CC BY
14HCV связано с отложением иммунных комплексов, репликацией в железах или инфильтрацией лимфоцитов из циркуляторного русла.
Как известно, развитие неходжкинских лимф ом (НХЛ) является наиболее тяжёлым осложнением БШ. Риск развития НХЛ в 44 раза выше у пациентов с БШ в сравнении со здоровой популяцией (Zulman J., et al, 1978). НХЛ у пациентов с БШ развиваются чаще всего из слюнных желёз, реже - в лимфатических узлах и костном мозге. Selva-O'Callaghan et al. (1999) представили случай развития В-клеточной НХЛ у пациентки с БШ и HCV инфекцией.
У пациентов с В-клеточными НХЛ обнаруживался высокий уровень анти-HCV антител (Silvestri К, et al, 1996). В настоящее время предполагается локальная роль HCV как экзогенного триггера В-клеточной НХЛ. Персистенция HCV в мононуклеарах периферической крови может хронически стимулировать В лимфоциты, вызывая клональную экспансию, следствием которой может быть злокачественное лимфопролиферативное заболевание. У пациентов с НХЛ определялись только HCV генотипы 1b и 2 (Silvestri F., et al, 1996), но это может быть лишь отражением распределения генотипа в данном регионе.
Криоглобулинемия, являющаяся частым иммунным нарушением при HCV инфекции, определяется у одной трети пациентов с БШ. У таких пациентов часто развиваются различные экстрагландулярные нарушения: пурпура, периферическая нефропатия и хронический гломерулонефрит. Как пациенты с БШ и смешанной моноклональной криоглобулинемией (СМК), так и пациенты с HCV-ассоциированной СМК имеют высокий риск развития НХЛ (Tzioufas A.G., et al, 1996; Pozatto G., et al, 1994).
Таким образом, имеются убедительные данные, свидетельствующие в пользу возможной роли HCV в этиологии БШ, но детальное понимание механизмов взаимодействия HCV и иммунной системы человека, а также активации аутоиммунных процессов требует дальнейших исследований в этой области.
К. С. Якимчук, Научно-исследовательский институт Брогельманн по изучению болезни Шегрена, Медицинский факультет, Университет г.Бергена, Норвегия
ВИРУС ГЕПАТИТА Е (ВГЕ) у ЖИВОТНЫХ.
Вирусы гепатитов человека имеют весьма скудный спектр восприимчивых хозяев. Строго говоря, только антропоидные обезьяны (шимпанзе) могут считаться адекватной и универсальной моделью для воспроизведения всех вирусных гепатитов. Исключение составляют гепатит А и гепатит Е; для первого осуществимо экспериментальное инфицирование мармозет и совиных обезьян, для второго - яванских макак и макак-резусов.
Своеобразие биологических свойств ВГЕ позволило предположить, что этот вирус способен вызывать инфекцию у животных, включая и тех, которые не входят в отряд приматов.
Так, при экспериментальном заражении человеческими изолятами ВГЕ поросят у них развивалось заболевание со значительным подъемом уровня АЛТ и характерными для острого гепатита изменениями в печеночной ткани; частицы ВГЕ обнаруживались в фекалиях животных на 2-3 недели после заражения. Интересно отметить, что у поросят, в отличие от всех других экспериментальных животных, появлялись признаки желтухи в виде иктеричности склер и пожелтения кожи, особенно отчетливо заметного в подмышечных впадинах на третьей-четвертой неделе после заражения. ВГЕ, выделенный от поросят, сохранял патогенность для яванских макак (Balayan et al., 1990; Усманов и соавт., 1994). Впоследствии удалось воспроизвести аналогичное заболевание у ягнят при введении им фекальных изолятов ВГЕ от человека и обезьян. Наблюдалась та же динамика процесса и все те же признаки инфекции кроме желтухи (Усманов и соавт., 1994).
Развивая это направление исследований, В. Каретный в нашей лаборатории проводил эксперименты по заражению белых крыс экстрактами фекалий, содержащими ВГЕ. Зараженные крысы выделяли вирус с фекалиями в сроки от 4-го до 23-го дня, а спустя два месяца после инфицирования антитела к вирусу определялись у всех животных. В то же время патоморфологических признаков острого гепатита в тканях печени зараженных крыс не было найдено (Каретный и соавт., 1993).
Еще более убедительные данные, свидетельствующие о размножении ВГЕ в организме белых крыс, были получены другой научной группой. Антиген ВГЕ
определялся путем прямой иммунофлюоресценции в печени, селезенке, лимфатических узлах и моноцитах периферической крови; с помощью ПЦР периодически выявлялась РНК ВГЕ в фекальных экстрактах и в сыворотке зараженных крыс. Весь патологический процесс длился почти месяц: между 4-м и 35-м днями после заражения. В отличие от упомянутых выше исследований В. Каретного, у зараженных крыс четко прослеживались гистопатологические изменения типа некроза гепатоцитов и воспалительной инфильтрации, совпадающие по времени с острой фазой инфекции (Maneerat et я1., 1996).
Таким образом, не оставлял сомнения сам факт способности ВГЕ размножаться в тканях и органах позвоночных животных из различных семейств, а не только высших приматов.
Большой интерес представляла возможность естественного инфицирования животных и отсюда выяснение их роли как потенциальных внечеловеческих резервуаров гепатитной Е инфекции. Началось с того, что у диких грызунов, обитающих вблизи природных источников питьевой воды в одном из высоко эндемичных по гепатиту Е районов Киргизии, были обнаружены антитела к ВГЕ. Было отловлено и обследовано всего 23 грызуна, и сыворотки пяти из них (1 туркестанская крыса, 2 домовые и 2 лесные мыши) оказались способными специфически агглютинировать частицы ВГЕ при визуализации под электронным микроскопом (Каретный и соавт., 1993). В другом эндемичном районе - Непале, в долине Катманду, РНК ВГЕ была найдена в пробах фекалий, собранных от бродячих домашних свиней и даже в их сыворотке, и кроме того антитела к ВГЕ определялись у свиней (29% серо-позитивных), крыс (28%) и кур (14%) (Qayson Ы; а1., 1995; 1996).
В неэндемичных районах, где фактически нет очаговой заболеваемости гепатитом Е, и инфекция проявляется только как бессимптомная серо-конверсия у небольшой (менее 5%) доли населения, дикие крысы часто содержат антитела к ВГЕ. В общей сложности было обследовано 239 крыс, и положительные находки составили 44% в штате Луизиана. 77% в штате Мериленд и 90% на Гавайах, причем анти-ВГЕ серопозитивные крысы встречались как в сельской местности, так и в городах. Поскольку доля серопозитивных животных возрастала пропорционально их возрасту, логично предположить, что крысы инфицируются естественными путями в течение жизни (КаЬгапе-Ьа2121 е; а1., 1999).
Однозначную трактовку всех этих данных несколько осложняет то обстоятельство, что ВГЕ, выделенный от свиней, и ВГЕ человека не вполне идентичны по первичной структуре генома: гомология на участке, кодирующем синтез структурных белков, составляет порядка 80% (Мещ е; а1., 1997). Вопрос о том, может ли ВГЕ свиней инфицировать человека, остается открытым; во всяком случае прямых доказательств повышенной заболеваемости гепатитом Е людей вблизи свиноводческих хозяйств нет.
Итак, имеются достаточно обоснованные доводы в пользу зоонозной природы гепатитной Е инфекции, но пока такое заключение может быть принято лишь с большими оговорками.
Во-первых, концепция эпидемиологии гепатита Е целиком укладывается в представления о ведущем механизме фекально-оральной передачи инфекции, возможно единственном для эндемичных районов.
Во-вторых, не выявлено никакой зависимости уровней заболеваемости от численности животных - потенциальных носителей ВГЕ, ареалов их распространения, близости людей в силу их профессиональной деятельности к каким-то видам животных и т.п., как это характерно для «классических» зоонозов (например, бешенства).
В-третьих, домашние и тем более дикие животные едва ли могут служить адекватными источниками инфекции, так как переносят гепатит Е в острой форме: длительное вирусоносительство у них, очевидно, не имеет места.
Тем не менее, вполне вероятно, что животные, которые в естественных условиях соседствуют с крупными человеческими общинами, могут быть резервуарами сохранения ВГЕ в межэпидемические периоды и поддержания таким образом постоянной или, по крайней мере, долговременной циркуляции этого вируса. М.С. Балаян, Институт полиомиелита и вирусных энцефалитов им. М.П. Чумакова РАМН.
