CC BY
303
Вестник ДВО РАН. 2008. № 2
Д.В.ЛИХАРЕВ
Вице-адмирал З.П.Рожественский в оценках советских и российских историков
Анализируется эволюция взглядов советских и российских историков на роль вице-адмирала З.П.Рожественского в цусимской катастрофе. Главными дискуссионными проблемами остаются ответственность за отправку 2-й Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток и характер тактических решений командующего в ходе Цусимского сражения.
Vice-admiral Z.P.Rozhestvensky in appraisals of Soviet and Russian historians. D.V.LIKHAREV (Ussuriisk Pedagogical Institute, Ussuriisk).
The paper analyses evolution of points of view of soviet and Russian historians on the role of vice-admiral Z.P.Rozhestvensky in the Tsushima defeat. The main subjects of discussion include the issue of responsibility for sending the 2-d Pacific Squadron to the Far East and the nature of the Admiral’s tactical decisions in the Battle of Tsushima.
Вице-адмирал Зиновий Петрович Рожественский - один из очень немногих всемирно известных российских флотоводцев. Однако известность
З.П. Рожественский. Фотография 1904 г. из коллекции еГО печальна. ВеСНОЙ 1904 Г. ВОЛеЮ
профессора В.Ю.Грибовского. Впервые опубликована в имПераг°ра НшМЗЯ 11 к°шр-адмирал
[20, с. 61] З.П.Рожественский возглавил 2-ю эскад-
ру флота Тихого океана, которой предстояло отправиться на Дальний Восток и там добиться коренного перелома в войне с Японией. Многотрудный путь эскадры через три океана (освещали газеты всего цивилизованного мира) завершился через год сокрушительным разгромом в Цусимском проливе. Россия окончательно и бесповоротно проиграла войну на Тихом океане, потеряв лучшие военные корабли, тысячи матросов и офицеров убитыми и пленными.
Стоит ли удивляться, что отечественная историография предъявила З.П.Рожественскому особый счет. Его имя стало отождествляться с национальной катастрофой, каковой принято считать цусимский погром. Однако прежде чем приступить к анализу точек зрения советских и российских историков, хотелось бы сделать несколько важных предварительных замечаний.
ЛИХАРЕВ Дмитрий Витальевич - доктор исторических наук (Уссурийский государственный педагогический институт).
Английский историк Дж.Вествуд в предисловии к своему блестящему исследованию «Свидетели Цусимы» подчеркнул, что, пожалуй, главной загадкой цусимской темы является личность вице-адмирала З.П.Рожественского и характер принятых им решений [2]. С этим утверждением трудно не согласиться, тем более что оно остается на сегодняшний день таким же актуальным, как и почти сорок лет назад, когда англичанин писал свою монографию. З.П.Рожественский был исключительно «закрытым» человеком. Он никогда и ни с кем не делился своими сокровенными мыслями и переживаниями. Военные планы командующего 2-й Тихоокеанской эскадрой оставались тайной за семью печатями даже для его непосредственных заместителей.
Во время беспримерного перехода эскадры на Дальний Восток З.П.Рожественский ни разу не собирал совещаний младших флагманов или командиров кораблей, не спрашивал у них совета, не стремился совместными с ними усилиями искать оптимальное решение сложнейшей задачи, которая перед ними стояла, не пытался вдохновить экипажи на подвиг обращенной непосредственно к матросам и офицерам пламенной речью. Со своими подчиненными он общался сухим канцелярским языком приказов и циркуляров по 2-й эскадре Тихого океана. Рожественский не оставил после себя мемуаров, поскольку не имел намерения оправдываться перед потомками. Его поведение на суде и в следственной комиссии «по выяснению обстоятельств Цусимского боя» было исключительно продуманным и расчетливым. Под маской прямоты, честности и готовности принять на себя всю вину он умело избегал возложения на него ответственности, перекладывая ее на своих подчиненных.
Впоследствии все это сильно осложнило работу историкам, создавая благоприятную почву для всевозможных домыслов и спекуляций. Не следует забывать и о том, что оценки советских и российских исследователей, в разное время обращавшихся к личности З.П.Рожественского, формировались под сильнейшим влиянием текущей политической конъюнктуры.
Тезис об особой виновности З.П.Рожественского в цусимском поражении являлся общепринятым в военно-морской литературе советских времен. Главную роль в формировании таких представлений сыграл знаменитый роман-эпопея «Цусима» А.С.Новикова-При-боя. Впервые это произведение вышло в свет в двух частях в издательстве «Федерация» в 1932-1934 гг. С тех пор в СССР и постсоветской России роман выдержал десятки переизданий, тиражи которых нередко исчислялись шестизначными числами. «Цусима» переведена на многие языки, в том числе английский и японский, а ее автор в 1941 г. удосто -ился сталинской премии.
Успех этого произведения и, что не менее важно, почти безоговорочное доверие к нему предопределило то обстоятельство, что его автор, тогда еще простой матрос Алексей Новиков, в должности баталера эскадренного броненосца «Орел» проделал весь путь с эскадрой З.П.Рожественского от Кронштадта до Цусимы и в этом качестве стал непосредственным участником и очевидцем грандиозного сражения. Для нескольких поколений читающей аудитории в нашей стране роман Новикова-Прибоя оставался главным и единственным источником, по которому они получали представление о Цусимском бое и причинах поражения 2-й эскадры Тихого океана.
Между тем, при всем громадном значении «Цусимы» как исторического источника, она представляет собой исключительно субъективный и тенденциозный текст. Естественно, что Новиков-Прибой писал свой роман с классовых позиций и делал это совершенно искренне. Наиболее ярко его партийный подход проявился в оценках высшего командного состава. В красочном описании автора «Цусимы» флагманы 2-й Тихоокеанской эскадры выглядели абсолютно отталкивающими личностями, по своим профессиональным и моральным качествам совершенно не соответствующими сложности стоявшей перед ними задачи.
«Цусима» создала стереотип в оценке личности командующего 2-й Тихоокеанской эскадрой. Такие эпитеты, раздаваемые З.П.Рожественскому, как «царский сатрап», «ярый
монархист и реакционер», «прямая противоположность незабвенному С.О.Макарову», стали расхожими в трудах советских историков 1930-1960-х годов.
Пересмотр взглядов и точек зрения на З.П.Рожественского оказался тесно связанным с социальными и политическими процессами, происходившими в СССР. В 1970-1980-х годах в интеллектуальных и творческих кругах отрицание советских идейных и культурных ценностей имело две тенденции. С одной стороны - обращение части интеллигенции к западным либеральным и демократическим идеалам, с другой - идеализация, подчас совершенно необоснованная, старой царской России. Особый интерес вызывал как раз период конца XIX-начала ХХ в. Это была Россия, «которую мы потеряли», богатая и изобильная, гордая своей великой культурой, резко контрастировавшая с убогой советской действительностью, пришедшей ей на смену.
Одним из проявлений второй тенденции стали реабилитация З.П.Рожественского и превознесение его флотоводческих талантов. В формировании образа «другого» Рожест-венского в массовом сознании большую роль сыграл роман В.С.Пикуля «Три возраста Окини-сан», впервые опубликованный в нескольких номерах литературного журнала «Нева», а затем многократно переиздававшийся отдельной книгой [16].
«Творческая кухня» В.С.Пикуля была достаточно незамысловата, о чем не раз писали его многочисленные критики (см., например: [7]). В данном случае в основу романа «Три возраста Окини-сан» он положил тексты В.И.Семенова и Л.Ф.Добротворского [6, 7, 18, 19]. Взгляды этих мемуаристов являли собой полную противоположность тому, что писали о 2-й Тихоокеанской эскадре А.С.Новиков-Прибой, В.П.Костенко или А.В.Магдалинский [12, 14]. По понятным причинам книги Семенова и Добротворского при советской власти не переиздавались и к 1980 г. стали библиографическими редкостями, известными только узкому кругу специалистов. В результате в восприятии советских читателей то, что написал В.С.Пикуль о З.П.Рожественском и его подчиненных, выглядело свежо, новаторски и, главное, смело. Именно по этой причине его исторические романы на закате советской власти имели громадный успех.
Все вышеописанные тенденции, столь выпукло проявившиеся в отечественной военно-морской беллетристике, не могли не затронуть научную историческую литературу. Стремление к реабилитации З.П.Рожественского стало одной из характерных черт перестроечных и постперестроечных исследований цусимской темы. Именно по этой причине личность командующего 2-й Тихоокеанской эскадры в последние 15-20 лет стала предметом наиболее ожесточенных дискуссий в отечественной историографии Русско-японской войны. Споры историков идут главным образом вокруг двух принципиальных моментов об ответственности за отправку 2-й Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток и правильности тактических решений командующего в Цусимском бою.
С первой проблемой в современной российской историографии дела обстоят следующим образом. Принципиальное решение об отправке 2-й Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток принималось на секретном совещании, состоявшемся в Петергофе под председательством самого царя. С этого момента у исследователей появляются главные трудности. Начнем с того, что у российских историков до сих пор нет единства мнений даже относительно точной даты этого совещания. А.И.Сорокин, В.А.Золотарев и И.А.Козлов, В.Я.Крестьянинов называют дату 10 (24) августа 1904 г. [9, 13, 21]. Коллектив авторов «Истории русско-японской войны» а также Р.М.Мельников, В.Ю.Грибовский и В.П.Познахирев настаивают на 11 (25) августа 1904 г. [5, 10, 15]. В.Ю.Грибовский и В.П.Познахирев поясняют, что они руководствовались дневниковой записью Николая II. Что касается первой группы авторов, то скорее всего число 10 августа они позаимствовали из мемуаров В.П.Костенко, поступив тем самым весьма некритически с источниковедческой точки зрения.
Все участники секретного совещания известны поименно: император Николай II, великий князь генерал-адмирал Алексей Александрович, великий князь Александр Михайлович,
управляющий Морским министерством вице-адмирал Ф.К.Авелан, министр иностранных дел граф В.Н.Ламздорф, военный министр генерал В.В.Сахаров и начальник Главного Морского штаба контр-адмирал З.П.Рожественский.
О том, что происходило на совещании в Петергофе, советские обобщающие труды по истории Русско-японской войны сообщают следующее. В ходе обсуждения вопроса участники совещания пришли к выводу, что ко времени прибытия 2-й Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток русскому гарнизону едва ли удастся удержать Порт-Артур. Что касается 1-й Тихоокеанской эскадры, то уже на момент совещания она фактически прекратила свое существование как организационная боевая сила. 2-я Тихоокеанская эскадра не сможет в одиночку оспаривать у японского флота господство на море ввиду своей явной слабости и неподготовленности. Использовать какой-либо порт на китайской территории или остров в Тихом океане для временного базирования эскадры также не представлялось возможным. Высказав все вышеперечисленные соображения, подавляющее большинство участников совещания откровенно высказали сомнения в целесообразности отправки кораблей на Дальний Восток.
И только З.П.Рожественский, поддержанный Ф.К.Авеланом, категорически настаивал на скорейшем выходе эскадры в поход уже осенью 1904 г. В конечном итоге ему удалось убедить колеблющегося царя и остальных участников совещания в принятии рокового решения. Данная версия изложена в трудах А.И.Сорокина, И.И.Ростунова и его соавторов и фактически повторена в монографии В.Я.Крестьянинова [10, 13, 21]. Источником для перечисленных авторов служат соответствующие тома официального российского «Описания» действий флота во время Русско-японской войны [17]. При этом названные историки как будто забыли, что перед следственной комиссией и перед составителями «Описания» стояла совершенно определенная задача: избегать любых поводов для вопросов о степени виновности высших лиц государства и в особенности представителей царствующего дома в цусимской катастрофе. Именно поэтому они так старательно «вешали всех собак» на адмирала Рожественского.
В монографии В.А.Золотарева и И.А.Козлова «Русско-японская война 1904-1905 гг. Борьба на море» [9], которая писалась в перестроечные годы, акценты уже смещаются. Теперь З.П.Рожественский, которого эти авторы упорно именуют вице-адмиралом, хотя на тот момент он еще пребывал в контр-адмиральском звании, уже в одиночку, без поддержки Ф.К.Авелана, убедил высокое собрание в необходимости отправки эскадры на Дальний Восток.
Однако отсутствие поддержки у З.П.Рожественского только кажущееся. На самом деле император Николай II уже давно для себя решил во что бы то ни стало послать 2-ю эскадру на Дальний Восток. В этой войне для российского самодержца было слишком много личного, и он хотел использовать свой последний козырь, чтобы переломить ситуацию в пользу России. Рожественский, как утверждают В.А.Золотарев и И.А.Козлов, был заранее осведомлен о монаршем желании и потому так рьяно отстаивал идею об отправке эскадры на войну и даже сам вызвался возглавить ее.
Источником, на который опираются эти авторы, являются мемуары графа С. Ю. Витте. Единственным уязвимым местом их версии является тот факт, что опальный министр на особом совещании лично не присутствовал и все, что там происходило, описал со слов В.Н.Ламздорфа и великого князя Александра Михайловича. Тем не менее С.Ю.Витте очень убедителен: «Из этого рассказа было ясно, что все присутствовавшие сомневались в успехе этого мероприятия, а некоторые члены совещания были убеждены в неуспехе его, и если Государь решил отправить эскадру, то, с одной стороны, вследствие легкости суждения, связанного с оптимизмом, а с другой стороны, потому, что присутствовавшие не имели мужества говорить то, что они думали. Так как я сам участвовал в таких совещаниях, то мне представляется, что отрицательное мнение это выражалось крайне осторожно, ибо, по обыкновению, члены этих совещаний знали или догадывались о том или
другом желании Его Величества и потому стеснялись высказываться решительно против этих желаний. Те члены, которые не следовали этому правилу, в конце концов навлекали на себя нарекания и должны были покидать свои посты (к таким членам я причисляю и себя). Когда же дело дошло до того, что Рожественский должен был высказать свое мнение, то Рожественский, как мне говорил великий князь Александр Михайлович, сказал следующее: что он находит, что экспедиция эта очень трудная, но если Государь Император прикажет ему ее возглавить, то он станет во главе эскадры и поведет ее на бой в Японию» [3, с. 545-547].
Из этих записей С.Ю.Витте, как считают В.А.Золотарев и И.А.Козлов, становится понятным, почему Николай II назначил командовать 2-й Тихоокеанской эскадрой адмирала Рожественского. Основываясь на мемуарах С.Ю.Витте, соавторы приходят к следующим выводам: «Во-первых, совещание на высшем уровне носило чисто формальный характер, так как Николай II, заранее решивший послать эскадру на Восток, надеясь, что она сможет изменить ход войны в пользу России, не хотел считаться с мнением тех, кто высказывался против этого.
Во-вторых, несмотря на то, что на совещании присутствовали ведущие министры царского правительства и высшие военные руководители, понимавшие бессмысленность посылки эскадры на Дальний Восток, никто из них не решился твердо и открыто заявить об этом, боясь попасть в немилость к царю.
И, наконец, в-третьих, из присутствовавших на этом совещании лиц лучше всех знал состояние 2-й Тихоокеанской эскадры и действительную ее ценность вице-адмирал (так в тексте. - Авт.) Рожественский, занимавший пост начальника Главного Морского штаба. Однако вместо того, чтобы открыто, как это требовали сложившиеся обстоятельства, интересы флота и его, как ответственного военного руководителя, доложить председательствующему на совещании царю о бесполезности в сложившейся на театре военных действий обстановке посылать эскадру, вице-адмирал Рожественский, желая угодить Николаю II, занял позицию по принципу “как прикажете”. Поэтому в значительной степени именно на нем лежит ответственность за последующую судьбу 2-й Тихоокеанской эскадры» [9, с. 153].
Итак, практически все советские и российские историки Цусимы солидарны по двум положениям. 1. Именно З.П.Рожественский, возможно при молчаливом или косвенном одобрении царя, выступил за отправку на Дальний Восток 2-й Тихоокеанской эскадры.
2. При этом З.П.Рожественский как профессиональный военный моряк и человек, готовивший эскадру к походу, лучше всех знал истинное положение дел и понимал, что у 2-й эскадры не будет шансов в одиночку завоевать господство на море на дальневосточном театре военных действий.
Последнее подтверждается многими источниками, в том числе таким осведомленным мемуаристом, как В.Н.Коковцев, лично присутствовавшим на особом совещании 11 августа 1904 г.: «Кажется, один Рожественский давал себе отчет в том, что может уготовить ему судьба в его бесконечном странствовании кругом Африки по пути к нашему Дальнему Востоку. По крайней мере, когда нам пришлось еще в 1904 году как-то встретиться на Невском заводе на осмотре двух легких крейсеров, приготовляемых для его эскадры, и мы разговорились с ним, возвращаясь обратно на пароходе в город, он сказал мне на пожелания мои об успехе его трудного дела: “Какой может быть у меня успех? Не следовало бы начинать этого безнадежного дела, да разве я могу отказаться исполнить приказание, когда все верят в успех”» [11, с. 72].
В связи с этим возникает вопрос: если З.П.Рожественский «все знал», тогда почему вместо того, чтобы выступить против, он настаивал на скорейшей отправке эскадры на Дальний Восток и даже вызвался лично возглавить ее? Большинство исследователей считали и продолжают считать, что в данном случае ключевую роль сыграли чистые эмоции: глубокие монархические убеждения адмирала и ложно понимаемые им чувства военного долга и чести.
В 1956 г. А.И. Сорокин писал: «Рожественский знал, чем он располагал для решения этой задачи и какого противника он встретит в Японском море или на его подходах. Однако вместо того, чтобы отправиться на Дальний Восток в январе - феврале, а время, оставшееся до похода, использовать для боевой подготовки экипажей на Балтике, он настаивал на немедленном выходе эскадры, рассчитывая на несомненный успех, по его заявлению, чтобы “кровью смыть горький стыд Родины”. Это были красивые, но совершенно безответственные слова адмирала, в руки которого, по существу, отдавалась последняя ставка самодержавия» [21, c. 290].
Четверть века спустя писатель В.С.Пикуль вновь ведет речь о воинском долге и чести, но уже без всяких кавычек и иронии. «Теперь историки сошлись в едином мнении: любая эскадра (будь она хоть английская), попав в условия, в каких находилась эскадра России, все равно была бы обречена на поражение. Об этом хорошо знали плывущие на смерть наши деды и прадеды. “Ах, знали?” - спросите вы меня, - “Тогда зачем они плыли, если знали?”. Но это уже вопрос воинской чести» [16, c. 376].
Этой же версии придерживаются многие зарубежные историки, Дж.Вествуд, в частности: «Фактически Рожественский был против посылки эскадры, однако он не выступил с должной, свойственной ему резкостью. .. .Эти слова говорят о том, что адмирал мог дать себя увлечь такой абстракцией, как честь флага, и что у него в самом деле было желание, ставя честь выше стратегии, повести флот на верную гибель» [2, c. 84, 85].
Наконец, авторы первой и пока единственной в России научной биографии
З.П.Рожественского В.Ю.Грибовский и В.П.Познахирев также утверждают, что адмирал в принятии этого судьбоносного решения руководствовался именно «абстрактными принципами» воинской чести и верности государю императору: «Сам Зиновий Петрович говорил, что убеждать участников Особого совещания в бесполезности посылки эскадры в таком составе он не пожелал, так как участники могли подумать, что адмирал боится предстоящих трудностей, и могли его заменить. А он первоначально взялся за дело и обещал выполнить задачу. . Тем более что Зиновий Петрович удостоился особого доверия монарха - его приняла болезненная императрица и показала ему наследника - маленького Алексея. Мог ли адмирал пренебречь таким знаком внимания? Вряд ли, да и сам он считал поход исключительно своей миссией» [5, c. 171].
Таким образом, большинство российских историков Цусимы склонны объяснять ключевую роль Рожественского в отправке 2-й Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток его монархическими установками и понятиями о воинском долге и чести. Однако есть и другая версия, сформировавшаяся достаточно давно и по сей день имеющая своих сторонников.
Еще в 1925 г. советский военно-морской теоретик Б.Б.Жерве высказал предположение, что «... Рожественский до ухода эскадры из России получил от верховной власти заверение, что цель похода 2-й эскадры на самом деле демонстративная» [8, с. 73]. Если так, то выступая с инициативой отправки 2-й эскадры и предлагая себя в качестве ее командующего, адмирал ничем не рисковал. Напротив, он мог рассчитывать, что за ним останутся слава беспримерного перехода через три океана на Дальний Восток и принуждения Японии к почетному миру, а впереди - блестящее амплуа «спасителя отечества» и все возможности для выдающейся роли по воссозданию морской мощи России. Правда, Б.Б.Жерве тут же сделал оговорку, что прямых документальных подтверждений данному предположению он не обнаружил [8, c. 73].
Тем не менее версия Б.Б.Жерве совсем не беспочвенна, поскольку косвенных подтверждений у нее предостаточно. На 2-й эскадре ходили упорные слухи, что ее миссия ограничится демонстрацией. В.П.Костенко в своих мемуарах описал беседу с главным инженером верфей Скворцовым, посещавшим броненосец «Орел» во время достройки: «Вы не думайте», - добавил Скворцов, - «что серьезно пойдете воевать с японцами и попадете в бой. В это, конечно, никто не верит, - эскадра очевидно слаба для борьбы с японцами,
но посылать ее надо и идти назад уже поздно. Это было бы равносильно признанию проигрыша всей кампании. Дальше Мадагаскара вы все равно не пойдете, так как к тому времени наверное будет заключен мир» [12, c. 135, 136].
Версию Б.Б.Жерве можно рассматривать как большой комплимент командующему 2-й Тихоокеанской эскадры и его высшим покровителям. Многие исследователи, в особенности зарубежные, упрекают З.П.Рожественского в незнании основ современной морской стратегии, которые к тому времени уже были сформулированы А.Т.Мэхеном в целостную теорию. «Он был, пожалуй, лихим моряком, - писал о Рожественском Дж.Вествуд, - но ему недоставало понимания того, что в войне с Японией эскадра в Балтийском море - это лучший козырь, нежели эскадра на дне Японского моря» [2, c. 319].
Однако если признать, что Б.Б.Жерве прав, то З.П.Рожественский и вместе с ним Николай II поднялись до осознанного использования стратегии «fleet-in-being» - «флот как инструмент давления». Придвинув 2-ю эскадру к берегам Японии, они собирались использовать ее в качестве козыря в мирных переговорах. Что касается конечного результата этого замысла, то «...события войны и внутриполитическая ситуация могли заставить царское правительство, очертя голову, поставить последнюю карту и послать эскадру дальше, на театр войны, изменив ее демонстративную цель на боевую» [В, c. 73].
В настоящее время эту точку зрения развивает в своих трудах Р.М.Мельников, который на сегодняшний день остается наиболее последовательным и радикальным критиком действий З.П.Рожественского. Поскольку за прошедшие ВО лет прямые документальные подтверждения версии Б.Б.Жерве так и не обнаружились, Р.М.Мельников по-прежнему оперирует косвенными доказательствами. Он считает, что З.П.Рожественский, вызвавшись командовать 2-й Тихоокеанской эскадрой, руководствовался исключительно карьерными соображениями и при этом знал, что ничем не рискует. «Первые весомые дивиденды в карьере последовали сразу: на шестой день по выходе эскадры из Либавы, 7 октября 1904 г. была получена телеграмма о производстве командующего в вице-адмиралы, пожаловании ему звания генерал-адъютанта и утверждении в должности начальника Главного Морского штаба» [15, c. 49].
По мнению Р.М.Мельникова, ничем другим нельзя объяснить все «странности» 220-дневного перехода эскадры на Дальний Восток, за время которого не отрабатывались совместные боевые маневры, практически не производились учебные стрельбы; адмирал ни разу не собирал совещаний с флагманами и командирами кораблей, не ознакомил их с планом прорыва во Владивосток и даже не отдал приказа перекрасить корабли в боевую раскраску и освободить их от пожароопасной деревянной отделки. Все эти факты Р.М.Мельников интерпретирует как свидетельство того, что Рожественский до последнего момента был убежден в том, что до реального боевого столкновения дело не дойдет и вскоре последует приказ о возвращении эскадры.
Когда же приказа о возвращении не последовало, «.Рожественский, осознав крушение своей карьеры, решил, что в отместку за совершенное с ним “предательство” должна погибнуть и эскадра. Такая изуверская мысль и раньше проскальзывала в его переписке, где он, словно отмечая посторонний факт, высказывался о том, что если и “прекратит существование эта глупая вторая эскадра”, то “это небольшая уже будет надбавка к позору, к горю народному”. Привыкнув смотреть на эскадру как на разменную монету в игре своих карьеристских амбиций, он не задумается и ее бросить ва-банк. И сделано это было не из благородных побуждений о воинском долге, а из злобной мстительности к тем, кто “предал” его в Петербурге» [15, c. 53].
Другим предметом дискуссий стали тактические решения З.П.Рожественского в дневном бою главных сил 14 мая 1905 г. Этот сюжет успешно эксплуатируется современными апологетами З.П.Рожественского. Началось все со статьи В.Н.Чистякова «Четверть часа для русских пушек», опубликованной в 19В9 г. [22]. В изложении этого автора командующий 2-й Тихоокеанской эскадрой предстает уже выдающимся флотоводцем. Главным
доказательством флотоводческих талантов адмирала служит осуществленный им в самом начале Цусимского сражения «гениальный маневр» по перестройке двух колонн русских броненосцев в одну, который В.Н.Чистяков именует «ловушкой Рожественского». Этот маневр вынудил колонну японских броненосных кораблей совершить очень опасную эволюцию: последовательный поворот один за другим, когда каждый из них проходит одну и ту же точку под огнем русских кораблей. Рискованность этого шага заключалась еще и в том, что во время поворота японской колонны почти на 16 румбов ее строй сдваивается, словно завязываясь в петлю. Это делало невозможным какое-либо маневрирование до окончания поворота. Флагманский корабль адмирала Того, первым осуществлявший поворот, на какое-то время оказался один на один со всей русской эскадрой, лишился поддержки своей колонны, корабли которой не могли стрелять через него.
Вскоре после выступления в печати В.Н.Чистякова апологетические публикации, посвященные З.П.Рожественскому, пошли потоком. В основном это были статьи в военноморских журналах и альманахах, которые стали издаваться частными лицами с начала 1990-х годов (многие из таких периодических изданий после выхода в свет нескольких номеров прекратили свое существование).
Одним из новейших примеров апологии З.П.Рожественского может послужить серия статей А.А.Александрова, опубликованная в трех номерах московского журнала «Флотомастер» за 2005 г. под общим заголовком «Сражение в Цусимском проливе» [1]. В своих статьях А.А. Александров полемизирует главным образом с Р.М.Мельниковым и А.А.Арбузовым, представляющими другую крайность в российской историографии Цусимы. По крайней мере их он называет по именам. Однако, по сути, его аргументация направлена на ниспровержение большинства основных постулатов, которые исповедует традиционная историография проблемы.
Если сравнить принципиальные положения работы А.А.Александрова с тем, что пишут современные военные российские историки, то их позиции окажутся диаметрально противоположными. Исследование А.А.Александрова построено только на опубликованных, давно известных специалистам источниках («Сборник приказов и циркуляров по 2-й эскадре флота Тихого океана за 1904 и 1905 гг.», русское и японское официальные «описания» Цусимского сражения, материалы следственной комиссии, мемуары В.П.Костенко «На “Орле” в Цусиме» и т.д.). Между тем если в научный оборот не вводятся ранее неизвестные документы и дополнительные факты, значит автор претендует на «новое прочтение» уже известных текстов. Ознакомление со «Сражением в Цусимском проливе» в целом оставляет довольно странное впечатление. Фактически А. Александров сделал то, что не смог или не захотел сделать З.П.Рожественский перед лицом следственной комиссии, - убедительно и аргументировано обосновал, что тактические решения командующего 2-й Тихоокеанской эскадрой в дневном бою 14 мая 1905 г. были наилучшими из всех возможных. При этом где-то за скобками остался конечный результат - сокрушительный разгром 2-й эскадры при минимальных потерях со стороны противника.
Столь кардинальный пересмотр в оценках личности З.П.Рожественского побудил многих специалистов выступить «в защиту традиционных точек зрения от аналитического мифотворчества». С начала 1990-х годов российские историки Цусимы разделились на два непримиримых лагеря в оценках личности и действий вице-адмирала З.П.Рожественского. Противоположность их подходов проявляется не только по существу концепций, но и по форме подачи материала. Так, если Р.М.Мельников именует командующего 2-й Тихоокеанской эскадрой только по фамилии, даже без инициалов, то В.Н.Чистяков перечисляет все его регалии.
Первая серьезная научная биография З.П.Рожественского появилась в нашей стране только в 1999 г. [5]. Ее авторы В.Ю.Грибовский и В.П.Познахирев проявили примерную сдержанность и осторожность в оценках, делая выводы только на основе тщательно проверенных фактов. Их труд ввел в научный оборот множество ранее неизвестных
источников, касающихся не только карьеры адмирала, но и Русско-японской войны в целом. Эту биографию никак нельзя назвать апологетической. Работа В.Ю.Грибовского и В.П.Познахирева получила высокую оценку практически у всех специалистов (см., например, [4]). Однако аргументы этих авторов, по всей видимости, не возымели влияния на апологетов генерала.
Итак, личность командующего 2-й Тихоокеанской эскадрой продолжает вызывать ожесточенные споры среди российских историков Цусимы. Категоричность и бескомпромиссность представителей двух лагерей пока не дает надежды на то, что в обозримом будущем появится взвешенная и близкая к объективной оценка личности З.П.Рожественского.
ЛИТЕРАТУРА
1. Александров А. Сражение в Цусимском проливе // Флотомастер. 2005. № 2. С. 14-28; № 3. С. 4-17; № 4. С. 6-16.
2. Вествуд Дж. Свидетели Цусимы. М.: Эксмо, 2005. 416 с.
3. Витте С.Ю. Воспоминания. Мемуары: в 2 т. Т. 1. М.: Харвест-АСТ, 2001. 800 с.
4. Гладких С.А. Русский флот в русско-японской войне 1904—1905 гг.: проблемы современной историографии // Защитники Отечества. Материалы XI областных общественно-научных чтений по военно-морской тематике / под ред. В.В.Брызгалова. Архангельск: Правда Севера, 2002. С. 108-115.
5. Грибовский В.Ю., Познахирев В.П. Вице-адмирал З.П.Рожественский. СПб.: Галея-Принт, 1999. 280 с.
6. Добротворский Л.Ф. Уроки морской войны. Кронштадт: Типогр. морской газеты «Котлин», 1907. 152 с.
7. Доценко В.Ф. Мифы и легенды русской морской истории. СПб.: Иван Федоров, 1997. 256 с.
8. Жерве Б.Б. Путь к Цусиме // Мор. сб. 1925. № 5. С. 44-80.
9. Золотарев В.А., Козлов И.А. Русско-японская война 1904—1905 гг. Борьба на море. М.: Наука, 1990. 256 с.
10. История русско-японской войны 1904—1905 гг. / под ред. И.И.Ростунова. М.: Наука, 1977. 384 с.
11. Коковцев В.Н. Из моего прошлого. Воспоминания 1903—1919 гг. Кн. 1. М.: Наука, 1992. 446 с.
12. Костенко В.П. На «Орле» в Цусиме. Л.: Судпромгиз, 1955. 544 с.
13. Крестьянинов В.Я. Цусимское сражение 14—15 мая 1905 г. СПб.: Остров, 2003. 272 с.
14. Магдалинский А.В. На морском распутье. Ярославль: Ярослав. кн. изд-во, 1954. 180 с.
15. Мельников РМ. Броненосцы типа «Бородино». СПб., 1996. 100 с.
16. Пикуль В.С. Три возраста Окини-сан. Сентиментальный роман. М.: АСТ, 2001. 246-666 с.
17. Русско-японская война 1904—1905 гг. (работа исторической комиссии по описанию действий флота в войну 1904—1905 гг. при Морском генеральном штабе): в 7 кн. Кн. 6. Поход 2-й Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток. Пг.: Тип. Морского министерства, 1917. 378 с.; Кн. 7. Тсусимская операция. Пг.: Тип. А. Бенке, 1917. 248 с.
18. Семенов В.И. Бой при Цусиме. СПб.: Изд-во М.О.Вольф, 1911. IV, 108, IV с.
19. Семенов В.И. Расплата: в 3 т. СПб.: Изд-во М.О.Вольф, 1906—1910.
20. Синдром Цусимы / под ред. Л.И.Амирханова. СПб.: Цитадель, 1997. 88 с.
21. Сорокин А.И. Русско-японская война 1904—1905 гг. (Военно-исторический очерк). М.: Воениздат, 1956. 376 с.
22. Чистяков В.Н. Четверть часа для русских пушек // Мор. сб. 1989. № 2. С. 89-93.
