CC BY
137
Е. А. Берниковская (Москва)
Витебское восстание 12 ноября 1623 г.
В первой трети XVII в. Полоцкая земля стала ареной напряженной борьбы униатского архиепископа Иосафата Кунцевича с православным населением его епархии. Так как за все время своего существования уния не получила сколько-нибудь значительного распространения на этой территории, сразу после назначения Полоцким архиепископом (в начале 1618 г.) Кунцевич приступил к решительным действиям по укреплению ее позиций. Его деятельность была направлена на проведение реформы униатского духовенства с целью повышения его нравственного и образовательного уровня, на привлечение православного населения к унии при помощи проповеди и индивидуальных бесед. Полоцкий архиепископ вел многочисленные судебные процессы с целью подчинить православные церкви, до этого лишь формально находившиеся во власти униатского владыки, и восстановить церковные имения, захваченные светскими лицами1.
Активные действия Кунцевича по введению унии в Полоцкой ар-хиепископии незамедлительно вызвали сопротивление православных. Обстановка в епархии особенно осложнилась после назначения на Полоцкую кафедру (в ходе восстановления православной церковной иерархии патриархом Феофаном в 1620 г.) православного архиепископа Мелетия Смотрицкого. Сначала витебские граждане (на собрании в городской ратуше 3 марта 1621 г.) признали законным архиепископом М. Смотрицкого, затем их примеру последовали жители Полоцка, Мстиславля, Могилева, Орши. Хотя королевскими универсалами все церкви архиепископии были отданы в распоряжение Кунцевича, православное население не признавало его своим пастырем. Фактически, сюда из Вильны был перенесен центр борьбы православия с унией. Но, несмотря на активное противостояние попыткам Кунцевича предъявить свои права на православные храмы (известны бунты в Полоцке и Витебске), уже в 1620 г. все церкви, не согласившиеся добровольно перейти в унию, были закрыты, а православные священники изгнаны.
Суды разбирали многочисленные жалобы и доносы, но сила была не на стороне православных: судебные приговоры, отражая протекционистскую политику правительства в отношении унии, разрешали дело не в их пользу. Православным, отчаявшимся получить защиту
закона, не оставалось ничего другого, как прибегнуть к нелегальным методам борьбы. Стали нередкими нападения на церкви, в которых архиепископ и его священники отправляли богослужения, избиение униатских священников и слуг Кунцевича во время службы и на улицах2. Да и сама жизнь Полоцкого архиепископа находилась в опасности: в его адрес звучали многочисленные угрозы, на него было совершено, по крайней мере, пять покушений 3. Характерно, что три из них имели место именно в Витебске, где, в конце концов, Кунце-вич и был убит 12 ноября 1623 г.
Анализ событий, связанных с убийством толпой Полоцкого архиепископа греко-католической церкви представляется чрезвычайно важным. Даже для бурного времени начала XVII в. в Речи Посполи-той это убийство стало событием экстраординарным. Нападения на деятелей униатской церкви случались и раньше 4, но впервые в истории борьбы православия и унии покушение на представителя высшей церковной иерархии закончилось столь трагичным образом, причем убийцами были не казаки, не индивидуальные защитники православия, а население целого города, организованно выступившее против архиепископа. Сам факт этого убийства, его необычные обстоятельства заставляют подробнее в нем разобраться, чтобы выяснить причины убийства видного деятеля унии и, соответственно, определить характер имевшего место конфликта. Это впоследствии позволит глубже понять причины раскола украинско-белорусского общества после заключения унии в 1596 г., мотивы сопротивления ее введению народных слоев, а также, в целом, понять природу и механизмы конфронтации униатов и католиков с одной стороны, и православных — с другой в Белоруссии и Украине в ХУ1-ХУШ вв.
Несмотря на значительное количество литературы, в которой авторы в большей или меньшей степени касаются убийства Иосафата Кунцевича, его обстоятельства и причины не были до сих пор подвергнуты всестороннему, исчерпывающему анализу.
В российской дореволюционной историографии преобладают описательные работы, лишь в самых общих чертах воспроизводящие события, связанные со смертью Полоцкого униатского архиепископа. Большинство историков того времени в негативном ключе излагает всю деятельность Кунцевича, его убийство при этом либо прямо оценивается как справедливое воздаяние за насилие над «религиозными чувствами» православных и «антихристианские» действия5, либо о таком отношении авторов к убийству свидетельствует общий ход изложения 6. Следует заметить, что во многих работах наблюдается явное преувеличение «бесчинств» и «изуверств» Кунцевича, ав-
торы зачастую приводят неверные сведения, доверяются данным, не имеющим доказательств в источниках. Первым исследователем, открывшим дорогу научному изучению деятельности И. Кунцевича и его убийства является П. Н. Жукович1. Автор весьма тщательно излагает события 12 ноября 1623 г. и судебного разбирательства, последовавшего за ними. Он впервые в русскоязычной литературе использует материалы беатификационных процессов, приводя из них обширные цитаты, сопровождаемые небольшими, но довольно ценными комментариями. Следует, однако, заметить, что не все принципиальные вопросы попадают в поле зрения исследователя. Важнейших выводов П. Н. Жуковича мы коснемся ниже.
В советский период разработка проблем, связанных с униатской церковью и ее деятелями, приостановилась. Появились немногочисленные работы, в которых конфессиональные конфликты в Речи Посполитой в начале XVII в. приобретают окраску, присущую духу советской эпохи: борьба православного населения украинско-бело-русских земель трактуется как народно-освободительная и антифеодальная, принимающая форму религиозной борьбы. Интересно, что советские историки, принципиально враждебные религии, критикуя подход «помещичье-буржуазных» историков к борьбе православного населения как к борьбе религиозной, унаследовали конфессиональный дух произведений российских исследователей. В их оценке, также как и в оценке их предшественников, Иосафат Кунцевич получает одностороннюю негативную характеристику, его смерть рассматривается как результат фанатического бесчинства, не имевшего никаких пределов 8.
Не меньшими конфессиональными предубеждениями пронизаны и работы значительной части историков католической и греко-като-лической ориентации (как XIX — начала XX в., так и современных). Большинство из них, давая положительную оценку деятельности Иосафата Кунцевича, его убийство рассматривает как не имевшее реальных оснований, а архиепископа — как невинную жертву злоумышленников 9.
Такие крайние подходы стали препятствием для объективного анализа деятельности Иосафата Кунцевича и обстоятельств его убийства, породили много поверхностных, тенденциозных работ. В исторической литературе практически отсутствуют аналитические исследования по интересующим нас проблемам. Ни в польской, ни в отечественной историографии не предпринимались попытки серьезного исследования причин нежелания православного населения принимать унию, причин его упорного сопротивления деятельности Полоцкого униатского архиепископа и его убийства.
Для изучения обстоятельств и причин убийства Иосафата Кун-цевича были привлечены, во-первых, материалы беатификационных процессов Полоцкого архиепископа 1628 и 1637 гг.10; во-вторых, хранящиеся в Главном архиве древних актов в Варшаве выписки из витебских и полоцких городских книг, касающиеся убийства Кунце-вича11; в-третьих, различные источники документального характера, такие как судебные и частно-правовые акты, переписка короля Сигиз-мунда III и митрополита Рутского с папской курией, опубликованные в «Витебской старине» и «Сборнике документов, уясняющих отношения латино-польской пропаганды к русской вере и народности»12.
В ходе изучения обстоятельств смерти Иосафата Кунцевича, необходимо решить ряд следующих вопросов: было" ли его убийство запланированным актом или произошло в результате стихийного народного восстания? Каковы были причины и последствия этого убийства? Для ответа на поставленные вопросы попытаемся детально восстановить последовательность приведших к нему событий.
Анализ сведений об убийстве Кунцевича следует начать с 11 ноября (к этому моменту Кунцевич находился в Витебске приблизительно две недели, но чем он занимался в это время, не известно). События этого дня дают возможность судить о настроении православного населения Витебска накануне убийства архиепископа. Кроме того, в этот день было принято решение об аресте православного священника, выполнение которого спровоцировало начало мятежа 12 ноября. Следует заметить, что об этих событиях мы знаем только из свидетельских показаний на беатификационных процессах слуги Кунцевича Эммануэля Кантакузена, его архидиакона Дорофея Ле-циковича и шляхтича Григория Ушацкого.
В субботу 11 ноября 1623 г. Иосафат Кунцевич вместе с Кантаку-зеном выезжал за город, к шляхтичу Крупевичу для обсуждения вопроса о границах церковных имений. Когда он возвратился в Витебск, встретившиеся ему Певчие, по свидетельству Кантакузена, передали следующие слова православных: «Не долго вам с господином вашим архиепископом здесь в Витебске осталось находиться»13. Кантакузен также сообщает, что в течение всего времени пребывания Кунцевича и его слуг в городе православные издевались над ними, угрожали, пытаясь найти повод к ссоре. Вечером этого же дня, по словам Лециковича, к Кунцевичу пришел витебский бурмистр Иванович и сообщил, что на этой неделе «схизматики» в ратуше приняли какое-то решение о весьма скорой смерти архиепископа, что члены городской управы — схизматики удалились в разные места, чтобы избежать подозрения в измене, но «весь народ возбужденный жаж-
дет твоей крови»14. Таким образом, Кантакузен ограничивается только неопределенным сообщением о существовавшей опасности для архиепископа, Лецикович же говорит о заговоре против Кунцевича, о решении витебчан в скором времени его осуществить, и утверждает, что именно накануне убийства архиепископу стало известно об этом. Оставляя пока вопрос о реальности существования заговора открытым, попробуем разобраться в том, насколько достоверны сведения Кантакузена и Лециковича. Что касается приведенного выше заявления православных, то, принимая во внимание события нескольких предшествовавших лет и враждебное отношение православных к Кунцевичу, подобные угрозы, скорее всего, в самом деле имели место, и они достаточно красноречиво говорят о царившей в городе атмосфере. В то же время, сведения о предупреждении Ивановича о составлении заговора по ряду причин представляются более сомнительными. Во-первых, этот важнейший факт сообщает только Лецикович, а Кантакузен и сам Петр Иванович о нем даже не упоминают. Во-вторых, дальнейший рассказ Дорофея о том, что Ио-сафат был очень взволнован словами Ивановича и за ужином говорил только о смерти, а сам архидиакон попросил его дать спокойно поесть, дает возможность согласиться с предположением П. Н. Жу-ковича, что ни Дорофей, ни другие ужинавшие с Иосафатом не видели всей серьезности тогдашнего момента, не видели же потому, что не имели для этого достаточных оснований15. Следовательно, если Кунцевич был действительно предупрежден о грозящей ему опасности, то, вероятнее всего, в довольно общей форме, а подробности относительно собрания в ратуше, скорее, появились в показаниях архидиакона под влиянием последующих событий. Тем не менее, факт существования определенной опасности для жизни архиепископа не вызывает сомнения.
В этот день произошло и еще одно важное событие. Когда Кунцевич вернулся в Витебск, его архидиакон сообщил, что «схизматический» священник по имени Илья наносил им различные оскорбления 16. По словам Ушацкого и Кантакузена (которого, надо заметить, не было в то время в городе), он, «в знак презрения» к своему пастырю, переправлялся через Двину к своей «синагоге» прямо перед резиденцией Кунцевича, говоря: «Что мне сделает архиепископ?»17. Так как все православные церкви в Витебске были закрыты, жители города совершали богослужения в импровизированных храмах, построенных напротив резиденции архиепископа с противоположной стороны реки. Поэтому нет ничего удивительного в том, что священник переправлялся именно там. Представляя действия священника как намеренное оскорбление, слуги Кунцевича пытались, видимо,
подчеркнуть, что инициаторами конфликта были православные. В результате было принято решение арестовать православного священника. Встает принципиальный вопрос: на ком лежит ответственность за принятие этого решения и, следовательно, за последовавший за арестом мятеж? Кантакузен сообщает, что именно Дорофей посоветовал Кунцевичу схватить священника, сам же Дорофей об этом умалчивает. П. Н. Жукович на этом основании делает заключение, что архидиакон и был главным виновником ареста священника 18. Такое мнение не учитывает возможность принятия этого решения Кунцевичем самостоятельно, что, видимо, является следствием впечатления исследователя от общего оправдательного тона материалов процессов. Безусловно, архидиакон инициировал этот арест, так как он сообщил о поведении священника и, может быть, даже подал мысль о его аресте. Однако окончательное решение, думается, зависело от самого Кунцевича. С момента строительства весной 1623 г. православных «шалашей» за Двиной архиепископ неоднократно посылал туда разных людей с целью разведать обстановку и узнать имена присутствовавших на православных богослужениях19. В мае 1623 г., в очередной раз жалуясь на витебских мещан, Кунцевич обвинял их в том, что, оставив городские церкви, они посещают «набо-женства негодное» в «шалашах» за Двиной и укрывают в своих домах «непослушных» священников20. В числе прочих Кунцевич называет священника Илью Давидовича, который и был арестован 12 ноября. Таким образом, желание разобраться с непокорными православными священниками назрело у архиепископа уже давно. Не добившись своими жалобами разрешения на какие-либо санкции против них, их храмов и богослужений, Кунцевич, видимо, как обычно решил действовать на свой страх и риск. Подобные решения, надо полагать, принимались им без чьей-либо подсказки (данный арест не был единственным в его практике21), поэтому нельзя в такой ситуации считать его орудием в руках подстрекателя. Как утверждает Кантакузен, несмотря на его возражения, Кунцевич «определил, чтобы на следующий день, то есть в воскресенье рано утром, когда священник станет переправляться на утреню, его схватили и посадили в заключение» 22. Таким образом, зная, что православные готовы использовать любой случай для нового покушения, Кунцевич сам дал им подходящий повод к конфликту, фактически, может и не вполне осознанно, провоцируя его развязывание.
Основной вопрос, который встает перед нами при рассмотрении событий в Витебске 12 ноября 1623 г., заключается в следующем: было ли это убийство результатом стихийного бунта или же результатом заговора? Первой версии придерживается большинство свиде-
телей, она содержится и в решении суда по делу об убийстве Полоцкого архиепископа. Согласно этой версии, в убийстве были замешаны все витебчане (в том числе и члены городского магистрата), давно устраивавшие покушения на жизнь Полоцкого архиепископа и в конце концов приведшие в исполнение «свой преступный замысел». Заговор в ратуше в этой версии не фигурирует. Другую версию предложил архидиакон Дорофей Лецикович, который единственный на процессе сообщил о заговоре группы «схизматиков», состоявшемся в ратуше незадолго до убийства. Следует, однако, заметить, что это, так сказать, поздняя версия. В протестации, представленной Леци-ковичем от имени слуг архиепископа в витебский магистрат 15 ноября 1623 г., то есть на третий день после убийства, заговор не упоминается. Бурмистры, «радцы», «лавники» и мещане Витебска обвиняются в ней в том, что вскоре после заутрени, «збунтовавшисе усим местом», «ударивши в звон ратушный и по всех церквях на кгвалт в звоны и зобравшисе людей мужского родзаю великих и малых, яко и женского до колку тысеч», напали на резиденцию и убили архиепископа23. И лишь на процессе 1637 г. Лецикович выдвинул со всей определенностью идею заговора в ратуше. Однако этот «поздний» вариант нельзя совершенно игнорировать.
В первом случае речь, таким образом, идет о стихийном выступлении почти всего города и выполнении давно созревшего в народе решения, во втором — о запланированном на конкретный день убийстве. Какая же версия является более достоверной? По этому вопросу в историографии нет единого мнения. Большинство исследователей считает, что Полоцкий архиепископ был убит вследствие давно вынесенного заговорщиками приговора. При этом одни авторы полагают, что события 12 ноября развивались согласно составленному ими в ратуше плану24, другие не склонны так категорично утверждать, что заговор состоялся непосредственно перед убийством Кун-цевича, но факт существования заговора не подвергается сомнению25. Некоторые даже высказывают предположение, что мысль убить Кун-цевича подал Смотрицкий26. Другая группа историков считает, что события в Витебске 12 ноября 1623 г. явились результатом взрыва накопившегося в сердцах православных «горючего материала», стихийным порывом потерявших терпение жителей Полоцкой епархии 27. В то же время, ряд авторов трактует убийство Кунцевича как ответ «насилием на насилие»: ответ населения Витебска на якобы имевшие место погромы, разрушение «шалашей», убийства и т.п.28. Вернемся к фактам.
Ранним утром в воскресенье 12 ноября архидиакон Дорофей разбудил служащих Иосафата с тем, чтобы они схватили православного
священника. Сам он пошел в церковь прислуживать на утрене, где был и Кунцевич. Судя по рассказу Кантакузена (единственного свидетеля этого происшествия, выступавшего на процессах), священник был один, и защитить его было некому, поэтому его без препятствий привели во двор резиденции архиепископа и распорядились закрыть в кухне. «И как только мы взяли священника, — сообщает Кантаку-зен, — один присутствующий здесь крестьянин начал призывать к мятежу и звонить в колокола в знак того же. Народ сразу оказался столь готовым к нашему убийству, что в ту же минуту несколько тысяч прибежали с разным оружием и разными орудиями, преследовали нас и стреляли в нас, как в диких зверей» 29. Начальный этап мятежа, а именно появление большой толпы православных у архиепископского дворца после ареста священника является наиболее важным и сложным моментом этого дня. Чем можно объяснить появление толпы? Ждали ли православные какого-то знака для осуществления задуманного или их появление объясняется иными причинами? Сторонник версии заговора Лецикович считает, что звон колоколов на ратуше и других церквях был для ожидавшего его подготовленного народа сигналом к началу мятежа30. С первого взгляда на дополнительное показание Кантакузена может показаться, что и он придерживается такого же мнения. «В воскресенье до восхода солнца, — говорит он, — после того как схизматический священник был схвачен, как непокорный и многое делающий в пренебрежение к своему пастырю, тотчас же все колокола начали звонить в знак мятежа, и в архиепископский дворец стремительно ворвались вооруженные люди со всего города, чтобы совершить жестокое убийство в соответствии с уже давно вынесенным решением» 31.
Можно ли считать эти заявления доказательством развития событий по разработанному в ратуше плану? Нельзя не заметить, что в последнем показании Кантакузена отсутствуют некоторые подробности (в частности, о крестьянине). Оно выглядит более похожим на изображение этого дела в Королевской грамоте от 9 декабря 1623 г., в которой говорилось, что жители Витебска «сговорились с давнего времени на злодеяние...» 32. Схожесть в трактовке событий, отсутствие индивидуальных черт в этом рассказе Кантакузена наводит на мысль о следовании определенному официальному шаблону, а в связи с этим его первое свидетельство представляется более реальным и заслуживающим доверия. Попробуем его проанализировать. Судя по тому, что свидетелем ареста стал только один крестьянин, и никто не пришел священнику на помощь, можно предположить, что арест был неожиданным происшествием для православных, а следовательно, и этот крестьянин был только случайным свидетелем. Можно согла-
ситься с мнением П. Н. Жуковича, что единственный православный, оказавшийся там, будучи даже не мещанином, а крестьянином, едва ли был посвящен в тайну предположительно состоявшегося в ратуше заговора на жизнь архиепископа33. Значит, его «призыв к мятежу» был не условным сигналом, а простым призывом на помощь, на который немедленно откликнулись православные. Факт готовности православных к убийству изложен Кантакузеном не совсем определенно. В данной формулировке она может объясняться не столько действиями православных по плану, сколько их общей готовностью дать отпор. Крестьянин же, призвавший других православных на помощь, явился выразителем настроения значительной части православного населения Витебска.
Рассмотрим еще одно свидетельство об этом моменте. Горожанин Григорий Пестрец сообщает: «12 ноября 1623 г. на всех церквях звонили колокола, поднятые ими схизматики устремились прямо к архиепископскому дворцу, словно вследствие уговора»34. И здесь не звучит уверенность в существовании какого-либо заговора. Кроме того, вряд ли православные планировали использовать возможный арест священника для поднятия бунта, поскольку появление священника утром около архиепископского дворца не было случаем необычным и не было достаточным поводом, который гарантировал бы возникновение конфликта, тем более, что служащие Иосафата до этого всячески старались избегать ссор. Судя по всему, народ, прибежавший на зов крестьянина и «за побудкою людей непобожных» 35, собрался не по условному сигналу и не в результате заранее обдуманного плана действий. Эта толпа православных собралась у дворца архиепископа спонтанно, будучи давно внутренне готовой к подобному взрыву„накопившегося недовольства. В этой связи и первое изложение событий Лециковичем, сделанное в протестации 15 ноября 1623 г., представляется не просто сухой констатацией факта мятежа и убийства, а более реалистичным отображением действительности (к тому же, обвиняя витебских жителей в преступлении, логично было бы тут же сообщить, что они действовали в соответствии с решением об убийстве). Следовательно, не заговор, а иные обстоятельства привели сюда православных жителей Витебска. Люди, оказавшиеся у дворца архиепископа в столь ранний воскресный час, вероятно, направлялись на службу в храм за Двиной, куда шел и схваченный священник. Моментальную реакцию на известие о нападении слуг архиепископа на православного священника, негодование и возмущение толпы легко можно понять, учитывая, что уже в течение полутора лет православные храмы были закрыты, и отправлять свое богослужение жители Витебска могли только в храмах-шалашах. Ее-
тественно, что реакцией и без того раздраженных людей на лишение их службы в воскресный день даже в этих шалашах было стремление освободить священника.
Но было ли у православных изначально намерение расправиться с архиепископом? Из поздних показаний архидиакона Дорофея следует, что толпа православных сразу имела целью убийство архиепископа. «Знак к бунту, — говорит он, — был подан звоном колоколов на ратуше и на всех церквях. „Иди", „убей" — кричали то и дело по всему городу, а особенно у архиепископского дворца. Было ясно слышно, что весь город устремился с разным оружием, кто с каким мог, к смерти Иосафата» 36. Это свидетельство, однако, явно выпадает из общего изображения данного момента. Когда толпа православных окружила резиденцию и начала избивать слуг архиепископа, сам Кунцевич был еще на утрене. Услышав о причине бунта, он приказал выпустить священника. Здесь показания очевидцев расходятся. Одни полагают, что распоряжение было отдано Иосафатом прямо в церкви и, закончив утреню, он возвратился во дворец, пройдя сквозь толпу восставших37. Другие считают, что Иосафат отдал этот приказ, уже вернувшись в резиденцию, вопреки обыкновению не дождавшись конца богослужения38. Первая версия описана очень скудно. Остается непонятным, кто принес Кунцевичу весть о мятеже православных, и кто пошел выполнять распоряжение Кунцевича выпустить священника. Вторая версия, описанная с большим количеством подробностей, выглядит более логичной: услышав сильный шум на улице, Кунцевич вышел из церкви, прошел сквозь расступившуюся толпу, дошел до своего дома и, узнав о причине бунта, отдал приказ освободить священника, что и было тут же исполнено. «Схизматики, — говорит Кантакузен, — увидев, что схизматический священник уже выпущен, немного подались назад, но потом, осмелев опять, начали рубить топорами забор запертого архиепископского двора и, прорубив забор, силой ворвались во двор, стреляя в нас, отступавших со двора в сени, и некоторых из наших подстрелили» 39. Итак, православные дали Кунцевичу спокойно выйти из церкви и, даже расступившись, пропустили его к дому, не предпринимая против него никаких действий. Следовательно, первоначальный «штурм» резиденции не имел целью убийство архиепископа, целью было освобождение священника. Это подтверждает и реакция народа сразу после его освобождения, когда снова первым побуждением толпы было отступить.
Что же побудило собравшихся действовать дальше? Как у них возникла мысль об убийстве архиепископа? Конечно, возбуждение толпы было чрезвычайно сильным и, несмотря на то, что цель была достигнута, взбешенному народу было достаточно подать новую
мысль, чтобы он снова ринулся на штурм. Такой искрой, сразу по нескольким свидетельствам, явилась выкрикнутая кем-то фраза, что настало время убить архиепископа. «Я увидел выпущенного священника, — говорит житель Витебска Скраба, — и услышал кричащих, что теперь удобный случай для убийства архиепископа, что им нужны не священники, а архиепископ» 40. Толпа, возбужденная такими словами, подхватив эту мысль и вновь обретя цель, в очередном порыве начала штурм. «Так как кто-то из убийц закричал, — свидетельствует Ян Хутор, — что их целър был не священник, а архиепископ, то они устремились к архиепископскому дому, созванные этими злословными возгласами» 41.
Кто же были эти люди в толпе, подавшие мысль об убийстве Кунцевича? Были ли это простые православные, первыми осознавшие, что представилась удобная возможность давно желанной расправы с ненавистным архиепископом-униатом? Или же это были участники заговора в ратуще или их посланцы, специально подстрекавшие народ и направлявшие дело к убийству? Конечно, мы не располагаем неопровержимыми доказательствами того, что люди, первыми подавшие голос о возможности убийства Кунцевича, не действовали по задуманному плану и не управляли таким образом толпой. Однако если все предыдущие события возникшего конфликта развивались стихийно, то вполне резонно предположить, что раздраженную, возбужденную толпу, лишенную богослужения в воскресный день, не имеющую никаких гарантий на дальнейшее существование их фактически нелегальных «шалашей», совершенно не обязательно было провоцировать на убийство, мысль о котором уже давно не покидала жителей Витебска. Идея убийства в такой обстановке должна была родиться спонтанно.
В то время как, разбив забор, восставшие ворвались во двор, избивая пытавшихся обороняться слуг, Кунцевич находился в своей комнате, куда удалился почти сразу по прибытии из церкви. «Сам же он, — сообщает бывший в доме нищий старик Тихон, — вышел в более отдаленную комнату и там провел в молитве приблизительно четверть часа, и, выйдя, предстал прямо врагам» 42.
В момент убийства Кунцевича из его слуг с ним остался только Григорий Ушацкий («израненных до полусмерти» Кантакузена и Лециковича оставили в сенях, сочтя их мертвыми). «Услышав эти крики, — свидетельствует Ушацкий, — архипастырь вышел из своей комнаты и, сам закрыв двери, сотворил крестное знамение (я стоял возле него с левой стороны) и по своему обыкновению самым сладостным образом обратился к врагам: «Дети, зачем вы бьете моих слуг; если вы имеете что-нибудь против меня, то вот я здесь!»43. После
этих слов нападавшие на мгновение застыли и отступили. Мы снова видим, что им не были чужды колебания. Они боялись собственных действий, их пугала собственная решимость, что еще раз доказывает, что это было не запланированное бесстрастное убийство, а стихийный порыв. Нужен был очередной толчок, чтобы подвигнуть толпу к дальнейшим действиям. И этот толчок не замедлил явиться. «Никто из слышавших, — говорит Ушацкий, — не поднял на него руки, пока из соседней комнаты не ворвались двое и не увидели Раба Божьего, стоящего тут. Один из них (Раб Божий крестообразно сложил руки на груди) ударил его палкой по голове, другой рассек голову топором» 44. После первых ударов, нанесенных этими двумя людьми, уже вся толпа принялась избивать архиепископа. «Издеваясь над трупом, — говорится в жалобе Григория У шацкого и Андрея Дунина-Ко-нинского, поданной суду, — влачили его за ноги по двору, сорвали одежду, оставив в одной только власянице, которую носил благочестивый пастырь, умерщвляя плоть свою, попирали и били ногами лицо покойного, нанося и по смерти раны на его челе» 45.
После убийства толпа, видимо, разделилась. Одна часть с телом архиепископа последовала к Двине. Тело Кунцевича было сброшено с Пречистенской горы, над которой располагалась резиденция архиепископа, вниз, на берег реки. Оттуда тело убитого, к ногам и шее которого были привязаны камни, отвезли на лодке за город и утопили в самом глубоком месте реки. Оставшиеся в доме сначала собирались поджечь его, но потом, затушив пламя, разграбили имущество архиепископа и его слуг и, «доставши из погреба покойника напитки, на радостях от столь злого, неслыханного, тиранского своего поступка пили. Пресытившись вином, нанося вред, отбивши замки от амбаров, побрали хлеб, пообдирали железо от экипажей, окон и дверей, поразбивали печи, все попортили и разрушили» 46.
Несмотря на то, что в начале восстания по всему городу раздавался набат, и до момента утопления тела должно было пройти достаточно времени, воеводские администраторы, судя по всему, не предприняли никаких мер ни к защите Полоцкого архиепископа, ни к прекращению поругания его тела. Городские власти не пресекли также разграбление архиепископской резиденции и не попытались задержать преступников: практически все участники восстания успели покинуть город. Витебский магистрат лишь отдал распоряжение о поиске тела Кунцевича в реке. Только 17 ноября, тело было обнаружено, извлечено из воды и освидетельствовано. Заявление об этом 18 ноября представил в витебские городские книги генерал Его Королевской Милости Витебского воеводства Станислав Костеневский 47.
Чем же объясняется полное бездействие городских властей в момент убийства Кунцевича и такая неторопливость их мероприятий после него? Были ли они сознательными или вынужденными? Были ли они результатом заговора в ратуше или, может быть, есть иные объяснения тому, что витебские власти не пришли на помощь архиепископу и в дальнейшем медлили с какими-либо действиями против восставших?
Обратимся к решению суда и показаниям свидетелей на беати-фикационных процессах. Что касается заговора в ратуше, то никто из свидетелей не сказал о нем ничего конкретного. Не были сообщены ни время, ни лица, ни подробности принятого там решения (их не указывает даже Лецикович). Свидетели ни прямо, ни косвенно не указывают на сам факт существования некоего соглашения непосредственно перед убийством. Они лишь констатируют, что православные и раньше (год, два, три назад) составляли заговоры против архиепископа и многократна угрожали ему 48. Члены витебского городского магистрата и простые горожане на суде также не сообщили ничего определенного, сказав только, что «нечестивый народ» был в заговоре против владыки49. Никаких конкретных сведений о существовании заговора суд так и не услышал, несмотря на «тщательно произведенное исследование» и допрос основных подозреваемых, видимо, даже под пытками. В своем решении он ограничился общей фразой о том, что подсудимые «издавна производили совещания и заговоры» на жизнь Иосафата Кунцевича50. Такая формулировка, тем не менее, представляется максимально верной. Скорее всего, никакого специального совещания, о котором упоминает Лецикович, где могло бы быть принято решение об убийстве Иосафата Кунцевича, назначены его, сроки и исполнители, не было, иначе суд непременно услышал бы хоть какую-нибудь информацию о нем. Да и сами события 11-12 ноября, как уже было показано, говорят об отсутствии такого соглашения, о стихийности действий людей, которые в течение всего архиепископства Кунцевича копили в себе ненависть и неоднократно покушались на его жизнь. Следовательно, должны были существовать другие причины практически полного бездействия городских властей 12 ноября и в последующие дни.
Некоторую ясность здесь может внести заявление об убийстве Кунцевича витебских бурмистров, «радцев» и «лавников», составленное 21 ноября51. Члены городского управления объясняют свое невмешательство в трагические события 12 ноября боязнью масштаба, который приобрело восстание, и опасением, что «бунтовники» и «свовольники» поднимут новый мятеж. Конечно, это заявление носит самооправдательный характер, но не вызывает сомнения, что
размах мятежа был весьма значительным: в нем, по многочисленным свидетельствам, участвовал почти весь город. Можно также предположить, что беспорядки в городе продолжались и после утопления тела архиепископа (протест его слуг был составлен лишь на третий день, а поиски тела велись целых пять дней). Видимо, часть городских властей, верная архиепископу, действительно была напугана масштабами происходящего. Она не только не была в состоянии вмешаться и остановить это «великое своеволие», но и после убийства не осмеливалась предпринимать решительные меры, опасаясь разрушительных действий необузданной толпы. Очевидно, что существовала и другая часть оправдывавшихся. Несмотря на единодушное признание на суде в приверженности к унии и архиепископу 52, часть обвиняемых бурмистров, «радцев» и «лавников», несомненно, сочувствовала агрессивным настроениям восставших. Подавляющее большинство из них участвовало в бунте в витебской ратуше 3 марта и в других выступлениях против Кунцевича в 1621 г.53, на многих из них поступали жалобы в том, что они построили «шалаши» и присутствовали на «негодных» богослужениях54. Вполне вероятно, что они специально не предпринимали никаких действий, чтобы не быть прямо замешанными в убийстве, но и не помешать ему.
Подводя итог анализу событий в Витебске 11-12 ноября 1623 г., можно констатировать, что это было стихийное народное восстание, не запланированное на каком-либо совещании, а подготовленное всем ходом борьбы православных Полоцкой епархии с униатским архиепископом, по выражению Сапеги, «омерзевшим» православным своими принудительными мероприятиями, и явившееся ее кульминационным моментом. Причина этого убийства, следовательно, заключалась не в «злонамеренности» народа, как это пытаются представить некоторые историки, а в самой деятельности Кунцевича, в его упорстве и бескомпромиссности.
9 декабря 1623 г. Королевской грамотой был назначен Комиссарский суд по делу об убийстве Полоцкого архиепископа. В грамоте назначались королевские комиссары, которым поручалось без замедления произвести расследование и строго наказать виновных, в том числе, лишить Витебск Магдебургского права и всех преимуществ, предоставленных ему польскими королями. Дело представлялось правительству ясным и однозначным: еще до проведения расследования правительство было склонно трактовать убийство Кунцевича, как предумышленное, а самого Кунцевича считать невинной жертвой мятежников. Была четко определена виновная сторона в лице витебского населения, а Кунцевич взят под защиту закона. 15 января 1624 г. королевские комиссары прибыли в Витебск, а 18 ян-
варя суд приступил к разбору дела. Судебное расследование было произведено в максимально сжатые сроки, так что решение по делу об убийстве Полоцкого архиепископа было вынесено уже 22 января. Такая поспешность объяснялась как угрозой со стороны казаков (к покровительству которых, по свидетельству И. Рутского, прибег город 55), так и неспокойным состоянием населения самого города.
О ходе судебного разбирательства мы узнаем из Решения Комиссарского суда, внесенного в витебские городские книги56. Суд выслушал обвиняющую сторону и граждан, официально представлявших обвиняемую сторону. Однако голос православных на этом суде так и не прозвучал. Объявив себя сторонниками Кунцевича и приверженцами унии, не признавая себя виновными в происшествии, представители обвиняемой стороны не могли разъяснить суду причины конфликта православных с Кунцевичем и причины убийства последнего. Характерно, что и большинству осужденных, признанных одними из главных зачинщиков, не было предоставлено слово на суде. Суд не услышал, а скорее, не хотел услышать мнение о случившемся настоящих оппонентов Кунцевича. Конечно, и правительству, и комиссарам были известны причины конфронтации православных и Кунцевича, но, встав на позицию защиты Полоцкого архиепископа и покровительства униатской церкви, они, видимо, не желали превращать и суд в арену борьбы православных и униатов и поэтому быстро закончили следствие, не добиваясь поимки настоящих виновных — истинных противников Полоцкого архиепископа.
Состав преступления в решении суда был сформулирован следующим образом: витебские граждане издавна производили совещания и заговоры, неоднократно покушались на жизнь Полоцкого архиепископа и, наконец, 12 ноября 1623 г. привели в исполнение «свой преступный замысел»; члены городской управы, «хотя могли и должны были препятствовать этому делу, но народа не усмиряли». Поэтому Комиссарский суд признал виновными всех граждан Витебска, на основании чего город лишался Магдебургского права и освобождения от уплаты таможенных пошлин. Кроме того, было приказано разрушить ратушу, снять со всех церквей колокола, отлить в память происшествия большой колокол с надписью о нем и отдать его Пречистенской церкви, около которой был убит архиепископ, в остальных же церквях колоколов не иметь без особого распоряжения Киевского митрополита; Пречистенский собор отстроить на средства мещан; возместить слугам убитого архиепископа убытки из имущества горожан под угрозой взыскания этой суммы в тройном размере в случае неуплаты в 6-недельный срок. Суд приговорил к смертной казни 19 человек, среди которых были два бурмистра (Наум Волк и
Семен Неша), а также созвавший народ крестьянин — Иван Гужни-щев. Кроме того, на смертную казнь и конфискацию имущества в пользу казны Его Королевского Величества было осуждено заочно еще более 74 человек, скрывшихся из города. В этом списке значится и священник Илья Давидович, схваченный слугами архиепископа в день убийства. Суд освободил от обвинения и наказания 10 человек, как послушных архиепископу и не принадлежавших ни к каким бунтам и заговорам, а 12 ноября находившихся вместе с Иосафатом Кун-цевичем на богослужении57. В этот же день приговор суда был приведен в исполнение. Осужденным на смертную казнь были отрублены головы, их имущество было конфисковано, конфисковано также имущество осужденных на смерть заочно, ратуша была разрушена, со всех церквей были сняты колокола, две «схизматические синагоги» были также разрушены; город был лишен всех привилегий.
Это наказание было санкционировано и апостольской столицей. 10 февраля 1624 г. Римский Папа Урбан VIII, видимо, еще не извещенный о последовавшем за убийством наказании витебских жителей, направил королю Сигизмунду III письмо с убеждениями не оставлять это убийство безнаказанным. «Но жестокость убийц, — пишет он, — не должна остаться не наказанной. Там, где столь жестокое злодеяние требует бичей мщения Божия, да проклят будет тот, кто удержит меч свой от крови. И так, державный король, ты не должен удержаться от меча и огня. Пусть ересь чувствует, что жестоким преступникам нет пощады. В столь гнусном преступлении строгость должна заступить место милосердия» 58.
Узнав о наказании убийц Полоцкого архиепископа, Папа Урбан VIII направил еще одно письмо Сигизмунду III с выражением похвалы за свершенное правосудие. В этом письме он отмечал: «Витебск, который дал пример столь необычайного преступления, служит теперь доказательством мщения Божия и благочестия короля»59. Пример Витебска должен был, по мнению правительства Сигизмунда III и папского престола, предостеречь православное население Речи По-сполитой от дальнейшего сопротивления. «Ты увидишь, — писал Урбан VIII Сигизмунду III, — что твердыня, защищающая русских от унии, разрушилась, и дерзость тех, кои утешались бедствием католической религии, усмирится»60. Жестоким наказанием Витебска польское правительство рассчитывало приостановить борьбу православного населения против унии и исключить возможность подобных восстаний в будущем.
Итак, решительными мероприятиями по распространению унии Полоцкий архиепископ дал новый импульс конфессиональной борь-
бе в белорусских землях. До появления здесь Иосафата Кундевича вялое введение унии не очень обеспокоило широкие слои православного населения, не имевшего возможности убедиться в ее опасности и, кроме того, не заметившего в еще немногочисленных униатских церквях принципиальных изменении в обрядах, внутрицерков-ных традициях и обычаях. Сопротивление приобрело массовый характер именно тогда, когда уния реально заявила о своем существовании и продемонстрировала свои права. Под влиянием деятельности Кунцевича борьба православных против унии не просто усилилась, она перешла на иной уровень. Если до 1618 г. практически нет никаких известий об участии народных слоев в борьбе против унии и ее деятелей (в нашем распоряжении находятся лишь единичные факты расправы и нападений), то с этого времени народ активно включается в конфессиональную борьбу. Религиозный конфликт начала XVII в. в Речи Посполитой, во многом благодаря деятельности Иосафата Кунцевича, вышел из сферы сеймовой борьбы, дискуссий и литературной полемики, шедших в высших, образованных слоях общества, и проник в более низкие его слои, став близким практически для каждого православного.
Возникшая в восточно-белорусских землях в период архиепископства Кунцевича ситуация явно контрастировала с существовавшей до того времени многолетней практикой мирного сожительства православных и католиков. Широко практиковавшиеся Кунцевичем меры принуждения по отношению к белорусскому мещанству неизбежно должны были вызвать и вызвали его ответную реакцию, способствуя стремительному росту религиозной нетерпимости в среде белорусского православного мещанства. Православные оставили униатские церкви, они отказывались от услуг униатских священников. «Бедные люди, не желая признавать иного исповедания кроме того, в котором они родились, — говорится в жалобе Варшавскому сейму и сенату, поданной в 1622 г. волынскими депутатами от имени всех православных жителей Речи Посполитой, — поставлены в необходимость возить своих детей для крещения на расстояние 10 миль и более, и это продолжительное и трудное путешествие нередко ведет к тому, что многие из младенцев умирают, не приняв крещения»61. Существует также свидетельство о том, что когда православные, не упросив православного священника и не желая обращаться к униатскому, сами погребли тело умершего, Кунцевич приказал тело откопать и совершить над ним долженствующие проводы с церковными церемониями униатскому священнику. Православные же не дали совершать церемонии над телом и вновь его закопали, разогнав униатских священников с кладбища62. Позднее в вышеупомянутой жалобе
этот случай приобрел иное звучание. По мнению Волынских депутатов, «отступник» Кунцевич приказал выкопать из земли тела православных и «выбросить из могил христианские останки на съедение псам, как нечистую падаль»63. По словам витебского бурмистра Петра Ивановича, когда униаты входили в церковь, православные говорили: «Смотри, они вступают в ад» 64. Интересно и показательно отношение к униатам их близких, оставшихся верными православию. «Родственники и друзья мои, — говорит полоцкий писарь Ян Дзягилевич, — не хотели со мной здороваться, видеть меня и общаться со мной, упрекая меня в том, что я униат»65. Непримиримость униатов и православных стала настолько острой, что даже жившие под одной крышей люди зачастую не могли найти общий язык. Рассказывая о ненависти православных к униатам, об оскорблениях и угрозах в их адрес, Дорофей Ахремович отмечает, что, в первую очередь, чувствует это в собственной семье. «Я сам терплю это ежедневно, — говорит он, — так как в моем доме живет моя мать-схизматичка, от которой я в течение 17 лет ни одного доброго слова не слышал» 66.
Вряд ли рядовой человек, отстаивая свою веру, руководствовался теми же идеями, которые высшие слои общества защищали в религиозных дискуссиях и на сеймах. Скорее всего, он не разбирался в теоретических спорах униатов и православных по вопросам догматики, а также не вполне понимал различные обоснования и аргументы полемистов в защиту ущемленных прав и привилегий православной церкви. Каковы же причины столь упорного нежелания православных принимать унию? Каковы были мотивы сопротивления унии «простых» людей? Вследствие чего Кунцевич был убит столь жестоким образом? Попробуем сделать некоторые предположения, исходя из имеющихся в нашем распоряжении источников.
Мы не располагаем свидетельствами самих православных о причинах сопротивления Кунцевичу. На суде по делу об убийстве Полоцкого архиепископа голос православной стороны, как было показано, не прозвучал, поэтому настоящие причины, по которым население Витебска и других городов епископии желало смерти Кунцевичу, остались там невыясненными. Комиссии по делу беатифика-ции, так же как и королевские комиссары, проводившие расследование убийства Кунцевича, признали истинными показания свидетелей о том, что Иосафат Кунцевич был убит невинно, и что убийцы не имели никаких оснований для столь жестокого злодеяния 67. Хотя на процессах православным не было предоставлено слово, всем свидетелям задавался вопрос о причинах убийства Кунцевича. Так, свидетель Георгий Буевич сообщил, что восставшие «называли причиной
мятежа захват схизматического священника, но на самом деле это было неправдой, так как уже давно немногого не хватало витебчанам, чтобы убить Раба Божьего, хотя в других случаях не было никакого захвата священника»68. Понимали это и другие свидетели, говоря, что основной причиной убийства Кунцевича была непримиримая ненависть к нему православных®9. Чем же вызвал Полоцкий архиепископ такую ненависть к себе? «Иосафат никогда бы не заслужил такую ненависть, оскорбления и опасности, — говорит полоцкий бурмистр До-рофей Ахремович, — если бы не стремился всех к св. Римской Церкви склонить и схизму искоренить»70. Многие свидетели указывают на то, что православные устраивали покушения на жизнь Кунцевича и убили его только из-за ненависти и «распаленного воодушевления» против католической веры, унии греческой церкви с римским костелом и подчинения апостольской столице и Римскому Папе71. Что же реально стояло за объяснением причины убийства Кунцевича защитой им унии и ненавистью православных к католической вере?
Пытаясь изложить события в Витебске и других городах в 1621— 1623 гг. правдиво, но при этом избежать негативной оценки деятельности Кунцевича, свидетели косвенно указывали на интересующие нас более глубокие причины враждебности православных к унии и униатскому архиепископу, на то, какими путями рождалась и укоренялась их ненависть.
Вступив во владение витебскими церквями, Кунцевич занялся их обустройством: приказал их подмести, очистить иконы, устроить хоры и откидные сидения. По словам очевидцев, православные в ответ на это сказали, что нельзя из церкви ничего выбрасывать, даже пыль. На этом основании они объявили, что Кунцевич придерживается латинской веры и переделывает церкви по латинскому образцу, за что решили сбросить его в реку72. Аналогичный случай произошел в Полоцке. Когда Кунцевич, желая отремонтировать обветшавший Софийский кафедральный собор, распорядился разрушить 4 башенки и оставить пятую центральную в качестве купола, православные восприняли это так, будто архиепископ хочет уничтожить греческий обряд, что он отказался от четырех патриархов, оставив только пятого — Римского Папу73.
Подобные «посягательства» в сочетании с принудительными действиями Кунцевича в деле распространения унии порождали недоверие к нему и различные слухи о нем. Эти слухи еще больше накаляли атмосферу и, в свою очередь, влияли на формирование общественного мнения. Сообщение вернувшегося из Варшавы витебского писца Григория Бонича о том, что архиепископ и митрополит являются латинянами и в Варшаве служили мессу в латинском храме по
латинскому обряду74, вызвало мятеж жителей Витебска против Кун-цевича (1621 г.). После этого уже по всей епархии господствовало мнение, что Кунцевич хочет уничтожить греческий обряд.« Он уничтожил нашу веру, — кричали православные во время второго мятежа в Витебске в 1622 г., — давайте его убьем!»75. Кунцевич даже был вынужден направить жителям Витебска письма, заверявшие, что он не будет менять обряд76. Однако эти письма были скрыты Григорием Бони-чем и не дошли до сведения народа. Некоторые свидетели именно в этом видели причину убийства Кунцевича. Хотя вряд ли такие письма смогли бы изменить мнение народа, который видел, что Кунцевич посещает католические праздники77, слышали, что он служит в латинских храмах. Одного этого было уже вполне достаточно, чтобы признать его «латинником», то есть представителем чужой религии, и прекратить оказывать ему послушание. Характерно, что для православных (да и самих униатов, дававших показания на процессах) нет никакой разницы между унией и католичеством. Для них Кунцевич— «папист» и «латинник», а его вера— «латинская», «римская», «католическая». Уния, горячо защищаемая Кунцевичем, навязываемая им православным, воспринималась ими, таким образом, как чужая, «отщепенская» вера. Различия между православием, католичеством и унией могли быть понятны «простым» людям, скорее, лишь с внешней, обрядовой стороны, более им близкой. Поэтому мысль о том, что кто-то хочет посягнуть на обряд, а значит нарушить издавна существующую традицию и уничтожить веру предков (воплощением которой для них и был обряд) порождала в людях враждебность к тому, кто намеревался покуситься на них. Поскольку олицетворением унии, «насильником совести» православных был Кунцевич, не желавший считаться с их представлениями, именно он стал объектом их ненависти, именно его они решились устранить, может быть, надеясь таким образом избавиться от навязываемой чужой религии.
Возникший религиозный конфликт в значительной степени осмысливался православными в национальных категориях. Как показывает в своих работах Б. Н. Флоря, совокупность представлений крестьян, мещан, казаков о религиозных отношениях в окружающем мире основывалась на том, что у каждого народа своя вера. «Такое положение вещей, — пишет он, — представлялось естественным. Католическая вера, как вера иного, „польского" народа не вызывала какого-либо осуждения или враждебного отношения. Враждебную реакцию вызывали попытки изменить такое положение вещей, заставить „белорусцев" принять „ляшскую" веру...»78. Действия Кунцевича, по ряду свидетельств на процессах, были восприняты православными как попытка «превратить рутенов в латинян», «сделать ру-
тенов римлянами внешностью и сердцем», превратить их в «папистов»79. Показательно, что противопоставление идет не по принадлежности к той или иной конфессии или этносу («руський» — «лях», «греческая вера» — «латинская вера»), в представлении «простых» людей эти понятия смешиваются, порождая оппозицию этноса конфессии. Вызванный Брестской унией раскол до тех пор единой массы «русинов» на православных и униатов привел к тому, что униаты не просто стали рассматриваться православными как предавшие веру предков и автоматически приравниваться к католикам, но теряли в их глазах связь со своим народом. В «массовом сознании», судя по всему, формируется представление о том, что смена вероисповедания если и не означает смену национальной принадлежности (в силу неукорененности национального типа мышления), то, во всяком случае, означает предательство своей культурной общности и переход в другую. Порожденный Брестской унией конфликт, таким образом, выходил за рамки чисто конфессионального. Уния начала угрожать культурному единству, общности «русинов», перед которыми встала проблема сохранения традиции, этнокультурной самобытности, возникла необходимость обособления от наступления латинизации и полонизации.
Примечания
1 Подробнее см.: Берниковская Е.А. Иосафат Кунцевич (1580-1623), Полоцкий архиепископ греко-католической церкви // Славянский альманах 2000. М., 2001.
2 S.Josaphat Hieromartyr. Documenta Romana Beatificationes et Canonizatio-nes/ Ed. A.Wetykyj (далее- SJH). Romae, 1952. V.l. P.211, 212; Romae, 1955. V. 2. P.260,317-318; Витебская старина / Сост. А. Сапунов (далее — Витеб. ст.). Витебск, 1883. Т. 1. № 118. С. 227.
3 SJH. V. 1. Р. 200, 202, 209, 213; V. 2. Р. 317; Письмо И. Кунцевича к Литовскому канцлеру Льву Сапеге. 21.01.1622 г. // Жукович П.Н. О неизданных сочинениях Иосафата Кунцевича // Известия отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук (ИОРЯС) 1909. СПб., 1910. Т. 14. Кн. 3. С. 229.
4 Известны факты нападений на митрополита М. Рагозу в Слуцке (1598), митрополита И. Рутского и епископа И. Мороховского во Львове (1615), покушения на митрополита И. Потея в Вильне (1609), а также убийство казаками отца Антония Грековича в Киеве (1618).
5 Бантыш-Каменский Н. Историческое известие о возникшей в Польше унии с показанием начала и важнейших в продолжении оной через два века приключений. Вильно, 1866. С. 79; Говорский К. Иосафат Кунцевич, По-
лоцкий униатский архиепископ. Вильно, 1865. С.4, 10; КиприановичГ.Я. Исторический очерк православия, католичества и унии в Белоруссии и Литве с древнейших времен до настоящего времени. Вильно, 1895. С.75; Макарий {Булгаков). История русской церкви. СПб., 1882. T.XI. С.308; ХойнацкийА. Ф. Православие и уния в лице двух своих защитников преподобного Иова Почаевского и Иосафата Кунцевича // Труды Киевской Духовной Академии (ТКДА). Киев, 1882. Август. № 8. С. 413.
6 См., напр.:Демьянович А. Иезуиты в Западной России в 1569-1772 гг. СПб., 1872; Петров Н. Униатский лжемученик Иосафат Кунцевич и посмертное чествование его бывшими униатами Юго-Западной и Западной России // Памятники русской старины в западных губерниях. Вып. 8. СПб., 1885.
7 Жукович П. Н. Сеймовая борьба православного западнорусского дворянства с церковной унией (с 1609). СПб., 1908. Вып. 4. См. раздел «Убийство Иосафата Кунцевича».
8 Михневич Д. Е. Очерки из истории католической реакции (иезуиты). М., 1955; ПрокошинаЕ.С.Мелегтий Смотрицкий. Минск, 1966; Короткий В. Г. Творческий путь Мелетия Смотрицкого. Минск, 1987.
9 Левицький Я. др. Життя апостола уни св. свмч. Иосафата. Льв1в, 1924; Bielska W. Swiçty Józafat Kuncewicz i Andrzej Bobola Apostolowie Ziem Kresowych. Warszawa, 1920; Czerniewski L. Sw. Jozafat Kuncewicz 1580-1623. Poznan, 1935; GuépinA. Saint Josaphat archevêque de Polock, martyr de l'unité catholique et l'eglise grecque unie en Pologne. Paris, 1874. T. 1-2; Likowski E. U nia Brzeska (r. 1596). Warszawa, 1907; Пануирвгч В. Сьвяты Язафат, арх1яшскап полацю. Полацак, 2000; Sw. Józefat Kuncewicz mçczen-nik za uniç. Warszawa, 1934; Urban J. ks. Swiçty Jozafat Kuncewicz biskup i mçczennik. Krakow, 1906; Zochowski S. Unia Brzeska w Polsce XVIIwieku. Londyn, 1988; 2.ychiezmcz T. Jozafat Kuncewicz. Cieszyn, 1986; Zywot Sw.Jó-zefata Kuncewicza Biskupa Mçczennika. Luck, 1923.
10 Использован текст процессов из Архива Конгрегации Обрядов, входящего в состав Секретного Архива Ватикана, опубликованный на латинском языке (S.Josaphat Hieromartyr. Documenta Romana Beatificationes et Canonizationes / Ed. A. Welykyj. Analecta OSBM. Series II. Sectio III. Romae, 1952-1955).
11 Archiwum Glówne Akt Dawnych, Archiwum Radziwillowskie, Dzial II (далее— AGAD. AR. Dz. II). Некоторые из хранящихся здесь документов считались П. Н. Жуковичем несохранившимися (напр., № 869, 871 — одни из первых документов, составленных после смерти Кунцевича).
12 Витебская старина / Сост. А.Сапунов. Витебск, 1883. Т. 1; Витебская старина / Сост. А. Сапунов. Витебск, 1888. Т. 5. Ч. 1; Сборник документов, уясняющих отношения латино-польской пропаганды к русской вере и народности. Вильна, 1866. Вып. 2.
13 SJH. V. 2. Р. 260-261.
14 Ibid. Р. 319.
15 Жукович П. Н. Сеймовая борьба... С. 79.
16 SJH. V. 2. Р. 319.
17 Ibid. V. 1. Р. 214; V. 2. Р. 261.
18 Жукович П. Н. Сеймовая борьба... С. 78.
19 AGAD. AR. Dz. II. № 854, 868.
20 Ibid. № 855.
21 SJH. V. 2. P. 259.
22 Ibid. P. 261.
23 AGAD. AR. Dz. II. № 869. Подобным образом описывал события (16 ноября 1623 г.) и генерал Его Королевской Милости Витебского воеводства Станислав Моцаровский (AGAD. AR. Dz. II. № 872).
24 Говорский К. Иосафат Кунцевич... С. 15; Коялович М. О. Литовская церковная уния. СПб., 1861. Т. 2. С. 132; Левицький Я. др. Життя апостола... С. 22; Макарий (Булгаков). История русской церкви... T. XI. С. 306-307; Пануцэтч В. Сьвяты Язафат... С. 90-91. Blotnicki F. ks. Sw. Jozafat Kun-cewicz Mçczennik Unii. W piçcdziesi^t^ rocznicç kanonizacji (1867-1917). Lwow, 1917. P. 33; Czerniewski L. Sw. Jozafat Kuncewicz 1580-1623... P. 26; Guépin A. Saint Josaphat archevêque de Polock... T. 2. P. 86; Likowski E. Unia Brzeska... P. 312; Martinov P. Saint Josaphat et ses détracteurs. Lyon, 1875. P. 17; Urban J. Swiçty Jozafat Kuncewicz biskup i mçczennik... P. 176; Zyckiezeicz T. Jozafat Kuncewicz... P. 99.
25 Жизнеописание И. Кунцевича, архиепископа Полоцкого, сочиненное на основании аутентичных актов Полоцкой духовной консистории и биографического сочинения униатского монаха О. Кульчинського. Львов, 1868. С. 3; Сеник С. Украшська церква в XVII столггп // Ковчег. Збир-ник статей з qepKOBHoi icTopii. Льв1в, 1993. Число I. С. 35; Chodynicki К. Kosciol prawoslawny a Rzeczpospolita Polska. Zarys historyczny 1370-1632. Warszawa, 1954. P. 444; Zochowski S. Unia Brzeska w Polsce... P. 95.
26 Бантыги-Каменский H. Историческое известие... С. 79; Жизнеописание И. Кунцевича... С.3,7; Запорожская старина. Харьков, 1834. Ч. 1, III. С. 132.
27 Грушевський M. IcTopifl Украши-Руси. Khïb, 1995. T. VII. С. 511; Жукович П. Н. Сеймовая борьба... С. 104; Кулиш П. А. История воссоединения Руси. М., 1877. Т. 3. С. 64-65; Плохий С.Н. Папство и Украина (Политика римской курии на украинских землях в XVI-XVII вв.). Киев, 1989. С. 127; Хойнацкий А. Ф. Православие и уния... С. 413.
28 Дмитрук К.Е. Униатские крестоносцы: вчера и сегодня. М., 1988. С. 214; Зноско К. Исторический очерк церковной унии, ее происхождение и характер. М., 1993. С. 150-154; Kapmautee A.B. Очерки по истории русской церкви. Т. 2. М., 1991. С. 278; Короткий В.Г. Творческий путь Мелетия Смотрицкого... С. 110-111; Hajduk J. Unia Brzeska 1596. Bialystok, 1995. S. 61,63.
29 SJH. V. 2. Р. 261.
30 Ibid. Р. 319.
31 Ibid. Р. 270.
32 Витеб. ст. Т. 1. № 118. С. 225.
33 Жукович П. Н. Указ. соч. С. 80.
34 SJH.V. 1.Р. 199.
35 AGAD. AR. Dz. II. № 873.
36 SJH. V. 2. P. 319.
37 Ibid. V. 1. P. 199; Витеб. ст. Т. 1. № 118. С. 231.
38 SJH. V. 1. Р. 203; V. 2. Р. 261.
39 Ibid. V. 2. Р. 261.
40 Ibid. V. 1. Р. 201; см. также Р. 199.
41 Ibid. V.l. Р. 210.
42 Ibid. V. 1. Р. 217; см. также V. 2. Р. 327.
43 Ibid. V.l. Р. 214.
44 Ibid.
45 Витеб. ст. Т. 1. № 118. С. 228; см. также: AGAD. AR. Dz. II. № 869, 870, 872.
46 Витеб. ст. Т. 1. № 118. С. 229; см. также: AGAD. AR. Dz. II. № 869,870.
47 AGAD. AR. Dz. II. №871.
48 SJH.V. l.P. 200, 207.
49 Витеб. ст. T. 1. № 118. C. 231.
50 Там же. С. 235.
51 AGAD. AR. Dz. II. № 873.
52 Витеб. ст. T. l.№ 118. C. 230-231.
53 AGAD. AR. Dz. II. №818.
54 Ibid. № 854, 855.
55 Витеб. ст. T. .1. №120. C. 240.
56 Там же. №118.
57 Там же. С. 235-238.
58 Там же. №119. С. 239.
59 Там же. №121. С. 240.
60 Там же. №121. С. 241.
61 Сб. документов.... № 16. С. 68.
62 Витеб. ст. T. V.№ 71.
63 Сб. документов... № 16. С. 68.
64 SJH. V. 2. Р. 202.
65 Ibid. Р. 277.
66 Ibid. Р. 291.
67 Ibid. V. 1. Р. 197, 215.
68 Ibid. Р. 200.
69 Ibid. Р. 200, 201, 202,207.
70 SJH. V. 2. Р. 296.
71 Ibid. Р. 248, 260, 271, 276-277, 284,291,298,308,310, 316, 318.
72 Ibid. V. 1. Р. 200, 209.
73 Ibid. Р. 139.
74 Ibid. Р. 205, 209, 210.
75 Ibid. Р. 211; см. также Р. 139,209, 216.
76 Ibid. Р. 210, 211, 216.
77 Ibid. Р. 145-146,211.
78 Брестская уния 1596 г. и общественно-политическая борьба на Украине и в Белоруссии в конце XVI — первой половине XVII в. М., 1996. Ч. II. С. 154.
79 SJH.V.l.Р. 146,210,215.
