CC BY
22
точка зрения. Позиция постмодерна может быть выражена перефразированием одного известного выражения: libertas est absurde или absurde est libertas. Fides in realitus est absurde, quia realitas est absurde, quia universes est absurde. Каждый может выбрать собственную точку зрения сам, в этом подлинная свобода. Личность становится (в диалектическом смысле) в выборе.
Список литературы:
1. Гегель Г.Ф.В. Сочинения. Т. 5. Наука логики, ч. 1 I Перевод Б.Г. Столп-нера, под ред. М.Б. Митина. - М.: Государственное социально-экономическое из-во, 1937. - 814 с.
2. Делёз Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения I Ж. Де-лез, Ф. Гваттари; пер. с франц. и послесл. Д. Кралечкина; науч. ред. В. Кузнецов. - Екатеринбург: У-Фактория, 2007. - 672 с. - (Philosophy).
3. Конспекты лекций С.З. Агранович [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http:IInekele.ruIforumIindex.php?topic=1058.0 (дата обращения: 20.02.16).
4. Конспекты лекций С.З. Агранович психологам о сказке. Лекция 9 [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http:IIyunayu.livejournal.comI210381. html. (Дата обращения: 20.02.16).
5. Ницше, Ф. Сочинения: в 2-х т. Т. 1. - М.: Изд-во Мысль, 1996. - 832 с.
ВИНА И ГРЕХ (ФИЛОСОФСКИЙ И РЕЛИГИОЗНЫЙ АСПЕКТ)
© Эзри Г.К.*
Благовещенский государственный педагогический университет, г. Благовещенск
В статье рассматриваются концепты «вина» и «грех» в философском и религиозном аспекте в рамках дихотомий должное I сущее и имманентное/трансцендентное. Отмечается, что в любом философском или религиозном учении позитивно или негативно утверждается понятие о должном и недолжном, имманентном и трансцендентном.
Ключевые слова: вина, грех, должное, сущее, долг, имманентное, трансцендентное.
Каждая философская и религиозная система репрезентирует для своих последователей некий образ правильной жизни, давая некоторую цель в
* Магистрант 1 курса Историко-филологического факультета. Научный руководитель: Чуп-ров А.С., профессор кафедры Всеобщей истории, философии и культурологии, доктор философских наук.
жизни, давая понимание смысла жизни, то есть помогает в самоопределении. Обозначение правильного пути, возводимого в долг, осуществляется с помощью трансцендирования, что помогает человеческому сознанию не замыкаться в себе. Долг всегда остается трансцендентным человеку, так как поступать всегда правильно невозможно. Невозможно не ошибаться (с точки зрения религии не грешить, если, конечно, религия не замыкается на выполнении чисто внешних каких-либо элементарных, самых простых правил поведения). Отсюда противостояние сущего и должного: должно быть лучше, чем есть, должно быть «идеально», но так никогда не есть. В смысле долга как цели, как трансцендирования, как показала И.Ю. Куляскина, похожи идеал и утопия (выполняют одну и ту же функцию), хотя достижение утопии невозможно вовсе, а воплощение идеала не может быть до конца полным [2].
Возможно, прав был Бодрийяр, радикализировавший бергсоновскую философию сознания и восприятия, субъекта и объекта, когда утверждал, что человеческое сознание (субъект) не способен воспринять объект адекватно, так как рефлексия, отражение запаздывает, пока обрабатывается в сознании предшествующий акт рефлексии, уже появляется новый. Запаздывание отражения приводит к иллюзорности восприятия, появлению симулякров и гиперреальности, вхождению ничто в реальность. Человек, субъект, сознание не вполне, таким образом, по мысли Бодрийяра, связаны с объектом. Мир объективен, поэтому объект скорее навязывает свою волю субъекту, чем наоборот. Человек обезличивается в акте восприятия [5, р. 171-188].
Даже если прав был Бодрийяр, что субъект не способен адекватно воспринимать объект в акте восприятия, то все же это не отменяет взаимовлияния субъекта и объекта: человек в ходе своего исторического развития освоил орудийную деятельность, получил возможность преобразовать окружающий мир. Адекватно или неадекватно субъект воспринимал объект, но его преобразовал, изменял. Человек с иллюзорным восприятием объектов живет с момента появления сознания в нем, но иллюзорность не мешает его деятельности. От обезличивания человека спасает культура, которая инте-риоризированной частью не зависит от акта восприятия и выбор, который участвует в становлении личности и делает личность реальной, устанавливая ее границы в реальности. Человек хоть в деятельности, хоть постмодернистским образом воспринимая вещи, воспринимает их идеально не только через образы, но и через понимание нормы, правильного пути, долга.
В Античную эпоху стремились к гармонии с природой, то есть провозглашался долг человека беречь природу. В Новое время развитие индустрии потребовало пересмотра отношения к природе, к ней стали относится как к кладовой, из которой любой ценой требуется вытащить ее содержимое, ее богатство. Постмодернистская эпоха описывает взаимоотношения субъекта и объекта в категориях «желание», «производство», «потребление», требуя воспринимать как живое и, соответственно, беречь все, что, как кажется,
может желать и чувствовать. Это ставит человека на уровень вещей, то есть все субъекты и объекты становятся одинаковыми желающими вещами, чьи желания должен понимать человек (как мыслящий) и в акте производства/потребления их выполнять.
Таким образом, хоть в классической, хоть в постмодернистской философии человек воспринимает окружающий мир через свой долг перед ним. Косвенно на это указал и Бодрийяр, отметив, что хитрость позволяет сопри-тивляться непристойности природы, приводящей вещи в хаос [5, р. 171-188]. Долг меняется в ходе развития философско-религиозной мысли, но человек в любой мировоззренческой системе что-то должен (применяемая терминология не суть важна): можно быть должным не лгать, а можно быть должным желать, можно быть должным жить аскетически, а можно быть должным неограниченно потреблять. Во всех случаях предполагается, что исполнение долга ведет к счастью.
Несчастье - последствие невыполнения долга: ад на «том свете» или неудовлетворенность желаний на «этом» - с точки зрения понятия разницы никакой (вещь и ее функция сохраняются, меняется лишь конкретное содержание). Факт несчастья в жизни каждого конкретного человека ставит вопрос о виновности человека в случившемся или случайности произошедшего. Разные философские и религиозные системы отвечают по-разному на этот вопрос: где-то несчастья - вина несчастного, где-то всему виной случай, а человек ничего не в состоянии контролировать. Возможна и несколько другая ситуация: виновность вменяется на основе владения некоторым объектом, силой или счастьем. Виновным в таком случае считается не слабейший, а сильнейший, так как он чем-то лучше слабейшего, отсюда делается вывод, что сильнейший паразитирует слабейшего. Вменением виновности сильнейшему навязывается мнение, что он что-то должен слабейшему. При этом о личном выборе сильнейшего никто не собирается узнавать. «Сильнейший» не только в смысле силы физически, но и интеллектуально или материально.
То есть, говоря юридическим языком, часто бывают случаи объективного вменения виновности (если что-то случилось неправильно, то виноват тот, с кем случилось неправильно, независимо от субъективных обстоятельств): слабый виновен, так как он слабый, а сильный виновен, так как он сильный. Например, О.В. Хлебникова в работе «Самоопределении философии в качестве литературы (на материале западной философской традиции)» значительное внимание уделила вопросу виновности философов. Философ, как отметила она, должен постоянно доказывать, что его исследования актуальны и полезны. К тому же философ, если Бог есть (философ часто Богоискатель), конечно, то философов согрешает перед Богом, так как Бог философов не является в полной мере Богом религии. Другое обвинение, феминистическое по своей сути, философы-классики греховны, так как неправиль-
но относятся к женщинам: классический дискурс нивелирует сексуальность, но рассуждали философы-постмодернисты, навязывает превосходство мужчин над женщинами. Источник этого видели в логоценризме, отсюда желание феменисток, например А. Най, создать женский язык, а Ницше, видимо, рассуждал по логике: в тихом омуте черти водятся (считал очень схожим отношение к истине и женщине) [3].
Интересным в философском отношении в контексте концептов «вина» и «грех» представляется работа Кьеркегора «Страх и трепет», в которой он проследил диалектику взаимоотношений этики и эстетики, этики и долга. Поведение человека может быть описано в обычном случае в категориях этики и эстетики: морально-нравственный смысл открыт (соответственно поведение человека описывается категориями этики и морали) и смысл поведения скрыт (тогда поведение человека описывается в категориях красоты и прекрасного, то есть эстетически).
Однако, отмечал Кьеркегор, бывают случаи, когда события не могут быть адекватно описаны в категориях этики и эстетики. Смысл поведения человека сокрыт, но деятельность его неэстетична, некрасива. Сокрытый смысл поведения человека не позволяет описать мотив в этических категориях, хотя действие противоречит морально-нравственным категориям. Такую ситуацию Кьер-кегор описал как «парадокс». Выход из «парадокса» - экспликация смысла действия. Понять мотив действия, с точки зрения Кьеркегора, можно через категорию «абсолютного долга» [1]. Этика и эстетика имманенты, а абсолютный долг трансцендентен. Абсолютный долг больше чем просто трансценден-тен, он находится по ту сторону. Этика и эстетика трансценденты человеку, но трансценденты в рамках имманентного человеческого бытия.
От находящего по ту сторону, трансцендентного в абсолютном смысле не может откреститься и постмодернистская философия. Бодрийяр, допустив существования ничто, фактически поставил его по сторону, так как оно не находится предзаданно в человеческом восприятии, в иллюзии, но прорывается в человеческое восприятие. Ничто по сторону оппозиции субъекта и объекта. Ничто по ту сторону ведет не только к негативным онтологическим, но и негативным экзистенциальным последствиям. Д.ф.н. отметил по поводу постмодернистской философии: «Одно плохо, вечности ... места не нашлось. Осталась одна субъективность без надежды. Поэтому «Я-субъект-ность», как и «Я-телесное» ..., превратились в братскую могилу для исторического прошлого, в саднящую «ностальгию по настоящему» (А. Вознесенский) и пугающее обреченностью на провал будущее (так называемый утопизм)» [4]. Постмодернистское «по ту сторону», выраженное в концепте ничто (не гегелевское ничто, так как иначе кроме ничто было бы и бытие, а в постмодерне, по сути, есть лишь чистое ничто, которое прорывается в существование). Поэтому в современности постмодернизма, как отметил А.С. Чупров, «некуда бежать».
Собственно, поэтому в рамки постмодернистской философии может уместиться диалектика этического и эстетического, лишь с тем условием, что конкретное содержание концептов меняется в историческом развитии человечества. Но не может уместиться абсолютный долг, так как абсолютный долг требует вечности, которая онтологически ближе к нечто. Однако, долг как таковой доступен постмодерну, так как определенную программу деятельности человека, как отмечено выше, он предлагает. В силу невозможности существования в постмодерне абсолютного долга, который находится по ту сторону и дает надежду, постмодерн не может признать реальным грех. Грех связывает в своем экзистенциальной сущности надежду и смерть, долг и покаяние, здесь и по ту сторону. Грех трагичен в своей экзистенциальной сущности. Грех в таком смысле не преступление, нарушающее абстрактную норму-текст, а преступление человека против самого себя, своей человеческой природы. Грех - это экзистенциальный страх и трепет, а также ужас (поэтому Кьеркегор именно эти категории разместил в заглавии своей работы). Вина в экзистенциальном смысле - это субъективное переживание греха.
Вина может переживаться человеком по-разному: от полного ее непризнания, до рационального желания исправиться и исправить содеянное и «угрызения совести», являющееся чувственным проявлением вины. Вина точно не может сделать счастливым, хотя может доставить сиюминутное удовольствие, способствовать радостным впечатлениям и эмоциям. Виновным может быть и постмодернист, некачественно выполняющий установки своей философской системы. Например, постмодернист должен способствовать свободе самовыражения, а он ей по какой-то причине препятствует. Это является нарушением постмодернистской этики. Ценности и красота есть в любом философском или религиозном учении, а их отрицание - это всего лишь их утверждение в отрицательной, негативной форме как недостаток или как избыток.
Итак, в любой философской или религиозной системе есть представление о сущем и должном, имманентном и трансцендентном, даже если провозглашается имманентизм. Если провозглашается имманентизм, то по ту сторону, в трансцендентном (в абсолютном смысле) оказывается ничто, что ведет к утрате надежды и понятию греха как онто-экзистенциальной реальности. Грех связан с надеждой и без нее не может существовать. Другое дела вина, которая может быть как формально-юридической, так и экзистенциально-психологической или рационально ощущаемой, а может быть и вовсе предана забвению или не осознаваться как таковая. Неисполнение долга ведет к несчастью.
Список литературы:
1. Кьеркегор С. Страх и трепет / Перевод Н.В. Исаевой и С.А. Исаева. -М.: «Республика», 1993. - 109 с.
2. Куляскина И.Ю. Утопизм как феномен российской культуры [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.amursu.ru/attachments/article/ 9527ZN56_2.pdf (дата обращения: 10.03.2015).
3. Хлебникова О.В. Самоопределении философии в качестве литературы (на материале западной философской традиции) [Рукопись]. - 312 с.
4. Чупров А.С. Современность постмодерниста или «некуда бежать» // Социум и власть. - 2013. - № 2 (40). - С. 129-131.
5. Trifonova T. The Image in French Philosophy / Editions B.V Rodopi. -Amsterdam; New York, NY, 207. - 316 p.
