CC BY
48
советской модели, а только через интеграцию «пролетариата» в «политическое единство немецкого населения государства».
Но это требовало бы, однако, - К. Шмитт не говорит почему - упразднения либеральной формы организации: «Для создания конституции на ближайшее время речь идет о том, чтобы спасать демократию от ее утаивания благодаря либеральным моментам» [11, 8. 47].
1. Шмитт К. Политическая теология. М., 2000. С. 163.
2. Schmitt C. Die geistesgeschichtliche Lage des heutigen Parlamentarismus / Carl Schmitt Ausgabe: 7. Aufl., unveraend. Nachdr. der 1926 ersch. 2. Aufl. Berlin, 1991. S. 7, 12.
3. Schmitt C. Politische Romantik / von Carl Schmitt Ausgabe: 2. Aufl. Muenchen [u. a.], 1925. S. 192.
4. Schmitt C. Roemischer Katholizismus und politische Form / Carl Schmitt Ausgabe: Neuausg. nach der 1925 im Theatiner-Verl., Muenchen ersch. 2. Aufl. Klett-Cotta, Stuttgart, 1984.
5. Schmitt C. Die Diktatur: von den Anfängen des modernen Souveraenitaetsgedankens bis zum
proletarischen Klassenkampf / Carl Schmitt Ausgabe: 6. Aufl. Berlin, 1994. X.
6. Schmitt C. Politische Theologie / von Carl Schmitt. Muenchen [u. a.], 1922. S. 65.
7. Schmitt C. Verfassungslehre / Carl Schmitt Ausgabe: 8. Aufl., Neusatz auf Basis der 1928 erschienenen ersten Aufl. Berlin, 1993. § 23.
8. Habermas J. Die Schrecken der Autonomie. Carl Schmitt auf Englisch // Eine Art Schadensabwicklung. Frankfurt a/M, 1987. S. 113.
9. Schmitt C. Verfassungslehre / von Carl Schmitt. Muenchen [u. a.], 1928.
10. Schmitt C. Der Begriff des Politischen: Text von 1932 mit einem Vorwort und drei Corollarien / von Carl Schmitt. Ausgabe: 3. Aufl. der Ausg. von 1963. Berlin.
11. Schmitt C. Staat, Grossraum, Nomos: Arbeiten aus den Jahren 1916-1969 // Der buergliche Rechtsstaat / Carl Schmitt. Hrsg., mit e. Vorw. und mit Anm. vers. von Guenter Maschke Beteiligt: Maschke, Guenter. Berlin, 1995. S. 44-53.
12. Schmitt C. Staatsgefuege und Zusammenbruch des zweiten Reiches: der Sieg des Buergers ueber den Soldaten / von Carl Schmitt Hanseat. Verl. Anst., Hamburg, 1934. S. 44, 338.
Поступила в редакцию 27.02.2007 г.
«ВНУТРЕННИЙ ОПЫТ - ЭТО Я САМ»: ПРОБЛЕМА ВНУТРЕННЕГО ОПЫТА
ФИЛОСОФИИ П.Е. АСТАФЬЕВА
М.А. Прасолов
Prasolov M.A. «Inner experience - this is my own self»: the problem of inner experience in P.E. Astafiev’s philosophy. The article considers the concept of inner experience in philosophy formulated by P.E. Astafiev, a representative of the Russian metaphysical personalism. Astafiev interpreted the inner experience as the most authentic principle of reality, self-evident existence of essential knowledge, consciousness and activity known by oneself, free effort, a basis of genuine metaphysics and human outlook. Astafiev’s inner experience is the sphere of intelligibility, bounded, however, by the limits of a human subject.
Характерной чертой персоналистической философии является утверждение о том, что субъект, или человеческое я, обнаруживает сущее в самом себе. Данность сущего в сознании субъекта тематизируется в персоналистической философии как проблема внутреннего опыта и его природы [1]. В русской философии существует традиция метафизического персонализма, для которой проблематика внутреннего опыта была ключевой1.
1 Помимо сочинений персоналистов, в русской философии существуют только весьма скромные по-
Метафизическим персонализмом я называю одно из направлений в русской философии 2-й пол. XIX - нач. XX в., которое обычно не совсем верно именуют «русским лейбници-анством» и которое включает в себя таких философов, как A.A. Козлов, П.Е. Астафьев, Л.М. Лопатин, Н.В. Бугаев, Е.А. Бобров, С.А. Алексеев (Аскольдов). Из них наиболее цельную концепцию внутреннего опыта разработал П.Е. Астафьев (1846-1893 гг.), «ма-
пытки понимания «внутреннего опыта» как философской категории [2, 3].
ленький человек» русской философии, все еще зачисленный, несмотря на растущее к нему в последнее время внимание, в категорию так называемых «забытых», чье бессмертие обеспечивают сноски и комментарии [411]. Но в свое время философ был более известен читающему обществу в качестве создателя персоналистической концепции внутреннего опыта [12]. Именно этот аспект творчества Астафьева меня интересует.
Сущность своего мировоззрения Астафьев выразил так: «монадология на почве критики внутреннего опыта» [13], «мировоззрение внутреннего опыта... как философия сознания» [14]. Понятие внутреннего опыта - это стержень всей философии Астафьева [4, с. 559; 5, с. 78; 6, с. 123-125; 12, № 2, с. 42, 70-71]. К понятию внутреннего опыта и к ясному его осознанию Астафьев пришел постепенно. Сначала он говорил о «нормах духовных деятельностей», «законодательствах духа», «основном факте сознания», «необходимых и всеобщих фактах сознания» [15]. Впервые термин «внутренний опыт» у Астафьева появился в работах 1885 г. [16]. В исследованиях о свободе воли философ еще только приближался к понятию внутреннего опыта. Он писал: «Я мало выяснил тут два важных понятия: понятия о природе внутреннего опыта, в котором нам дана воля, и понятия усилия, ибо оба понятия -основа и синтез моего мировоззрения» [17]. Во всей полноте и окончательно Астафьев высказался о внутреннем опыте в статьях «Родовой грех философии» и «Наше знание о себе».
Мировоззрение должно, по мысли Астафьева, захватить всю полноту мысли и жизни. Поэтому «начала такого мировоззрения должны быть неисключительными», для всех равно вразумительными и самоочевидными. Современная философия, по мнению Астафьева, бесплодна, ибо строится на искусственных, исключительных началах, «вынуждена исключить наиболее ценное, всеобщее и самоочевидное в общечеловеческом сознании». Вся современная философия, -считает Астафьев, - отрицает субъект, и в этом ее коренной, неискупимый грех. Для Астафьева нет мира без субъекта и «нет мировоззрения без всерешающего знания о субъекте!» [18, с. 161]. Выбор прост: или мировоззрение механического, объективно-
го, отрицающего дух монизма, или мировоззрение ясного и откровенного спиритуализма [18]. Философ, конечно, выбирает спиритуализм. Если начала философского монизма не заключают в себе определения субъекта, то мировоззрение Астафьева прямо начинается с утверждения внутреннего мира субъекта как единственной области, от которой наше сознание никакими сомнениями отрешиться не может. Я, сознание, воля, субъект есть для Астафьева самое очевидное и самое ценное. Это - «единственное самоочевидное», «единственная несомненная действительность» [18, с. 152; 19]. И более того - субъект и его внутренняя жизнь есть «истинно-сущее», «самосущее начало действительности» [18, с. 153; 19, с. 650].
Такой «субъект должен занять место реального начала мировоззрения, - как думает Астафьев, - место истинно-сущего в мыслимом мире». Он есть из себя и для себя сущий, внутренне-единый, самобытный, из себя самого определяющийся источник действия. Иначе это не субъект вовсе. Ничто «не самосущее не обладает самоопределением и не есть субъект» [18, с. 154]. Таково в самом первом приближении начало, с помощью которого Астафьев хотел развернуть всю свою философию и воздвигнуть здание всеобщего мировоззрения, ибо, по его мнению, все глубокие революции в философии начинались с обращения к я (Сократ, Декарт, Кант) [18, с. 151-152].
«Возможно ли философское знание о таком самосущем субъекте?», - спрашивает далее Астафьев. Теперь ему необходимо установить познаваемость субъекта. Познание такого субъекта дано, по мысли философа, во внутреннем опыте, который и составляет самое существо всей субъективности. Узнавши внутренний опыт, мы узнаем и самое существо субъекта [18]. Познание единственной самоочевидной, непосредственной и несомненной действительности может быть только таким же единственно самоочевидным, непосредственным и несомненным познанием. Астафьев сразу берет за несомненный факт наличие в нас субъективной, внутренней жизни, знающей о себе в самом ее переживании. Сознание «я мыслю», «я сознаю» неотделимо от процесса внутренней жизни и составляет все ее содержание. Это для человека самая достоверная действительность,
истина в основе всех других истин и как факт - совершенно вне сомнения. Этот факт прямо свидетельствует: 1) о себе самом, что он есть; 2) что он знает о себе в переживаемых его состояниях сознания, мысли, чувства, воли; 3) что все эти состояния он относит именно к себе, имеет в замкнутой в себе сфере. Все эти состояния остаются состояниями его сознания, фактами внутренней жизни. Здесь полная замкнутость внутренней жизни в себе, отнесение всех ее состояний к ее внутреннему средоточию, к я.
Итак, этот факт, по Астафьеву, свидетельствует пока еще не о природе я, но просто о замкнутости, неделимости его в себе. Замкнутое целостное самодовольство обеспечивает единство сознания и дано нам не как знание, но как «чисто фактическая данность» [19, с. 651-653].
Внутренний опыт, по Астафьеву, есть орган познания о сознании, а сознание, я, -предмет, который дан во внутреннем опыте и им сознается [19, с. 653]. Астафьев категорически отвергает интерпретацию внутреннего опыта только как средства познания. В таком случае, субъект оказывается чужд самой субъективной жизни, непознаваем, недоступен, неподвижен и бессодержателен. В лучшем случае, субъект здесь постулируется как нравственная необходимость. Поэтому Астафьев решительно настаивает на единстве субъекта и внутреннего опыта. Внутренний опыт - это сам предмет, сам субъект [19, с. 654, 658]. Он совершенно самопрозрачен для самого себя. Предмет познания, средства познания, да и само познание во внутреннем опыте целиком тождественны, взаимопроникают друг в друга. Субъект во внутреннем опыте всецело проявляет себя для себя, абсолютно самоявлен. Такой субъект и такой внутренний опыт, конечно, никак не совместимы с позитивизмом, материализмом, неокантианством, о чем сам Астафьев постоянно пишет, критикуя Канта, Фихте, позитивистов Конта, Милля и Спенсера, Н.Н. Страхова и А.И. Введенского за разделение субъекта и внутреннего опыта [19, с. 658-659].
Чтобы еще убедительнее подтвердить тождество субъекта и внутреннего опыта, Астафьев вынужден доказывать, что внешний опыт не обладает общей достоверностью, ибо всегда разрешается во внутренний опыт и, таким образом, есть только вид,
часть внутреннего опыта. Всякий внешний опыт есть внутренний опыт, но внутренний опыт не есть только внешний опыт. Отсюда неприятие Астафьевым абсолютизма объективной науки и редукции философии к науке. Астафьев утверждает, что внутренний опыт дает не только знание о фактах внутренней жизни, но и есть «самое бытие фактов внутренней жизни» [19, с. 663]. Это бытие Астафьев понимает, как деятельность: «Я узнаю, совершая». И факты внутренней жизни не узнаются внутренним опытом, но суть сам внутренний опыт. Они, по Астафьеву, «совершенно совпадают» [19, с. 664].
Внутренний опыт - не просто бытие, не просто деятельность, но - жизнь. Он, по Астафьеву, «самое существенное определение жизни вообще». Жизнь - это то, в чем существо узнает о своем бытии и чем оно, это бытие, себя, с начала до конца своей жизни, подтверждает. Жизнь - совокупность событий, в которых бытие становится субъективным, замкнутым в себе, ведомым себе и для себя целым. Никакой ценности бытие само по себе не имеет, считает Астафьев, пока оно не стало субъектом, ведомым себе хотя бы в самой смутной форме. Без этого нет жизни вообще. «Жизни столько же, - утверждает философ, - сколько субъективности, ведомости в себе». Для него отрицать внутренний опыт - отрицать жизнь [19, с. 665].
Внутренний опыт, по Астафьеву, есть «основное начало знания и истинно-сущее начало бытия», «истинно-сущее, реальное начало бытия» [19, с. 689, 691]. Следовательно, раз во внутреннем опыте знание и бытие полностью тождественны, если для такого опыта быть - знать себя, а знать себя - быть собой, то знание, которое дает внутренний опыт, есть знание «по существу». «Знание так, как есть», «знание самого существа», «знание самой познаваемой вещи», знание субъектом самого себя - знание субстанциональное, которому доступна самая сущность субъекта. Поэтому «область внутреннего опыта и область всего возможного для нас знания совпадают» [19, с. 665, 672, 673;
17, кн. 13, с. 68; кн. 14, с. 76, 80, 83, 85]. Только внутренний опыт и дает настоящее знание, тогда как внешний опыт дает лишь относительное знание. Отсюда следует, что «вся жизнь субъекта состоит в том, чтобы быть себе ведомым» [19, с. 672].
Внутренний опыт - это всегда сознание и самосознание. Поскольку внутренний опыт абсолютно самосознателен, в силу тождества в нем истинно-сущих бытия и знания, постольку в нем не может быть никаких явлений, ибо он является только сам себе. Он знает только сам себя и в этом знании состоит все его бытие [19, с. 666]. Внутренний опыт, субъект, сознание, самосознание, знание, бытие и жизнь «совершенно совпадают и тождественны» [20; 17, с. 86].
Астафьев не допускает никаких бессознательных элементов в нем. Если сделать такое допущение, то бессознательным будет и субъект, в силу своего тождества с внутренним опытом. А бессознательный субъект уже вовсе и не субъект, не я, ибо трудно представить себе бессознательное самосознание. Астафьев - непримиримый противник всякой философии бессознательного. Отсюда его постоянная критика Шопенгауэра, Гартмана и позитивистской психологии. Отрицание бессознательного у Астафьева доходило до крайних пределов. Он высказывал мысль, что все биологические акты взрослого человека когда-то в материнской утробе совершались совершенно сознательно [6, с. 124].
Внутренний опыт, по Астафьеву, неизбежно есть акт, деятельность, деятельная сила. Деятельность - это существо внутреннего опыта. Он есть деятельность, и только в нем есть деятельность [19, с. 672, 691]. Внутренний опыт есть мощный производящий фактор всей жизни, сила, не перестающая ни на миг выражать себя в деятельности. Во внутреннем опыте деятельность сознательна и сознание деятельно. Все предыдущие характеристики внутреннего опыта сами приобретают характер актов. Только в переходе от акта к акту может существовать сознание, самосознание, субъект и жизнь, и наоборот. «Субъект есть деятельность, самоопределяющаяся сила, если только он сам по себе есть сознание, ведомое себе, внутренняя, замкнутая в себе жизнь» [19, с. 670]. Эта деятельность - бесконечна и вносит качество бесконечности во внутренний опыт. Активность есть основная черта внутреннего опыта, причем эта активность, отнесенная к себе, поэтому единая, внутренне замкнутая и законченная, сама себе довлеющая. Отсюда внутренний опыт всегда внутренне же закончен, целостен, неизменно равен себе, дан се-
бе раз и навсегда во всем своем целом, совершенно непоколебимо довлеет самому себе. Он может только раскрываться, развертываться из себя во всех направлениях, но не «нарастать отвне». Отвне ему ничто не нужно для своей жизни [19, с. 668, 688].
Как деятельность и самодовление, внутренний опыт, по Астафьеву, совпадает с актами воли и чувства. Более того, эти акты и суть внутренний опыт, так как он не может к ним относиться как к объекту, ибо «в них -он сам и все» [19, с. 676]. Искать непосредственного содержания внутреннего опыта, по Астафьеву, следует не в интеллекте, а в чувстве и воле. Положительным содержанием внутреннего знания существа о своей жизни является чувство усилия, активности, тогда как в чувстве сопротивления, пассивности -начало сознания объекта. Чувства усилия и сопротивления, по Астафьеву, - основное, элементарное содержание всякого внутреннего опыта, из которых происходит и все его последующее содержание, и весь его внутренний мир [19, с. 666-667]. Так как внутренний опыт - сознателен и самосознателен, то чувство и воля у Астафьева мыслятся как знающие о себе чувство и воля. Он категорически не признает бессознательных чувств и воли, это contradictio in adjecto. Особенно Астафьев настаивает на необходимости знающей себя воли. Ведомая себе воля - это «сам внутренний опыт», а не нечто «в внутреннем опыте». Воля - «самодеятельность познавания им себя» [19, с. 692]. Деятельная воля совпадает с самим я и, следуя логике Астафьева, с самим внутренним опытом, а значит, и бытием, знанием, сознанием, самосознанием, жизнью.
Именно в воле и чувстве внутренний опыт становится доступен сам себе, причем во всей полноте. Благодаря им, он сам определяет свою жизнь, сам себя сознает, знает, а также созерцает и созидает свой объект. Он постоянно наблюдает только самого себя. Отсюда невероятная текучесть актов внутреннего опыта и их сплошная слитность, что делает невозможным какой-либо сознательный научный эксперимент в области чувства и воли, ограничивает его только сферой интеллекта и, тем самым, ограничивает сам интеллект, превращая его только в одно из выражений внутреннего опыта, причем не самое совершенное и адекватное [19, с. 682].
Внутренний опыт, по мнению Астафьева, не дан человеку готовым, но постоянно созидает, устрояет сам себя, будучи бесконечно деятельным. При всей своей замкнутости и самодовлении внутренний опыт сам себе не дан в абсолютной субстанциональной завершенности. Он еще должен стать самим собой, познать себя, создать себя. Так возникает во внутреннем опыте всякое долженствование и открывается возможность суждения [19, с. 690]. Внутренний опыт - беспощадная и бесконечная внутренняя критика перед лицом должного. Он - вечная неуспокоенность и моральная одержимость. Но здесь не открывается нечто совершенно новое, ибо и деятельность, и долженствование, и суждение - все это есть во внутреннем опыте всегда и неизменно. Ведь моральный пафос не создает ничего нового, а только оценивает наличное.
Внутренний опыт является началом творчества, а для объяснения последнего необходимо признать и абсолютную свободу внутреннего опыта. Без свободы внутренний опыт теряет все свои замечательные качества и не отличается от опыта внешнего.
Внутренний опыт составляет «всю мою субъективную жизнь» и он знает себя только в своих же пределах, причем знает и сами свои пределы. Это открывает ему путь к познанию того, что он является только частью другого внутреннего опыта, иной воли, что он - акт трансцендентной Воли. «Именно это замкнутое в себе знание «не имеющей окон» душевной монады моей и говорит мне, что я -не все, что я не безотрадно, беспомощно и бесплодно один в бытии, но участник широчайшей, бесконечно могучей и высшей жизни, создание высшей Воли» [19, с. 693]. Составляющая мое собственное существо, моя реальная воля и есть мое я, и не исчерпывается этим я, выходит за пределы моего внутреннего опыта, моей собственной реальности, начало которой, тем самым, лежит вне внутренне опытно ведомой мне реальности, т. е. трансцендентно [13, с. 188-189].
Закончить разбор астафьевского учения о внутреннем опыте можно его словами, что внутренний опыт - «не условный постулат метафизики, а непосредственный, самоочевидный факт знания и бытия. Уничтожить его -уничтожить все!.. Внутренний опыт есть я
сам, вся моя реальность и все мое знание» [13, с. 188].
Внутренний опыт - «единственная почва для общечеловеческого мировоззрения» [19, с. 687]. Но если внутренний опыт есть чисто индивидуальный и субъективный, как он может стать единым, общепризнанным знанием? Астафьев отвечает, что «в идее» внутренний опыт совершенно индивидуален, но «в действительности» существенных различий внутреннего опыта у людей нет. Во внутреннем опыте «проявляется наибольшая одинаковость всех людей», так же как «у всех существ одного животного типа» [19, с. 685-686]. Поэтому внутренний опыт должен быть положен в основу всеобщего мировоззрения, всей человеческой жизни.
Внутренний опыт в понимании Астафьева есть, на мой взгляд, ничто иное, как сфера интеллигенции, или ума. Только в отличие от античного космического ума и средневекового богочеловеческого Логоса, здесь интеллигенция всецело ограниченная пределами человеческого субъекта. В этом отношении персонализм Астафьева представляет собой вариант новоевропейской философии субъекта. В понятии внутреннего опыта Астафьев, по-моему, близко подошел к тем категориям, анализ которых позволил бы ему выйти из ограниченных пределов своих метафизических установок. Я имею в виду категории «энергии» и «энтелехии», которые упоминаются вскользь, без рассмотрения их возможных связей с самоопределяющимся актом, лежащим в основании внутреннего опыта [17, с. 92]. Такой анализ мог бы помочь снять противоречия персоналистиче-ского учения о субъекте. Но, видимо, это возможно только за пределами данного варианта персоналистической метафизики.
1. Продан И. С. Психология внутреннего опыта как основа философских наук (исторический очерк). Юрьев, 1904.
2. Пясковский Н.Я. Внешний и внутренний опыт в христианской религии. М., 1905.
3. Розанов В.В. Литературные изгнанники. H.H. Страхов. К.Н. Леонтьев. М., 2001.
4. Гаврюшин Н.К. // Вопр. философии. 1996. № 12. С. 75-83.
5. Козлов A.A. // Вопр. философии и психологии. 1893. Кн. 18. С. 122-125.
6. Прасолов М.А. // Русская провинция. Воронеж, 1995. Вып. 2. С. 402-418, 452-453.
7. Прасолов М.А. Социально-философские и антропологические воззрения П.Е. Астафьева (1846-1893 гг.): автореф. дис. ... канд. философ. наук. СПб., 2001.
8. Прасолов М.А. // Консерватизм в России и мире: в 3 ч. Воронеж, 2004. Ч. 2. С. 29-67.
9. Прасолов М. А. // Credo New. 2004. № 3. С. 49-59.
10. Прасолов М. А. // Credo New. 2006. № 4. С. 53-65.
11. Прасолов М.А. Субъект и сущее в русском метафизическом персонализме. СПб., 2007.
12. Сергий (Розанов), свящ. // Вера и разум. 1894. № 1. С. 25-48; № 2. С. 70-102.
13. Введенский А. И. // Богословский вестник. 1893. № 6. С. I.
14. Астафьев П.Е. Монизм или дуализм? Понятие и жизнь. Ярославль, 1873.
15. Астафьев П.Е. Смысл истории и идеалы прогресса. М., 1885. С. 5, 10-12, 14.
16. Астафьев П.Е. Чувство как нравственное начало. М., 1886. С. 95.
17. Астафьев П.Е. // Вопр. философии и психологии. 1892. Кн. 13-14. С. II.
18. Астафьев П.Е. // Русское обозрение. 1892. № 12. С. 144, 145, 150-151.
19. Астафьев П.Е. Вера и знание в единстве мировоззрения. М., 1893. С. 649.
20. Астафьев П.Е. К вопросу о свободе воли. М., 1889. С. 22.
Поступила в редакцию 15.03.2007 г.
СИНЕРГЕТИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ МИРОЗДАНИЯ: ДОСТИЖЕНИЯ И ПРОБЛЕМЫ
Ю.М. Малышев
Malyshev Y.M. The synergetic conception of the Universe: achievements and problems. The scientific picture of the world is considered to be a preliminary stage or a fragment of conception of the Universe. It is shown, that a new form of knowledge - a scientific conception of the Universe - appears in modern science. The synergetic conception of the Universe is projected to be a glaring example of the latter. The contemporary synergetic conception to a certain extent solves both the problem of the Universe's existence and the existential problem of a human being, for example it gives the answer to the meaning of life and death, an individual existence and an existence of mankind.
Под мирозданием понимается сущее, мыслимое человеком как все существующее, в котором находится он сам. Человек при этом рассматривается как субъект самоопределения, осуществляющий всестороннюю ориентацию в сущем и оценку взаимоотношений с ним. Проблему мироздания образует единство вопросов, раскрывающих и проясняющих основной мировоззренческий вопрос: каковы взаимоотношения субъекта самоопределения и сущего в целом? Чтобы содержательно раскрыть эти отношения и рационально решить эту проблему, необходимо знание как объективной, так и субъективной реальностей, а также - соотношения между ними. В целом, проблема мироздания - это комплексная мировоззренческая проблема, имеющая, с одной стороны, естественнонаучные, а с другой - антропо-социокулътурные аспекты.
В сформулированном выше виде проблема мироздания носит всеобщий, универсальный характер и выступает как результат
метаэмпирического обобщения известного культурно-исторического материала. При этом «мироздание» выступает многофункциональным понятием, благодаря которому сущее перестает рассматриваться как нечто аморфное и безразличное. Человекомерная составляющая проблемы мироздания в своем полном объеме есть вопрос о смысле жизни и смерти: смысле (или бессмысленности) индивидуального существования и смысле существования человечества.
В истории человеческой мысли проблема мироздания решалась параллельно и комбинированно искусством, мифологией, религией, философией, наукой и другими сферами культуры. В результате мы имеем обширную коллекцию различных концепций мироздания: мифологических, религиозных, художественных, философских, обыденных, комбинированных и других. В общем виде концепцию мироздания можно определить как совокупность развернутых, взаимно согласо-
