CC BY
72
ВНУК ЭМИРА, КАМЕРНЫЙ ТЕАТР, КИНО И РУССКАЯ ИГРУШКА
THE GRANDSON OF EMIR, CHAMBER THEATRE, CINEMA, AND RUSSIAN TOY
В 1943 году Ленинградский театр комедии отправлялся в эвакуацию в Киров. Среди отъезжающих был тяжелобольной, почти умирающий Николай Михайлович Церетелли — легендарный артист Камерного театра, любимец публики. По приезде в Киров его сразу же поместили в больницу, и один из его коллег по театру Ю. Хмельницкий вспоминал:
«Женщина-врач, обходя больных, прочитав у изголовья кровати табличку с фамилией больного, спросила лежащего без движения человека с провалившимися глазами, с огромной, черной с проседью бородой: „Скажите, пожалуйста, в Москве когда-то был очень известный и популярный артист Церетелли, вы случайно не его родственник?" Едва слышно он ответил: „Только никому не говорите — это я!" Закрыл глаза, глубоко вздохнул и перестал дышать.
Так трагически закончилась жизнь артиста, дарившего людям свое жизнерадостное, оптимистическое, яркое и талантливое искусство»1.
И рядом, как всегда, был Пушкин. Как вспоминала актриса Камерного театра Х. Ф. Бояджиева, «у Церетелли в больнице на столике возле кровати стоял маленький бюст Пушкина, с которым он никогда не расставался»2 и который, собрав последние силы, он захватил с собой из блокадного Ленинграда. Умирал артист в Кирове, дореволюционной Вятке, родине одной из самых известных народных игрушек России. А Н. М. Церетелли был и коллекционером, и знатоком русской игрушки. По настоянию А. В. Луначарского в издательстве «Academia» в 1933 году он выпустил посвященную ее истории книгу «Русская крестьянская игрушка». В предисловии к ней Луначарский писал: «Н. М. Церетелли — большой знаток игрушки вообще и в частности русской кустарной крестьянской игрушки. Это сделало для него возможным придать настоящей книге ее художественный и информационно-иллюстративный характер. Среди книг об игрушке эта книга своим оформлением,
красотой и характерностью воспроизводимых ею образцов займет хорошее место»3. Камерный театр с его откровенной театральностью, эстетизмом, с желанием всегда следовать за пушкинской фразой «тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман», как кажется, и жизнь своих ведущих артистов режиссировал исходя из этих принципов. Во всяком случае, финал Н. М. Церетелли вполне отвечал духу этого театра.
В его судьбе вообще оказалось много того, что Камерный театр при желании мог бы воссоздать на своей сцене. В автобиографии, опубликованной в сборнике «Актеры и режиссеры» (М., 1928), он подробно рассказывает о своем детстве, о первых театральных впечатлениях, но ни слова не говорит, что настоящее имя его Саид Мир Худояр Хан4, что фамилия Церетелли досталась ему от отчима. И приходится он внуком бухарскому эмиру Абдулахаду-хану. В связи с этим Ю. Хмельницкий вспоминал курьезную историю: «В один из приездов в Москву Эмира Бухарского его торжественно встречали. В день встречи Церетелли опоздал на занятия по технике речи. Он вошел в класс, занятия шли полным ходом, из-
Статья подготовлена в рамках гранта РГНФ №15-04-00388
винился за опоздание, а преподавательница, которая вела урок, не без иронии спросила: „Коля, почему вы опоздали? Может быть, тоже встречали его превосходительство Эмира Бухарского?" Церетелли же, смущаясь и краснея, робко ответил: „Да!.. Встречал!.." Раздался дружный смех всего класса. Все приняли это за очередную шутку. Никто еще не знал о его родстве с Эмиром Бухарским. Позднее, когда это стало известно, актриса Художественного театра, что вела занятие, принесла Церетелли извинения за неуместную иронию»5.
Камерный театр создавался режиссером А. Я. Таировым для великой актрисы, его музы и жены А. Г. Коонен. И эти два имени являются эмблемой этого уникального театра. С полным правом можно присоединить к ним и имя Церетелли. Все главные, оставшиеся в истории спектакли театра создавались в том числе и актерским гением Церетелли. Природа щедро наделила его, он был «человеком прирожденного благородства, как внутреннего, так и внешнего. Он был пленителен на сцене, очень прост и добр в жизни. Выше среднего роста, хорошо сложен, тренированная фигура. На высокой шее небольшая голова красивой формы, с горбинкой нос, узкое, продолговатое лицо, голос мягкий, гибкий очень приятного тембра»6. Похожие характеристики дала Н. М. Церетелли и его постоянный партнер на сцене Камерного театра А. Г. Коонен: «Это имя сейчас как-то ушло в тень, а между
тем в годы, когда Церетелли играл в Камерном театре, он был одним из любимейших актеров Москвы. Такие его роли, как Фамира Кифаред, король Арлекин, Морис Саксонский в „Адриенне Лекуврер", Мараскин в „Жирофле-Жирофля", Ибен в „Любви под вязами", вспоминают до сих пор те, кто видел его на сцене. Церетелли пришел к нам потому, что Камерный театр был ему творчески и душевно близок. Он был моим неизменным партнером в течение многих лет. Мы были большими друзьями, я любила его не только как партнера, с которым мне легко было играть, но очень ценила его как товарища, ценила его большое внимание и заботу.
Церетелли обладал прекрасными внешними данными: красивое лицо, гибкое, пластичное тело, большой голос своеобразного тембра — то мягкий, певучий, то с каким-то резким, металлическим звучанием. <...> В облике Церетелли очень чувствовался восток. В одних ролях он этим мастерски пользовался, в других — искусно преодолевал»7.
«Дивный голос распоряжался музыкальными нюансами чудесно, словно актер говорит по нотам: правда, то не речь, а мелопея»8, — говорили тогда о голосовых данных Церетелли.
По сути Камерный театр начался со спектакля 1916 года по трагедии Ин. Анненского «Фамира Кифаред». Именно тогда давно сложившееся в голове Таирова представление, каким должен быть театр, нашло воплощение на сцене.
И случилось это благодаря совместной работе режиссера с А. Экстер, которая выступила художником спектакля. А заглавную роль Фамиры исполнил Церетелли. В нем театр нашел своего героя: полумужчину, полуюношу, красивого, пластичного, с удивительной восточной грацией. Образ уникальный, который невозможно было тогда встретить ни в одном театре. О Церетелли в этой роли восторженно писали: «Когда он в одежде, ниспадающей мягкими складками, с лавровым венком на голове, перебирая струны под музыку композитора А. Фортера, звучащую в оркестре, — произносил, почти пел стихи, то на сцене затихали нимфы и сатиры, а в зрительном зале люди прислушивались к волнующему голосу, доходившему до самого сердца»9.
П. А. Марков, вспоминая еще один знаменитый спектакль Камерного театра «Федра», в котором артист играл Ипполита, заметил: «Церетелли — умный, обаятельный актер — казался предназначенным для таировских поисков. Он отлично чувствовал себя в высокой трагедии — что показало его первое появление в „Фамире-кифарэде" — и еще лучше он ощущал стремительный жизнерадостный ритм, как в «Короле-Арлекине», где он заражал зрителя темпераментом и великолепным мастерством движения. В Ипполите он поймал зерно образа — строгую застенчивость и поэтическую влюбленность. Всю роль пронизали внутреннее благородство и отвращение ко лжи»10.
Потом было много замечательных работ на сцене Камерного театра, он премьерствовал, на нем держался репертуар. Талант его был столь широк, что он с равным успехом мог играть как в высокой трагедии, так и в комедии. Его комедийный и музыкальный талант, например, оказался нужен режиссеру, когда он ставил оперетту Леккока «Жирофле-Жирофля».
Его исключительной популярности много способствовало и то, что артист стал сниматься в кино. Одна из лучших его работ — фильм «Аэлита» (1924). Фильм вошел в историю кино, прежде всего, благодаря великому режиссеру Я. Протазанову, снимавшему эту ленту. Это была его первая работа после возвращения из эмиграции в Советскую Россию. Помимо Церетелли, исполнявшего сразу две роли в фильме, Протазанов пригласил замечательных артистов: Юлию Солнцеву, Николая Баталова, Игоря Ильинского, Юрия Завадского, Константина Эггерта. В этой работе Церетелли встретился и с Александрой Экстер — она была художником фильма. Вместе с ней некогда они стояли и у истоков Камерного театра. Заметной стала и еще одна киноработа артиста — фильм «Папиросница от Моссельпрома» (1924) режиссера Ю. Желябужского.
Церетелли часто звали выступать в концертах, он охотно соглашался, читал обязательно Пушкина, которого очень любил и тонко чувствовал. Включал в свою программу он и Блока, Каменского и других левых поэтов.
Отношения с Таировым у артиста складывались непросто: он уходил из театра, потом снова возвращался. На очередном юбилее театра Церетелли, покинув после конфликта с режиссером труппу, сидел как зритель в зале. На сцене один за другим сменялись с поздравлениями великие артисты из московских театров. Художественный представляли Станиславский, Книппер-Чехова, Качалов; Малый — Южин, Яблочкина, Турчанинова. Делегации проходили через сцену бесконечным потоком. И вдруг публика начала громко скандировать: «Церетелли, Церетелли, Церетелли!» Таиров элегантно вышел из сложной ситуации — протянул руки к Церетелли и попросил артиста подняться на сцену. Он снова вернулся в труппу, но через несколько лет опять ушел — и уже навсегда. И это была роковая ошибка: без Таирова не существовало и артиста Церетелли. Надо сказать, что и Таиров сильно нуждался в таком артисте. Камерный театр так и не нашел никого, кем можно было бы заменить Церетелли.
Его позвал Г. М. Ярон в Театр оперетты, он попробовал себя в режиссуре. Что-то ставил у Наталии Сац и даже в Большом, но успеха не было. Потом уехал в провинцию: Калинин, Могилев, Кострома. В самом конце 30-х гг., незадолго до войны, его позвал Н. П. Акимов. Это был закат его жизни: и человеческой и творческой.
Камерный театр — удивительный феномен в русском искусстве. Его все знают, о нем много
пишут, но от него почти ничего не осталось — только фотографии и воспоминания. Почти ничего не было записано на пленку. Всё вещественное истлело, осталась легенда. Тоже можно сказать и о его артистах: осталась легенда Алисы Коонен и Николая Церетелли. Их жизнь обросла мифами, наверное, эти мифы понравились бы им самим. И вглядываясь в их судьбы, остается ощущение, что с ними и быть иначе не могло, что они так же таинственны, как само искусство Театра.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Хмельницкий Ю. О. Из записок актера таировского театра / Предисл. С. Н. Коробкова. М.: ГИТИС, 2004. С. 136.
2 Бояджиева Х. Ф. Николай Михайлович Церетелли. ОР ИМЛИ РАН. Ф. 637.
3 Церетелли Н. М. Русская крестьянская игрушка. М.: Academia, 1933. С. 7.
4 В указанной книге Ю. Хмельницкого называется фамилия Церетелли Мангид-Мансур.
5 Хмельницкий Ю. О. Указ. соч. С. 122-123.
6 Бояджиева Х. Ф. Указ. соч.
7 Коонен А. Г. Страницы жизни. М.: Искусство, 1985. С. 217.
8 Левинсон А. Русская «Федра» // Советский театр: Документы и матер. Русский советский театр, 1921-1926. Л.: Искусство, 1975. С. 250.
9 Бояджиева Х. Ф. Указ. соч.
10 Марков П. А. О театре: В 4 т. М.: Искусство, 1974. Т. 2. Театральные портреты. С. 90.
М. Л. Федоров,
канд. филол. наук, ст. научн. сотр., ИМЛИ РАН
Иллюстрации с сайтов: http://teatrpushkin.ru/, http://www.kinomania.ru, https://www.kinopoisk.ru
