CC BY
198
Вина как элемент личности или «неудовольствие» от этики (очерк зарождения и трансформации вины в человеческом сознании на основе работ
З. Фрейда и М. Кляйн)
Герций В. М.
Герций Виталий Михайлович / Gertsiy Vitaliy Mihajlovich - соискатель ученой степени кандидата философских наук,
кафедра «Этика», факультет философии,
Московский государственный университет им. М. В.Ломоносова;
адвокат,
Адвокатская палата г. Москвы,
Московская городская коллегия адвокатов, Адвокатская контора № 3,
г. Москва
Аннотация: предметом научных интересов автора является вина как элемент структуры личности человека. Её зарождение на основе конфликта «эго» с собственной совестью индивида и проблемы, с которыми сталкивает человека его «бытие-виновным» уже в жизненной ситуации. Это эссе - попытка найти ответ на вопросы: где у человека рождается преступление? Когда формируется решимость стать преступником? Тема разрабатывается на философском факультете, так как решение проблемы видится автору на стыке юридических, философских и психологических наук. Структурирование человеческого «Я» на основе топологии Фрейда позволяет понять механизм зарождения вины и осмыслить оную как сдерживающий фактор человеческой агрессии, Однако только этическое наполнение агрессивных влечений индивида делает возможным встречу человека со своим внутренним Субъектом, ведет к пониманию трансформации собственной агрессии.
Ключевые слова: вина, личность, преступление, метапотребность, ценности, Достоевский, Фрейд, Кляйн.
Метод философского исследования: герменевтический, онтологический, экзистенциальный.
Новизна исследования: проблема вины человека подробно исследовалась в отечественной
дореволюционной философской и юридической литературе. После революции 1917 года данная проблемы вновь на основе марксистского-ленинского метода была исследована советскими юристами правоведами, вместе с тем это объективно приводило к позитивистскому пониманию вины только как социального, юридического или психологического феномена. Однако где-то с середины 50-60-х годов прошлого века научный интерес к этой проблеме угас. В настоящее время к этой проблеме - вины как элемента личности человека - только начинают возвращаться уже на новой методологической основе; данная работа есть попытка нащупать методологию исследования.
Когда психология отделилась от философии и во второй половине XIX века стала научной дисциплиной, главной ее целью являлось раскрытие основных элементов психической жизни взрослого человека при помощи метода интроспекции в лабораторных условиях. Это направление, получившее название структурной школы, основано Вильгельмом Вундтом, открывшим в 1879 году первую психологическую лабораторию в Лейпциге. В качестве основной задачи психологии Вундт выдвигал разложение процессов сознания на основополагающие элементы и изучение закономерных связей между ними. Поэтому психологи того времени были просто ошеломлены появлением радикально иного подхода к изучению людей, разработанного почти без посторонней помощи Зигмундом Фрейдом, тогда еще молодым венским врачом.
Вместо того чтобы ставить в центр психической жизни человека сознание, Фрейд сравнил ее с айсбергом, ничтожно малая часть которого выступает над поверхностью воды. В противоположность господствовавшему в прошлом веке взгляду на человека как на существо разумное и осознающее свое поведение, он выдвинул иную теорию: люди находятся в состоянии беспрестанного конфликта, истоки которого лежат в другой, более обширной сфере психической жизни - в неосознаваемых сексуальных и агрессивных побуждениях.
Фрейд первым охарактеризовал психику как поле боя между непримиримыми силами инстинкта, рассудка и сознания. Термин «психодинамический» указывает именно на эту непрекращающуюся борьбу между разными аспектами личности. Психоаналитическая теория как таковая служит примером психодинамического подхода - она отводит ведущую роль сложному взаимодействию между инстинктами, мотивами и влечениями, которые конкурируют или борются друг с другом за главенство в регуляции поведения человека. В представлении, согласно которому личность является динамической конфигурацией процессов, находящихся в нескончаемом конфликте, выражена суть психодинамического направления, особенно в трактовке Фрейда. Понятие динамики применительно к личности подразумевает, что поведение человека является детерминированным внутренней психической структурой, чем произвольным или случайным1
Анализ агрессивных влечений, формирование Сверх-Я, вины и совести, их связь с энергией Либидо и агрессией, механизмы вытеснения, сублимации и проекции являются важной темой исследования практически всех работ З. Фрейда. Вопросам вины и её появления в психическом аппарате человека
1 «Хьелл Ларри А., Зиглер Дэниел Дж., Теории личности». СПб, Питер. 2013 С. 156.
посвящены статьи «Экономические проблемы мазохизма» (1924), «Неудовлетворенность культурой» (1929), «По ту сторону принципа удовольствия» (1920)», Торможение, симптом, тревога» (1926). Разработанная З. Фрейдом топография психического аппарата личности как «Ид-Эго-Сверх-я», дает возможность проследить возникновение и «работу» вины как психического феномена личности и выйти на этические и философские вопросы работы человеческого сознания.
В своих более поздних работах уже после разработки своей топологии человеческой личности, т. е. где-то с середины 20-х годов прошлого века, З. Фрейд пришел к выводу, что агрессия изначально присуща человеку. Общество, чтобы сдержать или совсем исключить противостоящую ему агрессивность индивида, использует культуру и мораль. «Агрессия» (под давлением внешних факторов или требований совести), -пишет З. Фрейд, - «интроецируется, переносится внутрь (индивида), иначе говоря, возвращается туда, где она собственно возникла, и направляется против собственного «Я». Там же она перехватывается той частью «Я», которая противостоит остальным частям как «Сверх-Я», и теперь в виде совести использует против «Я» ту же готовность к агрессии, которую «Я» охотно удовлетворило бы на других, чуждых ему индивидах. Напряжение между усилившимся «Сверх-Я» и подчиненным ему «Я» мы называем сознанием вины, которая проявляется как потребность в наказании»2
Фрейд указывает на два источника вины - это страх перед авторитетом, роль которого с момента рождения индивида выполняли родители, впоследствии учителя, сверстники, и второй источник, «позднейший страх перед «Сверх-Я», иначе говоря, требования уже сформировавшейся совести.
Представители неофрейдизма, в частности М. Кляйн в работе «Развитие в психоанализе»3 4 отметила зарождение вины на ещё более ранней стадии развития ребенка (до формирования структур «Сверх-Я», как следствие проявления амбивалентности катектических инстинктов новорожденного, направленных на материнскую грудь, ставя процессы эмоционального возбуждения новорожденного в зависимость от проявления любви и агрессии, и проследила связь с последующим «возмещением вреда» (или репарацией), приводящим к успокоению возникшего возбуждения. «Так называемая, «плохая-хорошая материнская грудь». Не углубляясь в споры представителей классического психоанализа о моменте зарождения вины, отметим то общее в механизме её формирования - это конфликт между либидо и агрессией, страх утраты родительской любви и присущее этому конфликту возбуждение психической энергии, которое, к слову сказать, у каждого человека имеет индивидуальный характер.
Вскрыв механизм формирования чувства вины в человеке, З. Фрейд отметил несколько принципиальных выводов о его работе. Напряженное чувство виновности человек испытывает не только за деяние, но и за сам факт намерения совершить его (от совести невозможно скрыть преступность намерения); по этой же причине Фрейд отвергает различение добра и зла в мотивации поступков личности, он отмечает стороннее внешнее влияние, которое определяет, что есть добро и зло, и связывает это влияние со страхом утраты любви, идущим из детства; страх перед разоблачением «злой воли» делает суровее и подозрительнее совесть, воздержанное «Я» перестает пользоваться доверием своего ментора и напрасно пытается его заслужить, искушения растут при постоянном от них отречении; несчастья укрепляют власть совести в «Сверх-Я», пока дела идут неплохо; совесть человека мягка и многое ему позволяет, вина не актуализируется, но стоит случиться несчастью, и человек уходит в себя, признает свою греховность, превозносит притязания своей совести, налагает на себя обеты и кается; чувство вины, возникшее после совершения чего-либо преступного, есть раскаяние. Однако раскаяние не помогает в исследовании зарождения чувства вины и совести. По мере удовлетворения потребности происходит естественное ослабление влечения, и восстанавливается прежнее соотношение сил, поэтому психоанализ исключает
4
случаи вины, происходящие из раскаяния.
Отмечу очень важный момент, вскрытый З. Фрейдом в описании механизма работы совести как инстанции, которая актуализирует вину. «Хотя, поначалу, совесть (вернее страх, который потом станет совестью) была первопричиной отказа от влечений, потом отношение переворачивается. Каждый отказ делается динамическим источником совести, он всякий раз усиливает ее строгость и нетерпимость... не обойтись без парадокса: совесть есть следствие отказа от влечений; либо отказ от влечений (навязанный нам извне) создает совесть, которая затем требует всё нового отказа от влечений.5 Совесть возникает посредством подавления агрессивности, а затем она все более усиливается, благодаря всё новым актам подавления.
По мнению З. Фрейда, строгость Сверх-Я ведет к формированию так называемого «морального мазохизма», т. е. направленности всей своей агрессивной энергии на самого индивида. В работе «Экономическая проблема мазохизма» (1924) З. Фрейд отмечает, что моральный мазохизм тесно связан с бессознательным чувством вины: «В ясном содержании мазохизма находят себе выражение и чувство вины: мазохист предполагает, что совершил какое-то преступление (какое - остается неопределенным), которое он
2 З. Фрейд Психоанализ. Религия. Культура. // Неудоволетворенность культурой. // М. Канон+, 2014, с. 148.
3 www.http: // psychoanalysis.pro/lib.html, Кляйн М., Айзекс С., Райвери Дж., Хайманн П. Развитие в психоанализе.
4 З. Фрейд, там же. С. 150-151.
5 З. Фрейд, там же С. 153.
должен искупить всеми этими болезненными и мучительными процедурами».6 Однако термин «бессознательное чувство вины», отмечает З. Фрейд, вызывает отторжение у его пациентов, так как они, по его мнению, хорошо знают, как должно проявляться это же уже сознательное чувство. Но как только З. Фрейд предложил заменить этот термин на «стремление к наказанию», так всё стало на свои места.
В случае морального мазохизма происходит разрыв с наказанием, которое человек претерпевал от любимого человека. Уже само страдание оказывается тем, что имеет значение. Не имеет никакой роли принесено ли это наказание любимым или равнодушным человеком. Настоящий моральный мазохист всегда подставляет щеку там, где видит возможность получить удар. Объяснение этого феномена З. Фрейд также видит в строгости совести, как инстанции «Сверх-Я», а вина актуализируется уже как повод, чтобы быть наказанным. Однако стоит отметить и новый момент в конструкции вины. Сверх Я» - это не только «Совесть», но и «Сверх-Идеал», т. е. представление человека об идеальном способе получения удовольствия, реализации именно своей либидиозной цели. «Чувством страха, страхом совести Эго реагирует на восприятие того, что оно отстало от требований, предъявленных его идеалом, Сверх-Я».7 Эго согласовывает, примиряет притязания трех инстанций, которым оно служит - бессознательные влечения ИД, требования Сверх-Я и детерминизм внешнего мира, определяемый З. Фрейдом как «принцип реальности». Как отмечалось выше, Сверх-Я удержало существенные черты интроецированных лиц (родителей, авторитетов, учителей, избранных самим человеком образцов для подражания, общественно признанных героев), их силу, их суровость. их склонность к надзору и наказанию. Действующая в Эго Совесть, как элемент «Сверх-Я», становится жестким, жестоким, неумолимым по отношению к опекаемому им Эго, именно фиксируя вину за расхождение с этим «Я-идеалом».8
Обращение садизма против собственного Я закономерно происходит при культурном подавлении влечений, которое удерживает большую часть разрушительных инстинктивных компонентов от их применения в жизни. Эта отступившая доля разрушительного влечения проявляется в Я как интенсификация мазохизма. Садизм Сверх-Я и мазохизм Я дополняют друг друга и объединяются для произведения одних и тех же следствий. Только так можно понять, делает вывод З. Фрейд, что результатом подавления влечений - часто или во всех случаях - является чувство вины, и что совесть становится тем суровее и чувствительнее, чем больше человек воздерживается от агрессии против других.
Для понимания формирования агрессивных и асоциальных черт характера индивида сошлюсь на небольшую работу последователя Фрейда М. Кляйн «О криминальности».9 «Дети, которые бессознательно думали о разрезании на части, обезглавливании, пожирании и т. д.», - отмечает М. Кляйн - «будут вынуждены чувствовать себя испорченными и готовы понести наказание, т. к. реальное наказание, хотя и строгое, было бы утешением в сравнении с кровавыми нападками, которые дети постоянно ожидали со стороны фантастической мести родителей». Речь идет о той самой фрейдовской «проекции», т. е. приписывании другому объекту своих страхов, чувств, эмоций. Сначала маленький ребенок скрывает агрессивные импульсы и фантазии против своих родителей, затем он проецирует эти импульсы на своих родителей, а из этого уже складывается фантастическое и искаженное представление о людях вокруг него, т. е. начинает работать психологический механизм переноса. Формируется порочный цикл, - отмечает практикующий психоаналитик и крупный теоретик М. Кляйн, тревога ребенка побуждает его разрушать свои объекты, это ведет к росту его собственной тревоги, а это опять-таки заставляет его действовать против данных объектов. Преодоление этой асоциальной интенции М Кляйн видит в снижении тревоги и уменьшении агрессии, повышении доверия к окружающим на основе психоанализа, и в этом случае на первое место у ребенка должно выйти чувство вины и конструктивные тенденции.
Для целостной картины понимания формирования чувства вины у индивида в классическом психоанализе следует отметить ещё две работы З. Фрейда: «По ту сторону принципа удовольствия» (1920) и «Торможение, симптом, тревога» (1926), в которых З. Фрейд объясняет уже механизм зарождения агрессивных влечений у человека. Правда, в первой работе З. Фрейд еще не допускает существования автономных агрессивных импульсов, имманентно присущих человеку. Он рассматривает психический аппарат человека как некий сосуд, наделенный психической энергией, который обладает тенденцией удерживать имеющееся в нем количество возбуждения на возможно более низком или по меньшей мере постоянном уровне. Возбуждение психической энергии повышается, когда сталкивается с неудовольствием и, наоборот, понижается, когда напряжение спадает от достигнутого удовольствия. Агрессивность возрастает, когда индивид не может реализовать свою либидиозную цель, инстинкт человека вступает в конфликт с «принципом реальности». З. Фрейд постулирует, что удовольствие - это базовый паттерн человеческого действия, который, однако, может быть редуцирован под действием «принципа реальности».
6 З. Фрейд, Рихард Фон Крафт Эбинг, Карен Хорни. Сер. Анатомия мифа. / 50 оттенков боли. Природа женской покорности. // Экономическая проблема мазохизма. / М., Алгоритм, 2015. С. 267.
7 Фрейд, Рихард Фон Крафт Эбинг, Карен Хорни, там же, С. 270.
8 Фрейд, Рихард Фон Крафт Эбинг, Карен Хорни, там же, С. 272.
9 М. Кляйн, О криминальности. www.http://psychoanalysis.pro/lib.html.
Он отмечает: «...все, что содействует нарастанию напряжения, должно быть рассматриваемо как нарушающее нормальные функции организма, то есть как неудовольствие».10 11 Отложенное удовольствие под воздействием «принципа реальности» вытесняется в бессознательное и приводит к синдрому навязчивых повторений, так вытесненная асоциальная интенция вновь и вновь пробивает себе путь в эго. Однако З. Фрейд чувствовал неразрешенность поставленной проблемы, не зря он употребляет в этой работе термин «гипотеза», отмечает, что в этом концепте возникает много вопросов. И только допустив автономную работу агрессивного влечения в человеке, наряду с влечением либидо, в 1926 году З. Фрейд отмечает: «При большинстве навязчивых представлений действительная словесная формулировка агрессивного влечения остается для эго вообще неизвестной. Необходимо проделать большую часть аналитической работы, чтобы довести ее до сознания»11, одновременно он вскрывает связь вины с агрессией с учетом этого открытия: «Не проявившийся при восприятии навязчивого представления аффект выступает, однако, в другом месте. Суперэго ведет себя так, как будто не было никакого вытеснения, как будто ему известно агрессивное влечение в его настоящей словесной формуле и во всем его аффективном характере, и относится к эго как бы исходя из этого предположения. Эго, не зная за собою никакого греха, вынуждено, с другой стороны, испытывать чувство вины и нести ответственность, которую не может себе объяснить. Этот факт не так загадочен, как это кажется на первый взгляд. Поведение суперэго вполне понятно, и противоречие в эго указывает только на то, что эго замкнулось при помощи вытеснения в отношении ид, оставаясь доступным влияниям суперэго. Возникает вопрос: почему эго не старается освободиться от мучительной критики суперэго? На это можно ответить, что в большом количестве случаев действительно так и бывает. Встречаются неврозы навязчивости, совершенно лишенные чувства вины. Поскольку нам удается это понять, эго освободилось от восприятия этого чувства при помощи нового ряда симптомов, мер покаяния, ограничений в наказании себя. Однако одновременно эти симптомы имеют значение удовлетворений мазохистических влечений, также усилившихся благодаря регрессии».12 13
Итак, вина у Фрейда представлена как тревога, которая фиксируется человеческим сознанием как напряжение эго под воздействием требований сверх-я, и этот феномен психической жизни, схваченный в своей целостности, отсылает к наказанию за виновный проступок, и даже не проступок сам по себе, а саму «злую волю», сам факт намерения, за греховную мысль. Картина виновности человека, описанная Фрейдом, выталкивает индивида к поведенческой стратегии, связанной с наказанием. Перенос собственных интроецированных агрессивных импульсов на внешний объект ведет к ожиданию жестких санкций извне, от Другого, суда, безличной природы, Бога и т. д. Латентность агрессии не может продолжаться бесконечно долго, и её побеги пробивают защиты человеческого эго, в психической жизни это ведет к неврозам, психозам, в социальной - к преступлениям или аморальным поступкам. Фрейд отметил выход из этого невротического тупика. В «Метапсихологии» он уже говорит об инвестировании, контринвестировании человеческих желаний, об этом же и в 8 главе «Неудовольствие культурой», как о сублимации агрессии в произведениях культуры. Словом, речь идет о волевом наполнении смыслом этих скрытых катектических влечений. Но вот в чем парадокс, топография психического аппарата, разработанная Фрейдом, и её динамика в себе выводит на поверхность проблему детерминизма психической жизни, конкретного индивида над его мыслительной деятельностью, понятой как декартовское cogitio. Натурализм теории З. Фрейда приводит к пониманию и структурированию мыслительного процесса на основе его топографии архитектоники самого мыслящего субъекта. Уже само бытийственное существование человека (человек как он есть, сам, в себе) определяет его мышление, и будучи наполненным не только энергией Эроса, но и агрессией, инвестирование смыслов в человеческие влечения будет страдать от родимых пятен человеческого «Я». Очевидно, чтобы разорвать этот заколдованный круг, необходима либо помощь психоаналитика (к чему, собственно, и сводятся психоаналитические концепции) для того, чтобы переосмыслить собственное «Я» уже как интенциональный объект собственного cogitio, либо редукция вины за скобки самого субъекта. Во втором контексте решение проблемы человеческой вины было
- „ 13
предложено представителями так называемой организмической теории личности, видящими смысл организации и конструирования психологической жизни индивида в контексте бесконфликтной, но при этом эффективной и наполненной осознанными содержаниями и целями жизненной стратегии индивида, в зависимости от внешних социальных, биологических, экономических факторов, в которых человек собственно и проживает свою жизнь. «Речь не идет о полном отсутствии чувства вины, стыда, печали, тревоги... в данном случае нет места лишь не нужным или невротическим (не соответствующим реальной ситуации) проявлениям этих чувств», - пишет один из ярких представлений этого направления А. Маслоу.14 Это может быть выходом, в конце концов, теория Фрейда это, в том числе, психоаналитический метод лечения психических заболеваний, но не только, это и объяснение структуры человеческой личности, и
10 З. Фрейд, Рихард Фон Крафт Эбинг, Карен Хорни. Сер. Анатомия мифа. / 50 оттенков боли. Природа женской покорности. // «По ту сторону принципа удовольствия». / М., Алгоритм, 2015. C. 206.
11 www.http://psychoanalysis.pro/lib.html З. Фрейд «Торможение, симптом тревога».
12 З. Фрейд «Торможение, симптом, тревога», там же.
13
Кэлвин С. Холл, Гарднер Линдсей, Теории личностей, пер. И. Б. Гриншпун, М. Психотерапия, 2008. С. 246.
14 А. Маслоу. Мотивация и личность. СПб. сер. Мастера психологии, Питер, 2008. С. 192.
философский метод, взятый на вооружение многими представителями творческих профессий15, благодаря которому мы стали очевидцами величайших проявлений человеческого духа в произведениях искусства.
Однако не произведения искусства предмет настоящей работы, а как раз наоборот, конфликт индивида и общества. И если с механизмом деформации личности, согласно классического психоанализа, нам может стать понятным формирование личности социопата, то пути деконструкции такой личности и задача выстроить позитивный континуум «индивид-общество» выводит на поверхность новый пласт проблем.
Требование «не убий» никак не соотносится с психоанализом, это категория иного универсума - этики, религии, социальной психологии, юриспруденции. Психоанализ изучает как раз обратную сторону этого постулата, когда «агрессия клокочет в душе», индивиду как раз хочется убить; учтем, что при этом психоанализ никак не оценивает данное желание с точки зрения добра и зла. Выше мы обозначили эту интенцию как агрессию, понимая, что желание убить - это крайнее проявление данного инстинкта. Психоанализ выполнил свою работу, констатировав наличие агрессии в индивиде и объяснив появление вины из тревоги индивида, и совести как сдерживающей инстанции в самом человеке и, вероятно, соотносящейся с моральным императивом Канта. Вероятно, намерение «убить или не убить» смещается в Эго, становится мотивом, смыслом, мыслью действия. Субъект - это юридически вменяемый субъект, оставим невротиков и психопатов для психоаналитиков, будем вести речь о «произведениях» юридически ответственных индивидов-социопатов. Решимость убить связана с превалированием таких мотивов и черт характера, которые свидетельствуют либо об отсутствии такого компонента личности, как Сверх-Я, либо о его рудиментарном и неразвитом характере, так понимающем «метапотребности» индивидуального социопата. В полноценно психически развитом человеке Совесть удерживает субъекта от проступков и преступлений, об этом говорилось выше.
Прежде чем приступить к анализу Сверх-я такого индивида, отмечу два важных момента для понимания виновности, как мотива поведения индивида. Первое, вновь «обращусь за помощью» к А. Маслоу и его концепции мотивации личности, в которой он различает «базовые потребности» личности, имеющие строгую иерархию (потребности в пище, привязанности, безопасности, самоуважении) и «метапотребности», т. е. потребности личностного роста, которые не имеют строгой иерархии; они одинаково сильны (потребность в справедливости, доброте, красоте, порядке, единстве).
«Метапотребности», отмечает А. Маслоу, также инстинктивны или врожденны, как и базовые, они возникают в полноценной личности после удовлетворения базовых потребностей, и когда они не удовлетворяются, человек заболевает, он становится отчужденным, подвержен страданию, апатии, цинизму. Что важно, А. Маслоу полагает, что если психологи изучают исключительно искалеченных, ущербных невротических людей, они обречены на создание искалеченной психологии, поэтому, делает вывод психолог, чтобы создать более полную и объемлющую науку о человеке, психологи обязаны также изучать людей, в полной мере реализовавших свой потенциал.16 Об этом же пишет и П. Рикер, и это второе: «...экономическая и, если так можно сказать, структурная интерпретация виновности может быть построена исключительно в перспективе культуры; только в рамках структурной интерпретации могут обрести свое место и будут поняты частные генетические интерпретации, разработанные Фрейдом в различные периоды его творчества и касающиеся смерти первоотца и зарождения угрызений совести...».17 Эти две ремарки с необходимостью переводят проблему понимания интроспективной вины человека вовне, в качестве социального или асоциального поведенческого мотива индивида, его бытийственном самоопределении. Вина должна рассматриваться уже не как феномен внутренней психической жизни человека, а как мотив динамики действия личности, и как всякое действие индивида, имеющее свой, внутренний, глубинный смысл, лежащий в основе телеологического вектора действия в обществе, выводит интенциональную энергию (т. е. внутренние импульсы) на этическую природу понимания поступка.
Можем ли мы говорить о психической и социальной полноценности индивида с отсутствующей совестью? Может ли такой индивид быть вменяемым? И да, и нет - решается в каждом конкретном случае индивидуально. Совесть хотя и корреспондирует с категорическим императивом Канта, но её отсутствие может свидетельствовать только о безнравственности индивида и не более того, иметь или не иметь такого индивида в качестве объекта своих личных коммуникаций - это частное дело личных пристрастий. Но применительно к нарушению требования «не убий» речь идет о психологической вменяемости индивида в юридическом контексте, а не нарушении этики долга, Нагорной проповеди Христа, буддийских принципов Ямы и Ниямы, Иудейского Декалога. Вопрос в способности субъекта быть ответственным за свои действия, а не рефлексией над требованиями морального императива, речь о понимании субъектом последствий своего деяния, а не решении им важных только для него метафизических вопросов («Тварь я дрожащая или право имею»). Очевидно, что смешение регионов мышления (юридического, этического, религиозного) неуместно. Человеческая жизнь обладает безусловной ценностью, поэтому применительно к преступлению юридическому все психоаналитические и этические теории отпадают на второй план, теряют свое сущностное значение, становится актуален только вопрос о вменяемости. Но, думается, что постановка проблемы о вменяемости человека с дефектным компонентом личности, таким как Сверх-Я, может
15 Хьелл Л. А.,Зинглер Д. Д. «Теории личности,. СПб. сер. Мастера психологии, Питер, 2008 гл. 3.
16 Кэлвин С. Холл, Гарднер Линдсей. Теории личностей. / Пер. И. Б. Гриншпун, М. Психотерапия, 2008, С. 249.
17 П. Рикер. Конфликт интерпретаций. / Пер. И. С. Вдовиной, М. Академический проект, 2008, С. 198.
объяснить стремление серийных убийц рассказать о своих злодеяниях в надежде получить соответствующую оценку психического состояния субъекта как невменяемость.18
Ценностный вопрос стоит перед Раскольниковым в романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание». Убийство старухи-процентщицы было продиктовано не только решением им своих внутренних вопросов: «тварь дрожащая» или все-таки «имеет право» преступить, но и «...с одной стороны, глупая, бессмысленная, ничтожная, злая больная старушонка, которая сама не знает для чего живет... С другой стороны, молодые свежие силы, пропадающие даром без поддержки, и это тысячами, и это повсюду! Сто, тысячу добрых дел и начинаний, которые можно устроить и поправить на старухины деньги, обреченные в монастырь». Здесь внутренний мотив очень тонко переплетен с внешними «благими» целями. Условия жизни Раскольникова, его социальное положение, безысходность «подсказывают» ему, казалось бы, простой выход... (Эти условия жизни Ницше назовет «рессентиментом».) И он решается!.. Гениальность Достоевского медленно ведет нас по страницам романа за муками совести героя-убийцы, сталкивает с этической парадигмой других героев: Сонечки Мармеладовой, Свидригайлова, Лужина... Следователь Порфирий Петрович тонко играет на чувстве вины Раскольникова, подводит Его Совесть к Признанию, а затем и Раскаянию. Но смог ли Раскольников преодолеть свою отчужденность к концу романа? Найти ответ на свой метафизический вопрос, спустя сто лет названный как «метапотребность»? Сегодня его жизнь можно было охарактеризовать как экзистенциальный тупик, и выход из него Раскольниковым был найден тот, который автор описал в романе. Проблема человеческой безысходности, экзистенциального выбора, этического, а затем и культурного смысла, которым человек может наполнить разверстнующуюся перед ним «бездну бытия», в XIX веке только становится предметом философского осмысления у Киркегора, Ницше как антитеза Гегелевской философской системы. Однако только гений Ф. М. Достоевского скурпулёзно, филигранно исследовал вину индивидуальной личности, и произошло это на русской почве и русским же писателем.
Сегодня существование ценностей, допускающих возможность преступить императив «не убий», с необходимостью сталкивает нас с моральной проблемой допустимости терроризма, анархизма и «цветных революций». В частности, боевики «Исламского государства», «Имрат Кавказ» не только прямо декларируют необходимость убийства всех, не разделяющих их взглядов на устройство мира, но и активно претворяют в жизнь эти свои взгляды. Члены националистической организации «БОРНа» («Боевая организация русских националистов», суд над которыми сейчас завершился в Московском областном суде) занимались убийствами не славян и всех тех, кто мешал им в осуществлении их «националистической идеи». Налицо столкновение как системы ценностей индивида и общества, так и людей - их приверженцев. Мы имеем дело с конфликтом «метапотребностей» людей. Утверждать, что «Сверх-я» религиозного фанатика не развито, было бы в высшей степени поверхностно, наоборот, их «Я-идеал» структурирован таким образом, что террорист ради высших религиозных ценностей, понятых и усвоенных им в кругу своих единоверцев, готов расстаться с самым ценным, что у него есть - своей жизнью. В интервью автору статьи один, добровольно отказавшийся от теракта террорист-смертник сообщал, что к моменту совершения самоподрыва его психологическое состояние было таково, что совесть просто взывала к нему, чтобы он скорее реализовал свой идеал и стал шахидом-смертником для того, чтобы «стать героем в глазах своих товарищей», быстрее оказаться в «раю в окружении прекрасных гурий», «выполнить долг перед своим народом и освободить его от рабства». В деле «БОРНа» были другие мотивы, самопожертвование их членов ради целей организации не ставилось во главу угла, но ими также двигала «общественно полезная цель», такая, как они её понимали, и тоже шли на убийства ради этой «метапотребности». Убийства, совершенные боевиками «БОРНа», мотивировались отнюдь не личными корыстными мотивами, а ценностными установками, имеющими, как они считали, общественное значение.
Для любого здравомыслящего человека эти методы не только недопустимы, но и вызывают брезгливость. Однако оставим в стороне идеологические споры об ошибочности националистических взглядов, неправильном понимании Ислама и т. д. Вопрос о работе «вины» в структуре человеческой личности, вопрос в том, что должно произойти в самом человеке, чтобы он решился на эти убийства, исходя из понятых им и «важных» только для него ценностных ориентиров. Когда и как происходит этот скачок от состояния нормального обычного человека к убийце? Почему не срабатывает совесть и именно так «работает» вина?
В гражданском общежитии право на применение насилия принадлежит государству. Это единственная, вполне оправданная и безусловная монополия, удерживающая общество от хаоса. Какие бы теории и ценности ни вынашивал индивид, это остается его личным делом, до тех пор, пока он не подошел к тому пределу и той черте, где начинается Другой или Иное, не разделяющий его цели, а может быть, и прямо противостоящий устремлениям этого конкретного индивида. Личность, действующая на уровне актуализированных «метапотребностей», стремится к признанию его интересов, ценностей Другим (человеком, обществом, государством...). Этот конфликт за признание, понятый Гегелем как противостояние «раба и господина» и проанализированный во всех деталях в «Феноменологии духа», как раз исходит из
18 В частности «Вячеслав Соловьев ярославский отравитель», http://strah-rassia.ru/vyacheslav-solovyov-yaroslavskij-otravitel/» Оноприенко Анатолий Юрьевич», https://ru.wikipedia.org/wiki/; Рогалев Станислав Иванович,
https://ru.wikipedia.org/wiki/.
того, что убийство «господином» «раба» не решает проблему его (господина) признавания, ибо убит тот, кто должен его признать.19 Отличие «раба» от «господина» в том, пишет А. Кожев20, что последний готов рискнуть своей жизнью для своей цели, в отличие от «раба», который прячется и поэтому становится «рабом», последний не готов расстаться со своей жизнью ради цели. Дальнейшее развитие их взаимоотношения в гегелевской диалектике приводит к развитию самосознания и становлению общества (у Гегеля буржуазного). У Э. Левинаса - Другой, понятый так же, как «предел своего Я», и осознание того, что ты не можешь его убить, также лежит в основе его метафизики и этики, понимаемой им с этого момента как ответственность за Другого.21 А. Бадью рассматривает этику как ответственность человека за ситуацию и нравственный выбор, который этот человек совершает в этой этике истин22 23, т. е. тоже сводит проблему к ответственности индивида. Словом, множество этических концепций как раз и строится на нравственных постулатах, фундамент которых есть императив «не убий».
Почему ответ должен быть этичным? Потому что в последнем случае решимость убить продиктована «общественно значимыми ценностями», «метапотребностями», но понимаемыми человеком рудиментарно, узко, ошибочно, сущностно неправильно, упрощенно и примитивно. Понимание этики смещается с линейной проблемы: «Что такое хорошо, и что такое плохо» и переходит в ответственность личности за нравственный выбор в решимости действовать, т. е. в духовный универсум. Сошлюсь на Альберта Швейцера: «Я установил, что наша культура не имеет достаточно этического характера. Тогда возникает вопрос, почему этика оказывает столь слабое влияние на нашу культуру? Наконец, я пришел к объяснению этого факта тем, что этика не имеет никакой силы, так как она непроста и несовершенна. Она занимается нашим отношением к людям, вместо того чтобы иметь предметом наши отношения ко всему сущему. Подобная совершенная этика много проще и много глубже обычной. С её помощью мы достигнем духовной
^ 23
связи со вселенной».
Поэтому ошибочно искать ответ на поставленные выше вопросы в неправильных ценностных установках индивидов, имеющих решимость на убийство ради «общественно значимых целей», понятых ими как «метапотребность». Проблема не в «сверх-Я», проблема в «эго», которое подверглось сильнейшему воздействию и психологической обработки с четко установленной целью со стороны внешних «авторитетов», было деформировано в детстве неправильным воспитанием, задавлено условиями жизни. «Эго» обманывается ложным «Я-идеалом», инстинкт самосохранения перестает работать, совесть спит, вина выстреливает в сторону «рессентимента» (смесь чувств зависти, мести и агрессии), как понимал его Ницше.
Понимая работу психического аппарата человека, совершить такое мощное воздействие на человеческое «Эго» - вопрос техники и времени. «Метапотребности» личности наполняются искаженным содержанием. Результат: в юридическом контексте мы имеем преступников, в моральном - ограниченных и зашореных людей, а в человеческом - трагедию потерянных жизней.
Знание определенных правил и кодов формирования сознания, которые позволяют управлять поведением человека в отрыве от его объективных потребностей на основе топологии личности, разработанной З. Фрейдом около ста лет назад, и анализ чувства вины, совести, мотивов, намерений, оценок действий индивида, может стать ключом к трансформации агрессии, возвращению человека к нормальному активному гражданскому состоянию, творческой реализации его внутреннего Субъекта. Введение этического контекста в самосознание индивида сталкивает его лицом к лицу уже с собственной волей, а стать этой воле «доброй» или «злой» зависит уже от мудрости самого индивида и его самосознания.
Литература
1. Хьелл Ларри А., Зиглер Дэниел Дж. Теории личности». СПб, Питер. 2013. С. 156.
2. Фрейд З. Психоанализ. Религия. Культура. // Неудоволетворенность культурой. // М. Канон+, 2014. С. 148.
3. Кляйн М., Айзекс С., Райвери Дж., Хайманн П. Развитие в психоанализе. [Электронный ресурс]. Режим доступа: www.http://psychoanalysis.pro/lib.html.
4. Фрейд З., Эбинг Рихард Фон Крафт, Хорни Карен Сер. Анатомия мифа. / 50 оттенков боли. Природа женской покорности. // Экономическая проблема мазохизма. / М., Алгоритм, 2015. С. 267.
19 Гегель «Феноменология Духа» / пер. Г. Г. Шпета, М. Академический проект, 2008, С. 163-173.
20 А. Кожев, «Введение в чтение Гегеля», Спб, «Наука», 2013, С. 17.
21 «...за Лицом Другого всегда стоит смерть Другого и, в каком-то смысле, подстрекательство к убийству, желание идти до конца, полностью отринуть Другого и, как это ни парадоксально - одновременно Лицо есть призыв: «Не убий!» цит. по статье Э. Левинас «Философия, справедливость и любовь» Антология «Путь в философию»; М.: «Университетская книга», 2001. стр.321.
22 «Этика заявляет о себе в хроническом конфликте между двумя функциями составляющей все бытие «кого-то» множественной материальности: с одной стороны- простое развертывание, принадлежность к ситуации, то, что можно назвать принципом заинтересованности; с другой - состоятельность, связь знаемого незнаемым, то, что можно назвать субъективным принципом», А. Бадью «Этика» пер. В. Е. Лапицкого, СПб, Machina. 2006, С. 73.
23
Г. Геттинг. Встречи с Альбертом Швейцером. М., 1967. С. 118.
5. Кляйн М. О криминальности. [Электронный ресурс]. Режим доступа:
www.http://psychoanalysis.pro/lib.html.
6. [Электронный ресурс]. Режим доступа: www.http://psychoanalysis.pro/lib.html З. Фрейд «Торможение, симптом тревога».
7. Кэлвин С. Холл, Гарднер Линдсей Теории личностей, пер. И. Б. Гриншпун, М. Психотерапия, 2008. С. 246.
8. МаслоуА. Мотивация и личность. СПб. сер. Мастера психологии, Питер, 2008. С. 192.
9. Хьелл Л. А.,Зинглер Д. Д. «Теории личности,. СПб. сер. Мастера психологии, Питер, 2008.
10. Рикер П. Конфликт интерпретаций. / пер. И. С. Вдовиной, М. Академический проект, 2008. С. 198.
11. «Вячеслав Соловьев - ярославский отравитель» [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://strah-
russia.ru/vyacheslav-solovyov-yaroslavskij -otravitel/Юноприенко Анатолий Юрьевич»,
https://ru.wikipedia.org/wiki/; Рогалев Станислав Иванович, https://ru.wikipedia.org/wiki/.
12. Гегель «Феноменология Духа» пер.Г. Г. Шпета, М. Академический проект, 2008. С. 163-173.
13. Кожев А., «Введение в чтение Гегеля», Спб, «Наука», 2013. С. 17.
14. Левинас Э. «Философия, справедливость и любовь». Антология «Путь в философию»; М; «Университетская книга», 2001. С. 321.
15. Бадью А. «Этика», пер. В. Е. Лапицкого, СПб, Machina. 2006. С. 73.
16. Геттинг Г. Встречи с Альбертом Швейцером. М., 1967. С. 118.
