CC BY
97
новлении некоторых льгот при отбывании этой повинности по семейному положению, увеличении числа гласных в отдельных уездах и т. д. Ответы на ходатайства часто затягивались, и только приблизительно одна третья часть из них получала удовлетворение8.
Восшествие на престол Николая II оживило в земских кругах и в обществе надежду на перемену правительственного курса, дало некоторым земствам повод выступить с адресами, в которых выражалась идея введения конституции. Как известно, император назвал эти надежды «бессмысленными мечтаниями». Тем не менее сам факт достаточно смелого политического обращения к царю представителей местного самоуправления говорит о начавшемся процессе демократизации российского общества.
Таким образом, развитие органов местного самоуправления представляло собой важный сектор модернизации страны, являлось одним из движущих факторов становления гражданского общества в России. Вне всякого сомнения, земство сыграло свою положительную роль в демократизации российского общества.
Примечания
1 См. напр.: Лопата П., ПорохнюкЕ. Проблемы становления гражданского общества в России // Диалог. 2000. № 1. С. 10.
2 Подробнее см.: Великие реформы в России: 1856-1874. М., 1992.
3 Герасименко Г.А. Земское самоуправление в России. М., 1990; Лаптева Л.Е. Земские учреждения в России. М., 1993; Верещагин А.Н. Государство и местное самоуправление в России: теория, исторический опыт и современность // Общество, политика, наука: новые перспективы / Моск. обществ. науч. фонд. Сер. Научные доклады. М., 2000. Вып. 103; ПСЗ-П. СПб., 1867. Т. XXXIX, № 40457.
4 См.: Земский феномен: Политологический подход: Сб. научн. ст. / Центр славянских исследований при университете Хоккайдо. Екатеринбург, 2001. С. 101-106.
5 Цит. по: ВеселовскийБ.Б. История земства. СПб., 1911. Т. III. С. 512.
6 Там же. С. 227.
7 Там же. С. 238.
8 Там же. С. 406.
удк 94(470.342)
власть, крестьянство и город в воронежской губернии накануне падения монархии
М.Д. Карпачев
воронежский государственный университет, кафедра истории россии E-mail: m_karpach@mail.ru
в статье исследуется социально-экономическая обстановка в русской провинции в годы Первой мировой войны. Анализируются последствия мероприятий центральной и местной администрации по сдерживанию цен на потребительские товары и организации продовольственного снабжения. Показано, что не дефицит материальных ресурсов, а просчеты властей сыграли решающую роль в нарастании политической напряженности накануне падения монархии.
The Administration Peasantry and the City in Russia on the Eve of the Revolution of 1917 M.D. Karpachyov
The social and economic situation in the black-soil region of Russia at the times of World War I is the main object of the article. The author analyses the activities of the central and local administrations, especially their efforts to protect internal markets of consumer goods. The article shows that the Russian peasantry produced sufficient quantities of grain and could supply army and industrial centers. The political stability was ruined because of concrete mistakes of imperial and local authorities.
О причинах падения российской монархии историки сказали, казалось бы, все. Тем не менее истоки революционных потрясений 1917 г. долго еще будут оставаться предметом острых дискуссий и пристального анализа. Как и почему так стремительно разрушилось самодержавное государство, имевшее многовековую историю и глубокие социальные корни? Еще свежи были в памяти массовые торжества, посвященные трехсотлетию дома Романовых, а спустя всего четыре года династия бесславно погибла. Был ли столь скорый и трагический конец монархии неизбежным? Какую роль в тех роковых событиях играли конкретные ошибки конкретных персонажей? Что, в конце концов, окончательно расшатало государственный организм громадной страны? Размышляя над этими вопросами стоит присмотреться к социально-политическим процессам в русской провинции, в том числе в черноземном центре.
Хорошо известно, что сильнейшим ускорителем крушения монархии в России стала Первая мировая война. Войны всегда несли и, к несчастью, продолжают нести людям неисчислимые страдания. Нет нужды объяснять природу этих
© М.Д. Карпачев, 2008
27
страданий. Наряду с этим надо отметить, что начавшееся с 1914 г. трехлетие отличалось нарастанием исключительно противоречивых процессов, не раз создававших парадоксальные социальные ситуации. Народная молва реагировала на эту противоречивость известным изречением - «кому война, кому мать родная». На военных поставках баснословно наживались тысячи дельцов, множество интриганов сумело нажить на военной трагедии крупные политические капиталы.
Очень сложное социально-экономическое положение сложилось во время мировой войны в аграрных районах России, в том числе в Центральном Черноземье. Сельское хозяйство Воронежской губернии (как, впрочем, и всей России) война застала на этапе развернувшейся реконструкции. Столыпинская аграрная политика, начавшаяся со знаменитого указа 9 ноября 1906 г., была направлена на рационализацию сельской экономики и на оздоровление социальных отношений в деревне. Выход из общины крепкого, энергичного и трезвого крестьянина должен был решительно изменить облик русской деревни. Так, во всяком случае, полагали творцы нового аграрного курса1.
Надежды реформаторов не были беспочвенными. Переход все более значительной части крестьянства на позиции частного землевладения, а также ускорившийся распад общинного строя вели к устойчивому росту производительных сил деревни. За 7-8 лет реформы около 20 % воронежских крестьян-домохозяев решили расстаться с общиной и закрепили причитавшиеся им наделы в частную собственность. Одновременно производство сельскохозяйственной продукции в Воронежской губернии выросло примерно на 25-3 0 %, причем этот рост был достигнут главным образом за счет повышения урожайности и применения прогрессивных приемов землепользования на крестьянских полях. Приватизация части общинных земель вела и к более рациональному использованию рабочей силы, избыток которой в Воронежской губернии стал особенно ощутимым в начале ХХ в. В губернии более успешно пошло развитие промыслов, ускорился рост городской промышленности и торговли.
Но у столыпинского аграрного курса был очень рискованный социальный аспект. Усилилось имущественное размежевание крестьянства. Поскольку хозяйственный успех сопутствовал трезвому и крепкому меньшинству, постольку в среде общинного большинства обострились настроения недовольства экономическим положением. Традиции уравнительного общинного землепользования никак не соответствовали стремлениям «новых помещиков» (так со злой иронией крестьяне-общинники называли своих односельчан, выделявшихся из общины) достичь материального благополучия на основе частного хозяйства. В условиях мировой войны, когда миллионы крестьян пришлось призвать в армию, этот
аспект аграрного реформирования становился опасным вдвойне.
Следует учесть также, что в войну Россия вступила в эпоху глубоких перемен в государственном строе. Основы самодержавия были подорваны в ходе революции 1905-1907 гг. Оппозиция получила широкие возможности для критики правительственной политики. На протяжении многих веков русское общество не имело никаких легальных возможностей для контроля над монархической властью. Теперь оно брало своеобразный реванш. Даже во время войны Государственная дума открыто обсуждала вопрос
о «правительстве народного доверия», многие ораторы старались убедить страну, что правительство Николая II не способно обеспечить победу и ведет государство к катастрофе. Резонанс от такой конфронтации проникал в самые широкие слои общества, беспокоил и возбуждал крестьянские массы. Германскому блоку противостояло не сплоченное вокруг сильного правительства общество, а общество, пораженное эрозией внутреннего раскола.
Эти обстоятельства следует учитывать для понимания тех сложных социальных процессов, которые происходили на территории Воронежской губернии накануне грандиозных революционных потрясений. Взгляд историка еще не раз будет обращаться к тем тревожным дням.
В январе 1916 г. воронежский губернатор М.Д. Ершов созвал весьма представительное совещание местных администраторов и деловых людей. Предметом обсуждения на совещании стал вопрос об устранении дефицита продуктов первой необходимости. Кроме того, участники говорили о способах борьбы с их дороговизной2. Поводом для созыва совещания стала телеграмма министра внутренних дел А.А. Хвостова, отправленная руководителям центральных губерний России 1 января 1916 г. В ней министр сообщал об обеспокоенности монарха разгулом спекуляции на внутреннем рынке. Николай II считал, что действия торговцев и предпринимателей могут быть расценены как непатриотические. Поэтому император потребовал от министра «обратить внимание местных властей на необходимость в настоящее время самой решительной и планомерной борьбы с возрастающим в стране недостойным переживаемого момента взвинчиванием цен на продукты первой необходимости» (л. 124). Если судить по смыслу этой фразы, то, очевидно, что Николай II был уверен: в России достаточно «продуктов первой необходимости». Значит причины роста цен, по его мнению, коренились в «недостойных» явлениях субъективного порядка, что и предстояло выяснить местным властям. Исполняя царскую волю, губернатор собрал весьма представительный круг заинтересованных лиц. На совещании присутствовали практически все влиятельные чиновники
губернского правления, руководители земской управы, видные предприниматели, специалисты сельского хозяйства.
Прежде всего участники встречи констатировали очень быстрый рост цен на предметы первой необходимости. Собранные с мест сведения показывали, что по основным видам продовольствия цены за полтора военных года поднялись очень существенно. Так, в Бобровском уезде пуд пшеничной муки 2-го сорта стоил до войны 1 р. 30 к., теперь его цена поднялась до 3 р. 50 к., т. е более чем в два раза, цена пуда подсолнечного масла поднялась с 5 р. до 8 р. 80 к., пуда керосина - с
1 р. 65 к. до 2 р. 60 к., соли - с 35 к. до 50-55 к. и т. п. (л. 18).
Очень сильно выросли цены на мясные продукты. Из Валуек сообщали, что «повышение цен распространилось положительно на все предметы потребления, главным же образом чрезмерно повысилась цена на предметы, перевозимые по железной дороге» (л. 19). Выступивший на совещании председатель Воронежской уездной земской управы Н.А. Александров сообщил о следующей динамике цен в своем уезде: пшеничная мука 1-го сорта подорожала с 2 р. (довоенный уровень) до 3 р. 80 коп., подсолнечное масло с
4 р. до 8 р., сахар с 16 коп. за фунт до 22-27 коп. (л. 134). Информация аналогичного содержания шла из всех уездов.
Такое положение было тем более печальным, что урожаи военных лет были в Воронежской губернии вполне благополучными. По данным 1915 г., на продовольственные нужды в губернии оставалось свыше 86 млн пудов зерна и свыше 33 млн пудов картофеля. В пересчете на душу населения это составляло соответственно 25,9 пуда хлебов и чуть больше 10 пудов картофеля3. Такие показатели считались очень хорошими, так как продовольственный минимум в ту пору составлял 18 пудов зерновых на едока. Продовольственные запасы, таким образом, не должны были вызывать опасений. По словам Н.А. Александрова, «Воронежское уездное земство пришло к убеждению, что население Воронежского уезда благодаря хорошему урожаю в достаточной мере обеспечено рожью, просом и картофелем, т. е. предметами, которые оно не покупает» (л. 134). Иными словами, продовольствие в губернии было, а цены, тем не менее, быстро росли, что, конечно, не могло не вызывать острого недовольства со стороны горожан. Кроме того, городская торговля стала испытывать дефицит продовольственных товаров. Мясные продукты поступали в продажу с перебоями, а за хлебом и сахаром стали выстраиваться очереди, чего не наблюдалось в довоенное время. Сельские жители, в свою очередь, жаловались на исчезновение из продажи многих необходимых материалов и промышленных изделий или на их непомерную дороговизну.
Как же участники совещания определяли причины растущей дороговизны? Многие высту-
павшие сразу же отметили, что торговцы и предприниматели нередко создавали искусственный дефицит и, пользуясь этим, получали чрезмерные барыши. Видный торговец С.В. Типцев, например, заявил, что необходимо найти способы ограничения подобных сверхприбылей. Я предлагаю, говорил он, «ограничить пользу промышленности и торговли не более как 50 %». На удивленные реплики из зала по поводу величины таких доходов Типцев заметил, что «в настоящее время некоторые промышленники берут 300, 400 и даже 500 %». Опытный купец хорошо знал положение дел и, будучи разумным предпринимателем, предлагал строго наказывать дельцов, готовых, не считаясь с войной, гнаться за бешеной наживой. Проследить же за сверхдоходами мог бы, по его мнению, биржевой комитет (л. 126).
Но основной причиной появления дефицитов и стремительного роста цен участники совещания признали неумелое вмешательство администрации в механизмы рыночной экономики. Вскоре после начала войны правительство потребовало от местных властей жестко контролировать ценовую ситуацию. Угроза развития спекуляции была вполне реальной.
Первой реакцией уездных и городских управ стали призывы к вышестоящим властям ограничить рост цен административным порядком. Например, Павловская городская управа не раз получала отказ хозяев Нижнекисляйского сахарного завода на просьбу продать городу сахар по «приличной» цене. Руководители акционерного общества сахарного завода действовали очень просто: они сообщали городским властям, что сахара у них нет, а скорые его поставки не предвидятся. Ответной реакцией городских властей стало их прошение в адрес губернатора следующего содержания: «Городская управа имеет честь просить Ваше превосходительство сделать зависящее распоряжение о продаже означенным заводом городскому управлению на текущий январь месяц 1000 пудов сахарного песка по 5 р. 63 коп. за пуд для продажи населению по заготовительной стоимости его» (л. 156).
Точно так же Богучарская городская управа в январе 1916 г. просила губернатора установить твердую цену на муку «сообразно с действительными ценами на хлеб в зерне, а именно с ценой пшеницы в среднем выводе в 1 руб. 40 коп. за пуд». С отделением одной трети отрубей и с надбавкой к цене пшеницы 12 коп. за помол средняя цена пуда пшеничной муки должна была, по подсчетам бо-гучарских властей составлять 2 руб. 4 коп. пусть, просили они, мука первого сорта стоит 2 р. 24 коп., второго - 1 руб. 84 коп. (л. 177). Таких прошений было немало. Поэтому воронежский губернатор, как и его коллеги в большинстве регионов, должен был издавать обязательные распоряжения, в которых устанавливались предельно допустимые цены на самые необходимые для населения товары. Такие таксы вводились каждые три месяца.
Реакция потребительского рынка была вполне закономерной: товары, на которые устанавливались жестко ограниченные цены, стали просто исчезать из продажи. Купить их было можно только из-под полы и по взвинченной цене. Вводя таксы, губернаторы, конечно, не учитывали ни роста транспортных расходов, ни изменившегося спроса. Таксированные цены могли не покрывать (и, как правило, не покрывали) реальных затрат производителей и торговцев. Кроме того, товары такого рода попросту придерживались производителями, так сказать, до лучших времен. Это касалось в первую очередь продовольствия. Очень важно отметить, что из-за установленных такс цены на различные товары изменились по-разному. В уже упоминавшемся выступлении Н.А. Александрова приведена таблица сравнения довоенных цен с ценами 1916 г. Из нее следует, что цены на основные продукты питания выросли примерно на 80-110 %, в то время как на изделия промышленности, таксы на которые не вводились, цены выросли в несколько раз. Например, цены на гвозди, подковы и некоторые другие металлические изделия поднялись в 5-6 раз, на уголь - в
5 раз, на лесные строительные материалы - в 2-3 раза (л. 134).
Вопрос об экономическом положении деревни вызвал на совещании самый оживленный интерес. Разумеется, все присутствовавшие прекрасно понимали, что мобилизация в армию свыше 400 тыс. крестьян самого трудоспособного возраста поставила многие семьи в трудное положение. Правда, специалисты давно уже отмечали в черноземной деревне рост избыточного аграрного населения. По данным официальной статистики, население Воронежской губернии в 1914 г. достигло 3,8 млн человек. Эта цифра на 1,4 млн превышала данные первой Всероссийской переписи 1897 г.4 Причем больше всего выросло сельское население, доля которого по-прежнему в губернии существенно превышала 90%.
Поскольку в Черноземном центре давно уже отмечался рост относительной аграрной перенаселенности, постольку мобилизация не привела к расстройству крестьянских хозяйств. В официальном отчете об экономическом положении Воронежской губернии за 1915 г. отмечалось: «Несмотря на обстоятельства военного времени, особенно острого недостатка в рабочих силах нигде не испытывалось. У крестьян применялась усиленная работа женщин, подростков и стариков и в довольно широких размерах практиковалась взаимопомощь; во владельческих (т. е. помещичьих. - М. К.) хозяйствах было труднее, потому что цены на рабочие руки стояли весьма высокие, хотя во многих экономиях применялся труд военнопленных»5. Однако повторяем, на фронт ушли самые работоспособные мужчины, отсутствие которых особенно остро ощущалось в короткие страдные недели сева, покосов и уборки урожая. Трудовые нагрузки на женское население
существенно возросли6. Власти пытались смягчить ситуацию, направляя в хозяйства губернии военнопленных. Но существенного влияния на экономику деревни эта мера оказать не могла. В
1915 г. в сельском хозяйстве губернии трудились лишь около 8 тыс. военнопленных, главным образом, чехов, словаков и венгров. Примерно две трети военнопленных эксплуатировались в частновладельческих, т. е. помещичьих хозяйствах.
Нужно учесть также, что во время войны темпы проведения столыпинского землеустройства резко замедлились. Оставшиеся на хозяйстве крестьянки боялись выходить из общин и в отсутствие мужей не хотели брать на себя ответственность и риски, связанные с приватизацией надельной земли. Однако около 80 тыс. крестьянских хозяйств успели сменить характер землепользования, еще около 50 тыс. домохозяев обратились в землеустроительные комиссии с просьбой о проведении технических работ по выделению наделов из общинных владений. Перестройка деревенской жизни, пусть в резко замедленном темпе, но все же продолжалась и в годы войны. Опыт же предшествующих лет убеждал, что экономические возможности крестьян, ушедших из общин, существенно повысились. Подъем экономических возможностей крестьянских хозяйств вызвал весьма неожиданные и опасные для властей последствия. В большинстве своем крестьяне в военные годы стали обеспечивать потребности своих семей в продовольствии, что, в свою очередь, привело к решительным переменам в их отношении к ценам на сельскохозяйственную продукцию.
Хорошо известно, что вплоть до столыпинских преобразований общинное крестьянство было заинтересовано в сохранении низких цен на хлеб. Такое, внешне противоестественное, отношение самых массовых производителей зерна к ценообразованию объяснялось элементарной скудостью материальных ресурсов пореформенной деревни. Осенью крестьяне должны были погасить разнообразные задолженности по налогам и повинностям, а весной не менее половины из них даже в благополучные годы должны были покупать недостающее для пропитания зерно. Так как крестьяне оставались массовыми покупателями хлеба, цена на продовольственные товары в России оставалась многие десятилетия очень низкой. Но это означало, что общинное крестьянство ориентировалось прежде всего не на рынок, а на внутреннее потребление. Низкие цены давали возможность крестьянам реализовать главную цель их трудовых усилий - обеспечить жизнедеятельность собственных семей. На данное обстоятельство обращали внимание еще дореволюционные русские исследователи. «Почти двадцать лет тому назад, - отмечал один из них, - у нас возник горячий спор о том, выгодны или невыгодны для трудового хозяйства высокие цены на хлеб. Защитники низких цен ссылались на то, что
крестьянское хозяйство - потребительское, что миллионы крестьян покупают хлеб»7.
Январское совещание констатировало, что отношение крестьян к ценообразованию во время войны изменилось самым радикальным образом. В процессе столыпинского реформирования целевые установки крестьянской экономики стали все прочнее связываться с рыночной конъюнктурой. Можно считать, что выходивший из общины крестьянин-собственник все более определенно менял целевую установку своей хозяйственной деятельности. Его главной задачей становилось не обеспечение продовольственной безопасности собственной семьи, а повышение доходности своего хозяйства. Участвовавший в работе совещания коммерсант И.В. Мещеряков обратил внимание на то, что укрепление материальных возможностей крестьян совпало с резким повышением спроса на их продукцию. В мясе, масле, яйцах, молоке и других продуктах нуждаются горожане, армия, многочисленные беженцы. Последних в Воронеже собралось до 80 тысяч. В таких условиях у воронежских крестьян стала быстро укореняться рыночная психология. «Торговец яйца продает по 50-60 копеек, - говорил Мещеряков, - и у крестьянки точно так же дешевле не купите. Молочница говорит вам: по прежней цене я вам носить не буду, потому что в госпитале у меня по какой угодно цене берут». Тяготы военного времени быстро изменили ценность крестьянского труда. «Теперь крестьянин, который имеет лошадку, зарабатывает 6-7 рублей в день, и, таким образом, нам от них ждать дешевых цен не приходится» (л. 128).
За этими сетованиями Мещерякова скрывался факт драматического и давнего антагонизма интересов города и деревни. На протяжении десятилетий пореформенного развития отечественная промышленность и пути сообщения поднимались не вместе с сельской экономикой, а за ее счет. Низкая доходность земледельческого труда являлась одним из решающих условий накоплений, необходимых для роста молодой российской индустрии. Но чрезвычайные обстоятельства военного времени неожиданно и круто изменили положение дел. Не без доли злорадства крестьянство считало, что оно, во всяком случае, продуктами обеспечено, а городские потребители пусть теперь расплачиваются за долгую экономическую дискриминацию деревни.
Между прочим, традиция потребительского отношения со стороны властей к нуждам русских аграриев сохранялась, хотя и без большого успеха, и в годы мировой войны. На совещании эта важная проблема звучала при оценке ошибок центральной и местной администрации в борьбе со спекуляцией. Так, городской гласный и председатель продовольственной комиссии городской думы М.Н. Литвинов со всей определенностью говорил, что в Воронежской губернии (и не только в ней одной!) не было объективной почвы для
появления дефицитов. На недавно прошедшем съезде представителей городов, сказал Литвинов, «точно было установлено: причин повышения цен на предметы продовольствия в России нет и не должно быть». До войны Россия вывозила громадное количество зерна за границу. Гласный назвал цифру в 700 млн пудов в год. При этом в 1914 г. на нужды армии было закуплено 300 млн пудов, а в 1915 г. - 600 млн, т. е. существенно меньше ежегодного довоенного экспорта. Теперь поставок за рубеж практически нет. Литвинов считал также, что ни повышение стоимости рабочей силы, ни транспортные издержки не могли серьезно повлиять на ценовую ситуацию. Наша же губерния «в смысле обеспечения продуктами первой необходимости не нуждается ни в чем, за исключением антрацита, все остальные продукты воронежская губерния вывозила не только в другие районы, но и вывозила за границу. У нас вопроса обеспечения продуктами первой необходимости нет, у нас есть только вопрос борьбы со спекуляцией». Но если цены все-таки сильно выросли, значит решающую роль в таком печальном развитии ситуации сыграли субъективные просчеты властей. Литвинов так и сказал: «Оказала влияние на повышение цен неумелая постановка дела» (л. 130).
В чем же, по мнению председателя продовольственной комиссии, эта неумелость проявилась? Большинство участников совещания сошлось на том, что очень сильно осложнила социальную ситуацию в стране попытка искусственного сдерживания цен на продовольственные товары с помощью введения так называемых такс или предельно допустимых цен. При этом цены на промышленные товары практически никак не сдерживались. «Не соображаясь ни со стоимостью товара, не соображаясь с теми этапами, которые нужно было пройти, - заявил, в частности, участвовавший в совещании профессор СХИ Н.П. Макаров, - эта такса, нарушившая обычный товарооборот в стране, разрушила более или менее правильную организацию передачи товара» (л. 132). Иначе говоря, крестьяне попросту не желали продавать свою продукцию по фиксированным ценам.
Как это ни парадоксально, до войны и до проведения аграрных реформ большинство воронежских крестьян испытывало острый недостаток денег и вынуждено было продавать свою продукцию по крайне заниженным по сравнению с промышленными изделиями ценам. Теперь же положение изменилась самым радикальным образом. Вы, может быть, помните, горько шутил руководитель Воронежской городской управы Г.А. Пуле, что французский король Генрих IV мечтал о том, чтобы каждый его подданный раз в неделю имел курицу в супе. У нас сейчас, заявил Пуле, «каждый крестьянин может каждый день кушать не только курицу в супе. Мы слышим, как на базаре крестьянин говорит: не дашь мне за индейку 5 р., я сам ее
дома съем. Значит, он может кушать не только курицу, но и индейку».
Крестьяне, отмечал городской голова, сейчас предпочитают не продавать скот, а наоборот, покупать его, сделать его запасы, «значит ясно, что запасы денег существуют. Крестьяне держат этот скот, не продают его в город, ясное дело, что цены на мясо должны повышаться... Но нам нужно подумать о том, что нам здесь делать для того, чтобы цены на продукты первой необходимости в Воронеже держались на известном уровне. Я только что сказал, что крестьяне не нуждаются, они желают, чтобы у них цены на сырые продукты стояли высокие, но они заявляют, что вот железо стало слишком дорого» (л. 132). Пуле, таким образом, четко определил, что основную причину продовольственных трудностей горожан и быстрого ухудшения социально-политической ситуации надо искать в просчетах правительства. Во время войны нельзя было безнаказанно продолжать вести одностороннюю экономическую политику. А именно так можно было расценить административное регулирование цен на сельскохозяйственную продукцию. Ничего, кроме вреда, избыточное администрирование в сфере экономики не дает. «Вот если бы, - продолжал Пуле, - при помощи железных дорог удалось бы доставить это мясо, то цены должны будут упасть. Я думаю, что если бы со спекуляцией бороться не тем, чтобы устанавливать таксы, а тем, чтобы в те места, где эти продукты дороги, привозить из тех местностей, где они дешевы, распоряжением правительства или местных властей по тем ценам, по которым можно сюда доставить, то всякая спекуляция должна будет пропасть в корне» (л. 133).
О вреде чрезмерного и при этом избирательного контроля властей говорил и Н.А. Александров. «Цены, - подчеркнул он, - повышаются исключительно в городе Воронеже, все регулируется в городе, и к этому чутко прислушивается деревня». Председатель уездной управы привел колоритный пример: «Не далее как вчера один из священников рассказывал, как он поехал в Усмань, где продавались поросята по три рубля, ему показалось дорого, он поехал в Воронеж, но оказалось, что в Воронеже они 6 рублей, и когда он вернулся, уже этих поросят продавали по 6 рублей» (л. 135).
Такое поведение крестьянства участники совещания признали вполне естественным. Надо было каким-то образом исправлять опасное положение. Но сделать это будет очень не просто. По мнению Л.А. Пуле, решение такой задачи «под силу только тесному единению правительственной власти, общественных учреждений и самого общества, в виде кооперативов и обывательских комитетов» (л. 138). Но, к великому сожалению, продолжал городской руководитель, такого единения нет.
Если судить по материалам совещания, то общее ухудшение экономического положения в
губернии парадоксальным образом сочеталось с заметным ростом денежных доходов крестьянства. Некоторые ораторы обращали внимание на то, что в распоряжении крестьян оказались весьма внушительные средства. В одном только Коротоякском уезде (а уезд этот был одним из самых малых в губернии) крестьянам за полтора года войны было выплачено около полутора миллионов рублей в качестве ежемесячных субсидий за ушедшего на фронт призывника. Кроме того, около миллиона рублей сэкономили крестьяне из-за введения в России с августа 1914 г. запрета на продажу крепких спиртных напитков. Деревня, по многочисленным свидетельствам современников, в те месяцы войны отрезвела, что, естественно, не могло не улучшить ее финансового благополучия. «Вследствие закрытия казенных винных лавок, -доносил в октябре 1914 г. богучарский уездный исправник, - все население трезво, усиленного разврата не замечалось и особо выдающихся каких-либо явлений, заслуживающих внимания за истекший сентябрь месяц, в Богучарском уезде не было»8. Донесения подобного рода в военную пору шли регулярно практически от всех уездных исправников. По точному наблюдению современного исследователя, для многих крестьянок военное лихолетье обернулось еще одним парадоксом: в их семьях наступил покой, а возросшие денежные остатки порождали чувство небывалой прежде комфортности. «Как признавались сами солдатки, до войны мужья часто пропивали деньги, одаривая их лишь иногда чаем да шелковым платочком. Теперь же, в военные годы, они сами могли решать, как и куда тратить деньги... В этих условиях понятными становятся слова одной из солдатских жен, услышанные корреспондентом «Тамбовского земского вестника» в августе
1916 г.: “Мы теперь воскресли, свет увидели. Дай, Господи, чтобы война эта подольше прошла“»9. Конечно, на такое экстравагантное пожелание могла отважиться лишь очень самолюбивая натура. Но сам по себе этот факт примечателен. Почва для таких настроений была и в Воронежской губернии.
Определенной программы преодоления спекуляции совещание выработать так и не смогло. Мнения участников расходились по многим вопросам, в том числе по проблеме установления твердых цен. Одни ораторы настаивали на сохранении такс, хотя и признавали необходимость их более гибкого или, напротив, твердого, но во всяком случае, более умелого применения. Представитель военного командования Ф.И. Бочков-ский, в частности, признавал недостатки такс, но считал, что в качестве чрезвычайной меры они должны неукоснительно соблюдаться. «Я глубоко убежден, - заявил он, - что при настоящем положении мясного рынка, если бы в тех местах, где ощущается недостаток мяса, завтра были обысканы склады, - а я слышал, что запасы есть, - и запасы эти были бы реквизированы, а торговцы
Ю. В. Варфоломеев. «Его политическое и нравственное значение всеобъемлюще для всей страны...»
были бы лишены права продолжать торговлю, это имело бы несомненное влияние» (л. 151). Генерал, таким образом, обращал внимание на нерешительность и неэффективность властей.
Другие, напротив, подчеркивали, что административное вмешательство в ценообразование приносит только обострение дефицитов и фактически только подгоняет развитие теневой экономики. Интересно отметить, что на совещании прозвучали предложения ввести в губернии продовольственную разверстку, т. е. установить для всех крестьянских и частновладельческих хозяйств нормы обязательной поставки продукции и при этом по твердым ценам. Правда, такая разверстка мыслилась как мероприятие ненасильственного характера, о введении принудительного изъятия у крестьян излишков продукции речь не шла. Разверстка понималась как жесткое задание всем уездам и волостям по закупке продовольствия, причем действовать местные власти должны были прежде всего методами убеждения. Следовало разъяснять крестьянам необходимость обязательных поставок продовольствия по твердым ценам ради обеспечения победы, ради поддержки их отцов, сыновей и братьев, одетых в солдатские шинели.
Январское совещание так и не выработало конструктивной программы борьбы с дефицитами и с ростом спекуляции. В 1916 г. негативные тенденции в экономике губернии продолжали нарастать. Политика жесткого регламентирования цен сохранилась, и осенью 1916 г. хлебная биржа в Воронеже перестала действовать. Между тем хлеб в России был. Его было вполне достаточно для снабжения городов и армии. За 1914-1916 гг. в стране было собрано свыше 13,5 млрд пудов продовольственного и кормового зерна и это количество способно было обеспечить все по-требности10. Но при этом в городах непрерывно
нарастало социальное напряжение, обусловленное главным образом перебоями в торговле и постоянными слухами о надвигавшемся голоде. Как известно, февральские события 1917 г. в Петрограде разыгрались именно на фоне возраставшей продовольственной угрозы. Для всех оппозиционных сил просчеты власти в грозное время войны оказались бесценным подарком.
Аналогичная картина наблюдалась и в других городах России. Ближайшим следствием такого положения дел стало быстрое нарастание политического кризиса, разрешением которого и стало крушение монархии.
Примечания
1 КарпачевМ.Д. Столыпинская реформа в Воронежской губернии: итоги и уроки аграрного реформирования // Общественная жизнь в Центральной России в XVI -начале ХХ в. Воронеж, 1995. С. 169.
2 Государственный архив Воронежской области (ГАВО). Ф. 21. Оп. 1. Д. 2207. В дальнейшем ссылки на этот документ даются в тексте статьи только с указанием номера листа.
3 Обзор Воронежской губернии за 1915 год. Воронеж, 1916. С. 21-22.
4 См.: Памятная книжка Воронежской губернии на 1915 г. Воронеж, 1916. С. 135.
5 Обзор Воронежской губернии за 1915 год. Воронеж, 1916. С. 12.
6 См.: Щербинин П.П. Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в ХУШ - начале ХХ в. Тамбов, 2004. С. 227.
7 Шаховской Дм. Крестьянское хозяйство и война // Вестник сельского хозяйства. 1914. № 34. С. 13.
8 ГАВО. Ф. 6. Оп. 2. Д. 405. Л. 33.
9 Щербинин П.П. Указ. соч. С. 246.
10 См.: Китанина Т.М. Война, хлеб и революция. Л., 1985. С. 26.
УДК [9:343.3] (470-89) «1905»+929
«ЕГО ПОЛИТИЧЕСКОЕ И НРАВСТВЕННОЕ ЗНАЧЕНИЕ ВСЕОБЪЕМЛЮЩЕ ДЛЯ ВСЕЙ СТРАНЫ...»: ПОЛИТИКО-ПРАВОВЫЕ КОЛЛИЗИИ СУДЕБНОГО ПРОЦЕССА НАД УЧАСТНИКАМИ
севастопольского восстания
Ю. В. Варфоломеев
Саратовский государственный университет, кафедра истории России E-mail: ybartho@mail.ru
Статья посвящена малоизученной странице истории судебного процесса над матросами - участниками Севастопольского восстания 1905 г. В статье анализируется тактика защиты подсудимых матросов, организатором и руководителем
которой выступил лидер синергии «молодая адвокатура» Н. К. Муравьев. При этом особое внимание автора сосредоточено на оригинальном приеме защиты, впервые примененном Муравьевым и его коллегами. Вместо речи в судебном заседании политические защитники выступили с Обращением к членам Первой Государственной Думы России с просьбой об амнистии всех участников восстания. Кроме того, отмечается роль и значение письменных воспоминаний подсудимых о Севастопольском
© Ю.В. Варфоломеев, 2QQS
