CC BY
3
УДК 738.81(470+476)"15/16":76.048(4-011)
Е. А. Попова
Влияние западноевропейской орнаментальной и сюжетной гравюры на декор белорусских и древнерусских изразцов
конца XVI-XVII в.
В статье рассмотрена проблема влияния гравированных изображений Европы и Московской Руси на орнамент белорусских и древнерусских изразцов на примере предметов из коллекций Русского музея и МГОМЗ. Угловые изразцы, происходящие из Древнего Новогрудка, демонстрируют сходство с архитектурно-декоративной керамикой Литвы и Польши, а также взаимосвязь с европейкой орнаментальной гравюрой с мотивом гротеска. Особое внимание уделяется сюжетным композициям. Сцена охоты, представленная на квадратной плитке из Пскова второй половины XVII в., встречается на поясовых европейских и белорусских изразцах, редко - древнерусских. Источниками композиции являлись эмблематические изображения и графические листы. Изразцы второй половины XVII в. с фигурками обезьяны и медведя из коллекции МГОМЗ стали результатом знакомства московских мастеров с европейскими гравюрами из серии «Аллегория пяти чувств» и «Семь смертных грехов», которые воспроизводились на плитках не полностью, в отличие от керамических изделий из Литвы. Таким образом белорусские и древнерусские мастера проявляли самобытность при воссоздании известных раппортов.
Ключевые слова: древнерусские изразцы, керамика, Новогрудок, средневековые изразцовые печи, гравюра
Elena А. Popova
The influence of Western European ornamental and plot engravings on the decor of Belarusian and Russian tiles of the late 16th and 17th centuries
The article concerns the problem of the influence of engravings on Belarusian and Old Russian tiles of 16th-17th centuries. For this purpose, some exhibits from the collection of the Russian Museum and MSUMR were analyzed. Corner tiles from Ancient Novogrudok demonstrate similarities with architectural and decorative ceramics of Lithuania and Poland, as well as interrelation with European ornamental engravings with a grotesque motif. Special attention was paid to figurative compositions. The hunting scene, presented on a square tile from Pskov in the second half of the 17th century, is placed on European and Belarusian cornice tiles, we know rare examples of Old Russian tiles with the same design. However, the sources of the composition were emblematic images and etchings. Tiles from the second half of the 17th century with a monkey and a bear from the collection of MSUMR are the result of Moscow masters' acquaintance with European engravings from the series "Allegory of the Five Senses" and "The Seven Deadly Sins", which were not fully reproduced, as opposed to the tiles of Lithuania. Thus, Belarusian and Old Russian artists showed their originality in recreating famous rapports.
Keywords: Old Russian tiles, ceramics, Novogrudok, medieval tiled stoves, engraving DOI 10.30725/2619-0303-2024-2-124-131
Изменение формы и декора печных изразцов Западной и Восточной Европы традиционно связывали с процессами трансформации стиля эпохи. Несмотря на долговременное применение одних и тех же матриц в условиях массового производства плиток, всегда отмечалась «чуткость» архитектурно-декоративной керамики по отношению к передовым тенденциям в искусстве [1, р. 70; 2, р. 83].
Как иностранные, так и отечественные специалисты уделяли внимание проблеме
образцов, которые использовались при создании рельефа на лицевых пластинах плиток. В первую очередь отмечалась близость флоральных мотивов с узорами на драгоценных тканях, что привело к созданию непрерывного «коврового» орнамента на зеркале печи [3, с. 381]. Например, в декоре изразцов Берна Х1У-ХУ вв. обнаруживали влияние скульптуры, настенной живописи и книжной миниатюры [2, р. 62, 84, 85]. В европейских готических изразцах особенно заметно воздействие современных
им архитектурных форм [4, s. 9]. При рассмотрении ренессансных изразцов с портретами дворян и многофигурными композициями на библейские и мифологические сюжеты исследователи обращали внимание именно на графические образцы, находя почти точные аналогии [2, р. 84].
Возможно, по причине преобладания в арсенале белорусских и древнерусских мастеров травных мотивов при анализе местной архитектурно-декоративной керамики проблема графических прототипов обычно не затрагивалась. В статье мы хотели бы осветить этот вопрос на примере нескольких изразцов из коллекции Русского музея и музея-заповедника «Коломенское» (МГОМЗ). Белорусские изразцы представлены в собрании Русского музея предметами, обнаруженными при раскопках Древнего Новогрудка, одного из центров Верхнего Понеманья, располагающегося близ Гродно.
В нашу задачу входит установление фактов и принципов прямого или опосредованного заимствования мастерами Древнего Новогрудка и Московской Руси сюжетов и орнаментов из зарубежной и отечественной гравюры для создания декора на лицевых пластинах изразцов.
Древний Новогрудок со второй половины XIII в. входил в состав Великого княжества Литовского, а затем Речи Посполитой. Поэтому неудивительно, что угловые изразцы с парами фантастических существ (ГРМ, инв. № ДРИ-129, ДРИ-131) из коллекции Русского музея особенно схожи с печными плитками, происходящими с территории Литвы.
Новогрудские (ГРМ, инв. № ДРИ-129, ДРИ-130) и литовские изразцы близки по характерному способу передачи морских коньков в обобщенных сглаженных формах [5]. Образы зверей, которые фланкируют древо жизни, - древний мотив, который встречается в ближневосточном и раннехристианском искусстве. Однако на изразцах он переживает трансформацию под влиянием крайне популярной в Европе XVI-XVII вв. орнаментальной гравюры с гротесками, этот мотив был в свою очередь усвоен из античного художественного наследия. Именно на листах, подобных работе Агостино Венециано (1520) [6, с. 9], мы наблюдаем превращение рыбьего хвоста гиппокампа (морского конька) в закручивающийся растительный побег. Этот же прием использовался мастерами Новогруд-
ка. Аналоги среди литовских [7, pav. 39] и польских [8, ill. 157, 158, 160] изразцов, распространенная практика перемещения мастеров между городами с матрицами, торговля моделями и готовой продукцией не отменяют того, что на создателя исходного раппорта оказал влияние графический образец. Ведь именно в орнаментальной гравюре появляется так называемый мотив канделябра, когда парные изображения зверей или мифических существ компонуются по принципу симметрии вокруг единой оси, которая часто напоминает фигурную вазу, откуда произрастает центральный побег (как в работе Алларта Класса из собрания Государственного Эрмитажа, инв. № 286 963) [9, кат. 132]. Кажется неслучайным, что на изразцах из Новогрудка с грифонами (ГРМ, инв. № ДРИ-131) вместо древа жизни появляется сосуд с цветами. Композиция, представленная на изразце, и на фрагменте аналогичной плитки из собрания Русского музея1 в то же время содержат отголоски геральдических сцен, где обычно звери лапой поддерживают щит с эмблемой.
Декоративные элементы, встречающиеся на древнерусских изразцах, которые напоминают европейские орнаментальные эстампы, многообразны. Мы выделим некоторые из них. Это валютообразные растительные завитки с крупными ягодами или розетками, помещенными в их центр, как на изразце из демонтированного Троицкого собора в Костроме середины XVII в. (ГРМ, инв. № ДРИ-36). Подобный растительный мотив широко представлен в отечественных гравированных рамках-заставках последней четверти XVII в. [10, кат. 8, 32]. Птицы, поедающие плоды, - также частый сюжет в орнаментальной печатной графике. В европейской гравюре (например, в работе ювелира Жана Сена [11, cat. 1488]) этой птицей обычно является попугай, как символ праведника, который подвергается искушению. По характерной форме клюва попугай определяется в композиции на керамической плитке из Вильнюса [7, pav. 62; 12]. В отечественной гравюре XVII в. (например, в заставках Леонтия Бунина) [10, кат. 34, 35] и на древнерусских изразцах, подобных плиткам из убранства храма Николая Чудотворца в Столпах (1669) (ГРМ,
1 Фрагмент терракотового изразца из собрания ГРМ под инвентарным № ДРИ-132.
инв. № ДРИ-61, ДРИ-62)2 [13, с. 48, кат. 17], изображение птиц носит более обобщенный характер, и они олицетворяют собой идею райского сада.
Композиция «ваза с цветами» появляется на белорусских изразцах со второй половины XVI в. [14, с. 232]. На расколотой плитке (инв. № ДРИ-180, ДРИ-181, ДРИ-182) ГРМ из Новогрудка букет помещается под аркой. Аналогичные изразцы встречаются и в других городах Белоруссии. Известен образец из Могилева [15, p. 29, 30; ill. 10, 11]. Присутствие такого мотива на изразцах соотносится с его популярностью в эмблематике XVI-XVII вв., где пышный букет был связан с темой vanitas или бренности бытия, как на гравюрах Якоба Матама (по рисунку К. ван Мандера, 1599) [16, ил. вклейка] и Якоба Хуфнагела [17, с. 105]. Примечательно, что в древнерусской традиции второй половины XVII в. букеты выполнялись приглашенными белорусскими мастерами в более монументальных формах декоративного панно, как фризы из собрания Русского музея (ГРМ, инв. № ДРИ-21) и из декора колокольни Троицкой церкви в Зубове последней четверти XVII в. (МГОМЗ) [18, с. 275]. Принцип построения букета соответствует так называемой радиальной композиции, которую Ю. Н. Звездина определяла в работах художников-маньеристов; она заключается в том, что стебли цветов отходят в разных направлениях от одной точки в центре горлышка вазы, отмеченной крупным цветком [16, с. 65]. При этом подчеркнутый вертикализм и строгая симметричность флоральной композиции на древнерусских керамических фризах перекликаются с декоративными заставками древнерусских рукописей [10, кат. 286, 350]. В отличие от европейских графических и живописных изображений вазы с цветами, в белорусской и отечественной традиции этот мотив в большей степени связан с идей преображенного вечноцве-тущего мира, подтверждением чему служит присутствие на плитке из Полоцка рядом с букетом под аркой монограммы Христа [19, с. 182, 183, рис. 2, 1].
От гротесков и травных орнаментов перейдем к рассмотрению фигуративных композиций. На фрагменте псковского изразца второй половины XVII в. (ГРМ, инв. № ДРИ-116), переданного в Русский музей
2 Подобные изразцы хранятся в собрании МГОМЗ.
Ю. П. Спегальским, нами была выявлена сцена охоты. На плитке хорошо различима часть фигуры коня с краем седла, у его ног помещена охотничья собака, а в верхней половине фрагмента определяется изображение егеря-загонщика в западноевропейском костюме.
Сцена охоты регулярно встречается на литовских и польских поясовых изразцах [20-22]. На плитках замка в Вильнюсе мотив с травлей оленя получает распространение со второй половины XVI в. [7, p. 26, 44; pav. 49, 50]. Этот сюжет помещался на изразцах XVI-XVII вв. в ряде белорусских городов [23, мал. 31, 18; 24, мал. 27, 2]. Примечательно, что сюжет травли оленя присутствует в гравюре с гротесками XVI в. (например, в работе Этьена Делона из серии «Гротески на черном фоне», ок. 1560) [6, с. 13].
Более того, фигурка егеря, облаченного согласно европейской моде в брюки-плун-дры, напоминает эмблематические гравюры Арнольда Фрейтага [25, S. 79] и Вацлава Холлара [26], где сцена погони за зверем является составной частью композиции, содержащей предостережение о наказании за высокомерие.
С конца XV в. ювелиры, резчики по дереву и камню активно пользовались орнаментальными эстампами как образцами для своих изделий. Например, гравюра Ханса Янссена со сценой охоты является эскизом узора для драгоценного блюда (ок. 1630) [11, cat. 1296]. Принцип компоновки изображений в форме узкого непрерывного фриза, применяемый на поясовых изразцах, соответствует воспроизведению сцены в тканях (как на фрагменте кружева XVI в. [27] и в книге орнаментов для вышивки [28] из собрания музея Метрополитен) и в гравированных изображениях Виргиля Солиса [29, tabl. 517, 521, 523, 524, 525]. Появление на изразцах сюжета с травлей оленя может являться следствием аналогичной практики взаимодействия мастеров ценинного дела со сборниками графических образцов. Хотя исследователи европейских изразцов объясняют использование этой сцены в убранстве печи желанием воплотить придворные реалии и идеалы рыцарской культуры, в то же время не исключалось христианско-символиче-ское истолкование образов, где олень олицетворял душу, которую преследует дьявол в образе пса, как на изразце второй полови-
ны XIV в. из Аарберга (Швейцария) [30, p. 77, 78, ill. 6]. В сборнике Андреа Альчато [31] эта сцена представляла античный миф об Ак-теоне, известны случаи ее использования в изображении месяца апреля и зодиакального знака Тельца [32, ill. 801]. Но именно с вышеуказанными композициями эмблематического толка сцена на поясовых изразцах Польши, Литвы, Белоруссии и Древней Руси наиболее схожа.
Особенность псковского изразца заключается в размещении композиции на квадратной пластине, что нехарактерно для керамических плиток Литвы и Польши. Наиболее близкий аналог такого решения встречается на плитке из Полоцка конца XVI - середины XVII в., где всадник напоминает, скорее, рыцаря, хотя у ног коня присутствует фигурка гончей собаки [33, мал. 12.2]. Плитку с конным воином и собакой нашли при раскопках в Умани [34, с. 172; рис. 3, 5]. Высказывалось мнение, что такая иконография могла сложиться на основе герба Великого княжества Литовского типа «Погоня», часто воспроизводимого на польских, литовских и белорусских изразцах [34, с. 47]. С другой стороны, на древнерусских красных плитках конца XVI - первой половины XVII в. зеркального типа с широкой рамкой присутствовала сцена соколиной охоты - подобный образец был найден при раскопках в Москве [35, табл. 20, 11]. Среди чешских изразцов встречается пример прямоугольной плитки с тонкой рамкой, где помимо всадника с птицей в руках, под ногами коня помещена фигурка собаки [36, tabl. XLII, 2]. На чешском же квадратном рамочном изразце из Брно представлена одиночная фигура оленя, преследуемого гончей [36, tabl. LXXXVIII, 3]. Таким образом, псковский изразец является результатом переосмысления европейского мотива, который мог попасть на территорию Московской Руси посредством белорусских мастеров, с привнесением в него элементов традиционного изображения конного воина.
На Руси сцена с оленем, преследуемым охотником и гончими, встречается на поясовых изразцах редко - обломок, найденный при раскопках Кремля, был датирован специалистами второй половиной XVII в. [37, с. 313, ил. 148-150]. Еще один изразец из раскопок 1982 г. в г. Истра был датирован первой третью XVIII в., при этом указывается на сходство изображения
со сценой из книги «Символы и эмблема-та» 1705 г [38, с. 67, ил. 4]. Однако в древнерусской традиции известны примеры отдельного изображения оленя (как на изразцах второй половины XVII в. из собрания МГОМЗ, под инвентарными № И-85, И-86 [37, с. 250, ил. 15, 16.]). Фигура оленя в движении напоминает пораженного стрелой зверя, который воспроизводился в эмблематических сборниках [39], хотя на изразце стрела отсутствует. С другой стороны, олень в окружении травных мотивов возвращает нас к образу мирно пьющего из источника животного на гравюре Арнольда Фрейтага [25].
Западноевропейская гравюра проникает на Русь в XVI в. [10, с. 83]. Исследователи древнерусской живописи XVII в. отмечают активное использование иконописцами в своей работе в качестве образцов таких иностранных изданий, как Библия Пискато-ра (составленная из гравюр второй половины XVI в.) и Библия Борхта [40, с. 100-102]. Древнерусские граверы при создании собственных листов копировали зарубежные аналоги или заимствовали из них отдельные элементы. О связи русского изразца с графическими изображениями принято говорить уже в отношении изделий XVIII в. Однако при анализе гравюры Симона Ушакова «Семь смертных грехов» (1665) Е. А. Мишина отмечает сходство трактовки павлина с его изображением на изразце конца XVII в. [10, с. 97]. Павлин как символ греха гордыни был представлен в гравированных сериях, а также в эмблематических изданиях (например, в сборнике Питера Изельберга (1617) [41] и на гравюре «Гордыня» из серии «Семь смертных грехов» Питера Ялхеа Фурниуса (1550-1625) [42].
В собрании МГОМЗ хранится изразец второй половины - конца XVII в. с изображением обезьяны, поедающей плод, который был найден в 1893 г. в Кремле при возведении памятника Александру II [18, с. 91]. По нашему мнению, этот сюжет был заимствован из западноевропейской графики. Обезьяна с корзиной фруктов являлась неотъемлемой частью композиции «Вкус» из серии на тему «Аллегория пяти чувств» (подобные гравюры создавали Корнелис Корт [43] и Адриан Колларт [44, ill. 1367/ II-1370/II, 1374]). Более того, при раскопках Вильнюса были обнаружены изразцы на сюжеты этой серии [7, pav. 44-48]. Изразец XVII в. из собрания Национального музея
искусств Литвы с надписью «Gustus» [45], по нашим наблюдениям, в точности повторяет гравюру Рафаэля Саделера-старше-го (1581) [46, pl. 201]. Обезьяна в этой сцене символизирует чрезмерное чревоугодие, которое необходимо обуздать, поэтому зверек, как правило, скован цепью.
В орнаментальной гравюре фигурка обезьяны с фруктами не имела явной отрицательной коннотации, присутствуя, например, в гравюре «Триумф Весны» Виргиля Со-лиса (1514-1562) [47] или в работе Адриана Колларта (1560-1618) «Минерва» [9, кат. 134].
Однако способ передачи обезьяны на изразце, найденном в Московском Кремле, -а именно наличие ошейника - указывает на то, что мастер воспроизводил графический источник, где образ обезьяны олицетворял греховное начало. Достаточно точная аналогия типа ошейника была обнаружена нами на листе из книги образцов для вышивки Николо Зоппино (1532) [48].
На муравленом поясовом изразце из собрания МГОМЗ представлен медведь также с корзиной плодов [18, с. 96]. С одной стороны, это коррелируется с нашими наблюдениями, что древнерусские мастера, соприкасаясь прямо или опосредованно с западноевропейскими эмблематическими изображениями и аллегорическими композициями, не перенимали полностью или изменяли символическое значение образов, поэтому они представили и медведя, и обезьяну в идентичной манере. С другой - на гравюре Симона Ушакова «Семь смертных грехов» (1665) [10, с. 92, кат. 290], которая достаточно точно повторяет европейские графические листы, как, например, гравюру «Человек, погоняемый дьяволом» Карла Колларта конца XVI в. [10, с. 94] -в корзине с грехами находится медведь, сопровождаемый комментарием со словами «чревобесие», «гортанобесие». Примечательно, что в композиции К. Колларта изображение медведя имеет (отличную от русского варианта) подпись «Ira», т. е. «гнев». Тем самым мы можем предположить, что московские ценинники были осведомлены о значении изображений обезьяны и медведя, как символов греха обжорства и неумеренности, поэтому снабдили зверей одинаковыми корзинами с плодами. Половина изображения растительного побега, помещенная на изразцах слева от фигуры обезьяны и справа от медведя, указывает, что плитки некогда составляли единый фриз.
Рассмотренные керамические плитки демонстрируют вовлеченность белорусских и древнерусских мастеров в общеевропейский процесс развития печного изразца и при этом их самобытную трактовку популярных орнаментов и сюжетов, источником которых была гравюра. На основе представленного материала мы приходим к заключению, что древнерусские ценин-ники использовали отдельные элементы многофигурных гравированных композиций, которые на польских и литовских изразцах воспроизводились полностью. При этом речь идет не обязательно о работе мастера непосредственно с графическим образцом, ведь гравюра в XVI-XVII вв. стала звеном, объединяющим все виды искусства в пространство с общим изобразительным языком.
Список литературы
1. Franz R. Der Kachelofen. Entstehung und kunstgeschichtliche Entwicklung vom Mittelalter bis zum Ausgang des Klassizismus. Graz: Akad. Druck- u. Verl.-Anst., 1969. 554 p.
2. Roth Kaufmann. E., Buschor R., Gutscher D. Spätmittelalterliche reliefierte Ofenkeramik in Bern: Herstellung und Motive. Bern: Staatlicher Lehrmittelverl., 1994. 311 p.
3. Кондратьева Е. В., Паничева Л. Г. Русские изразцы с ковровым орнаментом // Памятники культуры. Новые открытия: Письменность. Искусство. Археология: ежегодник 1986. Ленинград, 1987. C. 369-384.
4. Hazlbauer Z. Historicke kamnove kachle z Rabs-tejna nad Strelou. Pamatky Rabstejna nad Strelou a jeho nejblizsiho okoli. Praha: Unicornis, 1995. 45 s.
5. Karnizinis koklis. XVII a. Nacionalinis M. K. Ciurlionio dailes muziejus // Lietuvos muziejq kolekcijos (LIMIS). URL: https://www.limis.lt/valuables/e/805209/505658465?sea rchId=89322339 (дата обращения: 14.06.2024).
6. Волшебный мир гротеска. Гротески в прикладном искусстве Западной Европы XVI-XVII веков из собрания Эрмитажа: кат. выст. Санкт-Петербург, 2000. 152 с.
7. Tautavicius A. Vilniaus pilies Kokliai (XVI-XVII a.). Vilnius: Mintis, 1969. 47 p.
8. D^browska M. Kaflei piece kaflowe w Polsce do konca XVIII wieku. Wroctaw, 1987. 270 s.
9. Орнаментальная гравюра XVI ве.а в собрании Эрмитажа: кат. выст. / сост. А. Л. Раковой. Ленинград: Искусство, 1981. 72 с.
10. Мишина Е. А. Русская гравюра XVII - начала XVIII века. Санкт-Петербург: АРС, 2020. 469 с.
11. Fuhring P. Ornament prints in the Rijksmuse-um II, the seventeenth century Amsterdam: Rijksmuse-
um; Rotterdam: Sound & vision, 2004. P. I. 534 p.
12. Sieninis koklis. XVI a. pab. - XVII a. vid. Lietu-vos nacionalinis muziejus // Lietuvos muziejq kolekci-jos (LIMIS). URL: https://www.limis.lt/valuables/e/8051 91/417316759?searchId=96036015 (дата обращения: 14.06.2024).
13. Баранова С. И. Московский архитектурный изразец XVII века в собрании Московского государственного объединенного музея-заповедника Коло-менское-Измайлово-Лефортово-Люблино: [каталог]. Москва: МГОМЗ, 2013. 134 с.
14. Трусов О. А., Чернявский И. М., Кравце-вич А. К. Архитектурно-археологические исследования Мирского замка и городского поселка Мир Гродненской области // Советская археология. 1986. № 4. C. 216-235.
15. Шуткова Н. П. Стенные изразцы с изображением «букета в вазе» с территории Могилевского Поднепровья // The scientific heritage. 2021. Vol. 5, № 60. P. 16-36.
16. Звездина Ю. Н. Эмблематика в мире старинного натюрморта: к проблеме прочтения символа. Москва: Наука, 1997. 151 с.
17. Звездина Ю. Н. Часы в виде вазы из собрания музея «Московский Кремль» и гравюр Хуфнагела 1592 года // Проблемы изучения памятников духовной и материальной культуры: материалы науч. конф. Москва, 2001. Вып. 4. С. 102-108.
18. Баранова С. И. Русский изразец: записки музейного хранителя: [путеводитель по Музею-заповеднику]. Москва: МГОМЗ, 2011. 429 с.
19. Розенфельдт Р. Л. Белорусские изразцы // Древности Восточной Европы / отв. ред. Л. А. Ев-тюхова. Москва: Наука, 1969. С. 178-184.
20. Karnizinis frizinis koklis. XVII a. Lietuvos nacionalinis dailès muziejus // Lietuvos muziejy kole-kcijos (LIMIS). URL: https://www.limis.lt/valuables/ e/805180/20000003339376?searchId=71907453 (дата обращения: 14.06.2024).
21. Frizinis koklis. XVI a. Lietuvos nacionalinis dailès muziejus // Lietuvos muziejq kolekcijos (LIMIS). URL: https://www.limis.lt/valuables/e/805180/2000000160 8798?searchId=84060194&menuIndex=0&digital0bje ctId=20000001608837 (дата обращения: 14.06.2024).
22. Karnizinis koklis. XVII a. Lietuvos nacionalinis dailès muziejus // Lietuvos muziejq kolekcijos (LIMIS). URL: https://www.limis.lt/valuables/e/805180/2000000 1905572?searchId=13856433&menuIndex=0&digital0b jectId=20000001905610 (дата обращения: 14.06.2024).
23. Краyцэвiч А. К. Гарады i замю Беларускага Панямоння XIV-XVIII стст.: плашроука, культурны слой. МЫск: Навука i тэхшка, 1991. 171 с.
24. Ганецкая I. У. Маелка на Беларуау XI-XVIII стст. МЫск: Навука i тэхшка, 1995. 120 с.
25. Freytag A. Mythologia Ethica, Hoc Est Moralis philosophiae per fabulas brutis attributas, traditae,
amoenissimum viridarium. Antverpiae: Gallaeus: Plantinus, 1579. [4] Bl., 251 S., [4] Bl. URL: https:// archive.org/details/mythologiaethica00frei/page/79/ mode/1up (дата обращения: 15.06.2024).
26. The stag // The Wenceslaus Hollar Collection / Univ. of Toronto Libr. URL: https://hollar.library. utoronto.ca/islandora/object/hollar%3AHollar_k_0410 (дата обращения: 15.06.2024).
27. Schonsperger J., yr. Ein ney Furmbüchlein, Page 13, recto. 1525-29 // The Metropolitan Museum of Art. URL: https://www.metmuseum.org/art/collection/ search/680096 (дата обращения: 15.06.2024).
28. Border. German. 16th century // The Metropolitan Museum of Art. URL: https://www.metmuseum. org/art/collection/search/226301 (дата обращения: 15.06.2024).
29. The New Hollstein: German Etchings, Engravings and Woodcuts 1450-1700. Rotterdam: Sound & Vision Publ., 2005. P. 2. 302 p.
30. Roth Heege E. Bernische Kachelöfen im späten Mittelalter // Keramos. 2001. Hf 171, jan. P. 73-100.
31. Emblemata Andreae Alciati iurisconsulti claris-simi. Lugduni: Apud G. Rouillium, sub scuto Veneto, 1548. 164, [4] p.
32. The New Hollstein: Dutch & Flemish Etchings, Engravings and Woodcuts 1450-1700. Rotterdam: Sound & Vision Publ., 2005. P. 3. 236 p.
33. Здановiч Н. I. Кафлярства у Беларус (на матерыяле калекцыи полацкай кафлО: метад. дапаможшк. МЫск: БДПУ. 2005. 102 с.
34. Куштан Д. Сюжетные изразцы периода позднего барокко (по материалам Центральной Украины) // НПжинска тровина. КиТв, 2010. Вип. 10 (13). С. 42-51, 172.
35. Розенфельдт Р. Л. Московское керамическое производствоXII-XVI11 вв. Москва: Наука, 1968. 124 с.
36. Nekuda V., Reichertovä K. Stredovekä keramika v Cechäch a na Morave. Brno: Moravske museum v Brne a Musejni spolek v Brne, 1968. 460 p.
37. Керамическая установка: по материалам архива и коллекций А. В. Филиппова. Москва: Эксмо, 2017. 471 с.
38. Черненилова Л. М. Фонд изразцов Музей-но-выставочного комплекса «Новый Иерусалим»: формирование и изучение // Керамические строительные материалы в России: технология и искусство Позднего Средневековья. Москва: Новый Иерусалим, 2016. С. 65-74.
39. Hadriani lunii medici Emblemata, ad D. Ar-noldum Cobelium: eiusdem Aenigmatum libel-lus, ad D. A. Rosenbergum. Antuerpiae: ex offic. Ch. Plantini, 1565. 149 p. URL: https://archive. org/details/81285178.4931.emory.edu/page/n59/ mode/1up (дата обращения: 15.06.2024).
40. Бусева-Давыдова И. Л. Культура и искусство в эпоху времени перемен. Россия семнадцатого сто-
летия. Москва: Индрик, 2008. 283 с.
41. Iselberg P. Emblemata politica: in aula magna Curiae Noribergensis depicta, quae sacra viritutum suggerunt monita prudenter administrandi fortiterque defendendi rempublicam. [Nürnberg: Iselberg, 1617]. [10] p., 32 l. ill. URL: https://archive.org/details/emblematapolitic01isel/ page/n26/mode/1up (дата обращения: 15.06.2024).
42. Hoogmoed, Pieter Jalhea Furnius, 1550-1625 // Ri-jksmuseum. URL: https://www.rijksmuseum.nl/en/search/ objects?q=print+superbia&s=chronologic&p=1&ps=12 &st=Objects&ii=3#/RP-P-1986-43,3 (дата обращения: 15.06.2024).
43. De Smaak (Gustus), Cornelis Cort, after Frans Floris (I), 1561 // Rijksmuseum. URL: https://www.njks-museum.nl/en/collection/RP-P-1887-A-12002X (дата обращения: 15.06.2024).
44. The New Hollstein Dutch & Flemish Etchings, Engravings and Woodcuts 1450-1700. Rotterdam: Sound & Vision Publ., 2005. P. 6. 321 p.
45. Plokstinis koklis. XVII a. Lietuvos nacionalinis dailes muziejus // Lietuvos muziejq kolekcijos (LIMIS). URL: https://www.limis.lt/valuables/e/805180/2000000 4243336?searchId=37864059&menuIndex=0&digital0b jectId=20000004243366 (дата обращения: 15.06.2024).
46. Hollstein's Dutch&Flemish etchings, engravings, and woodcuts ca. 1450-1700. Amsterdam: Menno Hertz-berger, 1980. Vol. 22. 236 p.
47. Virgil Solis. Spring // The National Gallery of Art. URL: https://www.nga.gov/collection/art-object-page.10475.html (дата обращения: 15.06.2024).
48. Zoppino N. Convivio delle Belle Donne // The Metropolitan Museum of Art. URL: https://www.metmuseum.org/ art/collection/search/347839 (дата обращения: 21.11.2023).
References
1. Franz R. Der Kachelofen. Entstehung und kunstgeschichtliche Entwicklung vom Mittelalter bis zum Ausgang des Klassizismus. Graz: Akad. Druck- u. Verl.-Anst., 1969. 554.
2. Roth Kaufmann E., Buschor R., Gutscher D. Spätmittelalterliche reliefierte Ofenkeramik in Bern: Herstellung und Motive. Bern: Staatlicher Lehrmittelverl., 1994. 311.
3. Kondratieva E. V., Panicheva L. G. Russian tiles with carpet ornament. Cultural monuments. New discoveries: Writing. Art. Archaeology: Yearbook 1986. Leningrad, 1987. 369-384 (in Russ.).
4. Hazlbauer Z. Historicke kamnove kachle z Rabstejna nad Strelou. Pamatky Rabstejna nad Strelou a jeho nejblizsiho okoli. Praha: Unicornis, 1995. 45.
5. Karnizinis koklis. XVII a. Nacionalinis M. K. Ciurlionio dailes muziejus. Lietuvos muziejy kolekcijos (LIMIS). URL: https://www.limis.lt/valuables/e/805209/ 505658465?searchId=89322339 (accessed: June 14.2024).
6. The Magical World of the Grotesque. Grotesques
in the Applied Arts of Western Europe in the 16th-17th centuries from the Hermitage Collection: exhib. cat. Saint-Petersburg, 2000. 152 (in Russ.).
7. Tautavicius A. Vilniaus pilies Kokliai (XVI-XVII a.). Vilnius: Mintis, 1969. 47.
8. D^browska M. Kaflei piece kaflowe w Polsce do konca XVIII wieku. Wroctaw, 1987. 270.
9. Rakova A. L. (comp.) Ornamental engraving of the 16th century in the Hermitage collection: exhib. cat. Leningrad: Iskusstvo, 1981. 72 (in Russ.).
10. Mishina E. A. Russian engraving of the 17th - early 18th centuries. Saint-Petersburg: ARS, 2020. 469 (in Russ.).
11. Fuhring P. Ornament prints in the Rijksmuseum II, the seventeenth century Amsterdam: Rijksmuseum; Rotterdam: Sound & vision, 2004. I, 534.
12. Sieninis koklis. XVI a. pab. - XVII a. vid. Lietuvos nacionalinis muziejus. Lietuvos muziejy kolekcijos (LIMIS). URL: https://www.limis.lt/valuables/e/805191/41731675 9?searchId=96036015 (accessed: June 14.2024).
13. Baranova S. I. Moscow architectural tiles of the 17th century in the collection of the Moscow State United Museum-Reserve Kolomenskoye-Izmailovo-Lefortovo-Lyublino: [catalog]. Moscow: MGOMZ, 2013. 134 (in Russ.).
14. Trusov O. A., Chernyavsky I. M., Kravtsevich A. K. Architectural and archaeological research of Mir Castle and the urban settlement of Mir, Grodno region. Soviet archeology. 1986. 4, 216-235 (in Russ.).
15. Shutkova N. P. Wall tiles with the image of a "bouquet in a vase" from the territory of the Mogilev Dnieper region. The scientific heritage. 2021. 5 (60), 16-36 (in Russ.).
16. Zvezdina Yu. N. Emblematics in the World of Old Still Life: Towards the Problem of Reading a Symbol. Moscow: Nauka, 1997. 151 (in Russ.).
17. Zvezdina Yu. N. Clock in the Form of a Vase from the Collection of the Moscow Kremlin Museum and Hufna-gel's Engravings of 1592. Problems of Studying Monuments of Spiritual and Material Culture: materials of the sci. conf. Moscow, 2001. 4, 102-108 (in Russ.).
18. Baranova S. I. Russian tile: notes of a museum keeper: [guide to the Museum-Reserve]. Moscow: MGOMZ, 2011. 429 (in Russ.).
19. Rosenfeldt R. L.; Evtyukhova L. A. (ed.). Belarusian tiles. Antiquities of Eastern Europe. Moscow: Nauka, 1969. 178-184 (in Russ.).
20. Karnizinis frizinis koklis. XVII a. Lietuvos nacionalinis dailes muziejus. Lietuvos muziejy kolekcijos (LIMIS). URL: https://www.limis.lt/valuables/ e/805180/20000003339376?searchId=71907453 (accessed: June 14.2024).
21. Frizinis koklis. XVI a. Lietuvos nacionalinis dailes muziejus. Lietuvos muziejy kolekcijos (LIMIS). URL: https://www.limis.lt/valuables/e/805180/20000001608 798?searchId=84060194&menuIndex=0&digitalObjec tId=20000001608837 (accessed: June 14.2024).
22. Karnizinis koklis. XVII a. Lietuvos nacionalinis dailes muziejus. Lietuvos muziejy kolekcijos (LIMIS). URL:
https://www.limis.It/valuables/e/805180/20000001905 572?searchId=13856433&menuIndex=0&digital0bjec tId=20000001905610 (accessed: June 14.2024).
23. Kpa^BÎ4 А. К. Гарады i 3aMKi Беларускага Панямоння XIV-XVIII стст.: плашроука, культурны слой. МЫск: Навука i тэхнiка, 1991. 171 с.
24. Ганецкая I. У. Маелка на Беларуау XI —XVI11 стст. МЫск: Навука i тэхшка, 1995. 120.
25. Freytag A. Mythologia Ethica, Hoc Est Moralis philosophiae per fabulas brutis attributas, traditae, amoenissimum viridarium. Antverpiae: Gallaeus: Plan-tinus, 1579. [4], 251, [4]. URL: https://archive.org/details/ mythologiaethica00frei/page/79/mode/1up (accessed: June 15.2024).
26. The stag. The Wenceslaus Hollar Collection / Univ. of Toronto Libr. URL: https://hollar.library.utoronto.ca/ islandora/object/hollar%3AHollar_k_0410 (accessed: June 15.2024).
27. Schonsperger J., yr. Ein ney Furmbüchlein, Page 13, recto. 1525-29. The Metropolitan Museum of Art. URL: https://www.metmuseum.org/art/collection/ search/680096 (accessed: June 15.2024).
28. Border. German. 16th century. The Metropolitan Museum of Art. URL: https://www.metmuseum.org/art/ collection/search/226301 (accessed: June 15.2024).
29. The New Hollstein: German Etchings, Engravings and Woodcuts 1450-1700. Rotterdam: Sound & Vision Publ., 2005. 2, 302.
30. Roth Heege E. Bernische Kachelöfen im späten Mittelalter. Keramos. 2001. 171, jan., 73-100.
31. Emblemata Andreae Alciati iurisconsulti claris-simi. Lugduni: Apud G. Rouillium, sub scuto Veneto, 1548. 164, [4].
32. The New Hollstein: Dutch & Flemish Etchings, Engravings and Woodcuts 1450-1700. Rotterdam: Sound & Vision Publ., 2005. 3, 236.
33. Здановiч Н. I. Кафлярства у Беларус (на мате-рыяле калекцьм полацкай кафлО: метад. дапаможшк. МЫск: БДПУ. 2005. 102.
34. Kushtan D. Narrative tiles of the late Baroque period (based on materials from Central Ukraine). Nizhynska Starovyna. Kyiv, 2010. 10 (13), 42-51, 172 (in Russ.).
35. Rosenfeldt R. L. Moscow ceramic production of the 12th-18th centuries. Moscow: Nauka, 1968. 124 (in Russ.).
36. Nekuda V., Reichertova K. Stredoveka keramika v Cechach a na Morave. Brno: Moravské museum v Brnë a Musejni spolek v Brne, 1968. 460.
37. Ceramic installation: based on materials from the archive and collections of A. V. Filippov. Moscow: Eksmo, 2017. 471.
38. Chernenilova L. M. The Tile Fund of the Museum and Exhibition Complex «New Jerusalem»: formation and study. Ceramic building materials in Russia: technology and art of the late middle ages. Moscow: New Jerusalem, 2016. 65-74 (in Russ.).
39. Hadriani lunii medici Emblemata, ad D. Arnoldum Cobelium: eiusdem Aenigmatum libellus, ad D. A. Rosen-bergum. Antuerpiae: ex offic. Ch. Plantini, 1565. 149. URL: https://archive.org/details/81285178.4931.emory.edu/ page/n59/mode/1up (accessed: June 15.2024).
40. Buseva-Davydova I. L. Culture and Art in the Era of Change. Russia of the Seventeenth Century. Moscow: Indrik, 2008. 283 (in Russ.).
41. Iselberg P. Emblemata politica: in aula magna Curiae Noribergensis depicta, quae sacra viritutum suggerunt monita prudenter administrandi fortiterque defendendi rempublicam. [Nürnberg: Iselberg, 1617]. [10], 32. URL: https://archive.org/details/emblematapolitic01isel/page/ n26/mode/1up (accessed: June 15.2024).
42. Hoogmoed, Pieter Jalhea Furnius, 1550-1625. Ri-jksmuseum. URL: https://www.rijksmuseum.nl/en/search/ objects?q=print+superbia&s=chronologic&p=1&ps=12&s t=Objects&ii=3#/RP-P-1986-43,3 (accessed: June 15.2024).
43. De Smaak (Gustus), Cornelis Cort, after Frans Floris (I), 1561. Rijksmuseum. URL: https://www.njks-museum.nl/en/collection/RP-P-1887-A-12002X (accessed: June 15.2024).
44. The New Hollstein Dutch & Flemish Etchings, Engravings and Woodcuts 1450-1700. Rotterdam: Sound & Vision Publ., 2005. P. 6. 321.
45. Plokstinis koklis. XVII a. Lietuvos nacionalinis dailès muziejus. Lietuvos muziejy kolekcijos (LIMIS). URL: https://www.limis.lt/valuables/e/805180/20000004243 336?searchId=37864059&menuIndex=0&digital0bject Id=20000004243366 (accessed: June 15.2024). 46. Holl-stein's Dutch&Flemish etchings, engravings, and woodcuts ca. 1450-1700. Amsterdam: Menno Hertzberger, 1980. 22, 236.
47. Virgil Solis. Spring. The National Gallery of Art. URL: https://www.nga.gov/collection/art-object-page.10475. html (accessed: June 15.2024).
48. Zoppino N. Convivio delle Belle Donne. The Metropolitan Museum of Art. URL: https://www.metmuseum.org/ art/collection/search/347839 (accessed: June 15.2024).
