CC BY
19
УДК 930.85 С.Г. САВИЦКИЙ
магистр религиоведения, Санкт-Петербургский государственный университет E-mail: [email protected]
UDС 930.85 S.G. SAVITSKIY
Master of religious studies, St.-Petersburg State University
E-mail: [email protected]
ВЛИЯНИЕ РЕЛИГИОЗНОЙ ЖИЗНИ РУСИ НА СОДЕРЖАНИЕ ДРЕВНЕЙШИХ СЛАВЯНСКИХ ПАМЯТНИКОВ КАНОНИЧЕСКОГО ПРАВА
THE INFLUENCE OF RUSSIA RELIGIOUS LIFE ON CONTENT OF THE OLDEST SLAVIC MONUMENT OF CANON LAW
Религиозная жизнь, которой жили славяне до Крещения Руси, неизбежно должна была повлиять на содержание первых источников канонического права. Это влияние возникало уже при переводе канонических текстов с греческого языка на славянский. При переводе их содержание неизбежно менялось, поскольку переводчики передавали его при помощи понятий из другой культуры.
Ключевые слова: религиозная жизнь, номоканон, перевод, источники, каноническое право.
Religious life, which Slavs had lived before the Baptism of Russia, had to influence the content of the oldest Slavic monument of Canon Law. This effect has already occurred in the translation of canonical texts from Greek into Slavic. While translating their contents changed since translators expressed it using concepts from another culture.
Keywords: religious life, canonical texts, translation, sources, canon law.
Религиозная жизнь общества, в которое привносятся извне нормы канонического права, должна постепенно трансформироваться под действием этих норм. Однако и нормы права, привнесенные извне, для того, чтобы не стать «мертвыми», то есть непринятыми или отторгнутыми обществом, неисполняемыми и ненужными никому, должны изменяться под его воздействием. Так возникает синергетическая связь двух живых, непрерывно развивающихся систем: общества и церкви или, если несколько сузить поле зрения, - религиозной жизни общества и канонического права.
Возникновение этой связи совсем не случайно. Дело в том, что православие очень гармонично сочеталось с менталитетом русского народа. Причем это соответствие на момент Крещения Руси уже существовало. Историк и писатель Р. Масси так описал соотношение исконно-русского менталитета и православия: «По-видимому, христианство в его идеальном выражении особенно созвучно русскому характеру. Русские - чрезвычайно набожный, жалостливый и смиренный народ, отдающий вере преимущество над разумом, и убежденный, что жизнью руководят высшие силы... Случаются несчастья, и русские примеряются с ними, издаются законы, и русские им подчиняются. И эта покорность совсем не тупая, а скорее, проистекающая из сознания неизбежности хода жизни. Русские склонны к созерцанию, мистике, мечтательности. Из своих наблюдений и размышлений они вывели такое понимание страдания и смерти, которое придает жизни смысл, близкий по содержанию к учению Христа» [3, с. 92].
Необходимо подчеркнуть колоссальную роль, ко -
торую Православная Церковь сыграла в жизни общества нашей страны. Как справедливо заметил М.Н. Свистунов, «Особенность развития российской цивилизации, как и многих других, состояла в том, что ее формирование и становление развития происходило в определенной духовно-ценностной религиозной форме -а именно под мощным влиянием Православия и Русской Православной Церкви (РПЦ). Русская Православная Церковь как субъект исторического процесса проявила способность преображать общественное бытие на основах христианства и определять тем самым все сферы культуры народа и образ жизни людей»[5, с. 3].
Влияние Православной Церкви на русское общество происходило одновременно и неразрывно с влиянием русского общества на Православную Церковь, на ее каноны. Влияние общества на Церковь и есть тот процесс, который сделал эту церковь Русской. И речь здесь идет не только и не столько о том, как Русская Православная Церковь обрела юридическую самостоятельность от Византии. Эта самостоятельность может рассматриваться как результат длительного процесса изменения урегулированных каноническим правом общественных отношений, причем процесса, в ходе которого менялись обе составляющие системы: и общественные отношения под влиянием права, и право - под влиянием общественных отношений.
Русское общество в период, который ознаменовало собой Крещение Руси, получило от Православной Церкви первоначальный импульс, под влиянием которого это общество трансформирует свою религиозную жизнь.И в то же время, трансформируемая религиозная
© С.Г. Савицкий © S.G. Savitskiy
жизнь неизбежно отражается в церковных канонах -это отражение, вначале закрепляющееся как церковный обычай, со временем закрепляется в канонах и меняет их, то есть обычай канонизируется, становится частью писаного церковного права. Необходимо сразу же уточнить, что «канон - это изложение определенной нормы церковной жизни и практики, установленной по определенному вопросу»[1, с. 315].
Но начало процесса влияния славянской культуры, конечно, включающей в себя и религиозную жизнь народа, на привносимое из Византии каноническое право видится не в этом. Канонизация церковных обычаев - длительный процесс, для него необходимо, чтобы церковный обычай сформировался и так органично вписался в религиозную жизнь, чтобы его канонизация стала уже насущной необходимостью. Именно по этой причине самым первым шагом - первым моментом отражения религиозной жизни Руси в памятниках канонического права - следует считать использование на Руси Кормчей книги - Номоканона 50 титулов, причем использование не в подлиннике, а в славянском переводе.
А.С. Павлов приводит в своей монографии, посвященной первоначальному славяно-русскому номоканону, множество фактов, свидетельств, ссылок на документы, которые позволяют одновременно существовать двум версиям. Согласно первой, перевод Номоканона 50-ти титулов на славянский язык был привезен из Болгарии, которая была крещена раньше Руси. Согласно второй - есть основания считать, что в ходу были также переводы Кормчей, сделанные на Руси, а не в Болгарии - в самый первый период после крещения Руси[4, с. 3-15]. Здесь могло сыграть свою роль то свойство рукописных книг, что они совсем не обязательно копии друг друга, даже если у них одинаковое заглавие.
Как справедливо отметил Р.М. Цейтлин, «Каждый древний письменный источник - бесценный кладезь истории и культуры не только данного народа, но и всего человечества» [7, с. 3]. Это замечание представляется особенно точным в отношении древних переводных текстов, которые стали своего рода «точками сращивания» культур - в данном случае греко-византийской и древнеславянской.
Очень важно, что древнегреческий язык и древнегреческая письменность в период, когда на древнегреческом языке составлялись сборники норм конического права, были уже полностью сформировавшимися, устоявшимися, проверенными временем. Современными исследователями IV век считается последним веком существования древнегреческого языка (греческого языка античного периода), как живого, используемого для общения и создания новых оригинальных текстов [6, с.5].
В то же время, древнеславянская письменность, древнеславянский литературный язык, как утверждает в своей монографии Р.М. Цейтлин, в X и даже в XI веках все еще переживали период своего становления[7, с. 10]. При этом «Самые древние рукописи на древнерусском языке, дошедшие до нас, датируются XI веком» [7, с. 11].
Формирование письменности, литературного языка на огромных, по меркам средневековья, территориях, заселенных славянами, но имевших крайне малую плотность населения, происходило путем их развития в отдельных, отстоящих друг от друга на значительные расстояния и потому недостаточно сообщавшихся друг с другом культурных центрах.
В период, когда создавались славянские переводы Номоканона 50-ти титулов, болгарские и древнерусские культурные центры могли иметь одинаково важное значение, а язык, которым пользовались в Болгарии, далеко не так сильно отличался от древнерусского, как современный болгарский от современного русского языка.
Как пишет Р. М. Цейтлин, древнеболгарский язык в Х-Х1 вв. активно развивался и справедливо считается исследователями первым в истории письменно-литературным языком славян[7, с. 12]. Древнеболгарский язык в филологической литературе обычно называется старославянским[8, с. 33]. Этот язык оказал очень большое влияние на процесс формирования остальных славянских письменно-литературных языков. Рукописи и надписи на старославянском (древнеболгарском) языке представляют из себя древнейшую письменную фиксацию славянской речи [7, с. 12].
В филологической литературе стало традиционным мнение о том, что в древнеславянском и древнерусском языках, в начальный период формирования письменности, существовал особый, сугубо книжный, чрезвычайно далекий от живого словоупотребления, язык богослужебных книг.
Оценивая содержание переводов, выполненных на старославянский и древнерусский языки в этот период, следует учитывать, что старославянский язык, древнерусский язык и так называемые церковнославянские изводы, наряду с собственно книжной лексикой и терминологией, основываются на славянской лексике повседневного употребления. Эта лексика имеет общеславянское происхождение, но связана с определенными семантическими сдвигами по частным ареалам (наметившимся еще в дописьменную эпоху) [7, с. 13].
Названные «сдвиги» - очень значимый фактор, который существенно влиял на интересующие нас переводы: дело в том, что «извод» в старославянском и древнерусском языках - это не просто особенности письма в определенном культурном центре в определенный период времени, а «определенная языковая система со своими нормами на всех уровнях» [7, с. 14].
Вообще слова, использовавшиеся при переводе древнегреческих канонических текстов на старославянский и древнерусский языки, выглядят схожими, особенно по своему звучанию. Однако условия, которые должны соблюдаться при употреблении определенного слова, словообразовательные, парадигматические и синтагматические связи этого слова, его стилистические свойства, при перемещении от извода к изводу, даже созданные почти в одно время, весьма подвижны. Таким образом, одинаковые по звучанию или написанию слова, использовавшиеся переводчиками
Номоканона 50-ти титулов, принадлежащими к разным изводам, могли иметь очень отличающиеся значения.
При переводах канонических текстов на старославянский и на древнерусский языки были неизбежны изменения смысла и (или) контекста сказанного, поскольку языки Болгарии и Руси сформировались до Крещения и без существенного влияния Византии.
Доказать это на примерах из самого Номоканона 50-ти титулов в первоначальной редакции переводов не представляется возможным, поскольку эти редакции до нашего времени не дошли [2, с. 54].О самом существовании их мы можем судить только по свидетельствам очевидцев, видевших списки с них, и по косвенным признакам, указывающим на то, что наличие этих переводов было необходимо в первое столетие после Крещения Руси, в период становления института Православной Церкви на Руси[4, с. 5-27].
Однако в нашем распоряжении имеются другие примеры, которые связаны с переводом с древнегреческого на старославянский и древнерусский языки церковных текстов, имевших очень большое значение, но не содержавших в себе норм канонического права. Эти примеры наглядно показывают, насколько значительным изменениям мог подвергаться текст номоканона при таком переводе, причем позволяют проанализировать причины этих изменений и их значение.
Одним из примеров, которым можно проиллюстрировать выдвинутый тезис, может быть использование древнеболгарским переводчиком при переводе с древнегреческого на старославянский язык праславянского слова тризна.
Многие исследователи, стремясь истолковать содержание перевода Слова Иоанна Златоуста, связывали использование слова тризна с незафиксированным прилагательным тризъ и понятием «тризна», которое было широко распространено в старославянском и древнерусском языках и использовалось для обозначения одного из элементов языческого погребального обряда, а позднее - уже в религиозной жизни православных христиан, для обозначения элемента церковного обряда похорон или поминовения усопшего. Но это понимание значения слова тризна, использованного древним переводчиком, никак не вписывается в содержание Слова Иоанна Златоуста, там речь идет совсем о другом. Как выяснил в ходе своего исследования Р.М. Цейтлин, греческое соответствие данного слова, использованного древним переводчиком, - епаЭ-Хоу, что позволяет понимать его значение так: «большое вознаграждение, награда», при этом в сопоставлении древнегреческих слов елаЭ-Хоу -аЭ-Хоу необходимо принять во внимание значение приставки епг, которая означает «прибавление, избыток». В этом случае тризна в контексте, в котором использовал ее древний переводчик, может пониматься как «тройное (т.е. большое) вознаграждение»[7, с. 20]. Очень велика вероятность того, что слово тризна, использованное древним переводчиком, было производным от числительного три. Есть основания полагать, что тризна здесь восходит к праславянскому М2па, которое имело
значение «нечто тройное, тройственное»[7, с. 20], это значение было сакральным, оно связано с древнейшей символикой числа три и еще раз указывает на то, что здесь на перевод древнегреческого текста повлияла дохристианская религиозная жизнь славянских народов.
Правовые нормы, которыми в тот момент руководствовалось русское общество, были очень далеки и от норм канонического права Православной церкви, и от норм римского права, которые органически связаны с ними. Славянский язык, как часть славянской культуры, оперировал в тот момент понятиями, не существовавшими в Византии, как и греческий язык, на котором был составлен Номоканон, использовал понятия, которые не могли быть адекватно переданы на славянском языке, поскольку соответствующие им явления отсутствовали в культуре славян того времени.
О значительном расхождении культуры и, в целом, образа жизни славян и греков в X веке свидетельствует, например, то, что Князь Владимир, «согласно летописям, после крещения совершенно меняет и личный образ жизни, и свою внутреннюю политику» [5, с. 167].
Таким образом, имеются достаточные основания полагать, что перевод, сделанный в Болгарии, и, тем более, переводы, сделанные на Руси, в любом случае содержали места, которые лишь приблизительно передавали содержание переводимого текста. В таких случаях переводчики стремятся найти в культуре народа, на язык которого переводится текст, аналогии явлениям культуры народа, с языка которого делается перевод.
Оперируя этими аналогиями, переводчик неизбежно добавляет и свои, новые смыслы, пусть в небольшой степени, но все-таки изменяя смысл первоначального, переводимого текста. Делая это, переводчик в некоторой степени адаптирует текст к культуре народа, на язык которого переводится текст. С этого момента уже можно говорить о влиянии этой культуры, о возникновении некоторого, пусть даже малозаметного, но уже существующего отражения жизни этого народа в создаваемом в результате перевода тексте.
В случае с переводом норм церковного права, описывающих не только должное поведение верующих, но и должный порядок богослужения, аналогии можно было найти, скорее всего, среди понятий, описывающих ритуалы поклонения славян языческим богам, что, собственно, и составляло их религиозную жизнь до крещения.
Так, религиозная жизнь Руси начала отражаться в памятниках канонического права, к числу которых, несомненно, относится и не дошедший до нас в первоначальном виде Номоканон 50-ти титулов, о содержании первых старославянских и древнерусских переводов которого мы судим только по косвенным свидетельствам.
Библиографический список
1. Бердников И. Канон по его церковно-юридическому смыслу и по фактическому составу // Православная Богословская энциклопедия. Под ред. Н.Н. Глубоковского. СПб., 1907. Т. VIII.
2. Кнутов Алексей, иерей. Юридический анализ структуры номоканона XIV титулов в контексте систематизации Церковного права Византии. Дисс. на соиск. уч. ст. канд. богословия. М., 2012 г
3. Масси Р. Петр Великий. Т. 1. Смоленск: Русич, 1992.
4. Павлов А. Первоначальный славяно-русский номоканон. Казань: В Университетской типографии, 1869.
5. СвистуновМ.Н. Российская цивилизация и православие: диалектика их взаимоотношений и перспективы развития: дисс. на соиск. уч. ст. докт. философ. н.: 09.00.11 Москва, 2005.
6. СлавятинскаяМ.Н. Учебник древнегреческого языка: Изд. 2-е, исправленное и дополненное. М.: Филоматис, 2003.
7. Цейтлин Р.М. Сравнительная лексикология славянских языков X/XI-XIV/XV вв. Проблемы и методы. М.: Наука, 1996.
8. Цейтлин Р.М. О содержании термина «старославянский язык» // Вопросы языкознания, 1987, № 4. С. 31-35.
References
1. Berdnikov I. Canon in his church-legal sense and the actual composition / / Orthodox Theological Encyclopedia. Ed. N.N. Glubokovski. St. Petersburg. 1907. Vol. VIII.
2. Knutov Alex, Fr. Legal analysis of the structure Nomocanon XIV titles in the context of the systematization of Canon Law Byzantium. Dissertation for the degree of Candidate of Theology. M., 2012
3. MasseyR. Peter the Great. Vol. 1. Smolensk: Rusich, 1992.
4. Pavlov A. original Slavic-Russian Nomocanon. Kazan University Publishing in 1869.
5. Whistlers M.N. Russian civilization and Orthodoxy: the dialectic of their relations and development prospects: the dissertation ... The doctor of philosophical sciences: 09.00.11 Moscow, 2005.
6. Slavyatinskaya M.N. Greek language textbook: Univ. 2nd, revised and enlarged. M.: Filomatis 2003.
7. Zeitlin R.M. Comparative lexicology Slavic languages X / XI-XIV / XV century. Problems and Methods. Moscow: Nauka, 1996.
8. Zeitlin R.M. The content of the term "Old Slavonic language" // Problems of Linguistics, 1987, № 4. Pp. 31-35.
