A.B. Курбатов
(РФ, Институт истории материальной культуры РАН, г. Санкт-Петербург)
ВЛИЯНИЕ КУЛЬТУР СРЕДНЕГО ПОВОЛЖЬЯ (БУЛГАРИЯ И ЗОЛОТАЯ ОРДА) НА КОЖЕВЕННОЕ ДЕЛО СРЕДНЕВЕКОВОЙ РУСИ
Современное состояние изученности средневековых археологических материалов Восточной Европы позволяет выделять кожаные изделия, изготовленные в отдельных регионах и широко распространившиеся благодаря личностным и торговым (посредническим) контактам. Время и причины появления в древнерусских городах таких изделий надо рассматривать индивидуально для каждого вида изделий.
В работе выделены специфичные для булгаро-татарского Поволжья сорт кожи булгари и приемы декоративной расшивки обуви, найденные в слоях второй половины АТ'-АП вв. русских городов.
Ключевые слова: средневековая Русь, Волжская Болгария, Золотая Орда, кожевенное дело, заимствования
A.V. Kurbatov
(RF, Institute of history of material culture of RAS, Saint-Petersburg)
THE INFLUENCE OF THE CULTURES OF THE MIDDLE VOLGA REGION (BULGARIA AND THE GOLDEN HORD) ON LEATHER GOODS
OF MEDIEVAL RUSSIA
The present state of study of mediaeval archaeological finds from Eastern Europe enables us to distinguish leather objects manufactured in different regions and widely distributed due to personal and trade contacts. The date and reasons of the appearance of these goods in Old Russian towns must be considered individually for each type of the objects.
In the present article, a specific type of leather called bulgari and patterns of decorative embroidering of footwear discovered in the layers of the second half of the 15th to 16th century in Bulgar-Tatar Volga region are discussed.
Key worlds: Medieval Rus, Volgas Bolgaria, Gold Orda, leathering handicraft, interchanging.
Введение. Сложность атрибуции изделий, находимых в средневековых слоях и комплексах русских городов, подчас вызывает споры при анализе древнерусского кожевенного ремесла. В таких случаях разрешить сомнения помогает систематизация всего комплекса находок с каждого раскопа, без изъятия «неопределимых» вещей. Только такой подход позволяет объективно оценивать и сам памятник, и соответствующую эпоху, отраженную в отдельных культурных слоях.
В археологических коллекциях кожаных предметов из средневековых городов Руси на территории современных России и Белоруссии встречаются своеобразные детали обуви с расшивкой, в которой преобладали стандартизованные растительные мотивы, а также своеобразные варианты кожаных кошельков и сумок с различным по технике исполнения декором - расшивкой, накладками и аппликацией. Длительная традиция изготовления таких вещей отмечается на территории Среднего Поволжья. Данное наблюдение согласуется с тем, что специалисты по археологии древнерусских городов неоднократно выделяли предметы, вероятно, сделанные в поволжских городах булгарского или ордынского времени, что определяют географическое распределение известных предметов, традиции форм изделий и их художественное оформление.
Сегодня назрела потребность и сложились возможности выделять в древнерусских городах привозные кожевенные товары из городов Среднего и Нижнего Поволжья булгарского времени и периода Золотой Орды. Также необходимо определить степень
освоения в русских городах технических приемов ремесла, заимствованных у ремесленников Среднего Поволжья. В этом вопросе основное значение имеют археологические материалы. Ранее уже было обозначено восточное влияние в кожевенном деле древнерусских земель [25; 30; 31].
Приводя примеры двусторонних связей Руси и Орды во второй половине ХТТТ-XTV вв. историки отмечали не только появление материальных предметов восточного происхождения, но и наличие в русских городах контингента выходцев из Орды, в частности знати, которых сопровождало их окружение, в том числе и ремесленники [38, с. 165]. Это позволяет ставить вопрос о возможном налаживании производства отдельных восточных изделий непосредственно в русских городах и обучении русских мастеров традициям восточной технологии, техники и декора.
Археологические материалы. Сегодня становится очевидным, что ремесленные изделия городских центров Среднего Поволжья были очень популярны в разных регионах Восточной Европы. Археологи, изучающие комплексы древнерусских городов, неоднократно выделяли предметы, сделанные в поволжских городах булгарского или ордынского времени. Основанием для этого служили: 1) географическое распределение известных изделий на памятниках Восточной Европы и 2) традиции изготовления особых форм изделий и их художественного оформления. Большую группу металлических украшений ремня, сбруи и сумок восточного происхождения из средневековых слоев Новгорода анализировала A.B. Козлова [18, с. 188 и сл.]. По ее мнению, часть этих вещей делали в городах Золотой Орды.
М.В. Горелик называл изделиями золотоордынских мастеров городов Поволжья ряд художественно оформленных предметов из рога и кости - это накладки на колчаны, прорезные бляхи от поясов и круглые костяные пуговицы с циркульным орнаментом [11, с. 117 и сл.]. Они постоянно встречаются в слоях и комплексах XIII-XV вв. в Новгороде, Смоленске, Минске, Пронске, Мстиславле, Друцке и других городах [33].
В эту группу изделий входят и типичные аксессуары монгольского костюма - кожаные поясные кошельки или сумки с клапанами двух видов. Известно, что монголы нередко носили по две такие сумки, храня в них набор для добывания огня, деньги, а иногда - бумаги и писчие принадлежности. Первый вид - кошелек-«конверт» прямоугольной формы с клапаном. Некоторые их находки в Новгороде слегка расширялись книзу и имели округлый нижний край. Кроме того, характерным признаком монгольских сумок был трехлопастной край клапана [14, № 281, 284, 285, 286]. Для кошельков характерно подвешивание за два колечка, прикрепленные к верхнему краю сумки, что видно у новгородских находок. Для разновидности таких сумок служили бронзовые шестилепестковые накладки на замок и крыловидные накладки на углах. Отметим, что обычно в средневековых городских слоях металлическая гарнитура сумок встречается отдельно от кожаной основы, что затрудняет атрибуцию вещей.
Вторая разновидность монгольских поясных сумок - небольшой объемный кошелек подпрямоугольной или трапециевидной формы с округлым нижним краем и объемной крышкой, надеваемой сверху и соединенной ремешком с вместилищем кошелька. Новгородские находки таких сумок имеют выразительный монгольский декор в технике аппликации [14, № 282]. Также монгольским декором, по мнению М.В. Горелика, была и тисненая розетка из шести или восьми лепестков, имеющаяся на некоторых сумках.
На других же сумках узор, выполненный в технике аппликации, представляет смесь русского плетеного (книжного и тесьмяного) орнамента с монгольскими и средневосточными узорами. «Последним русские мастера подражали, не всегда понимая их логику» [11, с. 123]. Отмеченные признаки восточных изделий обнаруживаются и среди фрагментов кожаных изделий в Тверском кремле [26, рис. 10: 2, 11; 121: 13]. Подоб-
ные фрагменты сумок h кошельков встречаются h в других древнерусских городах, где известны сумки определенных формы и размера с несколькими отделениями - колиты (мн. ч.). О восточном происхождении формы и манеры пошива сумок, а также их оформления, говорит и восточное наименование изделий [53, II: 168].
Следует добавить, что большинство вещей, названных в работах М.В. Горелика и A.B. Козловой, другие исследователи Руси не связывают с импортом и, по факту умолчания, они должны были бы считаться изделиями русских мастеров.
В целом, сегодня сложилось определенное мнение о «восточном», вероятно в Среднем Поволжье, изготовлении сумок с несколькими отделениями, имевших металлические замки и накладки. Их часто встречают во многих средневековых городах и в погребениях городских и сельских могильников в различных географических и политических регионах Восточной Европы. За такими сумками из древнерусских городов закрепилось название колита.
Калита - это сравнительно крупная своеобразной формы сумка с клапаном, имевшая одно или несколько отделений и носимая на поясе. Название колита в значении «кошель, сумка, мешок, карман» имеется в русском, украинском, болгарском и польском языках. Оно происходит от kalta в тюркских языках (татарском, казахском, алтайском) языков и означает «карман, кожаный мешок, кошелек» [53, II: 168]. По данным Горяева, в киргизском языке kalta - это также «мешок на поясе» [13, с. 62]. В значении «кожаная сумка, мешок, пришиваемый или пристегивающийся к поясу» слово рассматривают современные историки русского языка. Слово впервые употребляется в Паримейнике 1313 г. как приписка в форме поговорки или пословицы: «Богъ дай съдоров1е кь сему бат1ю, что кунъ, то все въ калите, что пъртъ, то все на себе, удавися оубож1е, смотря на мене» [17, с. 285]. Также сумка упомянута в духовной грамоте Дмитрия Донского 1389 г.: «А с(ы)ну моему, князю Петру: поясъ золот с каменьем пегии, поясъ золот с калитою да с тузлуки». Как поясная сумка для пороха и пуль она отмечена в Уставе ратных дел XVII в. : «И для того доведется пушкарю огонь съ снастью въ своей калите носить, чтобъ ему во время потребы огонь свой близко себя имети» [47, с. 7: 36-37]. В бытовом употреблении название широко сохраняется в XVIII - начале XX в. [48, с. 9: 214; 49, с. 12: 358-359].
В XVI в. в крупных русских городах изготовлением сумок занимались особые мастера-калитники: «[1583] Места пустые и задворки от Волхова идучи по левой стороне... м(есто) Гришинское калитника, м(есто) Котька гребенника» [47, с. 7: 37]. В это время, надо полагать, выработался принцип единообразия калит по внешнему виду, конструкции и размерам. Сходные сумки меньшего размера называли полукалитогг. «[1658] Куплено... восьмнатцеть полукалит подошев цена по пяти алтын по две денги за калигу» [47, с. 16: 221]. В XVII в. бытовало и другое название -контура [47, с. 7: 67].
Сумки, укреплявшиеся на кожаном поясе, называются в отечественной литературе калитои. Изделия размерами 20-30 см, имели несколько отделений, закрывающий их сверху клапан и, как правило, были богато орнаментированы. В археологическом материале выделены калЙты несколько отличных форм и конструкций, соь сложным контуром, своеобразным декором. В основном сохраняются клапаны, а в единичных случаях - обрезки стенок. По обрезкам она реконструирует размеры: ширина 15-25 см, а высота клапанов составляла 5,4-11.5 см. В Новгороде они найдены в слоях, датирующихся 1238 г. - первой половиной XV в., а большая часть появляется в первой половине XIV в. Из общей характеристики Т.С. Варфоломеевой: детали орнаментированных клапанов сумок, отличающихся большим размером. Клапаны таких сумок состояли из двух деталей и задняя деталь также была орнаментирована. Одни из характерных деталей сумок - шестилепестковые бронзовые накладки.
Всего в Новгороде Т.С. Варфоломеева выделила части 12 таких сумок. Одна такая поясная сумка размерами 23,2x18,2 см, описана как случайная находка в Новгороде. В ней найдены монеты первой половины XVI в. и письменный прибор. Клапан сумки, украшенный бронзовыми накладками, закрывался на бронзовый замок. Внутри сумки было три отделения и потайной кармашек, все со своими клапанами. Стенки отделений и клапаны сшиты из парных деталей, сложенных друг с другом бахтармой. Дно сумки выкроено отдельно. В верхней части сумки, над клапаном, предусмотрена широкая петля, в которую продевался поясной ремень. [8, с. 109].
В Тверском кремле найдено не менее 22 деталей сумок и три принадлежат одной калите (рис. 1: 13), сшитой из плотной кожи, имевшей затертую поверхность. Две идентичные основные детали имели сложную форму с прямоугольными вырезами по углам верхнего края. Края деталей оборваны, имеются внутренние разрывы на складках, размеры сохранившейся части деталей 17,4 х 16,1 см. Детали сложены друг с другом бахтармяной стороной. Видны следы ремонта- сшитые тачным и выворотным швом прорезы в трех местах. От второй колиты сохранился обрезок наружной детали с клапаном, длиной 36,5 см и шириной 19,5 см (рис. 2: 2). Значительные утраты возникли при вторичном использовании кожи. Клапан имел фигурный обрез края, вдоль которого с бахтармы видны следы от обшивки и от крепления металлической застежки. Сумка сшита из плотной тисненой кожи толщиной 2,0 - 2,2 мм. Кроме этих предметов найдены 8 обрезков деталей сумки, в т. ч. и обшивки краев (рис. 2: 14). На двух обрезках сохранился тисненый орнамент.
В русских городах сумки, находимые в слоях XIV-XV вв., имели относительно стандартные форму и размеры. Такие же сумки находят и в других городах Восточной Европы. В Чернигове, в слоях конца XV-XVI вв., найдена почти целая колита, состоявшая из семи основных деталей, из них четыре сложены попарно внутренней стороной и служили карманами для двух отделений (рис. 3). Основа скроена из трех деталей, включающих откидной клапан. На тыльной стороне изделия сохранились отверстия для пришивания петли?, через которую продевался поясной ремень. При сборке сумки детали карманов, сложенные вместе, соединялись выворотным швом с пакетом основы. Декор состоял из вырезных полосок аппликации, в них, возможно, продевалась цветная кожа или ткань, а также из продержки по краю клапана, служившей одновременно и застежкой [24, с. 151, рис. 1].
Подобная колита, хорошо известная в литературе, найдена под подъемным мостом Кутафьей башни Московского Кремля, она датирована концом XV-XVI вв. Сумка имеет близкую к трапеции форму со скругленными углами. Ширина ее по верху - 16,5 см, по основанию - 22 см, высота - 16,5 см. Сумка имела два отделения, каждое закрывалось своим клапаном, при этом крышка заднего отделения перекрывала и переднее (рис. 4). На затейливо вырезанном ремне сумка, видимо, подвешивалась к поясу или носилась через плечо. Она сшита из очень тонкой кожи и скроена в 14 деталей, не считая аппликаций. Восстанавливая процесс сшивания сумки, М.Г. Рабинович подчеркивал аккуратность и точность раскроя нескольких слоев кожи, включавших и ремень, имевших изящный вырез по краю. Сшивание вели в вывернутом состоянии, а затем выворачивали изделие на лицевую сторону. На верхней крышке была вырезана розетка, обшитая цветными нитями? Передняя стенка сумки украшена аппликацией. Узор представлял комбинацию из пяти полос кожи, образующих три удлиненные клетки, и трех кожаных кружков, украшенных вырезами и расшивкой [43, с. 112-115, рис. 51-53]. Все характерные детали московской колиты повторяются в черниговской находке, которая отличается более простым декором. Подобная же колита с несколькими отделениями найдена в слоях XVI в. в Витебске [2, с. 364, рис. 250].
Неким феноменом можно назвать распространение сумок с несколькими отделениями в Прибалтике. Их находят серийно в погребениях из разных могильников на территории Прибалтики, особенно в Литве, где они датируются второй половиной ХТУ - началом XV в. Хронологическими индикаторами для таких погребений выступают монеты: могильник Обелиаи, погребение № 142 с монетой второй половины XIV в.; Вильнюс: погребение второй половины XIV - начала XV в. - и другие, датируемые в пределах того же времени [69]. Подобной формы и размера сумки с монетами найдены в литовских погребениях XVI в. [68, с. 32-37] и в материалах ХУ1-ХУП вв. из Риги [65, СгЛ. № 80].
Вариации подобных сумок, уже с разными видами металлических накладок и замков, были популярны в Литве и в начале XVI в., что показывают находки в могильнике Кармелавос [67]. Здесь отмечены и особые формы сумок - с металлическими замками и бронзовыми 6-и лепестковыми накладками, включающими круглые небольшие накладки с рельефным изображением хищного зверя в «жемчужном» обрамлении, а также другие формы таких элементов. Для этих сумок характерны также подтреугольные угловые и срединные накладки с ажурными вырезами по полю и краям.
Анализ «татарского стиля». В последнее время искусство империи Чингизидов привлекает к себе большое внимание. Появились работы о развитии разнообразных форм взаимодействия в рамках политического объединения Золотой орды [16]. В одной из своих последних работ М.В. Горелик дал анализ татаро-монгольского зверино-растительного стиля декора в ХП-ХГУ вв. [12; 138 и сл.]. Он считал, что эта культура оформилась на основе степных центральноазиатских традиций Х-ХТТ вв., объединяющих уйгурские, тангутские и китайские элементы. Она впитывала в себя и монголо-татарские традиции, полностью сложившиеся к началу ХТТТ в. В эпоху завоеваний Чингизидов на них стали накладываться традиционные элементы культур других народов Евразии.
Судя по дошедшим артефактам, наиболее распространенным способом декора тканей и кожи у монголов были вышивка и аппликация. Покрытые ими изделия, из разных собраний, в основном и рассматривает историк. «Некитайский» стиль содержит основным элементом «роговидный» узор, популярный в этнической культуре тюрок на широких пространствах Евразии. Описывается и уникальное погребение, которое можно датировать ХТТ в., в Цайдамских пустынных степях провинции Цинхай на северо-западе Китая. Это естественно сохранившаяся мумия мужчины в шубе и замшевых сапогах с вышивкой на верхней поверхности союзок и аппликациями из китайской ткани на голенищах. Представленные в работе М.В. Горелика изображения одежд, по нашему мнению, можно сопоставлять с более простым декором кожаных предметов, найденных в Тверском кремле.
Л. Саттарова рассмотрела своеобразный «татарский стиль» в кожевенном ремесле Среднего Поволжья по этнографическим материалам ХУТТТ-ХХ вв. Она доказывает длительность развития особых технологических принципов и технических приемов татарского кожевенного ремесла, а также сложение особых форм кожевенной продукции. В материалах выделено четыре элемента, определяющих своеобразие пошива и оформления национальных татарских изделий - мягких высоких сапог-ичиг, поясов, сумок, кошельков:
1) использование разноцветных кож, контраст которых придает изделиям декоративность;
2) разная техника соединения разноцветных кож в одном изделии: 1) сшивание фигурно обрезанных краев тачным и выворотным швом изнутри; 2) аппликация, т.е. нашивание фигурно вырезанных деталей контрастного цвета;
3) особое значение декоративной расшивки, куда входят своеобразный «татарский» шов и широкая поверхностная расшивка узорами. Л. Саттарова определяет «казанский», или «татарский», шов как «способ соединения вручную узорно выкроенных деталей кожи встык, при котором тачная нить (в старину - дратва), сшивающая края с изнанки изделия, при каждом стежке одновременно украшается спиралями из 35 навивок ярких цветных нитей (золотные и серебряные нити, шелк, хлопок). На лицевой поверхности создает впечатление тонкого, шириной 0,1-0,3 см (до 0,5 см) шнура, оконтуривающего кожаные узоры. Отличается прочностью и декоративностью. Сохранился в ичижном ремесле казанских татар. Производится на трехгранном бруске (колодке) с помощью тачной иглы с рукоятью и вышивальной иглы» [45, с. 156];
4) сложные формы узоров, восходящие к растительным элементам древних декоров.
Однако подробное объяснение своеобразия этнографических изделий и традиций
в татарском кожевенном деле в работе Л. Саттаровой подкрепляется лишь отдельными фактами длительного развития особых приемов обработки кож в средневековой Казани. Историко-археологический аспект в изучении сложения национально-территориального своеобразия продукции кожевенного ремесла на территории современной республики Татарстан должен стать логичным продолжением этой работы. Надо учитывать, что историки и археологи, в целом, признают высокое развитие ремесла в Булгаре в домонгольское время. Разные виды булгарской ремесленной продукции, встречены в древнерусских городах, такие как металлические замки, украшения, накладки.
Длительное изучение археологических коллекций кожи в древнерусских городах позволило выделить особый вид кожи «булгари» (на Рюриковом городище, в Твери и Пскове), производимой в городах Среднего Поволжья, и местное изготовление подражательных кож [29, с. 447-452]. Если позднейшие этнографические данные показывают первым визуальным отличием «булгари» ее красный цвет и тисненую поверхность, то в средневековых археологических материалах отчетливо выделяется только один признак - характерное тиснение, иногда дополняемый некоторым отличием по цвету (вишневый), а также особой эластичностью на фоне всего объема материалов в русских городах. Единичность таких находок служит основанием для отнесения кожи к привозным товарам.
В последние годы археологи изучили расшитую средневековую обувь Казани т.н. «ханского периода», ограниченного годами существования Казанского ханства 143845-1552 гг. [7, с. 4 и сл.]. Описана расшитая средневековая обувь (рис. 5) этого времени из Казанского Кремля - детали головок и голенищ сапог [6, с. 112 и сл.]. Находка расшитого голенища отмечена и на посаде Казани (рис. 6), в слоях суммарно датированных XV-XVI вв. [58, с. 116-118]. Эти находки можно сопоставлять с татарскими изделиями в этнографических материалах отмечали ранее О.С. Хованская, Н.Ф. Калинин и Т.А. Хлебникова [59, с. 244 и сл.]. Тем не менее, на наш взгляд, авторам не удалось дать полную реконструкцию средневековой обуви «татарского» кроя, с его специфичной расшивкой. Вместе с возможными особыми татарскими приемами работы и стилем декора они описывали и такие черты, которые были присущи конструкциям обуви, в большом числе находимой в русских городах в комплексах, которые определенно датируются не ранее начала XVI в. Здесь надо принять во внимание мнение отечественных историков. Так, М.Н. Тихомиров писал, что «ко времени завоевания Казанского ханства царем Иваном Грозным в его пределах скопилось большое русское население, состоявшее, главным образом, из пленных и бывших пленных, которые насчитывались десятками тысяч» [51, с. 22].
В целом, в работах казанских археологов видны достаточно сильный схематизм в изображении деталей и отсутствие реконструкции конкретных форм обуви. В то же время будет неверно игнорировать те изображения, которые представляют именно де-
тали местного пошива. В Казани это своеобразные образцы мягкой низкой обуви [59, с. 247, рис. 106], а в Чебоксарах - своеобразные детали голенищ с округлым верхним краем, фрагменты кошельков с расшивкой или следами аппликации?, головка туфли с тиснением и фигурными вырезами, а также образцы вырезной аппликации [22, с. 145147, рис. 77, 78]. Следует отметить, что схематизм изображений археологических находок в этих публикациях ограничивает возможности сопоставления с другими коллекциями. Кроме того, голенища сапог в последней работе, названные «голенищами с отворотами», показаны в перевернутом виде.
Ко времени ликвидации самостоятельности Казанского ханства русские города не только долго вели торговые отношения с городами Среднего Поволжья, но в них прижились и татарские ремесленники, делавшие изделия в своем «национальном стиле». В этом отношении выделяется Москва, собиравшая все лучшее со всех объединенных земель. Надо полагать, что уже в первой половине XVI в. в городах Московского царства и русские мастера шили сапоги, декорированные в восточном стиле. Этим можно объяснить широкое распространение в русских городах сапог, расшитых «трилистниками» по головкам и голенищам. На сапогах этого времени также встречаются наружные декоративные обшивки цветными нитями по швам и фигурные швы на подъеме. Они встречены в слоях конца ХУ-ХУ1 вв. в Ивангородской крепости (рис. 7), в Перея-славле Рязанском (рис. 8) [54, рис. 1], Москве [40, ил. 48: 1 - 3], Новгороде (рис. 9), а также в Вологде, где серийно найдены в раскопе на Кремлевской площади [1, с. 86]. Здесь также находили декоративно вырезанные накладки и другие детали, напоминающие фигурно вырезанные края татарских изделий [10, рис. 5: 7-9].
Более ранние следы раскроя кож в русских городах, отражающие восточные орнаментальные мотивы, можно увидеть в Тверском кремле. Открытые в центральной части укреплений кожевенные мастерские последней четверти ХШ-первой половины XIV в. содержат скопления отходов от кроения кожаных деталей. В них встречаются и негативы фигурно вырезанных деталей в «восточном» стиле [26, рис. 142: 1-4, 7, 14, 51, 54; 147: 2-3]. Материалы этого же времени из раскопок южной части Тверского кремля в 1985 г. также показывают раскрой и пошив изделий со специфическим «восточным» декором. Имеются негативы вырезов в форме парных завитков и серия кожаных накладок (рис. 10) с такими завитками [27, с. 44, рис. 2, 8, 13]. Встреченная в комплексах определенного времени концентрация восточных элементов в кожевенных материалах позволяет предполагать, что спрос на изделия «восточного стиля» в средневековой Твери могло вызывать постоянное присутствие в городе представителей ордынских властей.
Историк средневековой Твери В.В. Овсянников писал, что в Затьмачье, близ церкви Николая Чудотворца, находился так называемый «татарский двор», на котором могли останавливаться татарские сборщики податей. Двор этот, как утверждали одни, был сожжен в 1327 г., при Великом князе Александре Михайловиче, в приезд ордынского баскака Шевкала, или Щелкана. По другим же сведениям, более достоверным, избиение татар в 1327 г. было в крепости. Но это не отрицает того, что «в числе улиц за Тьмакой одна называлась Татарскою и шла к татарскому двору. О татарском периоде осталась в Твери память и в песнях, и в местных названиях. В Твери сохранилась память о них например в названии «татарских гор» - это небольшое возвышение, занимаемое ныне кладбищенской церковью во имя Смоленской иконы Божьей Матери, где ханские баскаки со своими отрядами, непривычными к комнатному воздуху, жили в шатрах. Близ этой местности есть также татарская улица» [37, с. 73; 36, с. 194].
В Тверском кремле, также в слоях последней четверти ХШ-первой половины XIV в., найдены немногие образцы декора обуви, который мог быть навеян кочевническим образом жизни части населения Поволжья в Ордынский период. Среди них:
1) декоративная обшивка швов сапог, сходная с археологическими находками в ордынских погребениях Нижнего Поволжья [26, рис. 66: 10];
2) один обрезок голенища взрослого сапога с расшивкой и набор из четырех деталей, принадлежавших двум низким детским сапожкам (или полусапожкам) с расшивкой по швам на голенище и головке (рис. 11:2, 5);
3) фрагмент задника с расшивкой металлической вальцованной нитью (рис. 11: 12). Эта расшивка идентична ранее найденной на Кировском раскопе в Новгороде, в слое начала XIV в. [20, с. 217];
4) пара деталей «домашней туфли» с «восточным» узором, полученным при выскабливании мереи (рис. 12).
Использование в расшивке древнерусской обуви восточных мотивов, в некоторой степени, подкрепляет употребление привозного декоративного материала - цветных шелковых нитей. Они были определены специалистами на мягких туфлях из Минска [52, с. 79].
Среди находок «восточного стиля» в Московском кремле есть головка сапога с поперечным тиснением головки, с оплеткой из растительных нитей по верхнему краю, которую можно относить к первой половине XVT в. Предмет был найден в сложенном виде и в публикации назван ножнами, перешитыми из головки сапога [63, с. 124, рис. 9]. Такая оплетка очень схожа с цветной нитяной обшивкой швов на сапогах восточного типа. Использование декоративной оплетки по швам на голенищах сапог с рубежа XV-XVI вв. отмечено в Пскове (рис. 13) [28, с. 222] и Ивангороде (рис. 14, 15). Ко второй половине XVI в. единственный сохранившийся образец такого рода в Стокгольме, куда попал как дар татарского посольства в 1582 г. (рис. 16) [70, с. 94, fig. 103]. Хотя для этого времени такой вид отделки сапог мог быть заимствован и москвскими мастерами.
Начиная с XVT в. образцы обуви «восточного стиля» начинают встречаться не только на территории России, но и в других европейских странах. Кроме названной пары в стокгольмском музее имеются элитные сапоги XVTT в. в венгерских музеях, имеющие расшивку цветными нитями боковых и нижних швов голенищ в сочетании с полной расшивкой голенищ золотной нитью [66, с. 49 and oth.]. Известны и более поздние образцы восточной обуви, получившие распространение в городах Европейской России в XVTTT-XTX вв. К ним относятся сапоги из шагрени на тонком изогнутом каблуке, хранящиеся в музеях Новгорода и Москвы [39, с. 134-136]. В изобразительном материале этого времени низкие башмаки без задника, но на высоком и тонком каблуке показаны на портрете иранского принца Аббаса Мирзы, написанном около 1820 г. [64, Cat. № 138].
Выводы. Современное состояние изученности средневековых археологических материалов Восточной Европы позволяет выделять в русских средневековых городах кожаные изделия, отражающие «восточные» традиции, берущие начало в городах Среднего Поволжья.
Сегодня определенно можно отметить появление на территории древнего Казанского ханства специфических форм мягкой обуви во второй половине XV-первой половине XVI в., которые развиваются в дальнейшем как этнографическая черта культуры татар Среднего Поволжья, - это мягкие сапоги ичиги (ичетыги), башмаки, туфли и галоши. В ичигах, вероятно, использовали специальный тачной шов, выполняемый цветными нитями или металлической проволокой, выполнявшими также и декоративную функцию. Голенища и головки в местах их соединений могли фигурно выкраиваться. Головки башмаков имели линование и нашивку из кожи или ткани. Стельки в них могли украшаться растительным декором [6, с. 115, 119, 121]. Из этнографиче-
ских материалов известно, что в задник татарских ичиг вставляли куски шагреневой кожи [50, с. 134-135].
Но выделение в русских городах отдельных элементов конструкции и декора кожаных изделий восточного происхождения после монгольских завоеваний позволяет предполагать начало их объединения в позднейшую этнографическую культуру татар, по крайней мере, с рубежа ХШ-Х1У вв. Появление восточной кожевенной продукции в русских городах определенно подтверждает восстановление широких торговых связей городов Руси с городами Среднего Поволжья, последовавшее вскоре после разорения многих городов Руси в 1237-1240 гг.
Взаимодействие древнерусской и булгаро-татарской культур в Х1У-ХУ1 вв. сегодня можно рассматривать и в материальной, и в языковой сферах. Здесь надо обратить внимание на общую периодизацию в развитии русско-тюркских языковых связей, разработанную Н.А. Баскаковым в 1960-1970-е гг. Он выделял пять периодов, соответствующих основным историческим этапам сложения русского государства и взаимодействия его с соседними регионами [3, с. 6]. Из них второй период охватывает эпоху Киевской Руси, третий - эпоху монгольского нашествия и складывания централизованного государства, а четвертый - эпоху колонизации и присоединения Казанского, Астраханского, Крымского, Сибирского ханств, а также народов Средней Азии и Кавказа.
Большое число названий обуви и терминов кожевенного производства появляется в русском языке с Х1У-ХУ вв. Это термины из восточного кожевенного производства, связанные с: 1) выделкой кожи - лабаз, тузлук, шакша, шадрнк\ 2) отделкой и сортами кожи - булгара, мусат, сафьян, бахтарма, башка [42, с. 234, табл. XIV], а также ряд наименований одежды и других предметов - сарай, кирпич, башмак, чулок, калита, карман [19, с. 9-25]. Такая четкая и пространная терминологическая лексика указывает на значительные изменения в технологии выделки кожи и расширение сортамента кож.
О заимствовании русскими обуви у татар в ХУ1-ХУП вв. писал Н.И. Костомаров: «Сапоги, чеботы, башмаки, ичетыги были всегда цветные, чаще всего красные и желтые - иногда зеленые, голубые, лазоревые, белые, телесного цвета» [21, с. 63].
О широте восточного влияния на русский быт в Х1У-ХУ1 вв. говорит и отмеченный факт восточных заимствований предметов для содержания, обучения и использования ловчих птиц [55,с. 68 и сл.].
Рассмотрение культурных и производственных связей Руси и Среднего Поволжья отражается и на понимании стадиальности в развитии древнерусского кожевенного ремесла. Начало распространения в русском языке специальной лексики, связанной с кожевенным ремеслом, можно относить ко времени не ранее XV в., но широкое отражение в письменных памятниках такая лексика получает уже в XVI в. Значительное влияние на складывание профессиональной кожевенной терминологии и отражение в лексике специфических наименований кожевенной продукции связано с усвоением определенных культурных блоков восточного происхождения в ХГУ-ХУ вв., в период монгольского политического влияния на Руси, и позднее, в ХУ1-ХУП вв., при освоении русскими территорий Сибири и Севера.
Со временем отдельные восточные термины изменяли свое первоначальное значение в русскоязычной среде. Например, слово тузлук сохранилось в значении, отличном от первоначального. Слово пришло в русский язык из татарского, где означало особым образом выделанную кожу. В тюркских языках так называли «кожаный мех, бурдюк для воды» и «рассол (для соления рыбы и особенно икры)» [53, IV: 116]. В языке русских старожилов Бурятии слово сохранилось только в значении «концентрированного раствора поваренной соли», применявшегося для консервации шкур мокросолением [44, с. 66].
Видимо, не позднее XV в. в русский язык входит слово юфть, первоначально означавшее, скорее всего, систему счета кож парами [62, II: 462-463]. Последние исследования показывают, что название относится к сортам русских кож таннидного дубления, выделываемых в ХУ1-ХУП вв. и позднее из шкур крупного и мелкого рогатого скота. В московском государстве для таких кож были ходовые названия краснодубная кожа и краснодубный товар. Появление названия юфть связано с развитием экспорта краснодубной кожи в ХУ1-ХУП вв. в страны Западной Европы. Персидское по происхождению слово джофт, означавшее «пара вещей», отражало технологический прием дубления кож парами и происходящий от этого метод счета. Трансформация звучания термина в юфтъ произошла уже в русском языке, и в значении «пара» оно широко бытовало в хозяйственной и деловой речи ХУ1-ХУП вв. Из русского слово попало в украинский, болгарский, чешский, польский, немецкий, английский, французский и другие языки, но в другом значении - как своеобразная «русская кожа» или «особо прочная кожа специальной выделки». В этом же значении слово затем стало употребляться и в России [28, с. 130-131].
В связи с восточным влиянием на древнерусское кожевенное дело сохраняется и необходимость конкретизировать не совсем ясный вывод советских историков об «упадке ремесла» после монголо-татарских походов на Русь (1237-1240 гг.) и политического подчинения русских княжеств государству Тимуридов. Работы отечественных специалистов последнего времени содержат призывы к пересмотру прежних оценок. В этом вопросе изменение научных взглядов происходило постепенно, под влиянием расширяющихся археологических свидетельств того, что культурные слои и комплексы середины-второй половины XIII в. отчетливо показывают дальнейшее развитие материальной культуры, в частности, технологий - в ремеслах, а в сфере торговли - сложение широких контактов Руси со всем евразийским миром. Обзор данной проблематики в отечественных исторических работах показывает аргументированные мнения о положительных последствиях монгольских завоеваний, сказавшиеся, в частности, в расширении связей между Европой и Азией, о чем писали некоторые востоковеды [5, с. 129148]. Прямую доказательную базу дают археологические материалы. Например, они позволили Г.А. Федорову-Давыдову сделать принципиально важный вывод, что общественные системы, сложившиеся к XIII в. на Руси, в Волжской Булгарии, Крыму и других оседлых регионах, «испытав страшное потрясение в момент нашествия и потеряв огромную массу производительных сил, все же выстояли, выжили, сохранились в основных своих чертах... власть монголов свелась к сбору дани...оказалась опосредованной местной феодальной верхушкой» [56, с. 26, 27].
Отсутствие разрывов в технологических традициях ремесла на Руси в XIII в. дает последовательное и постоянное накопление аналитических материалов в древнерусской археологии, особенно в изучении средневекового кузнечного ремесла, в частности, исследований по металлографии. Специалисты считают, что «в железообрабаты-вающем производстве не произошло разрыва традиций, который можно было бы предполагать в результате татаро-монгольского нашествия» [9, с. 219].
Изменение мнений по данному вопросу наглядно показала конференция, посвященная обсуждению тенденций развития древнерусского общества и государства в ХТТТ в. и проведенная в Москве 14-16 ноября 2000 г., материалы которой легли в основу сборника статей [60; 35]. Так, А.В.Чернецов подвергает сомнению тезис Б.А. Рыбакова о том, что монголо-татары разрушили более 2/3 древнерусских городов, из которых 1/3 не была затем восстановлена. Он пишет: «. устанавливаемая археологически дата гибели большинства рассмотренных городищ слишком широка для того, чтобы с полным основанием связывать каждое такое событие с монголо-татарским нашествием». По его представлению, даже Киев и Рязань не были
полностью уничтожены и вскоре после событий 1237 и 1240 гг. восстановлены, ибо в глазах ордынцев они представляли собой важные торговые и военно-политические пункты [61, с. 13].
Вывод A.B. Чернецова подтверждает Г.Ю. Ивакин, отмечая, что до недавнего времени киевские археологи считали братские могилы погибших, разрушенные каменные сооружения, клады, следы пожаров исключительно связанными с 1240 г. Они также полагали, что после разгрома Киева в 1240 г. в нем прекратилось производство стекла, шиферных пряслиц, ювелирных изделий и т. д. При этом исследователи не учитывали многочисленные разгромы и осады города первой половины ХТТТ в., произведенные русскими князьями, а также возможные пожары и стихийные бедствия этого времени. «Все свое незнание археологи перекладывали на нашествие Батыя... Каменные соборы Киева (если не считать Десятинной церкви) не были разрушены монголами в 1240 г. Археология таких случаев не фиксирует... Считаю, что продолжалось развитие материальной культуры ХТ-ХТТ вв., обусловленное прежде всего внутренними факторами, которые были осложнены внешними ударами. Последнее касалось лишь отдельных аспектов и сторон культурной ситуации, а не ее глубинной основы. Разрыва традиций не было» [15, с. 48-49].
Подобный ход развития древнерусской культуры Т.Д. Панова видит для Москвы и для других территорий Руси, где ХТТТ столетие отнюдь не было катастрофическим. Наоборот, «в истории города это был период не застоя, а бурного развития и роста», который в новых, благоприятных для Москвы условиях вскоре положил начало стремительному политическому взлету [41, с. 79]. С этим утверждением согласился Л.А. Беляев [4, с. 14-17].
Более того, некоторые историки подчеркивают, что в течение более двух столетий «татарского ига» на Руси не была разрушена ни одна православная церковь, а наоборот, их количество увеличилось ровно в два раза. Также в два раза увеличилось количество населения, более того, была заложена прочная основа для формирования единого Русского государства [57, с. 205].
Применительно к кожевенному делу практическая оценка влияния монголо-татарского нашествия наталкивается на определенные трудности, в которых можно выделить два узловых момента. Это 1) разная степень изученности ремесла по археологическим данным для отдельных городов и регионов, а также 2) разнородность методических приемов и действий, используемых при работе с археологическими коллекциями, значительно усложняющие сопоставление материалов. Для многих городов отсутствуют сопоставимые хронологические колонки изменения изделий из кожи по столетиям.
Комплексный анализ источников по кожевенному делу средневековой Руси позволяет утверждать, что монголо-татарское завоевание оказало позитивное влияние на технологическую сторону кожевенного производства, на формирование новых конструкций обуви и других кожаных изделий, а также на развитие декора кожаных изделий на Руси [25, с. 197 и сл.; 32].
Список литературы
1. Андрианова Л.С., Федоров A.C. Кожаная обувь из раскопок на Кремлевской площади в Вологде// Археология Севера. Вып. 4. Череповец. 2012. С. 82-91.
2. Археалопя Беларусь Т. 3. Сярэдневяковы перыяд (IX-XIII стст.). 2000. Т. 4. Помшю XIV-XVIII стст. 2001. Мшск: Беларуская навука.
3. Баскаков H.A. Предисловие // Тюркизмы в восточнославянских языках. М.: Наука. 1974. С. 5-8.
4. Беляев ДА. ХТТТ век в московском зеркале: начало или продолжение?// Русь в XIII веке: континуитет или разрыв традиций? Научная конференция: Москва, 14 -16 ноября 2000 г. Тезисы докладов. М.: ИАРАН. 2000. С. 14-17.
5. Борисов Н.С. Отечественная историография о влиянии татаро-монгольского нашествия на русскую культуру// Проблемы истории СССР. V. М.: Изд. МГУ. 1976. С. 129-148.
6. Валиев P.P. Кожевенное дело ханской Казани (по материалам раскопок 1994 - 2005 гг.) // Российская археология. 2009. № 1. С. 112-124.
7. Валиев P.P. Кожевенно-сапожное производство ханской Казани. АКД. Казань. 2010.
8. Варфоломеева Т.С. Средневековые кожаные футляры для торгового инвентаря// ННЗИА. 1997. Вып. 11. С. 105-114.
9. Вознесенская Г.А. Археометаллография в изучении кузнечного производства Южной Руси// MicTa Давныл Pyci. Зб1рка наукових працъ пам ят\ А.В.Кузи. Кшв: Стародавнш cbît. 2014. С. 217-224.
10. Ганина Ю.В. Обувь жителей древней Вологды // Вологда. Краеведческий альманах. Гл. ред. М.А.Бензин. Вып. 3. Вологда: Русь. 2000. С. 78-92.
11. Горелик М.В. Золотоордынские предметы и их местные подражания в материалах древнерусских городов//КСИА. 2008. Вып. 222. С. 11-125.
12. Горелик М.В. Татаро-монгольский зверино-растительный стиль ХТТ - XIV вв.// Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа. Вып. 13. Армавир-Краснодар. 2012. С.138-166.
13. Горяев Н.В. Опыт сравнительного этимологического словаря литературного русского языка. Тифлис: тип. Главнокомандующего. 1892.
14. Древний Новгород: прикладное искусство и археология. Альбом. Сост. Б. Колчин, В. Янин, С. Ямщиков. 1985. М.: Искусство.
15. Ивакин Г.Ю. Киев и монгольское нашествие// Русь в ХТТТ веке: континуитет или разрыв традиций. М. 2000. С. 47-49.
16. Калан Э. Улус Джучи (Золотая Орда) и страны Востока: торгово-экономические взаимодействия во второй половине ХТТТ - XIV вв. Казань: Изд. «Яз»; Институт истории АН РТ. 2012.
17. Карский Е.Ф. Славянская кирилловская палеография. Л.: Изд. АН СССР.
1928
18. Козлова A.B. Украшения ремня, сбруи и сумок восточного происхождения из раскопок в Великом Новгороде// ННЗИА. Вып. 18. Новгород Великий. 2004. С.188-207.
19. Козырев И.С. К вопросу об изучении тюркизмов в русском языке// Тюркизмы в восточнославянских языках. М.: Наука. 1974. С. 9-25.
20. Колчин Б.А., Е.А.Рыбина Раскоп на улице Кирова// Новгородский сборник. 50 лет раскопок Новгорода. М.: Наука. 1982. С. 178-238.
21. Костомаров Н.И. Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях. СПб. 1860.
22. Краснов Ю.А., Каховский В.Ф. Средневековые Чебоксары. Материалы Чебоксарской экспедиции 1969- 1973 гг. М.: Наука. 1978.
23. Курбатов A.B. Коллекция кожаных предметов из Ивангорода (по раскопкам 1980 - 1986 гг.)//КСИА. 1991. Вып. 205. С. 71-77.
24. Курбатов A.B. Кожаные предметы из Чернигова// Археолопя. 1996. № 2. Кшв. С. 148-151.
25. Курбатов A.B. Культурные влияния Востока в кожевенном производстве средневековой Руси // Культуры евразийских степей второй половины Т тыс. н.э. (из истории костюма). Т. 2. Самара: СОИКМ. 2001. С. 197-210.
26. Курбатов A.B. Кожевенное производство Твери ХТТТ - XV вв. (по материалам раскопок Тверского кремля 1993 - 1997 гг.). СПб: Петербургское Востоковедение. 2004.
27. Курбатов A.B. Археология и палеоэтнография средневековой Твери (по материалам кожевенного ремесла)// Древняя Тверь. Материалы НК. Тверь. 2006. С. 42-72.
28. Курбатов A.B. Торговля кожевенными товарами в средневековой России или «феномен русской кожи»// Археология и история Литвы и Северо-запада России в раннем и позднем средневековье. СПб: Нестор-История. 2009. С. 122-133.
29. Курбатов A.B. О городе Болгар и сорте кожи «булгари»// Диалог культур и народов средневековой Европы. СПб: Дмитрий Буланин. 2010. С. 447-452.
30. Курбатов A.B. «Инородные» кожаные предметы в средневековой Руси: движение людей и вещей// Stratum plus, 2011. № 5. Кишинев-Одесса-Санкт-Петербург. 2011. С. 183-200.
31. Курбатов A.B. Булгаро-татарские кожаные изделия в русских городах// Ар-хЛаб. Известия археологической лаборатории Башкирского государственного университета. Вып.1. /Султанова А.Н. отв. ред./ Уфа: РИЦ БашГУ. 2015. С. 62-69.
32. Курбатов A.B. (В печати) Кожевенное ремесло лесной зоны Руси в ХТТТ-XIV вв. // Stratum plus. 2016. № 5.
33. Лавыш К.А. Художественные традиции восточной и византийской культуры в искусстве средневековых городов Беларуси (X - XIV вв.). Минск: Белорусская наука. 2008.
34. Мазанов A.A. Одежда татар XVT - XVTTT в. (по старым рисункам и гравюрам) // Новое в археологии и этнографии Татарии. Казань. 1982.
35. Макаров H.A., Чернецов A.B. (отв. ред.) Русь в ХТТТ в. Древности темного времени. М.: Наука. 2003.
36. Никоновская летопись, X, 1885 -ПСРЛ. Т. X. СПб: тип. МВД. 1885.
37. Овсянников H.H. Тверь в XVTT в. Исторический и археологический путеводитель по г. Твери. Тверь: Типография Губ. Правления. 1889.
38. Орлова М.А. О группе произведений древнерусского серебряного дела конца XTV - начала XV века (к проблеме генезиса стиля орнамента)// Древнерусское искусство. Исследования и атрибуции. СПб. 1997. С. 148-169.
39. Осипов Д О. Сапог зеленой шагрени//Родина. 2011. № 5. С. 134-136.
40. Осипов Д.О. Средневековая обувь и другие изделия из кожи (по материалам раскопок в Московском Кремле). М.: АКТЕОН. 2014.
41. Панова Т.Д. Москва и монгольское нашествие: характер культурного слоя Кремля ХТТТ в.// Русь в ХТТТ веке: континуитет или разрыв традиций. М. 2000. С. 78-79.
42. Поварнин Г.Г. Очерки мелкого кожевенного производства в России. Ч. 1. История и техника производства. СПб. 1912.
43. Рабинович М.Г. О древней Москве. Очерки материальной культуры и быта горожан в XT - XVT вв. М. 1964.
44. Рахимова Р.К. Из древнетюркского пласта кожевенной лексики татарского языка// Исследования по лексике и грамматике татарского языка. Отв. ред. Х.Р.Курбатов. Казань: ИЯЛИ. 1986. С. 57-70.
45. Саттарова Л.И. Казанская узорная кожа. М.: Культура и традиции. 2004.
46. Ситдиков А.Г. Казанский кремль: историко-археологическое исследование. Казань. 2006.
47. Словарь русского языка XI - XVII вв. М.: Наука. Вып. 7(1980), 16 (1990).
48. Словарь русского языка XVIII в. СПб. Вып. 9 (1997).
49. Словарь русских народных говоров. Л. СПб: Наука. Вып. 12(1977).
50. Татары Среднего Поволжья и Приуралья. М.: Наука. 1967.
51. Тихомиров М.Н. Россия в XVI столетии. М.: Изд-во АН СССР. 1962.
52. Фадзеева В.Я. Да пытання аб старажытнарусюм арнаментальным шыцщ X - ХТТТ стст.// nomhíki старажытна-беларусскай культуры. Новыя адкрыцщ. Míhck. 1984. С. 78-83.
53. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Издание 3-е. T.I-IV. СПб: Азбука, Терра. 1996.
54. Фатюнина O.A. 2011 Кожаная обувь Переяславля Рязанского конца XV -XVI века// Археология Подмосковья. Вып. 7. Материалы научного семинара. М. : ИА РАН. 217-221.
55. Федоров В.М. О восточном влиянии на охоту с ловчими птицами, проводимую в средневековой Руси, с точки зрения практики ее применения (По предметам археологических находок)// Лавровский сборник. Материалы XXXIV и XXXV среднеазиатско-кавказских чтений 2010 - 2011 гг. СПб: МАЭ. 2011. С. 68-75.
56. Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй Золотой Орды. М. : Изд-во Моск. ун-та. 1973
57. Хакимов P.C. Метаморфозы духа. К вопросу о тюрко-татарской цивилизации. Казань: Идел-Пресс. 2005.
58. Халиков А.Х. Археологические работы на предбулачной части посада Казани XV - XVI веков// Археологические открытия Урала и Поволжья. Сыктывкар. 1989. С. 116-118.
59. Хлебникова Т.А. Кожевенное дело // Город Болгар. Очерки ремесленной деятельности. М.: Наука. 1988. С. 244-253.
60. Чернецов A.B., Макаров H.A. (отв. ред.) Русь в ХТТТ веке: континуитет или разрыв традиций? ТДНК: Москва, 14-16 ноября 2000 г. М.: ИА РАН. 2000.
61. Чернецов A.B. К проблеме оценки исторического значения монголо-татарского нашествия как хронологического рубежа// Русь в XIII веке. Древности темного времени. М.: Наука. 2003. С. 12-17.
62. Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. Тт. 1-2. М.: Русский язык. 1994.
63. Шеляпина Н.С. Археологические наблюдения в Московском Кремле в 1963-1965 гг. // Древности Московского Кремля. МИА. 1971. № 167. МИАМ. T. IV. М.: Наука. С. 117-157.
64. Beyond the Palace Walls. Islamic Art from the State Hermitage Museum. Islamic Art in a World Context. Ed. By Mikhail B.Piotrovsky and Anton D.Pritula. 2006.
65. CelminS Andris Zemë apslëpta pilsete. Izstade par 1991.-1997. gada arheolo-giskajiem atradumiem Riga. (Город под землей. Выставка археологических находок из Риги). Riga. 1998.
66. Lichner M. Data on gyula benczur s collection of textiles// Ars Decorativa. 18. Budapest. 1999. 49-75.
67. Rickeviciüte К. Karmélavos senkapis (1998 - 2000 m. tyrinejimai)// Lietuvos ARCHEOlogija. 24. Vilnius. 2003. 161 -228.
68. Satkünaite Sandra XVI a. piniginé is Rukliij senkapio// Baltij archeologija, 1998 N. 1-2(11-12). 1998. 32-37.
69. Svetikas E. Tretininkij odiniai kapseliai: j 14 apkalij tipologija, chronologija ir simbolika// Lietuvos ARCHEOlogija. 24. 2003. 241 - 266.
70. Swann J. History of Footwear in Norway, Sweden and Finland. Stockholm: Kungl. Vitterhets Historie och Antikvitets Akademien. 2001.
Рис. 1. Тверской кремль, центральная часть, раскопки 1993-1997 гг. Детали кошельков и сумок
Детали разных «вместилищ» и других изделий
и неопределенного изделия
д ч
51. VКалига.»
1 —3 — вид спереди; 4 — разрез
Рис. 4. Калита из Москвы. Взято: Рабинович 1964, рис. 51
О 5 15см
Рис. 91. Находки кожевенной мастерской
Рис. 5. Кожаные предметы из Казанского кремля. Взято: Ситдиков 2006, рис. 91
Рис. б. Посад г. Казани. Голенище сапога с нитяной расшивкой. Взято: Халиков 1989, рис. на с. 117
Рис. 7. Крепость Ивангород. Головка сапога с нитяной расшивкой
Рис. 8. Кожаные изделия из кремля Переяславля-Рязанского. Взято: Фатюнина 2011, рис. 1
Рис. 9. Великий Новгород. Головка сапога с расшивкой. Взято: Древний Новгород, 1985, ил. на с. 146
ГОРМЗОМТ IV 15 _ 1« см
Рис. 10. Тверской кремль, южная граница, раскопки 1985 г. на ул. «Правды». Горизонт IV. Изделия и детали: 1 - поплавок?; 2 - 5 - фартуки; 6 - декоративная нашивка; 7 - негатив вырезного декора; 8 - негатив от раскроя; 9 - шайба; 10 - рукавица; 11, 12 - обрезки чехлов для ножей; 13 - обрезок детали?;
14 - усилительная накладка
Рис. 11. Тверской кремль, центральная часть, раскопки 1993-1997 гг. Детали сапог и полусапожек
Г
О
Рис. 13. Псков. Петровский-VIII раскоп, 2007 г. Детали голенищ сапог
Рис. 14. Крепость Ивангород. Деталь задника вторичного использования.
Вырезана из голенища
Рис. 15. Крепость Ивангород. Деталь голенища с декоративным наружным швом
Рас. 16. Татарский сапог из Национального музея Швеции. Взято: Swann 2001, fig. 103