Научная статья на тему 'Власть народа и публичная власть: что скрывается за сложившимися штампами?/приглашение к дискуссии/'

Власть народа и публичная власть: что скрывается за сложившимися штампами?/приглашение к дискуссии/ Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

CC BY
1273
77
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ВЛАСТЬ / ИСТОЧНИК ВЛАСТИ / ОБЛАДАТЬ ВЛАСТЬЮ / ВОЛЯ НАРОДА / КОММУНИКАТИВНАЯ ВЛАСТЬ / АДМИНИСТРАТИВНАЯ ВЛАСТЬ / ПУБЛИЧНАЯ ВЛАСТЬ / ГОСУДАРСТВЕННАЯ ВЛАСТЬ / МУНИЦИПАЛЬНАЯ ВЛАСТЬ / ПОЛИТИКОТЕРРИТОРИАЛЬНЫЙ КОЛЛЕКТИВ / POWER / SOURCE OFPOWER / HAVE POWER / PUBLIC WILL / COMMUNICATIVE POWER / PUBLIC POWER / STATE POWER / MUNICIPAL AUTHORITIES / ADMINISTRA-TIVE POWER / POLITI-CAL AND TERRITORIAL COMMUNITY

Аннотация научной статьи по политологическим наукам, автор научной работы — Николаев Константин Алексеевич, Николаев Владимир Константинович

Анализ терминов: «народ как источник власти»,«власть народа», «власть», «коммуникативная и административная власть», «публичная власть»,«государственная и муниципальная власть» позволяет вынести на обсуждение ряд суждений, которые частично разрушают устоявшиеся дефиниции и нормативно закреплённые положения, в частности, такие, как: народ не обладает властью,а является источником власти; народ является источником публичной власти.Выдвижение дискуссионных утверждений предполагает формулирование более точного толкования роли политико-территориального коллектива в политической и управленческой деятельности, регулирующей общественные отношения.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Power of the People and the Public Authorities: What is Implied by the Commonplace Phrases?

The analysis of the terms: “people as the source of power”,“power of the people”, “power”, “communicative and administrative power”, “public authority”, “state power” and “municipal authorities” makes it possible to discuss some commonplace definitions and regulations

Текст научной работы на тему «Власть народа и публичная власть: что скрывается за сложившимися штампами?/приглашение к дискуссии/»

ГОСУДАРСТВЕННОЕ И РЕГИОНАЛЬНОЕ

УПРАВЛЕНИЕ

Николаев

Константин Алексеевич

Кандидат философских наук, доцент, доцент кафедры государственного управления и права Балаковского филиала Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ

e-mail: konstantin.nikolaev. 49@mail. ru Николаев

Владимир Константинович

Кандидат экономических наук, проректор по развитию кампуса Дальневосточного федерального университета e-mail: nikolaev.vk@dvfu.ru

Konstantin Alekseevich Nikolaev

Candidate of Science (Philosophy), docent of the Public Administration and Law Chair, Balakovo branch of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration e-mail: konstantin.nikolaev. 49@mail. ru

Vladimir Konstantinovich Nikolaev

Candidate of Science (Economics), Vice President for Campus Development, Far Eastern Federal University e-mail: nikolaev.vk@dvfu.ru

УДК 323.2

Власть народа и публичная власть: что скрывается за сложившимися штампами? /Приглашение к дискуссии/

Power of the People and the Public Authorities: What is Implied by the Commonplace Phrases?

Анализ терминов: «народ как источник власти», «власть народа», «власть», «коммуникативная и административная власть», «публичная власть», «государственная и муниципальная власть» позволяет вынести на обсуждение ряд суждений, которые частично разрушают устоявшиеся дефиниции и нормативно закреплённые положения, в частности, такие, как: народ не обладает властью, а является источником власти; народ является источником публичной власти.

Выдвижение дискуссионных утверждений предполагает формулирование более точного толкования роли политико-территориального коллектива в политической и управленческой деятельности, регулирующей общественные отношения.

Ключевые слова и словосочетания: власть, источник власти, обладать властью, воля народа, коммуникативная власть, административная власть, публичная власть, государственная власть, муниципальная власть, политико-территориальный коллектив.

The analysis of the terms: "people as the source of power", "power of the people", "power", "communicative and administrative power", "public authority", "state power" and "municipal authorities" makes it possible to discuss some commonplace definitions and regulations.

Discussion presupposes formulating a more accurate interpretation of the role of political and territorial community in political and managerial activity, regulating social relations.

Key words and word combinations: power, source of power, have power, public will, communicative power, administrative power, public power, state power, municipal authorities, political and territorial community.

В политической практике и общественной теории, понимая под этим весь комплекс обществоведческих дисциплин, сложилось достаточно много штампов, которыми, особо не задумываясь над их содержанием, охотно пользуемся и в пылу политических дискуссий, и при написании нормативных документов, научных

статей. Одним из подобных штампов, как представляется авторам данной статьи, стало и утверждение о том, что в демократическом государстве власть принадлежит народу.

Так, в первых трёх частях третьей статьи Конституции Российской Федерации зафиксированы три положения:

- «... единственным источником власти в Российской Федерации является её многонациональный народ»;

- «народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления»;

- «высшим непосредственным выражением власти народа являются референдум и свободные выборы» [1, с.3].

Соответственно, можно сформулировать три дискуссионных вопроса. Во-первых, синонимичны ли утверждения: «народ - источник власти», и «народ обладает властью»? Во-вторых, может ли народ обладать властью? В-третьих, можно ли считать референдум и свободные выборы непосредственным выражением власти народа?

Как представляется, ответ на первый вопрос целесообразно искать в филологическом анализе слова «источник», выясняя тождественность словосочетаний «быть источником власти» и «обладать властью». Знакомство с толкованием слова «источник» в словарях позволяет сделать заключение, что эти словосочетания не тождественны, по крайней мере, не всегда тождественны. Да, первое значение слова «источник» определяется в «Толковом словаре» Д. Ушакова как «струя подземной воды (или другой жидкости), вытекающая на поверхность земли». Однако следующее, переносное значение: «то, из чего исходит, возникает, проистекает что-нибудь». И далее, подчёркивая, что это книжное значение - «исходная причина, основа происхождения чего-нибудь». И приведён весьма примечательный пример: «труд - источник благосостояния» [2]. Совершенно очевидно, что последнее никак не может толковаться как «труд обладает благосостоянием». Кстати, по поводу того, что источник - это струя воды или иной жидкости. В технических словарях, как, скажем, и в энциклопедии Кольера, источник трактуется все-таки не как собственно струя воды, а как «естественный выход подземных вод на земную поверхность» [3]. Наконец, в словаре русских синонимов и сходных по смыслу выражений источник связан не только с такими словами как «ключ», «родник», но и с такими словами как «начало», «колыбель», «причина» [4].

Таким образом, вполне оправдано полагать, что словосочетания «быть источником власти» и «обладать властью» не тождественны. Да, безусловно, народ в демократическом государстве может и должен признаваться источником (исходной причиной, началом, колыбелью - для большей экспрессии) власти. Однако это ещё не означает, что народ обладает властью. Последнее утверждение требует особого доказательства. Обратимся ко второму вопросу, поставленному в начале статьи: «может ли народ обладать властью»? Как известно, в рамках волевого подхода атрибутивной концепции власти [5, с. 42] М. Вебер определял власть как «возможность того, что одно лицо внутри социального отношения будет в состоянии осуществить волю, несмотря на сопротивление и независимо от того, на чём такая возможность основана» [6]. Анализируя данное определение, Н.А. Баранов, например, среди выделенных им четырёх основных черт власти по М. Веберу отметил и следующие:

- власть существует в отношениях между индивидами и не есть их принадлежность;

- власть направлена всегда против кого-то, предполагая конфликт и действия вопреки интересам людей: власть - «это способность субъекта А так влиять на объект В, чтобы последний сделал то, что никогда бы не стал делать по своей собственной воле» [7].

С позиций рассматриваемого вопроса нет необходимости подробного рассмотрения сути приведённых положений. Важно то, что здесь в рамках властных отношений господства, безусловно, необходимо присутствие как субъекта, так и объекта власти.

Определённой попыткой отойти от толкования власти как волевых отношений между субъектом и объектом становятся взгляды на содержание рассматриваемого термина Т. Парсонса. Согласно его толкованию, власть «является реализацией обобщённой способности, состоящей в том, чтобы добиваться от членов коллектива выполнения их обязательств, легитимизированных значимостью последних для целей коллектива, и допускающей возможность принуждения строптивых посредством применения к ним негативных санкций, кем бы ни являлись действующие лица этой операции» [8, с. 242]. Причём, подчёркивая, что власть здесь понимается как символическая, Т. Парсонс отмечал, что она, будучи обменена на значимое для эффективности сообщества повиновение, «не оставляет приобретателю выгоды...» [8, с. 243]. Следовательно, и здесь присутствуют субъект-объектные отношения, пусть и не связанные явно с элементами господства.

К полному отрицанию элементов господства во властных отношениях стремился М. Фуко. Основные тезисы его концепции власти, как результат примененного М. Фуко генеалогического метода, формулируют следующим образом. Во-первых, «современная власть носит «производящий», а не отрицающий характер. Во-вторых, «современная власть имеет «капиллярный» характер». Она не концентрируется в руках неких персон, или государства, экономики, а «в социальных практиках повседневности она достигает нижней оконечности социального тела». В-третьих, «власть соприкасается с человеческой жизнью через социальные практики в большей степени, чем через убеждения» [9]. Вместе с тем, следует обратить внимание на то, что М. Фуко наделял именно современную власть такими чертами, как локальность, непрерывность, производительность, капиллярность и всесторонность, отделяя тем самым современный режим знания/власти от более ранних типов власти. Причём М. Фуко считал истоком такового нового режима деятельность с конца ХУШ века особых «дисциплинарных учреждений», в которых доктора, тюремщики и учителя улучшали разнообразные «микротехники» власти в больницах, тюрьмах и школах, удалённых от центров власти «старого режима», впоследствии интегрированные в «глобальные или макростратегии доминирования» [9]. И вот здесь следует особое внимание обратить на слово «доминирование». Как пишет Нэнси Фрейзер, признавая высокую значимость взглядов М. Фуко на сущность современной власти, последний часто использовал слова «доминирование», «подчинение» и «субъективация» при описании современного режима власти/знания. Она, «перефразируя основные детали этого описания на язык, близкий к авторскому», делает следующее заключение: «... в ранее Новое время закрытые дисциплинарные институции (такие, как тюрьмы) довели до совершенства набор механизмов для создания и подчинения индивидов как эпистемных объектов и объектов власти. Эти техники ставили целью превратить девиантов в покорные и послушные тела, чтобы вернуть их в социальную машину. Впоследствии эти техники вышли за пределы их институциональной родины и стали основой для глобальных стратегий доминировании, стремящихся к тотальному управлению жизнью. Различные дискурсы, которые противостоят этому режиму, на самом деле поддерживают его, маскируя его истинную природу»

[9]. Более того, в своих интервью М. Фуко, как отмечает Н. Фрейзер, подчёркивал, что подходит к власти не нормативно, а со стратегической и военной точек зрения, что правовую перспективу с противопоставлением легитимности и нелегитимности, заменяет перспективой войны с противопоставлением борьбы и подчинения. И Н. Фрейзер подчёркивает, что «в такой интерпретации понятия «доминирование», «подчинение» и «субъективация» действительно будут нейтральными в нормативном отношении. Они будут просто описывать стратегический расклад и способы действия различных сил, противостоящих друг другу в современном мире» [9]. Из приведённого выше следует, что М. Фуко, сосредоточив внимание на исследовании социальных практик режима власти/знания, не смог реально устранить субъектно-объектную сторону властвования, при котором одна сторона доминирует по каким-то причинам и при каких-то условиях над другой.

Развивая модель «делиберативной демократии», Ю. Хабермас, в свою очередь, стремился отказаться от традиционной трактовки власти в пользу самоорганизации общества, в рамках которой посредством дискурса формируется всеобщая воля и достигается политический консенсус [10]. Воспринимая «отношения власти и господства» как «основной источник самоотчуждения человека», полагая, что «различные формы господства почти полностью подчинили себе человека», как пишут В.В. Посконин и О.В. Посконина, Ю. Хабермас полагал, что именно «истинная коммуникация» возвращает человеку «его подлинную идентичность»

[10]. Вместе с тем, можно обратить внимание на то, что, концентрируя своё внимание на проблеме формирования всеобщей воли/законов посредством коммуникативных техник, Ю. Хабермас не отрицал наличия административной власти, но пытался соотнести её с властью коммуникативной: «Мы можем различить власть, рождающуюся в процессе коммуникации, и административно применяемую власть. В деятельности политической общественности встречаются и перекрещиваются два противоположных процесса: с одной стороны, коммуникативное формирование легитимной власти, которая рождается в свободном от всякой репрессивности процессе коммуникаций политической общественности, а с другой — такое обеспечение легитимности через политическую систему, с помощью которой административная власть пытается управлять политическими коммуникациями» [11]. Причём, Ю. Хабермас подчёркивал, что вопрос о том, как оба процесса — спонтанное формирование мнений благодаря автономным объединениям общественности и организованное обретение лояльности масс — проникают друг в друга, какой из них пересиливает другой — это вопрос эмпирический. «Здесь меня интересует лишь нормативная идея суверенитета народа, которая, в отличие от ее толкования у Руссо, воплощается уже не в коллективе, а соотносится с коммуникативными условиями дискурсивного формирования мнения и воли»[11]. А далее Ю. Хабермас вновь сосредотачивал внимание не столько на вопросах власти, сколько на процедуре формирования политической воли: «Должно возникнуть

взаимодействие между институционализированным формированием воли, которое протекает согласно демократическим процедурам в рамках образований, способных к принятию решений и запрограммированных на их проведение в жизнь с одной стороны, и, с другой - ^запрограммированными, неформальными высокочувствительными процессами формирования мнений, благодаря автономным объединениям общественности, которые не приемлют организации сверху и могут развертываться только спонтанно, лишь в рамках либеральной политической культуры» [11]. Однако к вопросу о воле народа мы ещё вернёмся чуть позже. Таким образом, доказывая, что коммуникативная власть может формироваться лишь «при условиях, которые исключают концентрацию власти», при реализации тенденции «к обособлению культуры от классовых структур», Ю. Хабермас признаёт, что «коммуникативная власть может властвовать только опосредованно, ограничивая исполнительные функции административной, т.е. действительно осуществляемой власти» [11]. Кстати, и в российской научной литературе встречается коммуникативный подход к толкованию термина «власть». Так, в своей работе «О соотношении понятий «публичное регулирование», публичное управление» и «публичная власть» Р.М. Усманова определяет власть как «такой тип коммуникации внутри формальной организации, которому участник организации согласен подчиняться, иначе говоря, такой, которому он согласен дать право определять то, что он должен делать по отношению к организации» [12].

Проведя анализ, в том числе большинства современных концепций власти, стремящихся отойти от её субстанционально-атрибутивного видения, А. Дегтярёв подчёркивает, что власть в этих концепциях «выступает как сложнейший механизм тотального социального общения, регулирующий отношения между управляющими и управляемыми, первые из которых получают потенциально «символическую власть» над вторыми, хотя последние также обладают «символическим капиталом», оказывая влияние и давление «снизу» на властвующих» [5, с.44]. Таким образом, отношения между управляющими и управляемыми в любом случае, по сути, остаются.

Анализ разнообразных подходов к толкованию термина «власть» позволяет заключить, что данный феномен, при весьма различных попытках её толкования, предполагает наличие нескольких субъектов, взаимоотносящихся между собой определённым образом и для определённых целей. Попытки «растворить» власть в социальных практиках, в коммуникационных технологиях скорее приводили к анализу процедуры формирования воли народа, что наиболее ярко проявилось в рассматриваемой работе Ю. Хабермаса. Если же власть народа есть реализация собственной воли народа, то это элемент самоуправления в рамках публичного коллектива. И тогда, скажем, референдум, равно как и выборы, - это не непосредственное осуществление народом своей власти, а такая форма самоуправления, посредством которой публичный коллектив с помощью демократической процедуры - всеобщего голосования - принимает то или иное решение. А так как при такой процедуре исключительно редко решение принимается единогласно, то здесь опять-таки можно говорить лишь о власти народного большинства над его меньшинством, а, кстати, на практике часто и власти активного меньшинства над пассивным большинством.

В этом отношении весьма примечательно обращение Ю. Хабермаса к мыслям немецкого демократа середины XIX века Юлиуса Фрёбеля. Так, Ю. Хабермас цитирует следующую мысль Ю. Фрёбеля: «От меньшинства никто не требует, чтобы оно отказалось от своей воли, чтобы оно объявляло своё мнение ошибочным; от меньшинства не требуют даже того, чтобы оно отказалось от своей цели. Но... требуют, чтобы меньшинство отказалось от практической реализации своего убеждения до тех пор, пока ему не удастся лучше представить свои аргументы и собрать необходимое число согласных с ним». И далее: «Единство убеждений было бы несчастьем для прогресса познания, но единство цели в делах общества - это необходимость» [11].

Таким образом, с одной стороны, народ в соответствии с законодательно установленной процедурой и с использованием разнообразных, в том числе современных социально-коммуникативных практик выступает выразителем своей воли, воли большинства, а с другой - народ, не будучи обладателем власти, есть её источник.

Теперь возникает вопрос: «Источником какой власти следует считать народ?» Самым очевидным ответом можно считать следующий: власти публичной. Как показывает знакомство с толкованиями термина «публичная власть» в различных словарях, представленных на соответствующем сайте, это аппарат управления вместе с особыми отрядами вооружённых людей [13]. Вместе с тем, термин «публичная власть» не имеет своего однозначного толкования. Проанализировав существующие подходы к определению данного термина, Р.М. Усманова, например, полагает, что одни исследователи отождествляют публичную власть с властью общественной, которая существует в любом обществе. Другие исследователи говорят о том, что публичная

власть не тождественна общественной, так как это есть власть государственная, порождённая политическими отношениями. Третьи полагают, что публичная власть - это власть, открытая народу и его суждениям (власть в присутствии публики), и даже, более того, публичная власть есть система всеобщего участия населения в решении совместных дел. То есть, публичная власть рассматривается шире, чем власть государственная [12]. В свою очередь, А.А. Дегтярёв подчёркивает, что появляется публичная власть с постепенным нарушением природной симметрии и равенства между управляющими и управляемыми при переходе общества к государственной организации. Поэтому он считает, что публичная или публично-государственная власть -это асимметричные межличностные и надличностные отношения, структуру которых составляют такие компоненты публичной власти, как агенты, ценности, способы и ресурсы [14, с. 45-56]. В.В. Рачинский и П.А. Минаков рассматривают содержание термина «публичная власть» через анализ терминов «территориальный публичный коллектив» и «территориальный публичный интерес». Это позволило им трактовать данный термин как институционализированная легальная социальная власть, реализующая артикулированные общественные интересы территориального сообщества с господствующим в обществе мировоззрением (ценностями) и обеспечивающая консолидацию данного сообщества и его развитие как целостной системы [16; 17]. При этом, и В.В. Рачинский по юридическим основаниям, и П.А. Минаков, исходя из политологических позиций, полагают, что публичная власть реализуется как в трёх формах: непосредственное народовластие, народное представительство, профессиональное народовластие (непредставительские формы функционирования публичной власти), так и в четырёх видах: публичная власть общественных объединений, муниципальная, государственная и надгосударственная публичная власть. При этом в качестве основания выделения видов власти авторы называют определённую политико-территориальную общность людей, выступающую в качестве непосредственного источника власти соответствующего вида [16; 17]. В соответствии с этим, В.В. Рачинский полагает, что субъектами публичной власти могут считаться мировое сообщество в целом, население отдельного региона, российский народ, избирательный корпус, государство и его органы, муниципальные образования и органы местного самоуправления, граждане в личном качестве, группы избирателей, территориальные коллективы граждан, общественные объединения [16].

Не ставя в данной работе задачи определения дефиниции термина «публичная власть», считаем важным подчеркнуть следующее. Сущность публичной власти целесообразно связать с тем, что это власть, источником которой является политико-территориальный коллектив: граждане государства, жители субъекта федерации, муниципальное сообщество. Причём именно источником, а не субъектом, т.е. носителем её. Узурпация у народа права быть источником власти в государстве означает утрату государственной властью публичности.

Политико-территориальный коллектив путём выборов вручает избранным своим представителям право на осуществление ими публичной власти. В соответствии с этим, видами публичной власти следует считать государственную публичную власть (федеральную и региональную в Российской Федерации), муниципальную публичную власть. В словарях термин «публичный» толкуют как совершающееся в присутствии публики, людей, предназначенный для публики, общества [18]. В контексте предлагаемого толкования публичной власти, получается, что это власть, полученная от публики, людей и предназначенная для служения им.

Надгосударственная публичная власть может рассматриваться в том случае, когда появляется политико-территориальный коллектив, охватывающий несколько государств и обладающий правом выступать в качестве политико-территориального коллектива как источника публичной власти. Что же касается такого вида публичной власти, как публичная власть общественных объединений, то этот вид вряд ли целесообразно ставить в один ряд с государственной и муниципальной публичной властью. Основанием для такого утверждения следует считать такую важнейшую характерную черту публичной власти, как закреплённое за ней право использовать публичные санкции при необходимости поддержания легитимного порядка в обществе. И ещё важная черта сущности публичной власти - использование при своей реализации нормативных правовых актов, обязательных для всех, кто потенциально входит в состав территориального публичного коллектива, даже если кто-либо не согласен с содержанием этих актов. Таким образом, данный вид власти скорее не публичный, а общественный или корпоративный.

Ещё раз следует подчеркнуть, что государственная власть может быть как публичной, так и не быть таковой. Скажем, монархическая власть - власть государственная, но не публичная, так как народ не является в данном случае источником государственной власти. Если государственная власть захватывается в результате военного переворота, революции, внешнего вмешательства - эта государственная власть теряет

статус публичной. Особенностью муниципальной власти в этом отношении можно считать то, что она всегда публична, так как в этом выражается сущностное основание местного самоуправления как социально-политического феномена.

В свете рассмотренного, как представляется, пункты 2 и 3 статьи 3 Конституции России точнее сформулировать следующим образом:

2. Народ осуществляет свою волю непосредственно, а также через органы публичной государственной власти и публичные органы местного самоуправления.

3. Высшим непосредственным выражением воли народа являются референдум и свободные выборы».

Каким образом эти, в общем-то, философские рассуждения о публичной власти вписываются в теорию

государственного управления есть предмет отдельного исследования.

Библиографический список:

1. Конституция Российской Федерации// Российская газета. 21 января 2009. № 7.

2. Толковый словарь Ушакова. Д.Н. Ушаков. 1935-1940 // http://dic.academic.ru.

3. Энциклопедия Кольера. - Открытое общество. 2000 // http://dic.academic.ru

4. Словарь русских синонимов и сходных по смыслу выражений. - под ред. Н. Абрамова. М.: Русские словари». 1999 // http://dic.academic.ru.

5. Дегтярёв А.А. Основы политической теории: Учеб. пособие / Ин-т «Открытое общество». - М.: Высш. шк., 1998. - 239 с. - (Программа «Высшее образование»).

6. М. Вебер. Политическая наука: Словарь-справочник. сост. проф. пол. наук Санжаревский И.И. 2010. / / http://dic.academic.ru

7. Н.А. Баранов. Курс «Политическая социология». 2012 г. Тема 4. Социология политической власти // http://nicbar.ru

8. Политология: хрестоматия /Сост. проф. М.А. Василик, доц. М.С. Вершинин. - М.: Гардарики. 2000. -843 с.

9. Фрейзер Н. Фуко о современной власти: эмпирические прозрения и нормативная путаница. Перевод с английского В. Маркова // http://magazines.russ.ru.

10. Просконин В.В., Посконина О.В. Делиберативная модель демократии как один из путей её совершенствования (концепция Ю. Хабермаса) // http://pravovestnik.ru.

11. Хабермас Ю. Философский спор вокруг идеи демократии. Демократия. Разум. Нравственность. М., 1992 г. // Семигин Г.Ю. Антология мировой политической мысли // http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Polit/ Sem/47.php.

12. Усманова Р.М. О соотношении понятий «публичное регулирование», «публичное управление» и «публичная власть» // http://dom-hors.ru.

13. Публичная власть // http://tolkslovar.ru.

14. Дегтярёв А.А. Основы политической теории: Учеб. пособие / Ин-т «Открытое общество». - М.: Высш. шк., 1998. С. 45-56.

16. Рачинский В.В. Публичная власть: Вопросы теории. Автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата юридических наук / Рачинский Вячеслав Владимирович. Уфа: РИО БашГУ, 2003. - 26 с. / http://law.edu.ru.

17. Минаков П.А. Публичная власть: политологический аспект. Автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата политических наук / Минаков Павел Анатольевич. Уфа. 2007 // http://www.dslib.net/ teoria-politiki/publichnaja-vlast-politologicheskij-aspekt.htm

18. Публичный, публичное // http://tolkslovar.ru.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.