CC BY
139
ВНУТРЕННЯЯ ФОРМА СЛОВА КАК ОБЪЕКТ МЕТАЯЗЫКОВОЙ РЕФЛЕКСИИ В УСЛОВИЯХ ЧАТ-КОММУНИКАЦИИ
З.И. Резанова
Аннотация. Характеризуется имплицитный тип проявления метаязыково-го сознания, проявляющийся в форме языковой игры в особых коммуникативных условиях чатов как одного из вариантов виртуального общения. Рассматривается метаязыковая рефлексия разных аспектов внутренней формы слова.
Ключевые слова: внутренняя форма слова, метаязыковое сознание, метатекст, интердискурсивность, языковая игра.
Исследование понятия «внутренняя форма языка» - один из магистральных путей в развитии языкознания, по Гумбольдту, ведущий к постижению тайн языка. Своеобразие языка определяется неповторимостью его формы, понимаемой в философском смысле как способ организации материи. Двойственная природа - соединение внешнего и внутреннего, звука и смысла - является сущностным признаком языка, и внутренняя форма отражает особый путь категоризации мира, объективированный в структурированной звуковой форме [1. С. 100-108].
Идея внутренней формы языка - одна из наиболее воспринятых и отрефлексированных в последующей лингвофилософской мысли. В ряду многочисленных вариантов интерпретации выделим две взаимосвязанные и вместе с тем противопоставленные традиции. В пределах первой развивается идея «власти языка», действие которой не рефлексируется человеком, бессознательно подчиняющимся ее магической силе, идея активности языка по отношению к отражаемому миру и человеку. В пределах второй концепции выявляется творческий характер отношения говорящего человека к форме языка: «Неизменные механизмы, которые в своей систематической и единой репрезентации образуют форму языка, должны наделять ее способностью порождать бесконечный репертуар речевых событий, соответствующих условиям, налагаемым мыслительными процессами» [2. С. 51] (курсив мой. - З.Р.).
При изменении исследовательской позиции от ergon к energeia внутренняя форма предстает как форма обладания знанием, позволяющим порождать речь, как особое языковое сознание. Данный и синонимичные ему термины (языковое чутье, языковая рефлексия и др.) отражают имманентное присутствие языковой структуры, моделей языкового порождения в речемыслительных процессах. В акте речетворчества наблюдаются моменты встречи языковой системности и творческой силы созидающего субъекта, часть внутренней формы языка выводится в «светлое поле сознания», становится объектом рефлексии в процессах метаязыкового сознания (МЯС). Данный аспект интерпретации внутрен-
ней формы - аспект ее осознания, включения в сферу метаязыковой коммуникативной деятельности человека. В ряду единиц, составных элементов формы, в метаязыковой деятельности говорящего наиболее активно рефлексируется феномен внутренней формы слова.
Исходные положения теории внутренней формы слова в отечественной лингвистике были сформулированы А.А. Потебней, интерпретирующим в последовательно гумбольдтианском духе термин «форма», понимая его как способ организации материи. Внутренняя форма слова предстает в его теории как результат организации лексической семантики, как способ структурирования мысли словом. Понятие внутренней формы слова синонимизируется в работах А.А Потебни с терминологическим сочетанием «представление представления», что подчеркивает активную интерпретирующую функцию языка в процессах коммуникации [3. С. 13-20]. С этой точки зрения внутренняя форма слова выступает как механизм, закрепляющий в морфосемантической структуре слова «направленность сознания» в понимании именуемого явления. Ряды внутренних форм слова объективируют «привычные ходы мысли» в системе номинации, складывающиеся в единстве действия процессов морфологической и семантической деривации. В языке морфосемантические модели структурирования смыслов, не осознаваемые, но направляющие мысль, в ходе исторического совместного дрейфа языков и культур становятся одним из ярких показателей своеобразия этноязыковой картины мира. В речи морфосемантические структуры слова выполняют множество разнонаправленных функций, в ряду которых следует назвать и функцию актуализации метаязыкового сознания1.
Метаязыковое сознание соотносится с осуществлением частной языковой функции, названной Р. Якобсоном метаязыковой [6. С. 202]. На наш взгляд, следует различать факты прямых и косвенных, имплицитных проявлений метаязыкового сознания. Первые, вслед за А.Н. Ростовой, определим следующим образом: «Область рационально-
логического, рефлексирующего ЯЗ, направленная на отражение языка-объекта как элемента действительного мира» [7. С. 45]. Характеризуя метаязыковое сознание через признаки логического порядка: «МЯС -это совокупность знаний, представлений, суждений о языке, элементах его структуры, их формальной и смысловой соотносительности, функционировании, развитии и т.д.», А.Н. Ростова допускает и более широкое использование этого термина, отмечая возможность проявления «скрытого осознания», что, по ее мнению, предопределяет возможность «размытой границы» определяемого явления. Однако и при такой интерпретации о наличии метаязыковой функции должны свидетельствовать факты «вербализации результатов рефлексии над языком». [7. С. 45]. Факты объективации метаязыкового сознания определяются термином «метатекст». Разные определения метатекста коррелируют либо с узким определением МЯС, ориентируя на вербализацию суждения - логической операции (МЯС - «материализованное в высказывании суждение говорящего о своем языке, зафиксированное в графической,
аудио- или видеозаписи» [7. С. 55]; «разновидность текста, в котором содержатся высказывания носителей языка о языке» [8. С. 28]), либо с его более широкой интерпретацией. В этом случае признаком метатекста становится его «ориентированность на языковой код»2 [7. С. 55].
Далее мы исходим из широкого понимания термина метатекст, рассматривая разные формы обнаружения рефлексивной деятельности говорящего по отношению к языку-коду, в том числе и выраженные в логической форме, форме суждений. Однако в центре внимания будут находиться прежде всего случаи косвенной отсылки к коду в спонтанных речевых произведениях. Предметом анализа является такое построение текста, которое возможно только на основе активной рефлексии единиц кода и которое в самой своей структуре отражает результаты деятельности метаязыкового сознания. В статье исследуются особенности коммуникативной ситуации, стимулирующей актуализацию метаязыковой рефлексии имплицитного, косвенного типа.
Уже Р. Якобсон отмечал, что условием реализации метаязыковой функции является ситуация, «если говорящему или слушающем необходимо проверить, пользуются ли они одним и тем же кодом», в этом случае «предметом речи становится сам код» [6. С. 202]. Это рассуждение отсылает к метатекстам первого типа - вербализованным суждениям об единицах кода, их признаках. К языку как объекту обозначения и коммуникации говорящий прежде всего прибегает в ситуации общения, когда возникает помеха в понимании или говорящий осознает, что адресует речь человеку, владеющему другой подсистемой языка [4. С. 129-141]. Метаязы-ковое функционирование реализуется в данном случае как поддержка эффективности реализации базовой когнитивной функции языка.
Текстологический анализ спонтанных проявлений метаязыковой рефлексии направлен на выявление условий коммуникации, стимулирующих к метаязыковой рефлексии, при этом проверка единства кода коммуникантов является лишь одной из возможных целей. В условиях риторической направленности речи такого рода метаязыковые рефлексии говорящего могут иметь коммуникативно-актуальные цели - привлечь внимание к фрагменту речи, направить его интерпретацию слушателем в определенном направлении.
Таким способам функционирования противопоставлена скрытая, имплицитная форма языковой рефлексии, которая является воплощением сложного комплекса функций: когнитивная оранжируется коммуникативной и эстетической направленностью. Имплицитная форма метаязыковой функции проявляется как одна из форм языковой игры (ЯИ), а контексты реализации языковой игры являются метатекстами. В языковой игре элементы формы высказываний являются результатом формально-семантических трансформаций узуальных единиц, что является средством актуализации внутренних, скрытых смыслов.
В определении языковой игры Т.А. Гридиной отмечается направленность контекстов языковой игры на актуализацию языковой формы за счет неканонического использования языковых единиц, «с установкой на эсте-
тическое восприятие последних» [5. С. 4]. Автор подчеркивает наличие когнитивных признаков осознанности говорящим предъявляемых им трансформаций: «[ЯИ] предполагает такое овладение языком, когда не только “...усвоены и воспроизводятся модели стандартного употребления, но осознаны способы творческого его использования”. Григорьев В.П. Поэтика слова. М., 1979»; цит. по: [5. С. 9] (курсив мой. - З.Р.).
Это же свойство - осознаваемости языковых трансформаций в языковой игре - выделяет и В.З. Санников: «Языковая игра - это некоторая языковая неправильность (или необычность) и, что очень важно, неправильность, осознаваемая говорящим (пишущим) и н а м е р е н н о допускаемая» [9. С. 23].
Как показывает анализ материала, довольно регулярно языковая игра базируется на манипуляциях с внутренней формой слова, попадающей в «светлое поле сознания коммуникантов». Подчеркивая двойственную природу внутренней формы слова, ее материально-идеальный характер, О.И. Блинова в определении этого явления выделяет и аспект связи категории с языковым сознанием: «Внутренняя форма слова - это морфосемантическая структура слова, позволяющая объяснить связь его звучания и значения» [4. С. 61] (курсив мой. - Р.З.).
В дальнейшем мы рассматриваем языковую игру, связанную с осознанием элементов внутренней формы слова, характеризуем один из видов виртуального общения - чат-коммуникацию - со стороны тех особенностей условий общения, которые стимулируют появление имплицитных форм метаязыковой рефлексии, сравниваем прямое и имплицитное проявления метаязыковой функции.
Ранее мы уже обращались к характеристике коммуникативной ситуации чатов в разных аспектах [10. С. 53-66; 11. С. 325-334; 12. С. 107117]. В данном случае мы стремимся доказать, что коммуникативное пространство виртуальной реальности создает особые условия для актуализации метаязыковой функции, «побуждает язык к саморефлексии». Коммуникативная ситуация чатов характеризуется своеобразной конфигурацией практически всех базовых компонентов коммуникативного акта3 - адресата и адресанта, предмета общения, языкового кода, текста, трансформация которых происходит под влиянием своеобразного канала связи, а также цели общения. Пространство чатов в коммуникативном поле виртуальной реальности выстраивается для организа-
ции непринужденного политематического общения многих участников. В современной системе виртуального Интернет-общения сложились разные типы чатов, различающиеся тематической ориентацией, степенью открытости, скоростью общения и т.д.
Среди важных черт данного вида коммуникации, значимых в рассматриваемом аспекте, отметим принципиальную установку на создание непринужденной атмосферы, характерной для ситуаций обыденной разговорной речи, доминирование собственно коммуникативных, фатиче-ских функций над информативными, установку на игровое течение коммуникации, которая стимулируется созданием виртуальных образов
коммуникантов, маркированных никами. Чат - это «болтовня» в более или менее широком тематическом поле, характеризующаяся не только принципиальной полилогичностью, регулируемой модераторами, но и легкостью смены тем. Тематическое развертывание общения в чате развивается по ассоциативному принципу. При этом в поле ассоциирования достаточно часто попадают не собственно смысловые моменты коммуникации, но ее форма. Привлечение внимания к форме текста обусловлено не только сочетанием установки на болтовню, многотемьем коммуникации, но и фиксацией результата общения в письменном тексте. Письменный текст преодолевает мимолетность произведений устной разговорной речи. В чат-коммуникации оказывается значимым зримое присутствие на экране монитора текста, который становится своеобразным «третьим участником» общения, стимулируя коммуникантов к тому, чтобы стать темой, объектом рефлексий.
Приведенный далее контекст4 (как, впрочем, множество других текстов чат-коммуникации) свидетельствует о своеобразном звучании графической материи виртуального текста. Внутренняя форма слова объединяет в единый комплекс графический облик слова, его звучание и комплекс смыслов.
Рассмотрим фрагмент полилога:
[15:04] <Ога^1т> Тык приезжайте к нам Гринбург [15:05] <8ке1_оге> я тоже сейчас пойду [15:05] <ВОРОН> Баксбург [15:05] <^ош81ет> город зеленого змия?
[15:05] <Ога^1т> Ну да
Актуализация внутренней формы слова Зеленоград становится основой авторского новообразования - Гринбург, созданной как своеобразная «псевдокалька». На основе перевода частей, очевидно, под влиянием модели образования наименований городов Петербург, Екатеринбург, появляется слово с англоязычным корнем и германоязычным аф-фиксоидом - Гринбург, что, в свою очередь, становится стартом для дальнейшего игрового ассоциирования, возможного только на основе осознания элементов внутренней формы слова. Один участник полилога выделяет корень грин- из неологизма Гринбург, устанавливает ассоциативную связь со сленговым именем грины «доллары», что становится базой синонимического сближения с жаргонным синонимом баксы, и далее образования нового именования - Баксбург. Другой участник полилога развивает ассоциацию корневого элемента Грин- на основе «цветового» значения с фразеологическим оборотом - «зеленый змий», определяя Зеленоград как «город зеленого змия». Представим схематически формально-смысловые трансформации: Зелен- о -град ^ калька Грин -с -бург ^ грин «зеленый» ^ грины «жарг. доллары» ^ баксы «жарг. доллары» ^ обратная «псевдокалька» город зеленого змия.
Как представляется, в данном случае мы наблюдаем «референтно нулевые» игры: в полилоге Зеленограду не приписываются свойства города алкоголиков или, скажем, миллионеров. В контексте реализована
фатическая функция общения, коммуниканты получают удовольствие от словесной игры, манипулирования формально-смысловыми трансформациями: «Среди других функций языковой игры указывают обычно с т р е м л е н и е р а з в л е ч ь с е б я и с о б е с е д н и к а, а также стремление к с а м о у т в е р ж д е н и ю» - «триумф от исправности собственного интеллекта (Buttler. 1968, 12)» [9. С. 27].
Показателем актуализации внутренней формы слова как основы его игрового переосмысления и трансформаций является бессмысленность диалога с точки зрения референтной отнесенности (отнесенности к внеязыковой действительности). В данном диалоге слова ничего не обозначают кроме себя и внутриязыковых связей. Содержанием диалогов становятся непосредственные формально-семантические связи слов. Коммуникация замыкается в текстовых и языковых связях единиц. Текст функционирует как самостоятельная коммуникативная реальность, создающая поле актуализации возможных связей.
Наглядно различная функция прямого и имплицитного метатекста представлена в следующем контексте, где рефлексируется иноязычное вкрапление - принятие нового ника Kot'and'Pipe.
[23:57] *** Wherecat is now known as Kot'and'Pipe [23:57] <Kergma> кот в канале [23:57] <Kergma> или в канаве...
[23:58] * Disorder слушает Soulfly - Seek'N'Strike [23:58] <Kot'and'Pipe> все мы тут в известной степени - в канаве ;) [23:58] *Miky прям аж смутилась:) ну кееергмы... что такое... [23:58] <Kergma> в русле развития :))))
[23:58] <Kot'and'Pipe> :))))
[23:58] <Kergma> иногда русло пересыхает [23:59] <Kergma> :)
[23:59] <Kergma> мики :))
[23:59] <Miky> с чего бы это пересыхает?:)
[23:59] <Miky> да?
[23:59] <BOPOH> Кот. а что такое Пипе? :))
[23:59] <BOPOH> хм.. ударение то где? пИпе или пипЕ? :)
[23:59] <Kergma> pipe - это канал
В приведенном фрагменте полилога мы наблюдаем классическое проявление метатекстовой рефлексии, возникшее в ситуации нарушения понимания вследствие того, что один из коммуникантов (BOPOH) не владеет кодом адресанта, использующего в русском тексте англоязычные вкрапления: Wherecat is now known as Kot'and'Pipe... <BOPOH> Кот. а что такое Пипе? :)); <BOPOH> хм.. ударение то где? пИпе или пипЕ? :); <Kergma> pipe - это канал.
Коммуникативная функция ника в чат-коммуникации широко обсуждается в литературе, посвященной виртуальному общению. В данном случае нам хотелось бы актуализировать его моделирующую функцию. В виртуальной реальности весьма широко используются метафорические имена: «Создание и функционирование метафорического име-
ни в виртуальном дискурсе носит мифологический характер: имя призвано отражать суть именуемого и репрезентировать его свойства в дискурсе ... например, ник Багира или Киска обозначает, что говорящий в именовании предупреждает об определенной направленности своего речевого поведения: о ее повышенной экспрессивности, о возможном сочетании в этой экспрессии агрессивности и сексуальности, об актуальности женского начала и в диктуме, и в модусе дискурса» [12. С. 113— 114]. Вследствие этого акт переименования коммуниканта (Wherecat is now known as Kot'and'Pipe) активно обсуждается коммуникантами: невозможность осознания заложенного образа собеседника, обозначенного ником, вызывает у коммуниканта BOPOH потребность в его разъяснении, комментирования и смысла, и формы слова, что и находит отражении в создании прямого метатекста.
Результаты другого типа метаязыковой деятельности демонстрирует собеседник Kergma. Его первая реплика является по сути соединением прямой метаязыковой рефлексии и игрового переосмысления имени. Интерпретация «варварского» объединения русского кот (kot) и английского pipe основывается на переводе англоязычного компонента, далее - на объединении вновь полученных единиц в новое словосочетание, позволяющем задать двойную семантическую интерпретацию англоязычной лексемы pipe: канал связи ^ канал «водная артерия». Это второе значение «водная артерия» на основе сходства семантики и звукового облика дает старт новой ассоциации: кот в канале или в канаве... Далее образуется новое словосочетание на основе семантического сходства ^ в русле развития. Если первая реплика являет собой процесс семантиза-ции, имеет двойную референтную направленность - «к миру слов и миру вещей», то вторая преимущественно обращена к словесным ассоциациям, не закрывающим путей и ее денотативного прочтения, что реализовано в реплике Miky: Miky прям аж смутилась:) ну кееергмы... что такое...
Таким образом, об имплицитной реализации метаязыковой функции свидетельствуют контексты, содержанием которых является рефлексия непосредственных формально-семантических связей слов. Коммуникация замыкается в текстовых и языковых связях единиц. Установка на игровое неформальное общение со «скользящими» темами, возникающими по ходу развития полилога на основе ассоциативных связей в условиях письменной фиксации результата общения в виде текста на экране монитора, появляющегося по мере его реализации, создает условия для актуализации скрытых типов метаязыковой рефлексии.
Примечания
1 Характеристику текстовых функций внутренней формы слова см. в работах
О.И. Блиновой [4. С. 129-141], Т.А. Гридиной [5. С. 55-59] и др.
2 Мы в дальнейшем применяем определения «широкое и узкое понимание метатекста» в значении, не совпадающем с соответствующими в работе А.Н. Ростовой, определяющей широкое применение термина метатекст как «языковые средства, отражающие
разные приемы организации информации в процессе произведения текста» [7. С. 53]. Однако, как представляется, в таком случае между широким и узким пониманием метатекста различие содержится не в объеме референции термина, но в его разной отнесенности: первое, приведенное в основном тексте, определение реферирует к толкованиям кода, второе - к текстовым операторам.
3 О функциональной трансформации компонентов коммуникативной ситуации виртуального общения см., например, в [13].
4 В работе анализируются материалы чатов «Тихое место» и «Легенда». В текстах сохраняются графика, орфография и пунктуация источника.
Литература
1. Гумбольдт В. фон. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества // Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М., 2000. С. 37-300.
2. Хомский Н. Картезианская лингвистика. Главы из истории рационалистической мысли. М., 2005.
3. ПотебняА.А. Из записок по русской грамматике. М., 1958. Т. 1-2.
4. Блинова О.И. Мотивология и ее аспекты. 2-е изд., стереотип. Томск, 2007.
5. Гридина Т.А. Языковая игра: стереотип и творчество: Екатеринбург, 1996.
6. Якобсон Р. Лингвистика и поэтика // Структурализм: «за» и «против». М., 1977. С. 193-230.
7. Ростова А. Н. Метатекст как форма экспликации метаязыкового сознания (на материале русских говоров Сибири). Томск, 2000.
8. Блинова О.И. Русская мотивология: Учеб.-метод. пособие. 3-е изд. Томск, 2005.
9. Санников В.З. Русский язык в зеркале языковой игры. М., 1999.
10. Резанова З.И., Мишанкина Н.А. От новых лингвистических объектов - к интегрированной интерпретации естественного языка (на материале виртуального дискурса) // Филология и философия в современном культурном пространстве: проблемы взаимодействия. Томск, 2006. С. 53-66.
11. Резанова З.И., Мишанкина Н.А. Способы языкового выражения самоидентификации личности в виртуальном дискурсе // Европейские исследования в Сибири. Томск, 2004. Вып. 4. С. 325-334.
12. Резанова З.И., Мишанкина Н.А. Метафора в виртуальном дискурсе (на материале чатов) // Естественная письменная русская речь: Исследовательский и образовательный аспекты. Ч. 2. Теория и практика современной письменной речи. Барнаул, 2003. С. 107-117.
13. Вавилова Е.Н. Жанровая квалификация виртуального дискурса телеконференций Фидонет: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Томск, 2001.
THE INNER FORM OF THE WORD AS THE OBJECT OF METALINGUAL REFLECTION IN CHAT COMMUNICATION CONDITIONS Rezanova Z.I
Summary. The implicit type of manifestation of metalingual consciousness, expressed in the form of the language-game used in specific communicative conditions of chats as one of the forms of virtual communication is described. Metalingual reflection of various aspects of the inner form of the word is explored.
Key words: inner form of the word, metalingual consciousness, metatext, interdiscoursiveness, language play.
