CC BY
6
УДК 130.2 + 141.5
О.М. Фархитдинова, кандидат философских наук, доцент кафедры религиоведения, ФГАОУ ВО «Уральский федеральный университет имени первого Президента России Б.Н. Ельцина» e-mail: [email protected]
ВНИМАЯ ГЕЛЬДЕРЛИНУ: О «ПРИРОДЕ» ИНТЕРПРЕТАЦИИ РЕЛИГИОЗНОГО ОПЫТА
Автор статьи высказывает тезис об особом значении выразительности поэтического слова для исторического опыта поколения и страны в целом. Избирая смыслы, а затем выражая их, поэт берет на себя ответственность и, следовательно, смелость обратиться к истокам своей культуры. Судьбоносным становится избранное поэтическое слово, значение которого созвучно судьбе народа. Судьба Ф. Гельдерлина представляет интерес для современного исследователя не только в силу исторических причин (однокурсник Г.В.Ф. Гегеля), но и по характеру излагаемого религиозного опыта, описание и понимание которого для культурного контекста XXI века позволяет по-новому осмыслить духовные преобразования современности.
Выявлено одно из базовых условий интерпретации поэтического текста, а именно особое интеллектуальное участие в понимании замыслов творений. Например, поэтические образы, осмысленные в контексте исторической судьбы народа, содержательно обуславливают реконструкцию опыта переживания поэтом его времени для иных поколений. На примере анализа творчества Гельдерлина обозначена роль философской герменевтики в понимании феномена религиозного опыта.
Ключевые слова: интеллектуальное прозрение, автометаописание, религиозное чувство, религиозный опыт, интерпретация.
«Orbis terrarium est speculum Ludi» (Эпиграф перевод с латинского языка: Земной мир - есть зеркало Игры - гласит апокрифическое изречение, внесенное Дю Канжем в «Глоссарий»)
В 2015 году в переводе на русский язык вышло исследование католического богослова Р. Гвар-дини «Гельдерлин. Картина мира и боговдохнов-ленность». Уникальность авторского прочтения выражена им самим так: внимать, вопрошать и вслушиваться в ответы Гельдерлина. Умение слышать и вопрошать, философское по существу, особым образом проявляет себя в поэтическом творчестве Гельдерлина.
Одно из значительных своих произведений Гельдерлин начинает писать в 1803 году. Именно оно, гимн «Истр» остается незавершенным, но по сей день порождающим дискуссии вокруг описания того религиозного чувства, которое было созвучно судьбе поэта и поколению его времени. Одним из примеров такого обсуждения стала современная обзорная статья Д. Куюнджича «Против течения: Дунай, видео и бионеразлагаемое Европы», в основу которой положен анализ философского «предприятия» М. Хайдеггера под названием «Гимн Гельдерлина «Истр». Автор статьи сосредотачивает внимание на описаниях предназначения народа и его судьбы, утверждая, что: «Сокровенная история речений не знает случайностей. Все подчиняется судьбе» [10]. Замалчивать и не слышать Другого так же опасно, как принимать бездумное участие в войне, не осознавая своей участи [10].
В неоднозначном по событиям 1942 году в опыте прочтения гимна «Истр» М. Хайдеггер прого-
варивает особое состояние, именуемое благоговением, с которым это прочтение стало возможным. Неповторимым образом осознанные смыслы произведения выражают ретроспекцию судьбы народа. Именно так происходит с поэтическим словом, об отношении к которому Г.В.Ф. Гегель писал: «Художественное произведение требует иной стихии своего наличного бытия...Язык есть душа существующая. Таким образом, божество, которое имеет язык стихией своего формообразования, есть в самом себе одушевленное произведение искусства» [3, с. 379]. Особенность состояния, именуемого благоговением, сопряжено с переживанием отношения к священному, полноту которого невозможно выразить грамматическим словом, но только символически. Природа, сокрытая в поэтическом слове, сквозь выразительный план открывает нам видимое, сопряженное с сущностью. По выражению Д.В. Пивоварова, это диалектическое следствие проявления сакрального в профанический мир: «Религиозный пророк, задающий новое направление в религии, сообщает свое видение ученикам не просто на обычном разговорном языке, но также через дополнение естественного языка своим личным метафорическим языком притч» [12, с. 151-152].
Несколько иначе поиск предельных оснований позволил другому мыслителю Ж-М. Гюйо обнаружить в социальном бытии человека эволюцию сокровенного: «Метафизика есть своего рода поэзия ума, как поэзия - метафизика сердца» [5, с. 284]. По его убеждению, чтобы постичь глубину вещей, надо проникнуть в глубину своей мысли. Диалектика обыденного и сакрального драматична, однако
вне этого движения, как показывает история войн и событий, становление смыслов бытия человека, не происходит.
«Природа любит скрываться», в том числе и природа грозного дельфийского бога, который, по словам Гераклита, «не говорит и не скрывает, но знаками показывает» [17, с. 93], то есть показывает, что явное (зримое) является носителем сущности и указывает на нее. Человек посредством искусства создает особый язык, в котором преображаются обыденные значения этнического языка. Так, возникает язык новой эры [12, с. 152]. Обратимся к примеру, предложенному Пивоваровым в дискуссии о выразительном плане зримой сущности: «Видимое - бронзовая статуя дискобола (восприятие которой доступно нашим органам чувств), по мысли Мирона должно указывать на невидимое -наглядные образы «лук со стрелой» и «лира», воссоздавая которые зритель, имеющий «не грубую душу», получает возможность видеть за материальной оболочкой статуи образ всесильного и мудрого бога Аполлона» [6, с. 147].
М. Хайдеггер писал о Гельдерлине неутомимо, воплощая словесное томление по совершенству поэтического языка, открывая иным поколениям сущность поэзии [15]. Применительно к заявленному пониманию поэзии речь есть «опаснейшее из иму-ществ». Гельдерлин писал, преодолевая, по выражению Хайдеггера, смысл словесно-поэтической игры. Именно такое понимание поэтического творчества открывает для поколения исторический промысел, выраженный событийной разноликостью, где смыслы отсылают нас к своему прародителю - ритуалу, в природе которого заключена идея - сохранять утраченные верования, а отсылка к игре воспроизводит форму утративших смысл обрядов [9].
Какие знания необходимы современному человеку, чтобы осмыслить, когда возникает событие освоения изображения? Творение великого в жизни каждого поколения происходит буднично. Бытие и есть, по суждению Гельдерлина, время. В этом смысл сакрального ядра культуры. «Содержание будущей культуры трудно предсказать, ибо оно связано с пророческими откровениями прежде неведомых смыслов» [13, с. 15], выражение которых происходит в поэтическом слове и сопровождающих его образах.
Ряд образов, предложенных Гельдерлином, могут воссоздать в своей череде те сакральные идеалы, которые высвечиваются словом поэта. Например, манифестация идеи «Вещего слова», хранимого множеством культур, которая стилистически по-разному присутствует в гимне, призыве, молении, вопрошании, восхвалении, уникально может быть выражена только в творческом делании поэта. В этой манифестации образ душевных устремлений поэта отражает чаяния века. Уникальная особенность сочетания временности и без-
временья в поэтическом делании породила, как следствие, способы противостояния и отмежевания поколений от поэтов. Но само состояние инаково-сти и непохожести их на современников есть порождение толков (в хайдеггеровском понимании) и не является подлинным состоянием поэта. Как писал Гельдерлин сам о себе: вне времени творец, вне толкований.
Идея поэтического отклика на события древнего мира состоит в том, что эстетический идеал того периода воплощал единство мышления и действия. В основе его выразительность изображаемого, которая тем интенсивнее, чем безграничнее «сосуд». Поэтому и форма для этого избрана особая -гимн. То, насколько сам Гельдерлин был причастен к осознанию сакральности эстетического идеала, говорят его строки из стихотворения «Буанапарте»: «Поэты - те священные сосуды, которые жизни вино -, дух героев - хранят исстари».
Уникальное сочетание этнического и общечеловеческого смыслов обнаруживает себя в человеке, как носителе этих смыслов. Культура его формирует. «Первое дитя божественной красоты - искусство. Так было у афинян. Вторая дочь красоты - религия. Религия - любовь к красоте. Ее саму любит мудрый, бесконечную и всеобъемлющую; народ любит детей своих, богов, в разнообразных обликах являющихся ему. И так было у афинян. Без подобной любви к красоте, без подобной религии, всякое государство - тощий скелет без жизни и духа, и всякое мышление и деяние - дерево без верхушки, колонна, с которой сбита капитель» [16, с. 14].
В XV веке известный церковный деятель писал так: «Думая о человечности, которая проста и едина во всех людях, я нахожу ее и во всех и в каждом человеке. Хотя в самой по себе в ней нет ни восточ-ности, ни западности, ни южности, ни северности, однако в восточных людях она на востоке, в западных - на западе...» [7, с. 110]. Столь же, различно, по сути, представлены языки на просторах современного мира. В этом языковом многообразии воплощается обращение к сокровенному. И тогда речь становится принципиально иной по содержанию и значению - рекой, слово клятвой. Язык порождает в человеке чувство для выражения означенного вопрошания, способствуя причастности к сокровенному. Легенды и сказания народов содержат в себе целый спектр отреченных миром смыслов. В основе этого чувства ощущение человеком утраты, опустошающее его как природа. Наличие такого чувства освобождает место для жизни, становится фундаментальным способом творения смыслов. Поэзия Гельдерлина, с этой точки зрения, есть гимн природе опустошающе-творящей (в гельдерлинов-ско-гегелевском смысле).
Исторически и событийно каждый человек присутствует в разное время, коллективное и личностное, прошлое и будущее. Вопрошание есть начало
восстановления для человека памятующего, ищущего. Очевидные вопросы очевидны для зрящего.
В этом смысле народное слово выразительно в силу близости природе. Имеется в виду значение, в основе которого древнейший архетипический символ. Например, имя наиболее почитаемой реки и имя богини этой реки Сарасвати находит воплощение в именовании и персонификации речи - Вач (др.-индийское «речь, слово») - она «обитает на небе и на земле, но ее лоно - в воде, в море»; в поэзии Гельдерлина образ древнеиндийской богини речи возникает повсеместно.
Смысловое звучание, традиционной для древнеиндийских представлений триады мысль - слово - дело и особое значение звучащей речи положены в основу образа Вач. Вечное путешествие смыслов в круговороте событий мира воссоздается легендами и сказаниями, а, например, сравнение древнеиндийских теорий слова и древнегреческой философии позволяет выразить идею вечного возвращения и заявить о сопряженности основных мифологических сюжетов, транслируемых в разное (разрозненное историей) время. В этом возможно кроется внимательное отношение к историчности со стороны самого Гельдерлина и истории в целом.
Явление автометаописания, значимое для особенностей прочтения и интерпретации религиозных гимнов, вероятно, позволит объединить изобразительный и выразительный планы поэтических творений Гельдерлина. Данный термин В.Н. Топоров вводил и комментировал в работе «Пиндар и Ригведа». Само явление автометаописания имеет «в виду не любого «воспринимателя», а избранного, отмеченного, способного по неясному (особенно вначале) намеку открыть тайну, хранимую текстом. Сигналом к поиску этой тайны как раз и является совокупность элементов языка автометаописания, которые сами не лежат на поверхности и обретают очевидность только в свете дальнейшего опыта реципиента текста» [14, с. 70]. Преображение обыденных значений этнического языка сопровождало воплощение лютеровского замысла в «Послании к членам городских советов всех городов Германии»: «они (слова) суть ножны, в которые вложен мечь разума. Они суть ларец, в котором носят это сокровище.», так поколению, время от времени, озвучивается сигнал к поиску тайны [11].
Очарованность умением сказать о мощи природы обращает читателя в состояние присутствия пред сакральным. Интерес представляет мнение о том, что Гельдерлин видит словом. Это не прозрение, но видение; не способность частичная для человека как выразителя собственной воли, но умение и знание. ХХ век высвободил эту мысль в ее феноменальном значении в приведенных ниже строках, где обнаруживает себя образ поэтического прозрения Гельдерлина: «море или сумерки .- символы Тайны», а мистагогом служит раб... [1, с. 176].
Идея рождения слова для Гельдерлина имела философское значение. Совпадение выразительного плана и изображения достижимо исключительно в шедеврах. О таком проясненном чувстве и переживании писал Гельдерлин, делая очевидным великое здоровье своего разума, вопреки распространенному мнению о нем. «Суждение есть, в самом высоком и точном смысле, первоначальное разделение внутренне объединенных в интеллектуальном созерцании объекта и субъекта, то разделение, через которое объект и субъект только и становятся возможны, перводеление» [4].
Тема природы для поэтического прозрения Гельдерлина выразима в образах вечности. Природа опустошает место для выявления нового. Опустошение, выраженное в поэзии Гельдерлина, не есть гибель или отказ, опустошение есть основа. Тогда возникает неведомый смысловой ряд, притягивающий бездонностью народного духа. Так, в поэтическом делании Гельдердина, рождается замысел Бога и создается религия слова. Проникновенность природы кругами смысла и есть Бог в поэтическом сказании Гельдерлина.
От высот к глубинам живет человек. Нет смерти и статики, есть динамизм настоящей жизни. Живое образное слово: реки, моря и долины. Возможно, так и не найден другой образ для видения жизни в ее идее. Гельдерлину это удалось со-творить. В этом суть вопрошания напоминающего человеку о вечных смыслах, выраженных Торой, авестийским восхвалением и библейским воззванием.
Поток, и символ, и образ одновременны в поэзии Гельдерлина. Как образ, поток возводит к чувственной природе, как символ к духовной. Возможно в одном и том же прочтении возникает утешительный статус «движущегося» языка, по выражению Гвардини [2, с. 14]. В идее другого языка, памятующего о человеческом, то есть ограничении для себя в человеческих речениях, отражен страх человеческого в человеке. Тогда и символ, и образ сопричаст-ны человеческому. Такой парадокс возможен только в поэтическом интеллектуальном прозрении.
Сказитель в русской культуре, так же как и во многих других - народен. В народном языке сосредоточен трепет и внимание к данности бытия в самом актуальном языковом выражении. Для обозначения этого свойства языка Й.Г. Гердер ввел понятия «гений языка» и «характер нации». Стихия творчества человека, по выражению Гердера, есть язык его творящий.
Народное изречение в своей стилистике и динамичности объемно воплощает древнегреческую идею блага. «Блистательный народный язык, за которым Данте охотится как за пантерой, «которую мы чуем всюду» . выводит Данте на понимание роли поэта как восстановителя совершенного языка. Народный язык, ярчайшим образцом которого является поэтический, и будет отвечать принципам
богоданной формы» [18, с. 54-55]. В поэтическом языке Гельдерлина предвкушение и вчувствова-ние в наличие природного начала подвластно его умению озвучивать сокровенное. И вновь сумерки и ночь, как образы в его поэзии, становятся символическим свидетельством тайны.
О чувстве сакрального у Гельдерлина можно писать по-разному. Однако это фундаментальное чувство для человека, наделенного верой, верой во всей своей неистовой мощи, дионисийской по существу (по выражению Гвардини). Сакральное обнаруживается в пространстве гимнов и восхвалений, которые лишь некий жанр вещего слова для обыденного сознания, и в то же время открытость, данность во всей своей неминуемости.
Теперь об именовании пространства у Гельдер-лина. Родина как образ сопровождает завершенность символического круга, избранного Гельдер-лином для иллюстрации: судьба - родина. Круг таков: от потаенности до открытости; от личного к совершенному.
Гельдерлин стихиен в выражаемом стремлении жизнеутверждения. Интеллектуальное созерцание позволяет вести речь о бытии. Речение и поточность в этом смысловом пространстве именуют сферу совершенства. Стихия вольного и сладостного звона окружена брегами языка Народного., - так можно было бы озвучить два требования фонологического и семантического плана языка Гельдерлина.
Германия и Греция для Гельдерлина «рядополо-жены», едины во взаимном чувстве причастности, по существу, религиозном чувстве. В работе «О литературной взаимности между племенами и наречиями славянскими» Я. Коллар написал: меньшее должно быть подчинено большему, любовь к родине - любви к нации. Потоки, реки великие и малые вливаются в море; так и отдельные страны, края, племена, наречия должны вливаться в нацию. Все славяне имеют только одно отечество. Интересно, но здесь просматривается еще один важный момент - это воспроизводство идеи подлинной манифестации духовной и телесной сферы. В народном слове эта идея выражена легендами о интеграции сил наличного и «изначального» состояния. Иначе говоря, двойного аспекта древа знания и древа победы. Связь и единение с родиной по отношению к подразумеваемому образу изначального состо-
яния должно было завершиться победой. У Гель-дерлина это выражено в обращении к образу не названному, но знакомому, национальному герою, который сокрыт в глубинах горы или заперт в подземельях замка Кронбург, дабы явиться вновь, когда его страна будет нуждаться в спасителе [17]. Гимн Гельдерлина «Рейн» тому яркое пение-воплощение. Звучание слова сопряжено с ритуалом и мифом, как некое испытание и пророческая сила, кои придаются обрекаемому в слове сказанию.
Второй смысл, о котором поэтически умалчивает Гельдерлин: Германия и Греция как две династии согласно циклу сказаний о Карле Великом, например, в саге об Ожье. Обнаруживаются два древа солнечное и лунное, например в «Истре». Символически это выражено образом цветения Сухого Древа, образом знакомство с которым для поэтического сознания уже и есть прозрение. В случае с Гель-дерлином - это знание, которое выражено гранями разноцветия языковых форм. Обращает на себя внимание еще и то, что переводческий замысел очевиден для знающего данную сагу и не столь явен для первого прочтения этого смысла. Играя со смыслом, легко создать уловки для заурядного события.
Итак, религиозное чувство и есть первоначальное чувство сопричастности бытию, сокрытое от неминуемости жизни, священное. Указанием на данный феномен спекулировали теологи и богословы, возможно только верующий человек соблюдает в этом указании истинное чувство.
Сама идея поэзии становится очевидной и воплощается в гельдерлиновском образе письма и сказания. «Тайный нерв» основного мифа, к которому Гельдерлин приближается и отдаляется, провозглашая явленные ему образы, по сути, превышает возможности здравого смысла. По выражению Топорова, ядром «основного» мифа является парадокс жизни смертной и смерти жизнедавческой. По утверждению исследователя, фабула «основного мифа» - не более чем «разыгрывание» этой тайны на поверхностном, открытом всем и всем доступном уровне понимания [14].
Внимая Гельдерлину, современный человек приобщается к тайне бытия. Такое прочтение позволяет задуматься о смыслах, которые необходимо открыть каждому человеку. Религиозность Гельдер-лина сродни теургическому действу.
Литература
1. Борхес, Х.Л. Вымыслы: (рассказы) / Х.Л. Борхес. - Санкт-Петербург: ТИД Амфора, 2009. - 479 с.
2. Гвардини, Р. Гельдерлин. Картина мира и боговдохновленность / Р. Гвардини. - Санкт-Петербург: Владимир Даль, 2015. - 498 с.
3. Гегель, Г.В.Ф. Феноменология духа / Г.В.Ф. Гегель. - Санкт-Петербург: Наука, 1992. - 444 с.
4. Гельдерлин, Ф. Гиперион / Ф. Гельдерлин. - Москва: Наука, 1988. - 720 с.
5. Гюйо, Ж.М. Иррелигиозность будущего / Ж.М. Гюйо. - Москва: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2011. - 402 с.
6. Жуковский, В.И., Пивоваров, Д.В. «Дискобол» Мирона как репрезентант диалектики Гераклита / В.И. Жуковский, Д.В. Пивоваров // Интеллект. Инновации. Инвестиции. - 2015. - № 1. - С. 142-147.
7. Кузанский, Н. О видении Бога / Н. Кузанский. - Москва: Академический Проект, 2012. - 161 с.
8. Кузанский, Н. Игра в шар / Н. Кузанский. - Москва: Академический Проект, 2012. - 161 с.
9. Куйуа, Р. Игры и люди; Статьи и эссе по социологии культуры / Р. Кайуа. - Москва: ОГИ, 2007. - 304 с.
10. Куюнжич, Д. Против течения: Дунай, видео и бионеразлагаемое Европы [Электронный ресурс] / Д. Куюнжич. - Режим доступа: www.nlobooks.ru/node/6823 - (дата обращения: 21.06.2016).
11. Лютер, М. О свободе христианина / М. Лютер. - Уфа: ARC, 2013. - 728 с.
12. Пивоваров, Д.В. Культура и религия: сакрализация базовых идеалов / Д. В. Пивоваров. - Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2013. - 248 с.
13. Пивоваров, Д.В. Синтетическая парадигма в философии. Избранные статьи / Д.В. Пивоваров. -Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2011. - 536 с.
14. Топоров, В.Н. Пиндар и Ригведа. Гимны Пиндара и ведийские гимны как основа реконструкции индоевропейской гимновой традиции / В.Н. Торопов. - Москва: РГТУ, 2012. - 216 с.
15. Хайдеггер, М. Гельдерлин и сущность поэзии / М. Хайдеггер // Логос. Философско-литературный журнал. - Вып 1. - 1998. - № 1. - С. 37-47.
16. Хайдеггер, М. Собрание сочинений. Раздел второй: Лекции 1923 - 1944. - Т. 39. - Гимны Гельдерлина «Германия» и «Рейн» [Электронный ресурс] / М. Хайдеггер. - Режим доступа: http://ereignis.ru/translations/ heidegger_vox2.pdf - (дата обращения: 10.04.2015).
17. Эвола, Ю. Мистерия Грааля / Ю. Эвола. - Воронеж: TERRA FOLIATA, 2013. - 272 с.
18. Эко, У Поиски совершенного языка в европейской культуре / У Эко. - Санкт-Петербург: Александрия, 2007. - 423 с.
