CC BY
56
вали необходимые онтологические и логико-методологические условия разработки теории культурно-исторических типов, находятся как бы поверх таких различений - нужно в первую очередь оценить меру истинности, а стало быть, и познавательное значение введенных мыслителем пространственно-временных «координат» развертывания событий истории. Вряд ли проблема социальной эволюции может быть в полной мере сформулирована и решена без учета всего спектра научных представлений о социальном развитии с позиций органической оптики.
Метафизика истории Данилевского обосновывает диалектику как способ сохранения природного равновесия, или как некоторое универсальное оправдание единства сущности и сущего. Обосновывается не только «топос» сущности и сущего, но и взаимонаправленность, объединяющая эти две реальности в одно целое - противоположность. Можно сказать, что Данилевский в модели развития славянской цивилизации предвосхитил в принципе модель цивилизационного развития в том варианте, в котором принципиальным началом являются органические образования, имеющие отношение одновременно и к реальной истории, и к человеческой интеллигибельности. Более того, было показано, что оба этих компонента исторической эпистемологии взаимно определяют друг друга. И тут, наверное, имело бы смысл ясно и до конца осознать тот факт, что тема органики тем или иным способом оказывается связанной с чрезвычайно непростым феноменом почвенничества
- если почва предстает непросветленной и неодухотворенной, то может возникать национальная или этническая гордыня
Библиографический список
и соответствующая смесь политического материализма и идеализма. В этом смысле имеет все основания прислушаться к предупреждению о том, что «почва», на мощь и святость которой уповал Н.Я. Данилевский, может таить в себе разрушительные силы и насилие в невиданных для классической истории масштабах [10, с. 197]. Сегодня нельзя, конечно, сказать, что органическая оптика в структурации исторической процес-суальности является доминирующей или хотя бы общепризнанной в социальной философии. Более того, Раймон Арон, к примеру, исследуя историческое становление и его историческое понимание, прямо говорит о том, что понятие истории не связано по существу с гипотезой целостного порядка - решающее значение при структурации исторических процессов имеет осознание прошлого и желание определиться в соответствие с ним: «Жить исторически значит одновременно хранить, оживлять память о наших предках (или о других обществах) и судить о них» [11, с. 246]. Хранение памяти, имеет смысл подчеркнуть, также может быть понято как диалогическая форма органической целостности исторического смысла существования и аксиосферы. Таким образом, хотя идея органически ориентированной истории оказывается во многом «децентри-рована» в современной эпистемологии истории и само представление о центре во многом оказывается смещенным, тем не менее, тема органических образов истории остается в коллективной памяти и в памяти интеллектуальных сообществ как, несомненно, ценная ориентация структуры мысли и организации истории.
1. Пигров, К.С. Социальная философия. - СПб., 2005.
2. Лосев, А.Ф. Хаос и структура. - М., 1997.
3. Коллингвуд, Дж. Р Идея истории. - М., 1980.
4. Кант, И. Критика чистого разума. - М., 1964.
5. Кант, И. Какие действительные успехи сделала метафизика в Германии со времени Лейбница и Вольфа? // Кант И. Соч.: в 6 т. - М., 1966. - Т. 6.
6. Плеснер, Х. Ступени органического и человек: введение в философскую антропологию. - М., 2004.
7. Лыгина, М.А. Нравственные детерминанты социальной работы / М.А. Лыгина, В.В. Балахонский // Вестник Санкт-Петербургского
университета МВД России: научно-теоретический журнал. - 2010. - № 3 (47).
8. Белов, А. Культура глазами философов-органицистов. - Ростов-на-Дону, 2002.
9. Прасолов, М.А. Два консерватизма: П.Е. Астафьев и К.Н. Леонтьев // Консерватизм в России и мире. - Воронеж, 2004. - Ч. 2.
10. Султанов, К.В. Социальная философия Н.Я.Данилевского. - СПб., 2001.
11. Арон, Р Избранное: введение в философию истории. - М.; СПб., 2000.
Bibliography
1. Pigrov, K.S. Socialjnaya filosofiya. - SPb., 2005.
2. Losev, A.F. Khaos i struktura. - M., 1997.
3. Kollingvud, Dzh. R. Ideya istorii. - M., 1980.
4. Kant, I. Kritika chistogo razuma. - M., 1964.
5. Kant, I. Kakie deyjstviteljnihe uspekhi sdelala metafizika v Germanii so vremeni Leyjbnica i Voljfa? // Kant I. Soch.: v 6 t. - M., 1966. - T. 6.
6. Plesner, Kh. Stupeni organicheskogo i chelovek: vvedenie v filosofskuyu antropologiyu. - M., 2004.
7. Lihgina, M.A. Nravstvennihe determinantih socialjnoyj rabotih / M.A. Lihgina, V.V. Balakhonskiyj // Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta
MVD Rossii: nauchno-teoreticheskiyj zhurnal. - 2010. - № 3 (47).
8. Belov, A. Kuljtura glazami filosofov-organicistov. - Rostov-na-Donu, 2002.
9. Prasolov, M.A. Dva konservatizma: PE. Astafjev i K.N. Leontjev // Konservatizm v Rossii i mire. - Voronezh, 2004. - Ch. 2.
10. Sultanov, K.V. Socialjnaya filosofiya N.Ya.Danilevskogo. - sPb., 2001.
11. Aron, R. Izbrannoe: vvedenie v filosofiyu istorii. - M.; SPb., 2000.
Статья поступила в редакцию 21.06.12
УДК 316.422
Glazunov N.G. THE INFLUENCE OF INTERPRETATION PARADIGMS ON THE PROCESS OF SOCIETY MODERNIZATION. The article is devoted to the analysis of the role of interpretation in public life .The main constituents of the process of interpretation that are the factors guaranteeing social stability and at the same time encouraging the processes of society modernization are considered.
Key words: interpretation, traditions, social values, pluralism, modernization.
Н.Г. Гпазунов, канд. филос. наук, проректор по учебной работе Негосударственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Самарский институт - высшая школа приватизации и предпринимательства», г. Самара, E-mail: [email protected]
ВЛИЯНИЕ ИНТЕРПРЕТАЦИОННЫХ ПАРАДИГМ НА ПРОЦЕСС МОДЕРНИЗАЦИИ ОБЩЕСТВА
Статья посвящена анализу роли интерпретации в общественной жизни. Подробно рассмотрены основные составляющие интерпретационного процесса, которые являются факторами, обеспечивающими социальную стабильность и, одновременно, способствующими активизации процессов модернизации общества. Ключевые слова: интерпретация, традиции, социальные ценности, плюрализм, модернизация.
На протяжении двух последних столетий повышенный интерес к проблеме интерпретации проявляется представителями всех социально-гуманитарных наук. Этот интерес вполне объясним, ибо интерпретация является одной из важнейших познавательных процедур. Однако в данной статье интерпретация будет рассматриваться не в русле эпистемологии, а в социальном контексте.
Существование субъекта, равно как и существование общества, является процессом постоянной интерпретации окружающего мира. Интерпретируются политические, социальные и экономические процессы; события истории, культурные артефакты, идейные и ценностные установки. Этот процесс имеет определяющее значение как для деятельности субъекта, так и для способности общества к совместным, скоординированным действиям. Только принятие субъектом и обществом каких-либо идей и ценностей, интерпретация их как «своих» и ориентация на них в процессе деятельности преобразуют данные идеи и ценности в социально значимые факторы. Фактически можно говорить о некой интерпретационной парадигме, через которую, как сквозь призму, субъект воспринимает и оценивает любые процессы, происходящие в обществе.
Подобная интерпретационная парадигма в большей или меньшей степени связана с традициями, принятыми в обществе. Более того, можно обоснованно утверждать, что сама традиция является древнейшей интерпретационной парадигмой.
Западные исследователи феномена социальных традиций Дж. Голд и Д. Колб считают: «Традиция в узком смысле - термин нейтральный, употребляемый для обозначения трансляции, передачи, как правило, устной, благодаря чему оказываются возможными разные способы оценки и понимания того, что передается из поколения в поколение и что тем самым эти способы сохраняют» [1, р. 334].
В данном подходе основное внимание уделяется транслирующей функции традиций, выполняющей роль «эстафетной палочки» между поколениями. Кроме этого, особый акцент сделан на потенциал традиций оценивать события и задавать определенную парадигму их понимания. Таким образом, общество, посредством системы принятых и санкционированных традиций, предлагает субъекту определенный набор возможных оценок и интерпретаций социальных явлений и процессов, призванный сохранять существующие общественные институты и сложившуюся практику социальной коммуникации.
Социальную роль традиций пристально изучали советские и российские ученые. Известный социолог Ю.А. Левада обозначал традиции как «...механизм воспроизводства социальных институтов и норм.», ориентированный «.на повторение прошлого образца» [2, с. 253]. Если Ю.А. Левада отдавал первенство фактору воспроизводства институтов и норм, то В.Б. Власова при анализе феномена традиции акцентировала внимание на воспроизводстве «определенных содержательных формализмов действия и представления, фиксирующих накопленный социальный опыт и выступающих регулятивными принципами освоения новых условий и задач деятельности» [3, с. 36].
Позиции Ю.А. Левады и В.Б. Власовой достаточно полно характеризуют марксистский подход к анализу традиций. С одной стороны, традиции воспроизводят социальные институты, а с другой - выступают регулятивными принципами поведения, аккумулируя накопленный социальный опыт. Близкую к данному подходу оценку социальной роли традиций предлагает британский социолог и антрополог Б. Малиновский: «.общество,
- пишет Малиновский, - провозглашая свои традиции священными, тем самым достигает состояния стабильности, которое нельзя переоценить» [4, р. 39-40]. В данном случае традиции отводится роль фактора, обеспечивающего стабильность общества, то есть опять-таки рассматривается социальная роль традиций.
Проблема традиций, их социальной роли является одним из исходных пунктов процесса модернизации общества. На определенном этапе исторического развития социальная система, чьи институты и функциональные связи успешно воспроизводились принятыми в обществе традициями, вступает в период кризиса. Социальная система больше не может функционировать в прежнем качестве, ибо социальные структуры, институты и социальные процессы не соответствуют новым задачам, стоящим перед обществом, а имеющиеся проблемы не могут быть решены с использованием традиционных алгоритмов. Из фактора, обеспечивающего социальную стабильность, традиции превращаются в тормоз общественного развития. Общество, оказавшееся в подобной ситуации, все более настоятельно нуждается в модернизации, в приведении своих социальных институтов и практики решения социальных вопросов в соответствие с требованиями современности.
Одним из первых показателей потребности общества в модернизации становится появление новых интерпретационных подходов, а впоследствии - новых интерпретационных парадигм, которые рассматривают состояние общества непременно как кризисное. Например, при всех социально-экономических проблемах 20-60-х гг. XX в. состояние Советского Союза как кризисное, остро нуждающееся в радикальных изменениях практически никем не интерпретировалось. Социальная система обладала достаточным ресурсом прочности и живучести, чтобы надеяться на решение имевшихся проблем.
Ситуация принципиально меняется в 70-80-е гг., когда интерпретация социально-экономического и политического состояния Советского Союза как кризисного постепенно становится доминирующей парадигмой восприятия, а с приходом к власти М.С. Горбачёва - и вовсе единственной.
Одним из первых свидетельств разворачивающихся модер-низационных процессах является отрицательная интерпретация имеющихся традиций. Именно традиции являются первой мишенью модернизации, ибо они - один из мощнейших факторов, воспроизводящих элементы, связи, отношения, свойственные предыдущему этапу развития социальной системы. Социальные, экономические и политические традиции являются основным препятствием на пути в современность, которой пытается достичь любая модернизация. Поэтому модернизация - это всегда в большей или меньшей мере - антитрадиционализм. Модернизация всегда нарушает стабильность существующей социальной системы, которая в значительной степени обеспечивалась традициями. Конечно, модернизированная социальная система непременно будет иметь свои традиции, но они будут существенно иными, соответствующими новому качеству системы.
Говоря о том, что процесс интерпретации затрагивает все аспекты жизни общества, необходимо особенно остановиться на социальных ценностях. Пожалуй, именно социальным ценностям принадлежит важнейшая роль в структуре традиций, принятых обществом. Во многом, именно от того как воспринимает субъект какие-либо элементы социальной реальности (институты, процессы, идеи, цели и т.п.) как ценности зависит интенсивность и глубина влияния этих элементов на направление и динамику развития всего общества. Российский исследователь социальных ценностей В.В. Козловский считает, что «социальная ценность. обозначает любой предмет и взаимодействие по его поводу, лимитирующее и легитимирующее поведение субъекта (индивида, группы, сообщества). Эти значимые предметы и отношения . не только детерминируют и конституируют действия человека, но и узаконивают, санкционируют его интересы, притязания и поступки» [5, с. 20]. Автор справедливо указывает на конституирующий характер социальных ценностей как для деятельности субъекта, так и для ориентации в социальном пространстве. Однако чтобы социальная ценность стала таковой, она сначала должна приобрести статус ценности, а это достигается лишь в процессе социальной коммуникации. Предмет или взаимодействие должны быть «нагружены» ценностным смыслом. Значительная часть общества должна интерпретировать данный предмет или взаимодействие как ценностнозначимые, чтобы они стали факторами социально значимыми и общество или, как минимум, некоторые социальные группы должны ориентировались на них в процессе своей жизни и деятельности.
М. Шелер, один из крупнейших специалистов в области аксиологии, считал, что ценности образуют определенную иерархию, «. ранговый порядок ценностей абсолютно постоянен, -считал Шелер, - в то время как правила предпочтения в истории принципиально изменчивы» [6, с. 182].
«Правила предпочтения», о которых говорит Шелер, это ничто иное как возможные варианты интерпретации существующих ценностей и выбора той или иной интерпретационной парадигмы. Именно предпочтение той или иной интерпретационной парадигмы приводит к тому, что из достаточно стабильного набора ценностей актуализируются или, наоборот, утрачивают актуальность те или иные ценности. Эти предпочтения могут иметь различную детерминацию (религиозную, политическую, экономическую, этическую и т.д.), но именно они, в конечном итоге, влияют на то, какие ценности станут социально значимыми факторами. В данном вопросе одним из самых сложных аспектов является процесс выбора ценностей. Как правило, этот процесс растянут по времени, ибо выбор социально-значимых ценностей в эпоху общественных преобразований является сколь трудным и длительным, столь и неизбежным. Модернизирующееся общество не может довольствоваться имеющимся набором ценностей, так как они не соответствуют новым социальным
потребностям, а новые ценности не смогут получить статус социально значимых без практической апробации, а это процесс, требующий немалого времени.
В модернизированном обществе лишь ценности, интерпретированные массовым сознанием как соответствующие новым потребностям социума и прошедшие апробацию на практическую применимость, приобретают статус социально значимых ценностей. Исследователи российского менталитета 90-х гг. XX в., когда российское общество проходило, пожалуй, самую острую фазу адаптации к новым постсоветским условиям жизни, отмечали: «В настоящее время население России продолжает уточнять состав и структуру взаимосвязей ведущих ценностей, опираясь на которые оно надеется достичь если не благополучия, то индивидуального выживания и модернизации общества» [7, с. 71]. Аспект корреляции системы ценностей с существующими социальными условиями в данном случае очевиден.
Научный коллектив под руководством известного социолога Н.И. Лапина, исследуя с периода перестройки динамику ценностей населения России, констатировал: «Есть основания заключить: ныне ценностное сознание россиян находится отнюдь не в начале, а примерно в середине движения к модернистской системе ценностей или уже во второй половине этого пути. Такова главная тенденция-аттрактор, втягивающая российское общество в социокультурную реформацию» [8, с. 72].
В приведенном мнении российских социологов, на наш взгляд, особенно важна логика взаимодействия процессов. Исходя из вышеуказанных оценок, можно констатировать, что массовое сознание в России в процессе определения своей системы ценностей все более отчетливо «дрейфует» в сторону модернистской системы ценностей. Именно эта тенденция является тем аттрактором, который направляет социокультурную реформацию. Примечательно, что речь в данном случае идет не только о факторах культурных, но и о социальных составляющих данного процесса. То есть, своеобразным истоком социальных преобразований является ценностная динамика, которая выступает определяющим фактором, задающим новое направление развития всего российского общества. Более того, общество переживает не какие-то «технические» усовершенствования, а процесс, в результате которого появляется новая конфигурация социальных структур и новый тип (типы) социальных отношений, а также новая система идейно-ценностных ориентиров.
За годы, прошедшие с публикации данного исследования, мы можем уже однозначно констатировать, что эти изменения произошли. Так, утихли споры относительно частной собственности - ныне она является не только практически общепризнанной ценностью, но и решающим экономическим фактором. Сложился банковский сектор, принципиально отличающийся от советского. На фоне резкой девальвации престижа рабочих специальностей произошла настоящая «революция менеджеров», которую на полстолетия раньше пережил западный мир и т.д.
Все это позволяет нам констатировать следующее. Важнейшую роль в процессе модернизации общества играет та интерпретационная парадигма, посредством которой массовое сознание воспринимает социальные ценности. Именно от восприятия социальных ценностей в значительной мере зависит направление общественного развития. Как правило, ценности, не соответствующие потребностям общества, не соответствующие требованиям современности и его переходу в новое качество получают отрицательную интерпретацию. Например, в период перестройки резкоотрицательную интерпретацию получили такие фундаментальные советские ценности как плановая экономика, однопартийная система, коллективизм, идеология марксизма-ленинизма, а положительной интерпретации подверглись ценности еще недавно фактически табуированные: рыночная экономика, частная собственность, индивидуальное предпринимательство, плюрализм мнений, многопартийность и т.п. Таким образом, отрицательная интерпретация советских ценностей и положительная интерпретация либеральных ценностей явились необходимым предисловием тех глобальных социально-экономических и политических преобразований, которые Россия пережила в постсоветский период.
Практика всех модернизаций, которые известны истории, свидетельствует о том, что это предельно стрессовый период в жизни общества. Трудности в протекании модернизационных процессов, помимо собственно социально-экономических и политических факторов, усугубляются еще факторами ментальными. В поведении людей еще продолжительное время будет сказываться инерционный эффект. Субъект будет обращаться к стереотипам поведения, которые в прошлом демонстрирова-
ли высокую социальную эффективность, но которые утратили ее в новых социальных условиях.
В эпоху глубоких социальных изменений трудности развертывания модернизационных процессов во многом связаны с этим пролонгированным эффектом, ибо на принципиально новые социальные условия и процессы значительная часть населения смотрит сквозь призму былых понятий, оценок, интерпретационных подходов, которые абсолютно неприменимы к изменившейся социальной, экономической и политической реальности. Так, в начале 90-х гг. ХХ века в нашем дезорганизованном обществе активно муссировался вопрос о характере нового социально-экономического строя: безвозвратно ли мы отказались от советского строя и социализма? Строим ли мы теперь капитализм? Как относится к советскому наследию? Как понимать процессы, происходящие в обществе и т.п.? Как видим, новую постсоветскую социальную реальность пытались постичь посредством понятий советского социально-экономического и политического лексикона. Это не могло не вносить известной дезорганизации в массовое сознание, которое утратило привычные идейно-ценностные ориентиры, но не обрело новых ориентиров.
Пролонгированный эффект влияния на массовое сознание идейно-ценностной системы и интерпретационной парадигмы, свойственных предыдущему этапу исторического развития социальной системы, во многом неизбежен. Новая ценностная система, равно как и интерпретационная парадигма, присущие новому модернизированному обществу, не конституируются в одночасье. Вместе с тем, их влияние на массовое сознание и социальные процессы будет неуклонно возрастать по мере стабилизации социальной системы в новом качестве и возрастания ее возможностей по выполнению социальных функций.
Говоря об интерпретации как необходимой для процесса модернизации интеллектуальной процедуре, следует отметить, что интерпретация немыслима без идейного плюрализма как общепризнанной методологически значимой установки. Современный немецкий философ Г. Рормозер, характеризуя современный идейные течения, отмечал их единодушное стремление к высвобождению плюрализма [9, с. 81].
Указанная установка на плюрализм как необходимый элемент модернизации принципиально важна. Что представляет собою общество, стоящее на пороге модернизации? Это, в первую очередь, определенная целостность; целостность, возведенная в абсолют, которая, позволяет, при необходимости, добиться практически моментальной мобилизации общества, его мотивации, целеполагания и т.д. Но именно эти факторы, столь эффективные в период катастрофических событий (например, Великая Отечественная война), становятся едва ли не главным препятствием на пути модернизации, которая, в свою очередь, также вызвана объективными потребностями социальной системы, не способной далее существовать в прежнем качестве. Модернизация не может быть процессом моновекторным. Представление о многовекторности социального развития, немыслимое без плюрализма теорий и мнений относительно путей развития этого общества, - вот что непременно несет с собой модернизация.
Плюрализм предполагает диалог всех заинтересованных сторон, «постоянное разрешение внутренних противоречий в сознании субъекта в поисках конструктивных решений.» [10, с. 14]. Интерпретация функционирует в социальном пространстве посредством диалога при наличии плюрализма.
Диалог предполагает отсутствие монополии на истину, кому бы она не принадлежала (религии, идеологии, правящей партии). Диалог предполагает «многоголосье», наличие фактически равнодоказательных теорий и мнений. В социальном пространстве плюрализм обеспечивается наличием широкой палитры взглядов на направления и перспективы развития общества. Различные социальные группы неизбежно будут интерпретировать концепции социального развития, исходя из своего видения целей общественного развития и способов их достижения.
Говоря о социальной роли интерпретации, нельзя не отметить методологически важное замечание выдающегося экономиста В.В. Леонтьева. «Плюралистический характер какого-либо подхода, - писал он, - заключается не в одновременном применении существенно различных типов анализа, а в готовности переходить от одного типа интерпретации к другому. Объяснение такому методологическому эклектизму лежит (и это принципиальный момент наших рассуждений) в ограниченности любого типа объяснений или причинно-следственных связей.» [11, с. 29].
Однако, прежде чем плюрализм станет значимым фактором социальной жизни, должна произойти секуляризация массового сознания, ибо монизм в мышлении неизбежно указывает на наличие религиозных факторов, влияющих на сознание.
До начала эпохи Нового времени проблема интерпретации во многом была связана с выявлением квалифицирующих признаков, позволяющих отнести мысль (теорию) либо к официальному учению (и, следовательно, одобряемому), либо к неортодоксальному учению, что, как правило, означало отнесение к ереси (и, следовательно, подлежало однозначному осуждению). Современное массовое сознание, если мы говорим о европейском культурном ареале, является, в основном, сознанием секуляризированным. Вследствие этого проблема многократно усложняется. Появляется множество истин и сознание субъекта и общества в целом должно быть готово к подобной ситуации, должно с нею свыкнуться. «Наряду с истиной и истинами появляется множество правд как вненаучных представлений об истинном и должном. Мир, в котором истина одна, а заблуждений много, прекратил свое существование» [12, с. 14]. В данном случае мы наблюдаем закат религиозного стиля мышления, для которого жизненно необходимо наличие Абсолюта. Однако проблему влияния религиозных факторов на специфику интерпретации социальных процессов нельзя преуменьшать.
Ярким примером здесь могут служить русские революции ХХ века. Характеризуя их, Н.А. Бердяев писал: «Русская революция - феномен религиозного порядка, она решает вопрос о Боге» [13, с. 261].
Остановимся на этом вопросе более подробно. Революция для традиционного общества, а нет никаких сомнений, что русское общество в начале ХХ в. было именно таковым, это не только изменение социальных структур и функциональных связей между ними, но, в значительной степени, вызов: от кого зависит этот мир? Кто им управляет? Многовековые традиции, освященные религией, или сам человек, его «Я»? В конечном итоге, это, действительно, вопрос о Боге, только вопрос трансцендентного характера, если воспользоваться кантовской терминологией, пытались разрешить «земными» методами. В данном случае опыт России не уникален. Идеологи и политические лидеры европейской Реформации XVI века шли тем же путем, стремясь решить религиозные проблемы переворотом в мирских делах.
Именно «обмирщение» религиозных смыслов чрезвычайно актуально для обществ, переживающих социальную модернизацию. Общество должно стремиться преодолеть религиозные основы массового сознания, в противном случае оно будет неспособно к плюралистичному мышлению, что, как уже отмечалось, является методологическим основанием процесса интерпретации, без чего невозможна социальная модернизация. Принципиальная установка на плюрализм не позволяет тотально воспринимать ни одну идею и объявлять ее конечной истиной. Тот факт, что тотальное отношение к различным идеям и теориям, в глубине своей имеющим религиозные корни, до сих пор остается значимым социальным фактором, свидетельствуют события, происходившие в нашей стране в последние годы существования СССР и в первые годы постсоветской России.
На фоне очевидного кризиса советской идеологии и советских социально-экономических и политических институтов наблюдалось всеобщее увлечение идеями либерализма, преимуществ рыночной экономики, многопартийности и т.д. Надежды, возлагавшиеся на либеральные реформы, многократно превосходили надежды, которые общество обоснованно питает при проведении назревших реформ. В этих надеждах было много от ожидания чуда, ожидания что реализация «истинной» теории либерализма, взамен оказавшейся «неистинной» теории социализма, обеспечит быстрый переход российского общества в новое качество, сопоставимое с наиболее развитыми странами мира. Это свидетельствует о наличии в отечественном массовом сознании еще значительных резервов, фактически, мессианского восприятия мира.
Процесс интерпретации социально значимых фактов -это, в первую очередь, процесс, относящийся к сфере массового сознания, ибо «. индивиды всегда тем или иным образом (непосредственно или опосредованно) взаимодействуют друг с другом в пространстве и времени, совместно вырабатывая общие представления, чувства, мнения, фантазии и т.д.» [14, с. 350.
Модернизация несет с собой определенную идейно-ценностную динамику, в процессе которой складываются ориентиры и установки, разделяемые большинством населения страны. Именно сквозь них - представления, чувства, мнения, фантазии - общество и воспринимает социальные процессы, как сквозь
Библиографический список
некую интерпретационно-ментальную призму. И в процессе модернизации воздействие на сознание населения, на имеющуюся идейно-ценностную систему осуществляется, как правило, в первую очередь через воздействие на представления, чувства, мнения. Именно посредством этих категорий массового сознания какие-то социальные идеи, ценности активизируются, какие-то - дискредитируются, т.е. осуществляется активное влияние на существующие социально-психологические установки населения.
Обратимся к истории советской модернизации. «Первоначально эта идеология (идеология большевизма - Н.Г.), - пишет Е.Б. Рашковский, - продемонстрировала огромную, беспрецедентно огромную мобилизующую эффективность» [15, с. 117]. Колоссальный мобилизационный эффект, продемонстрированный советской идеологией, свидетельствует о том, что массы видели в большевистском взгляде на мир такой комплекс целей, ценностей, идей, смыслов, которых больше не находили в православно-монархической идеологии или в идеологиях - конкурентах большевизма. Мощь воздействия на массовое сознание идеологии большевизма говорит о том, что потенциал интерпретации социально-экономических и политических процессов в понятиях данной идеологии был очень значителен и фактически не имел на протяжении практически всего ХХ в. равновеликих идейных конкурентов.
В чем была сила интерпретационных возможностей большевистской идеологии и в чем причина ее краха? Вопрос этот -многофакторный, и мы не можем безоговорочно выбрать какой-то один фактор, однако, на одном аспекте данной проблемы нам представляется перспективным остановиться особо.
Для мировоззрения дореволюционной русской интеллигенции - главной интеллектуальной силы страны - характерно отрицание настоящего как не имеющего самостоятельного ценности. Отрицание настоящего, как правило, предполагает некие суперценности либо в прошлом, либо в будущем. Но этот подход свойственен обществам традиционным, с мощным влияние религии. Идет ли речь о христианском «Граде Божьем» или о светлом будущем коммунизма очевидно одно: «настоящее» ценности не имеет, оно лишь этап на пути к конечной эсхатологической цели. Поэтому, одной из основных задач любой модернизации является внедрение в массовое сознание такой интерпретационной парадигмы, в которой «настоящее» понималось бы как ценность, а понимание относительного пришло бы на смену установки на абсолютное, независимо от того, в чем его видят - в прошлом или в будущем.
С крахом коммунизма, отмечает Л.В. Поляков, произошел «наиболее радикальный сдвиг в структуре российского самосознания - это «прорыв» в настоящее, освобождение из плена ретро- и футуро-идеологий, для которых всякое «настоящее» есть лишь средство» [16, с. 392]. Интерпретация «настоящего» как ценности ориентирует общество на максимально рациональную деятельность, ибо ориентация на подвижные футурологические цели ослабляет столь необходимое для эффективной деятельности четкое целеполагание. «Признание самоценности настоящего есть свидетельство изменения самого типа коллективной идентичности.» [16, с. 392].
Проанализировав роль интерпретации в процессе социальной модернизации, можно сделать некоторые выводы. Интерпретация неизбежно сопровождает любой социальный опыт субъекта и общества, ибо общественные явления и процессы воспринимаются сквозь определенную интерпретационную парадигму, принятую в данном обществе. Эта парадигма содержит в себе санкционированные обществом варианты понимания и оценки социальных, экономических и политических институтов, идейно-ценностных установок, целей и мотивов деятельности. Воспроизводство социальных институтов и социального опыта достигается во многом благодаря традиции воспринимать мир посредством определенной интерпретационной парадигмы. Это обеспечивает стабильность социальных институтов и преемственность социального опыта, но, одновременно, может провоцировать отставание общества от требований современности. Успешность социальной модернизации во многом зависит от того, принята ли обществом новая интерпретационная парадигма, пересматривающая традиционные социальные ценности и внедряющая в массовое сознание новые идейно-ценностные установки, более соответствующие требованиям времени и новому качеству социальной системы.
1. Gold J., Colb D. The consequences studies in Sociology and History // Comparative studies in Sociology and History. - 2001. - Vol. 5. № 3.
2. Левада, Ю.А. Традиция // Философская энциклопедия. - М., 1970. - Т. 5.
3. Власова, В.Б. Традиция как социально-философская категория // Философские науки. - 1980. - № 4.
4. Malinowski B. Magic, Science and Religion and others essays. New York, 1954.
5. Козловский, В.В. Социальные ценности: анализ оснований российской модернизации: дис. ... д-ра филос. наук. - СПб., 1995.
6. Цит. по: Розенбергс, РЛ. От Риккерта к Шелеру / РЛ. Розенбергс, В.Г. Федотова // История методологии социального познания. Кон. XIX-XX век. - М., 2001.
7. Ментальность россиян (специфика сознания больших групп населения России). - М., 1997.
8. Динамика ценностей населения реформируемой России / отв. ред. Н.И. Лапин. - М., 1996.
9. Рормозер, Г. Ситуация христианства в эпоху «постмодерна» глазами христианского публициста // Вопросы философии. - 1991. - № 5.
10. Сайко, Э.В. О природе и пространстве «действия» диалога // Социокультурное пространство диалога / отв. ред. Э.В. Сайко. -М., 1999.
11. Леонтьев, В.В. К вопросу о плюралистической интерпретации истории и проблеме междисциплинарного сотрудничества // Экономические эссе. Теории, исследования, факты и политика: пер. с англ. - М., 1990.
12. Социальные знания и социальные изменения / отв. ред. В.Г. Федотова. - М., 2001.
13. Бердяев, Н.А. Духи русской революции // Вехи. Из глубины. - М., 1991.
14. Грушин, Б.А. Массовое сознание: Опыт определения и проблемы исследования. - М., 1987.
15. Рашковский, Е.Б. Опыт тоталитарной модернизации в России (1917-1991) в свете социологии развития // Мировая экономика и международные экономические отношения. - 1993. - № 7.
16. Поляков, Л. Большевизм и русская идентичность (коммунизм как фаза российской модернизации) // А.А. Кара-Мурза, Л.В. Поляков Русские о большевизме. Опыт аналитической антологии. - СПб., 1999.
Bibliography
1. Gold J., Colb D. The consequences studies in Sociology and History // Comparative studies in Sociology and History. - 2001. - Vol. 5. № 3.
2. Levada, Yu.A. Tradiciya // Filosofskaya ehnciklopediya. - M., 1970. - T. 5.
3. Vlasova, V.B. Tradiciya kak socialjno-filosofskaya kategoriya // Filosofskie nauki. - 1980. - № 4.
4. Malinowski B. Magic, Science and Religion and others essays. New York, 1954.
5. Kozlovskiyj, V.V. Socialjnihe cennosti: analiz osnovaniyj rossiyjskoyj modernizacii: dis. ... d-ra filos. nauk. - SPb., 1995.
6. Cit. po: Rozenbergs, R.L. Ot Rikkerta k Sheleru / R.L. Rozenbergs, V.G. Fedotova // Istoriya metodologii socialjnogo poznaniya. Kon. XIX-XX vek. - M., 2001.
7. Mentaljnostj rossiyan (specifika soznaniya boljshikh grupp naseleniya Rossii). - M., 1997.
8. Dinamika cennosteyj naseleniya reformiruemoyj Rossii / otv. red. N.I. Lapin. - M., 1996.
9. Rormozer, G. Situaciya khristianstva v ehpokhu «postmoderna» glazami khristianskogo publicista // Voprosih filosofii. - 1991. - № 5.
10. Sayjko, Eh.V. O prirode i prostranstve «deyjstviya» dialoga // Sociokuljturnoe prostranstvo dialoga / otv. red. Eh.V. Sayjko. - M., 1999.
11. Leontjev, V.V. K voprosu o plyuralisticheskoyj interpretacii istorii i probleme mezhdisciplinarnogo sotrudnichestva // Ehkonomicheskie ehsse. Teorii, issledovaniya, faktih i politika: per. s angl. - M., 1990.
12. Socialjnihe znaniya i socialjnihe izmeneniya / otv. red. V.G. Fedotova. - M., 2001.
13. Berdyaev, N.A. Dukhi russkoyj revolyucii // Vekhi. Iz glubinih. - M., 1991.
14. Grushin, B.A. Massovoe soznanie: Opiht opredeleniya i problemih issledovaniya. - M., 1987.
15. Rashkovskiyj, E.B. Opiht totalitarnoyj modernizacii v Rossii (1917-1991) v svete sociologii razvitiya // Mirovaya ehkonomika i mezhdunarodnihe ehkonomicheskie otnosheniya. - 1993. - № 7.
16. Polyakov, L. Boljshevizm i russkaya identichnostj (kommunizm kak faza rossiyjskoyj modernizacii) // A.A. Kara-Murza, L.V. Polyakov Russkie o boljshevizme. Opiht analiticheskoyj antologii. - SPb., 1999.
Статья отправлена в редакцию 05.06.12
УДК 316.422 Goryaev V.G. CONCEPT OF CULTURE OF GOVERNANCE. This article describes some approaches to the definition of management culture, the main elements of the structure of social control, the distinguishing characteristics of the institute of governance, also the author's interpretation of the concept of culture of governance is given.
Key words: culture, governance, policy, administration, imperious and administrative activity, social environment, management efficiency.
В.Г. Горяев, аспирант каф. философии Алтайского гос. технического университета им. И.И. Ползунова,
г. Барнаул, E-mail: [email protected]
ПОНЯТИЕ КУЛЬТУРЫ ГОСУДАРСТВЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ
В работе описаны некоторые подходы к определению культуры управления, выделены основные элементы структуры социального управления, отличительные особенности института государственного управления, дается авторское толкование понятия культуры государственного управления.
Ключевые слова: культура, государственное управление, политика, администрирование, властно-распорядительная деятельность, социальная среда, эффективность управления.
В современном обществоведческом дискурсе так и не сложилось единого подхода к определению понятия «культура». С одной стороны, это подчеркивает сложность и многогранность концепта культуры, с другой - затрудняет его понимание.
Человеческая жизнь на протяжении многих веков познавалась и осмысливалась в контексте культуры. Культура стала неким обобщающим термином по отношению к результатам человеческой деятельности. Одновременно с развитием общественных отношений, появлялись и новые формы культуры, которые становились отражением прогресса, превращались в новую реальность. Таким образом, понятие культуры являлось показателем качественного развития социальной среды.
Сегодня термин культура широко применяется для характеристики деятельности различных политических субъектов, среди которых центральное место занимает государство. Именно государство выполняет жизненно важные функции, направлен-
ные на поддержание отдельных общественных институтов посредством государственного управления. Как и любая другая сфера, государственное управление имеет свое культурологическое измерение.
Среди всего многообразия дефиниций культуры на наш взгляд наиболее ценным является определение Клиффорда Гирца, полагающего, что культура - это «исторически передаваемая и воплощенная в символах конфигурация смыслов, то есть система унаследованных представлений, выраженная в символических формах, посредством которых люди сообщают, сохраняют и развивают свои знания о жизни и свои установки по отношению к ней» [1, р. 89]. Эта интерпретация культуры лежит в основе нашего исследования.
Культурные факторы с трудом подвергаются систематизации, что еще в большей степени размывает наши представления о мире культуры. Но в то же время эти факторы дают ответы
на многие вопросы, которые при прочих обстоятельствах, скорее всего, остались бы без ответа. Это в полной мере касается наук, предметом изучения которых является управление.
Институт управления, как и прочие социальные институты, испытывает на себе серьезное влияние национальной культуры. Процесс исполнения управленческих функций приобретает характерные особенности, которые со временем превращаются в алгоритм, формируется рисунок культуры управления семьи, организации, государства.
Однако формулировки культуры управления (управленческой культуры) весьма разнообразны. К примеру, Г. Атаманчук считает, что управленческая культура «выражается и в знаниях, и в убеждениях, и в признании и поддержке определенных общественных установлений, и в поведении и действиях людей в процессах управления, независимо от конкретной функциональной роли в них» [2, с. 370-371]. То есть носителями управленческой культуры выступают как субъекты, так и объекты управления. Автор подчеркивает, что в условиях демократического политического режима, каждый человек вносит свой вклад в общее дело управления государством.
По мнению А. Белолипецкого, «управленческая культура -это состояние выработанных методов и способов деятельности, политических (управленческих) решений и планов, которые призваны защищать государство и его управленческие органы и структуры, а также правовые, нравственные отношения и действия субъектов управления (управленцев) между собой и гражданами» [3, с. 112]. В настоящем определении подчеркивается «охранительная» функция культуры. Это и неудивительно, ведь любая сложно организованная система стремится к стабильности, и в основе функционирования таких систем лежит соответствующая культурная матрица. Необходимо также отметить, что у защитной функции культуры есть и другая сторона, которая снижает эффективность управления - это неприятие реформ и неадаптированность к быстрым изменениям внешней среды.
Исследователи А. Холод и Ю. Субботина, подводя итоги анализа элементов управленческой культуры, пришли к выводу, что под ней следует понимать «совокупность культурных образцов, возникающих на базе ценностей, норм, точек зрения и идей руководителей и персонала и проявляющихся в стиле управления, методах и приемах управленческой деятельности, связанных с поиском и получением новых результатов, а также в совокупности норм и правил подчинения» [4, с. 42]. На наш взгляд, такое определение является наиболее полным и содержит в себе важные характеристики такого сложного явления как культура управления.
Нельзя не отметить тот факт, что многие авторы сужают зону управления до взаимоотношений между «руководителями и персоналом». По нашему мнению, сфера управления имеет гораздо более широкие границы. К примеру, не представляется возможным игнорировать управление в семье и других формах первичных человеческих объединений.
Культуры управления в отдельных социальных институтах вполне логично будут отличаться друг от друга. И прежде чем перейти к определению понятия «культура государственного управления», нам необходимо обратить свое внимание на особенности государственного управления и его положение в системе социального управления.
Библиографический список
Социальное управление - это понятие, объединяющее все известные виды человеческого управления. На наш взгляд, система социального управления выглядит следующим образом:
1. Администрирование (институты, располагающие специальными органами управления):
- государственное управление;
- муниципальное управление;
- менеджмент (управление фирмой, коммерческим юридическим лицом);
- гражданское управление (общественные объединения, некоммерческие юридические лица).
2. Иные виды социального управления (не имеющие специальных органов - администраций):
- естественная групповая саморегуляция;
- самоуправление отдельного человека (субъект управления совпадает с его объектом).
Таким образом, государственное управление является высшей формой администрирования, систематической, целенаправленной деятельностью, регулирующей общественные отношения посредством применения мер властно-распорядительного характера. Совершенно очевидно, что элементы культуры государственного управления будут наиболее разнообразными и многочисленными.
Необходимо также отделять государственное управление от политики. Если политика представляет собой процесс формирования воли государства, то государственное управление нацелено исключительно на исполнение этой воли. Государственный служащий в отличие от политика не может и не имеет права представлять интересы отдельных социальных групп.
На сегодняшний день нет единого понимания относительно вопроса определения культуры государственного управления. Однако, совершенно ясно, что приведенные выше дефиниции культуры управления не отражают специфики исследуемого нами объекта.
Культура государственного управления отражает совокупность свойств системы государственного управления, и, прежде всего, особенностей связанных с человеческим поведением. Будучи элементом общей культуры, культура государственного управления претерпела некую эволюцию, выработав свои отличительные особенности, при этом, однако, она всегда будет являться органической частью общечеловеческой культуры.
Природа культуры государственного управления имеет двойственный характер, она сочетает в себе интеллектуальную и практическую составляющие. Динамичность как свойство культуры позволяет проследить за изменениями той или иной культурной среды. В этом смысле рождение новых субкультур является некоторой исторической закономерностью. Культура государственного управления, пожалуй, как никакая другая форма культуры имеет самое непосредственное отношение к практике и выполняет ключевые функции социальной регуляции.
Таким образом, культура государственного управления - это сфера жизнедеятельности общества, совокупность исторически сложившихся и закрепленных в сознании людей установок, ценностей, образцов поведения, воплощаемых в исполнительной и распорядительной деятельности органов государственной власти.
1. Geertz, C. The Interpretation of Cultures . - New York: Basic Books, 1973.
2. Атаманчук, Г.В. Теория государственного управления. - М., 2006.
3. Белолипецкий, В.К. Этика и культура управления. - М., 2004.
4. Холод, А.В. Анализ управленческой культуры в организациях государственного и муниципального управления региона / А.В. Холод,
Ю.А. Субботина // Культура, управление, экономика, право. - 2005. - № 4.
Bibliography
1. Geertz, C. The Interpretation of Cultures . - New York: Basic Books, 1973.
2. Atamanchuk, G.V. Teoriya gosudarstvennogo upravleniya. - M., 2006.
3. Belolipeckiyj, V.K. Ehtika i kuljtura upravleniya. - M., 2004.
4. Kholod, A.V. Analiz upravlencheskoyj kuljturih v organizaciyakh gosudarstvennogo i municipaljnogo upravleniya regiona / A.V. Kholod, Yu.A.
Subbotina // Kuljtura, upravlenie, ehkonomika, pravo. - 2005. - № 4.
Статья поступила в редакцию 22.06.12
