CC BY
47
ВНУТРЕННИЙ КОНФЛИКТ КАК РЕЗУЛЬТАТ ПОСТРОЕНИЯ МОДЕЛИ ВОЗМОЖНОГО МИРА
Некшекуева Т.С. г. Краснодар
В статье рассматривается конфликт как результат построения воображаемого мира, анализируются основания конфликтогенности построения возможных миров в ситуации нехватки информации с лингвистических, психологических и психолингвистических позиций. Затрагиваются проблемы аффирмации, роли стереотипов и слухов. Выявляются маркеры внутриличностного конфликта.
Одним из стимулов к формированию конфликтных состояний является такой фактор, как построение ментальной модели воображаемого мира в результате субъективного восприятия экстралингвистической ситуации, иначе говоря, кажущееся, иллюзорное восприятие. В ситуации нехватки информации строится возможный мир как ментальная модель воображаемого мира в результате интериоризации физической реальности во внутреннюю среду личности. Этот возможный мир представляет собой альтернативу другим возможным мирам, построенную путем извлечения из действительности информации с использованием личного уровня знаний (Переверзев, 2000).
О конфликтогенности такой человеческой склонности к построению ментальных моделей воображаемого мира с определенной долей иронии говорит УС. Моэм:
The faculty for myth is innate in the human race. It seizes with avidity upon any incidents, surprising or mysterious, in the career of those who have at all distinguished themselves from their fellows, and invents a legend to which it then attaches a fanatical belief. It’s the protest of roman ce against the commonplace of life (The Moon and Sixpence, 6). - В человеке заложена способность к мифотворчеству. Поэтому люди, алчно впитывая в себя ошеломляющие или таинственные рассказы о жизни тех, что выделились из среды себе подобных, творят легенду и сами же проникаются фанатичной верой в нее. Это бунт романтики против заурядности жизни (Луна и грош, 9).
Искаженное восприятие ситуации придает реальным обстоятельствам в воображении людей несвойственный им в действительности характер, и могут представиться такие обстоятельства, которых в данной ситуации нет. Однако такой альтернативный мир имеет реальные последствия - он возбуждает страсти и стимулирует конфликтные действия. Воображаемое, иллюзорное становится реальным конфликтогеном.
Как показывает материал исследования, конфликтное состояние личности может быть вызвано как реальной, так и воображаемой ситуацией. Известно, что отсутствие достоверной информации, ее скудность или неточность порождают всякого рода домыслы и слухи, которые, в свою очередь, усугубляют конфликт или ведут его по ложному руслу: ‘I’ve never heard of it, said Mrs Strickland. ‘But Fred knows it well. He says it’s very expensive.’She flushed darkly. I imagine that she saw her husband installed in a luxurious suit of rooms, dining at one smart restaurant after another, and she pictured his days spent at race-meetings and his evenings at the play (The Moon and Sixpence, 40-41). - Я никогда об этой гостинице не слыхала, - заметила миссис Стрикленд. - Но Фред знает этот отель и говорит, что он очень дорогой.Она густо покраснела . Я понял, что она мысленно увидела мужа, который живет в роскошных апартаментах, обедает то в одном, то в другом знаменитом ресторане, дни проводит на скачках, а вечера - в театрах (Луна и грош, 35).
Ложная информация, распущенная о месте нахождения Стрикленда, эскалирует разразившийся конфликт. Дальнейшее поведение миссис Стрикленд строится на слухах как на «циркулирующей форме коммуникации, с помощью которой люди, находясь в неоднозначной ситуации, объединяются, создавая разумную ее интерпретацию, сообща используя при этом свои интеллектуальные потенциалы» (Шибутани, цит. по: Почепцов, 2001). Слухи, по мнению Г.Г. Почепцова, носят очень яркий визуальный характер: они представляют ситуацию, которая очень хорошо «видна» зрителю, как, очевидно, и их творцу (там же). Конфликтогеном в данном примере является слух, включающий активное воображение миссис Стрикленд о месте, где якобы остановился ее сбежавший супруг. Это воображение реализовано в описании нового придумываемого ею образа жизни Стрикленда. Однако безнравственность и неизвестные мотивы поступка Стрикленда - это все, что имеют в своем распоряжении те, кто оказался свидетелем конфликтного проявления. Создан образ «плохого человека», а значит и все, что связано с ним, носит именно такой негативный характер. Отсутствие
31
какой-либо другой информации способствует виртуализации сознания, развитию иллюзий, что так свойственно человеку. Маркером конфликтности, напряженности ситуации является невербальная реакция миссис Стрикленд: внутренняя напряженность от собственного, далеко зашедшего воображения проявилась в том, что она густо покраснела. Это свидетельствует о сложном эмоциональном состоянии, которое она испытывает, и данная физиологическая реакция говорит о внутренних усилиях, направленных на преодоление чувства страха, стыда.
Человеку воспитанному, тактичному порой приходится нелегко из-за неопределенности ситуации. Потребность учитывать интересы других людей, с которыми входишь в контакт, общение, соблюдение норм этики и тактичности поставили автора в следующем примере в очень напряженную ситуацию:
I followed her into the drawing-room. The blinds were partly drawn to darken the room, and Mrs Strickland was sitting with her back to the light. Her brother-in-law, Colonel MacAndrew, stood in front of the fireplace, warming his back at an unlit fire. To myself my entrance seemed excessively awkward. I imagined that my arrival had taken them by surprise, and Mrs Strickland had let me come in only because she had forgotten to put me off. I fancies that the Colonel resented the interruption (The Moon and Sixpence, 30). - Я последовал за нею в гостиную. Занавеси на окнах были почти задернуты, и миссис Стрикленд сидела спиной к свету. Ее зять, полковник Мак-Эндрю, стоял перед камином, греясь у незажженного огня. Мне было мучительно неловко. Я вообразил, что мое появление застало их врасплох и миссис Стрикленд велела просить меня только потому, что позабыла написать мне отказ. Полковник, решил я, возмущен моим вторжением (Луна и грош, 27).
Автор попал в атмосферу крайнего напряжения, которую передает описание обстановки неподтверждения приглашения посетителя в ранее гостеприимном доме: задернутые занавеси, внутреннее напряжение миссис Стрикленд, имплицированное ее нежеланием быть открытой, освещенной, внутренним напряжением ее зятя, который грелся у камина, даже не обратив внимания на то, что он не зажжен. Эта атмосфера проникла в подсознание автора и создала ложное представление о ситуации, в которую он попал. Конфликтогенами служат атмосфера напряжения, в которой оказывается автор, и воображаемая ситуация, реальность которой еще ничем не подтверждается. Маркируется внутренний конфликт описанием эмоционального состояния мучительной неловкости на фоне быстро развивающейся в его воображении ситуации. Неоднозначность конфликтной ситуации побуждает к поиску ответов на возникающие вопросы, к их интерпретации. Однако поиск этих ответов требует весьма осторожного подхода, чтобы не усугубить и без того напряженную атмосферу: ‘Have you found out who’ - I did not quite know how to express myself - who the person, who it is he’s gone away with?’ ( The Moon and Sixpence , 37). - Вы уже знаете, кто...- я не знал, как выразиться поделикатнее, - эта кто особа, с которой он уехал? (Луна и грош, 33).
Со всей присущей воспитанному человеку эмпатией автор пытается подобрать деликатные языковые средства номинации воображаемой соперницы миссис Стрикленд: из всего своего арсенала языковых средств он предпочитает категорию неопределенности, так как эта часть конфликта была абсолютно неизвестна. Со стороны, как, вероятно, полагает атвор, - дать этой особе в ее именовании какую-либо негативную оценку, означало бы подтвердить лишний раз ее наличие в конфликте и лишний раз ранить миссис Стрикленд. Поэтому автор, испытывая большие трудности, осторожно подбирая слова, предпочитает минимальную интерпретацию, которая не помешала бы выяснению истинного положения вещей.
Отсутствие правдивой информации о реальных конфликтогенах у участников конфликтной ситуации вынуждает их интерпретировать ситуацию по имеющимся у них стереотипным моделям, что приводит к заблуждению. Предъявленная Стриклендом причина разрыва с семьей не вписывается в имеющиеся у автора пресуппозиции и разбивает все созданные мифы как несостоятельные: ’Then, what in God’s name have you left here for ‘I want to paint. I looked at him for quite a long time. I did not understand. I thought he was mad. It must be remembered that I was very young and I looked upon him as a middle-aged man. I forgot everything but my own amazement (The Moon and Sixpence, 51).
-Тогда объясните мне, бога ради, зачем вы остались?
-Я хочу заниматься живописью.
Я смотрел на него, вытаращив глаза. Я ничего не понял, и на минуту подумал, что передо мной сумасшедший. Вспомните, я был очень молод, а его считал человеком уже пожилым. От удивления у меня все на свете вылетело из головы (Луна и грош, 43).
Конфликтоген кажется автору невероятным, непостижимым и неприемлемым потому, что
32
противоречит обыденной логике. Реальность в данном случае расходится с заблуждениями. Свидетельством внутреннего диссонанса и потрясения автора выступает окулесика (Крейдлин 2002) в ее эмотивной функции: язык глаз - мимический жест, свидетельствующий в данном случае о неприятии и нарушении обратной связи, - передает эмоцию крайнего удивления. При этом в тексте оригинала говорится о длительности взгляда, подтверждающей именно удивление, а в тексте перевода вытаращенные глаза передают эмоциональное состояние. На когнитивном уровне свидетельством внутреннего рассогласования является отсутствие понимания, блокирование сознания, памяти.
Фантазии о возможном развитии дел при раскрытии утаиваемых фактов приводят к дополнительным и нежелательным эмоциональным, физическим, материальным, временным и другим затратам и не способствуют конструктивности разрешения конфликта: I felt very much the same about Lord George, and I was a little nervous, too. If he took it into his head to tell people that at Christmas I had been going to see the Driffields almost every day, and it came to my uncle’s ears, I foresaw an unpleasant fuss. My uncle would accuse me of deceit and prevarication and disobedience and of not behaving like a gentleman, and I did not at the moment see what answer I could make. I knew him well enough to be aware that he would not let the matter drop, and that I should be reminded of my transgression for years. I was just as glad not to see Lord George (The skeleton in the Cupboard, 114-115). Я относился к Лорд Джорджу примерно так же и тоже немного нервничал. Если бы ему пришло в голову рассказать кому-нибудь, что в рождественские каникулы я чуть ли не каждый день бывал у Дриффилдов, и если бы это дошло до дядиных ушей, мне грозило неприятное объяснение. Дядя обвинил бы меня в обмане, двуличии, непослушании и неджентльменском поведении, и мне было бы нечего ответить. Я достаточно хорошо его знал и мог быть уверен, что он дела так не оставит и будет напоминать мне об этом проступке многие годы. Я тоже был рад, что не встречался с Лордом Джорджем (Скелет в шкафу, 263).
В данном произведении молодой автор, от лица которого ведется повествование, был довольно ограничен в своей социальной и коммуникативной свободе. Кроме того, у него еще не было жизненного практического опыта, но было велико любопытство к жизни, с одной стороны, и желание сословной и семейной идентификации и подтверждения - с другой. Любопытство одерживает верх, а идентификация и теоретически возможное ущемление подтверждения не дают покоя, и он, пытаясь просчитать для себя развитие будущего, строит возможный мир: «если бы дядя узнал, что.». Конфликтогеном здесь выступает сослагательность в мышлении автора, его неопытность, неуверенность в себе и Лорд Джордже, угроза обвинения его в моральных грехах. Внутренняя атмосфера в душе автора характеризовалась тем, что он немного нервничал.
Таким образом, кажущееся, иллюзорное, а также объективная нехватка информации или ее утаивание создают напряжение и придают ускорение воображению участников конфликта. Этому может способствовать и угроза стабильности психического и морального состояния, выраженная в возникновении потенциальных условий для раскрытия личных тайн или, например, неподтверждение личности. Склонность к построению моделей воображаемого мира конфликтогенна, ибо работает искаженное восприятие действительности под действием таких эскалаторов, как слухи, домыслы, подключается «сослагательное мышление», не способствующее мобилизации в ситуации напряжения. Эскалацию конфликта подогревают и сложившиеся в ментальной модели личности стереотипы, ибо на их основе работает воображение. В выживании при таком положении дел важную роль играет весь совокупный положительный и отрицательный жизненный опыт и даже интуиция.
Особую трудность в таких ситуациях испытывают люди воспитанные, эмпатичные.
