CC BY
74
_______________ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА_________________155
СОЦИОЛОГИЯ И ФИЛОСОФИЯ 2006.№3
УДК 316.6:346.2
О. С. Щучинов
ВЛАСТНЫЕ АСПЕКТЫ НОРМАТИВНЫХ СЕКСУАЛЬНЫХ ПРАКТИК В ЖЕНСКОЙ ИНТЕРПРЕТАЦИИ РОССИЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ СЕКСУАЛЬНОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ
На основе эмпирических данных предложен сравнительный анализ социокультурных, личностных и мотивационных факторов, определяющих противоречивые значения, придаваемые традиционному дисбалансу власти в сексуальных отношениях россиянками 1940-50 гг. и 1980-90 гг. рождения.
Ключевые слова: сексуальная культура, сексуальная нормативность, сексуальная властность, мотивы и формы проявления власти, феминизм, гетеросексуальность.
Обозначенная рядом современных исследователей сексуальности незавершённость процесса трансформации российской сексуальной культуры подразумевает анализ социокультурных, личностных и мотивационных факторов, влияющих на противоречивые значения, придаваемые женщинами традиционному дисбалансу власти в сексуальном взаимодействии. Настоящая работа посвящёна выявлению форм проявления властности в нормативной сексуальности россиянок, последствий участия респонденток в нормативных практиках, а также институциональных и личностных факторов, обеспечивающих приверженность женщин к подчинённой «норме».
В качестве эмпирической базы исследования использованы материалы глубинных интервью с 49 российскими женщинами и 12 мужчинами, представляющими два поколения: 1930-50-х и 1980-90-х гг.
рождения. Поскольку была использована целевая выборка, эти группы, безусловно, не были отобраны случайным образом. Однако были приложены усилия, чтобы среди опрошенных был определённый разброс в отношении возраста, образования, семейного положения и количества детей. Применение глубинных интервью, в идеале, должно обеспечить понимание «логики» властного взаимодействия женщин и мужчин в романтических и близких отношениях, а, следовательно, и оценке возможных противоречий, которые возникают между представителями полов и выработке рекомендаций по их снятию.
Согласно нормативам как традиционной, так и современной сексуальной культуры, активные проявления власти, то есть власти через принуждение, в сексуальных отношениях допустимы лишь для мужчин. Нормальная женщина может использовать сексуальные отношения для того, чтобы оказывать определяющее воздействие на поведение партнёра лишь посредством отказа, уклонения - нормативной формы проявления женской власти в рамках традиционной культуры, - или принятия его желаний,
характеризующего современную женскую сексуальность. В рамках этого дискурса отсутствует самостоятельное женское сексуальное желание, тогда как половые потребности мужчин гипертрофированы. Нормативы традиционной и современной культуры совпадают в отношении мотивации властных проявлений в женской сексуальности. «Нормальные» женщины
используют власть в сексуальных отношениях косвенным образом, как инструмент для достижения своих целей в других сферах семейной жизни, тогда как для мужчин власть является средством удовлетворения непосредственных физиологических (половых) потребностей, поэтому они более склонны рассматривать её как самоцель.
Исследователи женской сексуальности описывают различные последствия принятия женщинами такого рода традиционной сексуальной нормы, выраженной в подчинении мужской воле - самопожертвовании. Представительницы радикального феминизма считают участие в нормальных сексуальных практиках опасным для женщин, поскольку оно помещает их в «априори подчинённую» мужчине позицию. Так, в середине ХХ века М. Виттиг [1], С. Кронан [2] и А. Рич [3] в своих новаторских работах о браке уподобляют брачный контракт рабству. Институт брака, по их мнению, принуждает женщин к не всегда желанной сексуальной активности с мужьями, выполнению неоплаченной работы по дому, и подвергает их опасности физического и психологического насилия. Соответствующая критика брачных отношений была предложена идеологом советского феминизма А.Коллонтай [4] на полвека раньше. Во второй половине ХХ века, вслед за Б.Фридан [5], ряд западных авторов феминистской ориентации начали рассматривать участие в «нормальных» сексуальных отношениях как причину отказа женщин от личной идентичности и экономической независимости в интересах мужчин [6]. Для этих исследователей подчинение опасным «нормальным» практикам обусловлено влиянием патриархатной культуры, а также ложным сознанием женщин об их объективной позиции в патриархатной гендерной иерархии. Подобно рабочим, эксплуатируемым при капитализме, женщины не осознают свой угнетённый статус в изначально неравной гендерной системе.
Однако более современной представляется позиция исследователей, подчёркивающих материальные, легальные и социальные достижения, которые женщины получают от участия в институционально признанных «нормальных» практиках. Эти авторы утверждают, что, следуя сексуальной норме, женщины получают социальное одобрение от значимых других и наслаждаются ощутимыми преимуществами, недоступными маргиналам [7; 8]. Американские социологи Д. Ван Эвери и Ш. Джеффрис используют концепцию «гетеросексуальной привилегии» для описания этих преимуществ, включающих, например, законное право брака, права наследования для супругов, скидки на медицинское страхование и скидки для семей в общественных местах. Женщины, которые, следуя норме, подчиняются власти мужчин, получают пользу от этих
институционализированных преимуществ, прежде всего, финансовое и психологическое благополучие.
Оба вышеописанных диаметрально противоположных подхода являются эмпирически необоснованными, поскольку они не рассматривают, каким образом сами женщины понимают и осмысливают последствия их участия в нормальных сексуальных практиках. Эмпирические исследования, посвящённые выявлению степени осознания женщинами властных аспектов их полового взаимодействия, отсутствуют. В результате, вопрос о том, определяют ли женщины себя как жертвы мужчин или оценивают подчинение мужской власти как преимущество, остаётся не разрешённым. Кроме того, существующие теории преподносят результаты следования пассивной фемининной сексуальной норме как универсальные, игнорируя влияние исторически и социокультурно изменчивых гендерных и сексуальных норм.
Следует ожидать, что культурные и возрастные различия между двумя группами респонденток оказывают существенное влияние на пережитые ими последствия участия в сексуальных практиках, нормальных для их эпохи. По данным американских социологов [9] старшие американские респондентки склонны находиться в экономической зависимости от мужей, испытывая наиболее негативные последствия, такие как власть супруга, насилие, потерю идентичности и автономности. Возможности властных проявлений в их сексуальности минимальны. Российские женщины, менее материально
зависимые от мужчин, напротив, пережили не столь негативные последствия. Они потенциально обладают большими возможностями для проявления собственной власти в сексуальном взаимодействии. Эмпирические данные частично подтверждают изначальные предположения и демонстрируют межпоколенную трансформацию форм проявления властности в сексуальном взаимодействии в российской культуре.
Нормативные формы волевого взаимодействия в сексуальных отношениях на протяжении ХХ века претерпели существенные изменения. Избегание добрачных сексуальных отношений и самопожертвование, подчинение желанию мужа в браке, ожидалось от женщины в рамках традиционной сексуальной культуры. Современные нормы, напротив, требуют совпадения воль партнёров в добрачных половых отношениях и допускают компромисс в длительных связях, прежде всего, в браке.
Анализ ответов респонденток в целом подтверждает эти теоретические выводы. Так, в первую тройку мотивов, по которым они вступают в сексуальные отношения со своим партнёром, российские женщины отнесли целый ряд несексуальных причин. Помимо чувственного наслаждения в число наиболее популярных мотивов попали: разрядка напряжения,
воспроизводство и подчинение желанию партнёра. Вопреки предполагаемой рационализации женской сексуальности, мотив, который все без исключения респондентки назвали среди трёх самых важных - любовь. В соответствии с ценностями традиционной сексуальной культуры, старшие женщины чаще, чем молодые руководствовались репродуктивными мотивами и подчинялись
желанию партнёра. Популярность мотива «любопытство» в этой возрастной группе свидетельствует об ограниченных возможностях добрачного сексуального опыта. Молодые женщины более охотно использовали сексуальные отношения для получения подарка, достижения примирения с партнёром и воспринимали их как игру. Такие установки в большей степени соответствуют нормативам современной сексуальной культуры.
Несмотря на такой широкий спектр мотивов, для всех опрошенных, за исключением одной молодой респондентки, инициатором сексуальной активности в большинстве случаев является партнёр. Некоторых женщин удивляла сама постановка вопроса, ответ на который казался им столь очевидным: «Так он, конечно!» (60 лет, в браке 42 года, 3 детей), (68 лет, в браке 44 года, 2 детей); «Он само собой! Не я же!?» (63 года, вдова, 2 детей). Все, без исключения, опрошенные женщины упомянули ситуации, когда их сексуальное желание не совпадало с желанием партнёра, а, значит, возникала ситуация волевого разногласия, то есть потенциально властного
взаимодействия.
Наиболее распространённой была ситуация, когда партнёр
респондентки испытывал сексуальное желание, а она - нет. Многие представительницы старшего поколения назвали её типичной, регулярной для их сексуальной жизни. Поведение респонденток и их партнёров в таких случаях обнаруживает существенную вариативность; представлены все пять типов волевого взаимодействия. Однако иерархия наиболее популярных форм, выделенная для обеих групп женщин, отражает специфические для их социокультурного периода нормативные представления (Таблица 3).
Таблица 3.
Иерархия распространённости использования форм волевого
взаимодействия в сексуальных отношениях российских женщин
^^^^Группа Ранг Старшая Младшая
Первая компромисс компромисс
Вторая самопожертвование совпадение
Третья избегание самопожертвование
Четвертая совпадение противостояние
Пятая противостояние избегание
нормативная форма волевого взаимодействия в традиционной культуре нормативная форма волевого взаимодействия в современной культуре
Среди старших россиянок также распространена эта форма разрешения волевого конфликта, возникающего когда их партнёр настаивал на близости, а сами они не испытывали сексуального желания. Л. (49 лет, 25 лет в браке, 2 детей) «Я ничего не делала, а вот он делал! <...> Терпела, а что делать?» и И. (50 лет, замужем 21 год, 3 детей) «иногда и приходится, никуда не
денешься...» затронули актуальную для западных феминисток тему собственного бессилия. Некоторые женщины использовали стратегию
осознанного самопожертвования, убедив себя в необходимости подчинения желанию мужа. 47 лет, 23 года в браке, 3 детей:
Скорее всего, уступаю. [О.Щ.: почему?] Ну, так, положено, наверное. Так считаю правильнее и лучше, прежде всего, для самой себя.
Поведение других респонденток было обусловлено их представлениями о естественности гендерной иерархии:
Частенько бывало! <...> Что же делать? Подчинялась, он ведь МУЖ!
[поднимает указательный палец вверх] <...> Так ведь замуж выйдешь, попробуй ему ещё не дай! (60 лет, 42 года в браке, 3 детей).
В редких случаях сопротивления приоритету мужской воли, женщины также не проявляют себя как субъекты власти. С. (48 лет, замужем 31 год, 4 детей) пыталась противостоять, но безуспешно и в результате «...шла на уступки, подчинялась силе.» Лишь изобретательность некоторых респонденток помогла им избегать волевого конфликта: «Я находила причину уважительную. Он меня понимал.» (56 лет, 33 года в браке, 2 детей). Очевидно, что нормы личной сексуальной культуры многих старших российских респонденток и их половые практики во многом подчиняются требованиям традиционной культуры.
Тем не менее, россиянки старшей возрастной группы обладали большей социальной и экономической независимостью, чем, например, их американские сверстницы. Более высокий статус женщины в советском обществе объясняет популярность компромиссного разрешения волевого конфликта среди обоих поколений россиянок:
Ну мы как-то договариваемся... ну, всё путем переговоров... консенсуса [смеется] (50 лет, замужем 30 лет, 1 ребёнок)
Я пытаюсь ему объяснить, что я не в том состоянии, и что не хочу просто на данный момент заниматься сексом. И он старается меня понять. (22 года, постоянный партнёр 1,5 года)
Однако их описания процесса «переговоров» обнаруживают возрастные различия. Так, в соответствии с представлениями о противоположных темпераментах представителей полов в традиционной культуре, старшие женщины, чаще представляли согласие как результат борьбы или обмена:
Дак я же говорила, постоянно бывало. <... > А когда как решали... Ругались. Чаще уступала я, куда ж деваться-то?! Мы женщины народ подневольный в этом. (63 года, вдова, 2 детей)
Ну. Я уступала, потом он что-нибудь помогал за ЭТО. (68 лет, 41 год в браке, 3 детей).
Тогда как большинство молодых информанток подчёркивают значение взаимных уступок обоих партнеров во имя любви. Позиция некоторых молодых женщин напоминает самопожертвование:
Да. Часто такое бывает. [То, что я занимаюсь сексом, не испытывая
желания - О.Щ.] Чаще, чем мой муж думает. Мне не сложно
притвориться! Я же его люблю. Иногда это ТАК достает. (К., 26 лет, 3 года в браке, 1 ребёнок)
Так бывает очень часто, но я стараюсь не показать ему, что он не желанен.
(Кс., 26 лет, 7 лет в гражданском браке, 1 ребёнок)
Однако респондентки не считали действия мужа принуждением. К. интерпретировала их как способ выразить чувства: «[О.Щ. : А зачем тогда это делать? Притворяться?] Н-н-уу... зато я уверенна что ему нужна, раз он меня хочет, значит любит», а Кс. ожидала ответных шагов навстречу, понимания со стороны мужа: «Стараюсь настроиться на нужные волны и призываю его помочь мне в этом.» Такие описания отражают приверженность молодых респонденток романтической фантазии, популярной среди современных женщин [9].
К числу интересных результатов исследования можно отнести то, что финансовая зависимость от партнёра в большей степени определяет вероятность женщины испытать принуждение в сексуальных отношениях, её национальная и возрастная принадлежность. Так, ситуация домохозяйки Н. (28 лет, 5 лет в браке, 1 ребёнок) напоминает высказывания старших респонденток, а не её российских сверстниц:
По-моему, наша интимная жизнь сейчас целиком зависит от его волеизъявления. Если он хочет, мы будем заниматься сексом, независимо от моих желаний. А если хочу я, а ему вдруг не до этого, или он занят, даже если этим занятием является компьютерная игра, он не станет себя насиловать. <... > Все мои отказы от секса, когда он просит, а я не хочу, и нет никаких причин, кроме того, что я не хочу, его не убеждают. Он сразу начинает говорить, что я его, там, недостаточно люблю-ю-у-у, или хочу добиться того, что он пойдёт «на ле-е-ево». А этого я действительно боюсь. Уйдёт ещё, а В**-ку [сыну - О.Щ.] нужен папка, и ни какой-нибудь, а родной, которого он любит.
Существенное влияние экономического неравенства на сексуальные отношения подтверждает заключения социологов феминистской ориентации о невозможности использования финансово зависимой женщиной сексуальных отношений для «уравновешения» ситуации. Вопреки положениям теории разделённых сфер, доминирующее экономическое положение партнёра создаёт благоприятные условия и для проявления его власти и в половом взаимодействии. В середине прошлого века Б. Фридан предлагала рассматривать работу женщин вне дома, а не ограничение сексуального доступа партнёра, как средство увеличения их власти в семье. Подтверждая её теорию, ситуация озвученная Н., является скорее исключением для молодых респонденток, обладающих ресурсами для независимого существования: все без исключения женщины имеют опыт
оплачиваемой трудовой деятельности и более половины опрошенных получили высшее образование. Это без сомнения оказало влияние на склонность некоторых молодых респонденток критически переосмысливать традиционные гендерные роли. Женщины переопределяли властное взаимодействие, придав ему игровую форму:
Бывали такие моменты, но он знает, что я специально это делаю, чтобы он меня поуговаривал [улыбается]. Всё равно я прекрасно изначально знала, что это всё будет. У нас вообще игра такая. Я ему изначально говорю «нет», а он все равно своего добивается. Это своего рода игра. (22 года, постоянный партнёр 1,7 года)
Такая интерпретация не отменяет властный дисбаланс в половых отношениях, а лишь переосмысляет его, эротизируя отношения господства-подчинения между мужчиной и женщиной.
Представительницы радикального феминизма А. Дворкин, К. МакКиннон и Ш. Джеффрис ошибочно не различают игровые формы властного взаимодействия, насилия и его реальные проявления. В их логике воспроизведение принуждения в игровой форме столь же опасно, как и фактическое принуждение, потому что такого рода «игра» оправдывает проявление агрессии и насилия, которые всегда являются элементами мужской сексуальности. Поскольку активная роль мужчины политизируется представительницами радикального феминизма, мужские «уговоры» они считают средством психологического давления на женщину, отражением её неполноценности вне зависимости от мотивации партнёров.
Однако более методологически обоснованной в отношении разграничения реального насилия от условного, игрового, представляется позиция символического интеракционизма, согласно которой
индивидуальный смысл, придаваемый отношениям их участниками, определяет последствия этого взаимодействия. С этой точки зрения общение является властным лишь тогда, когда оно таким воспринимается его участниками. А значит, присутствие определённой доли агрессии и принуждения в игровой форме и при здоровых сексуальных отношениях допустимо, особенно когда партнёры ищут разнообразия. Гендерная асимметрия в процессе ухаживания и собственно половых отношениях создаёт неопределённость, непредсказуемость, а также тесно связанное с сексуальным возбуждением ощущение «риска». Поэтому условное властное неравенство между мужчинами и женщинами остаётся важным основанием для флирта и сексуальной игры вопреки социальной нетерпимости к сексуальному насилию.
В подтверждение этого тезиса, занормированное в современной культуре отсутствие властности в сексуальном взаимодействии в полной мере не выражено ни представительницами старшего поколения, ни молодыми россиянками. Несмотря на то, что большинство женщин оценивали свой сексуальный темперамент значительно ниже, чем у своих партнёров, такие традиционные стратегии как активное противостояние желанию партнёра и избегание секса не были актуальны ни для одной из женщин. Очевидно, эмпирически подтверждается вывод об отсутствии
активных проявлений властности в сексуальном репертуаре нормальной женщины.
Итак, общие выводы о различной степени завершённости трансформации сексуальной культуры представительниц двух возрастных
групп женщин справедливы и в отношении приемлемых для них форм властного взаимодействия. В ситуации волевого конфликта старшие россиянки стремятся к воплощению нормативов традиционной сексуальной культуры, однако они менее консервативны на уровне установок и реализуют ряд «осовремененных» моделей сексуального поведения, используя
компромиссные решения или подчиняясь воле партнёра, для того, чтобы добиться контроля над его поведением в других сферах семейной жизни. Таким образом, несмотря на то, что молодые россиянки отчасти разделяют традиционные представления женщин старшей возрастной группы, в случае несовпадения с волей партнёра, их половые практики отражают современную культуру сексуального поведения. В отличие от старшего поколения
женщин, основной формой проявления властности в сексуальных отношениях которых был отказ, молодые женщины обеспечивают контроль над поведением партнера благодаря удовлетворению его желаний.
Вопреки положениям теории разделённых сфер далеко не все опрошенные женщины считали сексуальные отношения «женской» областью семейной жизни, где они могли доминировать над мужчиной, ограничивая его желание. Лишь 9 из 25 россиянок старшей возрастной группы и 10 из 24 младших респонденток признались, что использовали секс для того, чтобы контролировать поведение своего партнёра. Более интересна позиция остальных женщин, которые отрицали такого рода властные проявления. Однако, отвечая на контрольный вопрос, подавляющее большинство из них перечислили целый ряд практик, несомненно, оказывающих влияние на поведение их партнёра. Анализ стратегий, использованных респондентками, и их мотивации обнаруживает возрастные различия. Так, наиболее распространённые средства власти старших респонденток - ограничение объёма и структуры половых отношений и симуляция оргазма. Выбор такой линии поведения обусловлен традиционными представлениями старших женщин о более сильных сексуальных потребностях мужчин:
Ну-у, бывало, нарочно отдельно спать ложилась, если обиделась... Бывало. Показать чтобы, что я тоже хозяйка. [ОЩ: А почему Вы использовали именно сексуальные отношения?] Так удобно было. Ему это важнее... Ну-у... Хотелось больше. [О.Щ.: А Вам не хотелось?] Ой, да нет, конечно! [взмахнула рукой] (63 года, вдова, 2 детей)
Можно выделить три мотива проявления властности представительницами старшего поколения: стремление наказать партнёра,
повлиять на его поведение в других сферах семейной жизни и желание получить материальные или духовные блага. Ф. (70 лет, вдова, 1 ребёнок) пояснила, что отказывала мужу в сексе, если переживала его измену или опасалась её: «чтобы наказать. Не нравилось, когда что с друзьями уехал, гулящий был, дед-то. В молодости особенно.» Н. (68 лет, в браке 41 год, 3 детей), напротив, использовала секс, для того чтобы обеспечить внимание или подарки партнёра: «Ну, иногда только, когда ласки хотелось или подарочка.»
Наиболее распространенные причины использования именно сексуальных отношений - «эффективность» и «удобство»:
Как правило, если психологическое давление и разговор не приводили ни к чему, приходилось использовать как последнее средство. (56 лет, 30 лет в браке, 2 детей);
Потому что другими способами его не исправить. (45 лет, замужем 25 лет,
2 детей).
Итак, властность методом отказа, запрета, характеризующая поведение старших женщин, противоположна мужской властности в сексуальной сфере, реализуемой через принуждение. Вероятно, пассивность их поведения не позволила женщинам счесть свои действия проявлением власти над партнёром, поэтому большинство старших респонденток затруднились артикулировать свою мотивацию: «Хотелось, дак чё?» (50 лет, в браке 21 год, 3 детей); (Хочет, дак, на, бери...» (47 лет, замужем 23 года, 3 детей)
Кроме того, доминирующий статус мужчины в сексуальных отношениях нормативно закреплён в рамках традиционной сексуальной культуры. Признание собственной сильной позиции во властном взаимодействии угрожает целостности половой идентичности носительниц традиционных норм. Этим обусловлено отрицание женщинами их господствующего
положения в сексе, вопреки озвученным ими же половым практикам [1].
Молодые женщины более осознанно использовали сексуальные отношения для того, чтобы контролировать поведение партнёра. Их мотивация более разнообразна. Она включает, помимо упомянутых старшими респондентками стремления наказать партнёра и выгоды, самоутверждение, удовольствие и собственно ощущение власти, которую они понимают как определяющее влияние на поведение партнёра: «Они потом такие мягкие, пушистые, что хочешь можно делать.» (22 года, гражданский брак 1,5 года, 1 ребёнок); «Дать ему что хочет, и он всё для меня сделает. Серьёзно.» (26 лет, 3 года в браке, 1 ребёнок)
Несмотря на то, что некоторые молодые россиянки озвучили традиционный стереотип о естественности более сильного сексуального темперамента мужчин: «Ну, в плане секса, мне кажется очень такая сильная зависимость у мужчин» (23 года, непостоянные партнёры), в целом, их объяснения «быстродействия» и «эффективности» использования именно секса для оказания влияния на поведение партнёра носят гендернонейтральный характер:
Так удобнее, ничего не теряю, получаю удовольствие» (24 года, постоянный партнёр 1 год)
Ну не знаю, мне кажется, в сексуальных отношениях человек [выделено
О.Щ.] более беззащитен, потому что это личное» (22 года, гражданский брак 1,5 года, 1 ребёнок).
Такого рода свобода от традиционных стереотипов подтверждает избирательную трансформацию сексуальной культуры молодых респонденток. Их нормативные установки допускают использование секса
для установления властных отношений, а половые практики большинства опрошенных включают эпизоды такого поведения. Однако тот факт, что менее половины россиянок из младшей возрастной группы признают наличие властных проявлений в своём поведенческом репертуаре, подтверждает незавершённость перехода к современной сексуальной культуре для молодых россиянок. В отличие от старшей группы, молодые женщины не отрицают наличие собственного желания, а лишь преуменьшают его, тем самым, подчеркивая, гипертрофируя желание их партнёров, что позволяет им играть на этих желаниях.
Озвученная многими молодых женщин субъективная оценка их сексуального взаимодействия как «равного», также необязательно свидетельствует о реальном отсутствии властного взаимодействия в их сексуальных отношениях. Так, примерно половина опрошенных утверждали, что окружающие их мужчины не подавляют их волю, но смогли назвать конкретные негативные последствия такой ситуации. Кроме того, ряд
женщин, заявивших, что они никогда не использовали сексуальные отношения для влияния на поведения окружающих их мужчин, упомянули явно противоречащие таким декларативным утверждениям ситуации. По-видимому, респондентки либо не осознавали свое подчинённое или господствующее положение, либо отказывались интерпретировать свои сексуальные отношения как властные. Такая особенность соответствует
положениям теории «принудительной гетеросексуальности», предложенной А. Рич. Институт гетеросексуальности основан на идее противоположности мужской и женской сексуальности, однако, несмотря на основополагающее место в структуре современного общества, подобно многим гегемонным практикам, нормативное неравенство часто остается неосознанным большинством индивидов.
В подтверждение тезиса о нормативной «невидимости» власти именно в сексуальных отношениях, респондентки значительно чаще осознавали гендерное неравенство в других сферах отношений с мужчинами. Интересно, что склонность испытать принуждение не зависела ни от их национальной принадлежности, ни от возраста. Так, 17 из 49 опрошенных женщин утверждали, что окружающие мужчины подавляют их самостоятельность.
Наиболее распространённым последствием участия респонденток в сексуальных отношениях как властном взаимодействии было физическое и психологическое насилие со стороны их партнёров. Таким образом, подтверждается тезис об активных формах властвования мужчин, противоположных женским. Это обстоятельство было очевидно в ответах женщин на вопрос о том, что им меньше всего нравилось в ухаживании, романтических и брачных отношениях. Почти треть всех информанток испытали физическую и/или психологическую агрессию [1]. Вопреки изначальным ожиданиям, исследование не выявило возрастных различий в вероятности пережить такого рода насилие.
Одним из наиболее распространённых способов проявления власти были попытки мужчин контролировать респонденток. Россиянки и американки из обеих возрастных групп сообщили, что их партнёры часто стремились контролировать их социальные связи:
Наверное, и сейчас такое бывает, да и есть, наверное... то есть если парень с девушкой встречается, то - она его. Никаких там не может быть взглядов, других отношений, друзей. Иногда бывало - ссорились, конфликт бывал из-за меня. (54 года, в браке 29 лет, 2 детей).
Другие мальчишки из нашего круга общения перестали воспринимать меня как предмет внимания, личного, я имею в виду. Уже смотрели на меня, как на девчонку друга, который их, кстати, превосходил в физической силе, попробуй, позарься! (26 лет, 7 лет в гражданском браке,
1 ребёнок)
Несмотря на то, что эти респондентки не назвали такое поведение проявлением власти, некоторые партнёры стремились контролировать повседневные детали жизни женщин, пытаясь управлять тем, как они одевались, что говорили и думали, с кем общались. Ревность, собственническое отношение и принуждение, пережитые некоторыми респондентками, попадают под определение психологического насилия. Итак, данные исследования подтверждают, что эти активные формы властвования используются лишь мужчинами. Эмпирически
подтверждаются выводы теоретического анализа, согласно которым принуждение выходит за рамки нормативных моделей женского сексуального поведения.
Стремления мужчин контролировать и управлять их партнёршами распространяется и на супружеские отношения. Тема подавления мужчинами в социальном взаимодействии и в собственно близких отношениях была затронута более чем половиной опрошенных. Подтверждая тезисы социологов феминистской ориентации, наличие финансовой зависимости увеличивает вероятность подчинённого положения женщины в семье. 47-летняя монтажница А. (в браке 21 год), мать двоих детей, объяснила: «В материальном плане и я, и дети зависим от мужа... Я зарабатываю мало. Приходится отчитываться.»
Однако традиционные гендерные стереотипы в отношении мужского лидерства были более сильны, чем фактическое распределение ролей и в двух-зарплатной советской семье. Муж 63-летней Л. (вдова, 2 детей) контролировал бюджет семьи, несмотря на её полную рабочую занятость и равный финансовый вклад:
[муж подавлял мою самостоятельность - О.Щ.] по хозяйству. Не знаю, денежно тоже. Подавай ему мотоцикл... [задумалась] Купит, бывало, на весь аванс детям краски, карандаши там или что - так я ему и скажу: «Вот и жрите теперь эти карандаши!»
Теоретически, возможна противоположная ситуация, где женщины контролируют поведение их партнёров. Несколько россиянок старшего поколения отметили, что они сами подавляют окружающих их мужчин:
Нет, подавляю я. Лично я человек самодостаточный и все свои решения в жизни принимаю самостоятельно, однако быть самостоятельной во всех сферах жизни как минимум глупо и достаточно тяжело. Поэтому я считаю, что умная женщина умеет использовать грубую мужскую силу так, что её ещё и благодарят потом за это. (54 года)
Этот редкий пример активной женской позиции, однако, затрагивает лишь социальные отношения респондентки, не находя отражения в её сексуальном поведении. Отсутствие активных властных проявлений, в частности принуждения, в женской сексуальности подтверждают и высказывания мужчин. Так, половина опрошенных россиян обеих возрастных групп утверждали, что окружающие их женщины подавляют их в семейной жизни: «дома» (49 лет, в браке 11 лет, 2 детей; 54 года, в браке 32 года, 2 детей) и «при принятии важных решений» (20 лет, постоянная партнёрша 0,6 лет; 56 лет, не состоит в отношениях). Некоторые молодые мужчины считают свои отношения с партнёршей равными, но, подобно 22-летнему И. (непостоянные партнёрши), предвидят увеличение авторитета женщины, обусловленное материнством: «Ну вот они, может, подавляют в более зрелом возрасте, когда есть дети. » Однако все без исключения мужчины назвали себя безусловными лидерами в сексуальном взаимодействии. Итак, несмотря на более сильную позицию российской женщины в семье, подчинение женщин мужчинам является центральным последствием нормальных сексуальных отношений, согласно мнению большинства респонденток.
Помимо ощущения контроля их ежедневной активности, женщины рассказали о других формах проявления мужской власти. Измена и пьянство
- основные темы нарративов представительниц старшего поколения:
Дед-то был не очень такой, любил посматривать на сторону, гулящий был. Сначала в заводе, а потом на такси возил всяких, посматривал... Командовал... Все на себе тянули женщины... Раньше как говорили: «впереди семилетний план [показывает рукой живот, как у беременной], в одной руке сетка, в другой - Светка, а позади пьяный Иван». Любил погулять. Как-то пошли зимой с ним и с К**-ка [дочерью - О.Щ.], туда-то трезвый, сам шел, а обратно его на её санках вдвоем тянули. [смеедася]
Да, на К**-ных санках. То есть она-то рядом больше шла, а я тянула. Она тогда в школе еще была. Так вот. Раньше пили много как-то. Так что щас-то у вас может и покультурнее даже в чем-то. Зато вот наркоманы эти... (70 лет, вдова, 1 ребёнок)
Изменял он мне. Часто. [молчит]. ... умудрился закрутить на стороне... [злобно] Двое детей у него! От этой приблудной. Всё ему как не терпелось! [плюет] Ну всё равно потом мирились, куда деться-то? Не бил.
А выпить любил. Нет, не отказывала ему такому. (63 года, вдова, 2 детей)
Молчание было другой стратегией, которую мужчины использовали для установления властных отношений над женщинами. А. (47 лет, 21 год в браке, 2 детей) объяснила: «Да... часто молчит...разговаривать не хоч-и-ит... он молчун... ». М. (замужем 23 года), мать троих детей, также негативно оценивает недоговоренность, непонимание, вызванное молчанием её супруга:
Никогда [проблемы - О.Щ.] не обсуждаем, это, наверное, плохо. Но так.
Мы только, если что-то не так, молчим, а потом в ссорах претензии друг другу.
Таким образом, молчание и унижение были типичными стратегиями, используемыми мужчинами для эксплуатации женщин. В результате этих тактик мужчины получали власть над женщинами, принимали решения единолично:
Он многие проблемы сам решает, а только потом мне говорит. Скрытные они, мужики. (22 года, постоянный партнёр 1,8 лет)
Не давая женщинам право высказать собственное мнение, мужчины принуждали респонденток следовать их требованиям.
Отвечая на вопрос о том, что им меньше всего нравилось в ухаживании, парных и брачных отношениях, несколько респонденток сказали, что им не нравилась потеря личной и социальной свободы, к которой привело их участие в этих практиках. Для многих молодых респонденток постоянная гетеросексуальная привязанность означала стабильные отношения с мужчинами, за которые они платили отказом от собственных интересов, подчиняя свои желания их воле. 20-летняя А. (в браке 1 год, 1 ребёнок) жалуется:
Я сейчас заперта в четырёх стенах [вздыхает]. А так хочется куда-нибудь пойти. До замужества я могла позволить себе всё.
Однако большинство опрошенных не чувствовали себя связанными обязанностью учитывать нужды партнёра. Вероятно, коллективистская
ориентация российской культуры снизила вероятность осознания женщинами этого негативного последствия участия в гетеросексуальных отношениях.
Интересно, что старшие женщины редко жаловались, что их брак привёл к потере личной свободы: лишь четыре респондентки упомянули похожие темы. По-видимому, молодые респондентки более склонны замечать это последствие, поскольку они, в отличие от старших женщин, имели больше личной и социальной свободы до брака. Старшие женщины вступали в брак раньше и поэтому не испытали период автономной жизни до брака: власть родителей сменилась властью мужа. Тогда как молодые
россиянки, которые имели возможность создать независимую жизнь до замужества, обнаружили отсутствие такой возможности после брака.
В собственно половых отношениях также проявляется формально подчинённая позиция женщин. На вопрос о том, кто чаще является инициатором секса, почти все старшие женщины и половина молодых женщин, ответили, что муж. Опрошенные российские мужчины, напротив, единогласно говорили о своей ведущей роли. Право артикуляции сексуальной тематики в большинстве пар также принадлежит мужчине. Для старших респонденток, обсуждение сексуальных отношений - табу, тогда как молодые женщины чаще обсуждают их с подругами, чем с партнёром. Эти данные полностью соответствуют нормативу отсутствия активных форм проявления властности в женской сексуальности. Действительно, менее
i68
2006. №3
половины опрошенных представительниц молодого поколения говорят о сексе. Для остальных, так же как для людей более старшего возраста, эта тема не является той, которую стоит затрагивать в разговоре с близкими людьми, не говоря уже о тех, кто таковыми не является. То есть, вопреки ожиданиям, несмотря на снятие запрета на обсуждение женской сексуальности после сексуальной революции, она всё ещё незначительно артикулируется. Доминирующая позиция мужчин здесь проявляется в более частом и свободном обсуждении такой тематики.
Подчинение мужской воле проявляется и в разрешении вопросов, связанных с контрацепцией. Почти все старшие и половина молодых респонденток сталкивались с тем, что их партнер не хотел предохраняться во время секса. Только одна из молодых респонденток, столкнувшихся с такой проблемой, выбрала стратегию противостояния, отказавшись заниматься сексом без предохранения. Старшие респондентки, как правило, отказались от своих интересов в пользу желания супруга. Многие признались, что именно поэтому родили ребенка или детей. Молодые же женщины в такой ситуации пытались найти компромиссные решения, но большинство в результате занимались сексом без использования контрацепции.
Более значительным фактом, чем распространённость мужской власти, является отсутствие осознания женщинами того, что их опыт является насилием, а отношения связаны с господством-подчинением. Некоторые респондентки понимали, что они содействовали нежелательным, но не обязательно жестоким отношениям. Не осознавая, что описанное ими поведение является формой властного взаимодействия - насилием, женщины принимали такое отношение как рутинное следствие их брака с мужчинами.
Эмпирические данные ставят под вопрос стремление респонденток к сексуально «нормальным» практикам, несмотря на их подчинённое положение и многочисленные негативные последствия. Представления женщин об отношениях представителей полов и природе сексуальности позволяют пролить свет на эту ситуацию. То, каким образом респондентки объясняли гендерные различия и сексуальное влечение к мужчинам, было более важно в воспроизводстве нормативного сексуального поведения, чем реальные или потенциальные последствия, связанные с участием в такого рода практиках.
Итак, в соответствии с положениями символического интеракционизма, индивидуальная интерпретация сущности гендерных отношений и сексуального желания играла более важную роль в стремлении женщин к сексуальной норме, нежели последствия их подчинения мужскому желанию. Большинство респонденток понимали половые различия в возможностях активного проявления власти и свое влечение к доминирующим мужчинам как естественный и очевидный факт, избегая тем самым их рассмотрение как символов привилегии. Кроме того, использование пассивных форм власти, по-видимому, позволяло женщинам оказывать столь значительное влияние на поведение партнера, что
респондентки не видели необходимости прибегать к принуждению или насилию для достижения своих целей.
Воспроизводство «нормальной» сексуальности обеспечивалось идеями женщин о сексуальной идентичности. На вопрос о том, как они сформировали нормальную сексуальную ориентацию, подавляющее большинство женщин упомянули доминирующую культурную идею, согласно которой гетеросексуальность - естественна. Другими словами, респондентки принимали гетеросексуальность как самоочевидную и неизменную категорию. В результате - они оценивали отношения с мужчинами не как потенциально полезные или вредные для них практики, а как нормальные и рутинные действия, в которых они должны участвовать. Способность представить себя как победителя или жертву в сексуальных отношениях противоречила убежденности женщин в том, что сексуальные практики являются важным элементом их естественной и неизбежной склонности к гетеросексуальности.
В ответ на вопрос о сравнительных преимуществах различных типов интимных отношений, респондентки из обеих возрастных групп обнаружили убеждение в том, что мужчины и женщины представляют фундаментально разные виды людей. Сложности в сексуальных отношениях между мужчинами и женщинами респондентки объясняли их принадлежностью к различным биологическим видам с разными врождёнными способностями. Некоторые женщины выразили эту идею, приводя в пример популярную книгу психолога Джона Грея «Мужчины - с Марса, женщины - с Венеры». Принятие доминирующих культурных гендерных стереотипов наглядно свидетельствует о вестернизации современной отечественной сексуальной культуры. Соглашаясь с идеей, что мужчины отличаются от женщин, в частности в их коммуникативных способностях, женщины утверждали, что такого рода очевидные естественные различия предотвращают развитие дружелюбных, гармоничных и равноправных сексуальных отношений. В дополнение к мужским проблемам с коммуникацией, респондентки утверждали, что другие врождённые различия в характерах представителей полов мешают их сексуальной совместимости, совпадению воль. Большинство россиянок поддержали представление о том, что женщины от природы более сложные существа, чем мужчины, и что это осложняет их сексуальные отношения:
Мужчины вообще более примитивны. Они быстро удовлетворяют свои желания. А женщина дольше готовится, ей нужны ласки, нежность. Она более ярко испытывает все чувства, ощущения.... (52 года, замужем 31 год, 4 детей)
Мужчина по природе своей самец, он большой эгоист, а женщина меньше заинтересована в физических сношениях, она просто должна [делает упор на это слово - О.Щ.] это делать, какая-то подневольность, что ли, есть в её сексуальном поведении. В общем, их интересы не обоюдны. (51 год, 17 лет в браке, 3 детей)
Согласно многим респонденткам, мужчины - нечувствительные индивиды, которые не способны к эффективному общению. Несмотря на предвзятость женщин, интересно, что их представления о гендерных различиях могли помешать им осознать уникальные преимущества и недостатки, связанные с подчинённой фемининной сексуальной «нормой» и, тем самым, поддержать её воспроизводство. В отсутствие выбора женщины приняли идею о том, что гетеросексуальные отношения неизбежно проблематичны, связаны с волевым столкновением, потому что они понимали мужчин и женщин как несовместимые, противоположные существа. Такого рода представления способствовали принятию неизбежности установления властных отношений между мужчинами и женщинами.
Склонность считать мужчин имманентно проблемным полом также объясняет, почему респондентки не рассматривали их личный опыт агрессии как насилие. Для них стремление доминировать посредством насилия являлось, по определению, нормальным мужским поведением. Такого рода подход к гендерным различиям не только увеличивал вероятность понимания властной иерархии как неизбежного последствия отношений мужчин и женщин, но также маскировал «нормальность» такого рода отношений.
Несмотря на то, что респондентки описывали мужчин как сложных и несовместимых, ни одна из опрошенных женщин не отказалась от сексуальных отношений с ними. По-видимому, представления о происхождении сексуального влечения усиливали приверженность женщин к сексуальной «норме». Несмотря на некоторые различия в способах объяснения их гетеросексуальности, все респондентки не сомневались в естественности их влечения к мужчинам. Эти представления, вероятно, поощрили некритическое отношение респонденток к сексуальной «норме», к её потенциальным и реальным последствиям. Эффективность пассивных форм проявления женской власти в сексуальных отношениях помешала респонденткам задуматься о необходимости отказа от формального господства мужчин.
Однако, с позиции феминизма, достижение равенства в возможностях активного проявления власти необходимо для установления эгалитарных сексуальных отношений. Такого рода сближение гендерных ролей не означает лишь переход женщин к властным проявлениям по мужскому образцу. Этот сценарий полностью недостижим из-за значительных физиологических различий, ограничивающих возможности для культурного переопределения мужской и женской сексуальности. Тем не менее, сближение гендерных ролей в других сферах общественной и семейной жизни убедительно демонстрирует возможности такого рода трансформации для построения гендерно-нейтрального, интегрированного современного общества. Поэтому растущая популярность отказа от формального лидерства в сексуальных отношениях, пусть в игровой форме, допускающая активную, властную женскую сексуальность, можно расценивать как позитивный процесс.
Вне зависимости от возраста, респондентки имели схожие представления о естественном происхождении и неизменном статусе влечения к мужчинам. Рассматривая выбор сексуального объекта как врождённую или как предопределённую богом черту, они считали гетеросексуальность естественным и нормальным способом организации сексуальных отношений. Таким образом, женщины не рассматривали возможность отклонения от этой нормы.
Представления о естественности гетеросексуальности позволили женщинам некритически относится к нормальным практикам. Подобно тому, как идея о фундаментальных различиях между мужчинами и женщинами маскирует последствия социально созданных властных различий между ними, вера в естественность гетеросексуальности предотвращает возможность понимания связанных с ней практик как потенциально угнетающих или полезных. Если влечение к мужчине является изначальной ориентацией, которую нельзя контролировать, любые его последствия также неизменны. В результате женщины принимали все негативные последствия их участия в нормальных сексуальных практиках.
Понимание гетеросексуальности как естественной и неизменной, по-видимому, способствует её самовоспроизводству - институционализации. Если сексуальная ориентация является неизменной чертой, то практики подчинённого мужской инициативе ухаживания, брачных и половых отношений представляются нормальными и рутинными действиями, в которых женщины должны участвовать, а не выбор, который они могут принять или отвергнуть. Респондентки нередко следовали этим практикам неосознанно, потому что они рассматривали их как нормальное поведение, подтверждающее их женственность. В отсутствие культурно закреплённых нормативов, требующих подчинения современной женщины, представления респонденток о неизбежности такого рода сексуальной нормы сделало её обязательной. Теоретический материал для этой работа собран благодаря гранту программы Фулбрайт, финансируемой Госдепартаментом США. Полевой этап настоящего исследования был проведён в ходе исследовательского семинара «Гендерная социология» весной 2005 г. Автор благодарит студентов 3 курса факультета социологии и философии Удмуртского госуниверситета, которые также принимали участие в сборе данных.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Wittig M. One Is Not Bom a Woman//The Straight Mind and Other Essays.
Boston: Beacon Press, 1992.
2. Cronan S. Marriage//Radical Feminism/Ed. by Koedt A., Levine E., Rapone A.
N.Y.: Quadrangle, 1970.
3. Rich A. Compulsory Heterosexuality and Lesbian Existence//Powers of Desire: The Politics of Sexuality/Ed. by Snitow A., Stansell C., Thompson S. N.Y.: Monthly Review Press, 1983.
4. Коллонтай А.М. Любовь и новая мораль/Философия любви. Т.2. М.: Политиздат, 1990.
5. Friedan B. The Feminine Mystique. N.Y.: W.W.Norton, 1963.
6. Delphy C. Close to Home: A Materialist Analysis of Women’s Oppression. Amherst: The Univ. of Massachusetts Press, 1984.
7. Hyde J.S., DeLamater J.D., Durik A.M. Sexuality and the Dual-earner Couple, Part II: Beyond the Baby Years//The Journal of Sex Research. - 2001, №38(1).
- P. 10-23
8. Liu C. A Theory of Marital Sexual Life//Journal of Marriage and the Family. -2000, № 62. - P. 363-374.
9. Barreca R. Perfect Husbands (& Other Fairy Tales): Demystifying Marriage, Men and Romance. N.Y.: Harmony Books , 1993.
Поступила в редакцию 17.01.2006
O.S.Shchuchinov
Power Dynamics in Russian Normative Sexuality: Interpreting from Female
Perspectives
This paper reports findings from a comparative study of the power dynamics in sexual partnerships for two generations of Russian women. Cultural norms which have traditionally defined female sexuality as subordinate to that of males are currently being shattered yet stay in place. Gendered types of power expression in sexual contact and gender-specific motivations are discussed using recent data on 49 Russian women and 12 Russian men born in 1940-50s and 1980-90s.
Щучинов Ольга Сергеевна
Удмуртский государственный университет
426034, Россия, г. Ижевск, Университетская, 1 (корп. 6)
E-mail: [email protected].
