CC BY
38
1021
ЛИНИЯ ЖИЗНИ
ОБЩЕСТВО
ПРЯМЫЕ ИНВЕСТИЦИИ / №02 (70) 2008
Согласно классику марксизма, Лев Толстой был не только гением русской литературы, но и «матерым человечищем». Наверное, поэтому оставил после себя изрядное потомство. Разметанная судьбой по всему миру, сегодня семья Толстых насчитывает около 200 членов. Но из всех в родовое гнездо вернулся только один -Владимир Ильич Толстой. Превратив музей в барское хозяйство, новый яснополянский директор подарил усадьбе вторую жизнь.
Саша КАННОНЕ
— В 1992 году Министерство культуры предложило вам возглавить Ясную Поляну. Как вы думаете, почему именно вам? Конечно, Толстые и раньше занимались музеем, но вы не единственный потомок Льва Николаевича в России.
— Это было не совсем так: «позвонили — предложили». Все происходило немножко по-другому. В 1991 году впервые состоялась большая официальная встреча семьи Толстых — потомков Льва Николаевича из разных стран, в основном старшего поколения.
—А сколько их, кстати, сейчас — потомков, и где, кроме России, они живут?
— Около двухсот человек — в Швеции, Италии, Франции, Чехии, Швейцарии, Германии, Великобритании, Соединенных Штатах, Канаде, Бразилии, Уругвае. В то время еще действовали такие структуры, как «Общество дружбы», «Родина» и другие. Они помогли это сделать. Встреча получилась замечательной. Мы были в московских музеях Толстого — в Хамовниках и на Пречистенке, потом поехали в Ясную Поляну. Там нас тоже встретили очень хорошо, по-
Вла в Ясной
Ильич оляне
■ --* -
- - _ ЙН и,/:
лучился настоящий праздник. Но к моему отцу и к старшим зарубежным Толстым подошли сотрудники музея, которые сказали, что не все в усадьбе благополучно. Они говорили о вырубке лесов в охранной зоне, о попытках строительства частных особняков и прочее и просили уберечь Ясную Поляну от этих опасностей. Зарубежные родственники уехали, а мы остались — мой отец и дяди, ныне уже покойные, Никита Ильич, Олег Владимирович и Александр Ильич Толстые (все — москвичи, потомки Владимира Ильича и Ильи Ильича Толстых, вернувшихся из эмиграции в 1945 году).
Посоветовавшись, они попросили меня, как журналиста, поехать в Ясную Поляну и на месте узнать, что происходит. Результатом этой поездки стала моя публикация в «Комсомольской правде» (выходившей тогда двадцатимиллионным тиражом) «Последняя усадьба России». В ней я,
В 1991 году потомки Льва Толстого собрались в Ясной Поляне
со свойственным мне тогда максимализмом и пафосом, подтвердил, что судьба единственной на тот момент помещичьей усадьбы центральной России действительно под угрозой. Публикация вызвала мощный резонанс и мгновенную реакцию властей. Это было лето 1992 года. Тогдашний министр культуры Евгений Сидоров собрал по этому поводу совещание, куда опять же пригласил зарубежных Толстых (в том числе внука писателя, Сергея Михайловича Толстого, специально приехавшего из Парижа), моих дядей и отца. Получился такой семейный совет Толстых в стенах Министерства культуры.
На нем впервые и прозвучала эта идея : а почему бы Толстым не вернуться в усадьбу в качестве ее руководителей.
Такая традиция была с самого начала существования музея. Первым хранителем, или, как тогда это называли, комиссаром Ясной Поляны была младшая дочь Льва Николаевича, Александра Львовна. В другой сложный для усадьбы период — военный — ее директором была назначена внучка Толстого, Софья Андреевна Толстая-Есенина. Вот, видимо, эту традицию и решили возродить. Нам было предложено, чтобы мы кого-то делегировали в этом качестве. Представители старшего поколения отказались, наверное полагая, что возраст и силы им этого не позволяют.
В этом месте всегда тихо - здесь похоронен великий человек
И тогда, на этом же совещании, замминистра Татьяна Никитина (она же певица из популярного дуэта Никитиных) назвала мое имя. «Вот, молодой Толстой! Он же во всем разобрался, обо всем написал, почему бы ему за это и не взяться?»
— Сколько вам тогда было лет?
— Это был 1992 год, мне было 30. Но назначили меня только два года спустя, в 1 994-м. Все оказалось не так просто. Во-первых, сначала мне пришлось поработать в Министерстве культуры. В один прекрасный день раздался звонок, и незнакомый голос сказал: «Вы думаете, это легко — возглавить музей? Да вас просто никто на это место не пустит. Прежде чем ехать в усадьбу, настоятельно советую вам поработать в министерстве». Я принял это
предложение и не пожалел. Впоследствии министерский опыт мне очень помог. Во-вторых, совершенно не в восторге от моей кандидатуры были руководители Тульской области. Потребовалось немало усилий, чтобы найти с ними общий язык. И только после этого 1 августа 1994 года я возглавил музей.
— Легко ли было отказаться от журналистики, от «столичной жизни», наконец, и очутиться «в деревне, в глуши»?
— Почему-то меня всегда об этом спрашивают. Неужели это так важно? Свет
в Англии, обе проводили каникулы со мной в Ясной Поляне.
— Вы помните, как впервые попали в толстовскую усадьбу?
— Мне было лет восемь. Может быть, меня возили туда и раньше, но это в памяти не сохранилось. А тот приезд я помню очень хорошо. Перед этим я заболел и просил папу, чтобы тот дал мне что-то почитать, пока я лежу. И он мне посоветовал две книжки — «Мои воспоминания» моего прадеда Ильи Львовича Толстого и «Мою жизнь дома и в Ясной Поляне» сестры Софьи Андреевны Толстой Татьяны Андреевны Кузьмин-
клином что ли сошелся на этой Москве! Почему все стягивается сюда? Какой-то совершенно ненормальный и нездоровый процесс!
— Да речь не о Москве только, а о смене образа жизни — тотальной.
— Да, это действительно была смена всего — и места обитания, и сферы деятельности. Я, пишущий активный журналист, обратился к музейному делу, которым никогда в жизни не занимался. Даже в моей личной жизни это был некий водораздел. Моя первая жена поехать не смогла. Так получилось, что как раз в момент, когда мне предложили возглавить Ясную Поляну, у меня появились варианты работы за границей, и у моей жены Маши тоже. В итоге она отправилась в Англию, а я — в Ясную поляну. Но, слава Богу, мне удалось сохранить самые добрые отношения с ней и, естественно, с нашими дочерьми. Младшая из них вернулась в Россию и в этом году поступила на исторический факультет МГУ. Старшая живет в Англии. Она окончила Оксфорд по специальности «русская и английская литература» и уже работает. Но все эти годы, живя и учась
Первое, что надо было сделать в Ясной Поляне, - вернуть дому ощущение жизни
ской. Обе эти книги — о Льве Николаевиче, его окружении и Ясной Поляне. Я помню свои ощущения от этого чтения. Описания усадьбы меня совершенно заворожили, и мне сразу захотелось туда поехать и увидеть все своими глазами. Когда я выздоровел, то попросил, чтобы меня туда отвезли. Однако когда мы там оказались, я был глубоко разочарован. Мне казалось, что усадьба Толстых — это что-то солнечное, сияющее, яркое, где людям весело и где все любят друг друга. А мы приехали в какой-то осенний день, зашли в музейный сумрачный дом, где окна затянуты гардинами, мебель в чехлах и кругом какие-то веревочки. В общем, я почувствовал себя обманутым. То ли читал не про то, то ли приехал не туда... Конечно, природа Ясной Поляны удивительно красива. Мы много гуляли, и это меня немного примирило с действительностью. Но дом разочаровал. Быть может, поэтому первое, что я сделал, возглавив музей, — постарался вернуть дому ощущение жизни. Мы сняли чехлы и заменили темные гарди-
ны на светозащитную пленку на стеклах. Веревочки пришлось оставить: сегодня в усадьбе слишком много народа и за всеми не уследишь. И, конечно, сразу же начались обширные реставрационные работы. Мы убрали поздний красочный слой со всех деревянных поверхностей, тем самым вернув дереву живой вид. Это ощущение обитаемого дома, отсутствие которого так поразило меня в детстве, мне кажется, нам удалось возродить.
— Сам Лев Николаевич был для вас абстрактным персонажем или далеким, но родственником?
— Совершенно живой человек. Возможно потому, что с детства дневники и письма Толстого, воспоминания знавших его людей интересовали меня не меньше его художественного творчества.
— Дом русского помещика—это огромное сложное хозяйство. Как вы его поднимали? Ведь вы были журналистом и ничего в этом не смыслили. Вам кто-то помогал?
— Огромным хозяйство было тогда. Сейчас оно вообще колоссальное. Мне помогали старые сотрудники, на которых я опирался.
— Вы их всех сохранили или пришлось кого-то увольнять? Ведь вообще-то тип управления, который вы с собой принесли, диаметрально противоположен привычному для советских музейщиков способу существования. Представляю, чего им стоили одни снятые вами «чехольчики»!
— На самом деле все было еще сложнее. Те два года, которые прошли между предложением работать в музее и официальным назначением, шла война между двумя группами сотрудников. Одни считали, что не нужно, чтобы в музей возвращались Толстые («природа отдыхает на потомках», «придут — все растащат»), другие, наоборот, хотели только Толстых. Но в итоге все как-то с этой перспективой примирились. Один человек ушел сам ровно в тот день, когда я был назначен, и именно поэтому.
— Но вообще-то в Туле должны быть вам благодарны. В Ясной Поляне вы самый крупный работодатель.
— Да, когда я начинал работать, в музее было 94 сотрудника, сейчас почти 500.
— И вы ведь еще «прихватили» энное количество земель — поместий, которые ранее принадлежали Толстым наряду с Ясной Поляной. И там тоже создаются рабочие места!
— Да, в разные годы небольшими кусками мы присоединяли то, что нам было необходимо для функционирования музея. В частности, бывший дом отдыха, где сейчас располагается наш туристический гос-
тиничный комплекс. Но очень многое еще только предстоит сделать.
— А зачем вам нужен этот туристический комплекс?
— Он нужен не мне, а людям, которые в музей приезжают. Он нисколько не мешает усадебному пространству. Это закрытое засеками, компактное пространство, не нарушающее яснополянскую атмосферу.
— Но там же был дом отдыха для жителей области. Куда им ехать сейчас?
— Вы много знаете советских домов отдыха, которые сохранили свое назначение?
Лев Толстой (в центре) и его большая семья
А с нашим ничего не произошло. Кто хочет— может приехать и там остановиться.
— Но это же дорого!
— Это одна из самых дешевых гостиниц в Туле. До последнего времени номер стоил 600 руб., сейчас около тысячи. При этом мы даем скидки музейным сотрудникам и исследователям, а иногда даже селим их бесплатно. В этом смысле у нас гибкая политика. Естественно, для нас важно, чтобы поступали какие-то средства, чтобы содержать это имущество, но мы не стремимся получать прибыль любой ценой.
— Помимо гостиницы, в яснополянский музейный комплекс входят также детский сад, школа, центр непрерывного образования...
— Школы, к сожалению, у нас пока нет. Есть старая яснополянская гимназия, основанная еще Александрой Львовной Толстой. Но это обычное общеобразовательное муниципальное учреждение, с которым мы дружим и в котором создали попечительский совет. А дошкольное обучение у нас
действительно есть. Детский сад в деревне Ясная Поляна в непосредственной близости от усадьбы. В него ходят местные дети плюс дети сотрудников музея, которых привозят из Тулы и из Щекина.
— За 13 лет хозяйствования вы реконструировали усадьбу, присоединили к ней новые территории и создали обширную инфраструктуру: издательский дом, туристическое агентство, детсад, производство сувениров. До вашего прихода музей зарабатывал не более 1% бюджета, теперь — четверть.
Число посетителей увеличилось в десять раз. Что, на ваш взгляд, музей от этого приобрел и что потерял?
— Он заново обрел пульс жизни, возродил реальный интерес к месту и через это — к жизни и творчеству Льва Николаевича. Это очевидно, я это чувствую. А что потерял? Может быть, при том наплыве людей, который мы сейчас имеем, сложнее стало сохранять парк и окрестную природу. И, главное, сейчас почти невозможно интимно побывать в Ясной Поляне. Хотя люди, которые к этому стремятся, знают, что можно это сделать зимой, не в разгар туристического сезона. Многие этим пользуются и приезжают специально в тот момент, когда в музее нет обычного массового потока.
— Это я и имела в виду. Мне лично это безумно мешает — толпы равнодушных людей, которых привозят автобусами.
— Толпы были и в советское время, мы тут ничего такого не сделали. Просто потом был огромный спад, а мы снова подняли посещаемость на тот уровень, который был когда-то.
— По вашей инициативе музей запатентовал торговые марки «Ясная Поляна» и «Лев Толстой», и теперь Тульская кондитерская фабрика «Ясная Поляна» платит за использование этого названия. Я не знаю, хорошо это или нет. Но мне лично это не нравится. Конечно, музей должен зарабатывать на жизнь, но, получается, вы торгуете именем Толстого.
— Да нет, мы этим не занимаемся. Наоборот, мы его защитили, чтобы никто другой этого не делал.
— Мы — это кто?
— Мы — это музей и Фонд наследия Толстого, созданный его потомками. Мы действительно защитили и имя Льва Николаевича, и название «Ясная Поляна» от неконтролируемого коммерческого использования. Право использования находится у потомков и музея.
— Потомки — это только российские Толстые или зарубежные тоже?
— Вообще, мы считаем себя единой большой семьей, советуемся и все важные серьезные решения стараемся принимать так, чтобы, по крайней мере, все о них знали. Но, конечно, реально всем, что касается музея, занимаются российские члены семьи, потому что мы здесь, на месте.
— Сегодня имя Толстого и название музея использует Тульская кондитерская фабрика. Кто еще?
— Кондитерская фабрика использовала его еще в советские времена, и мы ничего здесь не могли сделать. Но я и не вижу тут ничего предосудительного. Люди привыкли. Любят эти конфеты, любят эту продукцию, она вполне пристойного качества.
— То есть если придет к вам ювелир, владелец розничной сети или гостиницы, вы не станете с ними говорить?
— Конечно. Таких предложений было много. Например, назвать именем писателя какую-то лапшу, суп быстрого приготовления. В Европе были попытки производства водки. Все это мы пресекли. Водка, кстати, была отвратительная. В Москве есть ресторан, который называется «Граф Толстой». Но тут мы бессильны, потому что какой «граф», тот, не тот, — их нельзя поймать. Есть поезд «Лев Толстой» — это опять же не
сс
со со
сс ^
X о
0
1
^
Сегодня в усадьбе работает более 500 человек. Они зарабатывают четверть бюджета музея
наша придумка. Он тоже ходил еще с советских времен. То, что возникло до официального признания нашего права на имя, продолжает существовать. Что касается нас, то пока мы дали согласие только на открытие магазина Tolstoy в Америке. Там продают уникальные пишущие принадлежности: ручки, эксклюзивную бумагу, альбомы высокого качества. Это явно не бросает тени на имя Льва Николаевича.
— И все равно, мне кажется, что вашему прапрадеду это бы не понравилось.
— Дело в том, что, когда Толстой передал всему миру права его издавать, он тоже не понимал, что это может безнаказанно использоваться для издания несуществующих версий его произведений, сокращения текста и прочая. Толстому в сегодняшней жизни вообще много чего бы не понравилось. Мерить его оценками нашу действительность очень сложно. Они нетерпимые, мак-
сималистские. То, что стараемся делать мы, — это просто его оберегать.
— Во всем мире по произведениям Толстого снимают много фильмов. Вы с этого что-то имеете?
— Нет, это роздано всем — делайте, что хотите. Слава Богу, некоторые обращаются, просят проконсультировать. А те, кому не нужно, снимают, как придется.
— Лев Толстой плохо ладил со своими родными. Гораздо ближе ему были люди со стороны — толстовцы. Как они смотрят на ваши нововведения и участвуют ли в реорганизации Ясной Поляны?
— Эта тема меня совершенно не интересует. Я не знаю, кто такие толстовцы. Это все было когда-то — какие-то поселения, где жили группы его последователей. Я знаю исследователей Толстого, его переводчиков. А людей, которые организовали бы сегодня толстовскую колонию, — нет.
— Когда вы занялись обустройством Ясной Поляны, у вас был какой-то образец—скажем, пример некоего западного музея?
— Образцом для меня была сама Ясная Поляна в период ее расцвета. Когда там жили люди, жила семья, приезжали гости. Поэтому с образцами получилось, скорее, наоборот. Я придумал образ усадьбы и план ее развития, а потом, в своих поездках, стал находить какие-то аналоги тому, что я делаю. Полного аналога ей нет, но отдельные схожие элементы я наблюдал в ряде американских музеев. Например, в колониальном Уильямсбурге в Вирджинии. Я был потрясен, потому что увидел в нем многие вещи, с которых мы начинали.
— В последние годы вы заключили партнерские соглашения с несколькими крупными европейскими музеями. Что это за программы?
— У нас очень тесные отношения с родиной Шекспира в Стрэтфорде-он-Эйво-не и с гетевским Ваймаром. Мы заключили такой «тройственный союз» — Шекспир, Гете, Толстой — и разработали несколько совместных проектов, в которые вошли театральные фестивали, образовательные программы, обмен школьниками, выставки, наподобие «Лев Толстой в гостях у Шекспира», или «Лев Толстой в гостях у Гете» и т. д. Со следующего года, возможно, удастся подключить к этой программе места Сервантеса в Испании и Данте в Италии. Таким образом мы создаем сеть мировых наднациональных гениев, которые к тому же олицетворяют и национальное начало.
— Одной из первых ваших побед на посту директора музея стала договоренность с комбинатом «Щекиноазот».
В обмен на обязательство снизить выбросы комбинат получил право использовать имя Толстого для рекламы и проводить совещания на территории усадьбы. Игра стоила жертв? Экологическая обстановка вокруг Ясной Поляны действительно улучшилась?
— «Щекиноазот» — это любопытная тема. Очевидно, что присутствие химического производства вблизи природного заповедника нежелательно. Плохо, что когда-то кому-то взбрело в голову его построить. Но это данность, с которой пришлось считаться. «Щекиноазот» — градообразующее предприятие, на котором работает несколько тысяч человек. Говорить сегодня о его закрытии нереально. Еще в партийные времена это можно было как-то решить. Но раз не решилось тогда, делать это сегодня — совсем безумие.
— Большинство европейских стран— размером с Тульскую область. Однако там заводы прекрасно уживаются и с музеями, и с курортами. Там думают об экологии и не жалеют средств на очистные сооружения.
— Все дело в том, что, к сожалению, у нас всегда использовались устаревшие технологии. Очистка была никуда не годной. Слава Богу, сегодня отношение к этому изменилось. Руководство комбината поняло, что наши требования справедливы и что вражда бессмысленна.
— А началось с этого?
— Конфронтация продолжалась около полувека и прервалась только несколько лет назад. Музей предложил партнерские отношения, предложил соединить усилия, чтобы и комбинат мог нормально развиваться, и экология области не страдала.
— Результаты есть?
— Это не может произойти в одну секунду. Для того чтобы переналадить огромное производство, нужно несколько лет. Но у руководства комбината появилось понимание проблемы, и оно много делает, чтобы ситуация менялась.
— На базе договоренности с «Щеки-ноазотом» возникло общественное движение «Яснополянское соглашение». Что это такое и кто его члены?
— Это формальный акт, заключенный между комбинатом, музеем и губернатором Тульской области. Три стороны взяли на себя обязательство по сохранению окружающей среды, развитию региона, взаимопомощи и ответственности за будущее. Дальше это стало распространяться как общественное движение.
— И что оно реально делает?
— Много чего. Начиная от элементарных вещей, типа субботников и вкручивания лампочек в подъездах у пенсионеров, завершая серьезными инвестиционными проектами.
— На последней Millionair Fair у вас был свой стенд. Это тоже инициатива «Яснополянского соглашения»?
— Нет, на «Ярмарке миллионеров» выставлялся собственно музей — с одним из своих проектов сохранения и развития старого уездного города Крапивны.
— И что, нашлись на него «покупатели»?
— «Покупателей» не нашлось, хотя «стоил» он меньше, чем ахалтекинцы, которых там водили, или эксклюзивная авторучка.
филиалов: родовое имение Никольское-Вя-земское, Пирогово, Крапивна, совсем недавно нам передали еще в Калужской губернии Мансурово. Все это надо поднимать (поместья передаются в очень плохом состоянии), и на все нужны силы, идеи и средства. Все вместе — огромные площади, разбросанные по территории уже не одной губернии. Кроме того, мы вовлечены в процессы по воссозданию музеев Толстого в других регионах — в Самарской губернии, Татарстане, Чеченской республике.
«В детстве мне казалось, что усадьба Толстых - это что-то солнечное, сияющее, яркое, где людям весело и где все любят друг друга»
— Интересно, кто автор всех этих идей? Неужели вы один?
— Как правило, я многое сам придумываю, а мои сотрудники помогают эти проекты реализовывать. Рядом со мной работают талантливые люди, которым тоже что-то в голову приходит. Вот уж в чем мы не испытываем никакого недостатка, так это в интеллектуальной продуктивности. Того, что мы напридумывали, наверное, еще надолго хватит.
— Да, ваш план развития музея рассчитан до 2028 года. Что в нем, по-вашему, самое главное?
— Во-первых, Ясная Поляна нуждается в хорошем современном фондохранении. Это специально оборудованные помещения, в которых в надлежащих условиях могут храниться музейные предметы и проводиться исследовательские и реставрационные работы. А это новое строительство. Кроме того, у Ясной Поляны есть целый ряд
— Музей Толстого в Чечне?!
— Да, в станице Старогладовской Шелковского района. Он открылся еще в советские времена и сегодня нуждается в реорганизации. Несколько лет назад сотрудники музея попросили нас их поддержать и мы откликнулись. Я даже ездил туда, причем в довольно горячие годы.
— Ваш сын Андрей родился в Ясной Поляне, и местные жители видят в нем будущего директора музея. Вы хотели бы для него такой судьбы?
— Сыновей двое — Андрей и Ваня. Я счастливый отец, у меня четверо замечательных детей: две взрослые девочки и два вполне взрослеющих молодых человека. Андрюше одиннадцать лет, Ванечке девять. Оба появились на свет в Ясной Поляне, чем я очень горжусь. Я в ней пришлый, а для них это настоящая родина. Чем бы они в жизни ни занимались, Ясная Поляна навсегда останется местом, где они родились и выросли. Я не знаю, какую дорогу они выберут, но хотел бы, чтобы то, что происходит в Ясной Поляне сейчас, имело продолжение в будущем. И чтобы люди, которые придут после меня, это семейное родовое направление сохранили. Ц
