CC BY
66
Вестник Санкт-Петербургского университета. 2006. Сер. 9. Вып. 2
Э.В. Седых
ВЛИЯНИЕ ИДЕЙ Т. КАРЛАЙЛА НА ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ У. МОРРИСА
«Ни один английский мыслитель-современник так не будил и не "провоцировал" мысль, как это делал Карлайл»'
Эстетические взгляды У. Морриса формировались под влиянием учений Т. Карлайла и Д. Раскина, а также идей движения прерафаэлитов. В данной статье мы не затрагиваем эстетические взгляды Д. Раскина и отражение прерафаэлитских взглядов на литературу и искусство в творчестве Морриса, так как это требует отдельного исследования, а остановимся на преломлении социально-эстетической линии Томаса Карлайла в моррисовском метатексте.
У. Моррис был слишком независимым и эмоциональным человеком, чтобы слепо попасть под чье-либо влияние, подчиниться иной воле, пойти на поводу убедительной, но чужой логики. Несомненно, идеи Карлайла повлияли на его творчество, но в данном случае можно говорить лишь о духовном влиянии2. Работы Т. Карлайла сформировали его художественную и социально-эстетическую жизнь, но не более. То, что Моррис узнавал от других, являлось лишь подтверждением его собственных догадок и предчувствий. «С теми, кто оказал на него влияние, он как бы встречался на той дороге, по которой уже шел самостоятельно»3, - читаем мы у A.A. Аниксма.
В настоящей статье мы остановимся лишь на тех положениях из работ Карлайла, которые, по нашему мнению, были значимы для формирования эстетических взглядов У. Морриса: идеализация Средневековья, «культ героев», а также понятия истинности, нравственности и духовности.
Т. Карлайл (1795-1881) - английский публицист, историк, философ; «наиболее крупный представитель романтической философии культуры в Англии в первой половине XIX века»"1. В своем творчестве5 он соединял культ сильной личности, героя с аристократическим пантеизмом раннешеллингианского типа, выдвйнуал теорию избранных, аристократии духа, которой надлежит править миром. Мировоззрение Карлайла сложилось под влиянием немецкого романтизма (Ф. Шиллер, И.В. Гёте)'' и классического идеализма (И.Г. Фихте, Ф.В. Шеллинг), в духе которого он написал философский роман «Sartor Resartus» (1833-1834). Согласно развитой им здесь «философии одежды» весь мир, вся история представляются в виде ряда внешних, преходящих одеяний, эмблем, за которыми пребывает вечная божественная сущность - истинность, единственная реальность. Эта проблема была поставлена Карлайлом в романе не только в психологическом, но и в социально-эстетическом плане7.
В «Sartor Resartus» рассматривается важная для Морриса философская проблема о несходстве видимой личины (маски), которую надевают на себя люди, с их внут-
Э.В. Седых, 2006
ренней сущностью. У Морриса эта философская проблема проявилась в разработке своеобразного жанре романа-игры (например, в романе «История Сверкающей Долины», где все не так, как кажется; где все не то, что есть на самом деле; где ложь и мечта переплетаются, сливаясь воедино). Для всех десяти «средневековых» романов Морриса весьма характерно балансирование на грани «карлайлской одежды»: внутреннего и внешнего, духовного и телесного, истинного и ложного.
Концепция видения Карлайлом во всех вещах двойного смысла вызывала к жизни символизм Морриса как прерафаэлита. В основе этого символизма лежало представление о том, что сущность каждого природного объекта и явления двояка; она земная и духовная одновременно. Природа в целом рассматривалась им как символ Бога, она имела сакральный нравственный смысл (такое понимание природы было сформулировано в произведениях Карлайла и подхвачено Моррисом).
Символ сопрягает в себе конечное и бесконечное (природу и дух), явное и тайное; природа представляет собой символически зашифрованный текст, а искусство концентрирует, фокусирует в себе ту же символику, что разлита во всем универсуме. Особенно наделен этой способностью проникать за завесу обыденности и прозревать тайный смысл символов поэт и художник - пророк и провидец. Ведь, как замечает Карлайл, символ -это и Сокрытие и вместе с тем Откровение, а потому его двойной смысл есть плод совокупного действия Молчания и Речи. Символ содержит в себе некий более или менее явственно выраженный элемент воплощения, самораскрытия Бесконечного в Конечном. Бесконечное вливается в нем с Конечным, дабы принять видимый облик - обрести свойство доступности.8 По мнению Карлайла, постижение бытия дается двойным движением - мысли и воображения, благодаря которому вещи сначала постигаются в их сходстве с другими вещами, а затем схватываются в своей единственности или отличии от всего прочего.9
Все произведения Морриса, в каком бы жанре они не были написаны, символич-ны по своей природе, причем их символика является контрастной самой себе (например, жена короля Артура, королева Геневра, в поэме «Королева Геневра» символизирует одновременно и сильную героическую личность, и слабую любящую женщину; священник Джон Болл в «средневековой» повести «Сон про Джона Болла» - это и символ героя-борца за идеалы свободы и братства, и олицетворение обыкновенного человека, сомневающегося в результатах борьбы).
Вторая часть романа «Sartor Resartus» является автобиографическим «фантастическим» повествованием, в котором Карлайл выразил свои собственные духовные чаяния и предпочтения, значимые для Морриса как мыслителя. Его «The Everlasting No» («Вечное Нет») представляет собой хрустальный поток размышлений о наиболее важных философских понятиях, таких, как надежда, душа, духовность, истина, труд, вера, таинство, страх, отчаяние, свобода. Т. Карлайл писал, что «человек основан на надежде» («Man is ... based upon Норе»), а мир для него - «Жилище Надежды» («Place of Hope»). Он пытается найти себя, понять, что такое душа и истина, и, превращаясь в молчаливого странника («the Wanderer, in his silent soul»), человек постигает таинства жизни («Mystery of Life grew ever more mysterious to me»). На своем пути он встречается с безверием и отчаянием, его душу охватывает страх: ему кажется, что даже земля и небо разевают над ним свои «огромные челюсти кровожадного монстра» («as if the Heaven and the Earth were but boundless jaws of a devouring monster»).
Но страх проходит, когда появляется осознание того, что «самое страшное безверие - это неверие в самого себя» («the fearful Unbelief is unbelief in yourself»). И тогда
человек освобождает душу от сковывающих ее страха и скорби, становится сильным, обретая божественный дух. Он - Дитя Свободы («а Child of Freedom»), целостная личность в ее естественном божественном величии («ту whole Me ... in native God-created majesty»). Ему принадлежит Вселенная, так как он начал превращаться в Человека посредством духовного возрождения («Spiritual New-birth»).
В своей теории «Center of Indifference» («Центр Безразличия») Карлайл показывает, как при помощи обретения знания («the great mystic Deep») и опыта («Experience is the grand spiritual Doctor») человек из «nobody» превращается в «somebody», осознавая собственную значимость, начиная постигать смысл бытия. Огромную роль при этом, как считает Карлайл, играет «духовное древо» («а spiritual tree») - книга «Wondrous indeed is the virtue of a true Book» («Воистину удивительно воздействие настоящей Книги»),
В третьей части романа «The Everlasting Yea» («Вечное Да») автор приходит к выводу, что смыслом жизни является не только обретение свободы, но и духовное развитие, формирование целостной личности («Unhappy if we are but Half-men»). Идеальный мир - это мир, где есть жизнь, вера, свобода, труд, любовь и человеческая личность, наделенная божественной сущностью и величием. Но, с другой стороны, как правильно утверждает Карлайл, счастливыми могут быть лишь ограниченные люди, так как величие и широта души ведут к осознанию человеком того, что он не может быть счастливым в полной мере («Man's Unhappiness, as I construe, comes of his Greatness; it is because there is an Infinite in him, which all his cunning he cannot quite bury under the Finite»).1"
Концепция формирования личности и обретения человеческого счастья была близка Моррису. Так, в статье «Красота жизни» Моррис писал, что человеку для достойной жизни необходимы не только мир, правопорядок, свобода и любовь к истине, но и духовность, красота, творческое начало его личности. Он отмечал, что счастье человека как свободной, целостной личности кроется в наличии у него дарования к какому-либо виду деятельности. «... Если у вас есть какое-либо дарование, - писал Моррис, - вы действительно счастливее большинства людей, ибо источник радости всегда будет с вами, и чем чаще вы к нему припадаете, тем он становится мощнее ... Если другие проводят свой день словно растения, прикрепленные к земле, которые не могут сами поворачиваться в ту или иную сторону и гнутся под дуновением ветра, то вы знаете, чего хотите, ваша воля всегда бодрствует, стремясь найти нужное вам, и что бы ни случилось, выпадает ли на вашу долю радость или печаль, вы, по крайней мере, неизменно чувствуете пульс жизни»." Если у человека есть цель, ему есть ради чего жить, к чему стремиться (например, согласно Моррису, облагораживать повседневный труд, который в один прекрасный день заменит страх и страдания надеждой и наслаждением, главными стимулами, побуждающими людей поддерживать жизнь на земле).
Ряд произведений Т. Карлайла 30-40-х годов проникнут идеализацией Средневековья и призывами к восстановлению феодально-иерархических общественных отношений, что сближало его взгляды с так называемым феодальным социализмом.12 Феодальный социализм представлял исторический процесс как осуществление замыслов высшего существа, открывающихся только избранным, задача которых охранять проверенные веками устои общества, не допуская развития в нем «искусственных» элементов. Возвращение к гармоничному слиянию людей в социальный монолит может быть достигнуто, по мнению Карлайла, лишь совмещением промышленной цивилизации с феодально-патриархальными принципами общественного бытия, отвечающими извечной человеческой природе: иерархия, развитие патриархальных связей, незыблемость
традиций и ритуалов, святость политических установлений и лиц, в которых они воплощены (монархи и герои, как называет их Карлайл).13
В наиболее важной для Морриса работе Карлайла «Прошлое и настоящее» " (1843) можно обнаружить тот ход мысли Морриса, который всегда, на всех этапах его сложной духовной эволюции, был для него чрезвычайно характерен: сопоставление прекрасного прошлого с уродливым настоящим, противопоставление Средневековья состоянию цивилизации XIX в. В своей книге Карлайл рисует идеализированный быт монастыря XII в., но эта идеализация нужна ему для того, чтобы измерить всю глубину нравственного падения человечества в современную эпоху. Средневековье знало людские отношения, которые строились на взаимных обязательствах; там моральные принципы имели реальный смысл и составляли суть человеческого существования. В Средневековье в стенах монастыря люди могли быть братьями (понятие братства - важный элемент мор-рисовской эстетики), сейчас же они - вольные или невольные враги. Современная Англия, согласно Карлайлу, утратила истинную красоту и нравственность, которые были присущи Средневековью, и превратилась в нечто механическое и безвкусное.
Еще в эссе «Знаки времени» (1829) Карлайл указывал на тлетворное воздействие «механизации» на человеческую личность. Он подчеркивал, что «механический гений» («mechanical genius») затронул не только машины (область внешнюю, физическую), но и людей, их внутренний мир и духовность. Исчез ручной труд, исчезли и индивидуальности, превратившись в механические существа: «Men are grown mechanical in head and in heart, as well as in hand. They have lost faith in individual endeavour, and in natural force, of any kind". Машина стала божеством («Our true Deity is Mechanism»), она подчинила себе внешнюю природу, и люди решили, что они гиганты, титаны, способные сдвинуть горы и покорить Небеса. И люди разучились любить и ненавидеть, люди перестали созидать и творить, - они стали довольствоваться тем, что уже создано. Одна из проблем современной культуры, замечает Карлайл, заключается в том, что люди утратили способность видеть удивительное в окружающем мире, в природе, разучились воспринимать красоту. Красоте больше не поклоняются, ее не обожествляют, она превратилась в «some brute image of Strength» («чувственный образ Силы»), в идола (красота = сила)1'1.
В «Прошлом и настоящем» Карлайл переносит прошлое в настоящее, чтобы оживить былую идиллию, вернуть потерянный рай, увести читателя от настоящего к будущему, которое воспроизводит прошлое. В соответствии с тремя временами «Прошлое и настоящее» делится на три части: 1) восстановление идиллического монастыря Средневековым монахом в прошлом; 2) анализ современного состояния общества и 3) прогноз на будущее. Это эпическое произведение - своего рода миф, утопия, видение, а, по мнению Карлайла, художник, создающий видение, должен в него искренне верить. Автор превращается здесь в пророка, вступающего в диалог с аудиторией - современниками, к которым, в соответствии с канонами Средневековья, он обращается как к братьям на архаичном английском языке. Будучи наделенным пророческой миссией, автор предстает одновременно и простым наблюдателем, не вмешивающимся в ход развития повествования: он путник, прохожий, путешественник в неведомое. В воображаемом мире Карлайла будущее - это воссоединение автора и читателя, которые совместными усилиями должны найти героя, что сумеет повести за собой и отыскать землю обетованную."1
У. Моррис, как отмечают многие критики, гораздо в меньшей степени, чем Карлайл, идеализировал Средневековье. Скажем точнее, он идеализировал его иначе: Мор-
рис любил Средневековье за его ценности и институты, среди которых, - рыцарские идеалы служения даме, вольности городов и гильдий, искусство ремесел. Но самое главное, что роднит взгляды Морриса и Карлайла на Средневековье, это средневековая нравственность, моральный пафос и, конечно же, отношение к Средневековью как к идеальному обществу, красивому и гармоничному во всех отношениях (по Моррису - обществу будущего счастья в любви и творчестве).
Важной для моррисовской эстетики является идеалистическая концепция «культа героев» Карлайла, впервые «прозвучавшая» в его сочинении «Французская революция» (1837) и развернутая в цикле лекций «Герои, почитание героев и героическое в истории» (1841). Согласно Карлайлу, определяемые провидением законы мира открываются лишь избранным, героям - единственным действительным творцам истории (история мира - биография великих людей); массы же - это толпа, орудие в их руках. Героическое начало в обществе периодически ослабевает, и тогда скрытые в толпе слепые разрушительные силы вырываются наружу, пока общество снова не обнаружит в себе истинных героев. Таков, по мнению Карлайла, замкнутый круг истории, соответствующий циклическому образцу творения и разрушения, образу феникса, возрождающегося из пепла, и естественному циклу роста и упадка.17
Т. Карлайл считает, что задачей критика является установление в исторической среде, взрастившей данного героя, тех положительных идеалов, которые осуществляли его жизнетворчество. Иными словами, жизнь и творчество - неразрывные части единого исторического процесса. В этом признании «разумности» исторического процесса заключаются идеализм Карлайла и ключ к его «теории героев»: герой воплощает «разумный», т.е. положительный, конструктивный момент исторического процесса. Героями, помимо богов и пророков (Один и Магомет), являются создатели систематических построений - государства, церкви, философии, эстетики (Кромвель, Лютер, Руссо, Шиллер, Гете).
Анализ художественной практики автора ведет к раскрытию в литературном творчестве все тех же положительных идеалов сильной воли. Помимо пророков, вождей и духовных пастырей, Карлайл причисляет к сонму героев писателей и поэтов (Данте, Шекспир, Берне).18 При этом поэт, будучи бессмертным героем («а heroic figure belonging to all ages»), должен быть одновременно и мыслителем, и философом, и политиком, и иметь великое сердце и глубинное видение сути предмета описания («the great heart, the clear deep-seeing eye»). Поэт Карлайла - это творец, заключающий в себе бесконечность («infinitude»), проникающий в великую тайну Вселенной («the sacred mystery of the Universe»), дабы созидать эстетическую сторону жизни - красоту и изведать ее глубинную суть («the deepest deep of Beauty»). Красота, no Карлайлу, заключает в себе добродетель («the Beautiful includes in it the Good»); она изначально присуща Природе («inwardly Beauty»), и именно эту истинную красоту художник использует в своем творчестве в качестве героического элемента («the great inner Sea of Beauty»).19
Человеческая жизнь в ее индивидуальных воплощениях - для Карлайла наивысшая ценность; задача историка состоит в том, чтобы придать человеческой жизни сознание ее героической природы. Каждая жизнь, в его понимании, является одновременно и «такой же, как всякая другая», и «абсолютно уникальной».2" В одном из писем к Пэтмо-ру от 9 августа 1856 г. Карлайл писал, что даже маленький ручеек, берущий начало от вечного источника, не может сгинуть в водах великого Атлантического Океана; однажды он заявит о себе, разлившись рекой, освещенной солнечным светом. Таков закон при-
роды, и мы должны лишь молча принять его и поверить в то, что в этом мире терпение -необходимый элемент победы.21
У. Моррис воспринял концепцию «культа героев» Карлайла (сильная личность, величие, индивидуальность, добродетельность, красота) и развил ее в рамках собственного видения данной проблемы. Все герои моррисовского мира (и в поэзии, и в прозе) красивы и индивидуальны; у них сильный характер, они непоколебимы на своем пути к истине. Герои Морриса отстаивают свою собственную точку зрения, спорят, ссорятся, примиряются, прощают. Но, с другой стороны, все они во истину человечны, они ошибаются на своем пути к истине, но их спасает от падения и ведет к пониманию своих ошибок богатый внутренний мир.
В отличие от Карлайла, Моррис причислял к лику героев не только мужчин, но и женщин, к которым писатель испытывал чувство уважительного преклонения. «Женщина» Морриса не просто человечна, она - путник, она - борец, она - индивидуальность. В XIX в. женщина считалась существом пассивным и праздным; писатели и критики (и Карлайл в том числе) не видели в ней личности. В романах Морриса мы видим иных женщин: сильных, выносливых, целеустремленных, умных и тонко чувствующих. Таким образом, Моррис переносит карлайлский «культ героев» на женщину-личность (особенно ярко это явление отражено в его романе «Воды Дивных Островов», где отсутствует герой-мужчина и сюжет романа развивается исключительно по воле героини-женщины Одинокой Пташки).
Герой, по Карлайлу, - это человек высокой нравственности, обладающий исключительной искренностью, оригинальностью и работоспособностью. Придавая труду высшее, почти религиозное значение, Карлайл видит в подлинном герое человека деятельного, человека-творца. В его «концепции героев» в том виде, в каком она была разъяснена им в лекциях, нравственное, духовное и деятельное начала нерасторжимы. Герой Карлайла совершенствуется нравственно и религиозно; он способен к бесконечному самосовершенствованию.22 Основа героизма, по Карлайлу, - это способность героя проникать в суть предметов, видеть в каждом из них их божественную красоту, сознавать, насколько каждый предмет представляет поистине окно, через которое мы можем заглянуть в бесконечность. Назначение героя и состоит в том, чтобы сделать истинную красоту более понятной для людей.
Героем, как считает критик, может стать каждый, кто претворит всей своей жизнью великое предназначение человека - неустанный труд во имя исполнения священного долга. Труд в понимании Карлайла не просто работа или занятие, а убежище от хаоса, болеутоляющее средство и прежде всего целенаправленная, осмысленная деятельность.23 Деяния, освещенные целью, как утверждает Карлайл, спасают человека в бескрайнем океане жизни и не дают пойти на дно, захлебнувшись в его опасных водах. Только осознанный труд и саморазвитие позволяют одинокому пловцу не просто выплыть, а плыть дальше, к неведомому.2,1 Труд - это Жизнь, самопознание, общение с природой, постижение гармонии; это действо, убивающее сомнение и отчаяние. В труде заключено нечто священное и прекрасное; и благословен тот, кому выпала честь заниматься своим делом («Blessed is he who has found his work»25).
Культ труда должен быть положен в основу будущего общества: на место прежней аристократии храбрейших на войне должно быть поставлено рыцарство труда и аристократия таланта. Наступит время, как утверждает Карлайл, когда в центре внимания будут не человек и оружие, а человек и орудие: «not Arms and the Man, but Tools and the Man».2(i В своих произведениях Моррис уделяет незначительное внимание описанию
сражений; в его мире большее значение придается человеческой личности в ее стремлении к нравственности, духовности и осмысленному творческому труду, основанному на средневековом ремесле (например, в романах «Вести Ниоткуда» и «Воды Дивных Островов» он показывает бурное развитие различных видов декоративно-прикладного искусства в периоды духовного преобразования и нравственного совершенствования человеческой личности и общества).
У. Моррис, как и Карлайл, созидает идеал героя как человека в высшей степени духовного, достойного уважения и преклонения (по Карлайлу, «Noble Spiritual Man»27), а идеал общества видится им в свете все той же духовности: каждое общество должно строиться прежде всего на духовных принципах («Every Society ... has a spiritual principle»28). Еще в «Характеристиках»29 (1831) Карлайл заметил, что человеческое общество - это живое существо, которое в своем развитии проходит те же стадии - рождения, детства, юности, взросления, старости, смерти и возрождения30. Моррис, по нашему мнению, выразил такой подход к развитию общества как живого организма в серии поздних «средневековых» романов. Но каждый роман писателя представляет собой не только определенную стадию в развитии общества, но и одновременно является показателем духовного роста человеческой личности (в том числе и самого Морриса).
Несомненно, оба художника-мыслителя - и Карлайл, и Моррис - исповедовали романтическую философию человека. Их романтические представления о человеке связаны, в первую очередь, с такими понятиями, как «человек моральный» и «человек эстетический», т.е. «человек воспитанный» (или «человек культуры», по Канту и Шиллеру). Человек-герой Карлайла-Морриса гармонично сочетает в своей деятельности природное и духовное начала, необходимость и свободу; он воспринимает природу как божественную сущность, он стремится к красоте, пытаясь достичь единства эстетического и морального в своей душе и окружающем мире.
Человек-герой Морриса, кроме того, воплощает в себе и «негеройские» черты: он может быть сентиментальным, грешным, чувственным, возвышенным. Человек-герой Морриса - это тайна, это загадка, это чудо. Именно о таком человеке, по нашему мнению, писал H.A. Бердяев: «Человек есть существо, принадлежащее к двум мирам. Он не есть существо, исключительно приспособленное к природно-социальному миру, он всегда выходит за его пределы и обращен к другому своему составу в своих творческих актах. Творческие акты суть акты свободы. Без этого предположения нет творчества. Кроме человека природного и человека социального, т.е. существа детерминированного, малой части огромного объективного мира, существует еще человек трансцендентальный, который необъясним извне ... в его явлении всегда есть что-то почти чудесное».
Человек трансцендентальный (= герой Морриса) воспринимает каждый предмет, факт, событие как знак, как символ. Ему дано постичь их смысл, ибо он наделен даром целостного восприятия мира через озарение, откровение, интуицию, воображение. Он-то и является героем, гением, мудрейшим из мудрейших, истинным аристократом духа.
Что привлекало Морриса в Карлайле? Может быть, все та же трансценденталь-ность как суть его личности, еще по достоинству не оцененная критиками и литературоведами? В течение многих лет Карлайл мучительно изучал тайну человеческой жизни, изучал в уединении, до самой глубины, чтобы познать истину и понять самого себя. Он не верил ни в какие специальные конституции; он не был ни тори, ни вигом, ни радикалом. Он извлекал из себя разного рода формулы и отбрасывал их прочь, находя, что
формулы и есть именно та ложь, в которую люди якобы веруют. Он хотел сказать людям, что Бог и справедливость еще существуют в этом мире.
Его Бог есть тайна, которую можно назвать одним только именем - идеал. Его идеал - это истина. Истина прежде всего. Ко всякому вопросу, ко всякому предмету, вообще ко всему сущему Карлайл подходит с моральной точки зрения. Для того чтобы даже просто знать что-нибудь, говорит он, вы должны сначала симпатизировать, любить то, что вы хотите знать. Долг лежит в основе всякого нравственного движения. В человеке есть нечто более высокое, чем любовь к счастью, а именно любовь к самопожертвованию.
И еще, у человека всегда есть право на надежду. В первой лекции о героях «Герой как Божество» Карлайл приводит в качестве примера древнескандинавский миф «Сумерки богов»: божественные и хаотические силы вступают в бой, охватывающий весь мир; они борются до взаимного истребления; сумерки превращаются во тьму, которая поглощает сотворенный мир; но тьма не есть смерть: хотя все гибнет, даже боги, эта всеобщая смерть является лишь погасшим пламенем феникса и возрождением к лучшему будущему. Должны возникнуть новые небеса и новая земля, более возвышенное и справедливое божество должно воцариться между людьми ...
Учение Карлайла в сущности - это не безжизненная метафизическая система, это философия самой жизни, исходящая из глубины сердца и говорящая другому сердцу, что мир - это тайна, что жизнь - это тайна; но это тайна, открытая для всех, лишь надо распахнуть окно в мир и посмотреть открытыми глазами на действительность.
Заслуги Карлайла перед Англией, можно сказать, неизмеримы. Для целого ряда молодых поколений он был Учителем. Ни один из выдающихся английских писателей, художников и общественных деятелей, в том числе и Моррис, не избежал его вдохновляющего влияния. Как однажды заметил У. Моррис, «все настоящие художники - благодетели человечества, ибо они множат богатство мира».32 Причем пользоваться этим богатством можно абсолютно бесплатно.
У Карлайла и Морриса было много общего, что, вероятно, и привлекало последнего к этому незаурядному человеку и талантливому писателю:
- они были людьми образованными, стремящимися к самообразованию, и этот процесс познания давал им богатый материал для творчества, в основе которого лежало интуитивное стремление к красоте и духовности;
- они были одновременно серьезными и мечтательными, порой противоречивыми, но всегда честными и преданными своему делу, и на протяжении всей своей жизни они мучительно искали себя и свой истинный путь на земле;
- они ушли от традиционной веры в Бога33, но при этом сумели сохранить в душе остатки этой веры, не ввергнув себя в пучину тотального безверия (хотя их зачастую несправедливо причисляют к атеистам);
- они стремились пробудить в человеке стремление к духовной свободе, к осознанию себя как личности, к облагораживающему творческому труду;
- они придавали большое значение развитию литературы в жизни современного общества, демонстрируя ее эстетическое влияние на человека; они пытались осуществить в литературе идею синтеза3^;
- в силу своей яркой индивидуальности и бурного воображения они казались неуместными персонажами на подмостках викторианской Англии, которая платила им непониманием и одиночеством, вылившимся в конечном счете в создание ими необычайных воображаемых миров;
- они не были достойно оценены и верно поняты ни при жизни, ни после смерти35; они до сих пор остаются «белыми пятнами» на пестром фоне английской литературы.
Так что же это за явление Томас Карлайл? «Действительно, кто он? "Дикий бык", заблудившийся в лесах Германии, "белый медведь", прибитый волной океана из полярных стран к берегам мутной Темзы, или пророк, призывающий людей сбросить старые одежды и возвещающий грядущее? Или иначе: кто он, редкостный ли экземпляр давно отжившей породы людей, которого можно изучать с таким же любопытством, с каким мы изучаем ихтиозавра, или же прообраз новых людей, глашатай новой, грядущей жизни?»36 Какой была бы современная Англия, если бы не было Карлайла? И каким был бы Уильям Моррис?..
«Его миссия состояла в том, чтобы показать миру многослойные облака, странные иллюзорные парения, неизведанные глубины тайны, где проистекает краткое жизненное плавание, окруженное со всех сторон загадочной тьмой, и чудеса, которые никому не дано постичь».37
I Саймоне Дж. Карлсйль. М., 1981. С. 57.
- У. Моррис впервые познакомился с работами Т. Карлайла во время учебы в Оксфордском университете в 1853-1855 гг., когда он вместе с другом художником Бсрп-Джонсом увлекся средневековой культурой и христианским социализмом.
3 Апикст A.A. Уильям Моррис и проблемы художественной культуры // Моррис У. Искусство и жизнь. М„ 1973. С. 35.
4 Философия культуры. Становление и развитие / Под ред. М.С. Кагана и др. СПб., 1998. С. 129.
5 Carlyle Th. 1) The Works: Vols. 1-30, London, 1896-1905; 2) Letters: Vols. 1-2. London; New York, 1888.
6 Романтизм понимается здесь как тип художественного творчества, в котором решающую роль играет ие воспроизведение действительности, а ее активное пересоздание, воплощение идеала художника. Такому типу творчества присуще тяготение к демонстративной условности формы, к фантастике, гротеску, символике. Согласно романтической концепции действительность, реальность истории неподвластна разуму, она иррациональна, полна тайн и пспредвидепностей; а современное мироустройство враждебно природе человека и его личностной свободе. По замечанию Ф. Шеллинга, у ранних немецких романтиков человеческий дух был раскован, считал себя вправе всему существующему противополагать свою действительную свободу и спрашивать не о том, что есть, по что возможно.
7 Тэн И. Новейшая английская литература. СПб., 1876.
8 Карлейль Т. Sartor Resartus // История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли: В 5 т. Т. 3. М„ 1967. С. 851.
9 Аркан ЮЛ. Некоторые основания романтизма // Homo philosophans. Серия «Мыслители». Вып. 12. СПб., 2002. С. 160-173.
111 Carlyle Th. From «Sartor Resartus»// Literature of England. New York, 1953. C. 993-1005.
II Моррис У. Красота жизни // Моррис У. Искусство и жизнь. М., 1973. С. 125.
12 Теоретическими источниками феодального социализма явились философии- католицизма, схоластический реализм, мистика Э. Сведепборга, романтизм конца XVIII - начала XIX в. и др. Историко-философская концепция феодального социализма была разработана Т. Карлайлом.
13 Гензель 11. Томас Карлсйль. СПб., 1903; Лавров П.А. Этюды о западной литературе. Пг., 1923.
и В этой работе Карлайл противопоставляет жизнь и чаяния средневекового аббата современной безнравственности и призывает к возрождению героического в человеке. Вероятно, данное произведение повлияло па создание «Сна про Джона Болла» Морриса, а возможно, стало неким продолжением, «откликом» па затронутые в романе проблемы, которые в равной степени волновали и Карлайла, и Морриса.
15 Carlyle Th. Signs of the Times. 2004 // http://www.victorianweb.org/cv/gplbio.html.
16 По нашему мнению, «Прошлое и настоящее» во многом перекликается с ромапом-утоиисй Морриса «Вести ниоткуда» который также написан в форме видения, а автор-пророк, оказавшийся по воле сна в «срсдпевековой»Англии XIX в., вступает в диалог с читателями-современниками.
17 Немаиов И.Н. Субъективистско-идеалистичсская сущность воззрений Т. Карлсйля па историю общества // Вопросы истории. 1956. № 4.
'* Lehmen B.H. Carlylc's theory of the hero, its sources, development, history and influence on Carlylc's work. London, 1929.
19 Carlyle Th. The hero as poet. Dante; Shakespeare // Literature of England. New York, 1953. C. 1013-1014.
20 Carlyle Th. On History. New York, 1969. C. 59-60.
21 ChampneysB. Memoirs and correspondence of Coventry Patmorc. London, 1900.
22 Сапрыкина ЕЮ. Отступить, чтобы приблизиться // Романтизм. Вечное странствие. М., 2005. С. 239275.
23 Landow G.P. The symbolical grotesque - theories of allegory, artist, and imagination // Landow G.P. The aesthetic and critical theories of John Ruskin. 2004 // http://www.victorianweb.org/cv/gplbio.html.
24 Представление жизненного пути как плавания по опасным водам характерно и для античной, и для средневековой культуры. Таково, например, путешествие Одиссея, который плавал в Итаку, дабы стать человеком, мужчиной, мужем, отцом, правителем и обрести самого себя. Святой Августин верил, что если человеку удается хоть раз в жизни преодолеть опасные воды, он в конце концов достигнет божественного града. У Морриса героиня романа «Воды Дивных Островов» Одинокая Пташка, так же как и Одиссей, переплывает опасные воды па корабле, по она возвращается на обетованную землю только тогда, когда становится (по Карлайлу) одиноким пловцом, плывущим не навстречу, а вопреки.
25 Carlyle Th. From «Past and Present»// Literature of England. C. 1006.
2Г> Там же: С. 1012.
27 Carlyle Th. From «On the Heroes, Hero-Worship, and the Heroic in History» // Literature of England.
2f! Carlyle Th. From «Past and Present».
2i) Carlyle Th. Characteristics. New York, 1903.
:l" Mackemess E.D. The voice of prophecy // From Dickens to Hardy. Penguin Books, 1973. C. 294-308.
31 Бердяев H.А. Истина и откровение. Пролегомены к критике Откровения. 2005 // http://www.vehi.net/ bcrdyacv/istina/i ndcx.html.
1,2 Моррис У. Выступление в Ноттипгемском обществе борьбы за красоту // Моррис У. Искусство и жизнь. С. 435.
33 И Карлайл, и Моррис в свое время отказались от карьеры священника, которую прочили им родители, и посвятили свою жизнь служению Музе.
34 Вероятно, Моррис воспринял идею Карлайла о смешении в произведении литературных жанров (у Карлайла - эссе и художественного прозаического текста) и воплотил се в своих романах, в которых, кроме перечисленных жанров, также взаимодействуют прозаический и поэтический тексты. Кроме того, Моррис придавал огромное значение развитию различных видов искусства (особенно, декоративно-прикладных), синтезу искусств и взаимодействию литературы и искусства. Все это в конечном счете, по его мнению, воздействовало па развитие личности.
35 Так, например, в настоящее время и западная, и российская литературная критика до сих пор причисляет Морриса к социалистам/коммунистам, а учение Карлайла рассматривается в контексте фашистской (!) идеологии.
36 Яковепко В.И. Томас Карлейль. Его жизнь и литературная деятельность. СПб., 1891. С. 25.
37 OliphantM. The Victorian age of English literature. New York, 1892. C. 112.
Статья поступила в редакцию 27 февраля 2006 г.
'* Lehmen B.H. Carlylc's theory of the hero, its sources, development, history and influence on Carlylc's work. London, 1929.
19 Carlyle Th. The hero as poet. Dante; Shakespeare // Literature of England. New York, 1953. C. 1013-1014.
20 Carlyle Th. On History. New York, 1969. C. 59-60.
21 Champneys B. Memoirs and correspondence of Coventry Patmorc. London, 1900.
22 Сапрыкина ЕЮ. Отступить, чтобы приблизиться // Романтизм. Вечное странствие. М., 2005. С. 239275.
23 Landow G.P. The symbolical grotesque - theories of allegory, artist, and imagination // Landow G.P. The aesthetic and critical theories of John Ruskin. 2004 // http://www.victorianweb.org/cv/gplbio.html.
24 Представление жизненного пути как плавания по опасным водам характерно и для античной, и для средневековой культуры. Таково, например, путешествие Одиссея, который плавал в Итаку, дабы стать человеком, мужчиной, мужем, отцом, правителем и обрести самого себя. Святой Августин верил, что если человеку удается хоть раз в жизни преодолеть опасные воды, он в конце концов достигнет божественного града. У Морриса героиня романа «Воды Дивных Островов» Одинокая Пташка, так же как и Одиссей, переплывает опасные воды па корабле, по она возвращается на обетованную землю только тогда, когда становится (по Карлайлу) одиноким пловцом, плывущим не навстречу, а вопреки.
25 Carlyle Th. From «Past and Present»// Literature of England. C. 1006.
2,i Там же: С. 1012.
27 Carlyle Th. From «On the Heroes, Hero-Worship, and the Heroic in History» // Literature of England.
2f! Carlyle Th. From «Past and Present».
2" Carlyle Th. Characteristics. New York, 1903.
Mackemess E.D. The voice of prophecy // From Dickens to Hardy. Penguin Books, 1973. C. 294-308.
31 Бердяев H.А. Истина и откровение. Пролегомены к критике Откровения. 2005 // http://www.vehi.net/ berdyaev/istina/index.html.
32 Моррис У. Выступление в Ноттипгсмском обществе борьбы за красоту // Моррис У. Искусство и жизнь. С. 435.
33 И Карлайл, и Моррис в свое время отказались от карьеры священника, которую прочили им родители, и посвятили свою жизнь служению Музе.
34 Вероятно, Моррис воспринял идею Карлайла о смешении в произведении литературных жанров (у Карлайла - эссе и художественного прозаического текста) и воплотил се в своих романах, в которых, кроме перечисленных жанров, также взаимодействуют прозаический и поэтический тексты. Кроме того, Моррис придавал огромное значение развитию различных видов искусства (особенно, декоративно-прикладных), синтезу искусств и взаимодействию литературы и искусства. Все это в конечном счете, по его мнению, воздействовало на развитие личности.
^Так, например, в настоящее время и западная, и российская литературная критика до сих пор причисляет Морриса к социалистам/коммунистам, а учение Карлайла рассматривается в контексте фашистской (!) идеологии.
ж Яковеико В.И. Томас Карлсйль. Его жизнь и литературная деятельность. СПб., 1891. С. 25.
37 Oliphant М. The Victorian age of English literature. New York, 1892. C. 112.
Статья поступила в редакцию 27 февраля 2006 г.
