CC BY
27
Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2019. № 1 (21). С. 69-80. УДК 93
DOI 10.25513/2312-1300.2019.1.69-80
М. Н. Крот
«...ВНИМАТЕЛЬНО И БЛАГОЖЕЛАТЕЛЬНО ПРИСЛУШИВАЯСЬ К ИСТИННЫМ ПОТРЕБНОСТЯМ СЕВЕРО-ЗАПАДНОЙ РУСИ» (КУЛЬТУРНО-ПРОСВЕТИТЕЛЬСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ КНЯЗЯ П. Д. СВЯТОПОЛК-МИРСКОГО НА ПОСТУ ВИЛЕНСКОГО ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА)*
Национальный вопрос был одной из наиболее сложных проблем, с которыми столкнулась Российская империя в начале XX в. Деятельность князя П. Д. Святополк-Мирского на посту Виленского генерал-губернатора в период с 1902 по 1904 г. представляла собой попытку выстраивания новой модели управления национальными окраинами, сохранение контроля над которыми в условиях активного формирования региональных идентичностей становится залогом сохранения целостности империи. Анализируется культурно-просветительский аспект политики П. Д. Святополк-Мирского, включавший организацию работы научно-просветительских обществ, проведение региональных исследовательских экспедиций, усилия по открытию учебных учреждений, отмену ряда ограничений в области печати и книгоиздательства. Данные сюжеты рассматриваются в контексте трансформации национальной политики имперских властей, стоявших перед необходимостью диалога с местной общественностью и отказа от жёсткой русификаторской политики.
Ключевые слова: Российская империя; П. Д. Святополк-Мирский; Виленское генерал-губернаторство; Северо-Западный край; национальные окраины; русификация.
M. N. Krot
"...BEING PERCEPTIVE AND OPEN TO THE TRUE NEEDS OF NORTH-WESTERN RUS" (CULTURAL AND EDUCATIONAL ACTIVITIES OF PRINCE P. D. SVYATOPOLK-MIRSKY AS A VILENSKY GOVERNOR-GENERAL)
The national question was one of the most difficult problems faced by the Russian Empire at the beginning of the 20th century. The activities of Prince P. D. Svyatopolk-Mirsky in the capasity of Vilensky governor-general (1902-1904) was an attempt to build a new model of governing national periphery, maintaining control over which in the context of active formation of regional identities becomes a crucial factor for preserving the integrity of the empire. The article analyzes the cultural and educational aspect of Svyatopolk-Mirsky's policy, such as organizing of academic and educational societies, regional research expeditions, attempts made to found educational institutions, the abolition of a number of restrictions in printing and publishing. These activities are viewed in the context of the national policy transformed by the imperial authorities, who faced the need for dialogue with the local community and the rejection of rigid russification policies.
Keywords: the Russian Empire; P. D. Svyatopolk-Mirsky; Vilensky Governorate General; North-West Region; national periphery; russification.
Личностный фактор в политическом управлении государством авторитарного типа, коим являлась Российская империя, или
отдельными его частями имел огромное значение. Именно личностные качества чиновника, его управленческие навыки, опыт пред-
* Публикация подготовлена в рамках реализации проекта РНФ № 17-78-20117 «Национальные окраины в политике Российской империи и русской общественной мысли».
© Крот М. Н., 2019
шествующей деятельности, характер, умение и желание находить общий язык с подчинёнными и поданными зачастую в большей степени определяли содержание процесса управления и его эффективность, нежели должностные инструкции или циркуляры вышестоящих начальников. Особенно это характерно для крупных российских региональных чиновников, которые были вынуждены проводить общеимперскую политическую линию, сталкиваясь со множеством местных специфических особенностей. Наиболее сложной и ответственной была работа правительственных управленцев в инородческих окраинах империи, где для успешной деятельности было необходимо учитывать особую национальную специфику, разбираться в сложных, порой конфликтогенных этноконфессиональных проблемах, обладать способностью принимать гибкие компромиссные решения. Одной из таких «проблемных» окраин был Северо-Западный край Российской империи.
Северо-Западный край, в который традиционно включались шесть губерний: Ви-ленская, Ковенская, Гродненская, Минская, Могилевская и Витебская, представлял собой во многом условное и неофициальное понятие, неоднородное в административном отношении. К концу XIX в. первые три губернии из названных входили в состав Вилен-ского генерал-губернаторства, в то время как остальные представляли собой самостоятельные административные единицы1.
Наиболее «проблемным» фактором для центральной власти, сохранявшим свою актуальность на протяжении всего периода XIX - начала XX в., было польское влияние, проявлявшееся в широком распространении католического вероисповедания, господстве крупного шляхетского землевладения, а также в превалировании польской культуры среди местной интеллигенции. Антипольский вектор политики имперского руководства на западных окраинах, возобладавший после подавления Польского восстания 1863-1864 гг. и усилившийся в конце XIX в., определял содержание и характер деятельности местного регионального руководства, стоявшего перед необходимостью выстраивания оптимальной управленческой стратегии перед лицом многочисленных политических,
экономических и социокультурных вызовов непрерывно усложнявшейся реальности.
Если проследить динамику кадровых перестановок среди высших управленцев имперских западных и северо-западных окраин, то можно заметить, что они представляли собой достаточно бессистемное чередование сторонников жёсткой русификаторской политики и относительно либеральных руководителей, выступавших за смягчение правительственного курса, отказ от ряда дискриминационных мер, налаживание контакта с местными элитами [1, с. 264-265]. При этом следует указать на то, что различия между этими двумя группами состояли не столько в целях и общей стратегии проводимой ими политики, сколько в методах её реализации. В последние десятилетия XIX -первые годы XX в. и «ястребы» и «умеренные» представители русской администрации на западных окраинах проводили политику так называемой «оборонительной русификации», направленную в большей степени не на «обрусение» местного нерусского населения, а на защиту от конкурирующего воздействия мощной в материальном и культурном плане внешней силы. Такой силой в данном регионе являлось, в первую очередь, польское влияние. Проведение данной политики носило во многом вынужденный характер, обусловленный неудачей русификаторских усилий, являвшихся продолжением комплекса репрессивных мер, вызванных восстанием 1863-1864 гг., а также осознанием принципиальной невозможности превращения местных поляков и литовцев в русских. Нельзя не согласиться с утверждением о том, что лояльность имперских властей в отношении формировавшейся новой литовской идентичности, которая в свою очередь должна была быть лояльной в отношении империи и принадлежать к российскому цивилизаци-онному пространству, была обусловлена именно борьбой с польским влиянием [2, с. 92-93]. Российские власти считали «лит-винизм» гораздо менее опасным и более управляемым, нежели «полонизм», опиравшийся на мощную культурную традицию, отсутствовавшую у литовцев.
Именно эти обстоятельства определяли общую направленность политики российской администрации в Виленском генерал-губер-
наторстве, главой которого 15 сентября 1902 г. был назначен князь П. Д. Святополк-Мирский. Конкретное же её содержание во многом непосредственно зависело от той управленческой траектории, которой придерживался новый начальник, в соответствии со своим служебным опытом и пониманием стоящих перед ним задач.
Карьерный путь Святополк-Мирского можно считать типичным для рубежа XIX-XX вв. Получив блестящее военное образование (он учился в Пажеском корпусе и Николаевской академии генерального штаба) и некоторое время прослужив на командных должностях в армии, выйдя в отставку, князь был назначен на должность Пензенского, затем Екатеринославского губернатора, где получил опыт управленческой деятельности и снискал себе славу «либерального» губернатора. Хорошо зарекомендовавшие себя на поприще региональной службы чиновники по обыкновению со временем переводились в центральный аппарат имперского управления. В 1900 г. Святополк-Мирский занял пост товарища министра внутренних дел и главы Отдельного жандармского корпуса. Однако жёсткая репрессивная политика, проводившаяся министрами Сипягиным и Плеве, их отказ от сотрудничества с общественными силами, сторонником которого был князь, привели к его отставке и «возвращению» на некоторое время к региональному управлению.
Особенности деятельности Святополк-Мирского на посту руководителя такого «проблемного» края, каким было Виленское генерал-губернаторство, как и на других должностях, занимаемых им, во многом определялись теми чертами его характера, в оценке которых многие современники были практически единодушны.
Хорошо знавший князя С. Ю. Витте в своих мемуарах описывал его как «кристально чистого, безукоризненно честного человека высоких принципов и редкой души», которого любили и уважали везде, где ему доводилось служить [3, с. 288]. Чиновник министерства внутренних дел В. И. Гурко, давший в своих воспоминаниях тонкие психологические портреты многих современников, характеризуя Святополк-Мирско-го, отмечал: «Едва ли не отличительной его
чертой было желание жить со всеми в мире и чувствовать себя окружённым благожелательной атмосферой. Нельзя сказать, что кн. Мирский искал при этом популярности. Власть же его мало привлекала, а зуд государственного творчества был совершенно не присущ...» [4, с. 558-559]. К этому можно добавить и то обстоятельство, что на любом посту князь стремился учитывать и удовлетворять законные потребности общества, видя в сотрудничестве с его здоровыми силами залог успеха в достижении государственных целей. В приветственной речи, обращённой к представителям сословий Виленского генерал-губернаторства, Петр Дмитревич особо указал на это: «Трудясь на благо населения, справедливо, строго-законно относясь ко всем проявлениям его жизни, внимательно и благожелательно прислушиваясь к истинным потребностям северо-западной Руси и твёрдо направляя разумную власть, мы дадим надёжный залог к успешному разрешению русской государственной задачи» [5, с. 173].
Немаловажным фактором, способствовавшим благоприятным отношениям генерал-губернатора с местной элитой польского происхождения, было и то, что Петр Дмитриевич принадлежал к древнему польско-белорусскому княжескому роду [6, с. 214216] и воспринимался шляхтой как «свой», что в условиях острого предубеждения по отношению к преимущественно присланной правящей русской элите имело большое значение. Хотя, безусловно, отношение населения края к его руководителю определялось отнюдь не его происхождением, а характером деятельности на своём посту.
Будучи хорошо образованным, интеллигентным человеком, Святополк-Мирский осознавал огромную интегрирующую роль социокультурных факторов, неоднократно указывая на то, что «культурные средства» имеют решающее значение в деле «объединения Северо-Западного края с остальной Империей» [7, л. 34 об.]. Приобщение инородческого населения северо-западной окраины к русскому культурному и цивилиза-ционному полю, по его мнению, должно достигаться не путём грубых русифицирующих методов, имеющих обратный эффект, а путём комплексной, планомерной культурно-просветительской деятельности, находящей-
ся в руках центральной власти и проводимой в нужном ей направлении в сотрудничестве с местными силами. Исходя из этого, «труды культурного свойства», наиболее важные аспекты которых рассматриваются в данной статье, занимали важное место в его деятельности на посту руководителя края.
Святополк-Мирского с полным основанием можно охарактеризовать как «просвещенного бюрократа». Важным элементом своей профессиональной деятельности он считал распространение просвещения в целях аккультурации местного населения. Можно сказать, что в данном вопросе государственные цели и задачи, реализацию которых генерал-губернатор считал своим долгом, тесно соединялись с его личностными интересами и устремлениями. Возглавляя Северо-Западный край, князь придавал большое значение распространению образования, деятельности различного рода просветительских учреждений, способствовал региональным этнографическим исследованиям, развитию книгоиздательства и периодики. Святополк-Мирский считал, что посредством просвещения власть может гораздо более эффективно способствовать распространению «русских начал» на окраинах империи, нежели при помощи грубых запретительных мер. Примером этому может служить повышенное внимание, которое Вилен-ский генерал-губернатор уделял деятельности в крае различных научных и просветительских обществ. Наиболее значимым из них было Общество ревнителей русского исторического просвещения в память императора Александра III.
Созданное в 1895 г., это общество было своеобразным «консервативным ответом» на просветительские инициативы, исходившие от либеральной общественности [8, с. 64-65]. Согласно уставу общества, его основной целью провозглашалось «умножение и распространение знаний по отечественной истории в духе русских начал», для достижения которой предполагалось собирать сведения не только о царствовании Александра III, но и других периодах отечественной истории, издавать исторические сочинения, а также работы, касавшиеся «церковных, правовых и бытовых вопросов», учреждать книгохранилища и читальни [9, с. 3]. Отдельно указы-
валось на право общества открывать свои отделы в регионах, что должно было превратить его в общероссийский центр исторического просвещения, действующий в особо заданных идеологических рамках.
Виленское отделение Общества ревнителей русского исторического просвещения в память императора Александра III было открыто в 1899 г. по инициативе генерал-губернатора В. Н. Троцкого, который и стал его первым председателем [10, л. 2]. Его учреждение во многом стимулировало изучение истории, этнографии, хозяйства и быта всего северо-западного региона империи, что имело не только научное, но и практическое значение для повышения эффективности управления им. Наиболее деятельным и заметным членом общества был видный местный интеллектуал, писатель, археолог-любитель и коллекционер ценных документов и историко-литературных реликвий А. В. Жир-кевич, являвшийся главным инициатором создания музея графа М. Н. Муравьёва в Вильно. Будучи знакомым как с местными представителями интеллектуально-творческой элиты, такими как поэт и драматург А. А. Навроцкий, композитор и музыкант К. М. Галковский (Галкаускас), так и с крупнейшими деятелями русской культуры -Л. Н. Толстым, А. П. Чеховым, И. Е. Репиным и другими [11, с. 77-85], он сумел придать деятельности официально созданного общества действительно творческий и научный характер.
Однако после смерти генерал-губернатора Троцкого в 1901 г. общество, лишившись поддержки властей, стало постепенно приходить в упадок. Новый глава края, князь Свя-тополк-Мирский стремился к всестороннему изучению региона, которым ему предстояло управлять, находя, что «хотя на этом поприще сделано в предшествующие годы немало, тем не менее, Северо-Западный край не может считаться обследованным, так как многое и в отношении его истории, и в отношении быта его населения, и в отношении его природных богатств остаётся по настоящее время невыясненным» [7, л. 35]. Лучшим подспорьем для достижения этих целей являлось «Общество ревнителей русского исторического просвещения...», в силу своего характера и идеологической направленности в наибольшей сте-
пени соответствовавшее «делу русского культурного труда», реализацию которого генерал-губернатор считал своим долгом.
По его инициативе и при непосредственном участии с начала 1903 г. активная деятельность Виленского отдела общества была возобновлена. О его заседаниях регулярно сообщает местная печать [12, с. 3]. Помимо официально декларируемой цели «популяризации памяти императора Александра III» и сугубо научно-исследовательской деятельности, общество начинает проводить активную работу с населением, организовывая народные чтения, публичные лекции и прочие просветительские мероприятия [10, л. 2]. «Реанимировав» общество, Свято-полк-Мирский придал его деятельности новую направленность, указав на актуальность и политическую значимость изучения истории польского восстания 1863-1864 гг. и деятельности российских властей в этот период. По инициативе генерал-губернатора общество не только приступило к поиску, обработке и систематизации документальных материалов, связанных с восстанием, но и обязалось выделять необходимые средства на их публикацию [7, л. 35]. Собранные материалы должны были стать составной частью фондов музея графа М. Н. Муравьёва, которому Святополк-Мирский придавал огромное просветительское и политическое значение в деле распространения «русской идеи» в Северо-Западном крае. Результатом данного направления деятельности общества стало издание обширного сборника документов, не только освещавших разностороннюю деятельность М. Н. Муравьёва в крае, но и содержавших важную информацию о регионе в эпоху восстания 1863-1864 гг., не утратившего своего научного значения и в настоящее время [13].
Большое значение Святополк-Мирский придавал научному изучению вверенного ему края, что соответствовало общей стратегии культурно-просветительской деятельности империи на окраинах во второй половине XIX - в начале XX в. В данный период имперские власти приходят к осознанию того, что для эффективного управления окраинами необходимо, в первую очередь, всесторонне их изучить, на что и были направлены, хотя и с некоторым запозданием, значительные
усилия. Данная деятельность велась как в форме единичных акций - географических, этнографических и прочих экспедиций, так и в форме организации постоянно действующих научных центров, важнейшим из которых являлось Русское географическое общество, открывавшее на окраинах империи свои отделы, занимавшиеся региональными исследованиями.
Именно по этим двум направлениям и выстраивалась траектория регионально-исследовательского аспекта деятельности Виленского генерал-губернатора.
По его инициативе и на имевшиеся в его распоряжении средства было организовано проведение двух крупных научно-исследовательских экспедиций. Первая из них, направленная на изучение языка, культуры, быта и традиций белорусского народа, была возглавлена специально приглашёнными видными учёными-славистами, филологами и этнографами, членом-корреспондентом Российской академии наук Е. Ф. Карским и профессором Казанского университета А. И. Александровым [7, л. 35 об.]. Данная экспедиция стала крупнейшим для своего времени научным мероприятием в сфере изучения белорусского народа, в ходе которого, по сути, впервые были определены границы распространения белорусского языка, проведён его сравнительный анализ с великорусским и литовским языками. На основе собранных учёными материалов профессором Карским в 1903 г. был выпущен первый том его фундаментального научного труда «Белорусы», который был в 1904 г. переиздан журналом «Виленский временник» при непосредственном содействии Святополк-Мирского [14, с. 20-26; 7, л. 35 об.].
Вторая экспедиция, имевшая целью «исследование рыбных богатств СевероЗападного края, в видах поднятия упавшего рыбоводства», была проведена под руководством известного русского учёного-зоолога и ихтиолога, профессора Московского университета Н. Ю. Зографа [7, л. 35 об.].
Настойчивые усилия Виленский генерал-губернатор предпринимал в вопросе о создании в регионе постоянно действующего научного центра. Для систематического и всестороннего изучения края, по его мнению, было необходимо возобновить деятель-
ность Северо-западного отдела Русского географического общества, открытого ещё в 1867 г., но к 1876 г. прекратившего свою работу в силу отсутствия материальных средств [7, л. 35 об.]. Генерал-губернатор неоднократно обращался к вышестоящим властям с ходатайствами о предоставлении средств, необходимых для возобновления его работы. Так, в письме к министру финансов С. Ю. Витте в июне 1903 г. Святополк-Мир-ский просил о выделении из казны местному отделу общества ежегодного пособия в пять тысяч рублей, на что министр ответил отказом, сославшись на то, что Географическому обществу ежегодно ассигнуется тридцать тысяч рублей и все дополнительные средства должны изыскиваться из негосударственных источников [7, л. 64]. Аналогичное ходатайство было направлено и в Министерство внутренних дел, правда, размер испрашиваемой суммы был снижен до двух тысяч рублей, что соответствовало аналогичным пособиям, отпускаемым другим отделам общества [15, с. 403]. Эту же просьбу генерал-губернатор повторял и в своём Всеподданнейшем отчёте императору Николаю II, мотивируя её необходимостью организации местных научных сил для «постоянного деятельного труда» по всестороннему изучению СевероЗападного края [7, л. 35 об.]. Однако начавшаяся русско-японская война, последующие революционные потрясения и связанные с ними финансовые трудности помешали реализации этой идеи. Тем не менее, усилия Святополк-Мирского оказались не бесплодны. Деятельность Северо-Западного отдела Русского географического общества всё же была возобновлена позднее, в 1910 г., под руководством попечителя Виленского учебного округа, известного русского учёного-астронома Г. В. Левицкого [16].
Одной из острых и широко обсуждаемых во всём Северо-Западном крае тем был вопрос о воссоздании здесь высшего учебного заведения. После подавления польского восстания 1830-1831 гг. Виленский университет, студенты и преподаватели которого принимали в нём непосредственное участие, был закрыт, а его отдельные структурные подразделения, такие как медицинский и теологический факультеты, преобразованные соответственно в медико-хирургическую
и духовную академии, в 1840-е гг. были переведены в другие города. С тех пор во всём северо-западном регионе империи не было ни одного не только классического, но и специально-технического высшего учебного заведения, что в условиях быстрого экономического развития и роста культурных запросов местного населения представлялось совершенно ненормальным.
С вступлением в должность генерал-губернатора Святополк-Мирского, сразу зарекомендовавшего себя сторонником просвещения, проблема открытия в регионе высшего учебного заведения начинает обсуждаться с новой силой. Полемика о том, будет ли это университет или специализированный политехнический институт, в каком городе он откроется, какими кадрами будет представлен преподавательский состав, активно велась не только в частном порядке, но и на страницах местной прессы [17, с. 3; 18, с. 3; 19, с. 3]. Представители местной элиты обращались с соответствующими ходатайствами как к Святополк-Мирскому, который, безусловно, не имел полномочий для решения такого вопроса, так и к чиновникам высшего образовательного ведомства.
Так, 24 января 1903 г. депутация, в состав которой входили, среди прочих, вилен-ский городской голова генерал П. В. Берт-гольдт и один из крупнейших землевладельцев региона, граф А. И. Тышкевич, обратилась к находившемуся в Вильно управляющему министерством народного просвещения Г. Н. Зенгеру с просьбой содействовать открытию в Вильно высшего учебного заведения. Глава министерства указал на то, что этот вопрос «требует всестороннего обсуждения, для коего пока нет достаточного материала», что было равносильно отказу [17, с. 3].
Аргументация противников открытия высшего учебного заведения в крае состояла в том, что оно станет не столько центром просвещения, сколько центром польского национализма в крае, где будут «пропагандироваться польский язык, взгляды, стремления» к автономии или восстановлению польской государственности. Сам генерал-губернатор находил эти опасения «преувеличенными» [7, л. 27].
Глава края считал, что регион, безусловно, нуждается в высшем учебном заведе-
нии, которое может быть открыто при соблюдении двух важнейших условий. Во-первых, это учреждение должно быть «русским, а никоим образом не польским», что было бы достигнуто путём преподавания исключительно на русском языке, а также формированием профессорско-преподавательского состава сугубо из числа русских кадров [7, л. 27 об.]. Во-вторых, гораздо более целесообразным, нежели открытие университета, по его мнению, было бы учреждение высшего сельскохозяйственного технического учебного заведения, необходимость которого была обусловлена насущными потребностями местного - преимущественно сельского -хозяйства.
Инициатива открытия такого специализированного учебного заведения, ставшего бы «рассадником прикладных знаний», недостаток которых наблюдался в крае, принадлежала членам Виленского сельскохозяйственного общества [20, л. 1]. По их мнению, вновь созданный институт должен был включать в себя пять отделов - земледельческий, агрономический, химический, механический и строительный, и стать впоследствии ядром для будущего политехнического института, открытие которого было «одной из самых насущных потребностей всего населения» [20, л. 1 об .-2]. Поскольку учебное заведение должно было служить местным интересам, то предполагалось, что и учреждаться оно должно на местные средства. Был предложен механизм финансирования, состоящий в организации обложения частновладельческих земель шести северо-западных губерний особым подесятинным сбором, средства от которого в размере тринадцати с половиной миллионов рублей составили бы сумму, достаточную для учреждения института [7, л. 28.]. Члены общества во главе с графом Тышкевичем настойчиво просили генерал-губернатора разрешить открыть подписку для сбора необходимых денежных средств [20, л. 2].
Следует заметить, что Святополк-Мир-ский в вопросе о создании высшего учебного заведения в крае не проявлял свойственной ему настойчивости, видимо, имея внутренние сомнения в своевременности и необходимости данной инициативы. С одной стороны, он подчёркивал, что «указанное учебное
заведение, отвлекая часть польского элемента от высших учебных заведений Привисли-нья, ввело бы её более в круг русского влияния». С другой же, генерал-губернатор соглашался с мнением противников рассматриваемой инициативы в том, что первостепенной заботой правительства должно являться развитие учебного дела в коренной России, где, в отличие от западных регионов, существует крайне мало специальных учебных заведений, что создаёт угрозу культурного порабощения инородцами русского народа, отстающего от них в образовании и культурном отношении [7, л. 27 об.]. Видимо, такого же мнения придерживалось и высшее руководство страны, поскольку вопрос о создании высшего учебного заведения в Северозападном крае оставался открытым и так и не был разрешён в бытность региона в составе Российской империи.
Безусловно, наиболее значимым изменением в жизни Северо-Западного края, связанным с деятельностью Святополк-Мирско-го в культурно-просветительской сфере, стало снятие запретов на использование латино-литовского шрифта при издании книг на литовском языке, что вызвало значительный культурный подъём в регионе и способствовало развитию литовской печати и книгоиздательства.
Необходимость введения кириллической азбуки в литовскую печать впервые была озвучена генерал-губернатором М. Н. Муравьёвым в 1864 г. применительно для отдельных категорий изданий. Официальное утверждение он получил в циркуляре, подписанном 6 сентября 1865 г. новым главой края К. П. фон Кауфманом. Огромную роль в принятии данных постановлений сыграли представители националистически настроенных кругов русской бюрократии СевероЗападного края, среди которых особенно выделялись попечитель Виленского учебного округа И. П. Корнилов и его сотрудник Н. Н. Новиков [21, с. 264-266]. Сам Корнилов объяснял постановку вопроса о введении русского алфавита в литовский язык во многом утилитарно-техническими соображениями, указывая на то, что, поскольку большинство русских учителей народных школ Северо-Западного края были не знакомы с латино-литовской азбукой, следует «приме-
нить к жмудскому языку русский гражданский алфавит» [22, с. 253]. Опираясь на научные исследования в этой области российских учёных-филологов С. П. Микуцкого и А. Ф. Гильфердинга, разработавших вариант кириллической азбуки для литовского языка, сторонники данной меры рьяно приступили к её реализации.
Следует согласиться с мнением большинства современных исследователей, согласно которому данная инициатива была направлена не на ассимиляцию литовского населения, а на их максимальную «деполо-низацию», отдаление от культурного поля мятежных поляков [1, с. 249; 2, с. 93]. Никакой репрессивной составляющей в отношении самих литовцев эта мера не несла. Напротив, значительная часть сторонников введения кириллицы в литовскую письменность стремились «содействовать поддержанию их национальности», укреплению «культурной» литовскости, развитию самостоятельной литовской культуры и литературы, свободной от «полонизма» [23, с. 239-240].
Тем не менее, в широких массах литовского населения, во многом под влиянием литовско-католического духовенства, кириллица воспринималась как однозначно чуждое явление. Литовцы фактически бойкотировали навязываемую властью кириллическую азбуку, которую пренебрежительно называли «гражданкой». Официально распространяемые кириллические книги на литовском языке, несмотря на их дешевизну (а порой они раздавались и бесплатно), игнорировались, в силу чего их издание во второй половине 1880-х гг. окончательно прекратилось. По инициативе главного противника русификаторской политике в Литве Тельшевского епископа М. Валанчуса в Восточной Пруссии был налажен выпуск литовских книг на традиционной латинице, которые затем нелегально доставлялись через границу контрабандистами - «книгоношами». Несмотря на усилия пограничных и полицейских властей, изымавших десятки тысяч нелегальных литовских книг, их поток постоянно увеличивался. Всего в период запрета на литовскую печать в Восточной Пруссии для распространения в Литве было издано более 1 800 наименований литовских книг общим тиражом в 6 миллионов экземпляров [24, с. 132].
К началу XX в. данный запрет сохранял свою силу во многом по инерции. Не принося никакой ощутимой пользы, он продолжал вызывать всеобщее недовольство местного населения, которое, по выражению полицейского отчёта, «всё было поставлено на нелегальное положение», поскольку у всех имелись запрещённые латино-литовские календари, молитвенники или буквари. Данная ситуация создавала благоприятную почву для антиправительственной агитации усиливавшегося литовского национального движения, «враждебного всему русскому» [25, л. 2 об.]. Запретительные меры, поставив литовцев перед необходимостью сопротивления им, усилили осознание ими своей этнокультурной самобытности. «Полонизм», которого так опасались русские чиновники, уступал место «литвинизму», особенно широко распространявшемуся среди широких масс населения - крестьянства, рабочих, интеллигенции.
Начиная с 1890-х гг. раздавались всё более настойчивые призывы к отмене данной запретительной меры, мотивы которой, небесспорные изначально, к концу века стали совершенным анахронизмом. Эти призывы исходили как от анонимных лиц [26, л. 6], так и от отдельных губернаторов СевероЗападного края, наталкиваясь, однако, на устойчивое нежелание признавать ошибочность данной меры чиновников Министерства народного просвещения и Виленских генерал-губернаторов П. В. Оржевского и В. Н. Троцкого [1, с. 386-387].
Святополк-Мирский осознавал, что проблема литовского шрифта имеет «государственное значение», являясь вопросом «первостепенной важности» для всего Северо-Западного края. Новый генерал-губернатор являлся сторонником поощрения литовского национального движения, проходившего под контролем российской администрации, что впоследствии должно было привести к русификации литовцев в политическом и гражданском смысле при сохранении культурно-языковой национальной идентичности. В 1903 г. им была составлена обстоятельная «Записка по вопросу о латино-литовском шрифте», в которой он настойчиво доказывал необходимость немедленного снятия запрета на его официальное использование.
В качестве аргументов в пользу своей точки зрения Святополк-Мирский указывал на то, что латино-литовский алфавит, развивавшийся в ходе нескольких веков, существенно отличался от латино-польского, неспособного передать характерные для литовского языка звуки. Замена литовского шрифта кириллицей, воспринимаемая многими русификаторами как «способ достигнуть блестящих, в смысле русского влияния, результатов», никоим образом не сближала литовский язык с русским. Для автора записки представлялось очевидным, что шрифт, без изменения языка, «не в состоянии: при латинском способе писания - ополячить литовцев, а при русском - обрусить народ», поскольку «национальное свойство последнего определяется языком, а не шрифтом» [27, л. 2 об.]. В силу этого, внедрение кириллицы в литовскую письменность не имело никакого положительного практического смысла. Напротив, данная мера имела множество отрицательных последствий. В первую очередь, она вызвала всплеск антирусских настроений среди литовцев, что не только препятствовало делу их «располячи-вания», но, напротив, сближало с мятежными польскими элементами. Помимо этого, подчёркивалось, что запретительные меры не остановили развитие латино-литовской литературы, продолжавшееся за рубежами империи и поэтому совершенно неподконтрольное правительству. Нелегально распространяющиеся литовские издания внедряли в сознание населения антиправительственные и антирусские настроения [27, л. 4 об.-5].
Святополк-Мирский указывал на то, что важнейшей целью правительственной политики в Северо-Западном крае является введение местного населения «в круг общих интересов Русского государства», для чего необходимо «правильное руководство» «культурно подрастающим» литовским народом. В силу этого, разрешение латино-литовского шрифта приведёт к возникновению местной литовской литературы, которой можно будет «руководить, развивая её в соответствии с целями и видами правительства», что «не сможет не повернуть взглядов литовского народа с Запада на Восток» [27, л. 5].
Несмотря на то, что усилия Святополк-Мирского по снятию запретов с латино-
литовского шрифта продолжали оставаться в рамках стратегии «деполонизации» литовского народа, в его программе прослеживаются и новые тенденции. Российское правительство должно было взять на себя роль архитектора культурной литовской идентичности, лояльной имперскому центру, сохранив самобытный народный язык, письменность и римско-католическое вероисповедание, выведенное из-под польского господства. Успешное достижение данной цели представлялось возможным посредством внедрения модерных управленческих траекторий, состоящих в постепенном отказе от доминанты ограничительно-репрессивных практик в пользу поощрительно-регулятивных, «сотруднических» форм воздействия имперских властей на окраинное сообщество.
Благодаря настойчивым и неоднократным ходатайствам Святополк-Мирского, в апреле 1904 г. было принято особое постановление Комитета министров, снимавшее запрет на использование латино-литовского шрифта для публикаций на литовском языке. Это решение вызвало бурную радость у литовского населения и благодарность по отношению к генерал-губернатору, который сумел «продавить» его в верхах. Газета «Северо-Западный край» с удовлетворением констатировала: «Основной вопрос о литовско-жмудском шрифте решён вполне определённо к полному удовольствию и удовлетворению одной из народностей нашей Руси... Не нужно больше контрабанды книги. Народу уже возвращён такой молитвенник, к которому привыкли его деды и отцы. Народу возвращена его книга; будем надеяться, что не заставит себя долго ждать и литовская газета...» [28, с. 3].
Свидетельством искренней благодарности местных жителей главе края стали постановления литовских крестьян целого ряда волостей Ковенской губернии, «глубоко осчастливленных проявлением монаршей милости, выразившейся в разрешении литовского и жмудского шрифта» о добровольном пожертвовании 160 рублей на учреждение стипендии имени Святополк-Мирского при одном из учебных заведений Ковно «или вообще на какое-либо доброе дело». Простые крестьяне Гирсудской, Помпянской, Молдо-ганской волостей Ковенской губернии при-
носили в дар генерал-губернатору, занявшему к тому времени пост министра внутренних дел, как «ходатаю об их нуждах перед Государем» свои скромные средства: по 100 рублей от каждой волости [29, л. 3-4]. Думается, что в искренности этих наивных и трогательных пожертвований нет никаких оснований усомниться.
Пребывание Святополк-Мирского на посту Виленского генерал-губернатора оказалось довольно краткосрочным. В августе 1904 г. он был назначен министром внутренних дел, положив начало «правительственной весне», ставшей прологом радикальных политических преобразований в России. И, тем не менее, за неполных два года глава региона сумел выстроить и приступить к реализации новой модели управления, в которой ставшая уже традиционной политика деполонизации сочеталась с усилиями, направленными на аккультурацию местного населения посредством культурно-просветительской деятельности, инициируемой и контролируемой имперскими властями. Успешной реализации данной политики во многом способствовало расположение и доверие со стороны различных слоев местного населения по отношению к главноуправляещему краем, которое он сумел заслужить благодаря умело выстраиваемому диалогу с местными общественными силами, чьи нужды и потребности он стремился удовлетворить.
Для деятельности Святополк-Мирского на посту Виленского генерал-губернатора характерен поиск новых моделей регулирования межэтнических отношений и управленческих практик, альтернативных сложившейся концепции бюрократического национализма, реализовывавшейся в начале XX в. преимущественно инерционно, без учёта существенно трансформировавшейся реальности. Главной особенностью, выгодно отличавшей Святополк-Мирского от многих других представителей имперской администрации, являлась готовность прислушиваться к настроениям и насущным потребностям местной общественности, тщательно изучать и учитывать региональную специфику при определении основных направлений своей деятельности. Именно в этом состояла сущность модерной практики управления Свято-полк-Мирского, которую он реализовывал
в Северо-Западном крае и, впоследствии, заняв пост министра внутренних дел, стремился перенести на общероссийский уровень. Одним из важнейших направлений данной управленческой модели было поощрение развития национального самосознания литовского и белорусского народов [30, с. 41], что позволило бы не только дистанцировать их от польского влияния, но и посредством планомерной просветительской деятельности постепенно и естественно приобщить к имперскому цивилизационному сообществу.
В то же время, нельзя не согласиться с мнением многих исследователей о том, что такая политика имела «кумулятивный эффект» [1, с. 296], постепенно перерастая из «эры доверия» в «эру попустительства». Набиравшие силу процессы, свойственные эпохе национализма, в условиях ослабления административного контроля переставали быть управляемыми, что ставило имперские власти перед альтернативой: либо возвращаться к апробированной жёсткой охранительно-русификаторской практике (бесперспективность которой для многих была очевидна), чреватой взрывом недовольства, либо продолжать расширение «свобод» национальных окраин в различных сферах, что могло в более или менее близкой перспективе привести к их автономизации. В условиях стремительной поляризации и радикализации общественных сил в начале XX в., происходившей как в центре империи, так и на её национальных окраинах, придерживаться компромиссной «серединной» линии в отношениях периферии и центра, к которой стремился Свя-тополк-Мирский, было практически невозможно. Империя столкнулась с новым вызовом революционного национализма, от нахождения адекватного ответа которому напрямую зависела её будущность.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 К началу XX в. условное понятие СевероЗападный край включало в себя преимущественно губернии, входящие в состав Виленского генерал-губернаторства: Виленскую, Ковенскую и Гродненскую. В данном значении это понятие используется и в настоящей статье.
2 В статье Большой Российской Энциклопедии (БРЭ), посвящённой Обществу ревнителей русского исторического просвещения (ОРРИП) в память императора Александра III, ошибочно указано, что отдел общества в Вильне был открыт только в 1904 г.
ЛИТЕРАТУРА
1. Западные окраины Российской империи. -М. : Новое литературное обозрение, 2006. -608 с.
2. Миллер А. Империя Романовых и национализм. - М. : Новое литературное обозрение, 2006. - 248 с.
3. Витте С. Ю. Воспоминания. Царствование Николая II. - Берлин : Слово, 1922. - Т. 1. -571 с.
4. Гурко В. И. Черты и силуэты прошлого. - М. : Новое литературное обозрение, 2000. - 810 с.
5. Князь Петр Дмитриевич Святополк-Мирский, Виленский, Ковенский и Гродненский генерал-губернатор // Виленский календарь. -Вильна, 1903. - С. 167-176.
6. Думин С. В., Гребельский П. Х. Князья Свято-полк-Мирские и дворяне Мирские // Дворянские роды Российской империи. - Т. 2. - М. : Ликоминвест, 1995. - 264 с.
7. Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 560. Оп. 26. Д. 352.
8. Андреев Д. А. Борьба ревнителей: просветительские альтернативы в начале царствования Николая II // Вестник ПСТГУ II: История. История Русской Православной Церкви. -2012. - Вып. 1 (44). - С. 58-74.
9. Устав общества ревнителей русского исторического просвещения в память императора Александра III. - СПб. : Тип. А. С. Суворина, 1895. - 18 с.
10. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 1729. Оп. 1. Д. 223.
11. Лавринец П. М. Русская литература Литвы (XIX - первая половина XX века). - Вильнюс : Вильнюс. ун-т, 1999. - 192 с.
12. Северо-западный край. - 1903. - № 109.
13. Сборник документов Музея графа М. Н. Муравьёва. Т. 1 / сост. А. Белецкий. - Вильна : О-во ревнителей рус. ист. просвещения в память имп. Александра III, 1906. - 233 с.
Информация о статье
Дата поступления 30 августа 2018 г.
Дата принятия в печать 14 февраля 2019 г.
Сведения об авторе
Крот Максим Николаевич - канд. ист. наук, доцент, научный сотрудник Южного научного центра Российской академии наук (Ростов-на-Дону, Россия); доцент Института истории и международных отношений Южного федерального университета (Ростов-на-Дону, Россия)
Адрес для корреспонденции: 344006, Россия, Ростов-на-Дону, пр. Чехова, 41;
344006, Россия, Ростов-на-Дону, ул. Б. Садовая, 105/42
E-mail: mnkrot@sfedu.ru
14. Булахов М. Г. Евфимий Федорович Карский: Жизнь, научная и общественная деятельность. - Минск : Изд-во БГУ, 1981. - 272 с.
15. Отделы Императорского Русского географического общества // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т. XXII. - СПб. : Типо-Литография И. А. Ефрона, 1897. - 480 с.
16. Лиходедов В., Улитенок Г. В поисках утраченного: из истории Северо-Западного отдела Русского географического общества. - URL: http://sb.by>articles/svet-istiny-i-znaniy.html.
17. Северо-западный край. - 1903. - № 75.
18. Северо-западный край. - 1903. - № 76.
19. Северо-западный край. - 1904. - № 360.
20. ГАРФ. Ф. 1729. Оп. 1. Д. 982.
21. Долбилов М. Д. Превратности кириллизации: запрет латиницы и бюрократическая русификация литовцев в Виленском генерал-губернаторстве 1864-1882 гг. // Ab Imperio. -2005. - № 2. - С. 255-296.
22. Корнилов И. Русское дело в Северо-Западном крае. Материалы для истории Виленского учебного округа преимущественно в муравь-евскую эпоху. - СПб. : Тип. А. П. Лопухина, 1901. - 420 с.
23. Сталюнас Д. Идентификация, язык и алфавит литовцев в российской национальной политике 1860-х годов // Ab Imperio. - 2005. -№ 2. - С. 225-254.
24. Эйдинтас А., Бумблаускас А., Кулакаускас А., Тамошайтис М. История Литвы. - Вильнюс : Eugrimas, 2013. - 318 с.
25. ГАРФ. Ф. 102. Оп. 101. 3-е делопроизводство, 1903 г. 1 ч.
26. ГАРФ. Ф. 1729. Оп. 1. Д. 241.
27. ГАРФ. Ф. 1729. Оп. 1. Д. 238.
28. Северо-западный край. - 1904. - № 455.
29. ГАРФ. Ф. 1729. Оп. 1. Д. 524.
30. Корнилович Э. А. Святополк-Мирские. Хранители чести. - Минск : ФУАинформ, 2012. -104 с.
Article info
Received August 30, 2018
Accepted
February 14, 2019 About the author
Maxim N. Krot - PhD in Historical Sciences, Associate Professor, Researcher of Southern Scientific Center of the Russian Academy of Sciences (Rostov-on-Don, Russia); Associate Professor of the Institute of History and International Relations of Southern Federal University (Rostov-on-Don, Russia)
Postal address: 41, Chekhova ul., Rostov-on-Don, 344006, Russia;
105/42, B. Sadovaya ul., Rostov-on-Don,
344006, Russia
E-mail: mnkrot@sfedu.ru
Для цитирования
Крот М. Н. «...Внимательно и благожелательно прислушиваясь к истинным потребностям северо-западной Руси» (Культурно-просветительская деятельность князя П. Д. Святополк-Мир-ского на посту Виленского генерал-губернатора) // Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2019. № 1 (21). С. 6980. й01: 10.25513/2312-1300.2019.1.69-80.
For citations
Krot M.N. "...Being Perceptive and Open to the True Needs of North-Western Rus" (Cultural and Educational Activities of Prince P. D. Svyatopolk-Mirsky as a Vilensky Governor-General). Herald of Omsk University. Series "Historical Studies", 2019, no. 1 (21), pp. 69-80. DOI: 10.25513/ 2312-1300.2019.1.69-80 (in Russian).
