CC BY
401
ISSN 2075-9908 Историческая и социально-образовательная мысль. Том 7 №6 часть 1, 2015 Historical and social educational ideas Tom 7 #6 part 1, 2015_________________________
УДК 82
DOI: 10.17748/2075-9908-2015-7-6/1 -255-259
ГЕРЦИЙ Виталий Михайлович,
соискатель на ученую степень кандидата философских
наук, кафедра этики
ВИНА И СТРАДАНИЕ В СТРУКТУРЕ «ПРЕСТУПЛЕНИЯ И НАКАЗАНИЯ» Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО
GERCIY Vitaly Mikhailovich, Applicant for academic degree of Candidate of Philosophical Sciences, Chair of Ethics
THE GUILT AND SUFFERING IN THE STRUCTURE OF “CRIME AND PUNISHMENT” BY F. DOSTOEVSKY
Данная статья - результат исследования понимания Ф.М. Достоевским вины как элемента человеческой личности. Автором обосновывается уникальность подходов Достоевского к такому человеческому пороку, как девиантное поведение, и одновременно предпринимает попытку поиска истоков такого подхода к человеческой вине в личности самого русского писателя. В основу исследования легли романы Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание», «Братья Карамазовы». Новизна подхода автора статьи к исследуемому вопросу заключается в том, что впервые предпринята попытка на основе сюжетных линий указанных романов показать связь вины индивида в совершенных преступлениях и страданий, которые налагаются на преступника, вне причинно-следственных связей юридического категориального универсума. Онтичный характер такого представления вины в творчестве Достоевского связан непосредственно с личностью самого писателя и нервного расстройства, каковым страдал Ф.М. Достоевский на протяжении своей жизни. Эта личная трагедия самого Достоевского и одновременно его человеколюбие огромной, невообразимой силы, его интерес к «детективным» сюжетам в своем творчестве, по мнению З. Фрейда, были тесно связаны и взаимно обусловливали друг друга. В то же время напряжению в личности Достоевского, создаваемому столь разнонаправленными мощными и отчасти деструктивными силами, мы обязаны возникновением уникального концепта Ф.М. Достоевского: справедливого воздаяния за грех или преступление, понимания страдания как способа снятия вины за совершенное зло.
This article is a result of the study of understanding by
F. Dostoevsky of guilt as an element of human personality. The author substantiates the unique approaches of Dostoevsky to such human vice as a deviant behavior and at the same time makes an attempt to identify the origins of such approach to human fault in the personality of the Russian writer himself. The author’s study was based on the novels by Dostoevsky «Crime and Punishment», «The Karamazov Brothers». The novelty of the author’s approach to the studied issue is that it is the first attempt based on the these novels to show the link between the guilt of the individual in the committed crimes and the suffering imposed on the offender beyond the cause-and-effect relations of the juridical categorical universum. The ontic character of such presentation of guilt in Dostoevsky's works is directly linked with the personality of the writer himself and the nervous disorder, which Dostoevsky suffered throughout his life. This personal tragedy of Dostoevsky and at the same time his great love for humanity, his interest to «detective» plots in his work, according to Freud, were closely inter-related and mutually shaped one another. At the same time, the tension in the personality of Dostoevsky, caused by powerful multidirectional and partially destructive forces, gave impact to the creation of the unique concept by F. Dostoevsky: just retribution for a sin or a crime, understanding of suffering as a way of releasing from the evil committed.
Ключевые слова: вина, справедливость, ответствен- Key words: guilt, fairness, responsibility, Dostoevsky, ность, Достоевский, Семенов-Тян-Шанский. Semenov Tian-Shansky.
Вина человека и страдание, связанное с ней, искупление вины за причиненную жестокость или унижение человеческого достоинства, мотив преступления и психология человека, преступившего закон, не важно какой - юридический ли, божеский ли - ярко высвечены во многих романах русского писателя и философа Ф.М. Достоевского. Так, герой романа «Преступление и наказание» Родион Раскольников совершает убийство старухи-процентщицы не только для того, чтобы проверить свою решимость и готовность преступить евангельскую заповедь «Не убий!». «Тварь дрожащая» или все-таки «право имеет» преступить - задается он вопросом накануне убийства. Но Раскольников решает еще и социальную дилемму: «... с одной стороны, глупая, бессмысленная, ничтожная, злая больная старушонка,.. которая сама не знает, для чего живет...С другой стороны, молодые свежие силы, пропадающие даром без поддержки, и это тысячами, и это повсюду! Сто, тысячу добрых дел и начинаний, которые можно устроить и поправить на старухины деньги, обреченные в монастырь».
Здесь внутренний мотив героя переплетен с внешними «благими целями». Экзистенциальный тупик, в котором жил Раскольников, «безысходность» его жизненной ситуации на тот момент, когда у него возникла идея убийства, «подсказывают» ему, казалось бы, простой выход... (Эти условия жизни Ницше назовет «рессентиментом»). И он решается! И он убивает!..
Другой герой этого романа, следователь Порфирий Петрович, тонко играя на чувстве вины Раскольникова, подводит Его Совесть к Признанию, а затем и Раскаянию. Искупление вины наступает в конце романа, когда Раскольников переболел тяжелой болезнью уже на каторге. Его отчужденность от людей исчезает. Он вновь обращается к людям. Вероятно, в этом и видится автору цель искупления.
В другом романе, «Братья Карамазовы», казалось бы, несправедливо осужденный за убийство своего отца к двадцатилетней каторге старший из братьев, Дмитрий Карамазов, не
- 255 -
Образование и педагогические науки
Education and Pedagogical Sciences
совершал этого убийства. Но если вспомнить, что унижения, которым он подверг мелкого чиновника Соловьева, привели к гибели его малолетнего сына, то так ли уж «несправедливо» кажется это наказание, возложенное на Карамазова автором романа? Бесспорно, с юридической точки зрения в основе драматического сюжета романа - судебная ошибка. Да, осужден не за то, но ответственен за смерть ребенка. Ф.М. Достоевский, сам приговоренный к смертной казни, которая была в последний момент заменена четырехлетней каторгой и пятью годами службы рядовым в военном гарнизоне, очень хорошо понимал значение слова «пострадать», впрочем, как и психологию каторжанина. Именно на каторге Ф.М. Достоевский обрел столь обостренное чувство справедливости. Думается, что смысл, который он нашел в этом каторжном страдании, помог ему выжить, привнес этот мистицизм воздаяния за грех в его мироощущение и породил надежду на эту иррациональную силу человеческого бытия. Интересно, что спустя более ста лет после этих событий, австрийский психиатр В. Франкл (1905-1997), сам оказавшийся в концентрационном лагере и чудом переживший его, напишет, что страдание, вина и смерть - трагическое триединство человеческого существования, а право становиться виновным и преодолевать вину - привилегия человека. В человеке нужно видеть не только стремление к удовольствию, волю к власти, но и волю к смыслу, последнее и помогает человеку пережить все невзгоды, в том числе и годы каторжных работ [1].
Смысл - вот главное, что рождает человеческая воля в бытийственной «безысходности».
Достоевский тоже отмечает желание героев этих двух романов «пострадать»: в первом -когда пишет о маляре Николае, первоначально взявшем на себя вину Раскольникова; во втором - когда Дмитрий Карамазов оказывается в арестантском доме по подозрению в убийстве отца и тоже собирается «пострадать» за то, что в припадке бешенства унизил маленького, несчастного человека - чиновника Соловьева. Он «понимает» это, как пишет Ф.М. Достоевский, и после этого «понимания», то есть только после обретения смысла, рождается «Новый человек» - Дмитрий Карамазов.
Страдание и вина - это очень личные переживания самого Ф.М. Достоевского. До ареста кружка петрашевцев, в который формально входил и сам Достоевский, свет увидел только его роман «Бедные люди». Он сходится с Некрасовым, Белинским, входит в круг «ударников литературы» того времени. До ареста увидят свет еще два его произведения.... Но они уже не будут приняты с таким восторгом читающей публикой. Они окажутся откровенно слабы и с литературной точки зрения. Новый взлет литературного гения Достоевского будет ждать его только после каторги и рутинной гарнизонной службы, то есть почти десятилетнего несправедливого страдания. Только роман «Записки из Мертвого дома» вновь вернет его имя на литературный олимп.
Отмечу, что в «Преступлении и наказании» и «Братьях Карамазовых» пересечение юридических, этических и религиозных сюжетных линий вины героев создает то драматическое напряжение, которое вызывает интерес к романам и до сего дня, спустя почти 150 лет после их появления на свет. И дело здесь не только в глубоком психологизме автора, но и в том философском подстрочнике, который сопровождает читателя через все страницы произведения, -воздаяние за несправедливость. Санкции настигают героев романов как за преступления, так и за грех, то есть за простые нарушения этических норм, хоть и не являющиеся преступными по уголовному уложению, действовавшему в тот период в Российской империи, но за действия, унижающие достоинство Другого в его существе. Справедливость в романах Достоевского торжествует объективно, независимо от людского суда. Какая-то космическая сила, внешняя для самого человека, восстанавливает справедливый порядок в мире. Юридический универсум рушится, отсутствует рациональная причинно-следственная связь между преступлением и наказанием, следующим за ним. Справедливость восстанавливается сама, и виновный актор обязательно несет наказание в виде страдания. Зло повержено... Раскольников после убийства находится на грани душевного помешательства, Смердяков заболевает и кончает жизнь самоубийством, Иван Карамазов, внутренне давший санкцию на убийство своего отца, также к концу романа сходит с ума. Та же конструкция, что и у Ницше: за виновный проступок неминуемо должно следовать наказание субъекта. Но у Достоевского это наказание, это страдание виновного как бы ниспадает извне, помимо человеческой воли самого виновного, оно накладывается на виновного самой жизнью. Сам миропорядок восстанавливает свою гармонию, обрекая виновных на роль жертвы. Муки совести сводят их с ума.
Санкции за преступления филигранно отмерены автором: в конце романа «Преступление и наказание» Достоевский повествует, что мать Раскольникова также умирает, не прожив и года после его осуждения. Очевидно, что справедливость восстановлена и здесь: Раскольников, убивший старуху-процентщицу, «случайно» лишает жизни и ее сестру Лизавету. Око за око? Принцип Талиона? Напомню, что суд проявил снисхождение к Раскольникову, определив ему
- 256 -
ISSN 2075-9908 Историческая и социально-образовательная мысль. Том 7 №6 часть 1, 2015 Historical and social educational ideas Tom 7 #6 part 1, 2015_________________________
восемь лет каторжных работ: суд учел некую странность характера Раскольникова, его явку в следственную часть и пр., и пр.
Прокурор в романе «Братья Карамазовы» Ипполит Кириллович, так пламенно требовавший осуждения Дмитрия Карамазова, по сюжету романа тоже умирает через девять месяцев после суда. Невольно возникает вопрос: может, этот герой романа, прокурор, столь исступленно требовавший осуждения Дмитрия Карамазова, не виновного в этом конкретном преступлении - убийстве отца, сам преступил человеческие и божеские законы справедливости, тогда как настоящий преступник Смердяков им был отвергнут? Двадцать лет каторги, которые определил суд присяжных старшему Карамазову в результате следственной ошибки, это уже новая, ничем не заслуженная жестокость. Тем более, что «Новый человек» Дмитрий Карамазов уже родился, смысл им был обретен, как только он понял в арестантском доме, за что он, Дмитрий Карамазов, «страдает».
В романах нет места человеческой мести. Справедливое выводится Достоевским во внешний план. Герои его романов ответственны за действия, которые разрушают эти нормы справедливости: божеские, человеческие, юридические... Справедливость есть ответственность за свою вину перед своей собственной совестью. Месть, как справедливое или несправедливое, но жестокое человеческое воздаяние за преступление - это уже пафос французских романов. Сравните, например, роман «Граф Монте-Кристо» А. Дюма, где наслаждение от возмездия за несправедливость к узнику замка Иф оправдывает в глазах читателя любые злодейства Эдмона Дантеса к своим обидчикам. В романах Достоевского нет этого наслаждения от страданий, а есть Безумие креста, следование своей Судьбе, путь на Голгофу за свою вину героев романов.
Гений Достоевского касается и такого очень сложного вопроса, как этика наказания. Когда должно произойти «снятие вины» с совести преступника? Это новое. Этого не было ни в философской литературе до Достоевского, ни впоследствии. Сошлюсь на «дневники старца Зоси-мы», опубликованные в конце второй части романа «Братья Карамазовы». В них упоминается некий незнакомец, добропорядочный житель провинциального городка, богатый и много жертвовавший на благотворительность гражданин, который из ревности много лет назад убил свою возлюбленную.За это преступление был схвачен один из слуг этой девушки, но судим не был, так как после ареста заболел и в горячке умер. Тем дело и кончилось, упоминает Ф.М. Достоевский. Мучимый угрызениями совести, спустя четырнадцать лет после убийства незнакомец приходит к старцу, тогда еще молодому человеку, только вознамерившемуся постричься в монахи, и делает признание в совершенном убийстве. Будущий старец, отец Зосима, просит его не носить грех на душе, открыться людям, сказать об этом убийстве. Таинственный гражданин, чье имя так и не выведено в романе, долго не решается это сделать, даже, наоборот, решает убить отца Зосиму - так тяжело ему открыться в совершенном преступлении и осознавать, что уже появился свидетель его преступления (молодой человек еще не постригся в монахи, он не связан тайной исповеди, он не священнослужитель, а простой свидетель). Но незнакомец решается... и объявляет о своем преступлении. Последующие события больше относятся к развитию драматического сюжета романа, и вряд ли их уместно подробно описывать на страницах данной работы. Отмечу лишь то главное, что подметил Ф.М. Достоевский: необходимость открыться людям, сообщить о своем грехе, в данном случае преступлении.
Искупление за грех Достоевский видит в преодолении разрыва ткани человеческого сосуществования, в основе которой лежит библейское «Возлюби ближнего своего, как самого себя». Поэтому и нужно это выговаривание своего внутреннего греха, дискурс в осуждении и обсуждении преступления, решимость принять санкцию извне, налагаемую уже другими людьми, снятие со своей души тяжести за совершенное преступление, готовность вверить свою судьбу в руки Другого - это то новое, что стало предметом этического осмысления вины только во второй половине ХХ в. [2], и огромная роль здесь принадлежит именно русской философской мысли.
Каковы истоки этой философемы - справедливого воздаяния за преступление, взыскующего с человека независимо от юридического универсума? Что это за нравственная сфера человеческого сосуществования? Как сам Ф.М. Достоевский смог достичь глубин понимания воздаяния за человеческий грех?
По мнению большинства современников, Ф.М. Достоевский был осужден на каторгу несправедливо. Вот что пишет граф Семенов (Тянь-Шаньский): «...революционером Достоевский никогда не был и не мог быть, но, как человек чувства, мог увлекаться чувствами негодования и даже злобою при виде насилия, совершаемого над униженными и оскорбленными...Только в минуты таких порывов Достоевский был способен выйти на площадь с красным знаменем, о чем, впрочем, почти никто из кружка Петрашевского и не помышлял» [3, с. 145]. Примерно та же оценка «революционных» взглядов писателя содержится и в воспоминаниях Н.Н. Страхова, правда, уже в послекаторжный период творчества писателя: «...в практической области мы
- 257 -
Образование и педагогические науки
Education and Pedagogical Sciences
останавливались на чистом либерализме, то есть на таком учении, которое менее всего согласно с мыслью о насильственном перевороте, и если настаивает на каких-нибудь изменениях существующего порядка, то добивается этих изменений одним лишь убеждением и вразумле-нием...Что либерал, по сущности дела, должен быть в большинстве случаев консерватором, а не прогрессистом и ни в каком случае не революционером, это едва ли многие знают и ясно понимают» [4, с. 241].
Первый роман Достоевского «Бедные люди» вызвал оглушительный успех у публики и прогрессивной критики. Достоевский сходится с Белинским, Некрасовым становится желанным гостем в кругах литераторов. Однако следующие его повести вызывают разочарование. То ли виновато болезненное честолюбие Достоевского, то ли личные свойства его характера, но он порывает с этим кружком писателей и литературных критиков и попадает в кружок к Петрашев-скому, где с удовольствием проводит время, так как, по воспоминаниям современников, тот был фигурой яркой, а хозяином гостеприимным. «Его (Достоевского) любовь, с одной стороны, к обществу и к умственной деятельности, а с другой - недостаток знакомства в других сферах, кроме той, в которую он попал, оставив Инженерное училище, были причиной того, что он легко сошелся с Петрашевским» [5, с. 111].
Невротические черты характера Достоевского были предметом анализа и З. Фрейда. Правда, сам основоположник психоанализа отмечал нехватку материала для того, чтобы прийти к окончательному выводу о причинах невроза великого писателя. Но Фрейд отмечает связь сюжетов Достоевского с преступниками и преступлениями, сюжет отцеубийства в романе «Братья Карамазовы» с «Эдиповым комплексом». Известно, что для самого Фрейда «Эдипов комплекс» являлся фундаментальным положением его психоаналитической теории, из которого он выводил зарождение у человека совести и вины, как, впрочем, и все последующее формирование полноценной личности. «Сильная деструктивная устремленность Достоевского, которая могла бы сделать его преступником, была в его жизни направлена, главным образом, на самого себя (вовнутрь - вместо того, чтобы изнутри) и, таким образом, выразилась в мазохизме и чувстве вины», - пишет Фрейд, обосновывая невротические свойства Достоевского и причины его падучей болезни. Говоря о понимании вины Достоевским, Фрейд отмечает: «Преступник для него - почти спаситель, взявший на себя вину, которую в другом случае несли бы другие. Убивать больше не надо, после того, как он уже убил, но следует ему быть благодарным, иначе пришлось бы убивать самому...
Чувство вины, как это нередко бывает у невротиков, нашло конкретную замену в обремененности долгами, и Достоевский мог отговариваться тем, что он при выигрыше получил бы возможность вернуться в Россию, избежав заключения в тюрьму кредиторами... Игра была для него также средством самонаказания.... Если он своими проигрышами доводил себя и ее (свою жену - Г.В.) до крайне бедственного положения, это служило для него еще одним патологическим удовлетворением. Он мог перед нею поносить и унижать себя, просить ее презирать его, раскаиваться в том, что она вышла замуж за него, старого грешника, - и после всей этой разгрузки совести на следующий день игра начиналась снова... Когда его чувство вины было удовлетворено наказаниями, к которым он сам себя приговорил, тогда исчезала затрудненность в работе, тогда он позволял себе сделать несколько шагов на пути к успеху» [6].
Фрейдом очень точно подмечен момент, связанный с ощущением вины Достоевским. Н.Н. Страхов, лично знавший Достоевского и даже приятельствовавший с ним некоторое время, также отмечал, что больной Достоевский «терял память и дня два или три чувствовал себя совершенно разбитым. Душевное состояние его было очень тяжело; он едва справлялся со своею тоскою и впечатлительностью. Характер этой тоски, по его словам, состоял в том, что он чувствовал себя каким-то преступником, ему казалось, что над ним тяготеет неведомая вина, великое злодейство» [7, с. 157].
Выдвину предположение, что переживание вины через страдание, искупление греха через покаяние, человеческое смирение в страдании - вот тот пласт психологических паттернов, которые лежат в основе мироощущения Ф.М. Достоевского. И как чувство компенсации этого мученического невротического характера, что было подмечено многочисленными биографами Ф.М. Достоевского и его современниками, - огромная душевная щедрость, его безграничное человеколюбие, готовность помочь ближнему, отдав последнее, что у него есть. Воздаяние за грех есть божеский промысел, но никак не человеческий умысел, и прояснение этого промысла возможно было только в результате невыносимого напряжения в душе Ф.М. Достоевского, разрываемой этими двумя половинами его личности. Увидеть Божью искру любви в самом падшем и извращенном человеке, проследить за малейшей вспышкой этой искры и прозреть черты душевной красоты в тех явлениях, к которым обычный человек привык относится с презрением, насмешкой или отвращением. За проблески этой красоты, открываемые им под безобразной и
- 258 -
ISSN 2075-9908 Историческая и социально-образовательная мысль. Том 7 №6 часть 1, 2015 Historical and social educational ideas Tom 7 #6 part 1, 2015_________________________
отвратительной внешностью, он прощает людей и любит их. Он сам выстрадал это понимание себя и Другого, который такой же, как он, тоже страдающий человек, ищущий утешения, надеющийся на Благодать.
Думается, именно в этих глубинах личности Достоевского и кроется исток его гениальности. Две бездны в душе самого автора: трагедия проживания собственной вины и греха и вторая, как антитеза первой, - безмерная любовь к ближнему, к такому же грешному, к падшему, уже пережившему свою вину, свое преступление, низвергнутому с человеческих высот существу. Он потому так смело выводит на сцену жалкие и страшные фигуры, всякого рода душевные язвы, что умеет или признает за собою умение понять их и не судить. Эта нежная и высокая гуманность может быть названа его музой, и она-то дает ему то мерило добра и зла, с которыми он спускается в самые страшные душевные бездны. Он крепко верит в себя и в человека, и вот почему он так искренен, так легко принимает свою субъективность за вполне объективный реализм.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ
1. Франкл В. «Сказать жизни "Да!"»: психолог в концлагере. - М.: Альпина Нон-фикшн, 2009. - С. 239.
2. Рикер П. Конфликт интерпретаций. Пер. с фр. И.С. Вдовиной. - М.: Академический Проект, 2008. - 695 с.
3. Семенов (Тянь-Шанский) П.П. Из «Мемуаров». Воспоминания о Достоевском. Т.1 «Детство и юность» 1827-1855 гг. Ф.М. Достоевский в воспоминаниях современников / под ред. В.В. Григоренко и др. - М.: Худ. литература, 1964.
4. Страхов Н.Н. Избранные труды. Сб. под ред. Н.И. Цимбаева. - М.: РОССПЭН, 2010.
5. Яновский Д.. Воспоминания о Достоевском. Ф.М. Достоевский в воспоминаниях современников / под ред. В.В. Григоренко и др. - М.: Художественная литература, 1964. - С. 111.
6. Фрейд З. Достоевский и отцеубийство. URL: www.http://psychoanalysis.pro/lib.html
7. Страхов Н.Н. Литературная критика. К первой вершине. Сб. стихов. - СПб: Русс. Христианский гуманитарный ин-т, 2000.
REFERENCES
1. Frankl V. «Say to life "Yes!"»: psychologist in a concentration camp. [«Skazat' zhizni «Da!»: psiholog v konclagere]. Moscow: Alpina Non-fiction, 2009. P. 239.
2. Ricoeur P. The Conflict of interpretations. [Konflikt interpretacij]. Tr. I. S. Vdovina, Moscow: Academic Project, 2008. 695 p.
3. Semenov (Tien-Shansky) P.P. From «Memoirs». Memories of Dostoevsky. Vol. 1 «Childhood and youth» 1827-1855, F.M. Dostoevsky in the memoirs of contemporaries / under the edit. of V.V. Grigorenko. Moscow: Khudozhestvennaya Literatura, 1964.
4. Strakhov N.N. Selected works. Sat. edited by N.I. Tsimbaeva. Moscow: ROSSPEN, 2010.
5. Janowski D. Memories of Dostoevsky. F.M. Dostoevsky in the memoirs of contemporaries / under the edit. of V.V. Grigorenko et Moscow: Khudozhestvennaya Literatura, 1964.With.111
6. FreudZ. Dostoevsky and patricide. URL: www.http://psychoanalysis.pro/lib.html
7. Strakhov N.N. Literary criticism. To the first vertex. A collection of poems. Saint-Petersburg: Russ. Christian humanitarian Institute, 2000.
Информация об авторе Information about the author
Герций Виталий Михайлович, соискатель ученой степени кандидата философских наук, Философский факультет Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, Кафедра Этики, Москва, Россия [email protected]
Получена: 27.07.2015
Gerciy Vitaly Mikhailovich, Applicant for academic degree of Candidate of Philosophical Sciences, Chair of Ethics, Faculty of Philosophy, Lomonosov Moscow State University,
Moscow city, Russia [email protected]
Received: 27.07.2015
- 259 -
