CC BY
173
ТЕОРИЯ И ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА
Вестник Омского университета. Серия «Право»! 2011. № 1 (26). С. 12—20.
УДК 340.111.5
ВЛАСТЕОТНОШЕНИЕ КАК ВИД ПРАВОВОГО ОТНОШЕНИЯ
RELATIONSHIP OF POWER AS THE FORM OF LEGAL RELATIONSHIP
Р.Л. ИВАНОВ (R.L. IVANOV)
Рассматриваются существенные особенности властеотношения как одного из видов правоотношений: его объект, содержание и форма.
Ключевые слова: властеотношение, объект правоотношения, содержание властеотношения,
субъекты властеотношения, юридические права и обязанности.
The article is devoted to the problems of the concept of relationship of power. The author analyses object, content and form of relationship of power.
Key words: relationship of power, object of legal relationships, content of relationship of power, subjects of relationship of power, rights and duties.
Характеристика государственной власти в целом и одной из основных форм ее реализации □ властеотношений □ зависит, в первую очередь, от того, как исследователем данного вопроса истолковываются власть и государство. Поскольку подробное освещение этих явлений выходит за рамки настоящей статьи, то ограничимся лишь указанием на следующее. Власть рассматривается нами как система волевых асимметричных общественных связей общего и индивидуализированного характера, которые, с одной стороны, структурируют сферу управления (для этого предназначены общие связи власти), а с другой □ обеспечивают навязывание властвующим своей воли подвластному с помощью принуждения (этому служат индивидуализированные связи власти, или власте-отношения). Государство трактуется как страна, т. е. как обособившийся территориальный суверенный правовой союз, субстратом которого является все охватываемое им население (народ) [1]. Поскольку государст-
во □ организация правовая, следовательно, индивидуализированные связи, в которых реализуется его власть (властеотношения), выступают одним из видов правоотношений, и именно в качестве таковых они должны анализироваться по существу.
Научное описание любого правоотношения предполагает выявление его участников (сторон, субъектов), объекта, содержания и формы [2].
Сторонами отношения государственной власти являются носитель властных полномочий (властвующий) и субъект, обязанный подчиняться его предписаниям (подвластный) [3]. Властвующая сторона представлена должностными лицами и органами государственного аппарата, а также иными субъектами, на которых возложены государственновластные полномочия □ обязанности и права, необходимые для осуществления государственного управления [4]. Подвластными субъектами могут быть отдельные индивиды (граждане, иностранцы, лица без гражданства) и
© Иванов Р. Л., 2011 12
их организации (например, юридические лица), которые также обладают определенными обязанностями и правами. Установившаяся между властвующим и подвластным субъектами асимметричная управленческая связь и является властеотношением. Правовые вла-стеотношения необходимо отграничивать от общих правовых управленческих связей. На такое отграничение в специальной литературе обычно не обращается внимания, хотя общие властные связи являются одной из необходимых предпосылок любых властеот-ношений. Отождествлять эти связи с власте-отношениями не следует, так как они возникают раньше последних □ с момента вступления в силу правовых норм, регламентирующих властеотношения. Общие властные связи имеют неперсонифицированный, абстрактный характер и образуются между всеми потенциальными участниками будущих вла-стеотношений, подпадающими под действие указанных норм. Властеотношения □ это связи конкретные, персонифицированные, их возникновение, помимо вступления нормы в силу, требует наступления и иных дополнительных юридических фактов.
Значение общих властных связей можно проиллюстрировать следующим примером. Любой иностранец, в принципе, может вступить во властеотношение с данным государством, но реально произойти это может только тогда, когда он окажется в пределах его юрисдикции, попадет под действие его правовых норм. Лишь в последнем случае между данными субъектами возникнет общая, еще не конкретизированная правовая управленческая связь, обозначающая их как носителей взаимных прав и обязанностей (типичных прав и обязанностей государства по отношению к иностранцам и наоборот). До этого момента существование данных субъектов является совершенно независимым и автономным. Юридические нормы, регламентирующие отношения власти, хотя и действуют, но связи между государством и непопадающим под его юрисдикцию иностранцем не порождают: последний такими нормами руководствоваться не обязан.
Совершенно иной является ситуация, в которой на месте иностранца оказывается гражданин данной страны. В силу существующих между ним и его государством об-
щих властных связей, порожденных состоянием в гражданстве, он должен и за границей учитывать интересы своей страны, зафиксированные в ее правовых нормах, хотя одновременно он вступает в общие властные связи и властеотношения и с иностранным государством. В связи с этим граждане России, совершившие преступление против охраняемых Уголовным кодексом РФ интересов даже за ее пределами, могут быть привлечены к уголовной ответственности согласно этому кодексу. Соответственно и иностранный гражданин, совершивший в своей стране преступление против российского гражданина, может быть привлечен к уголовной ответственности в России, если он не понес такого наказания у себя на родине. В последнем случае это обусловлено тем, что, вступая во взаимодействие с гражданином России, он одновременно оказывается в общей правовой связи и с нашим государством, которая при соответствующих условиях (непривлечение преступника к ответственности у него на родине) может трансформироваться во власте-отношение уголовной ответственности между ним и Россией. В то же время преступление, совершенное в государстве одним из его граждан против другого, остается вне юрисдикции, а соответственно, вне рамок общих властных связей и отношений с любыми иными странами, хотя правовые нормы этих стран и могут устанавливать преступность и наказуемость подобных деяний.
Переходя к рассмотрению объекта вла-стеотношений, следует отметить, что он в юридической литературе и работах представителей иных отраслей науки, изучающих власть, исследован очень слабо. Нередко отсутствует даже упоминание о его существовании. Вместе с тем, поскольку властеотно-шения являются разновидностью отношений правовых, то при анализе их объекта должны использоваться те же общетеоретические положения, что и при анализе объектов иных видов правоотношений.
Как известно, в юриспруденции представления об объекте правоотношения обычно принято подразделять на две группы: монистические и плюралистические [5]. Сторонники монистической теории полагают, что единственным объектом правоотношения является волевое поведение его субъектов,
поскольку право непосредственно может воздействовать только на него. Все иные явления (различные материальные и нематериальные блага) становятся объектами правового воздействия не прямо, а опосредованно □ только через волевое поведение. Ученые, придерживающиеся плюралистической трактовки, полагают, что объекты правоотношений отличаются разнообразием и не могут исчерпываться лишь человеческими поступками (действиями или бездействием). Следовательно, в зависимости от характера и вида правоотношения, его объектами, наряду с поведением, могут быть: результаты поведения, материальные (имущество) и нематериальные (жизнь, здоровье, деловая репутация и т. п.) блага, продукты духовного творчества (произведения литературы и искусства, научные открытия и т. п.), официальные документы (паспорта и иные удостоверения личности, аттестаты и т. п.).
Кроме того, высказаны суждения, согласно которым могут существовать многообъектные (т. е. имеющие одновременно несколько объектов) [6] и даже безобъектные правоотношения [7].
Прежде чем перейти к выяснению объекта властеотношения, необходимо установить его соотношение с объектом власти, так как она реализуется не только в индивидуализированных, но и общих властных связях.
Вполне очевидно, что властное социальное управление [8] направлено на упорядочение поведения участников общественных отношений, которое в первом приближении и претендует на роль ее общего и единственного объекта. Однако средства властного воздействия бывают разными. Ими могут быть (а) нормативные и (б) индивидуальные властные предписания. И те, и другие выступают результатом реализации компетентными субъектами властных полномочий. Но их объекты (а также формы их реализации) неодинаковы. При издании властных предписаний в виде правовых норм объектом воздействия (объектом власти) становятся подлежащие правовому регулированию общественные отношения (правоотношения), в том числе и такой их вид, как отношения власти. Следовательно, властеотношения не только являются одной из форм реализации власти, но и сами могут становиться ее
объектом, когда она реализуется посредством издания нормативного предписания, поэтому объект власти и объект властеотноше-ния не тождественны: первый из них значительно шире по объему, чем второй.
Что является объектом властеотношения? Среди ученых, рассматривавших данный вопрос, есть сторонники как монистической, так и плюралистической концепции этого объекта. Но есть и исследователи, настаивающие на отсутствии у властеотноше-ний самостоятельного объекта, поскольку он, по их мнению, сливается с содержанием этих отношений [9]. Представляется, что наиболее обоснованной является монистическая теория, в соответствии с которой объектом властеотношения будет поведение подвластного субъекта, предписанное ему властвующим. Действительно, как уже отмечалось, отношения власти выступают одной из форм реализации социального управления, объектом которого является поведение участников правоотношений. Именно потребность в согласовании этого поведения с интересами социума и породила властную управленческую деятельность. Именно на его обеспечение направлены обязанности и права субъектов властеотношений, только через это поведение осуществляется управляющее воздействие на иные связанные с ним феномены (материальные и нематериальные блага, результаты действий и т. д.). В связи с этим, последние не являются непосредственной целью властного воздействия и входят в его сферу только через требуемое поведение подвластного. Следовательно, объектом вла-стеотношения является именно оно, а не эти явления [10]. Именно по наличию или отсутствию такого поведения определяется характер и эффективность государственной власти. Данный объект вполне самостоятелен и не сливается с содержанием властеотноше-ния □ взаимодействием властвующего и подвластного субъектов, осуществляемым в рамках имеющихся у них обязанностей и прав и направленным на реализацию подвластным требуемого от него образа действий. Это взаимодействие (содержание властеот-ношения) включает в себя: со стороны властвующего □ выработку индивидуального предписания, доведение его до подвластного, а также контроль за его исполнением, со сто-
роны подвластного □ уяснение адресованного к нему требования, а также необходимую подготовку к его выполнению. Таким образом, осуществление подвластным субъектом указанного требования выходит за рамки содержания властеотношения, не сливается с ним и является объектом, на который направлены обязанности и права его участников, т. е. объектом властеотношения.
Вероятно, причиной вывода о слиянии объекта управленческого правоотношения с его содержанием стал недоучет психологической, интеллектуально-волевой стороны властеотношения, в силу чего его модель начали интерпретировать как механическое взаимодействие типа «субъект □ объект С] или «Человек Пмашина» Такое взаимодействие тоже является одним из видов управления, наряду с управлением социальным. Но от машины не требуется осмысления управляющего воздействия человека и соответствующего интеллектуально-волевого ему подчинения, поэтому, в отличие от властеотношений, взаимодействия по типу СЪубъект □ субъект □ здесь не возникает и никакого иного самостоятельного объекта воздействия, кроме механизма, здесь нет. Тем не менее именно «машинная» модель и свойственный ей понятийный аппарат были положены в основу конструкции властеотношения. В этом состоит методологический изъян, присущий многим исследованиям, затрагивающим проблемы социального управления. Хотя последнее в них определяется в качестве самостоятельного вида управленческой деятельности, однако для его описания используются категории и выводы, заимствованные из общей теории управления, по существу сведенной к кибернетике как науке о закономерностях процессов управления и передачи информации в машинах. Ведь в кибернетической доктрине простейшая управленческая система включает в себя субъект управления (того, кто осуществляет управленческое воздействие □ человека) и объект управления (машину), этому воздействию подчиняющийся [11].
Влияние кибернетических воззрений на теорию государственного управления бесспорно [12], что отмечается и представителями науки административного права [13]. И хотя механический перенос кибернетической
схемы на социальное управление невозможен вследствие качественного различия социального и иных видов управления, что прекрасно осознается и самими учеными [14], однако на практике она получила широчайшее распространение, которое породило не только терминологические сложности, но и повлекло за собой ошибочные выводы при описании процессов управления, происходящих в обществе, в первую очередь при анализе властеотношений.
И еще одна проблема, которую необходимо затронуть, □ это возможность осуществления властных полномочий вне властеот-ношений. Поскольку мы исходим из концепции власти как системы волевых асимметричных общественных связей общего и индивидуализированного характера, из которых властеотношениями являются только вторые, то такая постановка вопроса напрашивается сама собой, тем более что в отечественной литературе высказано мнение, согласно которому реализация властных полномочий вне властеотношений возможна. Например, разделявший эту позицию
В.Д. Сорокин обосновывал ее тем, что социальное управление включает в себя два варианта управленческого воздействия. Специфика первого заключается в том, что властвующий субъект не является непосредственным участником тех отношений, на установление и регулирование которых направлена его деятельность. Этот вариант проявляется в нормотворческой деятельности, когда тот или иной орган власти издает нормативный правовой акт. На основе нормативного правового акта властное правоотношение между органом, его издавшим, и исполнителем нормативного предписания не возникает, поскольку в данном случае нет конкретного исполнителя: нормативный акт охватывает неперсонифицированных лиц. Второй вариант управленческого воздействия отличается тем, что властвующий субъект выступает уже в качестве участника конкретного правоотношения [15].
Начнем с анализа полномочий по изданию нормативных властных предписаний, реализуемых в виде нормативных правовых актов [16]. На наш взгляд, издание нормативных властных предписаний всегда является результатом существования властеот-
ношений: и тогда, когда оно готовится властвующим субъектом самостоятельно, без участия в этом процессе подчиненных ему лиц и организаций, и тогда, когда такое участие имеет место. Если властвующий в процессе создания нормативного предписания привлекает для работы над ним подчиненных ему лиц, обязанных выполнять даваемые им указания, то вполне очевидно, что принятие нормативного правового акта всегда опосредуется властеотношениями, и властные полномочия реализуются именно в них [17]. Например, руководитель органа государственной власти поручает структурному подразделению этого органа или конкретному его работнику разработать проект нормативного правового акта. Если властеотношение возникает между руководителем и конкретным работником, то его содержанием является выработка и доведение руководителем соответствующего указания (приказа) до подчиненного и уяснение последним его содержания, а также подготовка к его реализации (подчинение). Объектом данного властеот-ношения выступает требуемое поведение подчиненного □ разработка порученного ему проекта нормативного правового акта [18]. Именно на это направлены обязанности и права участников властного взаимодействия.
Когда проект нормативного предписания готовится структурным подразделением, то, наряду с властеотношением между руководителем организации и этим подразделением, может возникать еще одно властеот-ношение или несколько властеотношений, субъектами которых выступают руководитель структурного подразделения, получивший властное указание (приказ) организовать подготовку проекта нормативного правового акта, поскольку именно он отвечает за результаты деятельности структурного подразделения и организует его работу, и работник (работники) этого подразделения, получивший властное указание (приказ) осуществить подготовку проекта нормативного правового акта. В этой ситуации содержанием властеотношения будет деятельность руководителя структурного подразделения по выработке властного указания (приказа) конкретному работнику (работникам) о подготовке проекта нормативного документа, уяснение работником (работниками) данного
указания, а также подготовка к его реализации. Если работники, выполняющие указание, не подчинены друг другу, но взаимодействуют между собой в процессе его реализации, то между ними тоже возникают правоотношения, в которых они реализуют свои должностные обязанности и права. Однако эти отношения являются координационными, а не властными, хотя и порождены они властным указанием.
Но возникает ли властеотношение тогда, когда властвующий разрабатывает проект нормативного правового акта самостоятельно? На первый взгляд, никакой индивидуализированной связи между ним и иными субъектами в данном случае не возникает. Однако это не так. Реализующий правотворческое полномочие орган осуществляет его не по собственному праву, а потому, что он был уполномочен на то государством, с которым и состоит в индивидуализированной властной связи (власте-отношении). При этом принимающий нормативный правовой акт орган является стороной подвластной, подчиненной, обязанной осуществить предписанное ему государством правотворческое полномочие. Государство не только наделяет данный орган властными обязанностями и правами, но и контролирует деятельность по их исполнению.
Таким образом, полномочия по изданию как нормативных, так и индивидуальных властных актов всегда реализуются во вла-стеотношениях. Другое дело, когда речь идет о реализации результатов этих полномочий □ индивидуальных или нормативных властных предписаний. Первые всегда реализуются во властеотношениях, а непосредственной формой осуществления вторых являются общие властные связи.
В заключение остановимся на форме (структуре) властеотношения. Она специфична тем, что способ связи, взаимодействия между субъектами определяется их неравенством, субординацией, подчиненностью одного из них другому. В связи с этим, собственное усмотрение подвластной стороны при реализации возложенных на нее обязанностей или отсутствует, или его объем в одностороннем порядке определяет властвующий.
1. Необходимо отметить, что в приведенной дефиниции подчеркивается два существен-
1б
ных признака государства: (а) имманентный ему правовой характер и (б) его универсальность как организации, охватывающей общество в целом, всех входящих в него индивидов. Это сделано потому, что указанные признаки в качестве существенных обычно не рассматриваются. Например, правовой характер считается свойством не любого, а лишь «правового государства»] которое противопоставляется «государству неправовому» либо он приписывается только развитому гражданскому обществу, противопоставляемому «неправовой государственной власти»] Одновременно государство отождествляется с государственным аппаратом, а последний «становится синонимом» государственной власти. При этом упускается из виду, что «ке-правовое государство» остается государством лишь постольку, поскольку в нем обеспечивается какой-то «минимум права», необходимый для сохранения в социуме цивилизованного порядка, а государственный аппарат, полностью игнорирующий право, обречен на насильственное «обновление □ взбунтовавшимся населением.
По нашему мнению, правовая форма имманентна государственной власти. Как справедливо заметил великий русский философ
В.С. Соловьев, «только в государстве право находит все условия для своего действительного осуществления, и с этой стороны государство есть воплощенное право» (Соловьев В. С. Оправдание добра. Нравственная философия // Соловьев В. С. Сочинения : в 2 т. □ 2-е изд. □ М. : Мысль, 1990. □ Т. 1. □ С. 461). Поэтому нарушение права в процессе властвования не выражает сущности государства, а является следствием борьбы, конкуренции политических элит и иных субъектов политических отношений, которые для достижения своих интересов порою склонны использовать средства и способы, не предусмотренные или прямо запрещенные правом, однако осуществляемые от имени государства и освященные «принадлежностью □ к его власти.
Непризнание государства универсальной организацией, охватывающей общество в целом, имеющей своим субстратом весь народ, а не отдельную его часть, основывается на узком, «аппаратном» истолковании государства как машины, организации лишь господствующего класса (классов) и непосредственно восходит к официальной коммунистической идеологии времен «советского социализма». Отождествление государства с аппаратом публичной власти, который порою бывает далек от того, чтобы решать государственные проблемы, зато может проводить от имени государства политику, выгодную контролирующей его социальной группе, на-
столько укоренилось в нашем массовом сознании, что иная постановка вопроса вызывает активное отторжение. Рассуждения о едином субстрате общества и государства, о несво-димости государства к политическим отношениям и политической власти, а уж тем более □ к государственному аппарату, об универсальном характере государственной организации, охватывающей все сферы общественной жизни, а не только часть политических отношений конкретного общества, нередко оцениваются как покушение на идеалы демократии и попытка оправдания тоталитаризма. В результате можно встретить суждения, в которых констатируется «действие государства внутри своей страны» (Морозова Л. А. Влияние глобализации на функции государства // Государство и право. □ 2006. □ № 6. □ С. 106) или утверждается, что государство □ это «политическая организация в обществе данной страны» (Чиркин В. Е. Публичное управление. □ М. : Юристъ, 2004. □ С. 37).
Удивительно, но, несмотря на широкую поддержку среди российских исследователей постулата о необходимости деидеологизации научных знаний и обоснованную критику скомпрометировавших себя положений коммунистической идеологии, отношение к государству в отечественной юриспруденции почти не изменилось. Здесь по-прежнему доминирует «марксистско-ленинская □ парадигма «государство □ аппарат власти«] В этом аспекте различие между коммунистическим и либеральным представлениями о государстве, несмотря на провозглашаемую их несовместимость, отсутствует: либеральный взгляд на государство, как и коммунистическая его концепция, объявляют общество «верховным божеством« «которое имеет государство на посылках и обязывает удовлетворить его за-просы« (см.: Кольев А. Н. Нация и государство. Теория консервативной реконструкции. □ М. : Логос, 2005. □ С. 63). Как следствие, государственная власть воспринимается не как благо, а как неизбежное зло.
2. Нельзя не заметить, что если вопрос о содержании правоотношений в специальной литературе рассматривается всегда, то их форме отдельного внимания, как правило, не уделяется. В учебниках по теории государства и права форма правоотношений традиционно даже не упоминается.
3. Казалось бы, конструкция властеотношения как связи между двумя сторонами □ ее участниками давно может считаться аксиомой, однако некоторые исследователи продолжают ставить ее под сомнение. Так, по мнению Е.А. Юртаевой, власть может быть и односторонним отношением, характерным для
саморегулируемых и самоуправляемых организаций, члены которых совместно ведут их дела и принимают решения (Гражданин, закон и публичная власть. □ М. : Норма, 2005. □ С. 15). Ошибочность этого суждения заключается в том, что решения властвующего субъекта (самоуправляемой организации) обращены не к нему самому, а к его членам и созданным им органам. А последние, хотя они и действуют от имени данной организации, не тождественны ей, поскольку выступают составными частями (элементами) ее человеческого субстрата. Поэтому и в само-регулируемых организациях субъект власти и подвластный субъект не совпадают, а власте-отношение между ними никогда не является односторонним.
4. Например, в Российской Федерации к числу таковых относятся организации и лица, которые не являются органами государственной власти или органами местного самоуправления, но наделены властными полномочиями в области государственного управления и принимают решения, носящие обязательный характер для лиц, в отношении которых они вынесены (квалификационные коллегии судей, призывные комиссии, юридические лица и индивидуальные предприниматели, осуществляющие переданные им в установленном порядке конкретные государственно-властные полномочия (аккредитованные для выполнения работ по сертификации, уполномоченные на проведение государственного контроля (надзора) за соблюдением требований технических регламентов и др.)) (см. п. 5 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10.02.2009 г. № 2 «О практике рассмотрения судами дел об оспаривании решений, действий (бездействия) органов государственной власти, органов местного самоуправления, должностных лиц, государственных и муниципальных служащих □ // Российская газета. □2009. «18 февраля).
5. См., например: Теория государства и права : курс лекций / под ред. Н. И. Матузова и
А. В. Малько. □ 2-е изд., перераб. и доп. □ М. : Юристъ, 2007. □ С. 529.
6. См.: Протасов В. Н. Что и как регулирует
право. □ М. : Юристъ, 1995. □ С. 49. Особенность данной позиции состоит также в том, что существующее понятие объекта правоотношения рассматривается как имеющее двойственное правовое содержание, которое включает в себя два самостоятельных явления: (1) объект правовой деятельности □
предметы, явления материального и духовного мира, выступающие (а) объектом правового поведения и (б) имеющие для правоотношения юридическое значение, и (2) объект правового интереса участников или других
лиц в правоотношении, т. е. те блага, которые обязаны своим появлением и существованием (для данных лиц) правоотношению и отражают его целевое назначение, результативность. Причем самостоятельным объектом интереса может быть правоотношение в целом (например, правоотношение гражданства) или субъективное право, правовое поведение, объекты правового поведения и его результаты. При этом объекты деятельности и объекты интереса не следует считать разновидностями объекта правоотношения, поскольку они могут вообще не иметь общих черт. Отсюда, по мнению В.Н. Протасова, «категория "объект правоотношения □ не является для них общим, родовым понятием, и ее необходимость в современном категориальном аппарате теории права можно поставить под сомнение. Эту категорию можно расценивать лишь как этап, категориальную ступень в решении проблемы» (Протасов В. Н. Что и как регулирует право. □ С. 49. См. также: Его же. Правоотношение как система. □ М. : Юрид. лит., 1991. □ С. 88-104).
7. См.: Халфина Р. О. Общее учение о правоотношении. □ М. : Юрид. лит., 1974. □ С. 214« 216.
8. Другой формой социального управления выступает согласование, координация взаимодействия между субъектами, ни один из которых не обладает властными полномочиями (см., например: Петров Г. И. Советские административно-правовые отношения. □ Л. : Изд-во ЛГУ, 1972. □ С. 25). Вместе с тем указанная трактовка социального управления разделяется не всеми. Некоторые ученые полагают, что власть тождественна управлению, которое, наряду с координацией, является разновидностью более широкого феномена □ социального регулирования.
9. Эту позицию разделяет, в частности, С.С. Алексеев, полагающий, что во многих правоотношениях в административном праве и отраслях процессуального права нет специальной проблемы объекта правоотношения, поскольку объекты правоотношений здесь неотделимы от самой деятельности, а ее результаты в законодательстве специально не регламентируются. Поэтому «характеристика материального содержания большинства административных и процессуальных правоотношения почти исчерпывает проблему их объекта« В этих случаях освещение материального содержания правоотношения одновременно в достаточной мере раскрывает и его объект, т. е. результат деятельности обязательного лица. Именно с таких позиций, вероятно, следует подходить к вопросу об объекте многих правоотношений в административном праве и в отраслях процессуального
права« (Алексеев С. С. Общая теория права: в 2 т. □ М. : Юрид. лит., 1982. □ Т. 2. □ С. 155). Таким образом объект правоотношения и поведение обязанной стороны («Материальное содержание «) по сути отождествляются.
10. Компромиссного варианта между монистической и плюралистической теориями объекта правоотношения, по нашему мнению, придерживаются авторы, предлагающие различать непосредственный (волевое поведение субъектов) и опосредованный (вторичный) объекты управленческих правоотношений (материальные и нематериальные блага и т. д.) (см.: Бахрах Д. H., Татарян В. Г. Административное право России : учебник. □ 4-е изд., перераб. и доп. □ М. : Эксмо, 2009. □
С. 46; Старилов Ю. H. Курс общего административного права : в 3 т. □ Т. 1: История. Наука. Предмет. Нормы. Субъекты. □ М. : НОРМА, 2002. □ С. 409). Однако такая градация спорна, поскольку социальное управление □ это управление людьми, а не предметами и т. п., а потому все иные, кроме поведения подвластного, феномены являются объектами других правоотношений, а не вторичными (опосредованными) объектами отношений власти. Кроме того, из рассуждений сторонников «компромиссного □ варианта сложно понять, чем непосредственный объект правоотношения (волевое поведение) отличается от «материальной стороны« его содержания, которая тоже определяется ими как поведение субъектов властеотношения.
11. Например, один из основоположников кибернетики Н. Винер писал: «Когда я отдаю приказ машине, то возникающая в данном случае ситуация, по существу, не отличается от ситуации, возникающей в том случае, когда я отдаю приказ какому-либо лицу. Иначе говоря, что касается моего сознания, то я осознаю отданный приказ и возвратившийся сигнал повиновения. Лично для меня тот факт, что сигнал в своих промежуточных стадиях прошел через машину, а не через какое-либо лицо, не имеет никакого значения и ни в коей мере существенно не изменяет моего отношения к сигналу. Таким образом, теория управления в человеческой, животной или механической технике является частью теории информации« (Винер H. Человек управляющий. □ СПб. : Питер, 2001. □ С. 13).
12. Так, для работ по теории социального управления утверждение о том, что сторонами управленческого отношения являются его субъект и объект, давно уже стало аксиомой (см.: Шамхалов Ф. Теория государственного управления. □ М. : Экономика, 2002. □ С. 212; Глазунова H. И. Система государственного управления. □ М. : ЮНИТИ-ДАНА, 2002. □
С. 11, 34, 112Q15). Подобные взгляды широ-
ко распространены и в юридической литературе, в первую в очередь в науке административного права, являющейся, пожалуй, единственной отраслью юриспруденции, углубленно изучающей управленческие властеот-ношения (см., например: Koзлoв Ю. М. Административные правоотношения. □ М. : Юрид. лит., 197б. □ С. 10, 19, 38-39, 65056; Cmapuлoв Ю. H. Курс общего административного права. □ T. 1. □ С. 137, 141, 144). К сожалению, в общей теории государства и права эта проблема до сих пор не привлекла к себе надлежащего внимания.
13. См.: CmapuлoвЮ. H. Курс общего административного права. □ T. 1. □ С. 138; Koз-лoв Ю. М. Административные правоотношения. □ С. 7, 9.
14. См., например: Koзлoв Ю. М. Административные правоотношения. □ С. 9. Как еще в начале 70-х гг. XX в. писал Ф. М. Бурлацкий, «необходимо отказаться от попыток рассматривать управление людьми как вариант или особый случай управления вещами... Имеется качественное различие между процессами управления людьми, наделенными сознанием, энергией, активностью, ценностными установками, и неодушевленными предметами □ технологическими процессами и механизмами, независимо от степени их сложности □ Парадокс состоит в том, что сейчас эти идеи подхвачены и модернизированы некоторыми из теоретиков, слишком легковесно верящих в беспредельные возможности кибернетики и уповающих на возможность автоматизации даже процессов социальной жизни □ (Бypлaц-¡uú Ф. М. Ленин. Государство. Политика. □ М. : Наука, 1970. □ С. 87).
15. CopoKuH В. Д. Правовое регулирование:
предмет, метод, процесс (макроуровень). □ СПб. : Юрид. центр Пресс, 2003. □ С. 53-54.
16. Нормативные властные предписания иных видов □ нормативные правовые договоры и нормативные решения суда □ требуют отдельного рассмотрения, поскольку первые создаются в результате соглашения несоподчиненных властных субъектов, т. е. в координационных управленческих отношениях, не являющихся отношениями власти, а вторые неразрывно связаны с разрешением конкретных юридических дел, т. е. сочетают в себе правотворчество и правоприменение.
17. Данное обстоятельство не было учтено
В.Д. Сорокиным, когда он утверждал, что «определенные категории субъектов права могут реализовать надлежащую норму и вне правовых отношений □ путем принятия нормативного правового акта, который, однако, не превращает своего создателя в субъекта правоотношения, ибо в данном случае нормативный акт направлен не на установление
конкретного правоотношения, а имеет целью определить связи в социально-правовой среде, могущие или долженствующие возникнуть при наступлении соответствующих условий, предусмотренных нормативным актом» (Сорокин В. Д. Правовое регулирование: предмет, метод, процесс (макроуровень). □
С. 62.). В данном случае необоснованно отождествляются правовые властеотношения по созданию нормативного правового акта и общие правовые связи, возникающие после его вступления в силу. В действительности властное полномочие по изданию норматив-
ного правового акта реализовано в правоотношении по его созданию □ в правотворческом отношении, а общая правовая связь является следствием действия его результата □ нормативного властного предписания.
18. Принимая во внимание ранее изложенные соображения, подготавливаемый проект нормативного правового акта признать объектом властеотношения нельзя. Он является не объектом управленческого воздействия, а его результатом (иную позицию по данному вопросу см.: СтарилоеЮ. Н. Курс общего административного права. □ Т. 1. □ С. 408).
