CC BY
81
будет неизбежно разрастаться, что особенно опасно, учитывая связи талибов с международным экстремизмом. Присутствие талибов закономерно, поскольку они выражают настроения значительной части афганского населения, а потому они никуда не исчезнут, какую бы политику ни избрали США, мировое сообщество и страны региона. Может меняться разве что степень их радикализации и, соответственно, готовность вступать во взаимодействие с внешними силами. Решающие сражения с талибами еще впереди. Причем если сами они выражают уверенность в своей окончательной победе, то их противники так и не могут достичь согласия и определить оптимальный способ действий. При этом талибы готовы к затяжной войне, а коалиция во главе с США находится в цейтноте. Главная задача - добиться перелома в ближайшие два года.
«Pro et Contra», M., март-апрель 2009 г., с. 6-15.
С. Дружиловский,
востоковед
ВНУТРЕННИЕ ФАКТОРЫ ФОРМИРОВАНИЯ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ ИРАНА И ТУРЦИИ
Иран и Турция, являясь соседними и самыми влиятельными государствами обширного региона, включающего Ближний Восток (БВ), Закавказье и Центральную Азию (ЦА), в течение многих столетий отстаивали свое лидерство в региональных делах и в разные годы добивались значительных успехов в разделе и присоединении территорий своих соседей, а также в контроле за состоянием региональной политики. Формирование внешнеполитического курса этих стран происходило как под влиянием внешних факторов, так и в результате воздействия различных внутренних процессов, которые определяли основу государственного устройства в этих странах.
Государственное устройство Турции представляло собой военизированную структуру с четкой иерархией управления, опирающейся на военно-ленную систему производства и распределения материальных ценностей и благ. Сложившаяся система освящалась непрерывным персонифицированным правлением османской династии, основавшей турецкое государство в конце Х111 в. и отстраненной от власти только в начале ХХ в. в результате кемалистской революции, итогом которой стало провозглашение
Турецкой Республики. Поэтому на протяжении всей истории монархического правления внешнеполитический курс Турции вырабатывался единым центром, имел строгую религиозно-династическую окраску и заметную преемственность. На первых порах эти особенности внешней политики способствовали быстрому расширению и укреплению турецкого государства, а, начиная с XVII в., когда в европейских странах стали происходить буржуазные преобразования, напротив, способствовали консервации и стагнации в развитии турецкого государства.
В Иране на протяжении более 500 лет существования иранской государственности сменились десятки правящих династий, причем, если исключить период правления основателей персидского государства Ахеменидов, во главе его всегда на протяжении двух с лишним тысячелетий, за редким и кратковременным исключением, оказывались иноземные завоеватели, не относящиеся к персидскому этносу. Естественно, что внешняя политика таких правителей часто ориентировалась на интересы иноземных государств и народов, выходцами из которых они являлись, и приводила к бесконечным государственным переворотам, организаторы которых легко могли доказать нелегитимность свергнутых правителей. В таких условиях основной заботой правящих кругов становилась не задача укрепления и расширения иранского государства, а, главным образом, борьба за сохранение власти правящей верхушкой, всегда испытывавшей давление как внутренних, так и внешних конкурентов. Поэтому порой даже очень успешные внешнеполитические мероприятия отдельных иранских правителей, например индийский поход Надир-шаха, имели целью не возвышение иранского государства, а, прежде всего, заботу об укреплении личной власти в условиях возраставшего народного недовольства. При этом в Иране, так же как и в османской Турции, принятие внешнеполитических решений находилось исключительно в компетенции правящей верхушки и часто осуществлялось вопреки истинным интересам иранского государства. В целом, можно сказать, что в указанный период турецкая внешняя политика была более эффективной, чем иранская. Турки в течение нескольких столетий создали могущественную империю, которая, по крайней мере в Средневековье, считалась самым влиятельным государством в Евразии.
Однако к началу ХХ в. Турция и Иран пришли приблизительно с одинаковыми внешнеполитическими результатами. К за-
вершению Первой мировой войны оба государства оказались на грани распада и закабаления европейскими странами. Лишь начавшийся кризис колониальной политики европейских держав и одновременный, хотя и не согласованный, демарш двух влиятельных мировых центров того времени, т.е. США и Советской России, позволили этим странам сохранить свою независимость. Речь идет, прежде всего, о 14 пунктах доктрины американского президента В. Вильсона, который выступил с осуждением колониальной политики европейских стран и заявил о готовности США поддержать независимость малых государств. Декрет о мире и некоторые другие внешнеполитические акты советского государства также провозглашали отказ от аннексий и контрибуций. Заявлялось также о готовности поддержать суверенитет малых независимых стран, в том числе Турции и Ирана. Новые лидеры этих стран, которым пришлось в сложных условиях враждебного окружения строить основы своей государственной политики, хорошо понимали, что без серьезных внутренних реформ у них не будет возможности повысить международный авторитет своих государств и подключить их к мировому цивилизованному развитию.
Именно с начала ХХ в. в Иране и Турции начали закладываться те элементы гражданского общества, которые в последующем стали влиять на выработку их внешнеполитического курса. Речь идет, прежде всего, о принятии в этих странах конституций и наделении их граждан определенными свободами и правами, в том числе на создание политических и общественных организаций, которые они получили впервые за всю историю существования этих государств. В настоящее время Турция и Иран, несмотря на несхожесть своего государственного устройства, имеют много центров, влияющих на принятие внешнеполитических решений. Однако в силу особенностей государственного устройства и исторического развития этих стран центры влияния в них имеют свою специфику.
В Исламской Республике Иран (ИРИ) после победы антишахской революции стихийно формировались многочисленные центры влияния на принятие внешнеполитических решений. Кроме временного правительства М. Базаргана, назначенного аятоллой Хомейни после возвращения из изгнания, серьезное влияние на осуществление внешнеполитического курса оказывали Исламский Революционный Совет, созданный ближайшими соратниками Хо-мейни из среды высшего духовенства, а также руководство сформированного в это время Корпуса стражей исламской революции
(КСИР) и многочисленные революционные комитеты, подталкивающие новое руководство страны к распространению исламской революции за пределы Ирана. Сильнейшее влияние на выработку нового внешнеполитического курса страны оказали неформальные структуры и организации, которые в дальнейшем сумели отчасти конституциировать свою деятельность, отчасти направить ее в русло деятельности ряда общественных организаций и движений. Поэтому, несмотря на серьезные изменения в социальной и экономической политике ИРИ, произошедшие с момента ее провозглашения, активность этих элементов дает о себе знать и в современной внешней политике иранского государства.
Речь идет о так называемых «базари», т.е. о тех слоях населения, которые тесно связаны с «базаром», - мелких и средних торговцах, а также обслуживавших их группах деклассированных элементов, люмпенов и пауперов. Именно они больше других пострадали в период проводившейся шахом «белой революции» и приняли самое активное участие в революции исламской. Именно из этой среды пришедшее к власти в Иране духовенство черпало необходимые ему силы и средства при становлении и укреплении своей единоличной власти. Из рядов «базари» формировались первые военизированные структуры, такие как КСИР, превратившиеся в гвардию фанатично преданных правящему духовенству молодых иранцев, и не менее преданные ему и бескомпромиссные в своих действиях участники движения «Хезболла» (Партия Аллаха) и неформальной организации «Исламских студентов - последователей курса имама Хомейни». Именно в этой среде появились лозунги, которые в первые после революции годы стали главными внешнеполитическими ориентирами ИРИ: «Ни Восток, ни Запад», «Смерть Америке, смерть Израилю, смерть Советскому Союзу!», «Экспорт исламской революции». Надо сказать, что при всей своей утопичности эти лозунги в течение определенного времени серьезно влияли на формирование внешнеполитического курса страны. Очевидно, что и сегодня Иран не полностью освободился от этого наследия. В то же время известно, что негативные последствия осуществления такой политики не замедлили сказаться. Так, идея «экспорта исламской революции» захлебнулась в кровопролитной войне с Ираком, а попытка осуществления политики опоры на собственные силы вскоре привела к валютно-финансовому кризису и росту социальной напряженности, потребовавших от иранского
правительства срочных мер по восстановлению взаимовыгодных отношений с другими странами мира.
В то же время такой активный проводник неудавшейся политики, как КСИР, и сегодня является неотъемлемой, более того, привилегированной частью современных вооруженных сил ИРИ, а движение «Хезболла», несколько утратив свои позиции в самом Иране, успешно действует в ряде мусульманских стран, прежде всего в Ливане, и пользуется широкой поддержкой со стороны иранского руководства. Таким образом, можно сказать, что первым по времени после победы исламской революции неформальным центром, который начал оказывать существенное, а на определенном этапе и решающее влияние на формирование внешней политики ИРИ, стал «базар», т.е. привычный для Востока центр формирования интересов мелкобуржуазной среды.
В декабре 1979 г. на всенародном референдуме была одобрена новая иранская конституция, которая, по словам Хомейни, «на 100% должна была соответствовать исламу». Действительно, красной нитью через все разделы проходит мысль, что все направления как внутренней, так и внешней политики ИРИ должны неуклонно соответствовать догмам ислама. Статья 4 Конституции, которая квалифицируется Основным законом как «приоритетная по отношению к другим статьям конституции, а также законам и установлениям», гласит: «Все гражданские, уголовные, финансовые, административные, культурные, военные, политические и другие законы и установления должны быть основаны на исламских нормах». Поэтому в качестве главной внешнеполитической задачи ИРИ в Конституции зафиксирована «выработка внешней политики страны на основе исламских критериев, установление братского союза со всеми мусульманами и бескорыстная поддержка угнетенных мира».
Текст иранской Конституции со всей очевидностью свидетельствует о том, что в момент ее принятия проблемы внутреннего государственного устройства и исламизация всех сторон общественной жизни ИРИ беспокоили религиозное руководство страны намного больше, чем проблемы внешней политики. На это указывает хотя бы тот факт, что из 177 статей новой Конституции собственно внешней политике посвящено всего четыре статьи. При этом внешнеполитическая компетенция основных ветвей власти и создававшихся государственных институтов прописана очень невнятно. Естественно, что в дальнейшем этим воспользовались много-
численные центры влияния, которые стали активно вмешиваться во внешнюю политику и декларировать свое понимание стоящих перед страной внешнеполитических задач. Сегодня, кроме главы государства, президента, парламента и собственно Министерства иностранных дел, которые по конституции призваны участвовать в выработке и осуществлении внешней политики страны, в этом процессе активно участвуют: Совет по определению целесообразности, Высший совет национальной безопасности, Высший совет культурной революции, исламские фонды, руководящая верхушка КСИР и некоторые другие неправительственные организации. Однако даже перечисленные выше официальные органы власти, призванные проводить согласованную внешнюю политику своего государства, совсем не обязательно координируют свои действия, а как бы отвечают только за свои «ниши», не вмешиваясь в работу своих партнеров. Можно согласиться с мнением известного российского ученого-ираниста Н.М. Мамедовой, что «...официальная политика Ирана, которую представляют республиканские структуры власти, особенно во взаимоотношениях с зарубежными государствами, может не совпадать с действиями, которые предпринимает исламский режим от лица своих исламских структур. Наиболее ярким проявлением этой противоречивости может быть позиция Ирана в отношении исламских организаций, таких как "Хезболла", официальные контакты с которой осуществляются только на политическом уровне, а о наличии военно-экономических связей можно говорить только как о возможных со стороны исламских структур». В подтверждение этой мысли можно привести еще немало примеров, в частности то, что в каждой стране, где действуют иранские посольства, предполагается наличие культурных центров ИРИ, которые обладают независимым бюджетом и ведут в стране своего пребывания активную работу по налаживанию контактов с учеными, представителями науки и искусства, студентами и преподавателями. При этом довольно часто, в том числе и в России, такие центры влияют на характер и направленность исследований в области иранистики, субсидируют издание научной и педагогической литературы, активно участвуют во всех мероприятиях, касающихся иранской проблематики, а часто и сами организуют такие мероприятия с привлечением самого широкого круга российской общественности. В отличие от работы иранских посольств за рубежом, которая организуется и контролируется Министерством иностранных дел ИРИ, деятельность культурных
центров курируется канцелярией руководителя страны (рахбара), возглавляемой влиятельным и авторитетным аятоллой М. Тасхири.
Также исключительно рахбару подчинена работа так называемых исламских фондов. Наиболее известные из них «Фонд имама Хомейни», «Фонд шахидов» и «Фонд обездоленных». Эти организации представляют собой крупные промышленно-торговые холдинги, насчитывающие сотни предприятий в таких областях, как металлургия, строительство, текстильное производство, транспорт, а также в нефтеперерабатывающей, химической и пищевой промышленности. Фонды возникли вскоре после революции в результате конфискации имущества шахской семьи и тех его приближенных, которые покинули страну. Доходы этих фондов не поступают в бюджет страны. Их работой руководят назначенные рахбаром лица, подотчетные лично ему. Официальная цель фондов, которая проистекает из их названия, сводится к оказанию помощи неимущим, инвалидам ирано-иракской войны и семьям погибших на этой войне, жертвам стихийных бедствий и т.п. Однако известно, что финансовые и организационные возможности фондов широко используются правящим иранским духовенством для поддержки различных исламских организаций, в том числе радикальных типа ХАМАС и «Хезболла», за рубежом в обход парламента и Министерства иностранных дел ИРИ. Свои внешнеполитические цели и возможности имеет упоминавшийся уже КСИР, руководство которого неоднократно выступало с заявлениями по внешнеполитическим вопросам, включая международный аспект ядерной программы ИРИ, отношение к США, Израилю и т.п. Следы зарубежной деятельности КСИР легко можно обнаружить в Ираке, Ливане, Палестине и ряде других, и не только мусульманских, государств. По мнению западных аналитиков, именно спецслужбы ИРИ (читай КСИР) приложили руку к убийству бывшего премьер-министра последнего шахского правительства Ш. Бахтиара во Франции в 1991 г., лидера оппозиционной организации «Моджахеды иранского народа» М. Реджави в Швейцарии в 1990 г. и четырех активистов курдского движения Иранского Курдистана в ФРГ в 1992 г. Как известно, в тот период реакцией Запада на эти акции стал отзыв послов всех стран ЕС из Ирана. Из не столь давних событий можно отметить реакцию КСИР на серию терактов в Иранском Хузестане в июне 2005 г., в организации которых руководство КСИР обвинило Англию и пригрозило ответными мерами. Вряд ли можно считать просто совпадением то, что
вскоре после взрывов в Хузестане расквартированные на юге Ирака британские войска понесли самые крупные потери за весь период оккупации.
На поверхности политической жизни ИРИ ясно прослеживаются противоречивые позиции, занимаемые по внешнеполитическим вопросам различными представителями власти, в том числе в среде правящего духовенства. В современной иранистике устоялось деление иранского истэблишмента на консерваторов, радикалов, прагматиков и реформаторов, которые персонифицируются именами рахбара ИРИ С.А. Хаменеи, президента М. Ахмади-нежада и бывших президентов ИРИ Х. Рафсанджани и М. Хатами. Действительно, внешнеполитические заявления этих иранских лидеров часто противоречат друг другу. Так, жесткая внешнеполитическая риторика нынешнего иранского президента явно звучит в диссонанс с выдвинутой в бытность его президентом концепцией диалога цивилизаций М. Хатами, а предлагаемая Х. Рафсанджани идея вынести вопрос о нормализации отношений с США на всенародный референдум явно не находит поддержки у лидера ИРИ. Однако не стоит преувеличивать данные разногласия, тем более искать среди нынешнего руководства диссидентов исламского режима. Представляется, что суть этих разногласий проистекает из шиитской доктрины, которая в отличие от суннизма предполагает возможность активной интерпретации исламского учения, а все шиитские авторитеты имеют официальное право на «иджтихад», т.е. толкование Корана и всех исламских канонов в соответствии с меняющейся ситуацией. Поэтому в самом Иране подобные противоречивые высказывания религиозных лидеров рассматриваются в контексте существующих в этой стране традиций и ни в коей мере не свидетельствуют об эрозии исламского режима. В свое время лидер революции аятолла Р. Хомейни, касаясь данной проблемы и возможной ее опасности для режима, писал: «Книги ведущих мусульманских богословов полны разногласий по вопросам государственного режима, культуры, политики, экономики и религии. Они спорят даже по тем вопросам, по которым полагалось бы иметь единое мнение (иджма), более того, даже по тем вопросам, где единое мнение требуется однозначно, мы порой слышим слова против. Ранее эти проблемы не выходили за рамки академических исследований... Благодаря исламской революции высказывания богословов и религиозных авторитетов присутствуют сегодня в теле- и радиопередачах, на страницах газет. Совершенно очевидно, что если ме-
жду индивидуумами и фракциями существует разница во взглядах, то она имеет под собой чисто политическую подоплеку, хотя порой и носит видимость богословской проблемы, и, поскольку все они едины в основах, я по этой же причине поддерживаю их всех. Они готовы к самопожертвованию во имя ислама и Корана, их сердца горячо бьются во имя страны и народа, и каждый из них ставит своей целью и имеет твердой убежденностью благо ислама и помощь мусульманам. Большинство как тех, так и других желают, чтобы их страна была независимой, и те, и другие желают, чтобы в ней были благородные труженики, крестьяне, служащие, торговцы -праведные и религиозные, перед которыми открывались бы горизонты чистой и мирной жизни, и те, и другие желают устранить коррупцию и воровство из структур власти, и те, и другие желают, чтобы экономика Ирана стала чистой исламской экономикой, будучи примером для мирового рынка, как те, так и другие желают, чтобы в сфере науки и искусства сложилась такая обстановка, которая привлекла бы в Иран массы студентов и исследователей. И те, и другие желают, чтобы ислам стал великой мировой силой. В чем же тогда, собственно, различие? А различие, собственно, в том, что и те, и другие выражают собственное мнение и делают свою точку зрения доступной всем». Вряд ли есть основания не доверять в этом вопросе мнению великого аятоллы, поэтому, несмотря на кажущееся столкновение интересов и позиций отдельных представителей иранского руководства, совершенно непродуктивно искать в высших эшелонах власти ИРИ какую-то оппозицию нынешнему исламскому режиму.
В то же время при принятии внешнеполитических решений роль личности в Иране невозможно переоценить. Традиционно в шиизме высшие представители духовенства - «марджа-ат-таклид» -не только имеют право на толкование норм ислама, но и обладают возможностью публиковать обязательные для исполнения верующими - последователями данного духовного авторитета распоряжения (фетвы). Введя в качестве основополагающего принципа управления государством в исламской республике принцип «Ве-лаяте факих», аятолла Хомейни сосредоточил всю полноту центральной власти в руках религиозного авторитета, указания которого отныне должны безоговорочно и без обсуждения выполняться всеми иранцами.
Именно личностный фактор в свое время сыграл решающую роль при нормализации советско-иранских отношений, которые в
последующем переросли в дружественные отношения между Ираном и Россией. Бытующее сегодня представление о том, что отношение ИРИ к нашему государству в отличие от США изначально было положительным, не соответствует действительности. Вскоре после победы исламской революции на многочисленных митингах и в средствах массовой информации ИРИ зазвучал лозунг, который оставался неизменным в течение многих последующих лет: «Смерть Америке! Смерть Израилю! Смерть Советскому Союзу!» Причем, когда самого Хомейни спросили о том, каким образом можно классифицировать главных противников нового Ирана, то он ответил, что, по его мнению, Америка хуже Англии, Англия хуже Америки, а Советский Союз хуже их обеих. Часто звучала и другая характеристика наших стран: Америка - большой сатана, а СССР - малый сатана. Можно также напомнить, что после захвата американского посольства исламские радикалы захватили также территорию советского посольства и удерживали ее в течение нескольких часов, произведя значительные разрушения, в том числе в мемориальном зале, в котором в 1943 г. происходила Тегеранская конференция руководителей трех союзных держав антигитлеровской коалиции.
Положение стало меняться только после окончания ирано-иракской войны, и эта перемена была напрямую связана с личным посланием имама Хомейни, которое он направил в начале 1989 г. тогда президенту СССР М. Горбачёву. Сами иранцы возвели это послание в своего рода символ, который обосновывает изменение иранской политики в отношении нашего государства. Мы, в свою очередь, часто по инерции подтверждаем, что в СССР в это время произошли настолько разительные перемены, что восточные страны, в том числе и Иран, которые рассматривали СССР как безбожное и имперское государство, поменяли свое мнение и заявили о готовности развивать с нами добрососедские отношения. На самом деле особых оснований для такого заключения нет. СССР продолжал оставаться единым социалистическим государством, и еще мало что могло свидетельствовать о его приближающемся коллапсе, советские войска продолжали оставаться в Афганистане, а горбачёвская политика по сближению с Западом вряд ли могла радовать иранское руководство. Да и сама история обмена посланиями между Хомейни и Горбачёвым отнюдь не должна была вызвать восторг у иранцев. Во время беседы с аятоллой А. Д. Амоли (кстати, не занимавшего никакой официальной должности в ИРИ), дос-
тавившим послание Хомейни Горбачёву, последний, по сути, обвинил Иран во вмешательстве во внутренние дела СССР, а его ответное послание, доставленное Хомейни Шеварднадзе, видимо, было выдержано в таких резких тонах, что до сих пор его текст не опубликован ни в России, ни в Иране.
Поэтому в соответствии с дипломатической практикой это событие должно было бы вывести ирано-советские отношения на новый уровень конфронтации. Однако вместо этого вскоре СССР посещает бывший тогда спикером иранского парламента Х. Раф-санджани, который подписывает с советским руководством важнейшие политические и экономические документы, которые, будь они реализованы, уже сегодня могли бы сделать Россию и Иран стратегическими союзниками и крупными торгово-экономическими партнерами. Однако распад СССР отбросил назад все эти планы иранского руководства, и лишь к 2001 г., после визита иранского президента Хатами в РФ, вновь стали говорить о возможности установления особых доверительных отношении между нашими странами. Поэтому представляется очевидным, что послание Хомейни спровоцировала не столько новая политика Горбачёва, которая по многим направлениям была деструктивной и демагогичной, чего не могли не видеть в Иране, а пересмотр самим иранским руководством приоритетов в своей внутренней и внешней политике. Стремление Ирана нормализовать отношения с СССР в тот период являлось не конъюнктурным, а жизненно для него необходимым.
К 1989 г. после провала иранских планов победоносной войны с Ираком и осознания того, что Иран оказался практически в полной международной изоляции (в ирано-иракской войне ИРИ условно поддерживал лишь давний конкурент Ирака Сирия, а также ООП и Южный Йемен), руководство страны пришло к выводу о неизбежности отхода от двух главных направлений своей внешней политики - «Экспорт исламской революции» и «Ни Восток, ни Запад», до этого считавшихся в Иране неприкосновенными. Понимая, что весь Запад к этому времени сплотился вокруг США с его неприятием исламского эксперимента в Иране, а сам исламский мир находится в шоке от методов Ирана по экспорту исламской революции и не скоро пойдет с ним на сотрудничество, Хомейни выделил единственную влиятельную страну, которая объективно была заинтересована в налаживании отношений со своим южным соседом и при этом обладала достаточной военно-экономической
мощью, чтобы представлять интерес как потенциальный торгово-экономический партнер, а, с другой стороны, при желании могла бы лоббировать иранские интересы на Западе, в условиях начавшегося процесса сближения советской и западной позиций. Для иранского руководства важным являлся и тот факт, что в СССР десятилетиями мирно сосуществовали многочисленные народы и конфессии, в том числе входившие в него большие мусульманские анклавы, что предопределяло его большую, по сравнению с другими державами, предрасположенность к диалогу с мусульманским миром. В целом обо всем этом, правда, в достаточно завуалированной философской форме, говорилось в послании лидера ИРИ советскому президенту.
Реакция самого Горбачёва Хомейни и его окружение, судя по всему, интересовала мало. Они выбрали новый перспективный ориентир в своей внешней политике, призванный помочь Ирану выйти из международной изоляции, и указали на него иранскому правительству и иранскому народу. Надо сказать, что выбор этот был сделан правильно. Не ошибся Хомейни и в том, что фактор советско-иранского (в последующем российско-иранского) сближения не позволит США осуществить их планы по удушению иранского режима. Иран прорубил свое окно в Европу, и это позволило ему в дальнейшем играть на российско-американских и европейско-американских противоречиях в регионе.
(Окончание в следующем номере.)
« Вестник МГИМО-университет », М., 2010, № 1, с. 166-172.
В. Орлов,
кандидат исторических наук, Институт стран Азии и Африки (МГУ) МАРОККО: МОНАРХИЯ И ИСЛАМ В УСЛОВИЯХ МНОГОПАРТИЙНОСТИ
(Окончание)
Еще в 1992 г. Хасан II заявил в одном из своих интервью, что для борьбы с фундаментализмом необходимо «лучше учить арабский язык, так как он является языком Корана... Я убежден в том, что, если бы каждый мусульманин мог непосредственно читать Коран, было бы меньше интегристов». Поощряя интеллектуальную
