дружественных России альянсов закавказских правителей. Ещё в декабре 1786 года
ГА. Потёмкин убеждал Фатали-хана объединиться с Ираклием II, чтобы иметь возможность отразить возможные агрессивные поползновения Ага-Му-хаммед хана: «Польза сия тем ощутительна, что как царь грузинский Ираклий, так и вы, почтенный хан, имеете ближайшее соседство с владельцем, который ищет вас всех, ложно льстя, дружбой обманывая»47. В январе 1789 года на берегу р. Шам-хор состоялась дружеская встреча Фатали-хана с
Ираклием II, на которой союзники составили план совместных действий против Ага-Мухаммед хана.
Но удачно складывавшийся альянс мгновенно был разрушен последовавшей в марте 1789 года внезапной смертью Фатали-хана. Его наследнику, Ахмед-хану, не удалось удержать под своей властью завоеваний отца48.
Тогда для отражения «каджарской угрозы» Ираклий попытался создать новые союзы с другими закавказскими владетелями — Ибрагим-ханом Шушинским и Умма-ханом Аварским. В 1790 году между Ираклием, имеретинским царём Соломоном II, а также князьями Григорием Дадиани и Семёном Гуриели был заключён «союзный трактат»49. Однако сил этих союзов явно не хватало, чтобы остановить Ага-Мухаммед хана. Кроме того, само Картли-Кахетинское царство значительно ослабло. Попытка царя создать регулярное войско — «мориге» закончилась неудачей, поскольку не хватало ни оружия, ни людей, ни обученных кадров. Страна в результате лезгинских набегов обезлюдела. Более того, в 1792 году Ираклий сделал шаг, от которого в Петербурге его предостерегали, — разделил царство на уделы. Царица Дареджан добилась своей цели в ущерб целостности и обороноспособности страны. Оставалась только одна надежда на военную помощь Российской империи.
Между тем в Петербурге перед лицом очевидной неудачи с созданием закавказского «барьера» решили пересмотреть военную политику в этом регионе. Ближайшим поводом для этого стали переговоры с турками о мире. Серьёзным препятствием для его заключения являлся вопрос о Восточной Грузии. С предложением уступить туркам в этом вопросе выступили вице-канцлер И.А. Остерман и А.А. Без-бородко. На заседании Совета 14—16 декабря 1788 года, где обсуждался проект мирного договора с Портой, они предложили оставить в проекте мирного договора только упоминание, что в отношении Ираклия II и «Адербейджана» положение останется согласно Кючук-Кайнарджийскому договору50. Светлейший князь Г.А. Потёмкин сначала выступил против этого плана, но затем вынужден был согласиться на компромиссный вариант, который был изложен в записке Екатерины II от 11 декабря 1789 года, адресованной А.А. Безбородко. Уступать туркам состоявшее под покровительством Российской империи Картли-Кахетинское царство (турки апеллировали к Турецко-грузинскому договору 1776 г.) в Петербурге, конечно, не собирались. Поэтому решили предложить туркам, чтобы Порта дала гарантии безопасности Ираклию II в обмен на отказ со своей стороны вводить войска в Восточную Грузию. Что касается Георгиевского трактата 1783 года или Турецко-грузинского договора 1776 года, то их предлагалось вообще не упоминать в мирном договоре51.
В результате заключённый 29 декабря 1791 года Ясский мирный договор в отношении Закавказья подтвердил статьи Кючук-Кайнарджийского трактата. О Георгиевском трактате ничего не говорилось, но в 5-й статье была зафиксирована гарантия Порты не предпринимать враждебных действий против владений царя Ираклия II52. Отказ русских дипломатов настаивать на признании Портой Георгиевского трактата объяснялся не только стремлением как можно быстрее завершить войну, но также желанием устранить повод для возобновления нового столкновения в будущем.
Эту же цель преследовал общий пересмотр политики России в Закавказье, последовавший после заключения Ясского мирного договора. В первой половине 1790-х годов правительственные верхи старательно уклонялись от какой-либо активности в
регионе53. Новая стратегия в отношении Закавказья основывалась теперь на двух принципах: «меньше неприятных хлопот с Оттоманской империей» и «не входить в большие издержки». С учётом неудачной попытки создания закавказского «барьера», а также того факта, что Георгиевский трактат и ввод русских войск в Восточную Грузию стали одной из главных причин Русско-турецкой войны, выбранная стратегия была оправданной.
И всё же в ней имелось уязвимое место. Несмотря на то что Георгиевский трактат де-факто перестал действовать, он не был дезавуирован со стороны России. Если обессиленная Порта в целом смирилась с преобладанием российского влияния в Закавказье, то в отношении Ирана никаких гарантий не было. Ситуация здесь была непредсказуема (война за шахский трон шла беспрерывно с 1779 г.), но возможность того, что одному из претендентов в какой-то момент удастся снова объединить государство, оставалась. В этом случае сразу же возникала проблема урегулирования вопроса исторической принадлежности Восточной Грузии и «адрибеджан-ских» ханств Ирану.
У персов была своя логика, своё видение ситуации. В истории Ирана после окончания очередного «смутного периода» всегда следовало демонстративное возвращение к старому порядку вещей. Символом этого являлось проведение торжественного церемониала коронации нового шаха. По древнему обычаю в нём обязательно участвовали четыре вали — de jure наместники, а de facto данники, каждый из которых выполнял в церемониале определённую функцию: гурджистанский, т.е. грузинский, держал государственный меч; арабстанский — драгоценное перо, ношение которого на головном уборе превращало его в корону; лористанский — порфиру; курдистанский — две украшенные алмазами перевязи54. Победитель в войне за шахский престол не мог начинать своё правление с нарушения древней традиции, а между тем «гурджистанский» вали Ираклий II уже давно отказывался подчиняться55. Военное столкновение было неизбежно.
Между тем Петербург имел в отношении Тифлиса обязательство оказания военной помощи. Отказ помочь означал потерю лица. Следовательно, для русского правительства крайне важным было не упустить момент, когда следовало бы вмешаться, чтобы либо предотвратить войну между новым правителем Ирана и грузинским царём, либо защитить последнего. Но как раз этот важный момент в Петербурге в 1795 году пропустили. Возникает вопрос: почему? Чтобы ответить, необходимо проанализировать события в хронологическом порядке.
С весны 1793 года Ираклий II стал посылать одно за другим письма командующему Кавказской линией генерал-аншефу И.В. Гудовичу, а также в Петербург с просьбами сделать заявление в адрес Ага-Мухаммед хана, что Восточная Грузия находится под защитой России56. 30 мая 1793 года письма царя были рассмотрены в Совете при Высочайшем дворе, который решил снабдить Гудовича полномочием сделать хану «надлежащее внушение». Генералу также разрешалось принять меры, какие он «удобными признает». Но при этом ему ставилось условие не входить «в большие издержки и хлопоты»57.
П.А. Зубов
Художник И.Б. Лампи Старший
В Петербурге пока не верили, что Ага-Мухаммед осмелится напасть на Ираклия II, полагая, что он должен осознавать, какие грозные для него будут
последствия.
Осенью 1793 года Ага-Мухаммед, ещё ведя борьбу с последним своим конкурентом — Лютф Али-ханом
Ширазским, стал готовить удар по непокорным вассалам в Закавказье. Тогда же хан обратился к турецкому двору с запросом о признании его шахом. Об этих переговорах в Петербурге узнали в ноябре 1793 года от чрезвычайного посла в Турции М.И. Кутузова, которому армянские «конфиденты» сообщили об оригинальном ответе турок. Порта соглашалась признать титул шаха за Ага-Мухаммедом только если он подчинит себе Ираклия II58. Чужими руками турки пытались уничтожить протекторат России над
Восточной Грузией. В начале 1795 года хан принял условия игры, предложенные турками, направив
Порте извещение о намерении восстановить свою власть над «гурджистанским» вали59.
В то же время Ага-Мухаммед предпринял попытку договориться с Россией, направив в июне
1795 года на Кавказскую линию двух своих посланников. Посольство было странным, поскольку не имело ни грамот о полномочиях, ни письма от хана к императрице60. Возможно, Ага-Мухаммед хотел провести негласные консультации по грузинскому вопросу? Генерал Гудович согласно полученной ранее инструкции предупредил послов, чтобы «Ага-
Магомед-хан не касался владений царя Ираклия, находящегося в покровительстве всероссийской империи»61. Однако этого уже было мало, поскольку ситуация изменилась.
В апреле 1795 года Ага-Мухаммед, заканчивая приготовления к походу, прислал Ираклию II требование подчиниться, подкреплённое угрозами: «Если приказанное не исполнишь, то в это короткое время совершим поход на Грузию, прольём вместе русскую и грузинскую кровь и из нея создадим реки наподобие Куры»62. Перед лицом неотвратимого нашествия царь стал готовиться к обороне, одновременно посылая отчаянные призывы о помощи на Кавказскую линию и в Петербург.
7 мая 1795 года И.В. Гудович запросил дополнительных полномочий: «Каким образом поступить, ежели действительно Ага-Мамет-хан покусится сделать нападение на Грузию?»63. На заседании 28 мая 1795 года Совет при Высочайшем дворе, рассмотрев рапорт генерала, постановил наделить командующего Кавказской линией правом «силою подкреплять царя Ираклия и других ханов, употребляя к тому войска под начальством его, генерала Гудовича, находящиеся»64. Таким образом, полномочия были даны ещё в конце мая 1795 года. Тогда непонятно, чего ожидал генерал. Но всё становится на свои места, если учесть, что Совет дал эти полномочия с одним условием: «буде действительная надобность настоять будет». Эта фраза, очевидно, сдерживала генерала, заставляя ждать из Петербурга прямого приказа послать в Грузию войска.
В мае 1795 года войска Ага-Мухаммед хана, разделённые на три части, вторглись в Закавказье. Основные силы во главе с ханом двинулись к Шуше, две другие армии — на Эривань и Гянджу. Судя по переписке И.В. Гудовича с Ираклием II, генерал серьёзно полагал, что объединённые силы грузинских царей и «адрибеджанских» ханов смогут отразить нападение Ага-Мухаммеда. В начале августа 1795 года он направил грузинским царям рекомендацию «взять нужные меры к обеспечению границ»65. Но в Картли-Кахетии явно царили растерянность и беспорядок. Царь, несмотря на то, что у него не хватало сил для защиты своих земель, попробовал отбить у персов Гянджу. Такие действия только взбесили Ага-Мухаммеда, который 10 августа 1795 года, сняв осаду с Шуши, развернул войска в сторону Тифлиса.
В середине сентября 1795 года, получая письма о помощи от Ираклия и его приближённых, Гудович пришёл к выводу, что грузины не могут организовать самостоятельно оборону. Об этом он сообщил в Петербург графу П.А. Зубову: «Теперь действительно приметно, что нет надобных распоряжений в Грузии, — войска мало собрано и страшатся вместе с царём Соломоном увеличенного числа войск Аги-Мамет-Хана»66. В Петербурге быстро среагировали на ухудшение ситуации, но подводила долгая доставка почты от Кавказа до столицы и обратно. Ещё 4 сентября 1795 года Екатерина II подписала рескрипт, предписывавший И.В. Гудо-вичу направить на помощь Ираклию два батальона пехоты с артиллерией, а затем, если нужно, ещё два батальона67. Однако рескрипт был получен на Кавказской линии только 1 октября 1795 года, когда от Тифлиса остались одни обугленные развалины.
Главной причиной запоздалой помощи являлся тот факт, что как в Петербурге, так и на Кавказской линии не ожидали, что грузины так быстро сда-
дут Тифлис. В письме к генерал-фельдмаршалу П.А. Румянцеву-Задунайскому от 15 октября 1795 года И.В. Гудович по горячим следам описывал ту неприглядную картину полного хаоса и неспособности к сопротивлению, которая открылась перед ним из писем и опросов самих грузин. Получалось, что грузинские войска не пытались остановить врага на границе, используя «узкие дифелеи»; что прибывшие из Имеретии войска перед самым взятием Тифлиса ушли домой, «не хотя драться», попутно ограбив тех горожан, которые бежали из города; что царь Ираклий смог собрать для обороны города только две или полторы тысячи воинов; что, хотя поход Ага-Мухаммед хана длился уже четыре месяца, его сыновья царевичи просто разъехались по своим уделам, бросив своего отца и царя одного; что Ираклий не смог использовать находившуюся в Тифлисе артиллерию (24 пушки), которые при организации должной обороны города могли нанести персам большие потери; наконец, что, только зная об этом беспорядке и полном разложении Грузинского царства, Ага-Мухаммед решился идти на Тифлис68. Конечно, была знаменитая Крцанисская битва 8—11 сентября 1795 года на подступах к Тифлису. Но героизм Ираклия II и собранных им нескольких тысяч грузин не смог исправить допущенных ранее, при организации обороны царства, ошибок.
Взятие и разграбление Тифлиса было вызовом для Российской империи, который нельзя было оставить без жёсткого военного ответа. После получения рапорта Гудовича от 28 сентября 1795 года о разрушении Тифлиса собравшийся на заседание 18 октября Совет при Высочайшем дворе постановил изгнать персов из Закавказья, а также совершить «дальнейший поход»69. В декабре 1795 года в Грузию прибыли два батальона с артиллерией. Весной 1796 года начался знаменитый Персидский поход В.А. Зубова, заставивший Ага-Мухаммед хана отступить из Закавказья.
В то же время из Петербурга попытались побудить Ираклия II восстановить порядок внутри царства. В письме царю от 30 апреля 1796 года светлейший князь П.А. Зубов обрисовал план создания сильного Грузинского царства, которое территориально простиралось бы до Аракса и пределов Порты. На письмо была наложена резолюция Екатерины II: «Быть по сему». При этом Зубов подчёркивал, что все усилия русских войск без наведения порядка внутри грузинских царств (Картли-Кахетинского и Имеретинского) будут тщетны70. Особое внимание обращалось на пагубность разделения Грузинского царства на уделы: «Области, управляемые таковою властью, не будучи сильными к собственной защите своей, не могут быть и полезны союзникам своим»71. Однако в ответ царь Ираклий II откровенно заявил: «Возстановить единовластие и уничтожить уделы он, по старости лет, не может, предоставляя всё на полную волю е.и.в»72.
Таким образом, в Петербурге могли окончательно убедиться, что проект создания «барьера», ключевым элементом которого были союзнические отношения России с Картли-Кахетинским царством, не имел будущего. В чём причины того, что проект, задуманный в начале 1780-х годов Г.А. Потёмкиным,
потерпел неудачу? Во-первых, стороны — российские правящие верхи и царь Ираклий II — либо плохо понимали, либо не принимали в расчёт истинные мотивы и цели друг друга при заключении Георгиевского трактата. В Петербурге хотели создать в Закавказье «барьер» из политических образований, дружественных России, что позволило бы снизить военно-политическую напряжённость с Турцией и Ираном. Грузинский же царь заключал договор не для обороны своего царства, как это обычно изображается в историографии. Нет, он хотел получить русские войска для завоеваний, чтобы стать региональным гегемоном. Об амбициях царя хорошо было известно его соседям, в том числе турецким пашам, что не могло не вызывать у них сопротивления. Во-вторых, в Петербурге явно недооценили степень силового давления, которое могли оказать Турция и Иран на Восточную Грузию, чтобы разрушить её союз с Россией. В итоге прямым следствием Георгиевского трактата стало сначала разорение Восточной Грузии в 1784—1786 гг. набегами турецко-лезгинских отрядов, затем в 1787 году объявление Турцией войны России, а в конечном итоге разрушение в 1795 году персами Тифлиса и Русско-персидская война 1796 года. В-третьих, на фоне этих событий в Петербурге наконец поняли, что Картли-Кахетинское царство в военно-политическом отношении было слишком слабым, чтобы играть роль союзника России, а также ключевого элемента закавказского «барьера». В итоге уже в 1796 году стало ясно, что необходимо искать новый формат отношений между Россией и Восточной Грузией.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Цагарели А.А. Грамоты и другие исторические документы XVIII столетия, относящиеся к Грузии. Т. 2. Вып. 2. СПб., 1891. С. 105, 106.
2 Джанелидзе О. Завоевание или добровольное присоединение? См. интернет-ресурс: http://www.georgiamonitor.org.
3 Маркова О.П. Россия, Закавказье и международные отношения в XVIII веке. М., 1966.
4 См. подробнее: Волхонский М.А. «Мы держимся здесь... одним сщастием нашея великия государыни». Русский корпус генерал-майора Г.Г. Тотлебена в Грузии (1768—1772) // Воен.-истор. журнал. 2017. № 7(687).
5 Крымское ханство согласно заключённому между Россией и Турцией в 1774 г. Кючук-Кайнарджийскому мирному договору было объявлено независимым.
6 Екатерина II и Г. А. Потёмкин. Личная переписка 1769—1791. М., 1997. С. 155.
7 Порта — принятое в истории международных отношений наименование правительства Османской империи.
8 Цитата по: Маркова О.П. Указ. соч. С. 160.
9 Бумаги императрицы Екатерины II, хранящиеся в государственном архиве министерства иностранньи дел. См.: Сборник Русского исторического общества (Сб. РИО). Т. 27. СПб., 1880. С. 240—246.
10 Бумаги Булгакова. 1779—1792 гг. См.: Сб. РИО. Т. 47. СПб., 1885. С. 100, 101.
11 Григорович Н. Канцлер, князь Александр Андреевич Без-бородко в связи с событиями его времени. Т. 1. 1747—1787 гг. См.: Сб. РИО. Т. 26. СПб., 1879. С. 452.
12 Из истории российско-грузинских отношений: к 230-летию заключения Георгиевского трактата: сборник документов. М., 2014. С. 190—198.
13 Там же. С. 191, 192.
14 Там же. С. 195, 196.
15 Там же. С. 251.
16 Там же. С. 124—126.
17 Там же. С. 257.
18 Цитата по: Маркова О.П. Указ. соч. С. 176.
19 Там же. С. 162.
20 Григорович Н. Указ. соч. Т. 1. С. 469.
21 Архив князя Воронцова. Т. 13. М., 1879. С. 53, 54.
22 Григорович Н. Указ. соч. Т. 1. С. 469.
23 Маркова О.П. Указ. соч. С. 190, 191.
24 Из истории российско-грузинских отношений. С. 302; Маркова О.П. Указ. соч. С. 177—179.
25 Межкавказские политические и торговые связи Восточной Грузии. Вып. 1. Тбилиси, 1980. С. 152.
26 «Конфидент» — разведчик.
27 Из истории российско-грузинских отношений. С. 435.
28 Там же. С. 308—310.
29 Там же. С. 386, 405, 373.
30 Там же. С. 386.
31 См. подробнее: Дегоев В. Непостижимая Чечня: Шейх-Мансур и его время (XVIII век). М., 2013.
32 Бурнашёв С. Новые материалы для жизнеописания и деятельности С.Д. Бурнашёва, бывшего в Грузии с 1783 по 1787 г. СПб., 1901. С. 30.
33 Из истории российско-грузинских отношений. С. 442—444, 446, 449, 450.
34 Цитата по: Маркова О.П. Указ. соч. С. 116.
35 Собственноручные бумаги кн. Потёмкина-Таврического. См.: Русский архив. 1865. Кн. 4. С. 410.
36 Цитата по: Маркова О.П. Указ. соч. С. 224.
37 Там же. С. 221.
38 Там же. С. 230.
39 Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа, с 1722 по 1803 год. Ч. 2. СПб., 1869. С. 32, 155, 156.
40 Из истории российско-грузинских отношений. С. 158.
41 Цит. по: Кортуа Н.М. Русско-грузинские взаимоотношения во второй половине XVIII века. Тбилиси, 1989. С. 260.
42 Гирс А.А. Россия и Ближний Восток. Материалы по истории наших сношений с Турцией. СПб., 1906. С. 44—46.
43 Маркова О.П. Указ. соч. С. 155, 156.
44 Бурнашёв С. Указ. соч. С. 29.
45 Маркова О.П. Указ. соч. С. 266.
46 Там же. С. 284.
47 Там же. С. 221.
48 Там же. С. 267.
49 Цагарели А.А. Указ. соч. Т. 2. Вып. 2. С. 68.
50 Григорович Н. Указ. соч. Т. 2. См.: Сб. РИО. Т. 29. СПб., 1881. С. 520.
51 Бумаги императрицы Екатерины II... См.: Сб. РИО. Т. 42. СПб., 1885. С. 53.
52 Полное собрание законов Российской империи. Собрание первое (1649—1825). Т. 23. СПб., 1830. № 17008. С. 290.
53 Архив Государственного совета. Т. 1. Совет в царствование императрицы Екатерины II (1768—1796). Ч. 2. СПб., 1869. С. 793—795.
54 Потто В.А. Кавказская война. Т. 1. От древнейших времен до Ермолова. Ставрополь, 1994. С. 291.
55 Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. Т. 2. СПб., 1886. С. 308, 309.
56 Цагарели А.А. Указ соч. Т. 2. Вып. 2. С. 76, 77.
57 Архив Государственного совета. Т. 1. Ч. 1. С. 777, 778.
58 М.И. Кутузов: сборник документов. Т. 1. М., 1950. С. 247.
59 Архив князя Воронцова. Т. 13. С. 328.
60 Бутков П.Г. Указ. соч. С. 329.
61 Там же. С. 330.
62 Сборник материалов для описания местностей и племён Кавказа. Вып. XXIX. Тифлис, 1901. С. 146—148.
63 Цагарели А.А. Указ. соч. Т. 2. Вып. 2. С. 89—91.
64 Архив Государственного совета. Т. I. Ч. 2. С. 797—799.
65 Бумаги князя Н.В. Репнина за время управления его Литвою (годы с 1794 по 1796). См.: Сб. РИО. Т. 16. СПб., 1875. С. 304—308.
66 Цагарели А.А. Указ соч. Т. 2. Ввш. 2. С. 101—103.
67 Дубровин Н.Ф. Указ. соч. Т. 3. СПб., 1886. С. 22, 23.
68 Бумаги князя Н.В. Репнина... С. 304—308.
69 Архив Государственного совета. Т. I. Ч. 2. С. 778, 779.
70 Цагарели А.А. Указ соч. Т. 2. Ввгп. 2. С. 141.
71 Там же.
72 Там же. С. 152. ■
