CC BY
96
Владимир Тимофеевич Шевяков (1859-1930): изучение простейших Неаполитанского залива. История длиною в жизнь. Часть II. В советской России1
С.И. Фокин1' 2, Н.Е. ЗлвойскАя3
1 Университет Пизы, Пиза, Италия 2 Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург, Россия; sifokin@mail.ru 3 независимый исследователь, Москва, Россия
Да, великая вещь — научная работа: в ней и наслаждение, и отдых, и забвение.
В.Т. Шевяков
В настоящей, второй части статьи описана история опубликования В.Т. Шевяковым монографии, посвящённой простейшим класса АсапШапа (1926), которая до сих пор не утратила своей научной ценности. С 1927 г. Шевяков приступил к изучению инфузорий (СШорИога) Неаполитанского залива, но эта работа осталась незавершённой из-за принудительного сокращения международной активности советских учёных после 1928 г. и преждевременной смерти профессора осенью 1930 г. История изучения В.Т. Шевяковым средиземноморских простейших изложена с привлечением большого объёма архивных документов, прежде всего — переписки учёного с руководителем Неаполитанской зоологической станции Рейнхардом Дорном, которая никогда не публиковалась. Работа снабжена редкими фотографиями учёного разных лет и его рисунками акантарий и инфузорий, сделанных в Неаполе.
Ключевые слова: акантарии, Владимир Тимофеевич Шевяков, инфузории, Иркутский университет, Неаполитанская зоологическая станция, простейшие, радиолярии, Рейнхард Дорн.
В самом начале российской катастрофы, 5 января 1918 года, академик-зоолог В. В. Заленский писал супругам Шевяковым в Петроград из Севастополя:
Поздравляю Вас с Новым годом и желаю всего лучшего. Знаю, что это только поздравительная формула и что ждать лучшего в настоящее время я, по крайней мере, не могу. На меня нападает отчаянье вследствие неприглядной мерзости, которая мне кажется в перспективе. Ни одного светлого луча для России. <...> Едва ли теперь кого-нибудь может интересовать судьба человека, работавшего всю жизнь мозгами, а не мозолями. Последние теперь в большой преференции. Если так пойдет далее, то мы обратимся в табун ломовых лошадей. <...> Мне уже страшно за свою пенсию, тем более что тенденция народно-комиссарского правления есть тенденция обирательно-запретительная. Нам теперь объявляют, что это и есть свобода. <...> Будет только углубление революции или, лучше сказать, борьбы между большевиками и с. р. ами, а Россия будет продолжать гибнуть <...>. С ужасом думаю, чем окончится и в чем будет состоять сегодняшняя борьба с. р. с большевиками за Учредительное собрание2.
1 Первая часть этой статьи опубликована в предыдущем номере (2016, № 1, с. 66—93).
2 Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 1129. Оп. 1. Д. 110. Л. 7—8. Как
известно, Учредительное собрание было разогнано большевиками через тринадцать дней после написания этого письма. Владимир Владимирович Заленский (1847—1918) — зоолог-морфолог
Взгляд на происходящее и опасения в этой связи, высказанные академиком Заленским, вероятно, были вполне созвучны и оценке ситуации профессором Шевяковым. Плюс к тому он был крупным чиновником царского правительства, что в советской России 1918 г. таило прямую опасность свободе и жизни.
Сын Шевякова, Георгий3, в своих воспоминаниях о революции 1917 г. писал:
Отец провел практически целый день в своем кабинете, лежа на кушетке, повернувшись лицом к стене. Очевидно, он воспринял происходившее очень серьезно. Я помню очень хорошо, что отец был тогда напряженным, взволнованным и сильно раздраженным <...>. Во многих отношениях это был трудный год. Ситуация с едой становилась хуже и хуже, а отопление в квартире было совсем слабым <...>. Когда пришла весна, армия окончательно перестала существовать, и мой брат вернулся в С.-Петербург. Они с отцом решили присоединиться к части семьи, уже уехавшей на Урал [жена — Л.А. Шевякова с двумя младшими детьми. — С.Ф.] <...>. После бесконечного стояния в очереди я достал билеты. Когда мы покинули нашу большую петербургскую квартиру, мы взяли только самое необходимое и отцовскую работу, которую он не мог оставить, хотя она была достаточно тяжелая — манускрипт, позднее опубликованный в Италии4.
Почти два года своей жизни, до момента, когда В.Т. Шевяков был избран профессором в Иркутском университете (ИГУ), он описал в предисловии к монографии одной фразой (Schewiakoff, 1926. Vorwort, S. 3): «Судьба забросила меня в Восточную Сибирь, где я в качестве декана принял с некоторыми из моих коллег активное участие в основании медицинского факультета во вновь открытом Государственном Иркутском университете». Этому предшествовал, однако, ряд перемещений по более чем небезопасной революционной России. В воспоминаниях Г.В. Шевякова часть этого времени освещена более подробно:
В результате мы приехали в Пермь, город, где мой отец основал отделение Петроградского университета. Мы остановились в доме известного купца, прежде очень успешного, который все еще жил в своем большом доме5. Моя мать с младшими братьями в это время переехала
и эмбриолог, выпускник Харьковского университета (1867), профессор Казанского и Новороссийского университетов, академик Императорской Санкт-Петербургской академии наук (ИСПбАН) (1897). Умер через десять месяцев в Севастополе.
3 Г.В. Шевяков (1900—1973) — второй из четырёх сыновей учёного — окончил гимназию в Петрограде (1917); в 1919 г. — школу пулемётчиков в Иркутске. После захвата власти в Иркутске большевиками (февраль 1920) бежал в Харбин и далее (1923) перебрался в США. Окончил Сан-Францисский университет, где в конце научной карьеры был избран почётным профессором; занимался детской психологией. Машинописный вариант его неопубликованных воспоминаний, написанных по-английски, был подарен первому автору настоящей статьи сыном Г.В. Шевякова, Риком, в 1999 г. Перевод с английского С.И. Фокина.
4 Речь в данном случае шла сначала ещё о времени Февральской революции. Далее приведённый отрывок относится уже к весне 1918 г.; упоминается старший сын В.Т. Шевякова — Александр, бывший до начала 1918 г. на фронте (George Schewiakoff. Recollections, p. 44-45; 51, 53. — Архив С.И. Фокина). Согласно командировке, выданной Шевякову в Женском педагогическом институте, он должен был выехать в Пермь 1 мая 1918 г. (Государственный областной архив г. Иркутска (ГОАИ). Ф. 71. Оп. 8. Д. 1713. Л. 108).
5 Речь, вероятно, идёт о Николае Васильевиче Мешкове (1851-1933) — купце, владельце «Товарищества пароходства и транспортирования грузов братьев Каменских и Н. Мешкова». Мешков был крупным меценатом и общественным деятелем г. Перми; он принимал активное
В.Т. Шевяков и Н.Д. Бушмакин (в центре нижнего ряда) среди преподавателей и выпускников Медицинского факультета Иркутского университета. 1923 г.
Здесь и далее фотографии из личного архива С.И. Фокина.
через Уральские горы, и они жили уже в Сибири, недалеко от цементного завода6. Мы тоже должны были достаточно скоро оставить Пермь, так как в газетах появилось сообщение, что за голову отца объявлена награда и его хотят найти живого или мертвого. Тогда, опять по поддельным документам7, мы начали путешествие через Уральские горы. В конце концов, к лету мы добрались до местечка в сельской местности, где в отдельном доме остались жить. Недалеко от этого места был русский поселок, где мы могли покупать мясо и хлеб и куда мы время от времени ходили за покупками. Я не имею понятия, на какие деньги мы жили. Вероятно, у отца
участие (прежде всего финансовое) в создании Пермского университета, пожертвовав для его организации несколько обширных построек. В связи с основанием университета неоднократно встречался и долгое время переписывался с В.Т. Шевяковым; с 1920 по 1931 г. работал консультантом в Наркомате путей сообщения в Москве.
6 Согласно переписке — например, письмам Н.В. Мешкова (РГИА.Ф. 1129. Оп. 1. Д. 110. Л. 58) — Л.А. Шевякова жила с детьми в районе Сухоложья, где в 1913 г. Мешков начал строительство цементного завода. На это указывает и адрес Л.А. Шевяковой, сохранившийся в записной книжке мужа её сестры Ф.Я. Чистовича (архив Н.Г. Добровольской): ст. Богдановичи, Сухо-ложье. Современная станция Богданович находится в 99 км к востоку от Екатеринбурга, а Сухой Лог — в 15 км к северу от станции.
7 И при выезде из Петрограда в мае 1918 г., и при отъезде из Перми в конце июня 1918 г. В.Т. Шевяков имел официальные удостоверения от Женского педагогического института (ГОАИ. Ф. 71. Оп. 8. Д. 1713. Л. 108) и от Пермского университета (ГОАИ. Ф. 71. Оп. 8. Д. 1713. Л. 109). В последнем случае место назначения было означено достаточно широко — Северный Урал.
была какая-то наличность или что-то, что он захватил из Петербурга <...> и на что нам тогда удавалось жить у подножья Уральских гор с сибирской стороны <...>. Около этого времени по всей России началась гражданская война8.
После начала «мятежа» Чехословацкого корпуса в Екатеринбурге и развёртывания военных действий против большевиков в Сибири старший сын Шевякова Александр, а за ним через полгода и второй сын Георгий ушли в Белую армию. Шевяковы с двумя младшими детьми в начале 1919 г. переехали в Омск, где Владимир Тимофеевич получил место профессора зоологии и декана на агрономическом факультете Омского сельскохозяйственного института (с исполнением обязанностей ректора). В начальных этапах организации этого института он участвовал в свою министерскую быт-ность9. Согласно материалам «Иркутской летописи» (Дурнев, Сонина, 2014), 14 декабря 1919 г. специальным поездом из Омска в Иркутск прибыли студенты Сибирского сельскохозяйственного института во главе с ректором профессором В. Т. Шевяковым. Каков был смысл этой акции, в статье не указано. Шевяков был избран сверхштатным ординарным профессором зоологии в ИГУ только 20 января 1920 г.10 Начался последний десятилетний период научной и педагогической деятельности учёного — жизнь провинциального профессора11. Как он писал в предисловии к монографии об этом времени:
Хотя, несмотря на все возникшие трудности, я смог все же наконец довести до конца мою работу, скорое опубликование ее оказалось невозможным, так как ситуация послевоенных лет как в России, так и в других странах Европы сделала поездку в Неаполь совершенно нереальной (Schewiakoff, 1926, Vorwort, S. 3).
Получив в университете кафедру зоологии и паразитологии на медицинском факультете, Шевяков практически с нуля в течение нескольких лет организовал зоологический музей и создал необходимые учебные коллекции и таблицы. Через четыре года Владимир Тимофеевич писал в Петроград своему ученику В.А. Догелю:
Я все со своими нуждами! Хотя у меня теперь и неплохой кабинет и с Вашей легкой руки имеется недурная демонстративная коллекция — но многого и очень многого даже нет <...>. О себе писать не хочется: живем мы страшно мещанской жизнью. Все настроение в Университетской работе — живу своим кабинетом, которой растет прямо не по дням, а по часам. Факультет относится ко мне очень хорошо, и живем мы дружно тесной медицинской семьей —
8 Recollections. Р. 54-55. Место, где жили Шевяковы, находилось, по воспоминаниям Георгия Владимировича, в девяноста вёрстах к северу от Екатеринбурга, но, скорее всего, это были окрестности Сухого Лога (см. сноску 6). Мемуарист несколько смещает описываемые события во времени — из Перми Шевяковы уехали в июне. Официальным началом Гражданской войны в Сибири считается «мятеж» Чехословацкого корпуса, начавшийся 25 мая 1918 г. (Муратов, Муратова, 2015).
9 РГИА. Ф. 1129. Оп. 1. Д. 91 Л. 79; ГОАИ. Ф. 71. Оп. 8. Д. 1713. Л. 73. А.В. Шевяков был в армии уже к середине лета, а Г. В. Шевяков был мобилизован, по-видимому, в начале 1919 г.
10 Известно, что правительство А.В. Колчака переехало в Иркутск ещё 10 ноября 1919 г. и в конце этого месяца Омск был захвачен большевиками. В конце 1919 г. город находился в состоянии чудовищной разрухи: там свирепствовал тиф — только в ноябре месяце в Омске гибло свыше ста человек в день. Вероятно, это было просто бегство и от большевиков, и от тифа.
11 ГОАИ. Ф. 71. Оп. 8. Д. 1713. Л. 3-4.
^tcjauu иилА* и» иье>
U^4jU4AibU> & ЛМУСО^ЛЬ ¿о- ^Шл^и i
■ ф"Ъ ЯЛ^ кл^ий ( Ucfi^lM*** l^jtAtt* -
к, ал^ы^и^б, Л0 —
JbU. (&<AJbuJl> Jyf frU&torf(*->- } UbCUsK,. 'CtU^U* -
С »Л/
t&fbc)u*«C»>&4«. HU^U*. tMJbJfatO Lev
y? v A CCUAJIS, ¡<UhU>4 С t^^Usuysxfrcj
ut • ydkm bC*iju<*t ¿HO* vft
Us^ $ tfiU^t*^ - ^by^^i ими*»
Первая страница письма В. Т. Шевякова В. А. Догелю. Неаполь, январь 1926 г.
как ссыльные; живем воспоминаниями о прошлой жизни, личной и университетской — научной. Начальство, т. е. власти ко мне очень благосклонны, и мои ходатайства удовлетворяются. Чего же больше? Скажут. Так-то так — но. Часто вспоминаю Вас12.
Усилия профессора в полной мере были оценены его студентами — один из них, поступивший на медфак ИГУ в 1922 г., Ф.Ф. Талызин13, вспоминал (Талызин, 1973, с. 17):
Особой любовью у нас пользовались лекции по зоологии и сравнительной анатомии. Их читал профессор Владимир Тимофеевич Шевяков. Его лекции мы слушали, затаив дыхание. Блестящий оратор, ученый с мировым именем, он доходчиво преподносил последние достижения науки <...>. Лекции Шевякова посещали и студенты-медики старших курсов, юристы, химики. Свободное посещение лекций в то время позволяло нам выбирать самим, на какую лекцию пойти. И уж, конечно, мы не пропускали ни одной лекции Шевякова.
Весной 1923 г. Шевяков подал заявку на командировку в Неаполь. Рукопись книги была готова, но, как он писал в сопроводительной записке, текст которой приведён в начале первой части статьи (Фокин, Завойская, 2016), необходимо было добавить новую литературу, доступа к которой в России не было с 1914 г. Его просьба была удовлетворена, однако болезнь помешала осуществить эту поездку14. Публикация монографии была отложена ещё на три года.
20 декабря 1924 г. уполномоченному Народного Комиссариата Просвещения по Сибири Иркутским университетом было направлено представление:
Правление университета сообщает, что в список лиц, намеченных в научную командировку за границу, включены два кандидата: 1. профессор Медицинского факультета по кафедре медзоологии и паразитологии15 Владимир Тимофеевич Шевяков — в Италию для окончания монографии о радиоляриях Неаполитанского залива <...>16.
Как Шевяков писал в предисловии к монографии (Schewiakoff, 1926, Vorwort, S. 4):
12 4 января 1924 г., Иркутск (архив С.И. Фокина). Через три года американский энтомолог из Колорадо Т.Д. Кокерелль, посетивший Иркутский университет, писал: «Особое впечатление произвели работы по зоологии профессора Шевякова, которые равняются заграничным этого же рода и должны стать гордостью населения Иркутска. Его препараты по зоологии для обучения студентов лучше, чем препараты, которые мы видели где-либо в Америке» (Мои впечатления о Союзе. Гордость Иркутска. Газета «Власть труда» от 3 августа 1927 г., с. 2). В 1923 г. в Иркутске широко отметили 30-летие научной деятельности Шевякова — он был избран первым почётным членом Иркутского университета; Иркутский губисполком присвоил ему звание «Герой труда на ниве просвещения».
13 Фёдор Фёдорович Талызин (1903—1981) — известный отечественный паразитолог и писатель, чл.-корр. АМН СССР; студент и аспирант В. Т. Шевякова в ИГУ.
14 ГОАИ. Ф. 71. Оп. 8. Д. 1713. Л. 24, 26, 31, 35. Какого рода была болезнь, данных у нас нет.
15 В других документах кафедра Шевякова называлась «зоологии и паразитологии» или «общей биологии и паразитологии». С 1930 г., когда медицинский факультет ИГУ был преобразован в Восточно-Сибирский (далее Иркутский) медицинский институт, кафедра Шевякова получила название «общей биологии».
16 ГОАИ. Ф. 71. Оп. 8. Д. 1713. Л. 42.
Благодаря энергии ректора17 в соответствующих инстанциях и тому, что директор станции, мой друг профессор, доктор Р. Дорн, крайне любезно пошел мне навстречу, весною 1925 г. я был командирован в четвертый раз в Неаполь с целью напечатания моей монографии.
В самом начале лета 1925 г. Владимир Тимофеевич писал в Неаполь Р. Дорну:
Дорогой друг, большое спасибо за Ваше любезное письмо от 13 мая с. г. Наконец-то сбывается мое заветное желание — правительство одобрило мое назначение в Неаполь на 6 месяцев. Я предполагаю выехать 15-20 (через Москву, Петербург, Штеттин, Берлин, Прагу, Триест, Анкону, Рим) и к середине июля надеюсь прибыть в Неаполь. Монография и таблицы готовы к печати, я только должен дополнить их новой литературой (начиная с 1914 г.), что надеюсь сделать на станции18.
Понятно, что добраться из Восточной Сибири на юг Италии было тогда очень непросто, тем более что все официальные бумаги оформлялись только в Москве, а в Европу Шевяков предполагал плыть из Ленинграда. Дополнительный «крюк» в Прагу был предпринят, чтобы повидаться с дочерью Татьяной, жившей тогда в Чехословакии19. К концу июня Владимир Тимофеевич все ещё был в Москве, так как выезд в Европу задерживался из-за проволочек с визами. Там его нашло письмо из Неаполя:
Господину Шевякову, в настоящее время в Москве.
В этом письме Вы найдете четыре вложенных удостоверения по одному немецкому на немецкую и австрийскую визу, и, так как иногда надо рассчитывать на лингвинистическую идиосинкразию, — французскому для чехов; кроме того, еще одну декларацию относительно Вашей супруги. Очень надеюсь, что удастся получить для нее разрешение на въезд. Я был очень разочарован, прочитав в Вашем последнем письме, что она не приедет <...>
Надеемся, что у Вас все хорошо. По поводу итальянской визы я также предпринял необходимые шаги и надеюсь, что тем временем итальянская <^и11а osta» туда уже прибыла. Если же этого, против ожидания, не случилось, то прошу сообщить мне телеграфом. В ожидании скоро увидеть Вас здесь, дружески преданный Рейнхард Дорн20.
На что сразу по получении последовал ответ:
Дорогой друг!
Огромное спасибо за удостоверения относительно немецкой, австрийской, чехословацкой виз, которые принесут мне большую пользу, и особое спасибо за удостоверение для моей жены.
17 В то время (1920—1928) ректором ИГУ был Николай Дмитриевич Бушмакин (1875— 1936) — выпускник Казанского университета (1899); доктор медицины, анатом; профессор ИГУ с 1919 по 1932 г.
18 Архив Неаполитанской зоологической станции «Антон Дорн», Неаполь, Италия (А87К): А. 1925. 8. Иркутск, 1 июня. Ориг. на нем. яз.
19 Татьяна Владимировна Шевякова (1897—1984) вышла замуж в 1917 г. и вместе с мужем П.П. Милославским уехала сначала в Тунис, а оттуда в Чехословакию. В начале 1930-х гг. она переехала в США; зная пять иностранных языков, работала переводчиком, в том числе в оккупационном американском корпусе в послевоенной Европе.
20 Л. 1925. 8. Неаполь, 26 июня (копия). Ориг. на нем. яз.
В это воскресенье я посетил г-на д-ра А. Живаго21. Он здоров, крепок и бодр, несмотря на возраст. Он был очень любезен, и я провел с ним в Музее превосходные часы, когда снова увидел моих любимцев из Британского музея, Лувра, Ватикана, Неаполитанского музея — чего мне особенно остро не хватает в диком Иркутске22.
Только через две недели Шевяков добрался до Праги, откуда путь до Неаполя уже просматривался вполне определённо:
Спешу сообщить Вам, что я, наконец, прибыл в Прагу и смог приветствовать свою дочь и внучку. Завтра отбываю и еду поездом через Тревизо-Венецию-Рим (пароходы по маршруту Триест-Анкона ходят не каждый день). В Венеции я буду должен, вероятно, переночевать, так как в вечернем скором поезде из Венеции нет третьего класса. Так что прибуду в Рим в понедельник вечером, переночую там и на следующее утро направлюсь в русское консульство, чтобы зарегистрироваться и урегулировать некоторые дела. Намереваюсь также посетить Министерство иностранных дел, чтобы ходатайствовать о выдаче разрешения на въезд в Италию для моей жены, чтобы она не слишком долго задерживалась в Москве23.
Итак, после трагических лет двух войн и трех революций 4 августа 1925 г. Шевяков опять оказался в Неаполе. В предисловии к своей книге он писал (Schewiakoff, 1926, Vorwort, S. 4):
Моим первым стремлением было с помощью богатой библиотеки станции ознакомиться с литературой последнего десятилетия, что было недоступно с момента начала войны. Только после того, как пропущенное было наверстано и текст соответствующим образом дополнен, в конце декабря началось печатанье монографии и изготовление многочисленных таблиц. В дополнение к этой работе я также продолжал во время этого пребывания в Неаполе свои наблюдения над Acantharia. В числе прочего, мне удалось заполнить последний значительный пробел в моей монографии, а именно прояснить систематическое положение так называемых Sphaerocapsidae, которые оказались лишь покоящимися стадиями готовящихся к размножению Gigartaconidae.
Процесс публикации монографии начался в декабре 1925 г. и предварительно потребовал значительной дополнительной работы с рукописью и рисунками. К тому же иллюстрации к работе литографировали в Милане. Стало понятно, что Шевякову надо оставаться в Неаполе дольше, чем изначально планировалось. Возможность продления командировки должна была быть согласована с Москвой, для чего в Иркутск, а затем в Главнауку было отправлено соответствующее ходатайство Шевякова в сопровождении пояснительной записки, составленной директором станции профессором Р. Дорном24:
21 Александр Васильевич Живаго (1860—1940) — врач, коллекционер, египтолог, дядя Татьяны Романовны Дорн-Живаго (жены Р. Дорна), сотрудник Государственного музея изобразительных искусств (1919-1938).
22 А. 1925. 8. Москва, 13 июля. Ориг. на нем. яз.
23 А. 1925. 8. Прага, 31 июля. Ориг. на нем. яз.
24 Процедура сильно затягивалась, так как сначала разрешение должно было быть получено в Иркутском университете и только потом утверждено в Москве (ГОАИ. Ф. 71. Оп. 8. Д. 1713. Л. 54, 63). В результате продление было получено на девять месяцев и Шевяковы в общей сложности провели в Неаполе больше года — с 4 августа 1925 г. по 1 октября 1926 г.
Г-н профессор Владимир Шевяков (Иркутск) по заданию Зоологической станции провел монографическое исследование аканто-метрид (радиолярий). Для окончательного просмотра текста монографии и для работы по набору и печати профессор Шевяков был на 6 месяцев командирован в Неаполь. Так как речь идет об очень объемной работе (1000 листов и 47 таблиц), печатание продлится примерно еще до мая месяца [1926 г. — С.Ф.]. До окончания печатания присутствие профессора Шевякова крайне необходимо, поскольку речь идет о первой корректуре, и абсолютно необходимо, чтобы профессор Шевяков находился здесь, по меньшей мере, до конца мая. Иначе из-за долгого и трудного сообщения с Иркутском завершение корректуры продлится еще год, и издание монографии задержится, а также вздорожает.
Поэтому, подписавший это письмо, также в интересах Зоологической станции горячо поддерживает прилагаемое ходатайство.
Руководитель Зоологической станции в Неаполе.
Рейнхард Дорн25.
В.Т. Шевяков в Неаполе. 1926 г.
К счастью, в нашем распоряжении есть письмо, написанное Владимиром Тимофеевичем в начале 1926 г. из Неаполя В.А. Догелю, где он достаточно подробно описывает всё происходившее тогда в связи с публикацией монографии:
Спасибо за хлопоты; мне было важно получить Sphaerocapsa, Porocapsa и т. д. в связи с тем, что мне удалось проследить теперь26. Это не представители особого семейства, как полагали до сих пор, а лишь стадия покоя (наподобие цисты), которая образуется у своеобразных акантометрид моих Gigartaconidae, отличающихся особой организацией. Мне нужно было просмотреть препараты 1902 и 1905 гг. для сравнения, я уже тогда относился к ним подозрительно и не включил их в свою систему — подозрения мои оправдались и теперь все ясно для меня, и я сделал соответствующие приложения и дополнения в моей работе.
Мы живем в пансионе (там, где жил Владимир Данилович)27. Для одного это удобно, для двоих — не совсем экономично — можно устроиться дешевле и не хуже <...>. Остались мы там потому, что 1) близко от станции, а мне всякая минута дорога, т. к. работу гоню и в хвост, и в гриву; 2) потому, что у нас пароводяное отопление, а я боялся холодов. В марте мы, должно быть, переедем на PosiLippo28. Возьмем комнату с утренним кофе, а завтракать и обедать будем по кабачкам — летом это хорошо, а зимой, когда и дождь, и холод — не совсем уютно — тянет в теплый угол.
25 А. 1925. 8. Неаполь, 13 ноября (копия); на нем. яз.
26 Часть постоянных препаратов по этим группам акантарий осталась в Зоотомическом кабинете Петроградского университета, и В.А. Догель, который стал заведующим этим подразделением после Шевякова, переслал их учителю в Неаполь. Позже они встретились там — Догель работал в 1926 г. на станции с 29 мая по 17 июля.
27 В.Д. Зеленский (1879-1930) — выпускник Зоотомического кабинета ИСПбУ (1904), ученик В.Т. Шевякова и однокурсник В.А. Догеля. Специалист по пиявкам и общей паразитологии. С 1920 г. — профессор Петроградского университета, организатор и руководитель первой лаборатории паразитологии там же (1924). Многократно работал в Неаполе, в том числе в 1925— 1927 гг.
28 По-итальянски, однако, правильное написание — РовШро.
Вообще жизнь в Неаполе вздорожала, а благосостояние повысилось — той бедноты, как прежде, нет, а теперь, скорее, мы — беднота!
Работа моя медленно, но неукоснительно подвигается к концу. Таблицы сданы в фототипическое ателье в Милане. Возни было немало, 2 раза распределял с помощью художника, которого мне предоставила Станция. Всего около 650 рисунков — большая часть одноцветны, а другие (треть таблиц) в красках. Введение и систематическая часть вполне отделаны, проверены и дополнены, изменена нумерация и сдаю через 1-2 дня в печать — это 650 стр. = около 500 печатных страниц in folio. Осталась общая часть (около 250 стр.), которую теперь отделываю, и через месяц или полтора сдам в печать. Смета огромная — около 150 тысяч лир, т. е. 12-13 тысяч рублей золотом — Станция взяла печатать на свой счет, но поставила условие, чтобы я лично держал первую корректуру и таблиц, и текста, т. к. посылать в Иркутск типография наотрез отказалась, т. к. нельзя месяц держать набор от первой до второй корректуры, а там, смотришь, еще задержат и цензура или пропадет бандероль. Я, конечно, согласился и возбудил ходатайство о продлении командировки до конца мая. Если не разрешат, решил все равно остаться и покину Неаполь, только когда прокорректирую последний лист и последнюю таблицу — это ведь вопрос жизни или, вернее, вопрос двадцатишестилетней работы, представляющей мою лебединую песнь. Закончив, поставлю точку, и можно спокойно умереть. А отложить печатать до моего следующего приезда в Неаполь — было бы безумием. Совесть моя чиста — я дал слово вернуться в Россию, и слово сдержу — работал я все время так интенсивно, как никогда — и все-таки не смог закончить к концу января, т. с. пожалуй, работу-то я закончу, но обязательство перед Станцией просмотреть корректуру меня связывает. Я ежедневно в 8 часов утра уже на Станции работаю до часу, затем завтрак, в 2 Уг ч. дня я снова на Станции и сижу до 8 час. — затем домой обедать и в 9 У-10 час. в постель — встаю в 6 час. и снова за работу. Даже в праздники и воскресения работаю. И, представьте, не устаю, так я изголодался по научной работе, ибо все время в Иркутске устраивал лабораторию, коллекцию и учил молодежь — и так все время. Приехал в Неаполь и дорвался, и счастлив я, и доволен безмерно — это напоминает мне первые годы моей работы в Гейдель-берге. Теперь я не менее счастлив. Очень я доволен, что жена со мною, во-первых, я не один, во-вторых, она не меньше меня любит Неаполь и Станцию и, в-третьих, она существенно помогает мне. Она целый день на станции — просматривает и ведет журнал ежедневного лова материала, и коли что интересное, — показывает мне, затем просматривает текст, сверяет ссылки на таблицы, <...> нумерацию — словом, несет такую же работу, как и я, — теперь она знает всех Акантометрид по имени и отчеству. Также наводит и критику, а язычок у нее востренький — но это хорошо29.
29 Неаполь 2/3 января 1926 г. (выдержки из этого письма были опубликованы см.: Фокин, 2006. С. 349—351). В феврале 1926 г. разрешение о продлении командировки было получено: «Многоуважаемый г-н Профессор! В дополнение моего письма от 31.XII.25 г., спешу сообщить,
Р. Дорн. Неаполь, сер. 1920-х гг.
В сентябре 1926 г. монография вышла из печати. Беспримерный двадцатисемилетний труд был завершён30. Только на исследование Acantharia в Неаполе Шевяко-вым было потрачено три года и три месяца. Структура монографии была им описана в одном из писем к Р. Дорну, ещё до приезда в Неаполь в 1925 г. Она в целом вполне отражает конечную опубликованную версию31:
1. Систематическая часть 1. Обзор прежних систем
2. Построение новой системы на основе сравнительно-анатомических наблюдений, которые подтверждены онтогенетическими данными.
3. Подробное описание 144 видов (морфология, размножение, развитие, биология и места нахождения). Они разделяются на 49 родов, 17 семейств и 4 порядка. Среди них семь новых семейств, 14 новых родов и несколько новых видов.
II. Общая часть 4. Описание скелета — его форма, центральное соединение элементов и их химические свойства. Скелет служит не только для защиты мягкого тела, но главным образом как защита и основа для закрепления сложноустроенного гидростатического аппарата, который позволяет акантариям совершать движения вверх и вниз.
5. Описание тонкого устройства мягкого тела, а также его включений, ядер, зооксантелл, пищеварительных вакуолей, пигментов, капель жира и конкреций; их химические свойства.
6. Описание студенистой капсулы (gallertmantel)32 и мионем33, их тонкого строения и химических свойств.
7. Описание различных видов движений.
8. Описание питания по прижизненным наблюдениям. Захват пищи, пищеварение, образование пигментов и продуктов обмена.
9. Описание возбуждения посредством индукционного тока и контактного тока. Поведение мионем и псевдоподий.
10. Подробное описание размножения (бесполого и полового). Образование гамет и их слияние. Онтогенетическое развитие, которое наблюдалось примерно на 800 препаратах. Образование скелета, мягкого тела, кортекса и мионем. Динамика питания и распространение.
11. Описание стадий покоя акантарий, которые ранее описывались как самостоятельные формы.
12. Описание филогении акантарий. Отделение последних от голых Rhizopoda; установление родственных отношений между отдельными порядками и семействами.
13. Влияние разных факторов (температуры, атмосферных осадков, ветра, волн и морских течений) на распространение акантарий и их появление на поверхности и в глубинах.
14. Появление акантарий в разные времена года: зимние и летние формы34.
Конечно, за почти прошедшее столетие многие особенности, прежде всего, морфологии акантарий, были уточнены — главным образом на ультраструктурном уровне
что срок командировки проф. Шевякова продлен до июня 1926 г. и ему ассигнованы соответствующие средства. Н.П. Горбунов» (А87№ А. 1926. 8. Москва, 11 февраля).
30 Если не считать того, что из этих лет надо исключить, по крайней мере, шесть (1914—1916 и 1918—1920), а скорее лет восемь-девять, когда Шевяков не мог заниматься наукой вообще.
31 Конечно, оглавление монографии более подробно и чётко разработано.
32 По современной терминологии, это кортекс, однако иной, чем, скажем, у инфузорий — у акантарий это внеклеточный эластичный покров, состоящий из волокон до сих пор неизвестного состава.
33 Современный термин — миофриски.
34 А. 1925. 8. Неаполь, часть письма без даты. Ориг. на нем. яз.
Представители акантаний. Рисунки В.Т. Шевякова. 1 — ЬШор1вга тШ1вп; 2 — Ьоеа8р18 elegans; 3 — Вог^аяркgladiata (Schewiakoff, 1926)
за счёт электронно-микроскопических исследований, невозможных для Шевякова в начале XX в.35 Биологические же и физиологические характеристики этой группы до сих пор базируются во многом на наблюдениях Шевякова, ибо никто после него так много не работал с живым материалом. Ряд моментов устройства и работы, например, гидростатического аппарата долгое время не были охарактеризованы более точно, чем это сделал В.Т. Шевяков (Решетняк, 1981; Петрушевская, 1986). Только в последних (по времени) обзорах, посвящённых этой группе простейших (Febvre et al., 2000; Корсун, 2012), некоторые вопросы их физиологии и жизненного цикла освещены полнее. Тем не менее в последнем обзоре говорится, что питание, метаболизм, клеточные компартменты, ядерные фазы и в целом жизненный цикл акантарий остаются малоизученными (Корсун, 2012), что только подчёркивает значимость работы В.Т. Шевякова, опубликованной уже девяносто лет тому назад. Имя Шевякова сохранено в описаниях 4 отрядов, 7 семейств и 13 родов этих простейших.
Оглядываясь на двадцать семь лет своей работы над «любимыми акантариями», Владимир Тимофеевич в конце своего обширного предисловия к монографии писал (Schewiakoff, 1926, Vorwort, S. 5):
С почти сыновей любовью и совершенно особенной благодарностью я вспоминаю основателя и многолетнего руководителя зоологической станции в Неаполе, Антона Дорна. В его лице я уважаю не только одного из величайших ученых прошедшего славного столетия, но и большого человека с высоким умом и благородным сердцем, чья железная воля, неутомимая энергия и бесконечная забота о своих сотрудниках и, особенно о младшем персонале, всегда наполняли меня восхищением. Только благодаря его настоятельным уговорам я взялся за работу над настоящей монографией, причем богатые средства станции всегда предоставлялись для моих исследований самым щедрым и великодушным образом. Все это сделало мое многократное пребывание на станции счастливейшими и лучшими годами моей научной деятельности, на которые я оглядываюсь с благодарностью.
Хотя сам Шевяков и называл монографию своей лебединой песней, в конце 1926 г. он далеко не собирался завершать свою научную карьеру. Из зимнего Иркутска он писал В.А. Догелю в Ленинград:
Ваше письмо от 1 декабря получил — большое Вам спасибо за все хлопоты. Избрание меня по Вашему предложению в почетные члены Общества естествоиспытателей36 очень польстило мне — это большая честь, которой я дорожу. На днях получил официальное известие и не сегодня-завтра собираюсь благодарить президента, а также и секретаря К.М. Дерюгина37; передавайте ему мой привет и благодарность за известие.
35 Электронная микроскопия стала активно применяться для изучения простейших только в 60-х гг. XX в.
36 Ленинградское (Санкт-Петербургское) общество естествоиспытателей, в котором Шевяков состоял с 1894 г.
37 Константин Михайлович Дерюгин (1878—1938) — выпускник ИСПбУ (1900), ученик В.М. Шимкевича и В.Т. Шевякова, магистр (1909) и доктор зоологии (1915); крупный отечественный гидробиолог, один из основателей Государственного гидрологического института (1919) и Биологического научно-исследовательского института (1920), а также Института по изучению Севера (1925). Основатель кафедры гидробиологии в Ленинградском университете (1929) и нескольких морских биологических станций.
Рисунок В.Т. Шевякова — ИеНоШШит аигеит (ВсИешакой', 1926)
Относительно представления моей работы вполне разделяю Ваше мнение и сердечно благодарю за хлопоты. Если будет положительный результат, то, конечно, поездка моя в Неаполь обеспечена — поедем непременно с Вами, Вашей супругой и младенцами — поселимся вместе, и за Ликой я буду ухаживать, смотреть на красные розы и говорить, ну, Вы знаете что. Если сей сон свершится, то поедем, конечно, не раньше весны 1928 года — вот заживем — чертям тошно станет! Но только пешком ходить 20 верст по жаре не стану и обязуюсь не возить Вас смотреть на «груду камней». Плюньте Вы на всякие университетские дела, — я теперь совершенно устранился, ни во что не ввязываюсь и счастлив — ну их к псу (под хвост)!!38
Почти одновременно было написано и отчётное письмо в Неаполь Рейнхарду Дорну:
В Иркутске я был обрадован очень теплым приемом как со стороны совета профессоров, а также со стороны студенчества. Многие предполагали, что я не вернусь. В середине ноября я представил на факультете сообщение о моем полугодовом пребывании в Неаполе. В первой части доклада я рассказал об основании, организации и о целях, а также о современном состоянии Зоологической станции, которая в послевоенные годы переживает большой подъем. Доклад я дополнил картинками (диапозитивами Зоологической станции в Неаполе) и своими
38 Иркутск, 18 декабря 1926 г. (архив С.И. Фокина). Речь в письме идёт о выдвижении монографии Шевякова на премию Совнаркома. Предполагалось, что Догель поедет в Неаполь с детьми Ликой и Ветой. В 1928 г. Шевяков действительно снова работал на Неаполитанской станции (правда, без Догеля), где начал изучать инфузорий Неаполитанского залива.
Л.А. и В.Т. Шевяковы. Иркутск, 1927 г.
фотографиями. Особой радостью было для меня, что я смог подчеркнуть заслуги ее основателя, причем мне очень помогла посвященная его памяти речь Бовери39.
Доклад (публичный и бесплатный) продолжался больше двух часов и происходил в университетском актовом зале и слушателей было очень много (более тысячи). Кроме того, я прочитал еще два доклада в нашем Биолого-географическом исследовательском институте, где сообщил о научных результатах моей монографии. В первом докладе — об общих особенностях организации АсапЙгапа по моим исследованиям, во втором — об их размножении и развитии.
Мы часто вспоминаем Вас и то прекрасное время, которое мы прожили в Неаполе. Все пережитое представляется нам как сон, но сон прекрасный. Стены моего кабинета я завесил видами и открытками Неаполя, Зоологической станции, Позиллипо, Искии, Везувия, Помпей и т. д., и когда вечером, уставший я прихожу домой, то отдыхаю и наслаждаюсь, рассматривая эти картинки, которые оживляют пережитое — и «хоть давно отзвучали прекрасные дни, воспоминания держат вас крепко в объятьях»40, большое спасибо за всё, что Вы сделали для меня.
Как часто вспоминаю я об Искии, особенно о роскошных послеполуденных и вечерних часах, в которые мне было позволено наслаждаться отдыхом в кругу Вашей семьи и моих близких.
Теперь сижу в далекой, холодной Сибири — «окутанный белым покровом изо льда и снега»41; на улице у нас уже больше двух недель все время -23-26, а в иные дни даже
39 Теодор Генрих Бовери (1862—1915) — немецкий биолог-цитолог, иностранный чл.-корр. ИСПбАН (1906).
40 Цитата из стихотворения «Вечерние раздумья» Вильгельма Гейнзиуса (1760—1817) — библиографа и книгоиздателя.
41 Строка из стихотворения «На севере диком» Генриха Гейне (1797—1856).
-30-40о по Цельсию — но зато много солнца. В наших комнатах тепло (никогда не ниже 15о по Реомюру)42, а я постоянно думаю о такой же солнечной, но теплой Италии и об экспансивных, всегда радостных итальянцах. Мое самое большое желание — еще раз приехать в Неаполь, чтобы снова поработать на станции. Удастся ли мне это — сЫ 1о sa?43
Страница из рабочей тетради В.Т. Шевякова 1928 г. Неаполь — Lionotus grandis
42 По Цельсию это всего +12о!
43 ASZN: A. 1926. S. Иркутск, 30 декабря. Ориг. на нем. яз. Chi lo sa — кто знает? (ит.).
Страница из рабочей тетради В.Т. Шевякова 1928 г. Неаполь — ЕирЫеи Бр.
Стоит отметить, что в приведённых выше письмах дважды звучал мотив невозвращения в Россию. Действительно, такая возможность у В.Т. Шевякова, вероятно, была. В некоторых воспоминаниях о нём, например в книге ученика Шевякова, впоследствии знаменитого хирурга Ф.Г. Углова44 (1997, с. 56), мемуарист пишет:
Его приглашали работать в Англию, Италию, Германию, но он отказался, заявляя: «Я — русский и передам знания только русским. Мой сын, подававший большие надежды как ученый, погиб в Иркутске45, и я буду до смерти работать в Иркутском университете».
44 Фёдор Григорьевич Углов (1904—2008) — ученик В.Т. Шевякова по Иркутскому университету (1923), известный советский и российский хирург и писатель, действительный член АМН СССР.
45 Действительно, Владимир Владимирович Шевяков, третий сын учёного, студент университета, умер в Иркутске от пищевого отравления в начале 1920-х гг. (точная дата смерти неизвестна). В семье его считали самым талантливым из детей и больше всех похожим на деда — А.О. Ковалевского.
Как нам кажется, звучит это заявление для Шевякова слишком пафосно. Данных о приглашении Шевякова работать на постоянной основе за границей после революции у нас нет. В письме к Догелю (см. выше) Владимир Тимофеевич выразился на эту тему вполне определённо и просто: «Совесть моя чиста — я дал слово вернуться в Россию и слово сдержу». Что, кроме данного слова, могло удерживать Шевякова от эмиграции из советской России? Живя в Иркутске, он вряд ли обольщался идеей многих эмигрантов начала 1920-х гг., что НЭП означает скорый закат правления большевиков. Знание трёх основных европейских языков (+итальянского) и личная известность на Западе как крупного учёного и блестящего педагога позволяли надеяться найти работу по специальности. Против, вероятно, был возраст (почти 70 лет!), отсутствие каких-либо капиталов за границей46 и младший сын Борис47, только что начавший учиться в Ленинграде в Зубовском институте истории искусств48. Остается фактом, что в 1928 г., когда В.Т. Шевяков с женой последний раз работали в Неаполе, они не остались за границей. Впрочем, тогда предполагалось, что проект по изучению инфузорий Неаполитанского залива только начинается.
Согласно вышеприведённому письму от 30 декабря 1926 г., а также письму, посланному Догелю (18 декабря того же года), Шевяков тогда предполагал ещё вернуться в Неаполь. В каком качестве — из текста неясно, однако более чем вероятно, что какие-то переговоры о дальнейшем сотрудничестве велись с Рейнхардом Дорном уже в 1926 г. Направление дальнейшей кооперации с Неаполитанской зоологической станцией достаточно ясно просматривалось, исходя из того, что Владимир Тимофеевич был признанным специалистом, прежде всего, в области ресничных простейших — представителей типа Ciliophora (тогда — класса Infusoria). Эти простейшие, как уже отмечалось, также не были изучены ни для Неаполитанского залива, ни для какого-либо другого региона Средиземного моря49. Странно, но, по-видимому, Шевяков вернулся в 1926 г. в Россию без каких-либо чётких договорённостей на этот счёт. Может быть, он рассчитывал оформить все необходимые бумаги на следующий, 1927 г., когда в Будапеште должен был состояться очередной Международный зоологический конгресс, куда он, конечно, предполагал поехать50.
Тем не менее российская действительность внесла в эти предположения существенные коррективы. Ещё в середине лета 1927 г. Шевяков не мог выехать за границу, и такая возможность даже не просматривалась. В конце июля он писал В.А. Догелю в Ленинград:
46 Получая как товарищ министра оклад 13 000 руб. в год, конечно, Шевяков был далеко не беден до 1917 г., но все капиталы (прежде всего процентные бумаги, да и банковские счета) обратились в ничто при большевиках.
47 Б.В. Шевяков (1908—1937) — художник-реставратор, выпускник Института истории искусств (1929), заведующий Новгородским краеведческим музеем, был в 1933 г. арестован по так называемому делу Новгородского общества любителей древности (10 лет по ст. 58, п. 10—11). Отбывал срок в Ухтпечлаге и на Соловках. Расстрелян 27 октября 1937 г. в урочище Сандормах (Карелия); реабилитирован в 1989 г. Таким образом, в живых из четырёх сыновей В.Т. Шевякова остался только один — Георгий.
48 Частное научно-исследовательское и высшее учебное заведение, существовавшее в Санкт-Петербурге—Ленинграде в 1913—1931 гг.
49 Таковыми они остаются и по сей день.
50 В то время научные выезды из Советской России за границу, даже и на конгресс, не предполагали строгой привязки к датам форума, и обычно командировочный мог осуществить более широкую программу в стране пребывания, а иногда и не только в той, где был конгресс.
Дорогой Валентин Александрович!
Давно собираюсь писать Вам и все не могу собраться — причина тому отчасти дела, отчасти и скверное состояние духа. Наконец со всеми делами развязался, а состояние духа не улучшилось. Вы знаете из наших писем, что нас обокрали в мае, т. е. за исключением белья, украли все платье, не только привезенное из-за границы, но и все прочее, за исключением того, что было на нас. Неприятно, но это с полгоря; думал, попав за границу, — обшиться там, т. к. у нас невозможно, ибо мануфактуры совершенно нет, — есть материя, сильно сдобренная бумагой, которая ни к черту не годится, как в смысле носки, так и сохранения внешнего вида костюма — к тому же и цена на такую дрянь безумная.
Поездка за границу оказалась «несбыточным мечтанием». Меня не пустили, т. к. нет денег и поездки не «во благо времени». Я получил личное приглашение в Будапешт и собирался сделать доклад о моей монографии. Не тут-то было! Я полагаю, что это результат нашей отдаленности51.
Ну, словом, за границу я в этом году не попаду. Боюсь, что и в будущем не пустят. Вот это-то и приводит меня в грустное состояние духа. Здесь работать научно прямо невозможно — совершенно нет литературы, а материалу хоть отбавляй. Ездить в Питер или Москву и дорого, и не легко, особенно в третьем классе трястись 6 суток в один конец и 6 в обратный <...>. Наконец-то получил Неаполитанскую коллекцию морских животных — посылка шла 9 месяцев!! Хлопот и неприятностей было уйма, но коллекция великолепная, дивные экземпляры — я их смонтировал и теперь моя демонстративная коллекция закончена — самое существенное имеется 52 .
Как нередко бывает в жизни (особенно в российской), ситуация внезапно переменилась, и профессор Шевяков уже в августе был командирован на Международный генетический конгресс в Германию. Возможно, в этом сыграло позитивную роль то обстоятельство, что Шевяков, как представитель Иркутского университета, был уполномочен в Германии на покупку целого ряда биологических приборов (к генетике он имел весьма опосредованное отношение)53. Эта поездка дала ему возможность формализовать будущий проект сотрудничества с Неаполем. В январе 1928 г. в местной иркутской газете «Власть труда» появилась заметка, специально посвящённая его научным планам:
На днях возвратился из Берлина командированный Наркомпросом РСФСР на Всемирный конгресс ученых-генетиков (наука о наследственности)54 известный учёный — проф. Шевяков. В беседе с нашим сотрудником он сообщил: «.По окончании работы конгресса, я с большими затруднениями (пришлось целый месяц ждать визы на въезд в Италию) отправился в Неаполь, где занялся пополнением материалов к изданной уже моей монографии об акантариях и работал по исследованию инфузорий». Перед отъездом из Италии, дирекция Неаполитанской зоологической станции обратилась к профессору Шевякову с просьбой, чтобы он занялся изучением инфузорий в Неаполитанском заливе. «Живейшим желанием Станции давно было поручить работу по изучению инфузорий известному специалисту. Так как
51 Частично это предположение Шевякова было справедливым — например, В.А. Догель попал на конгресс в Будапеште.
52 А. 1927. 8. Иркутск, 21 июля. Ориг. на нем. яз.
53 Видимо, занятый добыванием оборудования, он нечасто бывал на заседаниях и не попал ни на одну из общих фотографий участников съезда.
54 Имеется в виду V Международный генетический конгресс в Берлине (11—17 сентября 1927). На нём делегация СССР была одна из самых представительных — 64 человека.
проф. Шевяков по прежним своим работам (идет перечисление работ) является наиболее подходящим лицом для подобного поручения, то в интересах зоологической станции и науки, мы особенно приветствовали бы, если бы профессору Шевякову, путем командировок, была бы предоставлена возможность взять на себя исследование морских инфузорий. Ввиду тесной связи, издавна существующей между русскими учеными и зоологической станцией, и особенно укрепившейся за последние три года55, мы весьма приветствовали бы участие русского биолога в наших работах». Главнаука ответила согласием, а Наркомпрос ассигновал проф. Шевякову средства на приобретение новейшей литературы по инфузориям. По словам профессора, эта работа займет около 10 лет. Каждые 2-3 года он будет совершать длительные поездки в Неаполь. В первую командировку профессор выедет весною нынешнего года56.
Действительно, согласно реестру приезжающих учёных, В.Т. Шевяков провёл на станции в 1927 г. почти месяц — с 16 октября по 14 ноября. Первыми объектами будущего большого исследования, по-видимому, стали представители хипотрих (Hypotrichia, 8р1гоШсЬеа) — инфузории, широко распространённые на морской литорали и неприхотливые при содержании в лабораторных условиях. Этой группой ресничных простейших Шевяков предполагал заниматься после защиты докторской диссертации в 1896 г. Теперь давнее желание становилось реальностью.
В июне 1928 г. Владимир Тимофеевич и Лидия Александровна Шевяковы снова отправились в Неаполь. Там они провели более четырёх месяцев — с 9 июля по 22 ноября. За это время Шевяков исследовал морфологию и частично физиологию некоторых видов морских Euplotes (НуроШсЫа), ряда Stichotrichea57, Haptoria и Scuticociliatia58. Как и прежде по акантариям, полевые заметки учёный делал сразу по-немецки59. По результатам работы им была опубликована статья в научном журнале Неаполитанской станции. Она была посвящена необычно лабильному и быстрому процессу, напоминающему инцистирование — эксцистирование, но по ряду параметров отличному от него («мнимая смерть и оживление») клеток морской расы Euplotes harpa (Schewiakoff, 1928).
На обратной дороге в Сибирь Шевяковы в 1928 г. останавливались в Ленинграде и в Москве, где Владимир Тимофеевич представил отчёт об итальянской поездке в Главнауку и встретился с одним из её неформальных руководителей Н.П. Горбуновым60. Прямо после этой встречи он писал в Неаполь:
55 Действительно, в 1924—1927 гг. на станции, как прежде (до лета 1914), работало много русских учёных.
56 Газета «Власть Труда» (Иркутск) от 19 января 1928 г.: «Новой научной работой занят проф. Шевяков» (с. 4). Непонятным образом документы об этом проекте не сохранились в архиве Неаполитанской зоологической станции, поэтому мы даем почти полный текст этой газетной заметки, в которой, очевидно, цитируется часть официального письма директора станции в Москву. Шевяков вернулся в Иркутск 28 декабря 1928 г. (ГОАИ. Ф. 71. Оп. 8. Д. 1713. Л. 131).
57 Представители двух из шести подклассов класса 8р1гоШсИеа.
58 Представители двух подклассов из классов ЬйоБ1оша1еа и ОИяоИутепорИогеа.
59 Две общие тетради зарисовок и датированных заметок к ним — 144 стр. (рабочие журналы 1928 г.) — находятся в архиве первого автора настоящей статьи. Большинство рабочих журналов по акантариям и сделанные к монографии по этой группе простейших препараты хранятся в архиве Неаполитанской зоологической станции.
60 Н.П. Горбунов (1892—1938) — инженер, выпускник Петроградского технологического института (1917); партийный и государственный деятель Советской России: в 1920—1930 гг. управляющий делами Совнаркома. Расстрелян в 1938 г., реабилитирован в 1954 г.
В.Т. Шевяков со своими аспирантами — В.М. Годиновым (слева) и Ф.Ф. Талызиным (справа).
Иркутск, 1929 г.
Николай Петрович принял меня очень мило; он вспоминает Неаполь и передает Вам и Вашей жене сердечнейшие приветы.
Новые руководители в Главнауке61 были очень любезны и обещали переслать Вам выставленную сумму 200 рублей = примерно 2000 лир, что займет около трех недель. Также мне была обещана поездка в Неаполь для работы на станции в мае 1930 г. Я думаю, на год, а теперь я должен добиться согласия Иркутского университета. В 1929 г. моя ассистентка Фивейская62 на станцию не приедет — в перспективе только в 1930, но это тоже неопределенно <...>. В конце я хотел бы сообщить Вам еще одно известие, которое меня очень обрадовало, а именно: моя монография об Асап^апа была отмечена Главнаукой, в частности, ЦКУБУ63 (вид ассоциации помощи науке), и мне были выданы 600 рублей = 6000 лир, что мне сейчас очень кстати64. Тем временем ситуация в России менялась — близились 30-е годы. В системе высшего образования продолжались реорганизации, отчасти направленные против старой профессуры и усилившиеся после начала «Академического дела». В начале 1929 г. Л.А. Шевякова писала в Ленинград В.А. Догелю:
Доехали мы хорошо, а приехав, не узнали Иркутска. Отношения сильно переменились, и за эти полгода студенты так захватили власть, как никогда еще этого не было. Двух профессоров права, своих же преподавателей — выперли из университета. Говорят о них, что надо, мол, «одернуть» как-то профессоров. Вообще довольно-таки тяжко.
61 Главнаука — Главное управление научно-художественными и музыкальными учреждениями, существовало в составе Наркомпроса РСФСР (СССР) в 1921—1933 гг. В этот момент учреждение возглавлял М.Н. Лядов.
62 А.М. Фивейская — ученица и ассистентка В.Т. Шевякова в ИГУ.
63 ЦЕКУБУ — Центральная комиссия по улучшению быта учёных, существовала в 1921— 1931 гг.
64 А. 1928. 8. Москва, 22 декабря. Ориг. на нем. яз.
Борьба против паразитологии, однако, не прошла, и ее перенесли лишь с третьего на второй курс, причем слушают теперь два курса и теснота адская. О премии Вы, конечно, знаете от Северцова — она целиком, увы, ушла на уплату долгов, но, увы, это еще не все — основательно мы запутались: но премия частью помогла. Читая о Академических делах, мы благодарим судьбу, что Володю не выбирали — как все это тяжко, я воображаю. И это только начало — как развернется дальше? <...> Что у Вас хорошего? Плохого не хочу знать — своего довольно!65
Титульные листы основных крупных публикаций В.Т. Шевякова
65 Иркутск, 11 февр. 1929 г. (архив С.И. Фокина). Очевидно, в 1928 г. Шевяков баллотировался в академики, однако подробности этого выдвижения нам не известны. В академическом архиве сохранилась только краткая положительная характеристика, данная Шевякову как учёному от имени Санитарно-бактериологического ин-та им. Мечникова (Пенза) (СПбФ АРАН. Ф. 2. Оп. 11. Д. 24).
Дальше ситуация становилась только хуже. Отношение к Шевякову в Иркутске, похоже, переменилось, — нет никаких сведений, что его семидесятилетие (октябрь 1929 г.) как-то отмечалось в университете. Он решил подать документы на пенсию и, по-видимому, параллельно искал возможность получить работу в европейской России — в Москве или Ленинграде. В августе 1929 г. Лидия Александровна писала в Ленинград, В.А. Догелю:
Дорогой Валя, наконец-то получили Ваше письмо и очень рады, что Вы оставлены66. Леля67 присылала нам все вырезки, и мы следили за Вашими делами. Ужасно грустно все, что происходит, и так тяжело — прямо непонятно, чего хотят добиться. Но. «ходить бывает скользко по камешкам иным, а потому мы лучше об этом умолчим». У нас здесь все скромнее, а главное все имеет более «личную» форму. Для Володи сложилось неблагоприятно то, что новый назначенный ректор чужой Иркутску, а зав. учебной частью сделан наш так называемый проф. гигиены — ужасный прохвост, который мстит Володе за ряд историй и который не останавливается перед доносами. Так что мы мрачно смотрим на наступающее полугодие. Володя подал на всякий случай на пенсию — ведь дела эти тянутся долго и лучше подать раньше, чем позже. Это лето не было никакой возможности поехать в Италию, да у нас и договор был на лето 30 года. Так что, может быть, и вместе поедем68.
Изменение ситуации в СССР было заметно и из Неаполя, откуда Р. Дорн писал в Иркутск осенью 1929 г.:
Дорогие друзья <...>. Мы хотели бы знать, как у Вас дела и какие планы у Вас на 1930 год. В этом году число биологов из СССР, посетивших станцию, было очень незначительным. Один Г.А. Шмидт из лаборатории Богоявленского находится здесь с начала года. Северцов69, подавший заявку, в настоящее время осел в Карлсбаде <...>. Данини70 подал заявку, но отказался, а некий Яшнов71, хотя и подал заявку, но не дает о себе знать. Так что у нас рабочие столы простаивают, что мне совсем не нравится. Что поделывает наш друг Николай Петрович? Не может ли помочь? <...> Надеюсь, что мы получим от Вас хорошие вести. Мы также с удовольствием узнали бы, как дела у Бобы и у Тани72.
66 В это время в Ленинградском университете речь шла о закрытии кафедры, которую возглавлял Догель.
67 Ольга Фёдоровна Чистович (1900—1969) — племянница Л.А. Шевяковой, дочь её старшей сестры Веры Александровны и Фёдора Яковлевича Чистовича, медик по образованию. Благодаря ей часть документов А.О. Ковалевского были переданы в ПФА РАН, где был образован обширный фонд учёного (Ф. 300).
68 Иркутск, 3 августа 1929 г. (архив С.И. Фокина). К сожалению, ни Шевяковы, ни Догель в Неаполь больше не попали.
69 Северцов Алексей Николаевич (1866—1936) — зоолог-морфолог, основатель советской эволюционной морфологии, выпускник Московского университета (1889), ученик А.П. Богданова, проф. Юрьевского, Киевского и Московского университетов, академик АН СССР (1920).
70 Евгений Сильвиевич Данини (1894—1954) — гистолог-зоолог, выпускник Петроградского университета (1917), ученик А.С. Догеля и А.А. Заварзина; д-р биол. наук, проф. Пермского ун-та, Медицинского ин-та и Ленинградского педиатрического ин-та.
71 Владимир Андреевич Яшнов (1892—1977) — зоолог-гидробиолог, планктонолог, д-р биол. наук, первый сотрудник (1924) и позднее проф. кафедры гидробиологии МГУ.
72 ASZN: A. 1929. S. Неаполь, 29 сентября. Ориг. на немецком яз.
Увы, на хорошие вести рассчитывать не приходилось. Количество, качество и направленность инноваций, которые опробовались в это время в системе образования СССР — скользящий график работы, переориентация высшей школы на сугубо прикладные проблемы, производственные практики и т. д., всяческое третирование (а вскоре и просто репрессии) старых кадров и общее закрытие границ — не могли не сказаться на настроении и творческой активности В.Т. Шевякова, как и сотен других учёных.
Он был, по-видимому, не большим любителем писать письма, — последние годы часто за мужа отвечала Лидия Александровна. На рубеже 1930 г. она писала коллеге мужа в Неаполь:
Многоуважаемый г-н Гросс,
шлю Вам приветы и поздравления к Рождеству и Новому году. Простите, что мой муж так долго не отвечал на Ваше любезное письмо, но он не очень хорошо себя чувствует и у него ужасно много работы, к тому же, он не в лучшем настроении, которое теперь вообще трудно иметь. Вы, вероятно, знаете, что у нас теперь есть «пятидневка и непрерывка». Конечно, в университете, где все было разделено на недели, нужно переделывать весь план. Раньше было все просто: каждый понедельник была лекция, а потом всю неделю шли практические занятия. Теперь прежде чем сказать, когда лекция, муж должен смотреть в журнале. Раньше каждый четверг было факультетское заседание, в субботу — институт, теперь же все переведено на числа, и это приводит к недоразумениям. Но это не идет в сравнение с «непрерывкой», которая должна быть введена в этом семестре. Что это будет, трудно себе представить. Каждый работает по 4 дня, а пятый отдыхает. Но не все отдыхают в один и тот же день. Так что когда лекция, не все студенты присутствуют на ней — некоторые отдыхают. Так что надо снова читать лекцию. Там, где есть приват-доцент, это просто, но где, как здесь, мой муж один, это трудно — он должен части студентов повторять лекцию еще раз. Мы еще плохо себе представляем, как это будет в реальности. Для работы это должно принести много выгоды! Увидим.
Мы не уверены, что в это лето нам удастся приехать в Неаполь, так как, вероятно, мы должны будем переезжать73. Работать становится все труднее. Преподавание превращается в мучение, так как есть только одна теория, к которой все должно быть притянуто. И лекции поэтому стали трудными. Это называется критика и самокритика. А самокритика — это когда соседа забрызгивают грязью. Если же удастся, то муж получит новое место, но я напишу об этом, когда все будет точно известно. Тогда мы поедем в Ленинград и будем на неделю пути ближе к Неаполю74.
Увы, этого не случилось. Не попав летом 1930 г. в Неаполь, Шевяков начал писать учебник по паразитологии и исследовать корненожек и инфузорий озера Байкал, а осенью приступил к оборудованию своей новой лаборатории в Иркутском медицинском институте. При работе в новом помещении учёный простудился, и через неделю, 18 октября, его не стало75.
73 Трудно решить, о каком переезде шла речь, — во второй половине 1930 г. Шевяков получил новое помещение для лаборатории, хотя возможно, что в данном случае имелся в виду отъезд из Иркутска.
74 Архив Городской библиотеки г. Мюнхена (Bayerische Staatsbibliothek München), Германия (BSB): Ana 525. Bc. Schewiakoff. Иркутск, 12 декабря 1929 г. Ориг. на нем. яз.
75 Газета «Восточно-Сибирская правда» писала: «До самой смерти В.Т. трудился не покладая рук и не жалея своих сил на организацию своей кафедры общей биологии. Им был организован прекрасный
Спустя месяц с небольшим Л.А. Шевякова описала происшедшее в письме Р. Дорну:
Дорогой друг, вот уже скоро 40 дней после смерти моего мужа. Я чувствую себя еще настолько подавленной, что мне тяжело переживать всё заново — в письме. Он работал, как всегда, все лето и осень, должен был переезжать в новую, большую лабораторию и, так как не было дров, то почти не топили. Каждый день он сидел с утра до 7 часов, и когда наступили холода, он, конечно, простудился. 11 октября он пришел вечером с ознобом — слег и больше уже не поднялся. Три дня доктора подозревали, что это инфлуэнция, но потом заговорили о легких, и он сразу сказал, что с его сердцем воспаления легких он не переживет. Потом он всё же надеялся и не говорил больше о смерти. За день до смерти он сказал совершенно спокойно, так как температура упала, что теперь мне разрешат выходить. Может быть, мы еще поедем в Неаполь! Вечером доктора были довольны его состоянием, но ночью стало плохо с сердцем, и в 3.15 по полудню прекратилось дыхание. Бобы не было со мной. Он приехал уже после похорон. Весь Иркутск пришел в его последний день — у его могилы было с нами больше трех тысяч человек. Он похоронен на Ремесленно-Слободском кладбище76.
Боба должен был быстро вернуться, и мы всё быстро распродали и уехали. Теперь я буду жить с Бобой в Новгороде, так как он там работает в музее77.
Масштабный проект по изучению инфузорий Неаполитанского залива после смерти В.Т. Шевякова остался нереализованным. Учебник по паразитологии (но не медицинской, а общей) был написан и опубликован через 10 лет учеником Владимира Тимофеевича — В.А. Догелем (1941)78. Инфузорий Байкала во второй половине 1920-х гг. начала изучать Н.С. Гаевская79, выпустившая солидную монографию, посвя-щённую этим простейшим: «Zur Ökologie, Morphologie und Systematik der Infusorien des Baikalsees» (Gaevskaja, 1933).
Наиболее ценными в научном наследии Владимира Тимофеевича, несомненно, должны считаться две монографии, посвящённые инфузориям (1896)80 и акантариям (1926). Именно благодаря этим исследованиям имя учёного стало всемирно известным и стоит в первом ряду протозоологов конца XIX — начала XX в. То время было временем исключительного подъёма в России интеллектуальной активности в самых различных
музей при кафедре — лучший в университете. В.Т. сам руководил решительно всеми занятиями со студентами, работая до переутомления» (21 окт. 1930 г. № 47. с. 6).
76 Кладбище, возникшее в начале XIX в. в ремесленной слободе. В 20-х гг. XX в. оно было официально закрыто, но, тем не менее, захоронения на нём до начала 1930-х гг. еще продолжались. Так, перед В.Т. Шевяковым там был похоронен Б.А. Сварчевский (март 1930 г.). В настоящее время этого кладбища не существует.
77 BSB: Ana 525. Bc. Schewiakoff. Ленинград, 26 ноября 1930 г. Ориг. на нем. яз. После ареста сына в 1933 г. Л.А. Шевякова, проходившая по этому же делу, была на три года выслана в Галич; во второй половине 30-х гг. жила временами в Ленинграде и Тбилиси. Умерла в Галиче в ноябре 1942 г., после блокадной зимы, проведённой в Ленинграде.
78 Подробные конспекты лекций В.Т. Шевякова были переданы вдовой учёного В.А. Догелю.
79 Надежда Станиславовна Гаевская (1889—1969) — зоолог-гидробиолог, эколог; д-р биол. наук, проф. Московского (с 1958 г. Калиниградского) ин-та рыбной промышленности и хозяйства; работала на Байкале в 1926-1928 гг.
80 Несмотря на значительный прогресс и изменения в систематике инфузорий, достигнутый за последние десятилетия, один из классов этих простейших — Prostomatea, равно как и один подкласс — Astomatia, выделенные Шевяковым, сохранили свою целостность.
областях человеческой деятельности. Понятие «серебряный век», относимое обычно к отечественной литературе и искусству, может быть адресовано и науке рубежа веков как составляющей части русской культуры. Наиболее характерная черта этого периода, по определению Д.С. Лихачёва, — удивительное созвездие человеческих личностей. Такое утверждение вполне применимо и к отечественной зоологии (Фокин, 2009).
Владимир Тимофеевич Шевяков как учёный и учитель — одно из светил в этом созвездии. Он оставил после себя не просто значимые научные труды, но и продолжателей своего дела — учеников. Один из наиболее талантливых среди них, В.А. Догель, создал научные школы как в протозоологии, так и в паразитологии, принадлежностью к которым в России до сих пор принято гордиться81. Во многом основание этой научной традиции в Санкт-Петербурге связано с В.Т. Шевяковым, а через него и с зоологической школой гейдельбергского учителя Владимира Тимофеевича — профессора О. Бючли. Наука, безусловно, — поле интернациональной деятельности, где результат зависит, прежде всего, от таланта исследователя, а никак не от его национальной принадлежности. Талант же учителя, основателя научной школы, напрямую связан с набором человеческих качеств учёного, в основе которого лежит «простая» интеллигентность. При всем многообразии определений, что такое интеллигенция и интеллигентность, хотелось бы завершить статью выдержкой из записи, сделанной неизвестным по поводу профессора Шевякова:
Я говорю: где есть ширина взгляда и отзывчивость, там и интеллигенция <...>. Превосходные эти свойства интеллигенции начинают залегать в русском обществе, и я с особым удовольствием спешу сказать, что типичнейшим представителем этого рода людей может служить Владимир Тимофеевич — пример общеевропейского интеллигентного человека82.
Литература
ДогельВ.А. Курс общей паразитологии. Л.: Учпедгиз, 1941. 288 с.
Дурнев Ю.А., Сонина М.В. С Иркутском связанные судьбы: жизненный путь профессора Владимира Тимофеевича Шевякова // Байкальский зоологический журнал. 2014. № 1 (14). С. 126-132.
Корсун С.А. Acantharia Müller, 1855. Протисты. Руководство по зоологии. Часть 3. СПб.; М.: Тов-во науч. изданий КМК, 2011. С. 95-120.
Муратов А., Муратова Д. О событиях, которые в СССР называли «чехословацкий мятеж». Что это было? Часть 4 // Русское слово. 2015. № 6. С. 28-33.
Петрушевская Ч.Г. Радиоляриевый анализ. Л.: Наука, 1986. 200 с.
Решетняк В.В. Акантарии (Acantharia, Protozoa) Мирового океана // Фауна СССР. Л.: Наука, 1981. С. 3-210.
Талызин Ф.Ф. Секреты природы. М.: Мысль, 1973. 190 с. Углов Ф.Г. Сердце хирурга. М.: Правда, 1997. 448 с.
81 Начиная с 1955 г. в Санкт-Петербурге ежегодно проводятся Догелевские чтения.
82 РГИА. Ф. 1129. Оп. 1. Д. 102. Л. 14. Вероятно, это фрагмент конспекта речи, произнесённой на каком-то собрании, посвящённом В. Т. Шевякову. Ни время, ни автор в документе не указаны. Предположительно датируется 1911—1914 гг.
Фокин С.И. Профессора В.М. Шимкевич и В.Т. Шевяков и их роль в развитии зоологии в Императорском Санкт-Петербургском университете // Санкт-Петербургский университет в XVIII—XX вв.: Европейские традиции и российский контекст. Материалы международной научной конференции (Санкт-Петербург, 23—25 июня 2009 г.). СПб., 2009. С. 314—329.
Фокин С.И., Завойская Н.Е. Владимир Тимофеевич Шевяков (1859—1930): изучение простейших Неаполитанского залива. История длиною в жизнь. I. В Российской империи // Исто-рико-биологические исследования. 2016. № 1. С. 66—93.
Шевяков В.Т. Организация и систематика Infusoria Aspirotricha (Holotricha Auctorum) // Записки Имп. Академии наук 1896. Сер. 8. Т. 4. № 1. С. 1—420.
Febvre C., Febver J., Michaels A. Acantharia // J.J. Lee, G.F. Leedale, P. Bradbury (eds.). An illustrated guide to the protozoa: organisms traditionally referred to as protozoa, or newly discovered groups. 2nd ed. Lawrence: Allen Press, 2000. Vol. 2. P. 783—803.
Gaevskaja N.S. Zur Ökologie, Morphologie und Systematik der Infusorien des Baikalsees // Zoologica. Bd. 32. L. 1—5. Stuttgart: Schweizerbart, 1933. S. 1—298.
Schewiakoff W. Acantharia. Fauna e flora del Golfo di Napoli. Pubblicata dalla Stazione Zoologica di Napoli. Vol. 37. Rome; Bardi; Berlin: Friedländer, 1926. Bd. 2. 755 S.
Schewiakoff W. Scheintod und Wiederbelebung, sowie andere Schutzbildungen bei marinen Infusorien // Pubblicazioni della Stazione Zoologica di Napoli. 1928. Vol. 9. P. 59—79.
Wladimir Timopheevich Schewiakoff (1859-1930): An Investigation of Protists of the Gulf of Naples. The Life Long Story. Part II. In Soviet Russia
Sergei I. Fokin1 2, Natalia Ye. Zavoiskaia3
'University of Pisa, Pisa, Italy 2Sankt-Petersburg State University, St.-Petersburg, Russia; sifokin@mai.ru 3Moscow, Independent Scholar
The second part of this article describes the history of Schewiakoffs monograph "Acantharia of Golf of Naples". And, for the first time describes precisely how the scientist spent 1918-1919 and his years at the University of Irkutsk, where he created a new chair in medical zoology and parasitology, and ultimately a new institution, the Medical Institute of Irkutsk. For various reasons Schewiakoff was able to publish the results of his acantharia work only in 1926. A reading of his correspondence with R. Dohrn and V.A. Dogiel provides a detailed description of this process (August 1925-September 1926). His monograph on these protists does not tell the complete story. The result of almost 27 years of the scientist's life, in some ways (especially the protists' biology) the results of Schewiakoffs investigation of acantharians have not been much improved even today. After 1927 Schewiakoff, according to his new agreement with the Naples Zoological Station, began studying the ciliated protists (Ciliophora) of the Gulf of Naples. He spent more than 5 additional months at the Naples Zoological Station for this reason (1927, 1928) This work, however, remained incomplete because of a compulsory reduction of international activity by Soviet scientists after 1928. Schewiakoffs correspondence shows how difficult a university teacher's life could be at the end of 1920s in Soviet Russia. Schewiakoffs premature death due to pneumonia in the Fall of 1930 left many of his hopes unrealized. The story of Schewiakoffs research on the Mediterranean protozoa is explored through
a large volume of archival documents, especially the previously unpublished correspondence between him and his wife with the Naples Zoological Station director, Reinhard Dohrn. Included are rare photos of the researcher at different times and the drawings of acantharians and ciliates he made in Naples.
Keywords: acantaria, ciliates, Irkutsk University, protists, radiolarians, Reinhard Dohrn, Wladimir Timopheevich Schewiakoff, Naples Zoological Station.
References
Dogiel V.A. (1941) Kurs obshcheiparasitologii [General parasitology], Leningrad: Uchpedgiz.
Durnev Y.A., Sonina M.V. (2014) "S Irkutskom sviazannye sud'by: zhisnennyi put' professora Vladi-mira Timofeevicha Sheviakova" [Fates connected with Irkutsk: life way of Professor Wladimir Timopheevich Schewiakoff], Baikalskiiizoologicheskiizhurnal, vol. 1 (14), pp. 126—132.
Febvre C., Febver J., Michaels A. (2000) "Acantharia", in: J.J. Lee, G.F. Leedale, P. Bradbury (eds.). An illustrated guide to the protozoa: organisms traditionally referred to as protozoa, or newly discovered groups, 2nd ed. Lawrence: Allen Press. vol. 2, pp. 783-803.
Fokin S.I. (2009)"Professora V.M. Schimkevich i V.T. Sheviakov i ikh rol' v razvitii zoologii v Imper-atorskom Sankt-Peterburgskom universitete" [Professors V.M. Schimkevitsch and V.T. Schewiakoff and their role in development of zoology in Imperial Sankt-Petersburg University], in: Sankt-Peterburgskii universitet v XVIII—XX vv.: Evropeiskie traditsii i rossiiskii kontekst [The University of St. Petersburg in XVIII-XX centuries: European tradition and Russian context], SPb., pp. 314-329.
Fokin S.I. Zavoiskaia N.Ye. (2016) "Vladimir Timofeevich Sheviakov (1859-1930): izuchenie pros-teishikh Neapolitanskogo zaliva. Istoriia dlinoiu v zhizn' I.V Rossiiskoi imperii" [Wladimir Timopheevich Schewiakoff (1859-1930): Investigation of Protists of the Gulf of Naples. The Life Long Story. I. In Russian empire], Istoriko-biologicheskie issledovaniia, no. 1, pp. 66-93.
Gaevskaja N.S. (1933) Zur Ökologie, Morphologie und Systematik der Infusorien des Baikalsees, Zoologica, Bd. 32, L. 1-5. Stuttgart: Schweizerbart. 1-298 S.
Korsun S.A. (2011) Acantharia Müller, 1855. Protisti. Rukovodstvopo zoologii [Protista. Guide-book on zoology], Chast 3, Moscow: Tov-vo nauch. izdanii KMK, pp. 95-120.
Muratov A., Muratova D. (2015) "O sobytiiakh, kotorye v SSSR nazyvali 'chehoslovatskii miatezh'. Chto eto bylo?". Chast' 4 [On events which in USSR was called "Czechoslovak" revolt. What is was? Part 4], Russkoeslovo, no. 6, p. 28-33.
Petruschevskaia M.G. (1986) Radiolarieviianalis [Radiolarian analysis], Leningrad: Nauka.
Reschetniak V.V. (1981) "Akantarii (Acantharia, Protozoa) Mirovogo okeana" [Acantharians of world Ocean], in: Fauna SSSR, Leningrad: Nauka, pp. 3-210.
SchewiakoffW.T. (1896) "Organisaziia i sistematika Infusoria Aspirotricha (Holotricha Auctorum)" [Organization and system of Infusoria Aspirotricha (Holotricha Auctorum)], Zapiski Imp. Akademii nauk, Ser. 8, vol. 4, no 1, pp. 1-420.
Schewiakoff W. (1926) Acantharia. Fauna e flora del Golfo di Napoli. Pubblicata dalla Stazione Zoologica di Napoli. Vol. 37, Rome: Bardi / Berlin: Friedländer. 2 Bd.
Schewiakoff W. (1928) Scheintod und Wiederbelebung, sowie andere Schutzbildungen bei marinen Infusorien. Pubblicazioni della Stazione Zoologica di Napoli, vol. 9, pp. 59-79.
Talyzin F.F. (1973) Sekretyprirody [Secrets of nature], Moscow: Mysl'.
Uglov Ph.G. (1997) Serdtse khirurga [The heart of surgeon], Moscow: Pravda.
